Текст книги "Грань равновесия (СИ)"
Автор книги: SectumsepraX
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Разрешилась вся эта непонятная ситуация и подвешенное состояние просто. И закономерно: Драко нашел его перед тренажёркой и не отходил всю тренировку – настойчиво брел следом, не обгоняя, не вставая рядом и не давая забыть о своем присутствии, – и чуть не свел его с ума. К концу тренировки пот лился градом, нормально формулировать мысли Рон не мог, но и ускользнуть от Малфоя недоставало сил, поэтому он сделал единственное, что пришло в голову – дождался, пока все уйдут, и перешёл в наступление сам:
– Что за чёрт? Можешь оставить меня в покое?
Малфой смерил его внимательным взглядом.
– Ты молчишь уже несколько недель. Ни письма, ни…
– Я теперь отец, понимаешь? Что же я – должен взять и отказаться от нее и ребенка?
– Я не это имел в виду, – Драко чуть отшатнулся, словно слова Рона огрели его по голове.
Он что – и правда не осознавал?
– А что же тогда? – Рон резко отвернулся: поднявшиеся смятение и злость не уходили. Позади послышались шаги.
– Прекрати обманывать себя. Просто признай, что ты гей, – Малфой положил руку ему на плечо. – Это непросто и для меня…
Рон развернулся и с размаху заехал ему в лицо:
– Я не гей, Малфой, ты понял? – и тут же раскаялся, но постарался этого не показать. Если он хочет всё прекратить, то придётся действовать жёстко, даже если в груди ноет.
Выпрямившись, Драко с кривой усмешкой приложил руку к губе.
– Держись от меня подальше, – добавил Рон, сверля его взглядом и надеясь, что Драко видит в нём уверенность и ярость, а не то, что он пытался за ними замаскировать.
*
На праздник в честь рождения дочери никого из академии Рон звать не стал. Парни успели поздравить его на следующий же день – неожиданно облили из бутылки шампанского, пока он переобувался, и принялись радостно хлопать по спине. Они с улыбками говорили, что им странно думать, что у кого-то из них уже может быть ребенок. Рону и самому было странно. Его жизнь кардинально перевернулась, и привыкнуть он никак не мог, только надеялся, что со временем всё войдёт в свою колею. Напоминания от людей, которых он видел ежедневно, но которые так и не стали для него близкими, сбивали с толку и напрягали.
Вечеринка была небольшой: семья, друзья. Родители Гермионы принесли маггловское угощение (половину которого тут же слопали Тедди и Мари-Виктуар) и воздушные шарики, Невилл притащил растение с красивыми цветами совершенно без запаха, а Луна – красивую, но странную побрякушку, подозрительно напоминающую амулет. Рон, к его большому счастью, оказался освобожден от организации торжества – мать с таким проворством воздвигла стол и стулья в саду и с такой горячностью отказывалась от помощи, что Рону впервые пришло в голову – вот уж она-то очень довольна появлением еще одной внучки.
Все шло хорошо, тихо и по-семейному, и Рон даже наслаждался этими моментами. Невилл не отходил от него, словно неловко чувствовал себя в общем кругу, и развлекал расспросами, но у Рона неожиданно оказалось куда больше историй про Аврорат, чем про дочь.
– Это все потому, что она совсем маленькая и еще ничего не делает, – предположил Невилл, но Рон мотнул головой:
– С ней каждый день как открытие, шаг вперёд.
Гермиона – она как раз проходила мимо, ведя куда-то Джинни, – услышала эти слова и улыбнулась так лучезарно, что у Рона потеплело на душе. Он улыбнулся в ответ, вдруг чувствуя непреодолимую гордость от того простого факта, что он отец. Здесь и сейчас, в кругу близких людей, он был счастлив. А пробуждения по ночам от безумного плача и разбросанные игрушки – мелочи, они и не с таким справлялись.
Он уже был готов поделиться пришедшими мыслями с Невиллом, как услышал голос матери – чересчур громкий для обычной беседы, – но слов различить не мог.
– Извини, я на минутку, – он поспешил в дом.
Мама обнаружилась в гостиной. Рон вошёл и застыл на пороге: ругалась она с Драко.
– …являться без приглашения!
– Мам! – позвал Рон настороженно, не сводя глаз с неожиданного гостя. Драко, услышав его голос, вздрогнул и повернул голову. Припечатал взглядом и непонятно усмехнулся.
– Привет, Уизли, – произнес он, и собственная фамилия резанула по ушам, заставляя сердце уйти в пятки. И тепло, и гордость, и вообще всё на свете было забыто, его вдруг охватил липкий ужас, сжимающий всё внутри.
– Малфой.
– Рон, – беспомощно произнесла мать одновременно с ним. – Что… – она не стала договаривать и снова уставилась на Драко.
– Я уже говорил, миссис Уизли, – безупречно вежливо отозвался тот, – мы с вашим сыном общаемся по учёбе, и я уверен, он рад тому, что я смог выбраться и поздравить его. – Он сделал паузу. – У вас прекрасный дом.
Рон медленно выдохнул. Насмешки в голосе Драко не было, но его ровный тон и лицо без эмоций казались ненастоящими – маской, за которой скрывалось то, чего Рону не хотелось бы видеть. (Ярость, презрение, подпитываемые той самой внутренней силой, которой Рон втайне восхищался и проявление которой предпочитал видеть в совсем других обстоятельствах…) Он дёрнул головой.
– Д-да… Спасибо за поздравление, Малфой. Я думал, ты сегодня занят, – неловко добавил он и тут же мысленно застонал. Мама еще и решить может, что он приглашал Драко… только этого не хватало! – Но я думаю, будет лучше, если ты уйдёшь.
Драко кивнул с самым серьезным видом, словно ожидал, что Рон так скажет. Наверное, и ожидал, понял Рон, сложно было не понять.
Он молча проводил Драко до границы антиаппарационных чар, и когда тот растворился в пустоте, вздохнул.
*
Рону снился Малфой. Только его глаза – серые и чуть насмешливые, больше ничего, разве что мутная дымка и темнота вокруг. Он мучился, ворочался, таскал у Гермионы книги перед сном, чтобы забить голову хоть чем-то (Гермиона удивлялась, но не расспрашивала, кажется, только радовалась), но ни сюжетов его дней – схваток, преследований, кошмаров, – ни бытовой обыденности во снах не появлялось. Рон вспоминал мёртвое молчание, вечные сигареты на балконе и на полу в малфоевской спальне, думал, какими неудобными были все его «прости», которыми он отделывался, прежде чем сбежать от Гермионы… а ведь так же он сбегал и от самого Драко.
Ненормальная, тайная, противоестественная, но их связь с Малфоем все же была отношениями. И Рон больше не… Он знал, что не выдержит. Эта мысль постоянно болталась в уголке сознания, напоминая о себе в любой момент. Он привык жить комфортно. Эмоциональный багаж был ему не по плечу, но слишком далеко все зашло. Ему было хорошо с Драко, он хотел чувствовать себя хорошо. И однажды просто не смог, сорвался…
*
Он аппарировал в малфоевскую квартиру вечером после очередной стычки в академии. Не стычки даже, просто услышал, как парни снова со смешками и шуточками перемывают кости Драко: его опять застукали в клубе.
Рон чуть не задохнулся от ярости, благо, взял себя в руки и ушел, не вмешавшись. Да и что бы он сказал? «Не ваше дело?» Он не был уверен, что смог бы удержать лицо, справиться с тем напором, который выливали на Драко сокурсники. И потом… им не следовало совать носы в чужие дела, а вот для Рона это было личным. Он ясно дал Драко понять, что всё кончено, и у него не было права винить того за вылазки в клуб, за желание поразвлечься… но он не мог перестать представлять себе. Что Драко там делал? В одиночку в такие места идут со вполне определенными целями.
Он был не вправе, но в голове крутилась мысль – какого чёрта?!
И он не сдержался.
Чары пропустили в квартиру, и это больно кольнуло в сердце, особенно, когда Рон обнаружил, что дома Драко нет. Впрочем, тот появился довольно быстро, но Рон, не решаясь теперь нарушать его пространство, так и остался стоять в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, и весь измаялся за время ожидания.
– Вот так сюрприз, – произнёс Драко, увидев его. – Чувствуй себя как дома.
Рон сделал несколько шагов вперед.
– Думаешь, я просил тебя влезать в мою жизнь и все портить? – он не хотел грубить, но тон, каким Драко сказал это – прекрасно видя, что Рон больше не мог чувствовать себя здесь как дома! – задел слишком много струн.
– Разве я заставлял тебя сосать мне член? – не отрывая от него тяжёлого, льдисто-колючего взгляда, тот подошел вплотную. Рон невольно поёжился. – Приходить сюда раз за разом? Ты никогда не делал то, чего не хотел.
Сжав кулаки, Рон сделал глубокий вдох и отвернулся, отодвигаясь как можно дальше.
Драко был слишком резок, было видно, что под этим скрывается боль, и от этого Рону стало ещё паршивее. Потому что так быть не должно, это неправильно, но он оказался не в силах не чувствовать то, что чувствовал.
– Что ты делал в том клубе? – он не хотел этого спрашивать, не хотел знать, не хотел думать, почему его это интересует, но слова сорвались с языка сами.. – Ты… спишь еще с кем-то?
– Трахаю, кого хочу, – Драко пожал плечами. – А тебе какая разница? У тебя всегда в центре только ты сам. А как же я? – он вдруг резко развернул его к себе, но, не успел тот даже вздрогнуть, тотчас убрал руки. Рон опустил голову, старательно избегая испытующего взгляда, но заметил, что Драко указал на себя и повторил: – Я? Я же, блядь, люблю тебя, ты что, так и не понял?
Вдох, спокойно, выдох. Рон пялился помертвевшим взглядом в точку на полу. Драко снова дотронулся до него, легонько встряхнул и повторил его имя – агрессивно, почти враждебно.
Рон рванул вперёд, мимо, задев его плечом:
– Оставь меня в покое! – но Драко ловко ухватил его за запястье, вцепившись так, что не вырваться. Взглянул прямо в глаза.
– Не сплю я ни с кем, кроме тебя, – сказал он твёрдо. В настоящем времени.
Рон практически возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение от этих слов. Дёрнулся в попытке освободиться, но сил по-прежнему не было, и когда Драко прижал его к себе, только и смог беспомощно трепыхнуться, а потом уткнулся лбом в чужое плечо. Крепко зажмурился.
Не думать. Ни о чем не думать.
Сильные руки обхватили за плечи, чуть погладили, обняли, одна поднялась вверх по шее и легла на затылок. Рон медленно выдохнул. Что, твою мать, опять происходит?.. Как, почему?..
Он был слишком слаб и мог – хотел – только сдаться. Поднял голову и быстро прильнул губами к губам Малфоя, не открывая глаз, не думая больше ни о чём, просто целуя, задыхаясь и пытаясь утонуть, но не думая.
Ему было так хреново в последние дни, страшно и больно, но в эти мгновения ему было хорошо, и только это нужно было ценить.
*
То, как изменился взгляд Малфоя, – вот что больше всего пробирало Рона до костей. В Хогвартсе в этом взгляде были только презрение и насмешка, в начале учёбы в академии – вежливость и сдержанное любопытство, а потом вызов. «А слабо? Струсил?» – эти вопросы читал Рон, глядя в глаза Драко.
Теперь в них было что-то другое. Или… это всё осталось, но теперь из взгляда ушло желание обороняться, эта стена, которую Малфой выстраивал своими словами и поступками и которая так легко рухнула, стоило ему осознать, что Рон сдался.
Тепло. Искренность.
Затягиваясь сигаретой, Рон ловил на себе такой взгляд, и ему казалось, что только такой Малфой – небрежно развалившийся прямо на полу, жмурящийся на солнце и позволяющий целовать себя в плечо; только такой Малфой – настоящий. Все остальные были лишь масками.
Однажды Рон спросил:
– …Почему ты это сделал? – Мысль об этом уже давно крутилась в голове, но раньше они не разговаривали, и ему не хотелось нарушать шаткое равновесие. Но не в этот раз. Они с Драко – уставшие, разморенные – лениво валялись на кровати после очередного сумасшедшего секс-марафона, и Рон наконец решился задать тревожащий его вопрос.
– Что сделал? – Драко приподнялся на локте, поворачиваясь к нему лицом.
– Ну… – Рон замялся, но упрямо продолжил: – Полез ко мне – ещё тогда, в школе. Ты же ненавидел меня, – он вскинул цепкий взгляд, заставляя себя смотреть прямо в глаза, чтобы распознать малейший оттенок неправды. – Зачем? Что изменилось?..
– Всё изменилось, – перебил его тот и вдруг улыбнулся – спокойно и отрешённо. Улыбка переросла в насмешливую ухмылку, правда, не обидную. Драко тоже смотрел на Рона в упор, даже и не пытаясь юлить и уходить от ответа. Вот такой – спокойный, собранный и честный – он вызывал у Рона почти беспокойство, словно это не Малфой, а кто-то совсем незнакомый. Кто-то взрослый, уверенный в себе и своих желаниях.
Сам Рон этим похвастаться не мог. Поддаваясь сиюминутным желаниям, он застрял между двух огней, не подпуская слишком близко никого, и мучил обоих – он это осознавал. Да, жестоко. И Драко верно тогда заметил – Рон эгоист и инфантил, но… он ничего не мог поделать, только сам тоже мучился вместе с ним, малодушно придумывая себе сотни оправданий и тут же отметая их, как несостоятельные – хотя бы на это его смелости хватало. Но всё равно продолжал плыть по течению, живя одним днём и не задумываясь о далёком будущем.
А Драко задумывался – Рон это знал давно, но скорее как абстрактную идею, которая с ним самим пересечений не имела. А вот теперь…
Он отвёл взгляд. Ему оставалось только надеяться, что, прибившись к Драко, выплывет и он сам. (И то, что именно Драко пришёл ему в голову первым, а не спокойная семейная жизнь, о чем-то говорило, но Рон не хотел, не решался об этом размышлять).
Бегать становилось легче с каждым днем, даже странно, что когда-то такое простое физическое занятие давалось ему с трудом. Аврорская подготовка так и оставалась намного серьезнее школьных тренировок по квиддичу. Впрочем, в этом Рон и раньше не сомневался, уверенный, что его тело намного выносливее… Но выносливость эту он обрел именно на пробежках с Драко. В полутьме, в сырости, с ветром в лицо, с лужами под ногами – знакомое мерное дыхание рядом не давало ему сдаться и остановиться. Сердце билось все ровнее, лёгкие перестали мгновенно возгораться пламенем, и он просто бежал… они бежали. Вместе.
Но присутствие Драко помогало не только в этом. Планируя очередную внерабочую встречу, Рон чувствовал, что ему становится легче улыбаться Гермионе, дочери и коллегам. Даже дышалось легче. Грудь все еще сжимало, когда приходилось лгать, но, прижимая Малфоя к стене, машине или постели, он думал, что это стоит того.
*
Рон вышел из камина и застыл посреди кухни, потерянно оглядываясь. Вокруг было темно и тихо. Он знал, что родители отбыли на пару дней проведать Билла и Флер, но его не встречала даже Гермиона, вся Нора казалась пустой. Это было очень непривычным – и подозрительным.
– Есть кто дома? – крикнул Рон на всякий случай, но никто не отозвался.
Недоуменно моргнув, он сделал шаг вперёд и краем глаза заметил сбоку, у стола, какое-то неуловимое шевеление. Выхватил палочку, молниеносно развернулся, и прямо перед лицом вдруг возник красный конверт, угрожающе дымясь по краям.
– Блядь! – сообразив, что к чему, Рон только и успел прикрыть локтем лицо, а в следующее мгновение по кухне прокатился оглушительный грохот.
«Рональд Уизли!!! – от пронзительного голоса Молли, ударившего по ушам, задрожали оконные стёкла, и посыпалась с потолка штукатурка. Казалось, по кухне прошёлся мощный вихрь, заполнил собой всё небольшое пространство, заставляя выпучить глаза и прижаться к стене, чтобы не раздавило, словно во время стихийного бедствия. Рон съёжился, втянув голову в плечи. – Как ты мог?! Как посмел обидеть Гермиону?! Она такая хорошая девочка, а ты! Что ты сумел такого натворить, негодяй, что она собрала вещи, забрала внучку и ушла жить к родителям?! Немедленно, повторяю – немедленно! – отправляйся за ней и проси прощения! Умоляй на коленях, делай, что хочешь, но добейся, чтобы тебя простили! Верни мне невестку и внучку, иначе я тебя…» – в этом месте тирада прервалась, и конверт зловеще вспыхнул, осыпаясь пеплом.
Отдуваясь, словно только что пробежал кросс, Рон, ослеплённый, оглушённый, мотнул головой, стряхивая налипший на лицо пепел. Щурясь и моргая, сделал наугад несколько неуверенных шагов и схватился за спинку первого подвернувшегося по пути стула, тяжело опираясь на него. Постоял, подышал, пытаясь осознать происходящее. Только что прогремевшие слова матери медленно достигали сознания.
Что?.. Гермиона ушла? Его Гермиона? Бросила его и забрала с собой их маленькую Роуз? Насовсем? Это как?
Почему?!
Паника ударила в голову, Рон подскочил, бросаясь к двери, намереваясь бежать прямо сейчас, как был, пешком до маггловского Лондона. Схватился за ручку, дёрнул… и замер, слегка приходя в себя. Куда бежать, уже почти полночь, все нормальные люди спят давно! Да его туда на порог не пустят сейчас. Медленно выдохнув, он развернулся и, еле переставляя ноги, поплёлся к лестнице, направляясь в свою спальню и стараясь на ходу избавиться от мыслей о том, что на порог к Грейнджерам его не пустят не только сейчас, но и вообще.
*
Утром он поднялся ни свет ни заря. Несмотря на то, что большую часть ночи он так и не смог заснуть, ворочаясь и без конца пытаясь мысленно выстроить в голове предстоящий разговор с Гермионой, сна не было ни в одном глазу. Поплескав в лицо водой, он оправил мятую футболку, в которой так и спал, не в силах раздеться. Быстро перекурил у заднего крылечка, поморщился от горечи во рту, наколдовал очищающие чары. И, не позволяя себе больше ни о чём думать и сомневаться, решительно аппарировал.
Но у дома Грейнджеров оказался лишь спустя два часа: он до сих пор путался в этих бесконечных маггловских улочках города, каждый раз с большим трудом находя нужное направление. Да и не так уж часто они с Гермионой посещали её родителей, особенно после того, как выяснилось, что они ждут малыша.
Поднявшись на крыльцо, он долго стоял перед дверью, разглядывая крохотные трещинки на крашеной поверхности, но потом, собравшись с духом, всё-таки вдавил кнопку звонка. Сначала ему показалось, что никто так и не откроет – уши заложило ватной тишиной, и за дверью, казалось, не было ни малейшего шевеления. Но потом послышался скрежет замка, и на пороге возник мистер Грейнджер. Смерил непутёвого зятя укоряющим взглядом.
– Я… – промямлил тот, заставляя себя не прятать глаза. – Мне нужно к Гермионе.
– Зачем? – мистер Грейнджер вопросительно поднял бровь и скрестил руки на груди, явно не желая облегчать его участь. Рон встряхнулся, немного беря себя в руки.
– Поговорить, – ответил твёрдо и подался вперёд. – Пожалуйста, мистер Грейнджер, мне очень нужно с ней поговорить!
Тот слегка отшатнулся:
– Она не хочет с тобой разговаривать.
Рон умолк на секунду, обдумывая ситуацию, потом вытянул шею и внезапно закричал в глубину дома, Грейнджеру за плечо:
– Гермиона! Пожалуйста, выйди! Мне очень нужно тебе кое-что сказать! Пожалуйста! Гермио…
– Прекрати! – резко оборвал его мистер Грейнджер. – Она очень расстроена, почти не спала сегодня. Да и Рози раскапризничалась – плакала ночь напролёт. Уходи. Придёшь позже.
– Но…
– Уходи!
– Не надо, папа, – в проёме возникла Гермиона – бледная, осунувшаяся, помятая и ещё более растрёпанная, чем обычно. Когда Рон увидел её – несчастную, совсем болезненную, – у него сжалось сердце.
– Герм… – он осип и прокашлялся. Смущённо покосился на так и продолжающего загораживать проход мистера Грейнджера, но тот не сдвинулся с места, демонстративно игнорируя невысказанный намёк. Неловко переступив с ноги на ногу, Рон снова обратил взгляд к Гермионе. – Не убегай, пожалуйста. Можно с тобой поговорить? Я всё объясню.
Та поколебалась, неуверенно прикусив губу, и Рон поспешил добавить:
– Всего одну минуту! Пожалуйста!
Гермиона повернулась к отцу, через силу улыбнулась ему, успокаивающе кивнув.
– Всё в порядке, пап, ты иди. Я сейчас.
Тот покачал головой, но послушался и, кинув на Рона предупреждающий взгляд, неохотно вернулся в дом. Гермиона поводила его взглядом, рассеянно смотря вслед и будто забыв о присутствии Рона. Тот кашлянул, привлекая внимание, и она наконец-то повернула голову, смотря с болью и обидой.
– Будешь спрашивать, почему я ушла? – спросила тихо.
– Не буду. – Он заметил промелькнувшее во взгляде напротив удивление – Гермиона явно пребывала в замешательстве от его нетипичного поведения. Склонила голову набок, настороженно и тихо спросила:
– И ты считаешь, тебе есть, что мне сказать?
– Да, – подтвердил тот, еле переводя дыхание.
Сердце билось, как сумасшедшее, перед глазами мельтешили какие-то точки, но голова была на удивление ясной, и Рон уже знал, что скажет сейчас. Возможно, после этого его проклянут навеки, отлучат от дочки, будут презирать до конца дней, но он больше так не мог. Он должен был сказать.
– Я хочу попросить у тебя прощения, – хладнокровно начал он, чувствуя себя каким-то замороженным. – Я знаю, что я – мудак. Урод и засранец. Я должен был… – голос всё-таки подвёл, и Рон сглотнул, увлажняя пересохшее горло, – должен был сразу это прекратить. Да что там прекратить, я и начинать-то всё это не должен был…
– Что – «это»? – Гермиона вскинула на него огромные глаза.
– Мои измены, – ровно сообщил Рон приглушённым тоном. Он будто слышал себя со стороны, и собственный голос звучал незнакомо. – Я изменял тебе, Гермиона – всё это время, прости. Я… я ничего не мог с собой поделать, не мог этому сопротивляться. Это какое-то помутнение, – жестокие слова соскальзывали с языка, причиняя боль. Странно было говорить правду. Странно было, что правда не приносила облегчения.
Воцарилась долгая пауза – густая, взрывоопасная. Гермиона стояла с вытянувшимся лицом и молчала. Страшно было смотреть на неё, но Рон смотрел, подавляя мучительное желание броситься к ней, обнять, успокоить. Но нельзя, он не имел на это права теперь.
– Кто она? – нарушила, наконец, молчание Гермиона. На лице не читалось ни единой эмоции, словно она тоже замёрзла, как и Рон, и с трудом заставляла себя шевелиться.
Рон внутренне напрягся, собираясь с духом, зажмурился на секунду, набирая в лёгкие воздуха.
– Это не она, – выдавил глухо. – Это… он. Я изменял тебе с Малфоем.
*
Домой Рон вернулся почти к ночи. Весь этот длинный бестолковый день он шатался не пойми где, а потом сидел в баре, напиваясь в одиночестве. Память сбоила, отказывала, и он лишь урывками вспоминал, как после его признания Гермиона выгнала его взашей – тихо, даже без особого скандала – и велела не показываться ей на глаза. Обозвала грязным извращенцем, но он не мог её винить – в конце концов, нельзя обижаться на правду.
И лишь одно он осознавал чётко, почти сразу поверив и поняв: всё действительно кончено. Гермиона ушла от него.
========== Глава №4 ==========
Рон не тешил себя надеждами, что это дурной сон или галлюцинация после травмы головы. Гермиона ушла, забрав с собой Розу, забрав стабильность и семейное счастье – или, скорее, их иллюзию. Никакой стабильности Рон уже давно не чувствовал, разрываясь на каждой, даже самой малейшей развилке и уже даже не надеясь, что его кто-то поймает там, внизу, если он все-таки оступится и упадет.
Ключ он Малфою вернул. Не знал, почему именно в этот момент, почему только после ухода Гермионы, но – вернул. Молча, просто провел черту под их связью и вышел, не оглядываясь. Он не был уверен даже, пытался ли компенсировать что-то или намеренно не давал себе забыть, что все пошло прахом. Аппарировав в тот вечер домой, он передумал, проклял свою импульсивность и почти захотел вернуться, но помешал отец, которому понадобилась помощь. И глядя, как под действием его заклинания мелкие «сувениры» из маггловского мира разлетаются по своим местам, Рон подумал, что его жизнь тоже нуждается в таком упорядочении после встряски. Начать можно было с принятия хотя бы одного решения.
После академии он сразу возвращался домой, не задерживаясь и не вступая в разговоры даже с самыми нейтральными сокурсниками. Игнорировать взгляды, записки и ноющую пустоту внутри оказывалось сложнее, чем в прошлый раз – он ведь уже пытался прекратить отношения с Малфоем, но тогда он в глубине души знал, что это лишь самообман, легкая передышка, пусть особо ничего и не давшая.
Он ждал новых изменений, боялся их, боялся, что они так и не придут, и ему придется еще долгое время чувствовать себя вне общего жизненного потока. Ощущение было странным: он давно осознавал, что выплыл за рамки норм, его жизнь была шаткой и неровной, и теперь, когда все окончательно пошло под откос, почти стало казаться, что теперь он на ровной устойчивой земле.
Но все было категорически не так, не так, как должно было быть, и как он хотел. Не хватало только финального тому подтверждения. И оно явилось.
***
Рон успел снять с себя куртку и уже стоял в одном ботинке, не желая наклоняться и старательно спихивая его замерзшим мыском второй ноги, когда осознал, что в кухне горит свет. Он замер, прислушиваясь. Ботинок сговорчиво соскользнул со ступни и бесшумно опустился рядом с первым. Рон вытащил волшебную палочку и уже собирался наколдовать Гоменум Ревелио (1), когда с кухни послышались звуки: кто-то брал что-то с полки.
Рон закусил губу, подавив желание рассмеяться. У них и не было почти ничего! Ничего ценного и ничего съедобного, во всяком случае. К концу недели все наготовленное уже съели, а мать все еще сердилась на него из-за Гермионы и вчера не стала устраивать воскресный ужин. Лишь пробурчала: «Вкусное – только для невестки и внучки», – и посмотрела с осуждением. Крыть было нечем. Рон тоскливо вздохнул, не торопясь кидаться уверять ее, что вернет их и все будет нормально – при всём желании не смог бы, так зачем вселять пустые надежды? Он даже не стал напоминать, что Гермиона ей на самом деле не невестка, и вообще… ничего не стал говорить.
Из кухни снова послышался шорох и негромкие шаги: видимо, не обнаружив того, что искал, таинственный вор принялся перемещаться по комнате. Оторвавшись от воспоминаний, Рон затаил дыхание и на цыпочках пошел вперед, но неудачно зацепился за бесхозные, зато… очень знакомые сапоги. Споткнулся, с хлопком оперся о стену и шумно выдохнул.
Шаги в кухне моментально стихли.
– Рон?
Он опустил глаза, таращась на сапоги Гермионы и гадая, как не заметил их в первую же минуту. Снова поднял голову, натыкаясь на пристальный взгляд: выглянув из кухни, Гермиона некоторое время смотрела на него, а потом, не сказав ни слова, качнула головой, призывая к себе. Он почувствовал, как по телу разливаются одновременно липкая паника и домашнее тепло.
Корча смешные рожицы и причмокивая во сне, Роза мирно сопела в люльке-коконе, и Рон поневоле остановился возле нее, жадно всматриваясь, впитывая щемящую нежность. В душе его в последнее время царили разрушительные ураганы, но место дочери было рядом с ним – или, во всяком случае, в его доме.
– Привет, – сказал он наконец, не отрывая взгляда от крошечного пухлощёкого личика, но обращаясь к Гермионе.
– Она спит.
– Я вижу, – осторожно отозвался Рон. – Что, эм… Давно вы тут?
– Достаточно.
Ему очень хотелось спросить, видела ли их мать, но он прикусил язык: не хотел бестактностью вызвать бурю – а в том, что она притаилась где-то, он почти не сомневался. Поэтому просто продолжил смотреть на дочку – та дышала тихо-тихо, почти бесшумно, но в полной тишине было слышно ее безмятежное сопение.
Рон вдруг понял, что никогда не задавался всерьез вопросом: на кого она больше похожа? Он знал, что и его родители, и Грейнджеры наверняка не раз влюбленно рассматривали малышку, приписывая ей черты то одного, то другого члена семьи, но сам всегда оставался от этого в стороне. Кроме, пожалуй, одного раза, когда кто-то заявил, что Роза похожа на Джинни в таком же нежном возрасте. Рон тогда пришел в шок: представить эту полностью зависящую от них с Гермионой кроху такой же энергичной задирой, какой была его сестренка, он совершенно не мог. А ведь она вырастет когда-то, не скоро, но станет самостоятельной.
Он не мог себе позволить не участвовать в ее жизни.
Рон поднял голову с твердым намерением сказать это вслух, но осекся, едва открыв рот: всё это время Гермиона наблюдала за ними, и – он почти мог поклясться! – у нее в глазах стояли слезы.
– Гер…
– Мы так больше не сможем, Рон, – сказала она тихо, но твердо. С силой потерла один глаз рукой (значит, не показалось) и сделала глубокий вдох. – И я так больше могу, и тебе… И ты тоже вряд ли счастлив.
– Все так сложилось, что… – он даже не знал, что хотел сказать. Гермиона подняла ладонь и мотнула головой.
– Как мы до такого дошли – это уже другой вопрос. Ничего не изменишь, Рон. Но у нас есть обязательства, на нас ответственность перед всеми – и перед Розой, и перед родителями…
Он подумал, что Гермиона сейчас вздохнет и скажет, что смирится со всем и вернется, – и его сковало ужасом.
– Но и перед собой тоже! – торопливо вставил он. Собственный голос показался слишком громким и резким, и Рон испуганно покосился на Розу. Ничего. – Я имею в виду… нельзя… насильно. Это будет несправедливо по отношению к нам с тобой.
– Я знаю, – ровно кивнула Гермиона и наморщила лоб. – Мы поживем пока у моих родителей, а потом я найду нам с Розой хорошее местечко, – проговорила быстро, почти на одном дыхании. – Ты прав… – она повела рукой, словно не желая повторять его слова. – Ты прав. Нельзя… Все изменилось, Рон, мы сами изменились. Я просто не представляю, как еще можно… разрешить эту ситуацию.
Она поджала губы, и Рон, не выдержав, снова отвел взгляд. Обычно прямолинейная, сейчас Гермиона обходилась недомолвками и общими словами. Он знал, что ранил и оттолкнул ее, и она не сможет больше воспринимать его таким же, как раньше, но ему даже не приходило в голову, что ей противно. Тошно.
Вот до чего они дошли.
– Я тоже не представляю, – пробормотал он, лишь бы не молчать, но слова прозвучали беспомощно и повисли в воздухе. – Гермиона…
– Ты ведь обычно знаешь, чего хочешь. Почему ты так долго не был уверен, Рон?
Вопрос ударил наотмашь, как пощечина: Гермиона действительно хорошо его знала. И не так уж важно было, о чём именно она спрашивала. Ему не нужно было говорить, кого он выбрал или выбрал бы, или что хочет делать со своей жизнью, или как так вышло, что… Он хотел сказать: он уверен, что любит ее – и он был уверен, но, наверное, все-таки… не был.
Гермиона между тем как будто и не ждала ответа:
– Я пришла сказать, что… Сначала я думала, что нам нужно попытаться. Рози нужен отец, а я ведь даже… – она почти рассмеялась, не истерично или зло, а действительно фыркнула, – у меня ведь даже не получается тебя по-настоящему ревновать! – Это заявление сбило Рона с толку, но он и слова вставить не успел. – Но мы не можем. Слишком поздно.
Он сглотнул.
– Спасибо, что сказала это лично, – только и смог произнести. – Я всегда ценил твою решимость и нежелание сдаваться.
Помедлив, Гермиона кивнула, будто соглашаясь с его словами, и сделала два неторопливых шага вперед, в сторону детской кроватки. Рон подавил желание попятиться, когда она оказалась слишком близко, но не стал дотрагиваться до нее: Гермиона вовсе не выглядела так, будто нуждалась в том, чтобы он ее обнял или дружески похлопал по плечу.
