Текст книги "Ноль рублей в месяц. Первый эпизод"

Автор книги: Рина Оре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Часть 1

«Я долларовый миллионер… я ничто. А мне всего пятьдесят пять… Как там надо?.. „Посадить дерево, построить дом, вырастить сына…“ Сын! – здесь мне точно незачет. И ладно бы это был обалдуй, гоняющий на спорткаре по ночным улицам столиц от аварии до аварии, – ладно, я бы понял – все мы были молодыми обалдуями, но… Но у моего „каминг-маминг-аут“! – довоспитывала его его маманя-стерва. Э-ге-гей он!»

– Николай Маркович, вы хорошо слышите меня? Вы понимаете мои слова? Мультиформная глиобластома в последней стадии.

Это сказал Феликс Фишер – белозубый, как вампир, плотно упакованный в черный костюм-тройку, точно в гроб, переводчик лет тридцати с небольшим.

«Не русоволосый, а сивый. Некрасивый. Зубастый педант. А скорее всего, прикидывается педантом, чтобы стать своим для местных. Знаем мы таких – пригрелся эмигрантик-репатриантик… Теперь сосет бабло, ласковый телок, и из наших, и из ваших…»

– Ви поньимайете, х'эрр Х'хёловкоф?

Это уже произнес доктор, исковеркав его фамилию и снова обозвав его хером.

Николай Маркович, будто очнувшись ото сна, осоловело обвел замутненными темно-карими глазами светлый, чистый кабинет: молочный полоток, плитка пола из розоватого псевдомрамора, кремовые стены, разновидность дрянной пальмы в углу…«Разве это пальма? – она ни солнца не видела, ни моря не знала, одну химию». Зеленовато-стеклянные полки и столики заполнены чепухой, как и стеллаж: несколько книг-журналов для вида, зато то тут, то там маячат азиатские вазочки и миски из дерева. «Тоже дрянные – им место в расслабляющем спа, среди восхитительно величавых лотосов, грациозных восточных красавиц и счастья. Насмешка».

– Вы понимаете диагноз? – повторил «вампир». – Осознаете? Мультиформная глиобластома. Злокачественная опухоль. Не-о-пе-ра-бельная, – неспешно размыкались и смыкались белые челюсти с островатыми клыками.

– Юу вас фф х'хёлове, х'эрр Х'хёловкоф, опухёль. Рак мозкга.

«Я тебе, немец, не хер, я – Николай Маркович Головко, просил же называть меня по имени и отчеству! Рот твой, что ли, природой неустроен выговаривать певуче? И да, я, ясен ферштейн, всё ясно осознаю! Вот панорамное окно с видом на умиротворяюще– мертвые, белые горы – это ледник – Австрия. У окна два кресла, обитых кожей цвета горького шоколада, в креслах, подавшись вперед, ко мне, напрягаются переводчик-вампир и немец-врач австрийский – он периодически что-то лопочет на своем "шлимме-майне-гут-яволь". Врач под стать переводчику клиники – жутко неприятный: беловласый, однако кожа розовая и упругая, как у младенца. Поди, стволовые клетки тоннами цедит. У него лишь морщинки-лучики у глаз. Много смеется. Вот скажет очередному пациенту, что у того рак "мозкга", и поржет через миг за ланчем…»

– Николай Маркович, вы сейчас в состоянии шока. Мы вам, – будничным голосом вещал переводчик, – от всей души и сердца сочувствуем…

«Сочувствуют они! Расселись здесь кровососы в шоколаде! Хотя, какой там шоколад! – их кресла цвета, ха-ха, стула, да притом стула хронического язвенника! Я, Николай Маркович Головко, – хронический язвенник! Я тоже сижу в дерьмо-стуле-кресле напротив них… О, что-то интересное! – картина справа… светлая, едва заметная… на ней две руки вот-вот коснутся друг друга указательными пальцами… Нет. Уже коснулись миг назад. Я узнал… Это… как там, это из Сикстинской акапеллы. Микелле… Плачидо?! Не Плачидо? Ааа, хер с хером Микелле, Плачидо он или нет. Важно – миг назад перст Бога оживил Адама, первого человека… Видать, эти два упыря считают, что ради их клиники людей-то на Земле организовали!»

– Как рак? – услышал Николай Маркович свой растерянный голос. – Почему рак? Отчего рак? Когда?..

В ответ австрийский доктор ласково «зашлимкал». Феликс Фишер, делая паузы, деловито переводил, а Николай Маркович слушал его вполуха.

– Глиобластома – наиболее агрессивная опухоль мозга… развивается стремительно… чаще встречается у мужчин… спорадический характер… курение, алкоголь, отравление свинцом, излучения, вирусы…

«Дом. Что у нас с домом? Нуу… особняк всем на зависть у Москвы у меня есть… Как же я ненавижу этот дом! Строил с любовью после развода с первой женой, да вторую жену завел под стать своему красивому дому – красивую, модель… Проститутка неблагодарная! Изменила мне в моем же доме с шофером! На три часа, хоть и любительского, но вполне профессионального порева!.. Полгода минуло, а до сих пор мне паршиво… Что такое, вообще, есть "дом"? Стены, крыша, сад в цветочках? Или счастливые детские смешки, поцелуи любящей и любимой, манящий семейным теплом аромат вкусного ужина?.. Какая ценность в безжизненных, холодных, оскверненных проституткой, стенах?»

– На первых стадиях рак мозга весьма коварен. Эпизодические головные боли, головокружения, нарушение сна, усталость, раздражительность, рвота. Больные чаще всего думают на отравление, усталость и стресс, не обследуются должным образом, глотают таблетки…

«Дерево… Рубить – да, рубил порядочно. Еще случалось мне сажать картошку. Сойдет за дерево? Вряд ли… Дерева и того у меня в активе нет! Ну как так?! Как я дошел до того, что оглянувшись на прожитую жизнь, признаюсь себе, что я ничто?! Я?! – водочный король! Кой толк мне сейчас от миллионов?! Или… Бабло же побеждает зло!»

– Без химиотерапии и лучевой терапии всего за пару месяцев первая стадия рака мозга способна перейти в четвертую. Больной видит галлюцинации, извращается восприятие, возникают и учащаются эпилептические припадки. Рвота появляется от взгляда на еду. А кроме того: потеря памяти, бред, апатия или фобии, мания преследования, болезненная ревность, агрессии…

– Хватит меня пугать, – перебил переводчика Николай Маркович. – К делу. Как лечить будете? Сколько стоит?

Бело-розовый доктор тяжко вздохнул, но Феликс Фишер и сивой бровью не повел.

– Николай Маркович, в нашей клинике мы с вами пройдем через пять состояний. Шок у вас неминуемо сменится отрицанием, далее – агрессией, далее – депрессией, далее, с нашей помощью, благим смирением.

– Не понял! А химия?!

– Химиотерапия при вашем здоровье?! – изумился ранее невозмутимый «вампир». – Два инфаркта, язва желудка да липодистрофия печени от злоупотребления алкоголем… К тому же, чуда не будет. Осознайте это, Николай Маркович. Опухоль неоперабельная.

– Что?! Что осознать?! Я всё и так четко осознаю! Как лечить будете, спрашиваю?!

Австрийский доктор быстро заговорил, успокаивая взволнованного пациента.

– Лечат рак мозга четвертой стадии, – переводил Феликс Фишер, – стационарно или амбулаторно, в хосписной службе, путем введения опиоидных анальгетиков…

– Хоспис?! – вскочил с кресла Николай Маркович.

– Наша цель – уменьшить ваши страдания и обеспечить вам спокойную смерть.

У Николая Марковича при слове «смерть» потемнело в глазах. Дурнота отступила, лишь тогда, когда доктор и переводчик усадили его обратно в кресло.

– Сейчас ваше состояние шока меняется на состояния отрицания и агрессии, – одновременно говорили по-немецки и по-русски «упыри». – В этом состоянии прежде всего наиболее важно ясно и четко осознать, что лечение нужно начинать незамедлительно.

– В хосписе?!

– Мы начнем с интенсивной психосоциальной терапии, окажем вам духовную поддержку. Рак – это не ночной кошмар, не иллюзия, не наваждение. Он не пройдет, если от него отмахнуться. Смерть – ваша новая реальность. Конец ближе с каждым днем. Без лечения придет обида на весь мир, на всех здоровых людей, на близких людей в первую очередь. Чем горше будет обида, тем глубже случится падение в депрессию, апатию, душевные мучения. Вы предпочли бы умереть счастливым или несчастн…

– Я предпочел бы не умирать! Сколько мне остааалось? – простонал Николай Маркович.

– Три месяца.

Николай Маркович бессознательно ощупал свою грудь в свитере и пошарил по карманам брюк в поисках сигарет – и вспомнил, что семь лет как не курит.

– Курить хочу…

– …Но в нашей клинике никто не курит. Да и вам никак нельзя…

– Курить хочу!

– …Кажется, наш уборщик из Афганистана всё же курит… И очень этого, замечу, стесняется! – не удержавшись, пристыдил Николая Марковича белозубый «вампир».

Феликс Фишер и доктор оживленно заговорили по-немецки. Доносились «я-я», «найны» и «ихты-нихты». Николай Маркович вдруг вспомнил, как давным-давно, пятьдесят лет назад, бабушка, уложив его, маленького, спать на диване, потушив свет и сама лежа на своей кровати, долго говорила о немцах – как в сорок первом они напали на их деревню, как убивали, грабили, угоняли в плен… Подробностей он не помнил. Помнил только черную темноту, бубнеж из угла, свой дикий страх и полную луну в окне. С тех пор он никогда не мог спать при свете полной луны…

«Надо отсюда бежать! – осенило Николая Марковича. – Немедленно. Спасибо, бабуля! – не зря предупреждала. Немцы вот-вот и меня погонят на смерть, как тебя!»

Николай Маркович резко рванул из кресла к выходу, рывком распахнул дверь кабинета, и, обернувшись на пороге, грозно гаркнул на бросившихся к нему «упырей».

– …Николай Маркович, – оторопел Феликс Фишер, – никто насильно вас и не думает задерживать. Наша цель – всесторонняя вам помощь. Мы от всего сердца сочу…

– Заткнись!

– …Прогуляйтесь. Успокойтесь. Осознайте. При вашем заболевании мании, фобии и даже галлюцинации – обычное явление. А после, когда понимание неизбежного придет, я рекомендую вам как можно быстрее вернуться – и мы покажем вам палаты, обсудим амбулаторное лечение, если пожелаете, на дому, но, замечу, сервис нашей клиники – безупречен. И не мы вас торопим. Это время вас торопит. Без верного медикаментозного лечения, без таблеток, капельниц и инъекций, вы умрете от истощения или удушья уже через месяц.

– Ты, ты! – тряс пальцем в сторону переводчика взбешенный Николай Маркович, – ты похож на кровососа и гробовщика! А ты, – указал он на доктора.

И, услышав «шлимканье», понял только слова «битте» и «данке».

– Ты! Ты!.. Ты – Гитлер капут! – крикнув ошарашенному врачу, с видом победителя вышел из кабинета Николай Маркович.

– Битте-дритте, фрау-мадам! – донеслось из коридора, прежде чем захлопнулась дверь.

*

– Битте-дритте, фрау-мадам! – бодро поблагодарил Николай Маркович немиловидную, тоже зубастую, секретаршу, подавшую ему его пальто и шляпу.

Он оделся на ходу – так сильно хотел уйти побыстрее да подальше от «упырей». Почти бегом пронесся по коридорам и лестнице, но на ресепшене остановился у зеркала. На него смотрел элегантный красавец-мужчина в укороченном однобортном пальто темно-синего цвета, в белесом хлопком свитере с объемным горлом, в широкополой безупречной шляпе. Еще бы! – стоила эта твидовая шляпа как перелет бизнес-классом из Москвы на ее родину, в Италию!

Сперва Николай Маркович машинально поправил шляпу, затем вгляделся в свое отражение. А он уже выглядит старше, чем есть, к тому же волосы серые от седины, морщины изрезали лоб, складки кожи у рта, а под глазами широкие темноватые круги. Он такой худой… Он всегда был худым, жилистым, но ныне… нет – он теперь тощий, изможденный. «Черт, пальто на мне висит, хотя утром я этого как-то не замечал». Силясь приободрить себя, Николай Маркович улыбнулся – и обрисовались кости черепа, – будто сама Смерть его поприветствовала: «Коляня, скор буду-не забуду!» «Коляня» едва не расплакался у того зеркала…

Прогоняя жалость к себе, он призвал злость. Где же его телохранитель и шофер?! «А, на улице, тупые дармоеды!» Широким шагом Николай Маркович вышел из клиники на улицу, огляделся, – нет их и арендованного «мерина» нет! Достал смартфон – да что за день! – «бипер» разряжен! «Ох, на кого бы наорать! Не то меня иначе щас разорвет!»

Но наорать было совсем не на кого. Тихая окраина альпийского городка казалась вымершей. Середина марта. Лыжный сезон здесь закончился, туристы разъехались, а местным лишь бы не работать: даже в центре сувенирные магазинчики и «ресторашки» ныне почти все закрыты. «Откуда, вообще, взялась эта байка о немцах-трудоголиках? Разве что в сравнении с итальянцами?..»

Николай Маркович решил вызвать такси. Уныло оглянулся на здание клиники – оно жизнерадостно желтое – лживое, оттого гнусное… «Нет, прогуляюсь немного, найду работающую лавку…» Вскоре увидел «кафен» (так и было написано на зеленом оконном навесе – «Cafen»). Наверняка внутри куча мерзких штруделей да невкусных жирных пирожных. Он всегда был равнодушен к сладкому, а вчера его едва не вытошнило при виде вывески с пончиком. Впрочем, уличное кафе «кафена» выглядело по-домашнему милым: плетеные легкие стулья у двух столиков, незатейливо-невинные оранжевые скатерти в белый горошек… И всего один кофеман – молодой плечистый парнишка в потрепанной куртейке что-то «клацает в ноутбуке». Его волосы темнее темно-русого. Когда-то и у Николая Марковича был такой же цвет волос.

«Поди, полутурок – таких тут много… Ха, пьет не кофе, а пиво себе потягивает! Старушечий стаканчик заказал на 0,33… Пустая, чистая белая пепельница…»

А затем Николай Маркович увидал то, что магнитом потянуло его к «полутурку»: рядом с пепельницей лежала открытая пачка его любимых сигарет.

– Гутен таг, хер, – отвлек Николай Маркович парнишку от клацанья по клавишам, – эээ… айнц сигарета не дадите, битте-дритте?

«Парнишка» широко улыбнулся, продемонстрировав ровные зубы, приятного человеческого цвета и размера, после чего подал для рукопожатия руку.

– Василий Нечуйветер.

Теперь широко улыбнулся Николай Маркович:

– Родненький! С Украины! Николай Головко, – пожали они руки, и Николай Маркович сел напротив Василия за стол. – Я тоже украинец наполовину.

– А на другую?

– Спрашиваешь?! Я русский!

– Хм, совсем как и я…

– Так возьму сигарету? – уже доставал ее из пачки Николай Маркович. – А зажигалка есть?

– Есть лучше.

Василий выставил вперед указательный палец и на его кончике вспыхнул огонек.

– Ого! Ты, Вась, чё, фокусник?

– О да! Почти угадал.

– И много-то фокусами зашибаешь? – с наслаждением сделав первую затяжку. Николай Маркович невольно скривился – «Гадость-то какая!»

– …Много?.. Скорее – достаточно.

– Ну да…

«Нищеброд».

– Пива, Николай, хочешь? Я для тебя его заказал, как и сигареты.

Николай Маркович рассмеялся.

– Понятны твои фокусы, Вася. Ты, что ль, разводила? Лошков здесь караулишь?

– …Нет. Хотя, может, да. Мне любой сгодится.

– Чё строчишь?

– Даа так… короткие истории о людях, с какими случайно и не очень встречаюсь.

– Обо мне напишешь?

– Уже. Концовки только не хватает.

– Фокусник! – смеялся Николай Маркович. – Знаем мы таких!

Его настроение чудесным образом поднялось, недомогание и дурнота отступили, вкус сигарет больше противным не казался, и даже захотелось пива. Несомненно, будь эти события днем раньше, Николай Маркович заказал бы себе новое, но сегодня мысль о том, что его отравят, показалась уморительной: чего ему терять? Пиво, опять же, на халяву…

– Я чуть глотну?.. – не дожидаясь ответа, взял он стакан и несколько боязливо отхлебнул из него, опасаясь, что через миг его вывернет (оооо! – божественный эликсир!) – Вааась, – смакуя второй глоток и наслаждаясь дрязняще пряным послевкусием, задумчиво проговорил Николай Маркович, – а ты не знаешь, кто такой Плачидо? Вроде Микелле… А то привязался…

– Сейчас гляну, – заклацал по клавишам ноутбука Василий и прочитал с экрана: – Микеле Плачидо – итальянский актер и кинорежиссер. Всемирную известность получил в восьмидесятых после сериала «Спрут»…

– Точно! Эх… А кто тогда Сикстинскую акапеллу красил? Глянь там, а?

– Микеланджело, – усмехнулся Василий. – Сикстинскую капеллу.

– Умник… – недовольно произнес Николай Маркович, еще выпил, сделав пару больших глотков, и проговорил: – Но и я тебе не дурак. В школе-то я, да, учился на тройки. Но я кто угодно только не дурак. Более того: лет десять назад поставил себе цель – стать культурным. И стал. Видел бы ты меня тогдашнего, не признал бы в сегодняшнем! Я всякие книги читал… какие мне не нравились. Училку нанял… Она меня без ошибок писать научила и говорить безукоризненным литературным языком. А еще я так решил: больше не матерюсь! – и как отрезал. Даже в мыслях – ни-ни! Принцип! Понял? А вот жена моя первая так и осталась хабалкой. Поэтому я с ней развелся.

– Разве это не она подала на развод, устав от твоих измен и пьянок?

Николай Маркович косо глянул на Василия, вмиг оценив того от и до. «Приятное лицо, по-настоящему, дешево, потрепанные шмотки, молод, вроде… Лет на двадцать максимум, но… глаза больно взрослые. Что ты за тип, Васька? Фокусник, ха-ха, значит. Я все твои фокусы наперед знаю!»

– Ткнул пальцем в небо и думаешь, что попал? – теперь усмехнулся Николай Маркович. – Ладно, может, немного и попал… Да какие там измены? Наш брак давно был формальностью, как и у всех… И чё ей, стерве, не жилось ровно?! Родину предала! – шотландка она сейчас! Это такая ткань в клеточку!

– А ты патриот?

– Патриот! – с вызовом ответил Николай Маркович.

– Что ж тогда налоги честно не платишь?

– Пффф, да кто их у нас честно платит? На кой? Чтоб чинуша украл твои кровные? И, вообще, Вася, честность придумали для лохов. Я же, слава Богу, рано это понял. Оттого разбогател. Ты вот здесь в тряпье китайском сидишь, а на мне пальто от Дольче-габаны. Знаешь, сколько оно стоит?

– Знаю. Дороговато для меня… – кивнул Василий и помотал головой. – Я бы не стал покупать.

– Еще бы! Это эксклюзив!

– Сами Дольче и Габбана шили?

– Сами-сами! Даже для меня это «дороговато»! Ой как дороговато! И я бы не купил! Всё она! – вторая моя супружница. Когда женат на модели надо соответствовать… – махом опустошил стакан Николай Маркович. – А по натуре-то я человек простой, добрый… – взял он вторую сигарету. – Ладно, Вась. Исполни-ка мне еще раз, напоследок, свой фокус с пальцем и я пойду… Такси закажу и пойду…

Василий «исполнил», и едва Николай Маркович затянулся, появилась типичная фрау – бесцветная, рослая «валькирия» с квадратным подбородком. Она поставила на оранжевую скатерть в горошек две кружки с пивом.

– Найн, найн, найн, – замахал на пиво Николай Маркович.

– Подаро́к, х'эрр! – улыбнулась фрау.

«Ну чё они все здесь такие зубастые?!»

– Эээ… Мне, битте-дритте, такси нужно.

– Я-я! – кивнула фрау и удалилась.

– Битте-дритте? – беззлобно улыбнулся Василий.

– А как правильно?

– «Bitte» – это «пожалуйста». Dritte… Ты скоро узнаешь.

– Ааа… – отмахнулся Николай Маркович, отпивая из кружки. – Пред ними, немцами, не стыдно. А нахамить им невзначай – одно удовольствие. Они сами тебе «хер-хер» в лицо, и с улыбочкой!.. Да знаю я, что «хер» – это их «господин», но заруби на носу, Вася: они это нарочно так придумали, чтобы русских оскорблять! Они такие! И фамилию мою через одного здесь коверкают. Написано же четко: «Го-лов-ко». А они свое «Ф» к концу ставят зачем-то! Неучи неграмотные!

– Так ты же сам назвался русским. На что обижаешься?

– Как на что? Это неуважение!

– Да брось. Просто большинство людей невнимательны: они верят не своим глазам, а тому, что якобы точно знают.

– Не защищай их! Они в этом не нуждаются. Все как на подбор зубастые… Зачем, а? Кнедли свои жевать?! Тьфу, – скривился Николай Маркович, – мерзость-то какая эти их кнедли! Вообще, вся их кухня – мерзость! Не по мне она! – пил он большими глотками и часто пиво. – Всё либо жирное, либо картошка, либо штрудели! И неважно: ресторан или ресторашка! А я привык правильно питаться. Пришлось… Язва у меня. Семь лет уж как. Пришлось бросить пить, курить, есть многое… Прихожу вот вчера в лучший, нахваленный всеми путеводителями и сайтами, ресторан – решил себя побаловать. По-английски я, кстати, неплохо говорю – наблатыкался – дело нехитрое. Даже уже знаю, что такое «каминг-аут»! И вот, значит, говорю в ресторане: «Мне здоровой хелс фуд пищи. Нот фэт, нот брэд, нот мит». И что, ты думаешь, мне приносят?! Картофан, один штука, в мундире! А вокруг него простокваша!

– Невкусно было? – улыбался Василий.

– …Нууу… скорее вкусно, – пожал плечами Николай Маркович. – Но суть-то не в этом! Не во «вкусно» суть. Я что картошку в мундире дома не могу поесть?! Или простокваши давно не видел?! Лучший ресторан города! Зато цены! – будто бы то была не картошка, а омары в шампанском! Да я кто угодно только не дурак! Принцип! Говорю: «Объясняйте, за что я должен вам столько. Справитесь – заплачу!» В ответ мне, мол, картошка не простая, а золотая, – не из магазина, а с огорода, экологически чистая, без химии росла! И простокваша не из магазина, а тоже самая-пресамая экологически чистая и домашняя! И еще сервис у них! Я в ответ: «Не жужжите! Такой картошки, простокваши и огородной экологии у нас в каждой деревне Голозадранкино не меряно! А сервис – чего-то я его гляжу-не разгляжу!» И что ты думаешь, Вася, повар мне ответил? То, что очень мне завидует! Что я живу в великолепной стране! Скотина, гнусная! Еще издевается!.. А менеджер сказал, что раз я недоволен сервисом, то ужин мне в подарок. И я ушел, не оставив чаевых, – допивал кружку пива Николай Маркович. – Лох, как ты, Вася, уж не обижайся, точно сейчас думает, что я повел себя как дикий русский. Но я точно знаю, что будь они правы, а не я, хрен они сделали бы мне вчера подарок. Скорее удавились бы. Повидал я таких… Я, чтоб ты знал, Вась, весь мир объездил. Где только не был! Даже в Ахуе был! Ахуй – это на Канарских островах, рыбачий поселок на сотню душ… Представляешь? – там люди живут и даже не знают, что они всегда в…

Николай Маркович допил первую кружку, выдохнул… «Странно, что такси еще не приехало. Обычно, две-три минуты – и оно тут как тут. Значит, фрау, забыла, что ли, позвонить? Хотя… а может, пусть. Хорошо здесь. Удивительно, но тошноты нет и в помине… Пожалуй, добью, если сил хватит, еще кружку – всё равно Васёк ее не пьет, а потом поеду…»

– Пей, Николай, – будто прочитав его мысли, Василий подвинул к нему кружку с пивом. – Я не любитель хмельного…

– А я, признаться, любитель, – взял вторую кружку Николай Маркович. – Пиво – это лучшее из жрачки у немцев… И не поправляй меня давай: мол, не немцы, а австрийцы. Нет разницы. Немцы любят заливать, что они все такие разные: баварцы, австрийцы, саксонцы… Нет разницы. Все они херы – и точка! Ноги б моей на этой земле не было… Вась, а что значит, когда они шлимкают? Ну, шлим, шлиммер или шлиммен там…

– Зависит от контекста: скверные новости, ухудшаться… «Schlimm» – плохой, дурной, злой, больной…

– Ясно. Язык мне их, немцев, больше всего отвратителен. А ты что о них думаешь? Только честно.

– Я всегда честен. Принцип. А о немцах я думаю, что они в целом народ как народ, люди как люди.

– Молод ты еще… Поди, удивляешься, зачем я тогда приехал сюда? Вась, я где-то полчаса назад уз-ннал, – дрогнул, против желания Николая Марковича, его голос, – что у меня рак… мозга…

Жалость к себе резко затопила его – слезы, о каких он не просил, предательски защипали глаза. Николай Маркович спешно приложился к кружке и пил из нее, пока не полегчало. После взял третью сигарету, какую прикурил от пальца Василия.

– Последний год у меня выдался, шпрехая по немецкому, шлимным… – с горечью заговорил Николай Маркович. – Я не пил уж из-за язвы годы, а в последнее время был повод. Думал, что так паршиво мне из-за бухла… А сердце-то болело… – нервно курил он. – Когда паршиво было, боль эта уходила… потом я опять пил… Довел себя, как думал. Ни с того ни с сего – вспышка света, рев и волчок, будто бы я в вертолете… Я в обморок упал… один в пустом доме… Понял тогда, когда очнулся, что конец пьянству… Что пора брать себя в руки и начинать жить с чистого листа. Здешнюю клинику мне насоветовали. Хотел язву подлечить… омолодиться… Думал, что приехал в начало, в новую жизнь, а это оказался конец! Конец всего. Опухоль неоперабельная. У Головко в голове… – нервно хохотнул Николай Маркович.

– Если хочешь, то поплачь. Кого тебе стесняться? Ты ж никого, кроме себя, в грош не ставишь.

– Да ну, – раздраженно шмыгнул носом Николай Маркович. – С чего ты взял? Думаешь, поди, раскусил меня? Поверил в то, что я нес? Ха-ха. Кто будет первому встречному русскому душу изливать? Уж точно не я. А ты… Да ты ничего обо мне не знаешь. Нет у меня никакой опухоли в мозгах.

– Хм… этап отрицания еще не закончился… – пробормотал Василий. – А я-то уж полагал…

– Ты чё, Вась, тоже из этих клинических упырей? Ха! – довольный собой, расслабился Николай Маркович. – Теперь всё мне ясно! Они отпустили моих людей, разрядили мой телефон, посоветовали прогуляться… А здесь ты меня поджидаешь! С пивом… Звякнули тебе, чтоб курева мне заказал? И подарок той фрау вовсе не подарок, конечно… Всё ваши проделки… Чё, уссались, что я с вашего крючка соскочу?! Ты тут меня разговоришь… «Поплачь, если хочешь», – издевательским голосом проговорил Николай Маркович. – А потом я сам к упырям вернусь… Такой был ваш план. Черт, – улыбался он, – я чуть не попался. – Но заруби на носу, Вась: туда я уже из принципа не вернусь. Так что можешь больше не стараться! Хотя, признаться, задумку я оценил. Ловко сработали! Почти удалось вам!

Василий пожал плечами и молча заклацал по клавишам ноутбука.

– Пиши-пиши им, – затушил сигарету Николай Маркович. – Я продиктую: «Хер вам, херы, а не мои кровные русские денежки!»

– Ну а что ты, позволь поинтересоваться, Николай, думаешь делать? В Израиль поедешь умирать?

– Чё сразу в Израиль?

– Там, говорят, тоже хорошие клиники.

– Раз ты из упырей, то отчество мое прочитал и решил… А я не еврей, Вася, я русский, а еще украинец наполовину. Да, моего отца звали Марком, но это было обычное русское имя для их села, ясно? В Польше вон все Марки – поляки… Было дело когда-то у меня, когда я… пообщался с евреями. Они меня за своего и близко не признали…

– И ты на них обиделся?

– Нет! Слава Богу, что не признали!

– Потому что надо было делиться с общиной, а ты слишком жадный?

– Нет! Потому что и я их за своих не считаю. Мне, вообще, тема религий не близка. Чепуха всё это. Придумано для лохов – чтобы ими манипулировать и стричь с них бабло. Нет, конечно, в церковь я порой хожу… Но, умоляяяю! – на дворе двадцать первый век! Господи, смешно думать, что где-то там есть Бог, – кивнул головой вверх, на небо, Николай Маркович. – А там, – топнул он ногой, – ад с Дьяволом. Космические корабли, знаете ли, бороздят космосы, ученые в телескопы все дыры Вселенной рассмотрели. Скоро на Марс переселимся и его изгадим… Жалко, не доживу.

Николай Маркович встал со стула и направился внутрь «кафена». Там, рядом с фрау, в витрине, разумеется, красовались груды штруделей, жирных пирожных, пончиков… А перекусить-то хотелось… Морщась, Николай Маркович сказал:

– Эээ, фрау, ван бэст нот фэт штрудиль. И такси, битте-дритте! – строго напомнил он.

Фрау что-то ему ответила. Он разобрал только «такси», «дритте» и «я-я».

*

Вышел Николай Маркович из WC мрачным – невольно пришлось глянуть на себя в зеркало. Он себе не понравился в отражении. Паршиво, знаете ли, самому себе не нравиться. Обычно, когда такое случалось, он прибегал к улыбке – и его зеркальный портрет преображался в лучшую сторону. Сегодня он боялся видеть свою улыбку…

Но садясь за стол напротив Василия, Николай Маркович улыбался. Улыбка – отличная маска, что ни говори. Лучшая маска.

А на столике его дожидалось блюдце с куском пирога. Еще нож да вилка, охваченные салфеткой. Николай Маркович взял пальцами штрудель, надкусил его. «Хм, сливовый, с маком, вкусный…» Он молча кушал, запивая пирог пивом, а Василий что-то молча печатал. Первым не выдержал Николай Маркович.

– Ну чего ты всё строчишь? Упыри из клиники, что ли, никак не отстают?

– Николай, я просто пишу о тебе небольшой рассказ.

– Ты там, чё, еще и на желтую прессу халтуришь?

Василий приподнял брови, слегка покачал головой и перестал клацать. Глядя Николаю Марковичу в глаза, он произнес:

– Нет. Ну кому из читателей желтой прессы ты интересен? Миру до тебя нет дела. Какой-то водочный король, каких пруд пруди. Умрешь – этого никто не заметит. И уж тем более никто не поплачет на твоей могилке. Ты сам это, Николай, прекрасно осознаешь. Пока ты был в туалете, ты раздумывал, кому бы позвонить и сообщить о своем диагнозе. Друзей у тебя нет. Семьи нет. Ты на всех них смертельно обижен, а они обижены на тебя. Прав ты – пустая трата времени с ними ныне мириться. Нужны годы, а время тебя торопит. Временем ты уже разбрасываться не можешь. Потому что ты очень жадный. Я бы даже сказал – феноменально жадный.

– Покажи, что ты там настрочил! – угрожающе повысил голос Николай Маркович.

– Пожалуйста, – развернул ноутбук Василий.

Николай Маркович прочитал начало:

«Я долларовый миллионер… я ничто. А мне всего пятьдесят пять… Как там надо?..»

Он читал, кривя лицо. Нет, это не его описал загадочный Василий! Совсем не его. Все в рассказе выглядели «милашками-адеквашками», а он же, Николай Маркович, вел себя как полный псих, если не хуже – если не как придурок. Заканчивался рассказ фразой «покажи, что ты там настрочил!» Хотелось выкрикнуть Василию, что он басни накатал, что он его ничуть не знает, что это всё ловкая манипуляция, что всё подстроено «клиническими упырями», но… Никто не мог знать о «приветствии Смерти», о «Коляня, скор буду-не забуду!»

– Кто ты, Василий? – негромко спросил Николай Маркович. – Всевидящий Бог, что ли?

– Нет.

– Ангел? Демон?

– Нет и нет.

– Дьявол? – оскалившись, усмехнулся Николай Маркович.

– Нет.

– Смерть? – перестал улыбаться он.

– Нет.

– Кто тогда?

– Василий Нечуйветер. ООО «Чужая жизнь», – положил Василий перед Николаем Марковичем грошовую визитку. – «Исполним вашу мечту за ноль рублей в месяц!» А именно: Николай, всего за ноль рублей в месяц ты можешь продать свою жизнь и купить чужую жизнь.

– Чью же?

– У нас широкий выбор. Уверен, я смогу подобрать тебе то, Николай, что тебя устроит.

– Бесплатно?

– Нет конечно. За ноль рублей в месяц.

– То есть валютой берете? И какой же?

– Любой. Включая рубли.

Николай Маркович нервно рассмеялся.

– Так ты меня всё же раздеть задумал?!

– Именно. Но не волнуйся, ООО «Чужая жизнь» предоставит тебе чужую, соответствующую месту и времени одежду.

– А это становится интересным… Ладно, Васька, вещай!

– Первый шаг – из имеющихся у нас предложений ты выбираешь привлекательную для тебя жизнь. Второй шаг – продаешь нам свою жизнь. Третий шаг – покупаешь выбранную тобой чужую жизнь. Мы подписываем договор купли-продажи в одном экземпляре. Он остается у тебя до тех пор, пока твою жизнь не купили. Если чужая жизнь тебе не подошла, просто разорви контракт – и твоя жизнь к тебе вернется с той точки, с какой ты ее продал. Но если твою жизнь купили, то контракт автоматически отправится к нам, а ты потеряешь воспоминания об этой нашей с тобой встрече, обо всех возможных контактах с иными представителями ООО «Чужая жизнь», обо всем, что будет мешать тебе, Николай, полноценно зажить чужой жизнью. После получения нами контракта, пути назад, в твою жизнь, у тебя не будет ни при каких условиях. Дааа, в твоем случае, обязан предупредить, твоя жизнь будет привлекательна для очень многих. Уверен, ее купят через пару минут после того, как ты ее продашь.