Текст книги "Мы вернулись домой (СИ)"

Автор книги: SectumsepraX

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я думаю… – начинает он и осекается. Они его лучшие друзья, но их разговоры – слишком часто об одном и том же.

– Мерлин?

– Я думаю, Артур уже… метка реагирует, – произносит он неуверенно. – Хотя я сам не знаю, что это такое за магия, но… метка реагирует. Если судить по вашим…

«Но это еще не значит, что мы скоро встретимся», – мысленно договаривает он. Но выбора у него действительно нет.

На ум приходят слова пугающей незнакомки из клуба. Всю жизнь гонятся за тем, кому принадлежит его метка, кому принадлежит его сердце? Мерлин и так это делал уже… он не помнит, сколько. Всю жизнь, да.

– Никто не знает, Мерлин. И никто не будет знать – наверное, очень долгое время. Мы понимаем только потому, что раз за разом переживали такие встречи, но для других, для тех, кто не помнит свои предыдущие жизни… или у кого их не было… для них это что-то странное, новое – и опасное, наверное.

Мерлин обхватывает свое запястье. Даже сквозь рубашку присутствие теплого и живого на нем ощущается очень сильно, но он не может давать себе очередные ложные надежды.

– Всему свое время, – он отвечает и на свои мысли, и на слова Елены. – Всему свое время…

Вот только когда оно настанет?

Они сидят долго: до двух, до трех часов ночи. Елена уходит первой, ей рано вставать вместе с малышом, и Гвейн быстро присоединяется к ней. Перед тем, как уйти в спальню, он молча ставит на стол полупустую бутылку коньяка.

– Не дай ему разойтись, а то мало ли, – говорит он Ланселоту, и тот кивает.

Они распивают коньяк, чокаясь на каждом глотке, ничего не говоря вслух, но мысленно охватывая весь мир.

– Как ты думаешь, – говорит через полчаса Ланселот, – если бы Гвен… если бы Артур… Насколько по-другому все было бы?

Мерлин морщится: думать он уже не слишком способен. Все кажется чересчур реальным, и его немного ведет, а он некомфортно себя чувствует, теряя контроль. Но рядом с Ланселотом он может себе это позволить, да и в конце концов: новогодняя ночь. Они молоды и могут веселиться до рассвета…

То есть не совсем молоды.

– Ты же сам говорил, что не время для всяких «если бы».

– Мне интересно, – упрямо заявляет Ланселот. – Ты говорил, что в самом начале Гвен тебе нравилась.

– Это было давно, – со смехом отвечает Мерлин чистую правду. Он, конечно, помнит, но это правда было давно. – И не только она. Какая разница, Ланс? Можно до бесконечности набивать себе шишки, причем, знаешь, и с тем самым человеком. Я вот часто нахожу свою, как ты говоришь, родственную душу – и что, это значит, что мы живем долго и счастливо? Вовсе нет, и никакая магия это не изменит.

– Ты когда-то пытался разорвать круг?

Мерлин поднимает глаза к небу – то есть потолку, и неожиданно обнаруживает над собой очень ярко горящую люстру.

– Ты же знаешь, что мы довольно быстро решили, что будем вместе…

– Я не про это. – Ланселот подается вперед. – Зайти с другого конца.

– Покончить с собой? – Мерлин только усмехается. – Нет.

– Нет, не пытался, или нет, не вышло?.. Но я не об этом. Проснуться и начать жить так, как будто ты просто человек? И искать кого-то нормального, а не гоняться все время за Артуром… Не то чтобы он ненормальный.

– Я ненормальный, Ланс. Я по-другому не могу. А если и мог бы, то… зачем?

– Зачем ты живешь, Мерлин? Для чего?

Мерлин вскидывает руку, делает еще один глоток, морщится, поджимает губы. Внутренность опаляет огнем.

– Я пойду спать, – произносит он, медленно вставая. – Думаю, в качестве награды за то, что пришел к нам, тебе полагается вот этот диван. Спокойной ночи.

– Ты бежишь от ответов, Мерлин. Ты бежишь от себя, от того, чем мог бы быть!

Мерлин плотно закрывает дверь в свою комнату и отвечает упрямо, вслух, но так, чтобы его не слышали:

– Я не бегу от того, чем мог бы быть. Я уже совершил все, что можно! И сам по себе я не меньшая личность, чем с Артуром.

Нужно было, наверное, сказать это Ланселоту в лицо, но он не хочет снова выходить. Не потому, что боится новых вопросов, он ведь давно задавал их себе сам.

Потому, что боится не выдержать.

Он не меньшая личность сам по себе, но ведь если уж проводить вечность на этой земле, почему бы не провести ее с тем, кого любишь?

Иногда в голову закрадывается страшная мысль: вдруг он за время разлуки идеализирует их отношения? Сейчас кажется, что Артур – все, что ему нужно для счастья, но… вдруг это не так?

И проверить он не сможет еще… неизвестно сколько.

Заснуть удается быстро: он помнит, как взбивал подушку и поправлял одеяло, а в следующий момент уже сидит на постели и смотрит на светлое небо. Солнца не видно – ровная серая бесконечность прячет его за собой слишком надежно, – но даже без часов понятно, что уже не ночь.

И эта картинка как будто застывает перед глазами. Первый день нового года. Второй день. Третий. Мерлин просыпается, проверяет, висит ли за окном неподвижное бесцветное небо, и ему начинает казаться, что жизнь не двигается вперед, будто он окончательно застрял во времени.

Ланселот переезжает к ним. Малыш Гарри начинает кашлять. В кассире из ближайшего магазина Мерлин узнает охотника на ведьм, что приезжал в Камелот: его имя стерлось из памяти, а ужас от его появления теперь лишь тонким осадкой лежит на душе, но Мерлин все равно шарахается к другой кассе.

Дни по-прежнему бесцветны.

Гвейн все так же усиленно заставляет его развеяться, так что иногда даже кажется, что он выставляет Мерлина из дома. Ланселот съезжает сам, и у Мерлина такое чувство, что он живет у девушки. Не Гвен – метка Ланселота все еще молчит, и они оба ждут ее пробуждения, – а к кому-то другому. Мерлин… даже не пытается возразить или остановить. Он не понимает, но, наверное, он просто не хочет понять. Он знает, насколько сильно Ланселот любит Гвен, всегда любил ее, и не ставит их чувства под вопрос. Но если сейчас Ланселоту нужно что-то другое, если он решает не томиться в одиночестве, то Мерлин не станет ему препятствовать.

– Я хочу жить, а не ждать, – напоследок произносит Ланселот, переступая с рюкзаком порог дома. Он не исчезает из их жизни, они все еще друзья, но в этот раз у Ланселота другая дорога.

Тем вечером Гвейн вызывается уложить Гарри и оставляет Елену с Мерлином. Он так редко это делает, что Мерлину кажется – у такого поступка есть какая-то причина, но когда Гвейн так и не выходит, а Гарри уже давно спит, становится понятно: он просто устал и решил пораньше уйти спать.

– Он мог просто пойти с вами, – говорит Мерлин раздосадовано, убирая голову из проема и закрывая дверь в спальню семейства. Елена прикладывает палец к губам и манит его за собой, обратно в гостиную. – За мной не нужен постоянный надзор. Я не сойду с ума только оттого, что…

– Никто и не говорит, что сойдешь, – тихо говорит Елена. У нее в глазах грусть. – Мы просто проводим время вместе. Чего тут такого?

За ее словами Мерлину слышится явное «пока можем». Чего они ждут – что он пропадет? Даже с появлением Артура он не бросает своих друзей, хотя контакты, конечно, сводятся к минимуму. Артур тоже его друг, лучший друг, был им дольше всех остальных – кроме Уилла, но его Мерлин встречает слишком редко… Он трясет головой. Артур тоже его друг, они две половинки одного целого во всех смыслах – чего тут такого? Разумеется, он не может не ждать.

Елена внимательно наблюдает за ним, но, начав говорить, отводит взгляд:

– Знаешь, Мерлин… У меня такое чувство, что ты иссякаешь. В последнее время ты отдаешь слишком много себя…

– Я всегда отдавал слишком много себя, – бормочет он. – Ничего нового.

Елена поджимает губы.

– Мы беспокоимся за тебя.

Утреннее небо все еще бесцветное. Артура все еще нет.

Метка пульсирует, от черных букв иногда пышет жаром, и Мерлин пытается определить, связано ли это с его настроением или, может, с тем, где он находится; но ничего толкового он понять не может. Ни одной закономерности.

Он знает, что на разных уровнях во всех странах мира эти загадочные метки изучают на группах добровольцев, что начинается сбор статистики, опрашивают пары, которые носят на коже имена друг друга, что происходит что-то важное и значимое для всех.

Но эти метки доступны разгадке только с позиции магии, а Мерлин… не в состоянии ее предложить.

Он предпочитает быть эгоистом, но начинает иногда подталкивать людей друг к другу. Для него тяга между родственными душами оказывается почти осязаемой. Искры магии, сцепляясь, повисают в воздухе, упругая лента связывает два сердца, три сердца, много сердец, и иногда Мерлин не чувствует в себе силы, чтобы пройти мимо.

– Работаешь Купидоном? – смеется Ланселот. – Может, тебе агентство открыть?

– Я всего лишь применяю свои таланты на новом поприще. Мне казалось, тебе нравится, когда я не сижу без дела.

Смех смолкает.

Мерлин не замечает этого, но его «иногда» все чаще оказывается регулярным. Он подпитывается за счет счастья чужих, совершенно посторонних людей: у них не убудет, а у него в душе просыпается ледяной огонь. Ему приятно видеть, как соединяются родственные души, приятно и больно. Он слишком хорошо знает, каково это, его собственное сердце тоже рвется вслед за лентой, начиная биться все быстрее, словно катится под гору.

– Мазохизм какой-то, – морщится Гвейн, когда Мерлин, обмолвившись, говорит о боли. – Я понимаю еще, горькая нежность, когда ты смотришь на счастливых влюбленных – в конце концов, почти у каждого есть пара, за которую он невольно болеет. Но боль…

– Это не боль, – убеждает его Мерлин.

Это боль, но не физическая. Это укол в лоб, тяжелое дыхание, сжавшееся сердце, но все это ненастоящее и всего лишь происходит у него в голове. Ему несложно сжать зубы и перевести дух. Ведь в конечном счете он не один раз пытался сделать так, чтобы люди вокруг были счастливы… Друиды, маги, слуги, рыцари. Артур. Он счастлив, когда есть кто-то счастливее.

В мире и так слишком много страданий, чтобы он мог остановиться лишь из-за себя.

Бесцветное утро наливается оттенками: с приходом весны бесконечные слои гладких облаков отступают. По утрам Мерлину в спальню светит бледным золотом.

Метка живет, дышит-дышит-дышит, но конечная точка поисков никак не приближается.

Мерлин уверен: Артур где-то там, на этой земле, пребывает в полном неведении относительно всего, что составляет его жизнь. Но теперь и у него есть имя, к которому он стремится… надо надеяться.

Мерлин прячется за длинной чередой псевдонимов, обеспечивающих ему легальное проживание со всеми удобствами, и по имени его не найти. Но раз все считают, что нужно положиться на судьбу, он так и сделает. Или сделал бы, не знай, что иногда роль судьбы играет он сам…

Он подпитывается за счет чужого счастья и одновременно – Елена была права – истощается сам. Его магия не выходит из-под контроля, но она неспокойна, и дело, кажется, не в Артуре или его отсутствии на горизонте. Мерлин хочет в это верить: ему неприятна мысль, что он настолько не может управлять частичкой себя, когда речь заходит об Артуре.

Неприятна, но не ошибочна, но Мерлин понимает это только в самый последний момент.

Он наблюдает за этими двумя уже какое-то время: они живут в соседних домах и иногда даже пересекаются, обмениваясь вежливыми приветствиями, но не более того. Мерлин знает – видит – насколько прочна между ними связь, которую они сами пока не осознают. Но он никак не может заставить их обратить друг на друга внимание. Попав в одну очередь в кофейне, он нарочно подталкивает их друг к другу (и он не виноват, что парень в прямом смысле выливает на девушку кофе; им же лучше), но даже когда они обмениваются именами, то расходятся и глазом не моргнув.

Они не верят, понимает Мерлин. Оба – не верят. В судьбу? В любовь? В счастье? У него нет ответов на эти вопросы. Люди обычно беспечны и решают попытаться, но для этой пары имена на запястьях – лишь фокус.

Мерлин растерянно принимает от бариста свой кофе и думает, думает, думает. Для него желание быть с кем-то (конкретным кем-то) никогда не было под вопросом. Он для этого и…

Для этого живет?

Почему тогда…

Он отходит в сторону, делает глоток и жмурится. Крепко закрывает глаза, со свистом втягивая воздух, и мысленно тянется. Устремляется всей душой в пространство, надеясь почувствовать.

Где он – Артур?

В этот раз его слишком долго нет, но он жив, он где-то рядом и просто не появляется. Еще не пора? Еще что-то должно случиться?

Или в этот раз…

Мерлин открывает глаза ровно в тот момент, чтобы увидеть оказавшийся слишком близко к носу пол.

И наступает темнота.

Бесконечная, тихая, у него ноет в каждой клеточке тела, но все вокруг слишком тихо и слишком мертво, и только пульсирующая золотая точка несется где-то впереди, маня за собой.

Он открывает глаза.

Белый потолок. Простыня на ногах. Рука кажется чужой, и он сгибает пальцы, придвигает ее ближе к телу, пряча запястье.

– Мер…!

От громкого голоса Ланселота он морщится.

– Тс-с! – шипит кто-то. – Дай ему прийти в себя.

Мерлин моргает. Поворачивает голову и застывает, совсем не способный пошевелиться.

– Мистер Эмрис, – приветствует его мужчина в белом халате. – С вами все в порядке. Вам стало нехорошо, но сейчас все в порядке. Это было истощение и обморок на фоне стресса….

Мерлин глубоко вдыхает, пытаясь успокоить сердце.

Положиться на судьбу, значит?

Он точно… он практически уверен…

– Меня зовут Дэмиен Торн, я ваш врач.

Он удерживает себя от того, чтобы потрясти головой. Нет, не так его зовут.

– Ваши друзья очень за вас волновались, – кивает врач и выходит из палаты.

Мерлин резко садится, охает, прикладывает руку ко лбу и делает глубокий вдох.

– Мерлин? – Ланселот подскакивает из кресла.

– Это не мое нынешнее имя, – только и отвечает тот. – У меня в документах другое имя.

– Да, «Марк Эмрис», – Ланселот изображает пальцами кавычки и смущенно добавляет: – Я помню, просто от неожиданности…

– Что? – Мерлин отнимает руку от головы и непонимающе смотрит на него.

– Чуть не назвал тебя Мерлином вслух, когда увидел, что ты очнулся… как ты себя чувствуешь?

– Что со мной вообще произошло?

Ланселот пожимает плечами.

– Они говорят – истощение и стресс. Как по мне, так истощение у тебя магическое, а стресс… ну, да ты и сам знаешь.

Мерлин не знает, но для него сейчас не так важно, на что намекает Ланселот.

– Этот врач, – произносит он и осекается. Что, если нет? Может быть, это просто кто-то из старой жизни. – Этот врач.

– М-м? – тянет Ланселот, снова сев и устраиваясь поудобнее. – Он не пустил нас одновременно, кстати. Не думал, что Елена может так разозлиться, но…

– Она здесь?

– И Гвейн тоже. Пришли, как только узнали. Ты недолго был без сознания, но это глубже, чем просто обморок – такая мини-кома, что ли? – поэтому я их и вызвал.

Мерлину… никого не хочется сейчас видеть. Кроме…

Дверь снова открывается.

– Ну что ж, вам, я думаю, придется задержаться у нас, но ненадолго, – произносит врач. – Но говорю сразу, при вашем друге: такими нагрузками больше себя не утруждайте, это вредно сказывается на здоровье. С таким стрессом долго не живут.

Мерлин, не удержавшись, фыркает.

– Да, побольше смеяться – неплохая идея, но не впадайте в истерику, – улыбка практически слышна в голосе и точно проникает в глаза. Мерлин видит чужое лицо, но это маска, которую… он пока не в силах сорвать.

Но… может, и не придется?

Ему в голову вдруг приходит безумная идея, в которой винить можно только Ланселота.

Что, если… не срывать маску? Если воспоминания не вернутся, и Артур будет в состоянии еще одну жизнь прожить нормально, как самостоятельный, полностью независимый человек?

Мерлин закрывает глаза. Что за чушь.

У него – если это Артур и есть – на запястье должно стоять вполне определенное имя. И он все равно поневоле будет искать, мысленно стремиться к своей родственной душе. Да и у самого Мерлина метка – не, как там, «Дэмиен».

Что за чушь.

Не нужно такое сложное, надуманное, неискреннее счастье – ни ему самому, ни Артуру.

Если это только Артур.

Если у него действительно имя Мерлина на руке, и если оно что-то для него значит. Они встречались столько раз, но кто знает – вдруг это все же… было ошибкой? Изменилось?

У Мерлина в голове такой кавардак, что он не сразу замечает, как Ланселот собирается уходить.

– Ты уже?

– Ты вернешься сегодня домой, – заявляет он. – Я тоже приду. Там и поговорим о твоем… стрессе.

Когда он уходит, Артур… то есть врач, поворачивается к Мерлину и уточняет:

– Вы живете вместе?

Это вопрос в лоб, и такого Мерлин не ожидал и сначала теряется.

– Я живу у друзей… у женатой пары. А Ла… Сантьяго мой давний друг и тоже часто бывает у них.

– Простите. Я подумал, что… – врач (Мерлин упорно отказывается использовать имя, которым тот представился) рассеянно потирает руку, но как только осознает свой жест, тут же отводит взгляд.

– Вы подумали, что мы вместе, хотя у нас и… разные имена, – подсказывает Мерлин. – В этом нет ничего такого. – На него вдруг накатывают злость и досада. – Любовь всей моей жизни – не девушка, как вы видите, – он машет рукой, – и я скрывать это не собираюсь. Какие-то проблемы?

Врач меняется в лице.

– Нет. У меня тоже – но это если верить, что это именно то, что…. что вы сказали.

– Вы не верите? – Мерлин чувствует себя глупо. Что за вопросы, что за тест? Действительно, кавардак в голове. Магическое истощение! Шестьсот лет такого не было, и вдруг… Мир определенно сошел с ума.

– Я не знаю, – отвечает врач, и почему-то хочется верить в его честность.

Мерлина отпускают вечером. Уже темно, он вызывает такси и сидит в ожидании в холле больницы. Его тянет назад, вверх по лестнице и в коридор – не туда, где он лежал, а чуть ниже, чуть дальше, наверное, именно там сейчас…. Хотя нет, оно – пульсирующее, родное – начинает перемещаться, придвигается все ближе, и…

Такси приходит слишком рано. Мерлин медлит, но не хочется возвращаться совсем поздно, и он не любит заставлять других ждать, и…

Врач – Артур, точно Артур – выходит в холл, и Мерлин срывается с места.

– Мистер Эмрис? – удивление в голосе, вежливая улыбка. – Вы что-то оставили в палате?

Мерлин кивает. («Тебя. Я оставил здесь тебя и не смог уехать один».)

– Я хотел сказать спасибо, – и он протягивает руку. Один простой, человеческий жест.

Удар, другой, сердца.

Артур повторяет его движение, но медлит, прежде чем дотронуться до руки. Окидывает взглядом его запястье и вдруг вздрагивает, молча поднимает глаза, и Мерлин видит – чувствует: в этот раз прикосновение не понадобилось.

– Ты… – начинает и осекается Артур.

Воспоминания вернулись.

Мерлин дотрагивается до его пальцев, вкладывает в его руку свою. Ладонь к ладони, кожа к коже. Запястье разрывается теплым огнем, не палящим, но приятно ласкающим, и безнадежное стремление резко исчезает.

Мерлин больше не один.

– Пойдем, – шепчет он. – Пойдем со мной.

Артур молча сжимает его руку, тянет и прижимает к себе, и Мерлин позволяет себе расслабиться.

Он дождался. Снова дождался. Оно того стоило.

Он всхлипывает, втягивает носом знакомый запах и чувствует, как Артур дрожит у него в руках. Сердце заходится в стуке, неравномерном и неспокойном, волшебство ровными слоями растекается по всей душе, снова подчиняясь его разуму, и он – он в порядке. Они в порядке.

– Такси ждет, – шепчет Мерлин. – Потом. Пойдем со мной.

Он уже сказал это, но теперь… может повторять снова и снова, зная, что услышит в ответ.

– Куда угодно.

Водитель и не заметил промедления. Артур протягивает ему деньги и называет адрес, и у Мерлина язык не поворачивается остановить его. Он не готов ехать туда, где живет сейчас. Ему нужно время. Время наедине с Артуром.

Они не разнимают рук, хотя Мерлин замечает, что Артур иногда нервно поглядывает на водителя, и не разговаривают. У Мерлина в голове крутится слишком много всего – вопросы, рассказы, признания – но он ждет. Всему свое время. Он дождался, и это главное.

Артур живет в квартире в высотном доме. Лифт долго не открывается, и Артур несколько раз пытается заговорить, но тоже, видимо, готов ждать. Внутри все сворачивается от восторга – может, и предвкушения, и нетерпения, и страха, но они молча ждут.

В лифт вместе с ними вваливается пожилой мужчина и шумно возится с ключами. Мерлин остро реагирует на каждый звук, как будто его слух резко улучшился, и ловит каждый вздох Артура.

Когда они оказываются внутри и дверь за ними закрывается, Мерлин выпускает руку Артура и делает шаг в сторону, давая тому свободу движений.

– Спасибо, – произносит он почти сипло.

– За что? – Артур методично снимает куртку и вылезает из ботинок, и Мерлин следует его примеру. Внешне Артур кажется совсем спокойным, но от него тоже исходит волна облегчения и беспокойства одновременно – но не тревоги.

– Что пошел со мной.

Артур вскидывает на него глаза.

– Я не мог не пойти. Ты – это… ты, – он неловко пожимает плечами. – Ты ждал чего-то другого?

– Мог, – коротко отвечает Мерлин и без приглашения идет дальше по коридору. – Мог не пойти, – добавляет через мгновение. Комната налево, гостиная, очень светлая, в окне виднеются огни соседних домов и мигающая вывеска. – Мог решить, что это слишком, и неожиданно, и…

Артур подходит сзади, обхватывает его руками и прижимает к себе. Мерлин закрывает глаза. Он дома, дома, на своем месте – но не может избавиться от растущего чувства вины и гнетущих сомнений.

– Что с тобой, Мерлин, – шепчет Артур. – Что с тобой случилось. – В его голосе нет вопроса: ему важно, чтобы его услышали, но он не ждет ответа прямо сейчас.

Мерлин поворачивается к нему лицом и делает полшага назад. Руки падают.

– Все всегда бросают свои нормальные жизни ради меня, – говорит он. – Но для чего? Для чего мы живем, если ничего не меняется? Не назад и не вперед. Мы не двигаемся, а ходим по кругу, и его не разорвать – я прямо сегодня почти попытался… – он отворачивается, закусив губу.

Он заслуживает счастья. Они оба заслуживают счастья. Но в этот раз он ждал так долго, что стал ставить под сомнение основы всего, во что искренне и горячо верил… и не может скрывать этого от Артура.

– Мерлин… Будешь чай?

От неожиданности Мерлин снова переводит взгляд на него.

– Или что-то покрепче, – тут же предлагает Артур, но Мерлин качает головой:

– Я хочу сохранить трезвую голову.

Артур медлит.

– Для чего? Ты мне не доверяешь? – подряд выдает он два слишком серьезных вопроса.

Мерлин доверяет. Всегда и во всем. Он жалеет только, что не доверил Артуру свой секрет в тот самый первый раз, но кроме того – абсолютно во всем.

– Потому что я хочу… – он проглатывает окончание. Поговорить, а не напиться и вспомнить, что он безумно любит Артура, и уложить его в постель? Этого он тоже хочет. – Чай.

Артур хмыкает, и Мерлин не сомневается: он знает, что продолжение было другим.

Пока чайник кипит, Артур достает какое-то угощение. Его жизнь налажена, и он, судя по всему, неплохо зарабатывает.

Мерлин снова ворвался и внес смуту.

– Я почти слышу, о чем ты думаешь, – говорит Артур. – Не надо.

Об этом легко забыть, но Артур действительно хорошо понимает его, как будто выучил каждый малейший признак его тревоги или недовольства. Но не только: он… чувствует. Они не просто были вместе очень давно – на это были причины. Они ближе друг другу, чем кто бы то ни было.

Мерлин выдыхает. Он помнил, но помнил как идею, как образ, а на самом деле забыл, слишком давно чувствовал, каково это: быть рядом.

– Не надо думать? – пытается он отшутиться, зная, что не выйдет. Артура уже не проведешь.

– Не надо думать, что ты не заслуживаешь счастья. Ты ведь так считаешь только потому, что всегда оказываешься в центре чужих жизней. Это не так. Все мы все равно эгоисты, а то, что выбираем тебя, значит – нам с тобой лучше.

– Лучше?

– Я бы банально умер без тебя, Мерлин, хочу напомнить, – горько говорит Артур. – Причем много раз. – Ты говоришь: мы ходим по кругу? Но ведь будь все одинаково, мы бы не говорили об этом. У тебя и раньше возникали самоуничтожительные мысли, но…

– Какие? – переспрашивает Мерлин. Артур вздыхает.

– Ты довел себя до предела сегодня, – говорит он вместо ответа. – Конечно, наши приборы не смогли уловить ничего толкового, но… ты чувствуешь магию, породившую метки? – Мерлин молча кивает. – Пока ты ждал, ты тратил слишком много себя на других.

– Обычно все происходит наоборот, вот я и подумал, почему бы и нет – для разнообразия…

– И я не предлагаю тебе перестать заниматься этим. Ты ведь тоже становишься счастливее, да? Просто перестань… выжигать себя. У тебя есть место в жизни. И в своей, и в жизни мира, и в жизни каждого из нас… хм. – Артур делает паузу: – С кем ты сейчас живешь? И кто был с тобой там, в больнице?

– У Гвейна и Елены, – отвечает Мерлин. – У них есть сын. Они познакомились еще до того, как… до меня.

– Но в больнице был не Гвейн.

– Ланселот, – нехотя отвечает Мерлин. В каждой жизни Артур реагирует спокойно, но теперь Мерлину точно известно, какая у Гвен судьба, и он не совсем уверен… – Можно тебя попросить?

Артур кивает.

Мерлин подходит к нему, делает глубокий вдох и берет за руку. Кладет ладонь на запястье, не расстегивая рукава. Артур молчит.

– Я пока не чувствую Гвен, – говорит Мерлин. ¬ – То есть, обычно я чувствую только тебя, но теперь, благодаря меткам…. Они с Ланселотом родственные души, Артур.

– Это должно быть для меня новостью?

Его тон резок. Мерлин пытается не улыбнуться: он снова видит того упрямого, уверенного в себе Артура, который считает, что Мерлин несет чушь.

– И мы с тобой родственные души.

– Да неужели. – И без перехода: – Ты злишься, что все решают за тебя?

Такого вопроса он не ожидал.

– Что?

– По-моему…. Ты сам не свой, Мерлин. Такого раньше никогда не бывало, и дело не во времени, а в магии. Тебе кажется, что у тебя отняли выбор, хотя ты и раньше всегда выбирал одно и то же?

Мерлин отпускает руку Артура, так и не коснувшись кожи.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – почти с досадой признает он.

Ему не нужно видеть метку, чтобы знать, что они с Артуром предназначены друг для друга. Но они всегда выбирали сами, сами шагали друг другу навстречу – хоть и договорились когда-то, что всегда будут так делать, в один миг Артур мог бы отказаться, и это было бы его выбором.

Теперь у них…

– Выбор есть всегда. Это не ультиматум – я думаю, мы, или любая другая пара, спокойно проживем друг без друга. Но зачем? Чтобы доказать что-то?

Мерлин опускает глаза.

– То ты альтруист, Мерлин, то ведешь себя как эгоист, но никому не становится легче от твоих метаний. Перестань!.. Хотя бы ради меня.

«Хотя бы»? Мерлин хмыкает.

– Ради тебя я готов на что угодно, и для тебя это, между прочим, давно не секрет.

– Тогда пожалуйста, ради меня – будь со мной и прекрати думать, что нам было бы лучше… как-то по-другому. Я просил тебя быть собой, Мерлин.

Мерлин резко вскидывает голову.

У Артура в глазах слезы.

– И остаться со мной.

Он не выдерживает: бросается вперед и целует Артура. Жадно, нетерпеливо, обнимая за шею и притягивая к себе, ближе, ближе, больше, с жаром, чтобы перечеркнуть все «слишком долго» и каждое «что, если». Вот к чему он стремился. Вот чего ему не хватало, и эти поцелуи – торопливые, ненасытные – лучшее напоминание: это не выдумки все, а настоящее. Артур здесь, и Мерлин ждал его не потому, что вбил себе в голову что-то возвышенно-жертвенное.

Они нужны друг другу.

Артур пару мгновений отвечает ему, а затем начинает идти назад и тянуть на себя, не отрываясь, так что упирается в стену. Мерлин наваливается, вжимается, но его переворачивают и самого прижимают к стене сильные и уверенные руки. Артур просовывает у него между ног колено, проглатывает его полустон, дразнит языком и вдруг отрывается, делая вдох.

Мерлин пытается выбраться из свитера, Артур перехватывает его руки и стягивает его сам. Мерлин вырывается, дрожащими руками расстегивает его рубашку и проводит ладонями по обнаженному торсу. Артур шевелит плечами, и рубашка летит на пол, а они оба замирают, глядя друг другу в глаза.

Он дождался.

У Мерлина что-то стучит в голове, отдаваясь звоном в ушах и в сердце, он сглатывает, тянется к ремню на брюках Артура и только тогда замечает – запястье.

Хватает, резко потащив на себя, игнорируя удивленный вдох Артура, забыв обо всем на свете, и смотрит во все глаза.

«Мерлин». Первые три буквы чуть жестче, последние чуть мягче и прямые: так звучит его имя, когда Артур произносит его с особым чувством.

Мерлин пристраивает свою руку так, чтобы накрыть одним именем другое, и как только они соприкасаются – у Мерлина в голове, или глубже, в горле, под сердцем, во всем теле сразу и поодиночке, происходит взрыв.

– Я… – вдыхает Артур.

– Я знаю, – выдыхает Мерлин.

До спальни они не доходят: диван в углу вдруг оказывается невероятно привлекательным. Мерлин теряет равновесие, ударившись о край, приземляется спиной на маленькую подушку, вскидывает бедра, избавляясь от брюк, руки Артура стягивают вслед за ними трусы. Мерлин заползает повыше, поднимает взгляд и сглатывает: Артур продолжает избавляться от одежды, торопливо и неловко (как давно-давно – как всегда), и когда он смотрит на Мерлина, у него в глазах огонь. Тот самый, пульсирующее бледное золото, к которому Мерлин всегда – всю жизнь – стремится.

Огонь вдруг сменяется неловкостью: Артур растерянно оглядывается. Мерлин щелкает пальцами даже не моргнув глазом – у него в голове очень яркая картинка. Тюбик и упаковка презервативов падают на пол прямо возле дивана.

– Удобно, – со смешком восхищается Артур.

Мерлин неловко вытягивает из-под себя подушку и пытается перевернуться, но Артур останавливает его одним коротким: «Глаза» – на большее уже как будто не хватает.

Он проводит рукой по бедру Мерлина, и тот на миг жмурится, почувствовал давление, но потом распахивает глаза. Глаза, глаза.

Артур медленно растягивает его, осторожно добавляет еще один холодный от мази палец, но Мерлин чувствует пламень нетерпения у него внутри.

– Слишком… долго… – выдавливает он и сам не знает, что имеет в виду. Слишком долго ждал и больше не может? Слишком долго никого не было, и лучше не торопиться?

Артур нависает, прижимается губами к губам, добавляя третий палец. Мерлин стонет ему в рот, сжимая руки, оглаживая плечи и притягивая к себе. Артур устраивается у него между бедер, закидывает ноги себе на плечи и раскатывает по члену презерватив. Вскидывает взгляд: молчаливое «Готов?».

Им не нужно слов, им не нужно ничего, с самого первого дня они были связаны сильнее, чем кто бы то ни было, и магией, и судьбой, и выбором.

Артур входит в него. Мерлин запрокидывает голову, все тело трясет, но он не уверен – от адреналина, от осторожных, но наращивающих темп толчков, от магии? Она скользит у него по венам, кровь вскипает и приливает к коже, так что вся ее поверхность горит, жар передается Артуру, и тот усиливает хватку. Мерлин уверен, что на бедрах останутся отпечатки. Он и так принадлежит Артуру – сердцем, душой, телом, их жизни сплетены, их метки откликаются друг другу, – это будет лишь дополнительным, сладостным напоминанием. Артур опускается ниже, ниже, быстрее, пытается перехватить ноги Мерлина, и тот кое-как разводит их, пытаясь скрестить у Артура за спиной, Артур почти падает сверху – на мгновение по телу проходит волна боли, но Мерлин заглушает ее, припадая к губам Артура.