Текст книги "Коська (СИ)"
Автор книги: Save Our Souls
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
“На 64-ом году жизни у себя в загородном доме скончался Васильев Дмитрий Алексевич…”
Коська медленно сполз со стула на пол и разрыдался. Громко, навзрыд, как не плакал с далекого детства, с судорожными всхлипами и ливнями слез, то ли оплакивая смерть хорошего человека, то ли от облегчения, что это не Лекс.
Значительно позже, успокоившись, проглотив последние, уже болезненные спазмы, вырывающиеся из истерзанной груди, он дополз до кровати и подумал, как же сейчас тяжело Лексу, потерявшему единственного родного человека. И вдруг как лампочкой в голове засветилась мысль – теперь Лекс точно прилетит. Ему надо попрощаться с отцом и официально вступить во владение компанией, значит… Значит…
У Коськи перехватило дыхание от страшной догадки – Лекс уже должен быть в Москве, но так и не позвонил. Он, вскочив, схватил мобильник – ни одного вызова, ни единой СМС.
Схватил трубку домашнего телефона – раздался ровный гудок, связь исправно работала.
Это значит, Лексу Коськина поддержка не нужна и обещанного по возвращению разговора не будет. Ему не нужен Коська.
Решил узнать, где будут похороны и прийти на кладбище, но сам себя остановил.
Его появление не будет странным, наверняка кто-нибудь вспомнит “племянника”, но он четко сознавал, что увидев Лекса, не сможет удержаться в стороне. А если Лекс будет не один, если у него кто-то есть… То он, Коська, просто умрет в тот же миг, как андерсеновская Русалочка.*
На кладбище он всё же съездил, но через два дня. Долго бродил между каменных, навсегда закрытых дверей в последние пристанища покойных, пока не нашел свежую, покрытую цветами и венками могилу.
“…от любящего сына…”
Заботливо расправленная лента покоилась между искусственных цветов венка.
Коська опустился на колени, положил рядом, так любимые Дмитрием Алексеевичем при жизни садовые цветы, и мысленно попросил прощения. За всё: за то, что не оправдал его надежд; за то, что ни разу даже не навестил, упиваясь своим горьким одиночеством; за то, что не в силах сейчас пролить и слезы. Он просил прощения и прощался уже навсегда с человеком, когда-то назвавшим его внуком.
*
Коська кошмарил, плохо выглядел от недосыпа и тревог. Синева под глазами стала неотъемлемой частью его внешнего вида, так же как и пустой, сонный взгляд.
Можно было не расставаться с конспектами, можно было зубрить до автоматизма, можно было говорить себе, что все в порядке, «перемелется – мука будет», но сны не уговоришь. Ложиться спать он стал бояться не меньше, чем подростки с улицы Вязов.** Потому что просыпался от собственных криков: «Нет, папа, не-е-ет!», или того хуже: «Я буду ждать тебя, Лекс!», каждый раз вскакивая с бешено стучащим сердцем, на влажной от слез подушке.
Решение оборвать все, что связывало его с Васильевым пришло внезапно и слишком болезненно, чтобы от него отмахнуться. Начать решил с универа.
Но уже на следующий день после посещения деканата, его вызвал к себе на разговор ректор и прямо спросил, связан ли удручающий вид Коськи и его желание перевестись в другой институт с отъездом Васильева?
Коська напрягся и не знал, что ответить, ведь Суровым было велено не афишировать его связь Лексом.
Ректор продолжил:
– Мне бы не хотелось терять такого ученика как вы, тем более, учиться осталось всего ничего.
Он как-то слишком “понимающе” посмотрел и задумчиво высказал:
– Поверьте, я слишком давно знаю Алексея, чтобы поверить в то, что он вас каждое утро привозил сюда исключительно благодаря вашему потенциальному красному диплому. Что бы у вас не произошло, перейдя в другое учебное заведение, вы не спрячетесь, Костя, а вот потерять хорошие перспективы вполне можете.
Коська молчал, повесив голову и с тоской изучая переплетения линий деревянного узора
столешницы ректорского стола
– Насколько я знаю, Алексей Дмитриевич оплатил ваше обучение в нашем университете полностью, хотя с вашими знаниями вы могли бы и на бюджет поступить. А вот при переводе в другое место вам самому нужно будет решать финансовую сторону. Давайте не будем принимать поспешных решений. Учитесь спокойно. Если уж вы так настроены на перемены, мы с вами сделаем так – официально вы будете переведены в наш филиал в Волоколамске, но обучаться продолжите здесь, я об этом позабочусь. Поймите, Костя, он всё равно узнает куда вы переведетесь. Я не враг себе, чтобы врать Васильеву, я сам же ему и покажу документы о переводе. Но можно не врать, а всего лишь не говорить всю информацию, когда он будет вас искать.
– Не будет.
– Что, простите?
Как? Как объяснить, что искать его никто не будет? Что он прячется не от Лекса, а от себя самого. От глупого, иррационального ожидания, заживо сжигающего день за днем, что однажды Лекс придет за ним, и все сейчас происходящее окажется просто плохим сном.
– Кстати, раз вы, как я уже понял, не собираетесь сотрудничать с “Василиском”, то позвольте поинтересоваться, нашли ли вы себе место для стажировки? Нет? Что ж, если не найдете, могу предложить как вариант, устроить вас в агентство к моему сыну. Игорь доверяет моей протекции и охотно примет рекомендованного мной студента. Поработаете, наработаете стаж и опыт, а там уж решите, как распорядиться жизнью.
Ректор говорил простые и понятные вещи. Коська нерешительно поднял голову.
– Соглашайся, мальчик, – доброжелательно улыбнулся ректор и он согласился. Потому что поверил, потому что слишком устал от необходимости решать, а тут такой удобный вариант, за тебя все сделают – только учись, а затем еще и работой обеспечат.
*
Напиться не получалось. Коська сидел перед нетронутым стаканом и пытался заставить себя выпить. Сильнейшее неприятие алкоголя впервые оказало ему плохую услугу. Если шампанское в компании Лекса, на Новый Год или день рождения он ещё мог себе позволить, то один лишь запах крепкого алкоголя вызывал стойкое отвращение.
А попробовать напиться шампанским ему казалось уже сверхотвратным.
Небольшой бар, куда его занесло в надежде найти способ забыться, чтобы уснуть пьяным сном без кошмаров, имел лишь одно явное достоинство – близость расположения к дому.
Всё остальное же Коську лишь раздражало – улыбающийся персонал, звучащая из динамиков попсовая песенка, назойливые взгляды посетительниц.
Он, продолжая гипнотизировать чертов вискарь, достал сигарету и, зажав губами, полез в карман за зажигалкой. Но неожиданно перед лицом появилась мужская рука с серебристым прямоугольником зажигалки. С металлическим стуком откинулась крышка, показывая огонёк. Коська прикурил и посмотрел на хозяина руки. Молодой мужчина убрал зажигалку и улыбнулся.
– Привет. Кажется, ты меня не узнаёшь?
Кивок головой, означал одновременно и приветствие и ответ на вопрос.
– Дмитрий. Мы с тобой встречались как-то, помнишь, у Васильева?
Вспомнил. Как будто много лет назад, будто в другой реальности – неловкая встреча, полотенце на бедрах, осторожный внимательный взгляд и поспешный ужин втроем. Меньше всего Коське сейчас хотелось, чтобы ему напоминали о той, потерянной другой жизни, но Дмитрий без приглашения подвинул стул и уселся рядом.
– Что вам надо?
– От тебя? Ничего. Просто составить компанию одинокому напивающемуся парню.
– Я не напиваюсь.
– Вижу. Давай “не напиваться” вместе, в другом месте.
– В каком другом?
– Ну, можешь меня пригласить к себе, конечно, но можно и просто сменить питейное заведение.
Коська рассматривал Дмитрия сквозь никотиновую дымку прокуренного зала и думал, что можно забыться и без алкоголя. Хотя бы попробовать.
– Приглашаю. Выпивку и презики купишь сам.
И ухмыльнулся, поймав шокированный взгляд, казалось бы уверенного в себе мужчины.
В спальню он его не пустил, вроде бы, что терять, но хотелось постель оставить “чистой”.
Диван в гостиной, столик с бутылкой коньяка, собственный бокал с нетронутым напитком и чужие руки на его теле. Коська отворачивал лицо от чужих губ, Дима не настаивал. Не те губы, не те руки, чужой запах. Слишком стройное тело, мягкие движения, не указывающие – лишь уговаривающие. Коська откинул ненужные мысли и потянул Дмитрия на застеленный покрывалом, уже разложенный диван.
Тело, давно не получавшее сексуальной разрядки, предательски оживало под умелыми ласками.
Забыться действительно можно и без алкоголя.
Забыться, это же не забыть.
А то, что после потекли слезы, намочив зажатый в губах сигаретный фильтр, так то невыпитый коньяк виноват, не иначе.
И сон был крепким, без сновидений. Что и требовалось.
Утром, задумчиво рассматривая оставленную Дмитрием визитку, подумал, что лекарство вызывает привыкание, а этого допустить никак нельзя. Еще один синдром отмены он просто не переживет. Значит, лекарство надо менять чаще, до того как оно станет незаменимым. Прикурил сигарету и, поднеся зажигалку к визитке, стал наблюдать как сгорает плотный матовый кусок бумаги.
Продать или сдать квартиру он не решался, но и оставаться в ней больше не мог. Вернуться в свою тоже не было сил, там все напоминало о произошедшем несколько лет назад. И он попросил Саню сдать жильцам свою трешку, а сам снял однокомнатную недалеко от института.
Саня, понимая в каком состоянии находится Коська, но не представляя чем помочь, позвал его в гости. Он теперь жил с Татьяной и её детьми.
Коська пришел как-то по записанному адресу, дверь ему открыла Татьяна. Она радушно его встретила и объяснила, что Саня ещё не вернулся с работы. Проводила в комнату, а сама ушла хозяйничать на кухне.
Коська неловко потоптался, не зная куда себя деть и уселся на диван. И чуть не подскочил, услышав где-то рядом громкое:
– Ку-ку!
Он осмотрелся, но ребенка нигде не заметил.
– Ку-ку!
Коська улыбнулся и, оглядываясь, произнес:
– Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить осталось?
– Это не кукуска, это Ёмка под стоём сидит. Он от мамы спятайся, стобы буквы не ситать.
По полной заложила “кукушку”, возникшая в дверном проеме мордашка. Заинтересованно оглядела Коську и исчезла за дверью.
– Лизка глупая. Вот ведь горе мне с ней, – вздохнул “кукушка” и выбрался из-под длинной белой скатерти, покрывающей стол. Кукушке было на вид, лет шесть, но хмурился он на все сорок. Сведя брови и важно выпятив нижнюю губу, лохматое белобрысое чудо прошествовало к дивану и уселось рядом с гостем. Чуть посидело, косясь на него, а затем важно произнесло:
– Роман, – и протянуло ладошку.
Коська невольно улыбнулся такому взрослому жесту. Он и сам не любил условностей и представлялся сразу, без приглашений и хождений вокруг да около.
– Константин, – он “по взрослому” пожал ладошку. – Можно Костик.
Роман согласно кивнул головой.
– У тебя планшет есть?
– Нету.
Снова кивок, но уголки губок как-то потянулись вниз.
– А игры на телефоне какие?
Коська растерялся.
– Да я как-то не играю, Ром.
– Ага, – совсем уж грустный кивок. – Взрослый. Скучные вы, взрослые.
– Взлослые умеют книски ситать, а ты нет.
В дверях вновь показалась девочка.
– Ну и что! А ты, Лизка, не подслушивай мужских разговоров!
Лизка показала брату язык и спряталась за дверь.
– Ма-ам, а Лизка дяде Костику язык показала!
– Лиза, как можно? Ты же воспитанная девочка!
Татьяна принесла в комнату и сгрузила на стол тарелку с выпечкой и заварочный чайник.
– Нет, мама, Ёмка адмансик! – маленькие ножки застучали по полу в сторону кухни. – Лиска воспитанная.
Татьяна многозначительно глянула на сына и ушла на кухню.
– Ну вот, теперь точно читать посадят, – Ромка повесил голову. – И кто только придумал младших сестер? Кто-то очень глупый, наверно.
А Коська смотрел на поникшего мальчугана и думал: “Вот ведь как бывает – у каждого возраста свои проблемы и горести. Ему не было жизни без Лекса, а этому белобрысому Ёмке “не было жизни” от Лизки. Но ведь ему-то можно было помочь, ну хоть чуть-чуть”.
– Ром, а хочешь, я тебе почитаю?
– Ну-у, можно, – дал согласие, воспрявший духом Ромка. – А Лизке можно послушать? Она очень любит! И она тихо сидит, не помешает.
– Ну, если тихо, то зови и Лизку, – серьёзным тоном ответил Коська.
– Лиз! Лизка! Иди сюда, дядя Костик книжку читать будет.
– Пло сенка? – материализовалась в дверях сестренка.
– Не, про щенка уже сто раз читали. Другую неси.
– Ём, так хосется пло собаську, – Лизка прижалось к Ромке и проникновенно заглянула ему в лицо.
– Ещё скажи, про бычка и зайку,*** – Ромка закатил глаза.
– Да, и пло комаликов тосе, – прижимала к груди явно любимую книжку, а её взгляду мог позавидовать Кот в сапогах.
Нечего и говорить, что уже через пару минут Коська читал прижавшимся друг к другу деткам стихи Барто. Заглянувшая в комнату Татьяна, улыбнулась и расставила по столу чайный сервиз.
Лизка постепенно залезла на диван с ногами и улеглась к брату на коленки, обхватив маленькими ручками его за пояс.
Коська читал, а сам думал, что вот у Сани есть Татьяна, у Ромки есть Лизка, а что он, Костик, тут делает? Саня больше не сможет с ним возиться. У него теперь семья, и Коське тут совсем не место.
После чаепития он продолжил чтение, но сердце вновь сжало колючей проволокой.
– Один щенок был одинок, бродил он неприкаянно. И наконец решил щенок: “Найду себе хозяина”.
В глазах защипало, и буквы стали расплываться.
– С утра собаки всех пород с людьми выходят из ворот. С людьми побыть мне хочется! Зачем мне одиночество? В каком-то дворике пустом один остался с детства я… И стал щенок мечтать о том, как будет он вилять хвостом, хозяина приветствуя…****
Дочитав стишок, Коська, не в силах с собой совладать, резко распрощался с малышами и попросту сбежал, пообещав в другой раз дождаться Саню.
Он почти бежал по улице, глотая горькие, не приносящие облегчения слезы, всю дорогу до съемной квартиры. Холодной, равнодушной, чужой. Пустой, как и вся его щенячья жизнь…
«И так расстроился
Щенок,
Что он завыл
Отчаянно:
«Я одино-о-ок,
Я одино-о-о-ок,
Не нахожу-уууу
Хозяина!..»
__________________________________________________________
* – Ганс Христиан Андерсен “Русалочка”
** – «Кошмар на улице Вязов» культовый ужастик 1984 года.
*** – персонажи стихов детской поэтессы А.Барто
**** – Агния Барто “Он был совсем один”
