Текст книги "Мастер на все руки (Jack of All Trades) (СИ)"

Автор книги: Schnizel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Итак, вот мой план, – Джек развернул перед Норрингтоном лист бумаги, на котором значились контуры острова, – Удобнее всего подойти к острову с севера, посему наш основной удар мы нанесем именно отсюда. Однако, есть еще и западная сторона. Пока мы здесь будем отвлекать на себя все внимание испанцев, наш десант на шлюпках высадится с запада. Местность там низинная, болотистая, но уж я позабочусь о том, чтобы наши парни не увязли в трясине.

– Испанцы наверняка выстроили укрепления и там, – заметил Норрингтон.

– Верно! Но они куда менее мощные, и я уже придумал, как ослабить их еще больше. Прежде чем начинать атаку, необходимо полностью, или, по крайней мере частично разрушить северные укрепления. В результате – испанцы мобилизуют сюда значительную часть своих людей и орудий. Кроме того, наша вылазка окончательно убедит их в том, что мы собираемся атаковать именно с севера. Это значительно облегчает нашу задачу. Итак?

У Норрингтона возникло ощущение, что он плывет по горной реке, его стремительно увлекает быстрое течение, и сопротивляться этому потоку нет никаких сил. План Джека казался удивительно продуманным и удачным. Но тот факт, что ни командор, ни его офицеры не принимали участия в разработке данного плана, серьезно беспокоило Норрингтона. Джек фактически принял на себя руководство операцией, а командору оставалось лишь соглашаться с ним, либо придумать альтернативный план, что требовало времени и тщательного изучения дислокации сил противника, очень хорошо известной Воробью. Норрингтону не оставалось ничего иного, кроме как полностью положиться на пирата.

***

Ночь опустилась – душная, безлунная, с одинокими проблесками звезд на непроницаемом черном покрывале небес. Ни звука. Лишь шелестящий плеск весел и размытое дрожание бортовых огней «Черной Жемчужины», бликами падающее на неподвижное водяное зеркало.

Норрингтон, сидевший на носу шлюпки, втянул ноздрями неподвижный воздух и, уже в который раз, внимательно прислушался к своим внутренним ощущениям. Как человек с богатым военным опытом, он привык слушаться интуиции, и эта привычка не раз помогала ему принять правильное решение и даже спасала жизнь. На этот раз интуиция молчала, и, помимо неизбежного в преддверии ответственной и опасной операции волнения, он ничего особенного не ощущал. «Жемчужина», словно призрак из тьмы, вдруг придвинулась вплотную левым бортом, дыша тишиной и загадкой, подобно мифическому Левиафану; ее округлые борта казались маслянисто – черными и гладкими как стекло. Поднимаясь на борт, командор не мог избавиться от ощущения, что он вот – вот окажется в царстве мертвых. Однако люди, встретившие его на палубе, отнюдь не были похожи на покойников.

– Командор?! – Джек удивленно уставился на Норрингтона. – Признаться, я не ожидал… Нет, конечно же я рад видеть вас на борту своего корабля, но я ждал ваших людей и не надеялся, что вы посетите нас лично.

Разглядев при тусклом свете фонаря, что Норригтон избавился от своего мундира и одет как простой матрос, или даже пират, Джек изумился еще больше.

– Что тут непонятного? – отвечал Норрингтон, – по нашей взаимной договоренности, в операции должны были принять участие четверо моих матросов под командованием одного офицера и четверо ваших людей.

– Уж не хотите ли вы сказать, что этим офицером будете вы сами?

– Вы очень догадливы, – отвечал командор со своим неизменным сарказмом.

Джек неодобрительно поморщился.

– Какого дьявола вам это понадобилось?! Я, как никто, знаю остров, поэтому и веду своих людей сам. Но вы… Случись что с вами, и мы останемся без командующего.

– Я не обязан давать вам отчет в своих действиях, капитан Воробей, – тон командора был холоден и надменен, – Но я поясню вам свою точку зрения. От нашей вылазки слишком многое зависит, и я руководствуюсь мудрым правилом: «если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам».

Джек лишь пожал плечами. Несмотря на его всегдашнюю самоуверенность, вид у него был слегка растерянный.

– Что ж, как знаете. Но имейте в виду – сейчас вам придется выполнять мои приказы.

– Тогда я жду команду к выступлению… Мой командир!

И снова темнота, тишина и легкий плеск весел. И теплый шепоток Джека над ухом.

– Все-таки зря вы в это ввязались. Это не ваше дело, командор.

– Если вы беспокоитесь, что после моей гибели некому будет действовать на нервы, то зря. Меня заменит Джилетт.

Тихий смешок в ответ.

– На вашем месте я бы оставил командовать мистера Тернера. Юноша неопытен, но безумно талантлив.

– Вот как? Тогда всем нам очень повезло, что вы не на моем месте.

Молчание, впрочем недолгое.

– А знаете, командор, без мундира вы смотритесь гораздо лучше!

Норрингтону почему-то стало ужасно смешно.

– Капитан Воробей, заявляю вам со всей ответственностью, что у вас есть все шансы стать великим человеком. Только для этого вам необходимо сперва отрезать себе язык.

Снова молчание, потом едва слышный вздох.

– Буду иметь в виду.

Остров все ближе. Кажется, их не заметили.

Едва заметная тропинка открылась в монолитной на вид скале; ноги скользили на влажных камнях, а темнота еще больше затрудняла путь. Джек шагал впереди. Каким образом он умудрялся ориентироваться в почти полной темноте оставалось загадкой. Следом цепочкой двигались остальные, неся на спинах по увесистому бочонку пороха, а командор замыкал шествие, вглядываясь во мрак до боли в глазах. Подъем оказался труден, и последние метров тридцать пришлось практически карабкаться по скалам, но затем тропинка круто пошла вниз, и некоторое время они шли по высохшему руслу узкого горного потока. Наконец, идущий впереди Норрингтона матрос остановился; командор практически наощупь пробрался вперед и увидал Джека, что стоял у входа в какой-то темный тоннель и зажигал факел.

– Нам сюда! – Джек весело подмигнул ему, сверкнув в неярком свете золотыми фиксами. – Именно этим путем я в свое время выбрался с острова. Тоннель проходит прямехонько под фортом, который из-за особого расположения скал невидим со стороны моря, и в некоторых местах толщина каменной перемычки чуть больше локтя. Стоит нам только разрушить перемычку, как добрая половина укреплений обвалится вниз. За дело, джентльмены!

Углубившись в тоннель примерно на сотню метров, лазутчики принялись за работу, которая оказалась весьма нелегкой. Необходимо было выдолбить в скале неглубокие выемки и заложить туда взрывчатку. Двое пиратов стояли на стреме, остальные трудились в поте лица, сменяя друг друга. Не миновала сия доля и Джека с командором, который и не подумал отлынивать, а обдирал свои холеные пальцы, яростно взгрызаясь в неподатливый камень. Время летело незаметно, и ближе к концу их бурной деятельности в манерах Джека начала явственно проскальзывать некоторая нервозность.

– Нас наверняка услышали, – пробормотал он так тихо, что слышать его мог лишь Норрингтон, – Но пока еще не поняли, что к чему. Однако, они могут вскоре догадаться.

– В таком случае надо торопиться, – отвечал тот, вытирая пот со лба.

Они удвоили усилия, и спустя еще час, Джек, осмотрев результаты их трудов, остался доволен. Подозвав одного из пиратов, он произнес:

– Ждите меня в лодке. Я подожгу фитиль и буду на месте минут через десять. Это касается и всех остальных, – он обвел глазами свою команду.

Пираты подчинились без лишних слов, однако матросы остались на месте, вопросительно глядя на командора.

– Сэр, а нам что делать?

– Выполняйте приказ капитана Воробья, он здесь главный.

– А вы, сэр?

– Я присоединюсь к вам позже.

Наконец, Норрингтон и Джек остались вдвоем. Джек суетливо копошился возле бочек с порохом, прикручивая фитиль и не замечая присутствия командора. Когда он, наконец, обернулся, то лицо его приобрело недоуменно – раздраженное выражение.

– Вы еще здесь?! Какого Дьявола?!

– Уж не считаете ли вы, что я оставлю вас здесь одного?!

Джек возвел очи к небу, всем своим видом говоря: «Боже, дай мне терпения».

– Милейший командор, ведь вы же не думаете, что я делаю это исключительно в силу присущего мне героизма?! Я пират. Ах, простите, бывший пират. Я руководствуюсь вашим же принципом, предпочитая делать дело самому, а не поручать его другим. Я знаю наощупь каждый камень, каждый выступ той тропинки, что ведет к морю. И не особо беспокоюсь об обратном пути.

– И, тем не менее, – Норрингтон упрямо наклонил голову, – обратно мы будем возвращаться вместе.

Джек покорно вздохнул.

– Черт бы подрал ваши дурацкие представления о чести! Тогда помогите мне, что ли!

– Готовы? – вопросил Джек спустя некоторое время.

Дождавшись утвердительного кивка Норрингтона, он высек огонь и, понаблюдав секунду, как язычок пламени весело бежит по фитилю, скомандовал:

– Уносим ноги!

Выскочив из тоннеля, они укрылись за выступом скалы, надежно защищавшем их от взрыва и каменных осколков. Прошла минута. Затем еще одна. Норрингтон обернулся к Джеку.

– Ну?

– Что-то не сработало, – обеспокоено произнес тот. – Необходимо вернуться.

Оказавшись внутри тоннеля и увидев сгоревший до половины и погасший фитиль, командор устремил на Джека взгляд более чем красноречивый.

– Не надо на меня так смотреть! – произнес тот склочным тоном, – Я не виноват, что этот чертов фитиль погас!

– А кто виноват?! – взорвался Норрингтон, – его святейшество Папа Римский?!

– Эй, не горячитесь! Возвращайтесь в укрытие, а я снова подожгу фитиль.

– Нет уж! – решительно заявил командор, – Теперь я сам возьмусь за дело!

– Бросим жребий, – Джек вынул из кармана монетку и легко подбросил ее на ладони. – Орел, или решка?

– Я не стану играть в ваши игры…

– Времени мало, командор. Орел, или решка?

– Хорошо. Орел.

– А вот и нет! – Джек разжал пальцы. – Вы проиграли и отправитесь в укрытие.

– Мошенник!

– Все! – Джек повысил голос, – Не забывайте, я здесь командую!

– Вы не успеете выбраться наружу, ведь фитиль теперь сгорит в два раза быстрее!

– Не беспокойтесь, – Джек одарил командора ослепительной улыбкой, – Я быстро бегаю!

Устроившись за знакомым уже выступом, Норрингтон проклинал себя, на чем свет стоит за то, что так легкомысленно попался на удочку Воробья и ввязался в это сомнительное предприятие; проклинал лорда Уилларда, губернатора Суона и, разумеется, Джека. Долгожданный взрыв прервал его внутренний монолог; земля ощутимо содрогнулась, и каменная крошка посыпалась командору за шиворот. Вскочив на ноги, он кинулся ко входу в тоннель.

Предрассветная золотисто – розоватая полоса прорезала горизонт. Стало светлее, что, однако, не улучшило видимость, поскольку все пространство вокруг входа было окутано не то дымом, не то пылью.

– Капитан Воробей! – позвал Норрингтон, ощущая нешуточное волнение.

Молчание.

– Капитан, где вы?

Им вдруг овладела уверенность, что Джек остался внутри. Он представил себе, как возвращается на корабль и сообщает всем о гибели доблестного пирата. А что же дальше? Ощущение потери было столь сильным и нежданным, что Норрингтон пошатнулся на миг, словно утратив опору под ногами.

– Джек, я же знаю, что ты выбрался! – яростно выкрикнул он, сжимая кулаки, – Проклятый пират, не вздумай бросить меня одного на это Богом забытом клочке суши!

Тишина. Норрингтон опустил голову, чувствуя пустоту внутри и слабость в ногах.

– Ап-чхи! – послышалось вдруг откуда-то сбоку.

Дым потихоньку рассеивался. Слегка покачивающаяся фигура Джека нарисовалась из этого марева, словно привидение. Джек был покрыт пылью, ссадинами и слегка прихрамывал, но в целом выглядел живым – здоровым.

– Ну? – он остановился перед Норрингтоном, обдав его насмешливым взором из-под густых ресниц, – Почему бы вам не сказать, как вы рады меня видеть?!

– У нас нет времени обмениваться любезностями, – командор уже вполне овладел собой, – нам предстоит…

Легкий свист прервал его речь; пуля, нежданно прилетевшая откуда-то сверху, высекла искры из каменного уступа, на котором они стояли. Вскинув головы, они углядели нескольких испанских солдат с мушкетами, приближавшихся к ним со стороны форта.

– О-о! – протянул Джек с непередаваемой интонацией, – Кажется, нам пора!

Путь, что ночью занял около получаса, они преодолели минут за десять, продемонстрировав приличную скорость. Испанцы не отставали; еще десяток преследователей появился с противоположной стороны, лишив их возможности воспользоваться прежней тропинкой, ведущей к морю и прижимая беглецов к обрыву.

– Командор! – окликнул Норрингтона Джек, что приволакивал левую ногу и слегка отстал. – Придется прыгать!

Норрингтон и сам понимал, что другого выхода нет, поэтому, приблизившись к краю обрыва, не колебался ни секунды. Ему пришлось пережить несколько жутковатых мгновений свободного полета, после которых упругие толщи воды приняли его в свои объятия. Слегка оглушенный падением, командор вынырнул на поверхность, выплюнул солоноватую горечь и, углядев неподалеку голову Джека, изо всех сил погреб к лодке, что виднелась метрах в пятидесяти. Пули свистели совсем рядом, слегка нервируя, шлепались в воду с легким плеском. Уже приближаясь к лодке, Норрингтон оглянулся и увидел, как Джек медленно уходит под воду, а по поверхности расплывается алое пятно.

– Ч-черт!

В несколько гребков он достиг того места, где только что виднелась голова капитана и нырнул, набрав в легкие побольше воздуха. Джек еще не успел опуститься на большую глубину, так что командору не составило труда ухватить его за шиворот и всплыть на поверхность. Лодка оказалась совсем рядом; матросы живо втащили в нее Джека и помогли забраться Норрингтону.

Пока гребцы усиленно работали веслами, командор сидел на дне лодки, держа в объятиях безжизненное тело Джека; он вздрагивал от пережитого напряжения и силился отдышаться. У Джека дела обстояли похуже. Свинцовая бледность на его лице, что просвечивала сквозь бронзовый загар, а также зловещая багрово-черная дыра на рубахе, со стремительно расползающимся алым пятном вокруг – все это ясно указывало на то, что капитан Воробей отлетался. Вернее, отплавался.

Норрингтон, как человек военный, довольно часто видел смерть. И теперь ее тень столь явственно проступила в заострившихся чертах Джека, что сомнений не оставалось. Однако, уповая на чудо, командор все же коснулся его шеи, тщась уловить биение пульса. Безжизненное тело вдруг шевельнулось и, разлепив мокрые ресницы, в упор уставилось на Норрингтона, заставив того вздрогнуть.

– Любезный командор, – голос Джека был слабым и прерывистым, а самодовольная ухмылка, которую он пытался изобразить, больше напоминала гримасу боли, – вы забыли одно мудрое правило: за отстающими не возвращаются.

Норрингтону, чье сердце в данный момент свершило замысловатый пируэт, перейдя от состояния упадка в состояние подъема, понадобилось несколько секунд, дабы овладеть собой.

– Я полагаю, – произнес он довольно спокойно, – что если вам нынче посчастливится остаться в живых, то исключительно благодаря тому факту, что я не пират и не соблюдаю пиратский кодекс.

– Признайтесь, а вас ведь чертовски огорчила бы моя гибель! – продолжал неугомонный Джек с едва уловимой ноткой кокетства.

Норрингтон стиснул зубы.

– Мистер Воробей, если вы сию секунду не заткнетесь, то клянусь, я засуну кляп вам в рот! Да, я не назвал вас капитаном! – он не дал Джеку вставить ни слова, – Имейте в виду – стоит вам открыть рот, и я тут же разжалую вас в матросы!

Угроза подействовала. Джек машинально шевельнул губами, судорожно сглотнул и вновь безжизненно обмяк на руках у командора.

В просторной капитанской каюте «Черной Жемчужины» было на редкость тихо. Доктор О’Тул, судовой врач с «Элизабет» сидел у постели капитана. В одной руке он держал солидных размеров серебряный хронометр, в другой запястье Джека. Седые клочковатые брови почтенного эскулапа были нахмурены столь сосредоточенно, что никто из присутствующих в каюте не смел ни шевельнуться, ни заговорить. Закончив, доктор поднялся и начал неторопливо укладывать свой саквояж.

– Как он? – кашлянув, решился на вопрос командор.

– Неважно, – не замедлил тот с ответом, – Пуля прошла навылет, и это хорошо. Однако, у него есть все шансы умереть от кровопотери, либо лихорадки.

Высокая темнокожая Анна–Мария, капитан «Гелиоса», услыхав подобный диагноз, лишь презрительно дернула щекой.

– Паршивый же из вас доктор, раз вы говорите такое! Да капитан еще всех нас переживет!

Сочтя ниже своего достоинства спорить с женщиной, доктор О’Тул лишь вздернул подбородок и гордо удалился.

Проводив его недружелюбным взором, Анна-Мария деловито произнесла:

– Дьявол, капитан очнется и непременно потребует выпивки! И где этот чертов Гиббс?! – направившись к выходу, она бросила командору через плечо, – Побудьте пока с ним!

И вот, Норрингтон остался наедине с Джеком. И словно наяву услыхал задорный и насмешливый голос Воробья: «Командор, всю свою сознательную жизнь мечтал с вами уединиться!».

– Все шутишь, да? – пробормотал командор вполголоса, – Думаешь, жизнь такая веселая штука?

Джек молчал. Наконец-то. Он был сильно похож на покойника, и если бы не едва-едва вздымавшаяся грудь, то его вполне можно было бы за оного принять. Ощущение потери, как давеча у входа в тоннель, навалилось, придавило тяжестью и безнадегой. Норрингтон с достоинством выпрямился, борясь с этой напастью. Потери на войне неизбежны, так он всегда говорил. Стоял – тихий, гордый и неподвижный, словно воин почетного караула. «У меня умирает друг». Он еще не верил. Пока. Но в какой-то момент вдруг поверил. И кто-то внутри него, кто-то маленький и жалкий, вдруг скорчился, затрясся от безудержных рыданий. Командор вздохнул прерывисто, присел на край кровати.

– Ты наглый, хладнокровный мошенник, Джек, – говорил он, не надеясь быть услышанным, – и больше всего на свете я ненавижу, когда ты оказываешься в чем-то прав. Да, меня чертовски огорчила бы твоя гибель. И даже больше, чем ты способен себе представить. Можешь возложить это признание на алтарь своего тщеславия.

А в ответ – тишина. Норрингтон вглядывался в лицо Воробья, и его не покидало ощущение, что между ним и вот этим пиратом, протянута незримая нить, которая теперь грозит вот-вот оборваться. Они были словно двумя сторонами одной и той же медали – чеканный римский профиль командора с одной стороны и угловато-капризные черты Джека с другой.

– Джек,.. – голос командора вдруг осип, – без тебя будет… все не так.

Он бы не смог объяснить это словами. Будь командор не моряком, а поэтом, он сказал бы наверно, что со смертью Джека из его жизни уйдет что-то очень хорошее и значительное. Краски предрассветного неба, гудение ветра в парусах, а на губах привкус солоноватых брызг. И чарующее ощущение бесконечного простора и свободы. Все, что придавало смысл его пустой и банальной жизни со времени их последней встречи. Не осознавая, что он делает, командор стиснул похолодевшую ладонь Джека и прижался к ней пылающим лбом. Потом, словно очнувшись, отстранился торопливо, словно застигнутый за чем-то непристойным. Самообладание и решимость, так необходимые командиру эскадры, потихоньку возвращались.

– Что ж, – произнес Норрингтон уже более твердым тоном, – В любом случае, необходимо завершить начатое.

***

Гул канонады нарушил утреннюю тишину; чайки с воплями взмывали ввысь, стремясь убраться подальше от человеческого маразма, называемого боевыми действиями. За час до начала штурма командор имел возможность наблюдать необычайную суету, царившую на вражеских укреплениях, а также густые клубы черного дыма, торжественно возносящиеся к небесам. Однако, из донесений лазутчиков следовало, что форт сохранил частичную боеспособность, и испанцы даже успели перетащить туда несколько орудий с западных укреплений. План Джека потихоньку воплощался в жизнь.

Норрингтон перераспределил имеющиеся под его началом силы следующим образом: «Элизабет», «Британию», и «Стремительный» он направил в лобовую атаку с севера, а все оставшиеся корабли, кроме «Черной Жемчужины» должны были подойти с запада. Пираты были чертовски хороши в рукопашной схватке, посему большую их часть вместе с командой «Коршуна» Норрингтон намеревался бросить на западные укрепления в качестве десантной группы под предводительством Джилетта. Что касается «Жемчужины», то, по мнению командора, она была бы малоэффективна без своего капитана, и ее оставили в резерве.

Итак, игра началась, и командор был почти уверен в успехе. Три британских корабля методично обстреливали форт, маневрируя с необычайным искусством. Совершив залп, они делали мгновенный разворот, и к тому времени как испанские орудия были перезаряжены и готовы к стрельбе, вражеские канониры видели перед собой цель, в которую было чрезвычайно трудно попасть – то бишь нос, корму, либо движущийся корпус. Время от времени, атакующие суда выстраивались в одну линию, сводя возможность попадания к минимуму. Благодаря подобным ухищрениям, британцы отделались незначительными повреждениями, в то время как испанцам приходилось несладко. Их укрепления, уже частично разрушенные в результате диверсии, понемногу превращались в беспорядочное нагромождение камней, и Норрингтон уже предвкушал, что вскоре над этой развалиной заполощется на ветру белый флаг. Упования его, однако, оказались преждевременными.

– Командор! – раскрасневшийся и слегка растрепанный Уилл Тернер взбежал на капитанский мостик, – Испанский флот на подходе!

Норрингтон повернулся в ту сторону, куда указывал лейтенант, приложил к глазу зрительную трубу. Холодея от скверного предчувствия, сосчитал паруса на горизонте.

– Четыре… Нет, пять кораблей. Господи, спаси и помилуй!

Туман. Серебристо – лазурно – золотое марево. Сквозь этот туман и звуки едва слышны. Крики чаек, легкий плеск волн, голоса. Звон корабельной рынды. «Сигнал к завтраку» – машинально отмечает про себя командор. Он откинулся на спинку стула, глаза полузакрыты. Невероятная тишина и покой. Она расслабляет. Она обессиливает. Она кажется просто немыслимой после того ада, что кипел здесь сутки назад.

От грохота пушек, казалось, раскалывались небеса, а пение сигнальной трубы сливалось с воплями и предсмертным хрипом. «Элизабет» успела удачно развернуться и дать залп по подлетевшему к ней на всех парусах испанскому флагману «Толедо». Однако в горячке боя Норрингтон успел позабыть о береговых укреплениях, которые по-видимому оправились от нанесенного им урона и вновь открыли огонь. Удар был ужасен. Тяжелые ядра обрушились на левый борт «Элизабет», заставив фрегат содрогнуться всем корпусом и на некоторое время потерять управление. Все смешалось. Стоны и крики раненных, треск ломающихся мачт. Увидев, как рулевой медленно оседает на палубу, зажимая рукой окровавленный бок, командор кинулся к штурвалу. Он успел развернуть корабль, прежде чем на него обрушился второй залп, уже с «Толедо», и на этот раз повреждения оказались минимальными. Испанец приближался. Вражеские канониры перезаряжали пушки, а матросы столпились у левого борта с абордажными крючьями наготове. Норрингтон вновь крутанул штурвал, и «Элизабет», совершив поворот оверштаг, оказалась в более выгодном положении, чем была прежде. Однако, без прежней маневренности, они все равно не смогли бы уйти далеко. Командор, впрочем, и не собирался спасаться бегством.

– Правый борт, орудия к бою! – крикнул он что есть силы.

И его команда была услышана. Оставшиеся в живых офицеры живо наводили порядок на борту, жестоко пресекая панику. «Элизабет» дала залп, не слишком мощный, но достаточно эффективный, чтобы на некоторое время задержать приближение противника и собраться с силами. Похоже, их судьба была предрешена, поскольку на помощь «Толедо» спешил еще один фрегат. Оглянувшись вокруг, Норрингтон узрел тонущую «Британию» и «Стремительный», который оказался в настоящем капкане. На секунду им овладело отчаяние, но всего лишь на секунду.

– Перезарядить орудия! Залп по моей команде!

Последняя жалкая попытка дать отпор. Но ее необходимо было сделать, чтобы потом погибнуть с честью. Вражеские корабли неотвратимо приближались. Будто стальные челюсти в смертельном оскале.

Но в этот момент, черные крылья ангела мелькнули перед уже приготовившейся к гибели командой «Элизабет». «Черная Жемчужина» стремительно и гибко вклинилась между ней и испанцами, дав мощный бортовой залп. Испанцы не замедлили с ответом, но пиратское судно двигалось с такой невероятной скоростью, что залп пропал впустую, а «Жемчужина» вырвалась на волю лишь со слегка поврежденным рангоутом. Не теряя времени, «Жемчужина» развернулась и устремилась навстречу испанцам.

– Он с ума сошел! – прошептал Уилл Тернер, неведомо как оказавшийся подле командора, – Что он делает?!

Создавалось впечатление, что пиратское судно шло на таран. Испанцы с двух сторон зажимали «Жемчужину» в клещи, но, извернувшись словно угорь, она проскользнула между ними, и словно бы взорвалась залпами с обеих бортов. Разозленные донельзя испанцы открыли ответный огонь, но поздно. Окутанная дымами, «Жемчужина» безмолвным призраком мелькнула у них перед носом, и, не видя противника, испанские суда в течении нескольких минут яростно обстреливали друг друга.

Только теперь Норрингтон сумел по достоинству оценить невероятные, фантастические качества этого удивительного судна.

– Бог ты мой! – Уилл ошеломленно помотал головой, – Я и не думал, что Гиббс на такое способен!

– Это не Гиббс, – хрипло пробормотал командор.

«Жемчужина» была уже совсем рядом. Джек стоял на капитанском мостике, вполоборота к ним. Стоял в своей обычной небрежной позе, слегка подбоченясь, и его темный силуэт четко выделялся на фоне невероятно голубого неба, припорошенного пороховым дымом. Он вдруг обернулся и встретился взглядом с Норрингтоном. Секунду они глядели друг другу в глаза. Так, словно на всем этом огромном пространстве их было только двое.

Победа была одержана. Куда большей кровью и большими потерями, нежели Норрингтон и Джек могли предположить, планируя этот рейд. Но дело того стоило. Добыча оказалась баснословной. Десантный отряд подоспел вовремя, не дав испанцам припрятать значительную часть сокровищ. В течении суток золотые слитки и монеты вывозили с рудника и складировали в здании небольшой церквушки под усиленной охраной. По предварительным и самым скромным подсчетам, стоимость трофеев составляла около десяти миллионов испанских реалов. Лорд Уиллард мог быть доволен.

Легкий стук в дверь прервал легкий полусон командора.

– Войдите! – буркнул он недовольно.

Лейтенант Тернер, собственной персоной, появился на пороге каюты – как всегда стройный, подтянутый с левой рукой на перевязи, что придавало ему вид весьма героический.

– Я принес вам окончательные подсчеты, – он положил на стол перед командором стопку бумаг. – Полагаю, можно уже грузить золото на корабли.

У Норрингтона вырвался тяжкий вздох. Менее всего в данный момент ему хотелось возиться с цифрами. Он взял из стопки один лист, небрежно пробежался по нему глазами. Снова вздохнул.

– Что ж, командуйте.

Уилл, однако, не двинулся с места.

– Сэр, – тихо произнес он, – Я видел, что доктор О’Тул вчера вечером вернулся с «Жемчужины» и затем заходил к вам. Я хотел бы узнать…

– Вы хотели бы узнать, как там капитан Воробей поживает, – командор, неизвестно отчего, ощутил укол раздражения, – Могу вам сказать одно – пока поживает. Все, идите!

Уилл покинул каюту, а Норрингтона царапнуло легкое угрызение совести. В самом деле, необходимо было прекратить придираться к своему новому лейтенанту. Тернер оказался сообразительным, не навязчивым, кроме того, он не страдал от морской болезни, как большинство новичков. Еще одним аргументом в пользу Уилла явилось то обстоятельство, что в недавнем бою он спас командору жизнь.

Что касается капитана Воробья, то с момента окончания штурма он находился на борту «Черной Жемчужины», снедаемый лихорадкой, которая по прогнозам добрейшего доктора О’Тула должна была в самом скором времени свести его в могилу. Уилл пребывал в связи с этим в глубочайшем унынии, не пытаясь этого скрыть. Командор же хранил непроницаемое выражение лица, по которому трудно было догадаться о его чувствах. На самом деле, будучи человеком, умудренным жизненным опытом, Норрингтон имел некоторые сомнения по поводу близкой кончины Джека. В самом деле, Воробей не был человеком, способным отдать концы после только что одержанной блестящей победы. Или, по крайней мере, командору хотелось в это верить.

– Командор Норрингтон! – Уилл Тернер не постучавшись влетел в каюту, нарушив всяческие приличия и вновь побеспокоив своего командира, что, несомненно, должно было выйти ему боком.

– О, Боже! – Норрингтон поморщился, – Когда же вы, наконец, научитесь себя вести!

– Сэр! – нахальный юнец даже не заметил его недовольства, встал посреди каюты, растрепанный, с распахнутыми глазищами. – Пиратские корабли, сэр! Они исчезли!

Командор нахмурился. Пираты пришвартовались отдельно, укрывшись за небольшим мысом, что разделял гавань на две части, но это не показалось ему подозрительным.

– Надеюсь, о подробностях данного инцидента вы также мне поведаете, – произнес Норрингтон, поджав губы.

– Очевидно, ночью пираты снялись с якоря и покинули гавань! – торопливо произнес Уилл, и добавил спохватившись, – Сэр! И еще – часть золота похищена!

– Как велика эта часть?

– Ну… Возможно, около половины.

– А что часовые? – Смысл происшедшего стал потихоньку доходить до сознания командора, – Как такую гору золота могли вынести у них из-под носа?

– Сэр, они спали. Кто-то подсыпал им снотворное в пищу. Да, чуть не забыл, – Уилл полез за пазуху и достал оттуда слегка помятый конверт, – Какой-то мальчишка на пристани просил передать это вам.

Норрингтон торопливо вскрыл конверт, уже не сомневаясь, кто автор этого таинственного послания.

«Любезный командор», – писал Джек своим угловатым, но аккуратным почерком, – «Прошу простить меня за столь внезапный отъезд, помешавший мне проститься с вами подобающим образом и выразить вам свою горячую благодарность. Обстоятельства сложились так, что я давно уже планировал наведаться на Лас Мариньяс, но не располагал достаточным количеством сил для подобной операции. И тут, словно подарок судьбы, появляетесь вы с вашим предложением вступить в ряды преданных слуг Его Величества. Я был бы жалким пиратом, если бы не воспользовался столь счастливым стечением обстоятельств. А я не жалкий пират. Признайте, что я являюсь самым лихим пиратом из всех, что вам довелось встречать. И я «положу ваше признание на алтарь своего тщеславия», как вы изволили выразиться. И сделаю это с удовольствием. Поскольку ни разу в жизни я не слыхал ничего более приятного, чем те слова, что вы произнесли над мои бесчувственным телом. Клянусь, я не забуду их до самой кончины!