Текст книги "Хрупкое восхождение (ЛП)"

Автор книги: SenLinYu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Начался прилив. Шипящая волна вздыбилась над остальными и разбилась о скалы всего в нескольких футах от них, а затем сползла обратно в океан.

– Ты мог бы накачать меня наркотиками, – продолжила Гермиона. – Существуют десятки темных зелий, которые ты мог бы давать мне, чтобы защитить себя. Уверена, ты знал о них. Ты мог бы подсадить меня на одно из них, а затем давать дозу, чтобы сохранить мне жизнь. Использовал бы мою жизненную силу, чтобы погрузить разум в стазис, сберечь от разрушения. И это могло длиться сколь угодно долго, когда бы война ни закончилась. Если бы ты когда-нибудь предложил мне наркотики, я бы не сопротивлялась. Попроси – и я бы даже изготовила их сама.

Гермиона бросила на него взгляд украдкой и хотела отвести глаза, но поняла, что не может. Она знала его черты вдоль и поперек, но всегда хотела посмотреть еще.

Он был единственным, что стояло перед ее глазами, когда она закрывала их. Даже в кошмарах – он всегда был рядом.

Заключение наложило на него свой отпечаток. Тонкая, словно бумага, кожа, обтягивающая кости. Драко выглядел измученным, хоть и пытался скрыть. В сумерках его бледные кожа и волосы, казалось, сияли, а в глазах отражалась гермионина грусть. Так, словно за эти месяцы они стали зеркалами друг для друга.

– У тебя было множество способов защитить себя, если бы тебе было на меня плевать, – сказала она. – Только когда ты дал мне противоядие, я наконец поняла, что произошло. Но это не отменило всю твою заботу. И знаешь, мои действия… Я ведь думала, что мои чувства реальны. Но ты – ты начал заботиться обо мне, хотя знал, что я такая только из-за зелья.

– То есть все это жалость, – подытожил он, разглядывая океан.

Ее сердце разбилось.

Гермиона закрыла глаза.

Она должна отпустить его. Он мог жить дальше и заслуживал этого. Она вздохнула и послала ему твердый взгляд.

– Да, – солгала она. – Ты не заслуживаешь думать, что я ненавижу тебя.

– И на этом все? – Драко пристально взглянул на нее. Серебро его глаз блестело и мерцало, словно лунный свет.

– На этом все, – подтвердила она. – Просто хотела удостовериться, что ты в порядке, чтобы мы оба могли жить дальше.

– И как именно ты планируешь жить дальше?

– Я… – она запнулась.

Он приблизился к ней с вызовом, опасно сузив глаза. Гермиона отступила, борясь со слезами. Снова. Она попыталась отвести глаза.

– Ты не собираешься, – обвинил он. – Просто будешь прятаться здесь до конца жизни. Где “никто не увидит”. Пока остальной мир приходит в себя после войны и делает вид, что все закончилось счастливо.

– Люди достойны счастливой жизни! – она разозлилась на ехидство и иронию, которые читались в его тоне. – Я бы с радостью жила, как обычный человек, и пусть подавятся все те, кто против. Но я только сломаю чужие жизни – людей, которые будут пытаться мне помочь.

Она тяжело дышала.

– Так вот что я, по-твоему, должен сделать – забыть все это и двигаться дальше? – Драко сдерживался, но вспыхнувшие глаза выдавали эмоции.

– Тебе нужно забыть все это, – рыдала Гермиона, – ты заслужил! Тебя использовали почти так же, как и меня, и я не хочу снова оказаться под твоей опекой…

– Ну а я не хочу снова оказаться под твоей защитой, Грейнджер! – огрызнулся он.

Она послала ему умоляющий взгляд.

– Драко, – ее голос прерывался всхлипами, – просто позволь мне сделать это…

Он подошел совсем близко, так, что ей пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Ветер бросил волосы ему в лицо, и и Гермионе пришлось перебороть желание откинуть их. Пришлось перебороть желание прижаться к нему, уткнуться в грудь и надеяться, что он обнимет ее так, как прежде.

– Если это просто жалость, – внезапно сказал он, – если это было прощанием, почему ты ответила на поцелуй? Любовное зелье больше не действует. У тебя не было ни одной причины.

Гермиона открыла рот, пытаясь придумать достойное объяснение.

Драко не ждал ответа:

– Откуда такое непреодолимое желание, чтобы я ушел? Зачем убегать на пляж и рыдать полчаса? Почему…

Он внезапно замолчал, словно боясь того, что собирался сказать дальше.

– Почему, – начал он дрожащим голосом, – почему ты все еще смотришь на меня так, как тогда, до противоядия?

– Я… – Гермиона задохнулась и изо всех сил попыталась придумать ложь. Но не смогла. – Пожалуйста, уходи. Мне больно оттого, что ты здесь.

– Почему? – Не вопрос, а требование.

– Потому что… – она заревела, словно раненное животное, – я хочу, чтобы ты остался, и ненавижу себя за это!

– Почему тебя так пугает, что я останусь? Скажи правду.

– Потому что я люблю тебя! – воскликнула Гермиона.

Лицо Драко исказилось от ужаса, и он отступил от нее на несколько шагов.

– Вот именно… – ее грудь тяжело вздымалась в попытках набрать воздуха. Гермиона усилием воли заставила себя перестать плакать, перетерпеть боль, которая возникла от его отвержения, – именно поэтому я не хотела говорить это.

– Но как…

– Я говорила, что видела перемены в тебе. К моменту смерти Волдеморта я по-настоящему любила тебя и поэтому… Поэтому попросила остаться.

– Это просто побочный эффект, – в отчаянии возразил он, – или дозировка противоядия была неверной.

– Орден тоже так решил. Они вливали его в меня снова и снова, пока целители не забили тревогу, потому что зелье стало мешать работе моих внутренних органов.

Драко открыл рот, собираясь предложить другую версию, но она перебила его:

– Затем они предположили, что это Стокгольмский синдром. Но диагностика показала, что у меня его нет. Я была влюблена в тебя до освобождения. В итоге они заключили: или мои чувства реальны, или эта вера проникла слишком глубоко, чтобы я могла от нее отказаться. Многие придерживались второго варианта, особенно после твоего ухода, когда мои приступы вернулись. Тогда большинство орденцев решили, что я банально сошла с ума. Некоторые настаивали на том, чтобы меня отправили на постоянное лечение в палату Януса Тупия. По их мнению, это было бы гуманно по отношению ко мне. Но Гарри и Уизли не желали ничего слышать. Они помогли мне сдать психологические тесты. Было решено, что я ни для кого не представляю опасности, и поэтому, пока я не пытаюсь избавиться от следящих чар, меня не могут принудительно отправить на лечение. Нет закона, который регулирует, кого тебе позволено любить. Или который запрещал бы диссоциации.

Драко выглядел так, словно был на грани нервного срыва. Многие люди смотрели на нее подобным образом.

– Скажи, куда тебя переместить в Косом Переулке, и я это сделаю, – сказала она упавшим голосом.

Гермиона чувствовала себя на грани приступа. И теперь она хотела этого. В бездну, в бездну… Забыться. Туда, где она перестанет думать. Перестанет чувствовать.

Ей просто нужно было как-то заставить его исчезнуть. Если бы он ушел, то уже бы не вернулся. По крайней мере, в течение трех месяцев. И тогда она смогла бы просто…

Идти дальше.

– Грейнджер, я не брошу тебя здесь. – Его лицо снова приобрело печальное и задумчивое выражение. И это сломало что-то внутри Гермионы.

– Ну а я не хочу, чтобы ты был со мной! – яростно заорала она. – Не хочу, чтобы это было из чувства вины и твоей якобы ответственности за меня. Я отказываюсь быть искуплением для тебя! И не желаю, чтобы меня целовали, только чтобы привести в чувство. И чтобы ты притворялся, будто веришь мне, хотя сам думал бы, что я просто разрушена и сошла с ума, и ненавидел себя за это! Я устала от этого. И я лучше буду одна!

Комментарий к Глава 1. Часть 2

Долгожданная главааа~

========== Глава 2. Часть 1 ==========

– Теперь скажи мне, куда тебя переместить. Потому что если ты этого не сделаешь, я аппарирую тебя в Мэнор, – Гермиона сердито дышала, сжимая палочку. Она решилась.

– Грейнджер, ты же понимаешь, что я буду думать только о тебе, если уйду, и не важно, кого еще ты пошлешь ко мне с очередной порцией лжи.

Пару секунд Гермиона продолжала сохранять уверенную позу. Затем ее плечи поникли, и она отвернулась. Растерянная и запутавшаяся.

Драко приблизился и развернул ее к себе лицом холодными от ветра пальцами. Затем легонько приподнял ей голову, чтобы посмотреть в глаза.

– Позволь мне остаться с тобой, – попросил он тихо. – Я ничего не сделаю против твоей воли. Просто позволь остаться, чтобы я знал, что ты в порядке.

– И все-таки тебе лучше пожить в другом месте, – жалобно пробормотала Гермиона и отвернулась от его прикосновения.

– Например?

Она задумалась. Все его друзья или лежали в могилах, или отбывали заключение.

– Где угодно. Где угодно, но не здесь.

– Ты правда так думаешь? У меня возникали мысли бросить Мэнор даже до того, как война окончилась. Там осталось только несколько комнат, в которых было комфортно. Наверняка сейчас их еще меньше. Что до съемного жилья, сомневаюсь, что тебе бы удалось найти мне комнату, не дергая за ниточки. Или же меня выставили бы за дверь сразу после твоего ухода. Везде, разве что кроме Лютного переулка.

Это был грязный ход. Гермиона действительно не ожидала, что Драко не захочет вернуться в поместье. Хотя, если задуматься, в этом был смысл. Последний проведенный день там – день смерти Волдеморта. Ее одежда, вероятно, все еще лежала в их спальне.

– Тогда… можешь остаться, – неохотно согласилась она. – Но пообещай: если захочешь уйти, то скажешь мне. Не хочу, чтобы ты оставался из жалости. И еще если я… если у меня случится приступ, то просто не трогай меня. Не целуй меня. Я больше не хочу, чтобы ты… целовал меня.

Он кивнул в знак согласия:

– Договорились.

– Договорились, – эхом отозвалась Гермиона, отстранилась и направилась к коттеджу.

***

Время стало тягучим.

Гермиона нервничала. Пребывание Драко бок о бок с ней занимало все ее мысли.

Когда они находились в одной комнате, все, о чем она могла думать, так это о нем, сидящем рядом. А когда в разных – о нем, сидящем в другой комнате.

Она накручивала себя.

Беспокоилась, что прекратит эту ежедневную борьбу и потянется к нему инстинктивно. Станет умолять поверить ей и не считать сумасшедшей, дать им еще один шанс. Гермиона боялась обнаружить в его глазах скрываемую жалость и вину. Она жила в постоянном страхе, что когда-нибудь Драко решит уйти, и она не вынесет этого. Будет умолять его остаться – и сама мысль о том, что в итоге он останется, ужасала ее в той же степени, как и другая мысль – о том, что в итоге он уйдет.

Гермиона измучила себя переживаниями. Эти мысли стали навязчивыми. А когда появлялись навязчивые мысли, они закручивали ее разум в спираль, и она падала в бездну. Снова. И снова.

Когда приступ заканчивался, Драко всегда был рядом. Ждал ее.

Иногда он разговаривал с ней. Но чаще всего она приходила в себя на диване рядом, пока он читал книгу.

И он всегда держал ее за руку.

Драко не был расстроен, обеспокоен. Он просто… был рядом. Всякий раз, когда она теряла реальность, и ждал ее возвращения.

Он едва реагировал, когда замечал, что она пришла в себя. Не выдыхал облегченно, так, словно ему больше не нужно переживать. Просто продолжал читать и держать ее руку.

Драко не смотрел на нее с жалостью во взгляде. Не соглашался во всем и не делал скидки на ее состояние, как семья Уизли. Он возмущался, что она недожаривает картошку. Бурчал, что шерстяные свитеры колются и выдумывал оправдания, когда Гермиона пыталась сподвигнуть его больше заниматься спортом.

Иногда он становился печален и задумчив, но и она тоже. Все происходящее между ними было окрашено грустью.

Но она привыкла к нему. Легко. Это было знакомо.

И со временем Гермиона перестала так сильно волноваться.

Он и вправду не давал ни единого повода для переживаний. Ни разу не дал понять, что их сосуществование казалось ему обязаловкой, а просто был рядом. Знакомился посредством книг с магловской литературой, историей, философией, наукой. Расспрашивал ее об особенностях их культуры, об устойчивых выражениях или религиях, когда не понимал истоков чего-то.

Мало-помалу Гермиона перестала переживать о его возможном уходе. О том, что он расстроится, если она снова потеряет связь с реальностью. Что она причинит себе боль или неудобства ему, когда это опять случится. Она перестала беспокоится, что снова придет в себя в больничной палате или что ее навсегда заключат в палату Януса Тупия.

И когда переживания ушли, Гермиона перестала зацикливаться на мелочах. Ее разум прекратил закручиваться по спирали, и постепенно количество диссоциаций уменьшалось. С нескольких до одного раза в день, а потом и через день.

Гарри и Рон каждый раз навещали ее с новыми книгами или продуктами наперевес. После обмена формальными приветствиями Драко всегда исчезал в своей комнате.

Гермиона хотела бы, чтобы он мог звать и своих друзей или ходить к ним в гости. Как-то раз она предложила ему заглянуть в бар или присоединиться к местной команде по квиддичу. Он молчал с минуту, а затем тихо произнес:

– Я Пожиратель Смерти, Гермиона.

Она больше не поднимала эту тему.

Через несколько месяцев они с Драко попробовали варить зелья вместе. Гермиона разволновалась и на середине процесса снова застыла. Но когда она пришла в себя, зелье было в том же состоянии под стазисом, как будто время остановилось вместе с ней. Драко закрыл книгу и продолжил варить зелье как ни в чем не бывало.

Перестав переживать, что взорвет коттедж, Гермиона нашла процесс изготовления зелий очень успокаивающим. Она столько всего хотела попробовать – столько идей, которые за годы войны пообещала себе воплотить после. А она-то думала, что придется отказаться от всех них.

Драко знал обо всем этом. Он знал все ее мечты. Когда они сблизились в период ее заточения, Гермиона рассказала ему о себе все. Она обнажила перед ним свое сердце.

Через два месяца она чувствовала практически полный покой, и сам факт существования перестал казаться чем-то неподъемным. Иногда, правда, воспоминания о войне врывались в ее жизнь. О Чарли, о Луне или о ком-то еще. Случайные мысль, звук, запах – иногда они заставали ее врасплох. Она застывала.

Но со временем сама жизнь перестала ощущаться как мучительное испытание ее сил.

Гермиона чувствовала себя почти счастливой.

Было приятно не переживать все время. Почти как когда они вместе с Драко жили в больнице святого Мунго.

Правда, все это оказалось ложью.

Все, во что она верила, все, что помогало ей восстанавливаться от заточения, оказалось разрушено. А потом Драко забрали, а Гермиону оставили на осколках всего, что было для нее значимо.

Ее не отпускала мысль о том, что это повторится. Она замирала в ожидании, что все снова развалится.

Но со временем Гермиона поняла, что Драко не собирается уходить. Всем видом он показывал, что планирует остаться с ней навсегда. А значит, задача заставить его когда-то уйти жить своей жизнью целиком ложилась на ее плечи. Гермиона едва могла помыслить об этом.

Он чувствовал себя должным ей. Виновным.

Она не хотела, чтобы он оставался с ней из-за таких чувств.

Она очень хотела, чтобы он был счастлив. Чтобы совесть не толкала его к ней. Чтобы он был рядом не потому, что расплачивался за прошлое. Она ненавидела тот факт, что причина была именно в этом.

И Гермиона попыталась отстраниться. Очертить границу между ними и увеличивать ее. Она больше не варила зелья. Она ела, пока готовила, поэтому не присоединялась к нему за приемами пищи. Она читала в своей комнате. Когда она приходила в себя рядом с ним на диване, Гермиона выдергивала руку из его ладони и молча уходила.

Не прошло и недели, как приступы снова стали ежедневными. Когда она дважды за утро пришла в себя на диване рядом с Драко, ее охватил ужас, и Гермиона сбежала из коттеджа.

Она спустилась к пляжу и принялась со слезами в глазах швырять коряги на берегу обратно в океан. Волны волокли весь этот мусор обратно и оставляли у ее ног, еще более жалкий и потрепанный таким коротким бессмысленным путешествием.

Драко был пойман в ловушку. Гермиона являлась для него мучительной клеткой, из которой не было спасения. Она волокла его на дно вместе с собой, воруя малейший шанс на счастье.

Ей нечего было ему предложить. Она не могла освободиться от собственных пут, чтобы ему больше не пришлось спасать ее. Она даже не могла заставить его уйти. Ее сломленный разум был тюрьмой, в которую вина заперла его, и все попытки Гермионы разрушить ее стены лишь укрепили их.

Она не могла придумать ни единого выхода…

Несколько дней спустя Гермиона очнулась на диване рядом с Драко прямо на середине их спора с Гарри о квиддиче. Гарри был напряжен, хоть и старался говорить спокойно. Драко, напротив, казался совершенно расслабленным с закинутыми на журнальный столик ногами. Он пел хвалебные оды финту Вронского*. Его пальцы были переплетены с гермиониными, и он рассеянно рисовал на ее ладони круги.

[*Финт Вронского – прием в квиддиче, названный в честь всемирно известного польского ловца Йозефа Вронского. Согласно данной тактике, ловец резко летит вниз, делая вид, что увидел снитч у самой земли, и выходит из пике прямо перед ударом о поле. Таким образом он сбивает с толку ловца другой команды и может устранить противника.]

Драко ощутил, как ее тело сдвинулось, и прервал свою речь на полуслове, взглянув на нее. Легкая приветственная улыбка тронула его губы, когда они столкнулись взглядами.

– И снова здравствуй, Грейнджер, – сказал он. – Поттер притащил продукты. Я велел ему забрать обратно всю картошку.

По лицу Гарри скользнула тень вины. Он часто смотрел на нее подобным образом после того, как она возвращалась в реальность.

– Еще чего, – едко отозвалась Гермиона, выдергивая руку, – ты должен набрать по меньшей мере пять кило, чтобы одежда перестала на тебе висеть.

Она поправила прическу и вскочила, чтобы заключить Гарри в объятия.

Драко вздохнул.

– Пять кило, и ни одной картофелиной более, – покорно согласился он.

Затем он встал и потянулся, слегка хрустнув шеей, а потом скрылся в своей комнате. Гермионе пришло в голову, что он, судя по всему, провел в таком положении часы. Ее руки слегка дернулись к нему, но она переборола это стремление.

– Показывай, что ты принес, Гарри. – Она заставила себя отвернуться.

Гарри собрал ей огромное количество продуктов, помимо картошки. Гермионе пришлось наложить на холодильник заклинание расширения, чтобы вместить почти месячный запас еды. После того, как Гермиона начала жить в коттедже, она выбиралась пару раз в магазины за продуктами одна, неизменно оказываясь по итогу в магловской больнице. Гарри приходилось подделывать кучу документов, чтобы вытащить ее.

Они вместе с Роном делали для нее столько всего. Попытка настоять и сделать что-нибудь самостоятельно оборачивалась потерей времени для них всех.

– Ты кажешься… более расслабленной, – начал Гарри, наблюдая за тем, как она раскладывает продукты по местам.

– Да, я тоже так думаю.

– Малфой действительно тебе небезразличен.

Гермиона замерла.

– Может, и так. Но, скорее всего, это просто затянувшееся прощание.

Гарри многозначительно взглянул на нее, и она разозлилась.

– Мы ведь не… Он просто живет здесь. И больше ничего, – начала она оправдываться. – Надеюсь, мои диссоциации подуспокоятся, и ему больше не нужно будет меня поддерживать.

Гермиона проигнорировала тяжесть в груди и подступающие к глазам слезы. Ее тело слегка качнулось при мысли о том, что Драко нужно уйти.

– Но разве раньше не было так же? До того, как он ушел? Ведь все может снова… – Гарри запнулся. – Гермиона, почему бы ему не остаться насовсем? Разве тебе не этого хочется? Разве не ты сказала ему, что…

– Что я люблю его? Да, сказала. – Гермиона сосредоточила все внимание на сетке картофеля. – Драко думает, как и все остальные, что это просто последствия любовного зелья. Или травмы. Он не верит на самом деле, что мои чувства настоящие. И я его не виню – он провел со мной год, наблюдая, как меня ломает от одержимости им из-за зелья. По его мнению, он как-то виноват в том, что со мной произошло. Как будто должен был что-то предпринять, но ничего не сделал. Я иногда замечаю это в его взгляде, когда он смотрит на меня.

– Тогда что ты планируешь делать?

Она беспомощно пожала плечами:

– Наверное, заставлю его думать, что моя любовь исчезает вместе с диссоциациями. Ведь… – она сбилась и несколько секунд восстанавливала дыхание, – мы не можем – то есть, между нами ничего не может быть, пока он думает, что все мои чувства вызваны психологической травмой. Если он останется и позволит мне любить его, то всю жизнь будет ненавидеть себя, думая, что использует меня. Если я притворюсь, что в порядке, в конце концов он сможет отпустить эту ситуацию. И тогда найдет другую и будет с ней без ненависти к себе.

– Ты действительно веришь, что он сможет отказаться от тебя? – Гарри серьезно посмотрел на нее.

Гермиона бросила на него злой взгляд.

– Он влюбился в меня только из-за чувства вины. Когда он посчитает, что в достаточной степени искупил свои ошибки, я не вижу ни одной причины, почему ему не следует так поступить.

– Ты и вправду убеждена, что его вина – единственное, что Малфой видит в тебе.

– Знаешь, я не думаю, что во мне вообще осталось что-то еще для кого-либо, – огрызнулась она, сдерживая слезы.

Повисло молчание.

– Знаешь, почему я не удивился, когда выяснилось, что ты продолжила любить Малфоя даже после противоядия? – задал вопрос Гарри, вытаскивая яблоко из пакета и кусая его.

Гермиона молчала.

– Малфой поделился с нами своими воспоминаниями о тебе – ну, скажем так, большинством из них, – уточнил Гарри, увидев, как на щеках Гермионы вспыхнул румянец. – Снейп и Слизнорт с их помощью пытались определить, как устроено это любовное зелье, потом воспоминания использовали в его судебном процессе. Поэтому я просмотрел их все. Я видел, что ваши отношения развивались – недавно у меня был разговор со Снейпом об этом. Я хотел в деталях разобраться, как работало это зелье, и, по правде говоря, оно не было любовным. Любовь – великая магическая сила, и ее невозможно подчинить своей воле. Невозможно создать настоящее любовное зелье. Большинство из них призваны воссоздать одно из проявлений любви. Но Роули, надо признать, оказался талантливым зельеваром. Он не пытался создать любовь: суть его зелья сводилась к тому, чтобы вызвать в тебе непреодолимую тягу защитить Малфоя. И уже тогда твой мозг посчитал, что эта потребность вызвана любовью. Зелье не создавало иллюзию страсти и привязанности, как Амортенция, – и поэтому не было необходимости накачивать тебя им повторно. Ничего ложного в тебе не образовалось. Это зелье просто выкрутило на максимум по отношению к Малфою ту часть тебя, что уже существовала. Вот почему оно причинило тебе такой ущерб. Ты защищала Орден любой ценой, но защитить Малфоя из-за зелья стало важнее.

Гермиона слабо вздрогнула, вспомнив все, к чему ее принудили. Гарри и Рон наотрез отказались назвать ей количество людей, которые были убиты из-за ее предательства.

– Помнишь, в самом начале Волдеморт сказал, что ты будешь особенно восприимчива к зелью? Он был прав. Стремление защитить сидит очень глубоко в тебе, Гермиона. Не уверен, что ты или Малфой были в курсе, но Волдеморт тестировал зелье и на других заключенных. Ни с кем другим не сработало так эффективно – результат был намного хуже.

Гермиона замерла, запоминая мельчайшие детали.

– И когда ты в больнице наконец убедилась в том, что никто не схватит Малфоя, стоит тебе утратить бдительность, ты изменилась. Ты поняла, что он в безопасности, и смотрела на него вовсе не для того, чтобы проверить, в порядке ли он, а потому, что с ним ты была счастлива. Ты говорила о нем со мной и Роном, но не так, как если бы была помешана на нем. Ты не заявляла, что он идеален и не тратила полчаса на описание цвета его глаз. Ты говорила о нем так, как обычно говорила о тех, о ком действительно заботилась. Ты говорила о том, что он сделал для тебя. Твое чувство перестало быть вызвано одним стремлением защитить. Поэтому, когда противоядие подействовало, а ты продолжила его любить, меня это не удивило. К тому моменту я понял, что это настоящее чувство. Единственное, я не знал, в какой степени оно переплетено с любовным зельем и как долго продлится.

К концу его речи Гермиона слегка дрожала. Она ведь действительно ни разу не спрашивала о механизме действия зелья – слишком боялась знать.

Девушка расправила скатерть и несколько минут бездумно водила пальцами по ней, пытаясь собрать себя в кучу.

– В любом случае, это не так уж и важно, – прервала Гермиона тишину хриплым голосом, – это не меняет его перспективу.

– Я не думаю, что Малфою проще отказаться от тебя, чем тебе от него. Дело ведь не в том, что ты спасла его несколько раз: он хорошо узнал тебя, прежде чем влюбился. Я не думаю, что всему причиной чувство вины.

– Это ничего не меняет, – сухо повторила она. – Пока Драко думает, что я люблю его из-за зелья или потому, что сошла с ума, наши отношения обречены. Он не будет по-настоящему счастлив со мной.

– И что ты собираешься делать? – спросил Гарри, изучающе глядя на нее.

– Я всегда могу притвориться, что двигаюсь дальше. Рон наверняка согласится на несколько месяцев сделать вид, что мы встречаемся.

Гарри покачал головой с легким недоверием.

– Не понимаю, как это поможет твоему счастью.

– Никак, ну и неважно. Главное, что поможет счастью Драко.

– И каким же образом?

Гермиона боролась с желанием запустить в Гарри котел.

– Я без понятия, что еще придумать, – сердито сказала она. – Единственная идея, которая еще приходит мне в голову, это попытаться с помощью Маховика времени вернуться на четыре месяца назад и помешать той мне увидеть его после выхода из Азкабана. Тогда он бы решил, что я не желаю его видеть, и смог бы жить своей жизнью.

– Как по мне, эта идея тоже не очень, – спокойно ответил Гарри, доедая яблоко. – Во-первых, ты бы создала временной парадокс. И во-вторых, если бы ты не пошла к нему сама, я планировал рассказать ему все и привести сюда в любом случае.

Гермиона послала Гарри полный ярости взгляд, но он не моргнув глазом продолжил:

– Я солгал ему в Азкабане, как ты просила, потому что ты была права: если бы он узнал правду там, это ничего бы не изменило. Но все согласились, что мы приведем его сюда, в коттедж, после освобождения. Потому что если он не поможет тебе, мы будем вынуждены отправить тебя в палату Януса Тупия.

Кровь отхлынула от лица Гермионы, и она почувствовала, что кожу ее заливает бледность от ужаса. Комната поплыла перед глазами, словно перевернулась набок, и девушке пришлось схватиться за столешницу, чтобы удержаться на ногах.

Она не находила слов, чтобы описать ощущение полнейшего предательства, охватившее ее.

– Ты… ты обещал! – задохнулась она.

– Ты обманывала меня, – непоколебимо ответил Гарри. – Ты говорила, что тебе становится лучше, но это ложь. Все становилось только хуже. Я в курсе, что ты перенастроила следящие чары так, чтобы они посылали сигнал после восьми часов твоей неподвижности, а не после четырех, как мы договаривались. Поэтому я навещал тебя по меньшей мере раз в неделю. Ты как-то возмутилась тем, что мы с Роном часто к тебе приходим – хотя на деле ты даже о четверти наших визитов не знала.

Гермиона была в бешенстве такой степени, что с радостью запустила бы в Гарри проклятием. Но глупо нападать на кого-то, кто может сотворить щитовые чары без единого движения.

Тон голоса Гарри был ледяным:

– Гермиона, мне кажется, ты забываешь, что мне наплевать на Малфоя – и всегда было наплевать. Меня заботишь только ты, и я готов почти на все, чтобы защитить тебя. Поэтому перед тем, как ты пришла в себя, Малфой принес тебе Непреложный обет, а я как свидетель скрепил клятву. Он пообещал, что никогда не покинет тебя. А если ты умрешь или с тобой случится что-то такое, что сделает его присутствие ненужным, он добровольно вернется в Азкабан на пожизненное, если я не скажу иначе.

Гермиона застыла, ошеломленная, на несколько секунд, даже не в состоянии полностью осознать весь смысл сказанных им слов. Выдохнула так, словно бладжер врезался ей в живот, и отшатнулась.

Ее тело окаменело от ужаса и ярости.

– Я никогда – никогда! – не прощу тебя за это, – всхлипнула она.

Гарри не шелохнулся.

– Знаю. Я предполагал это.

Она разрыдалась, выхватила палочку и бросила в Гарри проклятие. Он был готов к этому, но она действовала молниеносно. Заклинание пронзило его за долю секунды до того, как его окружил щит. Гарри, связанный толстыми веревками, врезался в кухонную стену с такой силой, что дом содрогнулся.

– Как ты посмел? – кричала Гермиона. – Как ты мог! Как ты мог так поступить с ним? Он ни в чем не виноват!

Она яростно бросилась к нему и схватила за грудки, поднимая на ноги, чтобы ударить его и почувствовать настоящее удовлетворение. Гарри, может, и был ее лучшим другом, но в тот момент Гермиона была зла настолько, что была готова убить его. Под ее кулаком жалобно хрустнул его нос.

Гарри заставил магию пройти сквозь веревки и разрушить их и успел увернуться в последний момент, прежде чем Гермиона впечатала очки ему в глазницы следующим ударом. По большому счету он просто держал ее магией на расстоянии. В его венах бурлило достаточно магической силы, чтобы нечаянно задушить ее при попытке остановить. Этот факт еще больше вывел Гермиону из себя: она жестоко пнула его между ног, а затем в живот, когда он согнулся от боли.

– Я никогда и ни за что не прощу тебя, Гарри Поттер! – рычала она. – Я хотела только одного: чтобы у него появился шанс быть свободным! Счастливым! Я убивала ради тебя. Я душу отдала этой войне, и это было единственное, что я попросила взамен. Я пообещала тебе, что не наложу на себя руки, если ты уменьшишь ему срок в Азкабане, а теперь, – она захлебывалась рыданиями, и едва можно было разобрать слова, – ты приковал его… ко мне…

Гермиона опустилась на пол и разрыдалась так сильно, что еле-еле могла дышать.

– Черт тебя побери, Поттер, я просил сообщить ей аккуратно! Это было самое тупое проявление аккуратности, что я видел.

Слова Драко доходили до нее, как сквозь пелену, пока Гермиона поднималась.

– Я не думаю, что существовал другой способ, при котором она не попыталась бы размазать меня по стенке, – прохрипел Гарри, свернувшийся в позе эмбриона на полу.

Гермиона все еще плакала, и ее грудь дергалась, когда она пыталась восстановить дыхание.

– Грейнджер… Грейнджер, дыши. – Драко мягко повернул ее к себе и вгляделся в лицо. – Ну же, все в порядке. Я все равно никуда не собирался. Ты – единственный человек, которому в этом следовало убедиться.

Она резко пнула его в голень.

– Ты дурак! – всхипнула Гермиона. – Как ты посмел согласиться?

– Это изначально была моя идея, – слегка ухмыльнулся Драко, чуть огладив ее волосы, и взял ее лицо в ладони, словно помогая успокоиться.