Текст книги "Встретимся у подножья Сакре-Кёр"
Автор книги: Рита Гетман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Так вот. В доме общались на двух языках, а мама порой использовала еще и те другие языки, которые знала. А в Генте мы оказались почти что случайно. Отец перебрался в Брюссель, в конце восьмидесятых. Мы жили здесь полгода, пока однажды мама не взяла меня с собой в поездку до Гента. Когда она вернулась, то заявила отцу, что хочет жить в том городе, и ни в каком другом больше. Она говорила, что отец может легко ездить на свою работу на поезде, или на машине. Мама же не ходила на работу в прямом смысле слова: она получала рукопись от издательства, с которым сотрудничала, и переводила дома. Странно, но отец пошел навстречу, и принял каприз своей жены. Но я, наверное, понимаю, почему мама так полюбила Гент. Он был близок её…странной душе. Гент похож на декорации в какой-нибудь сказке. Мама мечтала о сказках.
Анри замолчал. Он, может, впервые за все время, заглянул в глаза каждому из нас.
– Анри, выходит, тебе есть о чем рассказать. Кажется, твоя жизнь была полна интересных вещей, и ты рос в необычных условиях… – Мириам говорила серьезно и спокойно. Быть может, она после скажет, что изменила свое отношение к Анри. Как знать.
– С такими родителями, и таким образом жизни я был обречен вырасти чокнутым, – иронично заметил Анри.
– Ну, мы все здесь не от мира сего. Помнишь, что я говорила Этьену в прошлый раз? Мы всё поймем, и всё примем, потому что мы – свои.
Мне хотелось бы рассмеяться этим словам Мириам, но я сдержался. Нужно сохранять нотку драмы.
– Хорошо, – улыбнулся наивный Анри. – На самом деле, это все не так уж интересно. Когда я поступил в университет, то стал скучным и обычным. Потому что я таким и выглядел в глазах людей, которые меня совсем не знали. А не мог же я кидаться на них с этим своим прошлым?
– Верно. Ты поступал очень разумно, Анри.
– Спасибо, Мириам. Кажется, только мое прошлое и моя семья делают меня интересными. Сам по себе я пуст.
– Каждый из нас таков, и пуст сам по себе.
– Но ты, например, очень интересна, Мириам.
– Я только создаю иллюзию. И все же, Анри, расскажи о той встрече.
– Я приехал на пасхальные каникулы домой. Но дома больше не было. Моя мама умерла за месяц до этого. Отец ушел с головой в работу. Нет, не потому, что тосковал: он не любил маму, он устал от неё, он просто всегда много работал.
В тот субботний день я рисовал на площади. Сидел на ступеньках церкви святого Николая, и пытался изобразить Гент. Краем глаза я видел, как за мной наблюдает один мужчина. Что ж, возможно, ему просто интересно. Не знаю. Мне было все равно. Но потом он подошел ко мне, и сказал, что-то вроде «все художники – святые», но с этим даром лучше быть поосторожнее: иногда он не приносит его обладателю ничего хорошего. Я внимательно посмотрел на него, и спросил, что он имеет в виду. Помню, как он удивился моему английскому. Сказал, что здесь все пытаются говорить с ним на голландском. А в Брюсселе его тошнит от французского, который он не мог выучить ни за полгода жизни в Париже, ни за несколько месяцев в Бельгии. Я сказал, что тоже жил в этих городах. Он попросил прощения за ту первую фразу: на него напало странное настроение, и он начал скучать по одному своему другу-художнику, который пропал без вести. Поэтому, увидев, как я рисую, он и начал следить за мной: это напомнило ему о друге.
Вы , быть может, уже поняли, что я не склонен доверять людям – я скорее побаиваюсь их. Но тогда, честное слово, я сразу же ему доверился! И предложил провести экскурсию по городу.
Мы гуляли весь день, до самого вечера, и разговаривали. Ближе к ночи расстались. Он тогда дал мне свой адрес в Брюсселе, сказал, что я могу приходить к нему, он будет рад снова меня увидеть, и, как дурак, сразу после каникул, я помчался по этому адресу, но меня встретила запертая дверь дома. Я приходил еще. Я ходил туда целых две недели, каждый день. Уже не понимал, зачем. Но его не было. Быть может, он вернулся обратно в Лондон? Он был англичанином. Или уехал в Париж? Я волновался, вдруг с ним что-то случилось, но не мог узнать. А потом…потом я перестал туда ходить, и вскоре забыл об этом. Но все же, иногда мне становиться так грустно, когда я гуляю по Генту один. Я вспоминаю этого человека.
Анри замолчал.
Этьен сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги по-турецки, и, кажется, наслаждался теплым майским солнцем. Он выглядел красивым и умиротворенным.
– И это все? То есть, у вас с этим мужчиной даже секса не было?
– Мириам, но ведь он не был…гомосексуалом.
– Анри, конечно же был! Или ты чего-то нам не договариваешь?
– Я рассказал все, как помню, – тот пожал плечами.
– Многое ты мог позабыть. Мы иногда так делаем, – Мириам глотнула вина.
– Кто «мы»? – вдруг спросил Этьен.
– Люди. Огромный род человеческий. Ты чувствуешь себя частью людского сообщества, Этьен?
– Что я должен ответить, чтоб ты отвязалась от меня? – Этьен продолжал сидеть в той же позе. Он словно застыл. И произнес он свою реплику медленно.
– Таблетки помогают найти умиротворение? Этьен, ты не почувствовал ревности, когда слушал рассказ Анри?
– Нет. Мне все равно.
– Но тебе было жаль Анри за его страдания в прошлом?
– Не думаю, что моя жалость ему как-то поможет.
– Ты спас его от самоубийства, не забывай об этом. Теперь ты полностью несешь ответственность за судьбу Анри. Если что-то у него пойдет не так, он знает, кого можно обвинить. И, право же, на то у него будут все основания.
– Если ты пытаешься кого-то на что-то спровоцировать, Мириам, то иди к черту. И если это вторая часть твоего так называемого перфоманса, то иди к черту тем более.
– Анри, не хочешь сказать что-нибудь Этьену? Может, ты хочешь спросить у него что-то? Что-то такое, самое важное, что доставляет тебе тревогу? Анри, ты ведь мучаешься от этого вопроса весь последний месяц, не так ли?
– О чем ты? – Анри взглянул на Мириам с молящим выражением лица.
– Анри, ты должен спросить: «Этьен, ты любишь меня?»
– Пойдем отсюда, – Этьен резко встал, и протянул руку Анри.
Тот, изобразив на лице ухмылку, посмотрел на нас, поднялся, и, не взяв Этьена за руку, молча направился в сторону.
– Это он так задает вопрос. Ты должен немедленно пойти за ним, если не хочешь неприятностей. Ну же, Этьен, решай!
Он как-то глупо замешкался, совершил несколько непонятных телодвижений, потом остановился, открыл рот, и попусту рухнул на землю.
– Это что? – сморщившись, спросила Мириам.
– Обморок. Не заметила, как он побледнел до этого? И вообще, такое впечатление, будто он еле-еле держался. Наверное, не те таблетки принял.
Я попытался уложить Этьена ровно, пока Мириам кричала «Эй, Анри, тут твой парень в обморок упал! Он сейчас умрет!»
– Что же он, мать его, пьет такое? – задумчиво произнес я, укладывая тело Этьена.
Я на мгновение остановил свой взгляд на его бледном лице.
Милая мордашка: аккуратные черты, даже отдающие аристократическим благородством, следы тайных страданий и болезненности, утонченная нервозность…
«Проблема Этьена в том, что он из кожи вон лезет, чтобы выглядеть нормальным. И, кажется, он добился своего: все считают его хорошим и нормальным. Но я-то сразу увидела, что нормальностью там и не пахнет. Он, уверена, врет сам себе еще больше, чем людям», – вспомнил я недавние слова Мириам.
Анри уже был тут, и, чего я не ожидал, он довольно грубо оттолкнул меня от Этьена, еще и умудрившись бросить в мою сторону такой взгляд, подобных которому…
Я не прощаю. Анри, в ту секунду ты сам себе подписал приговор.
– Опять. Он падал в обморок на этой неделе, – с беспокойством произнес он.
– Вот оно что. Но с ним все в порядке? – поинтересовалась Мириам.
– Не знаю.
Этьен вскоре пришел в себя. Все это время я стоял над Анри и Этьеном, сжимая и разжимая кулаки, и наблюдая, как Анри пытается совершать бестолковые манипуляции с телом своего друга. Счастье Анри, что он не повернул в ту секунду голову в мою сторону, и потому не мог видеть, как я смотрю на них обоих.
Я чувствовал спиной взгляд Мириам. Она улыбалась. Её улыбка словно щекотала мое нутро.
Этьен тяжело дышал. Он попросил воды. Ни у кого из нас не было воды.
– А, хрен с ним. Ребята, – он через силу улыбнулся, – у меня действительно огромные проблемы.
– Со здоровьем?
– Да, и с этим тоже.
Этьен сел, облокотившись на плечо Анри.
– Я горстями пью эти гребанные таблетки. И мой психотерапевт об этом не знает. Я ворую у него рецепты, и потом покупаю в аптеке кучу таблеток. Наверное, в совокупности они дают не очень хороший эффект. Иногда кажется, будто я развалюсь на запчасти, но лучше пусть так.
– Что с тобой такое, Этьен? – Мириам не на шутку встревожилась.
– А еще я нюхаю кокаин. Вы с Мартином, кажется, тоже?
– Нет. С чего ты решил? – спросил я.
– В тот раз вы упоминали его в своем разговоре.
– Я уже не помню. Наверное, это была шутка, – я пожал плечами.
– Шутка, – он показался мне разочарованным. – Пару раз я пробовал кислоту. Это оказалось слишком для меня…
Анри сидел с таким видом, будто сейчас расплачется. Я подумал, что, если каждая наша встреча станет оканчиваться слезами Анри, то это, пожалуй, будет смешно.
– Этьен, Этьен. Ты пытаешься таким замысловатым образом покончить с собой? Анри, теперь это ты должен спасать Этьена! Видишь, как непостоянен сей мир, и как быстро меняются роли. Этьен, позволь полюбопытствовать: а сколько ты платишь своему психотерапевту?
Этьен хищно улыбнулся.
– Нисколько.
– Как же так? – Мириам изобразила удивление.
Этьен выдержал театральную паузу.
– Мой психотерапевт является по совместительству моим отцом. И моя мать устраивает мне психологические консультации, потому что она психолог.
Мириам ахнула, а я с еще большим любопытством начал разглядывать Этьена.
– Да. Он всю жизнь относился ко мне, как к пациенту. И вот я стал его пациентом. Я ненавижу его. И мать свою ненавижу за то, что позволила ему со мной так обращаться. Но ничего, они получат свое. Будет смешно, если однажды их единственный сын умрет от передозировки разными препаратами. Вы не находите это смешным? – Этьен продолжал скалиться.
Он ждал, что мы скажем нечто вроде: «о нет, Этьен, ты должен прекратить, и как-то разобраться со всем этим дерьмом, давай, налаживай свою жизнь!»
–Конечно, находим. Это в самом деле очень смешно, Этьен. У тебя прекрасное чувство юмора. Продолжай в том же духе! – я мило улыбнулся ему.
Потом Мириам будет ворчать, что я увел из-под носа её реплику.
Я не успел ничего спросить про то, как именно Этьен ворует рецепты на свои таблетки: Анри помог тому подняться на ноги, бросил «вы просто две твари», и повел Этьена под руку – подальше от нас.
Мириам прильнула ко мне, и положила голову на мое плечо.
– Мартин, как же мне скучно, как же мне безумно скучно!
– Разве? Напротив: выясняются новые и все более волнующие подробности, Анри оказался совсем не таким, как мы о нем думали, равно как и Этьен. Они словно сговорились и решили поменяться местами.
– В том-то и скука: я с самого начала поняла, что они, когда мы узнаем их чуть получше, окажутся не такими, как о них можно подумать. Анри – умен, по-настоящему травмирован, и способен давать отпор и защищать, а Этьен – трус, слабак, легко поддается искушениям, и просто истеричка. Они, пожалуй, нам теперь не достанутся?
– Я все-таки думаю, что Этьен не истеричка, а глубоко больной человек. Да: я вижу, как болезнь расцвела в нем зелеными полями плесени. Знаешь, что за болезнь у него?
– Нет.
– Ненависть и неприятие себя. Знакомо?
Мириам молчала.
– Давай дадим им шанс. Не забывай: впереди у нас целое лето, и, пожалуй, что-то может и получиться. Одно лето в аду, – сказал тогда я.
– Одно лето в Брюсселе.
– Но ведь для тебе это одно и то же?
– Да. Мы ведь поможем Этьену?
– Разумеется. Мы всегда помогали всем страждущим.
5. Маленький принц
Я выключил настольную лампу, и рухнул на холодную постель, которую расправил за мгновение до этого.
Повернулся на живот, и уткнулся носом в подушку: наволочка пропахла потом, моими духами, и еще чем-то таким сальным и не очень приятным. Словом, белье нуждалось в стирке.
С тех пор, как я съехал от родителей, вопросы поддержания порядка и чистоты жилища перестали меня волновать. Я не вытирал пыль, не мыл полы, не ходил в прачечную, но все-таки мыл тарелки, если ел что-то дома.
Мои родители вообще-то наняли домработницу, что три раза в неделю убирала наш дом, но за исключением единственной комнаты – моей.
Отец считал, что обязанность по поддержанию чистоты несколько дисциплинирует меня. Иногда даже доходило до абсурда: он лично проверял, убрался ли я, проводил своим длинным и костлявым указательным пальцем по мебели, и, если на палец прилипала пыль, то…
В том-то и дело, что ничего не происходило. Но я пребывал в постоянном страхе от ожидания какого-нибудь наказания.
Сейчас на улице дул ветер и ветки деревьев стучали в мое окно. Я перевернулся на бок, и принялся наблюдать за их движениями.
Когда же все это началось?
Мне кажется, у этого нет начала: оно всегда было во мне, и со мной. Пусть я и не мог понять, что за этим кроется в действительности.
Жаль. Тогда я мог бы уберечься от дальнейших кошмаров.
Однажды родители забрали меня из детского сада, сразу оба! Наверное, в тот день был выходной, или же праздник национального масштаба; обычно ведь только мама забирала меня.
Начальник моей мамы шел ей навстречу, и отпускал на час раньше: чтоб она успела заехать за своим ребенком. Мама работала в частной клинике, главным врачом которой был мой отец.
Отец говорил, что всегда заботился обо мне, – не хотел, чтоб его сын вырос отчужденным, печальным, и потому слабым и больным. Важно показать сыну, что его любят и оберегают. И потому встречают из детского сада.
Но все это ерунда. Я придаю такое большое значение своим детским воспоминания по одной причине: отец заставлял меня вспоминать, озвучивать и прорабатывать их десятки раз. До тех пор, пока я не перестал чувствовать хоть какую-нибудь связь со своим прошлым.
Особенно этот день. Да, я хорошо его помню.
Так вот, я запрыгнул на заднее сидение нашей машины. Было солнечно и хорошо. Наверное, так должно быть в детстве – солнечно и хорошо.
– Этьен, а расскажи, какая девочка из детского сада нравится тебе? – спросила вдруг мама.
– Мари! Зачем ты лезешь к ребенку с такими глупыми вопросами? Это вторжение в личное пространство, – мягко, но строго одернул её отец.
– В моем вопросе нет ничего страшного!
Я тоже думал, что в таком вопросе нет ничего страшного. Потому что мне не нравилась ни одна девочка из детского сада. Я ведь не дружил с ними, они не дружили со мной. Я играл только с мальчиками, и, если уж мама хочет знать, кто мне нравится, так я скажу ей.
– Мне нравится Люсьен.
– Прости, милый? Может, ты хотел сказать «Люси»?
– Нет, Люсьен. Это мой друг.
– Это мальчик?
– Да, – удивился я.
– Тебе нравится мальчик? – мама спросила это тихо и спокойно, но все-таки её голос изменился, и я понял, что, видимо, нечто страшное все же произошло.
Отец, сидевший рядом с мамой, которая продолжала сосредоточенно рулить, повернулся ко мне. Он пристально посмотрел на меня. Словно пытался понять, что за неведомое существо сидит сейчас в его машине. И что лучше сделать с этим существом.
– И за что именно тебе нравится Люсьен?
Я испугался. Сработали какие-то защитные реакции. Я вжался в диван, и быстро проговорил:
– Он мне не нравится. Я просто пошутил!
В ту секунду я научился врать.
– Неудачная шутка, – отец еще секунду разглядывал меня, и только после развернулся обратно.
Больше не было солнечно и хорошо. Стало темно и плохо.
Помню их разговор. Я подслушивал.
– Это вовсе не значит, что наш сын – гомосексуалист!
– Нет, как раз и значит. Ему всего пять лет, но он четко сказал, что ему нравится мальчик. Какой-то один определенный мальчик. Он считал нашу реакцию, и потому принялся отрицать.
– Но, если даже так…все может измениться…
– А может и не измениться. Послушай, Мари, ты прекрасно это знаешь: они все – больные. Я не хочу лечить еще и своего сына. Я хочу, чтоб он был счастливым, здоровым, нормальным и полноценным человеком. А какой-то Люсьен ставит все это под угрозу.
– В основном их расстройства обусловлены позицией общества. Сама по себе любовь к человеку своего пола вовсе не значит…
– Мари, в конце концов, это просто омерзительно…
Ах, если бы кто-нибудь слышал, как отец произнес то слово! И этот кто-то навсегда бы убедился: да, это в самом деле просто омерзительно.
ОМЕРЗИТЕЛЬНО.
Я ведь и правда мало что понимал…но уже совершил поразительное открытие: с точки зрения моего обожаемого отца то, что мне нравится Люсьен, а не какая-нибудь Изабель, – омерзительно.
Значит, и я таков, с точки зрения моего обожаемого отца.
И почему я только не обожал вместо отца свою мать?
Мне было 15 лет, и последние пару лет я врал отцу о своих увлечениях одноклассницами.
Они тянулись ко мне сами, без каких-либо усилий с моей стороны: звали на прогулки, на воскресные обеды, чуть позже – в кино, или послушать вместе пластинки.
Их родители с радостью принимали меня в своих красивых уютных домах: они знали, как хорошо зарабатывают мои родители, а кое-кто даже через меня пытался записаться на первый сеанс к доктору Роже.
Всем вам нужен психотерапевт.
Одноклассницы пытались то схватить меня за руку, или ждали, когда я начну хватать их за руку, или за волосы, или за грудь, или еще за что-нибудь, что у них уже отросло. Но я был невероятно галантен, сдержан, учтив и целомудрен. «Ты не похож на других парней!» – восхищенно говорили они, и влюблялись еще больше.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
