Текст книги "Плюмбум (СИ)"

Автор книги: Rinhur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

17 часть

*****

(в этой главе автор безнадежно скатывается к безграничному флаффу).

После злополучной вечеринки мысли, что Макс их отношениями просто обкрадывает себя, стали все чаще и чаще посещать Тёмку, и этому немало способствовал вид счастливой, беременной Маши и сияющего гордостью Михася.

Беременной Машка выглядела смешной и неуклюжей, но в тоже время она была очень красивой – со сложенными на животе, в защитном жесте, руками и умиротворенным лицом, словно освещенным внутренним светом, как будто девушка прислушивалась к происходящему внутри нее, она казалась неземной и одухотворенной.

Пользуясь последними погожими деньками, они вчетвером, приехали на дачу, которую Макс приобрел летом, чтобы Тёмочка не глотал на каникулах раскаленный и загазованный воздух города, а мог отдыхать в тишине, гулять по лесу и купаться в протекающей неподалеку от дома речке.

Большой бревенчатый дом, с широкой верандой, был окружен высокими соснами, а позади, сразу за забором, начинался густой лес. Тёмке очень нравилось, сидя на веранде, смотреть в открытое окно и рисовать. Вид стройных сосен и бурлящей лесной жизни успокаивал его – вот рыжая белка, в последних, лихорадочных приготовлениях к долгой зиме, прыгает по ветвям, вот вспугнутая ею сорока, расправив переливающийся зеленым перламутром хвост, вспорхнула к небу, недовольно стрекоча, вот бегает, вынюхивая что-то под кустами, соседская собака. У всех своя жизнь, наполненная важными заботами и смыслом.

-Что рисуешь? – рядом с ним на диванчик опустилась Маша.

Тёмка обернулся и, немного грустно вздохнув, обняв Машу, уткнувшись носом в рыжую гриву.

-Ты чего Тёмочка? – удивилась Машка.

-Счастливые вы с Михасем.

Маша понимающе погладила Тёмку по волосам:

-Тёмочка, ты про ребеночка? Но ведь ты тоже можешь стать папой.

-Я не про себя, Маш. Ну, какой из меня папа? Да я еще и не думал про это. Может рано еще, а, скорее всего, во мне просто нет отцовских чувств. Но вот Макс…

-А что Макс?

Тёмка помялся немного и с трудом проговорил:

-Ему когда-нибудь захочется семью, сына, наследника… А я не могу дать ему ни того, ни другого… – было видно, что Тёмка уже измучен этими мыслями. – Я боюсь, что скоро он начнет задумываться об этом, мучиться, страдать, но он побоится меня огорчить, – Тёмка смягчил слова, думая, что это «огорчение» для него, Тёмки, будет равняться катастрофе. – Может, я должен его отпустить? – Тёмка вопросительно взглянул на подругу, требуя подтверждения своих слов, но взгляд молил о том, чтобы Маша разуверила его.

-Куколка, – Маша постаралась, как можно более аккуратно подбирать слова, – я могу сейчас тебя долго убеждать, что Макс тебя любит и никогда не отпустит, но ты ведь все равно мне не поверишь? – она вопросительно посмотрела на грустно улыбнувшегося Тёмку. – Об одном прошу, не делай Макса «счастливым» без его ведома, поговори с ним о том, что тебя волнует. Я уверена, он не станет тебе врать и, или подтвердит твои опасения, или опровергнет. Если подтвердит, – Тёмка испуганно взглянул на девушку, и Маша в ответ успокаивающе погладила его по руке, – Макс умный парень, он придумает что-нибудь. А, чтобы получить наследника, не только не обязательно бросать тебя и жениться на ком-то, но даже не обязательно вступать в непосредственный контакт, для этого существует искусственное оплодотворение и суррогатные матери. Ведь твоя проблема заключается еще и в том, что ты не только не хочешь его терять, но даже делить с кем-то, хоть это будет только ради ребенка?

Маша вопросительно и в тоже время уверенно посмотрела на притихшего друга.

-Ребенку нужна нормальная семья, – прошептал Тёмка.

-Нормальная семья? – обозлилась не понятно на что Маша. Она в последнее время стала несколько раздражительной. – А что в твоем понимании нормальная семья? Женщина и мужчина, живущие друг с другом как соседи, или даже тихо ненавидящие друг друга? Отец-алкаш? Мать-прошмандовка, бросающая ребенка с совершенно чужим мужиком, чтобы укатить с очередным любовником?

-Маша! – Тёма поднял на подругу шокированный взгляд.

-Извини, Куколка, – покраснела девушка, – я не хотела тебя обидеть… Семьи бывают разные, и случаются в жизни исключения… Но в любом случае, поговори с Максом. Может, ты все надумал и пытаешься собрать плоды, которые не только не созрели, но еще и не зацвели?

***

Немного успокоенный Машиными словами, Тёмка, не откладывая дела в долгий ящик, решил прояснить все немедленно. И, как только они пообедали, и Маша поднялась в комнату, чтобы прилечь, а Михась, прихватив корзину, ушел в лес, поискать поздние грибы или ягоды, или, хотя бы, какие-нибудь красивые веточки и необычные коряги для Машиных поделок, Тёмка, прошептав взволновано, что им нужно поговорить, потянул Макса за собой.

Тёмка привел Макса к старой беседке, что стояла немного в стороне от дома. Волнуясь и спотыкаясь на каждом слове, он вывалил на ошарашенного Макса все свои тревоги и мысли, что мучили его последнее дни.

Макс, удивленный и озадаченный Тёмкиными страданиями, немного придя в себя, улыбнулся тепло и, притянув Тёмку к себе, крепко обнял. Потом, молча потянул его в беседку и, расположившись в стоящем там шезлонге, почти уложил на себя Тёмку, укрывая их обоих пледом. И только после этого, запутавшись пальцами в длинных прядях и вороша волосы, погладил осторожно и успокаивающе подушечками пальцев кожу под волосами и, поцеловав светлую макушку, мягко сказал:

-Маленький мой, не волнуйся и не расстраивайся, я даже и не думал ни о каком ребенке. Ну, с чего тебе в голову приходят такие мысли? Нам хорошо с тобой вдвоем.

Тёмка, прижавшись к горячему телу и обняв рукой за шею, помолчал, немного успокоенный словами и нежными прикосновениями Макса, а потом вздохнул и прошептал еле слышно, ткнувшись носом куда-то в ключицу:

-Я иногда жалею, что не родился девушкой.

-Ну, что ты, Тёмочка, что за глупости? – Макс прижал Тёмку к себе еще сильнее, поглаживая по узкой спине и круглой попе, с замиранием сердца ощущая, какой он у него маленький и тоненький, словно подросток, и такой теперь доверчивый и ласковый, самый любимый и родной. – Малыш, ты хорош именно мальчиком. Но если бы ты родился девочкой, я уверен, что мы и тогда, обязательно встретились и обязательно были бы вместе. Это наша судьба, понимаешь?

-Все равно, было бы лучше, если бы я родился девочкой, – не сдавался Тёмка, и, тяжело вздохнув, пробормотал убито. – У тебя тогда было бы меньше проблем.

-Тёмочка, не надо, не говори так, ты мне нужен именно таким, какой ты есть, я люблю ТЕБЯ, а не парня или девушку. Ты для меня все – и ребенок, и отец, и мать, и жена и муж. Все это заключено в тебе, мне никто больше не нужен, малыш. А если НАМ, – Макс интонацией выделил слово, – захочется ребенка, мы придумаем, как быть. Например, мы можем найти суррогатную мать, а потом, – Макс наклонился к Тёмке и, горячо и возбуждающе дыша ему в ухо, зашептал, – я отсосу тебе, и ты кончишь в стаканчик, потом я кончу туда же, и этот коктейль мы отдадим медсестре, и из него появится наш ребенок.

-Ну, ты и выдумщик. Коктейль, – весело фыркнул Тёмка, тут же сбиваясь на стон, чувствуя, как от дыхания Макса жаркое возбуждение разливается по всему телу, собираясь в паху горячими сгустками. Тёмка невольно выгнулся в сильных руках, стремясь прижаться как можно крепче, а губы приоткрылись, желая бесконечно пить это сладкое дыхание.

-Даа. И нам необходимо потренироваться в сборе материала, – низкий голос Макса захрипел от желания.

Решительно притянув к себе Тёму за затылок, другой рукой приподнимая и удерживая его подбородок, Макс, не давая Тёмке возможности повернуть голову, припал к приоткрытому рту властным поцелуем, врываясь в него горячим языком, жадно исследуя и страстно трахая. Потом, слегка сжав зубы, осторожно прикусил нижнюю губу, посасывая и облизывая ее. А Тёмка стонал глухо ему в рот и гладил раскрытой ладонью по шее и небритой, колючей щеке. И, когда Тёмке уже казалось, что сейчас он просто задохнется от возбуждения и нехватки воздуха, Макс медленно отстранился, напоследок широко лизнув языком по приоткрытым, припухшим губам и, поцеловав в уголок рта, осторожно повернул Тёмочку, укладывая спиной себе на грудь. Раздвинув и согнув в коленях ноги так, чтобы плед натянулся, скрывая от посторонних глаз его действия, Макс забрался Тёмке под футболку, и стал поглаживать и ласкать плоский живот, подрагивающий от сбивающегося дыхания. Затем накрыл рукой напряженный член, чуть сжал, сгребая в пригоршню, и тут же отпустил, пальцами ощупывая через ткань твердый ствол. Закинув Тёмкины ноги себе на бедра, раскрывая его, Макс скользнул рукой вниз по напряженному паху, поглаживая и сжимая ягодицы и внутреннюю сторону бедер, сходя с ума от ощущения расслабленного, покорного тела, открытого и послушного ему.

Твердая ткань ширинки невыносимо давила, причиняя боль, и Тёмка застонал, потянувшись вниз, то ли для того, чтобы отстранить ласкающую его руку и прекратить сладкие мучения, то ли, наоборот, чтобы расстегнуть застежку и предоставить любовнику больший простор для ласк.

Но Макс не стал выяснять Тёмкины намерения. Отстранив его руки, расстегнул молнию джинсов и, пробравшись рукой под боксеры, слегка приспустил их и замер на мгновение, в привычном благоговейном изумлении ощутив под рукой нежную кожу выбритого лобка и гладкую мошонку, с поджавшимися от возбуждения яичками. Освободив твердый член из плена сжимающей его одежды, Макс, с легким давлением, провел по нему раскрытой ладонью, прижимая к животу, потом заключил в плотное кольцо сильных пальцев и заскользил, то сдвигая нежную кожицу к самому кончику, то совершенно обнажая влажную головку, одновременно проводя по ней немного шершавой подушечкой большого пальца.

Тёмка, запрокинув назад голову и закусив губу, плыл по волнам накатывающегося возбуждения. И уже наплевав на то, что их могут увидеть, или Миха, или, не дай Бог, Маша, он, всхлипывая от наслаждения и вцепившись ногтями в обхватившую его поперек живота руку, оставляя на загорелой коже красные отметины-полумесяцы, пытался нетерпеливо толкнуться Максу в кулак, в желании получить немедленную разрядку, и ерзал попой по возбужденному паху мужчины.

То целуя Тёмку в запрокинутую шею, то прикусывая мочку или тонкую кожу за ухом, Макс тяжело и хрипло дышал, с трудом сдерживая желание, перевернуть Тёмку на живот и ворваться болезненно пульсирующим членом в жаркую глубину. Но это потом, сейчас важнее доставить удовольствие любимому. А потом он унесет своего мальчика в комнату, и будет любить и ласкать бесконечно, сколько захочет и сколько выдержит Тёмочка, потому что это чудо его и принадлежит только ему, и никому больше. И Макс никогда, ни за что не отдаст его, оберегая, словно злобный дракон свои сокровища.

Когда Темка протяжно застонал, прикусив кулак, и, выгнувшись в пояснице, кончил, Макс убрал руку из штанов, накрывая его пах ладонью поверх одежды, а другой рукой еще крепче прижимая к себе расслабленного любовника, обнимая его поперек живота и груди, и хрипло зашептал, ласково целуя в висок:

-У тебя хорошо получается, малыш.

***

После обеда Маша, как она часто делала последнее время, пошла прилечь. Но, подремав буквально полчаса, она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил. Не найдя никого на веранде, Маша, оглянувшись по сторонам, обнаружила сладкую парочку в беседке. Со своего места ей была видна часть шезлонга с сидящим на нем Максом и разместившимся у него между ног Тёмочкой. Откинувшись Максу на грудь Тёмка лежал, расслабленно млея, а Макс, заботливо прикрыв его теплым пледом, гладил по волосам, время от времени целуя в висок, и что-то тихо шептал на ухо, тепло улыбаясь.

Залюбовавшись красивой парой, Машка с облегчением подумала: «Никогда и никому Макс не даст в обиду Куколку. Такие чувства просто невозможно сыграть, настолько все у них искренне и неподдельно чисто. А когда Максу захочется ребенка, если конечно это когда-нибудь произойдет, он никогда не бросит своего Тёмочку, и пусть даже вывернувшись наизнанку, придумает что-нибудь с наименьшими моральными затратами для своего любимого мальчика».

Успокоившись за судьбу своего друга, Маша, накинув на плечи теплую шаль, отправилась в сторону леса, искать свое рыжее счастье.

18 часть (заключительная)

****

Алекс третий день практически не выходил из своей комнаты. Он покидал ее лишь изредка, ради неотложных нужд, стараясь ни с кем не сталкиваться в коридоре. Отец и Надежда Вениаминовна, отчаявшись прояснить причину депрессии, наконец, оставили его в покое. Лишь Надежда несколько раз в день, тихо постучав, заходила еле слышно в комнату, чтобы молча поставить на стол поднос с едой или забрать грязную посуду с почти нетронутым обедом или ужином. И каждый раз, постояв несколько минут в ожидании – вдруг, Алекс что-нибудь скажет – и не дождавшись никакой реакции, она окидывала тревожным взглядом неподвижную фигуру, тяжело вздыхала и молча прикрывала за собой дверь.

Все эти дни Алекс валялся на постели и, либо курил, тупо и равнодушно глядя в потолок, либо просто лежал, отвернувшись к стене. Мысли, словно клубок дождевых червей, которых он копал в детстве на даче, лениво копошились в голове, перетекая волнистыми кольцами и переплетаясь между собой, иногда высовывая из плотного комка, то голову, то хвост.

Смирившись со своей судьбой, отчаявшись хоть что-то поправить в ней, Алекс думал о том, как все бессмысленно и безнадежно в его пустой и глупой жизни, ведь все, что он делает, все превращается в прах, он постоянно совершает поступки, разрушающие его жизнь и жизнь близких ему людей, отталкивает от себя тех, кого любит и кем дорожит. Вначале это был Тёма, потерянный теперь для него навсегда, потом Димка – единственный человек, которого он уважает и чьим мнением дорожит. Но опять слишком поздно Алекс понял, насколько дорог за это время стал ему Димка. А ведь, по сути, он был его единственным, настоящим другом за всю жизнь, Димка понимал и принимал истинного Алекса, видел его душу и делал лучше, конечно, насколько это было возможно. А Алекс опять все испортил, опять оттолкнул от себя человека, не только занявшего очень важное место в его жизни, но и сумевшего перевернуть, с головы на ноги, его взгляды и его мир, человека с которым он, может быть, был бы счастлив. Ведь, если смотреть правде в глаза и быть до конца честным с самим собой, с ним действительно, что-то не так, Алекс должен, наконец, признать, что его привлекают не только девушки, но и парни. И если, в случае с Тёмочкой он еще мог оправдывать себя, что влюбился… да, влюбился, чего уж лукавить… что влюбился в него с первого взгляда, потому что в начале принял за девушку, а потом злился и мстил за обманутые надежды, то в случае с Димкой такой лазейки у него не было. Димку, ну никак, нельзя было принять за девушку. Даже в темноте и упившись в усмерть. Алекс тянулся к нему не только потому что ему было интересно с ним, но и потому что Димка привлек его внимание в сексуальном плане. Как возможная пара. Как партнер. Ведь, несмотря на свое состояние, тогда на базе, он прекрасно помнил их поцелуй. И пусть ему тогда на миг показалось, что он целуется с Тёмой, это ничего не меняет, и Тёмка, и Дима – парни, и Алексу понравилось целоваться именно с парнем. И после той ночи Алекс не раз ловил себя на том, что смотрит на Димкины губы и представляет, как целует их.

И может, Алекс сорвался и все выложил не только из-за Тёмки, но и потому что понимал – его тянет к Димке и он, как всегда отвергая свои чувства, пытался защитить свои устои и понятия «настоящего пацана» и поэтому оттолкнул Димку, чтобы уж наверняка. Ведь ясно, что после того, что Алекс рассказал, Димка больше никогда не захочет его видеть.

Да и, если смотреть реалистично, у них и не было будущего – их дружба, их отношения, были отравлены прошлым Алекса. И подсознательно, в глубине души, Алекс всегда боялся, что Димка узнает о том, что Алекс совершил, и что в ответ сделали с ним. Он всегда боялся, что из-за этого потеряет Димкино уважение, его привязанность. И этот страх настолько вымотал и иссушил его, что когда он, в конце концов, сорвался и открылся Димке, то в первую минуту испытал облегчение, что теперь над ним не висит дамоклов меч разоблачения. Да, он одним ударом убил их дружбу, убил Димкино уважение к себе, но осознание этого и осознание того, что теперь все кончено между ними, пришло позже, а первым чувством было ощущение болезненной легкости и какой-то извращенной эйфории. Тяжесть постыдной тайны уходила по-капле, вместе с каждым, выплеснутым в запале, злым словом, оставляя после себя лишь горечь и звенящую пустоту...

Алекс вздохнул – мысли путались, наслаиваясь одна на другую, закручиваясь в вихри, отдаваясь в затылке тупой болью…

Дверь скрипнула и приоткрылась немного, пропуская из коридора узкую полоску света. Алекс не пошевелился, продолжая смотреть на стену, отстраненно наблюдая, как узкая полоска света увеличилась и вновь исчезла. Тут же матрац прогнулся под тяжестью тела присевшего рядом человека, и Алексу на плечо опустилась широкая ладонь.

-Сашка, ну, что у тебя произошло? Что случилось?– в голосе отца звучала, непривычная для Алекса, тревога. Не дождавшись никакой реакции, Константин вздохнул и замер, не убирая руку с плеча сына. Потом кашлянул и, с заметной заминкой, произнес. – Я знаю, это я во всем виноват. Я очень виноват перед тобой и… – Константин Анатольевич сглотнул, с трудом пропихивая вставший в горле комок, – перед Тёмой. Я сломал вас, искалечил вам жизнь…

Алекс, не ожидая от отца такого признания, резко развернулся и прохрипел:

-Батя, не надо, ты не виноват ни в чем!.. А, если кто и виноват, то эта похотливая сучка, бросившая тебя и своего сучёны... сына! А ведь ты любил ее! Я знаю, я все видел.

Константин Анатольевич горько усмехнулся и устало сказал:

-Нельзя, Сашка, в своих грехах обвинять других. Конечно, легче всего переложить с себя ответственность, но каждый строит свою жизнь сам. Каждому дается ноша по силам. Я много думал об этом. Не только пока был в больнице, но и тогда... когда я... и когда ты уехал. Я оказался слаб, не смог защитить тебя, своим поступком дал тебе неправильные ориентиры... сломал жизнь этому ребенку... Когда он ушел, я даже обрадовался поначалу... Думал, не будет маячить перед глазами, как вечный укор и напоминание о той ночи, о том, что тогда произошло... и, что я, считай, выгнал из дома собственного сына...

-Батя... – протестующе начал Алекс, – да мне отъезд только на пользу пошел, – и уже тише добавил, – а может, и вообще не стоило возвращаться...

-Не надо, Сашка, – перебил его мужчина. – Конечно, ты и сам тогда дурной был, видать гормоны играли, но и я, вместо того, чтобы сдерживать тебя, сам... Напился, нарушил правило: не умеешь пить – не пей. Сам, своим пьяным поступком подтолкнул тебя к мысли, что все можно и чуть не погубил тебе жизнь, а расплачиваться пришлось тебе, тебе пришлось три года жить вдали от дома. А как вернулся, опять не слава Богу. Видишь, не сумел я фирму удержать, как-то так все сложилось неудачно, все один к одному, и в миг рассыпалось в прах, я даже и глазом моргнуть не успел. Оставил тебя без всего, приходится тебе теперь жить в этой халупе, отказывать себе во всем, а я ведь избаловал тебя деньгами, откупался всегда, не уделял тебе времени, думал: сыт – одет, получает все, что захочет и этого достаточно.

Константин еще долго говорил Алексу, как он виноват и перед ним, и перед Тёмкой, что не сумел наладить между ними взаимоотношения, не удержался сам и не удержал Алекса, не уделял должного внимания сыну и тот рос, как трава в поле, без должных ориентиров, да и Татьяне, наверно, чего-то недодал, ведь просто так женщины не бросают своих мужей…

Алекс не перебивал, понимая, что отцу просто необходимо выговориться, слишком долго он молчал об этом, и лишь, когда отец стал говорить, что банкротство фирмы, потеря всего имущества, инфаркт – это рука Божия, расплата за все его грехи, Алекс не выдержал:

-Какая рука Божия?! Что за херь?! Перестань нести чушь! И хватит уже грызть себя, не настолько ты виноват. Ну, уж точно не ты самый виноватый в этой истории...

Но Константин, решив, что сын опять говорит о Татьяне, не обратил внимания на его слова и продолжал:

-Ты, главное, пока не поздно, запомни, Сашка – старайся не совершать поступков, которые уже ничем не возможно исправить... Рано или поздно – через год, пять лет, или перед смертью – придет раскаяние. Поверь мне, тяжело умирать с таким грехом на душе... А я даже не знаю, что с ним сейчас...

-У него все хорошо, не переживай, батя... Тёма... счастлив, – Алекс с трудом, словно моток колючей проволоки, протолкнул имя через горло.

Мужчина вскинул на сына измученный взгляд:

-Ты меня успокаиваешь?

-Нет, я знаю точно – он счастлив.

-Хорошо... – прошептал Константин.

Он замолчал, потом, подняв с пола пачку сигарет, вытянул одну и, так и не прикурив, стал мять в пальцах.

-Что еще тебя волнует?

-Я вот думаю, что скажет Наденька, когда узнает.

-Откуда она узнает? – насторожился Алекс. Приподнявшись и оперевшись локтем о подушку, он тревожно посмотрел на отца.

-Я хочу рассказать ей, думаю, она должна знать с кем живет.

-Так, батя, не глупи,– разозлился Алекс. – Или... ты не хочешь с ней больше жить? – и, увидев, что отец отрицательно покачал головой, с напором продолжил. – Ничего хорошего из твоего признания не выйдет. Или она не простит тебя и уйдет, или простит, но это все равно, черным пятном останется между вами. Ни к чему ей это знать. Что было, то прошло. Не кори себя. Не только ты виноват в этой истории, и ты все уже искупил, не надо, не порть жизнь, когда она только начала налаживаться. Обещаешь?

И Алекс заглянул отцу в глаза. Тот кивнул, сначала неуверенно, но потом, когда Алекс требовательно тряхнул его за руку, более твердо:

-Хорошо. Ты прав, сынок.

Тяжело поднявшись на ноги, Константин, прежде чем выйти из комнаты, оглянулся на пороге и уже своим прежним, твердым, отцовским голосом, знакомым Алексу с самого детства сказал:

-Ты стал совсем взрослым, сын. Я рад.

Алекс кивнул и слабо улыбнулся. И, как только дверь за отцом закрылась, он опять отвернулся к стене и, накрывшись с головой пледом, еле слышно пробормотал:

-Эх, батя, батя, знал бы ты, сколько грязи лежит на моей жизни и насколько Я виноват перед тобой.

Но, видимо, сегодня его не собирались оставить в покое. Минут через пять в дверь постучали. Наверно Надежда принесла очередной свой кулинарный шедевр, пытаясь соблазнить Алекса вкусными ароматами и расшевелить его.

Алекс только вздохнул и, сдерживаясь, чтобы не застонать от досады, крикнул:

-Я ничего не хочу…

-Привет, – в ответ на его слова со стороны двери прозвучал робкий и неуверенный голос.

Алекс не веря в происходящее, вскочил с постели и ошалелым взглядом уставился на мнущегося у порога Димку. Наконец, уверившись, что это не галлюцинация, прохрипел севшим голосом:

-Привет.

Димка кивнул, прошел к окну, мимо застывшего в изумлении парня, взял валяющуюся на кресле книгу, повертел ее в руках, раскрыл и тут же закрыл. И, стараясь не смотреть на собеседника, завел непринужденный разговор про природу-погоду, новые фильмы и институтские новости, но, все время натыкаясь на напряженный взгляд Алекса, молча следящего за его передвижениями по комнате, в конце концов, не выдержал и, бросив книгу обратно на кресло, пробормотал, кусая губы:

-Не скажу, что мне все равно, что ты рассказал, но… Я не хочу совершить глупость, о которой буду жалеть... Я не хочу терять тебя и твою дружбу.

-После всего, что я рассказал, ты хочешь остаться моим другом? – удивленно прохрипел Алекс.

-Да, я хочу быть с тобой.

-Но почему? – у Алекса просто в голове не укладывалось, что Димка, правильный и положительный Димка, может простить его. – Почему?

-Я люблю тебя.

Димка произнес это так просто и буднично, что до Алекса не сразу дошел смысл сказанного, но потом, осознав, он потрясенно посмотрел на, вроде бы, невозмутимого и спокойного Димку, волнение которого выдавали только дрожащие пальцы, которые он сжимал и «ломал», и напряженный взгляд, который он не поднимал от своих рук.

-Но я… ты…

-Не отвечай мне, – перебил его Димка. Быстро взглянув на Алекса, он опять уставился на свои пальцы, – пожалуйста. Конечно, теперь ты можешь выгнать меня, ты ведь ненавидишь пидоров... но я все равно хочу, чтобы ты знал об этом, – Димка замялся, переступая с ноги на ногу, теперь теребя в пальцах край рукава толстовки, – И, еще я подумал, что может, ты когда-нибудь, все же сможешь примириться, что мне нравятся не только девочки, но и мальчики, и мы сможем остаться друзьями? А я клянусь, что больше никогда не скажу про это ни слова и, что это никак не повлияет на нашу дружбу.

Алекс молчал, и Димка просто боялся дышать, слушая напряженную, звенящую тишину. Но как напряженно он ни ждал ответа, все равно вздрогнул от неожиданности, услышав голос Алекса:

-Тебе нравится Mortal Kombat?

-Что? – Димка удивленно посмотрел на Алекса, уже почти уверившись, что у кого-то из них точно поехала крыша. – При чем здесь Mortal Kombat?

-Ни при чем, – пожал плечами Алекс. – Просто, я обожал в детстве играть в Mortal Kombat. Мы можем присобачить к компу консоль и поиграть вместе.

С той самой минуты, как Алекс увидел Димку на пороге своей комнаты, он испытывал бешеное чувство всепоглощающей эйфории, ему хотелось подскочить к парню, схватить в охапку и закружить по комнате, и орать, орать во все горло, от счастья, от чувства легкости, просто разрывающей его грудь, но он, еле сдержав себя, только улыбнулся, впервые после вечеринки и, как ни в чем не бывало, кивнул на компьютер:

-Ну, что? Пойдем, поиграем?

***

За окном уже давно зажгли фонари, и в их желтом свете было видно, как ветер закручивает в вихре снег – первый в этом году. Снежинки крупными хлопьями падали с неба, накрывая белым покрывалом мерзлую землю, деревья с черными скелетами голых ветвей, скамейку возле подъезда и широкие подоконники старого дома, с облупившейся штукатуркой на стенах. Из окон домов лился теплый свет, придавая всему какой-то немного сказочный и волшебный оттенок.

Константин Анатольевич, немного успокоенный разговором с сыном, впервые за четыре года дышал полной грудью и верил в будущее. Он думал, что Сашка прав, действительно ни к чему Наденьке знать про его грех, это только его наказание, и этот грех он будет искупать до конца дней.

И еще он был рад, что, наконец-то, они откровенно поговорили. Единственное о чем Константин не рассказал сыну, это то, что несмотря на раскаяние, что-то, засевшее в глубине его души и иногда вылезающее неожиданно наружу, не жалело о содеянном, а с жадным и извращенным упорством хранило воспоминание о той ночи. И Константин иногда просыпался по ночам в холодном поту, в дрожи подкатывающего оргазма, вспоминая, что снилось ему хрупкое тело, трепещущее и бьющееся под ним, снились жар и теснота, охватывающие его член.

В такие ночи мужчина долго лежал без сна, молча глядя в потолок, боясь пошевелиться и разбудить спящую рядом с ним женщину. Потом, когда одинокая капля пота, тихо стекая по виску, достигала подушки, растворяясь в пуховой глубине, он, немного успокоив сбившееся дыхание, переворачивался на бок и, обняв мягкое, податливое тело, с тихим вздохом зарывался в волосы женщины. Вдыхал аромат домашней выпечки и корицы, и с облегчением улыбался, размышляя, что может все же он искупил свой грех, раз у него теперь есть Наденька, его Надежда.

А в соседней комнате два парня, как малые дети, подначивая друг друга и толкаясь локтями, резались на компьютере в рукопашную, напряженно следя за прыгающими на экране монитора персонажами, и смеялись от души, не замечая времени.

И каждый из них надеялся, что может и ему еще суждено счастье в жизни. И чем черт не шутит, может даже вдвоем друг с другом...

2011 год