Текст книги "Я смотрю в прошлое (СИ)"
Автор книги: Sattira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Самый первый стоит напряженный Акинфеев. Пусть себе стоит – опять волнуется из-за какой-то глупости, как этот матч. Он же, черт возьми, товарищеский – это значит, что можно отточить тактику, опробовать новый пас с Зобниным, который они с Дзюбой отрабатывали почти неделю. Да поддержать несчастный Иран, в конце концов – ребят ждет поездка домой, и за турниром они смогут наблюдать только с экранов телевизоров.
Арбитр машет рукой. Дзюба встает на левый фланг и бессознательно наблюдает, как соперники расползаются по полю, разговаривают со смешным акцентом то на бедном английском, то на родном языке. Артем совершенно не волнуется – надо всего лишь забить пару голов в противоположные ворота – и считай, что матч выдался удачным.
Но его мирные планы рушат иранцы – вступив с первых минут матча в жестокий прессинг, футболисты с каким-то мрачным удовольствием пытаются отыграться за все неудачи в групповом этапе на своих соперниках. Артем краем глаза видит, как Черышев машет ему рукой: мол, начинай играть, а не просто бегать по полю. Встряхиваясь, Дзюба вливается в игру.
Первый гол случился уже на двадцать шестой минуте у ворот Ирана – вратарь ошибается и выходит за пределы штрафной, пока довольный Фернандес, скрывая улыбку, вкатывает мяч в ворота. Марио улыбается, на него налетает Черышев, а помрачневший от такого поворота событий Иран просит скорее продолжать игру. Теперь их стиль становится жестче – все чаще на траву валятся полузащитники, скошенные довольно грубоватыми подкатами, все резче бьют нападающие противника, целясь в ворота с внимательным и бдительным Акинфеевым. Мячик бесцельно мечется по середине поля – иранцы хоть и играют жестко, но совершают ошибки, которыми так грамотно пользуются в центре поля Зобнин и Черышев.
В перерыве ребята устало, но счастливо падают на скамейку и довольно переговариваются между собой. Ведь они ведут, ведь счет – 1:0 в их пользу, следовательно, бояться нечего. Смолов сидит на скамейке рядом с Дзюбой и несильно толкает его в бок, молчаливо показывая глазами в сторону Ирана: они стоят кружком, что-то обсуждая. В глазах Федора какая-то скрытая тревога, и от этого Артема прошибает холодный пот.
На сорок восьмой минуте Иран сравнивает счет.
Акинфеев мяч видит, но из-за того, что тот был отправлен почти под штангу, дотягивается лишь пальцами. Ребята хлопают его по плечу, Фернандес безмятежно улыбается и никак не показывает то, что он хоть как-то винит вратаря в случившемся. Соперники, воодушевленные горячим голом, хотят забить еще, но из-за эйфории и бурлящей радости совершают мелкие ошибки, из-за чего их атаки терпят поражения.
У их капитана, Ашкана Дежаги, мрачное лицо. Его позиция на поле симметрична с позицией Дзюбы, играет он жестко и часто фолит. Через каждую остановку в игре его брови сходятся на переносице, а глаза темнеют. Даже не зная этого человека, Дзюба мог бы сказать: он разъярен.
Наконец, дело дошло до первых потерь: кто-то из иранских нападающих жестоко сфолил на Зобнине, отчего тот падает на траву, держась за левую ногу. Дзюба, стоящий ближе всех, аккуратно касается плеча друга и получает задушенный ответ, что «все хорошо, не бойся». Иранские футболисты кричат на арбитра, и, пока тот успокаивает добрую половину команды, к Дзюбе приближается встревоженный Смолов.
– Не подходи близко к 21 номеру, – тихо просит Федор и глазами показывает на Ашкана. Его глаза не выражают ничего, кроме бессильной ярости против желтой карточки, направленной на его игрока. Дзюба пересекается с ним взглядом и холодеет. Наступает время жесткой игры.
На табло уже почти восьмидесятая минута и счет 1:1.
Когда Зобнин, оказавшись на чужой половине поля, наконец ведет мяч к противоположным воротам, Дзюба думает только об одном: если они забьют еще один гол, то Иран плюнет на все приличия и начистит им морды. И арбитру заодно, если тот вздумает показать красную карточку. Соперники держались уже чисто на отголосках разума; не первый раз Черышев получал по ногам, Зобнин сталкивался плечом к плечу с защитниками иранской команды, а сам Артем ощущал на себе крепкие мужские руки, тянущие за футболку назад или вниз.
Они чуть не забили гол, находясь у чужих ворот, когда капитан соперников не выдержал. Дзюба ловко обводил мяч против защитников у правого углового, стараясь выбить мяч к открытому Черышеву, но Дежага не дал ему возможность исполнить задуманное. С нечеловеческой силой, на одном адреналине он врезался в нападающего, заставив того буквально кувыркнуться в воздухе, проехаться по газону и замереть животом вниз у бровки.
Дзюба так до конца и не понял, что произошло – он почти довел мяч до конца, когда в него влетел 21 номер, заставив оторвать ноги от земли. В грудной клетке что-то неприятно хрустнуло, и вот он уже вдыхает запах мокрой травы и едва чувствовавшейся белой краски, утыкаясь носом в разметку.
***
Через несколько секунд он возвращается в реальность.
Первое, что ощутил Артем – ему нечем было дышать.
В груди что-то кололо. И не только там – под животом, между ключиц, под лопатками, везде, где можно чувствовать хотя бы что-то. Мысленно выругавшись про себя, Дзюба с облегчением понял, что «неумышленный удар» не задел голову – лоб и виски слегка холодила короткая трава, было неприятно, но никаких нежеланных последствий, вроде головокружения и тошноты.
А вот дышать – больно.
Стараясь втягивать в себя как можно меньше, но чаще, Артем медленно пошевелился, пытаясь перевернуться на спину. Но самостоятельно это сделать он не успел – чьи-то мягкие, осторожные руки развернули его, и перед глазами всплыло лицо измотанного страхом Смолова.
Федор глядел недоверчиво, будто просяще, и Артем сделал попытку подняться. Подняться, что-нибудь сказать, например, что с ним все в порядке. Уши чувствовались как ватные, но через несколько минут звук начал возвращаться.
– Тем, – как-то слишком тихо произнес Федя и осторожно погладил нападающего по лицу. – Лучше лежи.
Лучше лежи? Что это, черт возьми, значит?
Руки и ноги на месте – точно. С ним все в порядке, даже способность дышать постепенно возвращается. Грудную клетку колет. Трава мокрая. Неприятно жжет между ключиц.
Артем хочет приподняться на локтях, и Смолов бережно помогает, подсаживая его за подмышки. Перед воротами иранцы пытаются оторвать арбитру голову за… красную карточку? С другого конца поля бегут санитары и темнеет фигурка Акинфеева.
Черт возьми. Акинфеев.
Дзюба не может разглядеть ни лица, ни эмоций, но точно знает – Игорю сейчас так же больно, как и ему. Врачи аккуратно просят его снять футболку, чтобы проверить целостность костей. Дзюба неуверенно шевелит губами и говорит:
– Все в порядке.
– Тем, – у стоящего рядом Черышева трясутся руки. – С тобой не все, блять, в порядке. Тебя этот психически неуравновешенный чуть пополам не сломал.
Врачи поднимают Артема и уходят вместе с ним подальше, за бровку. Пока матч продолжается без удаленного 21 номера и временно выбывшего Дзюбы, врачи растирают последнему лопатки, ребра, проверяют голову и что-то щупают между ключиц и на шее.
Один из санитаров просит дотронуться пальцем до носа с закрытыми глазами. Артем послушно выполняет и эту, и дальнейшие инструкции, после чего врачи, рассматривая его как восьмое чудо света, разрешают выйти играть. Но Артем неожиданно смотрит на свои ворота, далекую фигуру Акинфеева, и его голова начинает гудеть как рой разозленных пчел.
Дзюба исчезает в темноте выхода во врачебные помещения за необходимой медицинской помощью, а резво рвущийся отплатить за друга Зобнин забивает мяч в ворота с пенальти.
Матч заканчивается со счетом 1:2.
========== 4 ==========
Flashback: две недели назад.
– Тем, – голос у Черышева вкрадчивый и мягкий. – А я все знаю.
Сегодня очень холодно и неприятно; дует сильный ветер, посылая по открытой коже рук и ног маленькие мурашки. Солнце светит тускло, как-то непривычно, ведь уже почти полдень.
Дзюба лениво перекатывает мяч от левой ноги к правой, финтит, размышляя о чем-то своем, когда внезапно появившийся Черышев заставляет его потерять спокойствие.
– О чем ты? – осторожно спрашивает Артем и начинает вспоминать все свои недавние огрехи. Кажется, он ничего такого не совершал криминального.
(По крайней мере, если не считать того, что он нечаянно зарядил Фернандесу по голове мячом два дня назад. Марио выругался по-испански, но после все равно миролюбиво принял извинения от Артёма. Конфликт был исчерпан в самом начале.)
– Тебе пора прекращать так долго пялиться на Игорька.
Артем внешне никак не реагирует, но сердце пропускает один удар. Он, конечно, не очень грамотно конспировался, когда установил для себя программу «избегай-Акинфеева-любой-ценой», но выбора уже не было. Когда Дзюба осознал, что вратарь начинал его заводить даже неумышленными касаниями, манерой речи и нередко своим открытым торсом в раздевалке, то смирился – отрицать свои рвущиеся наружу чувства далее уже не было смысла.
Он окунулся в Акинфеева по самые уши и почти утонул.
– Я не пялюсь на Игоря, – голос слегка сорвался, а мяч, до этого невинно лежащий на траве, полетел в пока ещё пустые ворота.
– Пялишься, – улыбка Дениса немного насторожила бдительность Артема. – Он тебе нравится, не отрицай.
– Ну и что я должен на это ответить? – с лёгким отчаянием сорвался Дзюба и, повернувшись к Черышеву, тихонько потряс его за плечи. Денис иногда был просто невыносим с этой его манерой лезть в душу и помогать заниматься самобичеванием. Хотя бы потому невыносим, что после таких занятий он безоговорочно выходил победителем.
– Артем, ты можешь просто ему рассказать. Хочешь, или я расскажу? – хитро повел его по скользкой дорожке Денис, пытаясь уловить настоящее настроение замершего рядом друга. Черышев был заметно меньше ростом, чем Артем, и оттого казалось, что Денис совершенно не представлял опасности для кого бы то ни было. Однако сейчас, когда Дзюба больше походил на замшелого валуна, который замер несколько веков назад в раздумьях и все никак не пришел к более-менее удовлетворяющему результату, а Черышев хитро улыбался, зная, что заранее выиграет эту битву, все было наоборот.
– С ума сошел? – испугался Артем. – Да он мне зубы повыбивает… У него жена есть; у меня жена есть! Этого недостаточно, чтобы я сказал ему что-то, о чем мы потом оба будем жалеть?
– Да чего жалеть-то, – беспечности Черышева можно было позавидовать. – Просто сделай и все.
Артем слегка завис, не желая на это ничего отвечать и упорно отгоняя шальную мысль о том, что рассказать вратарю, что происходит у него на душе, это довольно-таки спорная идея.
– Ну скажи мне, Тем. Я твой лучший друг. Он тебе нравится?
Молчание.
– Артем, он тебе нравится?
Нет ответа.
– Он тебе нравится, – последняя фраза прозвучала уже не как вопрос, а как утверждение.
Дзюба развернулся и медленно пошел к трибунам, где лежали бутылки с водой – ему сказать было нечего. Денис победно улыбался.
Ну, а что сделать-то? Когда сборы ещё только начались, Артёму было конкретно все равно, с кем ему там играть, кто ему понравится, а кто нет. Но начиная притираться к ребятам поближе, а в особенности к Акинфееву, он медленно замечал, как в душе распускались цветы. Игорь был… Игорем, и от этого Артем медленно плыл, теряясь в ощущениях. Вот их первая тренировка – Черчесов грубовато даёт указания и вталкивает вдохновение и уверенность в команду. Вот – одна из нескольких, где Игорь смеётся, закидывая руку на плечо Дзюбе, а последний едва ли держится на ногах от хохота. И ещё несчитанное множество «вот», где они шутливо дерутся, лежат на одном диване, поедая остывший ужин перед телевизором, где они случайно засыпают на полу, вымотанные после особенно интенсивной тренировки. И Артем немного скучает по этим воспоминаниям, потому что тогда он не боялся выражать Игорю свои настоящие чувства.
А сейчас все это куда-то исчезает, и Дзюба медленно начинает ощущать себя несчастным. Он хочет отдалиться от Акинфеева и, черт возьми, это делает – у ничего не подозревающего вратаря озадаченное выражение лица. Но он, кажется, находит для себя довольно убедительные причины, которые объясняют поведение Артема.
А сейчас, когда чертов Черышев начинает копошиться в его душе, побуждая принимать порывистые, необдуманные поступки, Дзюбе хочется закричать в голос. Но с другой стороны, где-то в подсознании доносится голос, который говорит:
Денис не желает тебе зла. Может, и правда попробуешь с ним поговорить?
Но Артёму чертовски не хочется заваривать эту кашу, которую потом вряд ли он съест сам. У Игоря немного другое видение мира, сомнительно, что он окажется рад такому повороту событий (Дзюба влюбился в Акинфеева, невероятно!). Поэтому Артем медленно, методично вдалбливает себе в голову что-то о том, что никто никогда не узнает о его чувствах.
Черышев постоянно все портит.
Говорит на ухо какие-то пошлые глупости об Акинфееве при полной команде – так, чтобы слышал только Артем. Подстрекает делать какие-то чепуховые вещи, чтобы Игорь либо считал Дзюбу «невыспавшимся», либо «слегка сошедшим с ума». И, как показала практика, Акинфеев в сердцах называл Артема психом гораздо чаще.
Черышев очень любит начинать эту незатейливую игру – щебетать что-то на испанском прямо перед командой или Фернандесом. И это «что-то» точно не описывает погоду за окном – голос у Дениса становится тягучий, как плавленая карамель, а Марио, Господи-сделай-его-ненадолго-глухим, Марио слушает в наушниках музыку и лишь иногда поднимает голову, чтобы проверить, что вокруг все хорошо.
Один раз Денис чуть не спалился – Фернандес снял наушники, а Черышев увлеченно мурлыкал что-то, сидя за обедом, на испанском языке. Марио прислушался, выхватил пару компрометирующих фраз и как-то странно глянул на Дзюбу, сжимающего в руках столовый нож. Черышев вовремя заткнулся, а в свободное время увел Дзюбу в тихий уголок и услужливо перевел все, что «мог услышать мой испанский друг».
Результаты оказались неутешительны.
Артем после этого случая старался проводить больше времени с Фернандесом, чтобы как-то мягко доказать ему, что он совсем не озабоченный идиот, коим его выставил Денис. К счастью, последний сам исправил ситуацию, проведя пару профилактических иностранных бесед с другом и больше не заводя таких опасных игр.
Короче говоря, Артем медленно слетал с катушек. И виной всему был этот «всепонимающий» взгляд Акинфеева, который он чувствовал даже спиной, когда отдавал пасы на тренировке или убегал на другую половину поля.
И сказать-то все равно было нечего.
End of flashback.
Несмотря на все заверения о хорошем самочувствии, врачи чуть ли не задушили Дзюбу своими проверками. Уведя его в больничные помещения, они долго ещё осматривали, тыкали, растирали, нажимали и делали совершенно непонятные медицинские вещи.
А потом повезли в районную больницу, обещая продержать его там до вечера.
Дзюба сидел на больничной койке, рассматривая неприятно режущие глаза белые стены и понемногу ощущая головную боль. Пережитый «кувырок» все-таки дал о себе знать – лёгкая тошнота, общее снижение привычного самочувствия – и вот в палату входит медсестра с какими-то таблетками. Насильно вливает их с неприличным количеством воды, после чего Дзюба медленно погружается в сон.
Просыпается, когда за окном непроглядная ночь, а в палате он один. Его грудная клетка крепко перебинтована и пахнет резкими горьковатыми мазями. Ключицы неприятно ноют, давая о себе знать через каждое неловкое движение, а все тело затекло и теперь неприятно колет.
В его палату никто не входит ещё около двадцати минут, и Артем, отчаявшись, решает заснуть до утра, когда в коридоре слышатся шаги. В комнату мягко входит медсестра, держа в руках поднос с ужином.
– Сколько я тут провалялся? – хрипло выдыхает Артем и неосознанно протягивает руки, принимая еду. Он и сам не понял, насколько сильно был голоден.
– Все не так плохо, около одиннадцати часов, – говорит она и спрашивает об общем самочувствии. Головокружение – это ожидаемо, несильное помутнение – тоже.
– Около одиннадцати часов? – Дзюбе кажется, что он сейчас выплюнет лёгкие. Дышать глубоко не получается из-за стягивающих его ребра бинтов, оттого он слегка жмурится и просить снять их.
– Завтра. Сейчас будет лучше, если вы обойдетесь без неприятных последствий, вроде сдвига костей или трещин в ребрах. Вам очень повезло.
Медсестра уходит, даже не желая отвечать на остальные вопросы вроде «Чем закончился матч?» или «Можете позвонить ребятам и сказать, что я в норме?». Дзюбе ничего не остаётся, как съесть свой довольно невкусный ужин (рис немного отдает картоном) и провалиться в сон.
***
На следующее утро его тщательно рассматривают, сняв бинты. На груди – сильные кровоподтёки и синяки на спине. Дышится теперь легко, с головой все в порядке, но врач настаивает на том, чтобы остаться хотя бы до обеда и не навредить себе ещё больше.
В часы посещений приходят Головин, Жирков, Кутепов и Игнашевич. Все радостные, рассказывают о том, что произошло после неприятного столкновения и как они отпраздновали матч. Медсестра выгоняет их примерно через двадцать минут после прихода, потому что от чересчур эмоциональных разговоров у Артема закружилась голова. Перед обедом пришел Черчесов, перебросился парой слов с подопечным, после чего попросил врачей отдать ему Дзюбу уже вечером. А в обед, когда Артем довольно неловко расправлялся с супом, в палату чуть ли не на крыльях залетел Черышев.
Вот уж кто действительно ничуть не переживал за Дзюбу – по крайней мере, таково было первое впечатление. Денис выглядел отдохнувшим, воодушевленным победой, но, наученный остальными поменьше дотрагиваться до тела своего раненого товарища, сократил прикосновения к минимуму.
– Артем, ты просто бомба, – искрил Денис, усаживаясь в ноги к другу и начиная рассказывать, как команда отреагировала на такую важную потерю.
Он вкратце обрисовал пенальти, произошедшее после травмы, как к нему рвался тем же днём Черчесов, готовый рвать и метать за такую глупую потерю. Наконец Артем не выдержал.
Он знал, что Черышева можно спросить.
– Игорь-то как? – непринужденно, но слегка застенчиво спросил Артем, где-то в глубине души надеясь услышать, как тот ночевал у его палаты и волновался за самочувствие товарища.
Однако ответ, который он получил в последующем, буквально ошеломил до глубины души.
– Эм… Ему, кажется, все равно.
– О чем ты? – сдерживая разочарование, произнес Артем, слегка сжимая в руках кончик одеяла. Не может быть, чтобы Акинфеев делал вид непоколебимого вратаря – это после всего того, что с ними произошло?
После этих необговоренных поцелуев?
– Он, конечно, спрашивал, как ты себя чувствуешь, у других ребят, – сконфузился Денис. – Но, м-м… Не вызвался добровольцем прийти к тебе утром вместо тренировки.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
– Он не хочет меня видеть? – сипло спросил Артем, силясь вспомнить, как закончился их последний разговор. В голову долгое время ничего путного не лезло. Черышев услужливо подсказал, что «Игорь слегка не в себе. Дай ему время, и он разберётся в своих чувствах.» Артема мало убедила уверенность друга в том, что Акинфеев просто не может понять, как он относится к своему уже не совсем другу.
– Если так можно сказать.
***
– Артем, надо поговорить.
Вернувшись из больницы с «медалью» на груди, Дзюба точно не ждал такого теплого приема со стороны Игоря. Прошло почти два дня, и вот, вечером, Акинфеев заявился в номер с нечитаемым выражением лица. Все это время они почти не контактировали.
Они незаметно ушли в номер. Акинфеев сел на кровать, глазами показав, чтобы Дзюба сел рядом.
– Сними футболку, – Артем послушно стянул с себя тонкую ткань, обнажая мышцы и горячую кожу.
Кровоподтёк темнел неприветливо, грозно, будто обещая своему владельцу не уйти с нагретого места никогда. Вокруг распускались темноватые царапины и жёлтые, сходящие синяки. Спина неприятно ныла.
Акинфеев задумчиво рассматривал эту «картину», слегка касаясь Дзюбы только бедром, обтянутым темной джинсой. Артем неотрывно смотрел в глаза вратарю, боясь что-нибудь сказать и отпугнуть его наплыв нежности.
Игорь осторожно, почти невесомо дотронулся подушечками пальцев до ключицы Артема. Касание отдалось толпой мурашек, разбежавшихся по всему телу волнами. Руки у Акинфеева были тёплыми, мягкими, а сам Игорь выглядел так, будто собирался приручить оленёнка.
Стараясь не нажимать на больные места, Акинфеев разглаживал одной рукой левое плечо, мышцы, ключицы Артема. Он не дотрагивался до удара, даже не смотрел туда, боясь, что сможет как-то навредить ещё больше. И именно в тот момент, когда Артем решил, что надо что-то сказать, левая рука вратаря замерла на шее, а правая притянула в поцелуй.
Это был второй раз, когда Игорь сам принял решение поцеловать Артема, подарить ему ласку и нежность, не прибегая к помощи слов. Игорь целовал аккуратно, слегка напористо, постоянно напоминал себе, что перед ним Артем – Артем, а не кто-то ещё. Дзюба медленно уложил Игоря на кровать и навис сверху, не переставая целовать, а рукой зарываться в мягкие волосы. Игорь обнимал его за талию, не поднимаясь выше, а перебирая пальцами шершавую ткань джинс Артема и лаская горячую, приятную кожу.
Артём слегка дернулся от боли, когда нечаянно перенес вес на руки. Ключицы заныли, а синяки напомнили о себе, поэтому Дзюба разорвал поцелуй.
– Что такое? – не понял Игорь, видимо желающий заверить Артема, что он очень даже не против такого поворота событий, а целиком и полностью за. Но Артем одними глазами показал на себя – мне-черт-возьми-больно – поэтому Игорь с незаметным облегчением вздохнул и притянул Дзюбу поближе.
Они лежали вдвоем на одной кровати, обнимая друг друга руками. Игорь положил голову на плечо «другу», думая о чем-то своем, а Артем неожиданно понял, что голоден.
– Игорёк, – спустя несколько минут тихо позвал он. Акинфеев поднял на него глаза и улыбнулся уголками губ. – Пошли на ужин, а не то я тебя сожру.
– Не в этот раз, Тем, – Игорь как-то странно хмыкнул, поднялся на локтях и задумчиво поцеловал Дзюбу в висок. – Этой команде нужен хороший вратарь.
– Да? И где ты таких видел? – засмеялся Артем, но его смех утонул в ещё одном поцелуе. Игорь смотрел ласково, но говорить не желал, поэтому просто утянул друга за собой в коридор, заранее протянув футболку.
Комментарий к 4
Не надейтесь, я не оставлю их отношения в этом просто непристойном шоколаде:)
Автор – лютый зверь.
========== 5 ==========
Испания пройдена.
Четвертьфинал.
На улице глубокая ночь; безоблачное небо мерцает мелкими звёздами, а в отельном номере, где сейчас лежат Игорь и Артем, выключен свет.
Темно.
Игорь спит, прижимаясь к правому боку своего любовника. Артем бездумно рассматривает потолок и, кажется, не может подобрать слов к тому, что сейчас у него происходит с Игорем.
Не может описать свои чувства.
Игорь ведь серьезный, постоянно хмурится и редко отвечает на шутки шутками. Острит перед прессой, конечно, но любит держать лицо перед командой – он, как-никак, капитан. Но Артем-то знает, как ему иногда хочется побыть обычным.
Лежать до позднего утра в постели, пока кто-нибудь не постучится к ним в номер с криком: «Проспали, придурки! Саламыч сейчас нам всем голову оторвёт!» Просыпаться от нежных, почти невесомых поцелуев Дзюбы в лоб и слышать какой-то бессвязный шепот, наверняка повествующий о том, как ему не хочется будить своего капитана. Болтать с Артёмом до ночи, тесно обнимаясь и иногда даря друг другу поцелуи.
Это, черт возьми, так расслабляет.
Когда Черышев больше не может найти слов, чтобы как-то подколоть друзей, у него появляется растерянное, будто неуверенное выражение лица. Он пробует за завтраком, на тренировке, в тренажёрном зале, да даже просто в свободное время хотя бы как-нибудь смутить Дзюбу; тот не поддается и нахально улыбается, будто знает: Денису больше нечем его удивить. С Игорем играть в такие шутки – табу. Игорь их не понимает, мрачнеет, словно мысленно спрашивая: «Почему, блять, именно этот человек знает о нашей химии?», а Дзюба лишь беззастенчиво пожимает плечами и сгребает вратаря в объятия.
Ужасно привыкаешь просыпаться утром и ощущать тяжёлое, горячее, временами даже обнаженное тело рядом и совершенно не удивляться этому. Просто с отстранением думаешь, что если бы его – тела – не было, то это вызвало бы подозрение и вполне себе уместную обиду. Артем не хочет обижать Игоря, поэтому всегда заваливается вечером на кровать первым, слегка причмокивает губами и призывно, нагло хлопает ладошкой по оставшейся половине кровати.
Дзюба крупный, поэтому не по половине – скорее, трети, может и всего четвертинке.
А Игорь не может гордо уйти на свою постель посреди ночи, потому что ему банально не удается сдвинуть с себя довольного Артема, вцепившегося в него как утопающий за соломинку. Последний приловчился бессознательно обнимать его за шею и зарываться носом куда-то во впадинку у ключицы, когда засыпает – Игорь сначала ругал его, потом терпел, потом привык и через несколько таких ночей уже не мог по-другому. Артему постоянно чего-то было мало. Он был опьянен восторгом, возможностью безнаказанно выражать свою щенячью любовь и верность Игорю. Акинфеев хмурился и просил его хотя бы при команде не сжимать себя в волчьих тисках и целовать в макушку. Так и не приучил.
Они стали больше проводить времени вместе – на тренировках, пока их не «разлучал» злющий Черчесов, за завтраком-обедом-ужином, где все ребята давились хохотом, наблюдая, как Дзюба медленно доводит вратаря до бешенства и обратно своими тупыми и бессмысленными, по мнению последнего, шутками. Артем не возражал.
Но когда сразу через несколько минут после победы, там, на поле, Игоря поднял Артем с абсолютно бешеным взглядом, то Акинфеев даже не стал злиться. Они же победили.
А в такие минуты людям все равно, что вокруг происходит.
И Дзюба «чуть не спалился», прижимая к груди вратаря и смотря на него снизу вверх. Игорь знал: сейчас – можно.
А сейчас Игорь тихо сопит в кровати рядом с Артемом и, кажется, совершенно не задумывается над какими-то глупостями. Глупостями вроде тех, которые могут появиться в сети, в прессе и в разговорах сокомандников.
Когда Игорь спит, он определенно счастлив: лицо безмятежное, бесшумное дыхание и мерно вздымающаяся грудная клетка. Его можно шаловливо дёрнуть за бровь, ресницы или потянуть за хохолок волос – словом, всячески поиздеваться, пока сонный Игорь не вернётся в реальность и не осмыслит происходящее. Полуспящий Игорь – это одно из милейших состояний Игоря, и Артем чертовски рад, что он может наблюдать за таким Акинфеевым каждый день безлимитно.
Дзюба любит проводить пальцами по шее любовника и наблюдать, как тот смешно дёргается от щекотки, иногда даже во сне. Тыкать ему в нос, в щеки, в скулы, иногда сладко целовать туда же или бесконтрольно обниматься чуть ли не до удушья. В такие минуты кажется, что Игорь забывает обо всем на свете и слегка неумело поддается ласке.
Акинфеев не очень-то и в восторге просыпаться посреди ночи от того, что Артем давно уже не на своей половине кровати, а на нем. Удобно обнял руками, запихал куда-то длинные ноги, чтобы те не высовывались из-под одеяла, уткнулся головой в шею и крепко спит. Игорю жарко, он пытается слегка отпихнуть Артема от себя, чтобы не так долго дышать оттенками его шампуня, оставшегося в волосах, и глотнуть прохладного воздуха (в номере из-за жары на ночь они открывают окно). К сожалению, Артем даже не думает дать вратарю немного личного пространства и лишь выдыхает согретый воздух тому во впадинку между ключицами. Игорь тихо матерится, незаметно бесится несколько минут, после чего с непроницаемым выражением лица осторожно снимает с себя чужие руки и стягивает одеяло до бедер. Так прохладнее.
Игорю не нравится постоянно ловить на себе эти чисто артёмовские взгляды. Они почти всегда не к месту, невовремя и отвлекают, а если вдруг нечаянно привлекают внимание кого-нибудь постороннего, то Акинфеев хочет за такую «скрытность» кинуться в Дзюбу чем-нибудь тяжёлым.
(Под кем-нибудь посторонним он обычно подразумевает либо Черышева, который давно просек, куда дует ветер, либо Зобнина, который хоть и ничем себя не выдавал, но определенно знал больше, чем положено).
Иногда Игорь ловил на себе какой-то опасно понимающий взгляд Фернандеса, и в свободную минутку втихомолку изучал статьи в интернете о том, как в Бразилии относятся к гомосексуализму. Хотя гомосексуализм, как считал Акинфеев, слишком громкое слово для описания их с Артёмом взаимоотношений. Игоря не тянуло к кому-то чужому – он был целиком и полностью артёмовским, пусть и со всеми его заморочками и тараканами.
Игорь совершенно не фанател от постоянных платонических приставаний со стороны любовника – то есть, ему было в кайф целоваться в тихом номере, обниматься или как-то ободряюще, по-товарищески прикасаться на людях, но у всего есть, черт возьми, своя мера! Когда Артем чуть ли не в пятый раз за один день приставал ко вратарю с недвусмысленными намеками, Игорь установил прямое незыблемое правило: «Никакого, блять, секса, похотливое животное, пока ты не научишься держать себя в руках. Или лапах.» Артем делал вид, что его этот запрет очень оскорблял, и потом победоносно улыбался, когда часами позже Игорь сам лез с поцелуем. И все равно – когда ночью дело доходило до откровенно неприличных ласк, Акинфеев к уговорам и мольбам оставался нем как рыба.
Игорь и сам не знал, почему держал себя в руках – Артем натурально сводил с ума, ластился, всем видом показывая, что именно сегодня и именно сейчас уже пора снять это трижды проклятое табу. И да, Акинфееву сводило крышу, когда он думал, что наконец-то трахнет это горячее тело и окончательно подтвердит статус их отношений. Но что-то его держало. Может, этим чем-то было слегка атрофированное чувство вины – не так давно они были лучшими друзьями, а сейчас между ними искрит. Но чаще всего Игорь вспоминал о своей семье.
У него была настоящая семья – и как бы Дзюба ни пытался ее заменить, Игорь был непреклонен. Екатерина и двое любимых детей были самым дорогим в его жизни и стояли на первом месте. А вот за второе с попеременным успехом дрались престижная футбольная карьера и 22-й номер, Артем Дзюба. И Игорь не был бы Игорем, если бы предпочел первое второму.
Екатерина была невероятной женой, прекрасной матерью, и Игорь, безусловно, любил ее как никогда. Она всегда знала, что означало то или это хмурое выражение лица у Игоря, в то время как Дзюба всегда угадывал невпопад и, естественно, за это огребал. Жена знала, что именно нужно Акинфееву; Дзюба приносился со своими придурочными идеями и вел себя по-детски эгоистично, когда дело касалось нежности и заботы. Игорь точно знал, что стоит ожидать от Екатерины – Артем был непредсказуемым вихрем, сносящим бурей своих эмоций все, что стояло на пути.
