Текст книги "Над тёмными водами (СИ)"

Автор книги: Sapphorequiem

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Постой, закрой дверь, холодно же, – слегка сердито сказал Германия, заставив Кику вздрогнуть от неожиданности. Хонда быстро выполнил его то ли грубую просьбу, то ли приказ, не переставая прижимать к себе белую коробку, от тяжести которой уже начинали болеть руки. Покосившись на Японию, Людвиг нахмурился и подошёл ближе к Хонде.

– Ты заболеть хочешь? – тихо пробормотал он, застёгивая пуговицы на пальто Кику. Когда он случайно коснулся шеи Японии холодными пальцами, Хонда недовольно скривил губы. Немного отодвинувшись назад, Кику посмотрел на Германию нервным взглядом. Последний спохватился и убрал руки, подбирая со стола керосиновую лампу. Япония всё-таки вышел на улицу, за ним последовал и Людвиг.

– Подожди, надо взять лопату, – Германия сказал это, уходя куда-то за дом, прямо в непроглядный мрак иссиня-чёрного цвета, разбавленный ледяным ветром и мелким дождём. Япония тихо выдохнул, рассматривая крохотные тёмные пятна, оставшиеся на коробке от воды. Резко стало удивительно одиноко, хищные тени столпились вокруг, казалось, протягивая свои скользкие ядовитые языки к ногам Хонды, обдавая холодом любой открытый участок тела, подбираясь к самой душе, сжимая стальным ободом сердце. Странная тревога тяжело легла на плечи, обвилась вокруг горла, заполнила собой лёгкие.

– Пошли быстрее, – Германия вышел из темноты, тревога сразу же ослабила хватку. Япония с облегчением вздохнул, но так, чтоб никто этого не заметил. Сильнее закутавшись в пальто, Кику молчаливо последовал за Людвигом, который уверенно шёл по тёмным маленьким переулкам, держа в руках зонтик и лопату – лампу пришлось нести Хонде, несмотря на ноющие от усталости руки. Тусклый свет тёрся о ноги, прислонялся к стенам, красил воздух впереди в жёлто-оранжевый и сине-серый, мигал, дрожал и перемещался: то плавно, то рывками. Ноги едва слушались и когда они вышли к лесу, что находился в центре города, и пошли по траве, Кику едва заставлял себя идти вперёд, чтоб не споткнуться при этом. Вокруг ничего не шумело кроме громкого дождя, отчего казалось, что Япония остался практически один в целом мире: попутчиками ему были лишь Германия, мёртвый Кано и непогода. Под ботинками противно хлюпала грязь, сердце неприятно ныло с каждым шагом. Германия молча сделал жест рукой, приказывая Японии остановиться. Почти проваливаясь в мокрую и рыхлую землю, Кику наблюдал за тем, как Германия принялся выкапывать маленькую яму, в которую очень быстро набиралась вода, текущая вниз по небольшому холму. Незаметно для себя самого Хонда непроизвольно погладил коробку, заставив себя улыбнуться. Людвиг едва слышно выругался, когда в руки вонзились занозы от рукоятки лопаты. Положив коробку в яму, Япония закопал миниатюрную могилу, несмотря на то, что руки ужасно болели. Возле ног криво стояла керосиновая лампа, почти угасшая. Занозы глубоко вонзались в кожу, заставляя Кику стиснуть зубы, но он всё равно продолжал закапывать яму с коробкой и Кано, даже когда руки перестали слушаться.

Отбросив лопату в сторону, Кику тяжело вздохнул. Всеми своими действиями он лишь отвлекал себя от накатившего отчаяния, как смертник, безнадёжно переводящий часы в камере назад. Смотрящий пустым взглядом на циферблат и часовую стрелку, что идёт задним ходом, вслушиваясь, как часы захлёбываются тиканьем, механическими движениями отматывая время, заведомо зная, что это бесполезно. Точно так же делал и Кику: закапывал Кано дрожащими и ослабевшими руками, вслушиваясь в характерный звук, с которым лопата вонзается в землю, стук дождя по зонтику, звон ручейков, текущих подле ног. Только вчера он радостно улыбался, поглаживая Кано по пушистой спине, а сейчас вытирает рукавом лицо, пытаясь не плакать. Германия осторожно коснулся предплечья Японии, привлекая его внимание. Вопросительно хмыкнув, Хонда взял две протянутые ветки и Людвиг выудил из кармана катушку с красной ниткой. Сразу уловив суть намёка, Кику связал ниткой две ветки так, чтоб они образовали небольшой крест и кое-как оставил в земле над импровизированной могилой, очень похожей на могилу маленького ребёнка. Если уж задуматься, то Кано как раз и был маленьким ребёнком – светлым и чистым, невинным и милым, радующим глаз.

– Пойдём домой, – Германия мягко взялся за предплечье Японии, чтоб вести его, но Кику поспешно вырвался и отстранился. Людвиг вопросительно посмотрел на Хонду, но руки убрал, после чего слабо кивнул Японии, приказывая следовать за ним, и пошёл куда-то вперёд. Кику ничего не осталось, кроме как пойти следом, но держась на расстоянии двух шагов. Шли они молча, каждый отвлечённый своими мыслями. Даже вернувшись домой, они тихо разошлись по комнатам, даже ни разу не встретившись взглядами.

Япония устало забрался на кровать, уткнувшись лицом в подушку и закрыл глаза. Горячие солёные слёзы пеленой укрывали взор, когда он насилу повернул голову, потому что было тяжело дышать в подушку. Он запустил пальцы в волосы, размазывая слёзы по лицу, чувствуя, как невыносимая дрожь вновь вернулась, вместе с леденящим холодом. Сдавленно всхлипнув, он свернулся калачиком, уставившись взглядом в стену. Не хотелось спать, но Япония был таким уставшим, что выспаться сейчас было для него жизненно необходимым. Опустив веки, он почувствовал, как болезненно жгут покрасневшие от слёз глаза. Шумел ветер, шептал что-то неразборчивое, стуча в окно ветвями деревьев. Голова болела, кровь стучала в ушах, сердце тяжело сдавило, нос заложило, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. В придачу ко всему этому ещё и руки изнеможённо ныли. Закрыв глаза, Кику едва заставил себя уснуть, лишь для того, чтоб завтра чувствовать себя не так плохо.

***

Он тяжело дышал, пытаясь неровными вдохами и паническими выдохами снять напряжение, стиснувшее лёгкие. Пальцы до побеления сжимали рукоять катаны, но руки всё равно подрагивали от усталости. Ветер шумел в ушах, леденил мокрую от воды одежду. На лице отчётливо ощущалась засохшая кровь, смешанная с грязью. Воздух был пропитан трупным запахом, так что Японии приходилось всё время закрывать лицо рукавом. Небо было серым и мрачным, затянутым дождевыми тучами, под стать тому, что творилось под ним. Кику спускался со ступенек, залитых тёмно-алым, похожим на торжественно уложенный ковёр. Под сапогом с противным чавканьем сломался чей-то крохотный череп, заставив Хонду пренебрежительно скривить губы. Улицы Нанкина ему никогда не нравились, а сейчас и подавно. Всего через пару часов он должен был подойти к порту на реке, чтоб отправиться домой. Сердце тревожно стучало, нельзя было остановить свой взгляд на чём-то одном: не хотелось смотреть на трупы, беспорядочно лежащие под ногами, небо медленно становилось серо-красным, как мощёная дорога внизу. По коже Японии пробежались мурашки, когда он случайно пнул одно из детских тел ногой, и оно покатилось вниз по ступенькам, ударившись о землю с глухим звуком, словно кто-то бросил небольшой мешок картошки. У некоторых лица были искажены в порыве ужаса, другие приобрели умиротворённое выражение, у единиц лица были деформированы и изодраны так, что и не узнаешь в них человеческих. Устало потерев глаза, Кику осмотрелся по сторонам, пытаясь отыскать взглядом хоть кого-то, кто тоже направляется в порт, лелея в голове мысли, что он обязательно будет возвращаться не один, иначе никогда не сможет отвлечься и забыть о хрустнувшем черепе под ногой. Но с другой стороны Япония даже сладостно радовался тому, что смог побывать в Нанкине. Много чего ненужного скопилось в его мыслях и душе, делая сердце свинцовым и тяжёлым, окаменелым и холодным, бьющимся лишь по инерции. Всё это нужно было куда-то девать, кому-то отдавать, а сваливать груз злости и печали на близких совершенно не хотелось, потому Япония до последнего ждал, когда подвернётся нужный случай и он сможет угадать с подходящим временем, чтоб хоть немного успокоиться. И чем ближе становился день, когда он должен был отдохнуть от всего и умиротворённо отсидеться в каком-нибудь тихом японском городке, тем чаще Германия напоминал, что Кику сильно вымотан и должен позволять себе отдохнуть, всё чаще Италия пытался его обнять и хоть как-то приободрить. Хонда невольно улыбнулся собственным мыслям, бросая взгляд на реку Янцзы, берег которой был завален трупами.

Нет, всё-таки если никто не идёт к порту, то определённо не время возвращаться. Нужно в последний раз всё проверить. Едва слышно свистнули ножны, когда он достал катану, возвращаясь по той же избитой, засыпанной пеплом и песком дороге, по которой и пришел. В городе не было ничего, кроме перепаханных, но всё равно заброшенных огородов, искривившихся, уродливых чёрных домов, какой-то ближе к центру города горел, поднимая в и без того грязное небо ещё больше чёрного едкого дыма. Столб гари то ровно поднимался, как медленно ползущая змея, то резко извивался, как кнут, занесённый для удара, отравляя облака, закрывая солнце. Япония неспешно бродил по городу, пересекаясь взглядом разве что с парой солдат и с пустыми рыбьими глазами тысяч трупов, бесцеремонно валяющимися где попало. Тихо ступая, Кику увлечённо осматривался по сторонам, держа в руке катану. Он зашёл в первый попавшийся дом, который был наименее разрушенным и мерзким, медленно прошёлся по полу в гостиной. Когда он повернул голову вправо, его затёкшая шея слабо заныла. Взобравшись по ступенькам на верхний этаж, Хонда без особого энтузиазма осмотрелся по сторонам, рассматривая предметы быта и разного рода ненужный хлам, разбросанный повсюду. Когда он повернулся, чтоб уходить, то бочка с рисом, стоявшая в самом дальнем углу, едва заметно дрогнула и если бы Кику был в доме ещё с кем-то, то точно не услышал бы ничего особенного. Но, как назло, Япония был один. Глубокой низкой нотой внутри дрожала тревога, как случайно задетая пальцами струна гитары, нагоняя мрачности и безысходности в сложившуюся ситуацию.

Кику слишком сильно тянет время, слишком долго решает, а ведь разбираться с такими вещами всегда надо быстро. Если в доме заводятся вредители, то их всегда пытаются убить как можно быстрее, именно так говорил Хонде Германия, когда его серый и с виду суровый кот поймал мышь и принёс в дом, чтоб похвастаться. И примерно то же самое Германия говорил, когда они прощались в порту, но уже в совершенно ином контексте. Тогда от его слов вдоль позвоночника у Кику пробежали мурашки. А когда Германия узнает о том, что он натворил, то мурашки вдоль позвоночника пробегут уже у Людвига. Поэтому, пытаясь таким образом оправдать собственные действия, Япония быстрым шагом вышел из дома, убрав катану обратно в ножны, пытаясь сделать это не слишком громко, чтоб никто не зашёл и ни в коем случае не сбил этот маленький акт охоты. Кику знал, что возле дома есть уцелевшее дерево, по которому можно забраться в окно второго этажа так быстро, как только можно. Взбираясь по дереву, Япония невольно спросил себя: «Почему я вообще это делаю?», и это, несомненно, был хороший вопрос. Хонда частенько задавал его себе, но в совершенно разных ситуациях: когда делал различной степени глупость, или же когда ошибался где-то, громко и с шумом, на весь мир опозорившись своей ужасной ошибкой и ещё в сотни тысяч иных ситуаций, когда он заставлял себя остановиться, обдумать всё, что он делал сегодня, а то и всю эту неделю, а временами даже столетие. Но сейчас у Кику явно не было времени на размышления, потому он лихо забрался на второй этаж через окно, беззвучно, подобно коту Германии, что охотился на крупную мышь, прятавшуюся среди ящиков. Пробираясь к бочке с рисом по ящикам, взвешивая каждый свой шаг, Япония медленно достал катану, встав на ящике возле бочки так, чтоб нависать аккурат над рисом, с занесённой над головой катаной, вслушиваясь в каждый шорох, доносящийся оттуда. Не дождавшись каких-либо признаков жизни, он вслепую вогнал лезвие в белый рис, раздался сдавленный крик, быстро перерастающий в истошный детский визг, отчего Хонда поморщился и поспешно вытащил катану из бочки, быстро отпрянув.

Из риса выкарабкалась тощая девочка в грязном изодранном платье. Япония задел только её плечо и ногу, да и то не слишком сильно, видимо, трясущиеся руки дали о себе знать. Она приглушённо плакала, забиваясь в угол, прижавшись спиной к стене, словно думая, что если она достаточно выплачет и сожмётся в клубок, то её никто не тронет. Широкими, полными ужаса глазами, она уставилась на Кику, будто он был прокажённым. Иной реакции Хонда и не ждал. Судя по синякам на ногах и руках, её уже один раз ловили, но она как-то умудрилась сбежать. А учитывая, как сильно она паникует при виде Хонды, словно загнанный в угол зверь, её успели не только поймать. Тяжело вздохнув, Япония покосился на бочку, пытаясь угадать остался там кто-то или же нет. Удостоверившись, что девочка была одна, Кику сделал пару шагов в её сторону так, чтоб закрывать путь к двери. Она что-то несвязно бормотала на китайском, повторяя одно и то же, скорее всего, умоляя о чём-то. Хонда нахмурился, вытирая катану рукавом, после чего убирая её в ножны – возможно, не самое лучшее его обращение с клинком, но сейчас не было времени на все нужные процедуры ухода за оружием. Япония присел на корточки рядом с девочкой, отчего она испуганно прижалась к стене спиной, не переставая шумно хныкать и судорожно держаться за раненное плечо. Он улыбнулся, но получилось как-то сломано, словно он пришёл на похороны её дедушки, которого в глаза не видел, и пытался её успокоить. Япония схватил её за горло, всем своим весом прижав к стене, опускаясь на колени. Она затрепыхалась в попытках вырваться или извернуться и ударить его, но Кику держал слишком крепко. Достав из-за пояса вакидзаси, Хонда прислонил лезвие к животу девочки, отчего она застыла, боясь пошевелиться. Чувствуя, как пульсирует под пальцами артерия, Кику слабо прищурился, сильнее сжимая рукоять вакидзаси, но лезвие так и не сдвинулось. Девочка закашлялась, всё ещё пытаясь оттолкнуть Хонду и убрать его руку со своего горла. Сердито нахмурившись, Япония схватил её за запястье, обозлённо дёрнул вверх и, подобравшись ближе, придавил коленом другую руку к полу. Кричала она настолько истошно, что Хонде заложило уши.

***

Германия опасливо покосился на дверь, когда в неё постучали. На пороге переминался с ноги на ногу Кику, опустошённым взглядом рассматривая дверь. В дом он зашёл медленным, вялым шагом и сразу же утомлённо сел на диван, тяжело вздохнув. Япония посмотрел на Германию мутно-серым взглядом, который бывает у птицы со сломанными крыльями. Хонда ожидал вопросов, сердитых взглядов или каких-то обвинений, но никто ничего не говорил, они лишь безмолвно встретились взглядами. От тревоги и напряжения сложившейся ситуации у Японии пересохло в горле. Он не был готов к такому ужасающему молчанию, уж лучше бы Германия на него накричал. Когда люди громко злятся, то становится ясно, что дальше этого вряд ли зайдёт. В ссоре ты познаёшь человека или страну в истинном обличии, со всеми изъянами. Но Германия молчал, прожигая Японию то ли гневным, то ли разочарованным взглядом, и это было ужаснее всего: его поведение давало понять, что он может зайти намного дальше обычной словесной ссоры. Кончиками пальцев Кику коснулся рукояти катаны, что лежала рядом на диване.

– Тебе легче? – тихо и спокойно спросил Германия, отчего Хонда удивлённо выгнул брови. Снова обретя непринуждённое выражение лица, Япония коротко кивнул, положив руки на колени. Из-за пересохшего горла и чувства сдавленности в груди говорить ему совершенно не хотелось. В ушах до сих пор стоял звон, оставшийся громким отголоском в памяти, заставляя Японию невольно вздрогнуть.

– Тебе помочь с вещами? – в ответ на этот вопрос Кику отрицательно мотнул головой.

– Пойду соберусь, – Япония поднялся на ноги, аккуратно подобрал катану и отправился в свою комнату. Странно, но ничего не изменилось с тех пор, как Хонда вернулся из Нанкина: даже книга, которую он оставил на кровати шесть недель назад, лежала точно так же, как и раньше. Кажется, Германия сюда не заходил и ничего не трогал всё то время, что Японии не было, но отсутствие пыли на поверхности мебели говорило об обратном. Иногда Кику искренне удивлялся тому, насколько Германия внимателен к деталям, несмотря на то, что временами эта внимательность пересекала границы разумного. Но стерпеть такие необычные порывы не представлялось чем-то сложным, а уж со временем и вовсе можно было привыкнуть, так что Кику либо спокойно пожимал плечами, либо старался игнорировать. Достав из-под кровати чёрный чемодан со слегка поцарапанными стенками, он принялся собирать в него свои вещи: одежду, некоторые личные мелочи, пару книг, всё остальное он оставил отсортированными на полках, в шкафу или на застеленной кровати. Защёлкнув чемодан, он тихо вздохнул и вернулся в гостиную – Германии нигде не было, зато около дивана лежала одна из его собак. Немецкая овчарка лениво повела ушами, когда Япония опустился рядом на корточки и погладил её. Собака подняла морду и пару раз лизнула руку Хонды. Кику когда-то слышал, что животные чувствуют, когда тебе плохо, но, не понимая причины, начинают считать, что где-то провинились. Посмотрев на Японию опечаленным взглядом, овчарка глубоко вздохнула, уткнувшись носом ему в рукав. Кику не очень хотелось расстраивать невиновное животное, но заставить себя фальшиво радоваться он никак не мог.

– Тише, всё будет хорошо, – бережно погладив овчарку по голове, Хонда осторожно шептал ей, чтоб она хоть немного отдохнула от чужой тревоги.

– Извини, мне позвонил Италия, – Германия зашёл в гостиную, отчего Кику резко отпрянул от собаки и поднялся на ноги. – Всё в порядке?

– Да, всё нормально, – слегка задумавшись, Япония поспешно закивал, чтоб его слова меньше походили на ложь, которую выдавала его нервозность. Германия выгнул бровь, немного склонив голову набок. Кику вытер вспотевшие от тревоги ладони о штаны. Он хотел подобрать чемодан, но Германия его опередил и забрал багаж Японии первым.

– Не волнуйся, я понесу, – Германия кивнул в сторону дверей. – Пойдём на улицу.

– А собаки? – Кику повернулся к немецкой овчарке, что так и лежала около дивана, и опечаленно нахмурился.

– Италия за ними присмотрит, – Людвиг провёл Японию до дверей, придерживаясь расстояния, но всё равно находясь довольно недалеко. – Не волнуйся, я обо всём позаботился.

Хонда понимающе кивнул, сильнее кутаясь в куртку. На улице становилось всё холоднее, а по утрам и вовсе казалось, что в мире начался ледниковый период: трава покрылась инеем из-за ночного дождя, окна у машин запотели, редкие птицы визгливо щебетали на замёрзших ветвях деревьев, а лужа у порога покрылась тонким слоем льда, под которым на полупрозрачных белых участках виднелся воздух и серо-синяя вода. Не то, чтоб было особо холодно, ведь в Берлине даже снег выпадал довольно редко, но Япония всё равно не мог избавиться от холодного покалывания в кончиках пальцев. С крыши дома капала вода, размеренно стуча по опрокинутому железному ведру. Поначалу всё смешивалось воедино, превращаясь в несвязный шум, но потом звуки начинали плавно сменять друг друга, дополняться новыми звуками, создавая некую утреннюю симфонию, которая звучала буквально отовсюду и в то же время откуда-то изнутри самого Хонды. Раньше у него и не было времени на то, чтоб просто остановиться и послушать звуки вокруг, но сейчас, оторопело вслушиваясь в окружавшие его звуки, Япония удивился тому, что до сегодняшнего дня он ничего подобного не замечал.

– О, Япония, – взявшийся из-ниоткуда Италия заставил Кику невольно вздрогнуть от неожиданности. – Вы ещё не уехали?

– Ты пришёл смотреть за собаками? – с непринуждённым видом ответил вопросом на вопрос Хонда. Италия лишь кивнул в ответ, широко улыбаясь. Японии резко стало намного спокойнее: Италия обладал непередаваемым шармом и чувством уюта, и делился этим ощущением беззаботности так сильно и бескорыстно, что мог заставить кого угодно расплыться в глупой, но благодарной улыбке при любых обстоятельствах. Италия был похож на тёплый летний день, проведённый с лучшими друзьями в каком-то приятном для тебя месте, личные шутки, которые никто кроме тебя и ещё пары человек не понимает, и на старую любимую сказку, которую ты внезапно вспомнил спустя тысячи лет.

– А ещё я принёс фриттату, – Италия склонил голову набок, всё ещё лучезарно улыбаясь. – Но передал её Германии вчера. Надеюсь ты отдохнёшь как следует. Обещаю, я буду приезжать как можно чаще.

Хонда невольно улыбнулся, отведя взгляд в сторону. За его спиной раздался звук закрывающейся двери – Германия вышел из дома с двумя чемоданами, окинул взглядом Италию и коротко кивнул. Отдав ключи, Людвиг ещё что-то сказал Феличиано, после чего подошёл к Кику, который уже вышел к дороге. Италия ещё долгое время кричал им вслед прощания, махая руками. В ответ Япония робко поднял руку, выпрямив ладонь, а потом последовал за Германией по знакомым акварельным улицам, кое-где залитым лужами.

– Тебе не стоило идти со мной, – сказал Кику, когда они прошли внушительное расстояние от дома Германии. – Италия-кун, конечно, занят времяпровождением со своим братом, Францией и ещё много кем, но это не значит, что он перестанет звать тебя на помощь по глупым поводам. Из Японии в Италию далековато, не находишь?

Хонда нервно сглотнул, стиснув губы. В его голосе не заметить ноток издёвки мог разве что глухой. Ему совсем не хотелось грубить, но его голос непроизвольно вздрогнул, управляемый подсознательными импульсами. Япония старался следовать своим принципам, сохраняя спокойствие в любых ситуациях, но сейчас он сам на себя не походил. Германия удивлённо выгнул бровь, бросив на Кику скептический взгляд, но потом тихо вздохнул и отвернулся. Внезапно Хонда ощутил горький укол совести за сказанное, чувствуя, как разгорается в нутре ядовитый стыд.

– Это было исключительно моим решением, – судя по тому, как напряжённо звучал голос Германии, эти слова давались ему с трудом. – Я помогаю Италии, потому что мы с ним друзья. А сейчас я помогаю тебе, ведь мы тоже друзья.

Япония неуверенно нахмурился, чувствуя себя ещё более виноватым. Он опустил взгляд, рассматривая то тротуар под ногами, то чемоданы, то соседние здания. Говорить о чём-то совершенно не хотелось – оба чувствовали, что разговор в любом случае зайдёт в тупик, так что не было смысла его даже начинать. Когда они проходили мост, Кику вздрогнул от могильного холода, проскользнувшего вдоль позвоночника. Ему всё время было не по себе, когда он смотрел на воду – ему казалось, что на дне тёмной реки затаилось что-то, так и ждущее момента, чтоб утащить Хонду к себе. Глупым был сам факт того, что Япония мог подумать о чём-то подобном, а уж тем более бояться этого так панически было ещё глупее. Если бы страны могли умереть так просто, Кику был бы давно мёртв, как и множество других стран, но ведь подобные смерти случались лишь единично.

– Всё нормально? – обеспокоенно спросил Германия, покосившись на Хонду через плечо. Япония поспешно кивнул в знак того, что всё хорошо. Дальше они тоже не разговаривали, даже когда сели в поезд, заняли места в купе и разложили вещи. Всё это они делали в полнейшем молчании, лишь изредка Япония позволял себе покоситься на Германию и встретиться с ним взглядом. Нельзя было понять о чём думал Людвиг: его лицо оставалось спокойным и сдержанным, и Япония пытался выглядеть так же, но глубоко в душе он паниковал без видимой на то причины до такой степени, что у него закружилась голова и к горлу подступила желчь. Пытаясь выбросить ненужные мысли из головы, он начал бесцельно копошиться в своём чемодане, притворяясь, словно он что-то ищет, но на самом деле Япония пытался поймать нужную секунду, когда Германия на что-то отвлекался, чтоб посмотреть на него и попытаться угадать о чём он думает. Впервые Кику не удавалось прочитать атмосферу, поэтому он и не знал стоит ли ему говорить что-то или же молчать до самого их отъезда. Японии хотелось исчезнуть, стать невидимым и никогда больше не появляться в этом купе. У него в голове даже мелькали мысли о том, чтоб попросить машиниста остановиться и сойти с поезда, оставив Германию одного. Кику заставил себя сесть возле окна и смотреть на размытые очертания леса снаружи. Он медленно вдохнул через нос, незаметно приоткрыл губы и выдохнул через рот. Поезд размеренно шумел, изредка пошатываясь. По телу Хонды пробежались мурашки, когда он прислушался к стуку колёс поезда и услышал слабый импульс, почувствовал его подушечками пальцев. Слабая дрожь и монотонный гул, повторяющийся с одними и теми же интервалами, подобно стуку огромного механического сердца. Кровь стучала в ушах, билась в венах, артериях и капиллярах в такт этому спокойному и глубокому шуму, Япония незаметно для себя начал слабо покачиваться, вторя поезду, закрыв глаза. Его дыхание выровнялось, сердцебиение перестало быть таким лихорадочным, разум сразу же очистился и все мысли пришли в порядок. Ему казалось, он способен уловить в этом шуме и движениях что-то неизмеримо важное для себя, как великая тайна, сокрытая от него с давних времён. Он услышал слабую, едва уловимую мелодию, которую так любезно напевал ему стальной ящер, с бешеной скоростью несущийся по рельсам. Открыв глаза, Япония наконец-то ощутил себя прежним: спокойным, уверенным, готовым к любой ситуации. Он уставился в пол, рассматривая носки своих ботинок, медленно поднимая взгляд, переводя его всё выше и выше: сначала на окно, потом немного правее, а после и на Германию, что непринуждённо сидел напротив, неспешно читая какую-то книгу. Кику пробежался взглядом по строкам, но угадать книгу по содержанию ему не удалось. Лишь в открытую вычитав один из абзацев вверх дном он мог с уверенностью сказать, что перед ним «Права и свободы человека».

– Зачем оно тебе? – слегка наивно спросил Кику, с непониманием хмурясь. – Ты ведь не человек.

– Это не значит, что я не должен о них забывать, – ответил Германия, не отрывая взгляда от книги. Читать в движущемся поезде было сомнительной идеей, но у него каким-то чудом это удавалось, к тому же, довольно быстро.

– Ценю твоё рвение к равенству, – Япония неопределённо пожал плечами. – Но не думаю, что на войне немцы, японцы или итальянцы задумываются о собственных правах.

– Войны начинаются и заканчиваются, – Германия с заметным раздражением захлопнул книгу и посмотрел на Кику. – Страны продолжают существовать.

– Не всегда, – Хонда едва заставил себя произнести эти слова. В душе снова образовалась неутолимая пустота, похожая на вечный голод, от которого никак не избавиться. Людвиг удивлённо приподнял брови, а потом резко нахмурился, отводя взгляд к окну.

– Тогда чем мы лучше людей? – Япония даже в мыслях не собирался замолкать. – Мы тоже умираем, наши тела болят, мы стареем. Не так, как люди, но стареем. И никогда не появляемся снова. Даже у людей есть права, так почему нет у нас?

– Мы не люди, – мягко ответил Германия, заглядывая Кику прямо в глаза. – Но это не значит, что мы не имеем прав. Слышал когда-нибудь о теории сверхчеловека?

Япония сердито нахмурился и прислонился к спинке сиденья. Кику всегда хотелось быть сильнее, чем он уже есть, стать свободным и не зависеть ни от кого. И вот, когда он на полном ходу стремился к саморазвитию, ему мешала одна лишь мысль о том, что он не имеет прав, ведь не является человеком, отчего Япония ощущал себя неполноценным. Все эти мысли заставляли недовольство внутри Хонды неистово ворочаться и жечь всё вокруг, вызывая не самые приятные ощущения.

– Слышал, – коротко кивнул Кику, сложив руки на груди. – Но не слишком улавливаю суть. Везде говорится по-разному, и я всё никак не могу понять, чему я должен верить.

– А ты и не должен верить, – Германия слабо ухмыльнулся, прищурившись. Он всегда так делал, когда хотел отчётливей выразить какую-либо эмоцию. Удивительно, какое разнообразие он умел выразить с помощью таких малых усилий. – Ты можешь лишь верить, но это не значит, что теория не достойна внимания. А ещё, говоря о собственных правах, ты противоречишь сам себе. Не ты ли только что сказал, что я не человек, значит, их права мне ни к чему?

– Это был сарказм, – невозмутимо резюмировал Япония, едва заметно вздыхая. – Я хотел сказать, что это печально. Ну, имею в виду то, как нам пытаются внушить, что мы не люди и не можем себе представить, как это – быть обычным человеком.

– Ах, ты об этом, – Германия улыбнулся немного отчётливее, практически закрыв глаза. – Не могу не согласиться. Но лично мне кажется, что страны это нечто большее, чем люди.

Япония не мог согласно кивнуть ему, но и отрицать его мнение тоже был не способен. Поезд снова покачнулся, скрипнув колёсами. Эмоциональный голод всё не уходил, несмотря на то, что Кику пытался почувствовать себя лучше за счёт Германии.

– Прошу меня простить, – Япония немного подался вперёд в вежливом поклоне. – Я зря устроил этот нелепый спор, Германия-доси.

– Я всё понимаю, – Людвиг едва заметно пожал плечами. – Ничего страшного, иногда такое и со мной бывает. Это всё потому, что ты устал, оно пройдёт со временем.

Кику согласно кивнул, уставившись взглядом в окно. Желание разговаривать снова сошло на нет, сменившись полным опустошением. Хонда едва сдержался, чтобы не зевнуть. С каждой секундой тревога в воздухе становилась сильнее, Япония вдыхал её, наполняясь волнением, отчего сердце остервенело стучало.

– Я слышал, что ты собирался о чём-то договориться с Россией, – Кику посмотрел Германии в глаза пронзительным и холодным взглядом.

– Я не хочу сейчас говорить о политике, ладно? – осторожно перебил его Людвиг. – Мне тоже не помешало бы отдохнуть хоть немного.

Япония едва заметно вздохнул, не сводя взгляда с Германии.

– Я заметил, что тебе понравились мои собаки, – Германия улыбнулся, слегка наклонившись вперёд.

– Они неплохие, – Кику потёр заледеневшие пальцы, пытаясь согреться. – А ещё напоминают мне о Почи-куне. Правда, он не такой шумный.

Германия согласно хмыкнул, но отвечать не спешил. Хонде именно это и не нравилось в их сотрудничестве: Германия большинство времени занят выходками Италии, поэтому Япония с ним не так уж и много говорил, только если дело не касалось чего-то важного, а сейчас, когда нужно было как-то оживить разговор, Кику совершенно не знал, что ему сказать. Даже если бы он и смог хоть что-то придумать, всё ещё нужно было это нормально произнести, а отрепетировать у него совершенно не было времени. Подобное чувство не охватывало его ещё с прошлого века, когда он только недавно отказался от изоляции. Тревога и паника во время разговоров, глупые попытки начать разговор, отсутствие тем для обсуждения и прочие проблемы социализации ставили Японию в тупик, из которого не было обратного пути, а уж тем более выхода. Видимо, Германия заметил, как Хонда пытался просчитать свои ответы наперёд, поэтому решился найтись с запоздалым ответом.