Текст книги "Danse Macabre (СИ)"

Автор книги: Rex_Noctis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Заметил, разумеется. Вельд взял протянутое зеркало и, чувствуя себя по-дурацки, дохнул…

– Запотело?

Он покачал головой, озадаченно взглянув на Люциана.

– Потому что ты не дышишь, дубина! – сердито воскликнул наместник Смерти; зеркало рассыпалось на мельчайшие частички серебристого праха. – Грудь твоя не ходит ходуном, диафрагма не работает, лёгкие не… Ты по-прежнему мёртв!

– Тогда откуда ты…

– Оттуда, что не ты первый и, к сожалению, не последний. Но, тьма побери, это не должен был оказаться ты!

Люциан неторопливо прошёлся по кабинету, шелестя полами длинной тяжёлой накидки. Дойдя до двери, обернулся и продолжил:

– Это случается нечасто, и каждый случай я старался заминать без малейшей огласки. Госпожа называет это фантомными болями. Понятие сродни понятию человеческому… Только у жнеца боль не в ампутированной конечности, нет… У жнеца ведь ампутированы чувства.

– Я не чувствую никакой боли, – Вельд действительно не чувствовал ничего, кроме замешательства.

– Торопиться тебе некуда, друг мой, – никогда ещё ухмыляющийся алый рот Люциана так не напоминал рваную рану. – Впрочем, процесс ещё можно остановить, если тебе не придёт в голову снова связываться с живыми. Но это отнюдь не всегда удавалось.

– Даже Смерти?

– Даже мне.

Оба они резко повернулись на голос, выпрямившись и уважительно склонив головы.

– Приветствую вас, дети мои.

На этой фразе в голове Вельда вдруг зазвучал ломкий юношеский голос, говорящий «Уберите пафос, он воняет».

Смерть была невысокой, невзрачной девушкой с болезненно худым лицом, с подбородка и до пят укутанной в несколько слоёв тяжёлого чёрного бархата – потому жнецы и носили чёрное, что это был цвет их госпожи, который делал эту самую госпожу совсем уж похожей на живого мертвеца. От шеи и до самого пояса шли ряды тусклых чёрных жемчужин – поговаривали, что в нити их всего шестьсот шестьдесят семь, и будто этими бусами Смерть самолично душит тех немногих, кому по списку предназначена смерть во сне.

– Не спеши обвинять Вальдемара в его опрометчивом поступке, дорогой мой Люциан, – это могло бы быть сказано тоном заботливой мамаши или проповедницы, если бы у Смерти не было такого монотонного, утробного, скудного на интонации голоса. Если бы у неё был тон. – В конце концов, судьба всё оборачивает нам на пользу.

– О, сказали бы вы это мойрам, – с сарказмом промолвил Люциан, и её синюшные губы искривились в намёке на усмешку.

– Мойры не властны над судьбой, несмотря на всю их самодеятельность. Судьба – нечто настолько же незыблемое, насколько Тьма и Свет. Но речь совсем не о том. Вальдемар…

– Госпожа? – бесстрастно отозвался Вельд.

– Мальчик назначил цену за твоё перо. И сделал предложение, от которого мы просто не имеем права отказаться.

– Он ещё может передумать…

– Он не передумает, – осекла Смерть. – Дар тяготит его. В конце концов, это непомерная ноша для простого смертного, – видеть и слышать одновременно.

– Что я должен сделать? – почти обреченно осведомился он.

– Пока что твоя задача – заставить Никиту довериться тебе. Тебя будет тянуть к месту хранения пера, но влечение это даёт и обратный эффект, так что ничего сложного.

– И что потом?

Выпуклые белёсые глаза Смерти на секунду словно бы заволокла недобрая маслянистая дымка. Но секунду спустя они снова остекленели, и Вельд решил, что ему померещилось.

– Вот когда наступит это «потом», тогда я скажу тебе, что делать.

Вельд кивнул, отмечая жутко недовольное выражение, застывшее на лице Люциана. Было у него такое подозрение, что это «потом» окажется весьма и весьма нелицеприятным. Не было лишь выбора…

Впрочем, выбор здесь был ни к месту.

– Так что же, я теперь состою нянькой при смертном мальчишке? – чуть надменно уточнил он. – Но кто-то же должен заниматься делами исполнительного отдела канцелярии. Не то чтобы я не рад избавиться от выгуливания стажёров, но…

– Лукреция, я полагаю, достаточно компетентна, – холодные глаза явственно говорили: «Незаменимых не бывает, Вальдемар». Сегодня этот взгляд не уязвлял так, как это обычно бывало, мелькнула лишь дурацкая мысль, что глаза Смерти напоминают мутные стекляшки.

– Больше вопросов, полагаю, не последует?

– Нет, госпожа. Я всё понял.

Очередная ложь. Вельд уже ни черта не понимал.

***

Кац пах куревом и немного перегаром. И был жутко растрёпан. И вообще, рожа у него была похмельная. Но, к неудовольствию Ники, менее привлекательным Кац от этого не становился. Это как… ну, рисование, например. Кто-то может, а кто-то нет. Вот так и с привлекательностью: кто-то – хронически клёвый Андрей Кац, а кто-то – неуклюжий, угрюмый Никита Орлов.

«Так… ты пришел сюда не ради окончательного обращения в пидораса», – поспешил Ники одёрнуть себя.

– Я не помешал? – хмурясь, спросил он, бредя на кухню вслед за Андреем.

– Нет… Нет, конечно, не помешал! – поспешил заверить Кац. – Я рад тебя видеть, правда…

Ники видел, что он вправду был рад. Но лучше бы врал, право слово.

– Кофе будешь?

– Да не суетись ты, – сев на край диванчика в углу кухни, Ники недовольно поморщился. – Впрочем, ладно, давай свой кофе.

Стараясь внять призыву не суетиться, Кац с прилежным видом вылил из турки остатки недавно сваренного кофе и поставил перед ним чашку. Потом замер между мойкой и плитой, поближе к вытяжке, и закурил свой Parliament.

– Хреново выглядишь, – сообщил он, внимательно оглядев Никиту. Тот вздохнул.

– Не все могут выглядеть охуенно круглые сутки, знаешь ли. И вообще… посмотрел бы я на тебя, если бы ты постоянно ловил глюки.

– Глюки?

– Ага. Только не делай вид, что ничего не понял. Сам же сказал, что нельзя называть им своего имени, – значит, тоже их видишь.

– Так ты их видишь?

– Вижу. Слышу. После того, как меня вытащили с того света.

– Нет. Нет, Ники… Я их, к счастью, не вижу и не видел никогда. Только так называемых жнецов, да и то лишь по их прихоти, – Кац нервно усмехнулся. – Слышу тоже редко. Только чувствую. Но живых людей чувствовать гораздо легче, чем мёртвых.

– И как долго у тебя это?

Он медленно провёл ладонью по взъерошенным кудрям. А потом уверенно ответил:

– Сколько себя помню.

– А… господи, – поражённо выдохнул Ники, чуть подавшись вперёд и сжав кулаки так, что ногти с болью впились в ладони.

Сколько себя помню… Кацу было, кажется, двадцать четыре. Неудивительно, что он так спокойно говорит обо всём этом… как о само собой разумеющемся.

– Как ты выжил с этим?

Андрей непонимающе нахмурил брови. После чего – подумать только! – улыбнулся. У Ники кровь прилила к щекам.Эту улыбку он уже видел, когда чуть похмельным утром сидел на кровати Каца – закутанный в одеяло так, что торчало одно лицо, да смущённый дальше некуда. Ники подумал, что, пожалуй, оторвёт ему яйца, если за улыбкой последуют прочие детали того утра.

– Разумеется, ты напуган, – это, впрочем, Кац произнёс уже вполне серьёзно. – А я, знаешь, всё никак не мог понять причину твоего состояния. Чувствовал ведь, что дело не только в смерти Игоря…

– А если задуматься, то именно в ней, – возразил Ники. Чтобы чем-то занять руки, он принялся размешивать кофе ложечкой, даже не положив сахар. Тема была скользкой – чего доброго, Кац опять примется орать. Ну его… – Он теперь один из них… Игорь.

Тёмные глаза Каца в ужасе распахнулись.

– Не может этого быть. Я бы почувствовал.

– Да не призрак же. Жнец.

– И подавно нет! – он всё же вышел из себя. – Он не мог! Игорь за всю свою жизнь не совершил сколько-нибудь дурного поступка!

– Может, ты о нём чего-то не знаешь? Или это не единственный путь?

– Как же… – проворчал Кац, с остервенением утрамбовывая в пепельнице окурок. – Не связывался бы ты с ними. Пусть даже это был бы Игорь…

– Почему? – с любопытством поинтересовался Ники. Как бы он ни пытался выкинуть из головы жнеца по имени Вальдемар, сделать это не удавалось. Где-то на дне разума затаилось смутное опасение, что Ники слишком глубоко нырнул, окунувшись в омут личности Вальдемара. Изнутри он казался бескрайним тёмным лабиринтом, в котором путеводной нитью было блестящее перо, с острым, будто у ножа концом.

– Потому что жнецы – они… – Кац нахмурился, подбирая слова (его гладкий высокий лоб прорезали аж сразу четыре морщины), – тёмные они. Будто бы вторую жизнь им дала не Смерть, а зло, которое они совершали когда-то…

– Такими ты их чувствуешь?

Помедлив, он кивнул. Потом задумчиво толкнул пепельницу ребром ладони и, приблизившись, рухнул рядом на диван. Собственническим жестом приобнял Ники и уткнулся носом в его волосы, всё еще влажные после утреннего душа. Ники хотел отодвинуться, но не стал. Чувствовал, что Андрею это было нужно. Вопрос в том лишь, почему.

– Не понимаешь? Может, потому, что мне нужно не совсем это?

– Не припомню, чтобы ты упоминал про чтение мыслей, – сказал Ники, смутившись и разозлившись. Макушкой он чувствовал, как губы Каца складываются в одну из этих треклятых улыбочек.

– Не читаю я мыслей. Но мне кажется, в голове у тебя, Никитушка, полный пиздец. Так что предпочитаю иметь дело с твоими эмоциями.

– Тут ты прав.

Некоторое время других слов он не находил. Кац тоже как-то не блистал красноречием вопреки обыкновению.

– Кац… – Ники попытался собраться с мыслями.

– Мм?

– А если бы у тебя была возможность отказаться от твоего дара… что, неужели бы не отказался?

– Нет, – не раздумывая, отозвался Кац. – Думаю, раз этот дар у меня есть, то для чего-то оно было так задумано.

– А я вот не хочу, чтобы другие за меня думали!

– Ну, так сделай вид, что хочешь, – снисходительно, даже будто бы уговаривая, сказал Кац. Осторожно погладил по плечу. – Тогда и не придётся.

– Не вижу в твоих словах логики…

– О… она просто стесняется.

– Верю, – Ники выдохнул это неохотно, сокрушённо. И ведь поверил же.

– Верь, – тихо попросил Кац. – Я же тебе помочь хочу.

Подумав, что Андрей всё равно уже почувствовал его смятение, он решил сказать всё начистоту.

– Возможно, в этом не будет особой нужды. Если жнец выполнит своё обещание.

Кац резко отодвинулся, чуть склонился вперёд, хмуря густые чёрные брови и пристально глядя ему в глаза.

– Так… И что эти подонки успели тебе наобещать?

– Лишить дара, – Ники передёрнул худыми плечами.

– Да с чего бы вдруг?! – Кац снова вскочил, принимаясь нервно топтаться возле него. – Плевать они на тебя хотели!

– Всё так, – теперь уже он подбавил в голос снисхождения, – но у меня есть то, что им нужно.

Кац не спрашивал, откуда и что именно. Казалось, его это и не интересует. С минуту он таращился на Ники взглядом, в котором сквозила странная смесь отчаянья и раздражения.

– Как это на тебя похоже, Никита.

– Что именно?

– Бежать от проблемы, – угрюмо пояснил он, снова закуривая.

Ники, помедлив, последовал его примеру, и возразил, сердито сведя брови:

– Я пытаюсь их решить.

– Да ни черта ты не пытаешься, – всепонимающая, взрослая такая усмешка Андрея выводила из себя за считанные минуты. – Ты бежишь от своих проблем, не пытаясь просто взять и справиться ни со всей этой паранормальной хуетой, ни с тем пониманием, что Игоря больше нет…

– Перестань всё время напоминать мне об Игоре! – Ники тоже вскочил на ноги, однако уверенности это не прибавило: формально Кац был выше едва ли на полголовы, но психологически – гораздо выше, чем просто «на голову».

– Не перестану. Как я могу перестать, когда должен заставить тебя смириться с этим и жить дальше?..

– Кац, это не твоё ёбаное дело! – он уже почти кричал. – Ты же весь такой фокусник в области чувств? Так пойми, что я чувствую, и оставь меня в покое!

– Прекрасно понимаю.

Протянув руки, Кац сжал его за запястья ближе к локтю – длины пальцев хватало, чтобы полностью обхватить его костлявые ручонки. Вырывать – бесполезно; хватка бульдожья. И хватка эта обычно вела к очередным романтическим бредням, которые Ники раз за разом не желал слушать. Раньше – потому что вся эта пидорская романтика смущала до одури. Теперь же – потому что она и вовсе была не к месту.

– Не стоит думать, что ты никому не нужен… потому что это не так.

– Андрей, не начинай! – безуспешно Ники пытался высвободить руки. – Не до твоих приставаний сейчас…

– Да тебе всегда не до них, – Кац пожал плечами. – Это же может стать очередной твоей проблемой, да?

Чуть не прокусив губу со злости, Ники всё же понемногу уступал его словам, признавал его правоту. Да и как не признавать, если в психологии Кац был этаким читером – теперь это стало очевидно.

– Ты хочешь, чтобы я стал твоей проблемой?

Кац растянул губы в кривой усмешке.

Ники вдруг бросилось в глаза, что моргает он очень уж редко. Всё смотрит и смотрит своими хитрыми глазищами, в упор, не отрываясь.

– А ты и так моя проблема. Моя главная забота. Ясно тебе?

Словно полюбовавшись еще немного его сморщенным от досады лицом, Кац неохотно разжал пальцы.

– Снова уйдёшь, разумеется. Валяй, – картинно разведя руками, Андрей отвернулся и с преувеличенным интересом уставился в окно.

Остро чувствуя себя кретином, Ники уставился куда-то ему в затылок. Приходилось признать, пожалуй, что даже теперь Кац вызывает противоречивые чувства. Сейчас бы силком повернуть его к себе и… впрочем, Ники и не знал, на что он мог бы решиться. Да и мог ли?

– Возвращайся, когда передумаешь связываться с тёмными тварями. И не вздумай делать глупости, – с преувеличенным спокойствием велел Кац.

– Тебя не спросил, – огрызнулся он, прежде чем вылететь за дверь.

Уже выйдя на улицу и утопив в луже без того еще не просохшие кеды, Ники подумал, что со стороны его поведение действительно похоже на бегство. Хроническое бегство от [нужное вставить]. Чёртов Кац просто не мог быть неправ. Хоть бы и для разнообразия.

Ещё раз чертыхнувшись, Ники попытался выкинуть его из головы. Ни к чему было вести себя как влюблённая девица: в конце концов, Андрей Кац для него слишком взрослый, слишком умный и слишком привлекательный. И вообще, он, Никита Орлов, никакой не пидорас.

– Вот только, блядь, мысли пидорские немножко, – негромко проворчал он, отстукивая нервную дробь на сигаретной пачке в кармане джинсов. Главное было – не забыть переложить в сумку перед приходом домой. В сумке мать шариться не станет, а вот по карманам под предлогом стирки – очень даже.

Ники чуть не рухнул в месиво из грязи и гниющей листвы, когда на плечо ему опустилось что-то большое и чёрное. И хлопающее крыльями. Ворона. Ну, или ворон – тот ёщё из Ники был орнитолог.

– Да ты, птенчик, совсем охренел, – негромко укорил он. И пошёл дальше, как ни в чём не бывало.

Шёл дворами, а прохожих в такую премерзкую погоду было не так уж много. Да и не всё ли равно, что они подумают о странноватом на вид мальчишке с чёрной птицей на плече. Как ни странно, веса ворона Ники почти не ощущал – так, чувствовал по наитию то место, где твёрдые когти впиявились в куртку.

– Кристена бы тебе вместо меня, – голос Вальдемара словно звучал в его голове и вместе с тем – как обычная человеческая речь. Будто бы жнец идет с ним бок о бок. – Он бы тебя поучил хорошим манерам.

– Что за Кристен?

– Да так… в общем-то, просто шут гороховый.

Привычно облизав обветренные губы, Ники спросил:

– Так что? Всё в силе?

Когда ворон молчал – будь то Игорь, а не Вальдемар, – Ники невольно сомневался, что птица на самом деле жнец в своём обличье, удобном для перемещений по миру живых.

– В силе. Вот только с моим присутствием тебе всё равно придётся смириться.

– Это ещё почему?

– Приказ госпожи, ей лучше знать, – Ники был уверен, что если бы Вальдамар не был в облике птицы, то непременно бы ухмылялся. – Но ты не переживай, спальное место мне выделять не нужно.

При словах «спальное место» перед глазами Ники мгновенно пронёсся видеоряд. Он потряс головой, отгоняя идиотские мысли. Жнецы же не спят.

– То есть, ты должен будешь околачиваться возле меня, а мне… просто ждать?

Вальдемар промолчал. Пожалуй, оба они находили ответ очевидным.

– Ненавижу ждать.

Возле той самой детской площадки Ники притормозил. Потом обошёл ограду и, оказавшись во дворе дома (девятиэтажка дурацкой сине-жёлтой расцветки), сел на скамейку. Закурив, Ники с ленивым раздражением уставился на промокшие и порядком изгвазданные кеды.

– Скорее бы снег пошёл…

Тут он вспомнил про то, что на плече у него восседает птица, гордо именующая себя Вальдемаром. Сложно было удерживать это во внимании, учитывая, что веса он по-прежнему не чувствовал.

– Как я понял, твой дружок-еврей не сообщил тебе ничего путного.

Никита невольно рассердился на эту пренебрежительную фразочку, как, впрочем, и на беспардонную слежку. Но фамилия у Андрея, конечно, была говорящая, подчёркивающая немного еврейскую внешность её обладателя.

– Нет, не сообщил. Зато сказал, что вам доверять – себе дороже.

Мягкий шелест крыльев – и Вальдемар уже сидит рядом, вызывающе вздёрнув подбородок и закинув ногу на ногу. Солидности в нём как-то заметно поубавилось.

– Может, он прав. А может, и нет. Ты всё равно не можешь ничего утверждать наверняка.

Не мог. Но всё равно почему-то верил. Не жнецам вообще – ещё чего! – а конкретно этому их представителю.

– Он говорил, что нельзя называть призракам своего имени. Почему?

– Потому что твоё имя – часть тебя. Зная твоё имя, любой призрак может помутить твой рассудок.

Совсем не к месту Ники подумал, что Вальдемар всё ещё оставался таким же красивым, как тот обедневший португальский дворянин. Просто требовалось хорошенько приглядеться. Всё в нём выцвело до серой белизны, слилось в монохромное пятно. Всё, кроме этих его жутких глаз.

– А сколько тебе лет?

– Четыреста шестьдесят пять лет и сто сорок девять дней со дня смерти, – ответил он, не задумываясь.

– Нехило, – Ники чуть не закашлялся. – А сколько тебе было, когда тебя… ну, того…

– Двадцать один.

– Как Игорю? – он поражённо выдохнул.

Вальдемар кивнул. Судя по понимающей полуулыбке, он прекрасно понимал, что выглядит на невнятный тридцатник.

– Пытаешься поддержать светскую беседу?

– Ну, – с нервным смешком Ники закивал. – Если ты еще и молча будешь вокруг меня виться, я свихнусь.

Свихнусь. Он видит призраков, слышит голоса в голове, разговаривает с воронами и (будто этого мало!), со вкусом рассуждает о внешней привлекательности мужиков в количестве… И всё еще боится свихнуться, подумать только.

«Да ты уже ёбнулся, Никита, – сумрачно подумал Орлов, уже откровенно разглядывая чеканный профиль жнеца. – По самое дальше некуда».

========== 4/4. Ампутация ==========

Ники рассеянно оглядел ладони, на которых поблёскивали капельки растаявших снежинок. Несуразные снежинки. Громадные такие. Самые первые в этом году и самые недолговечные.

– Снег.

Сзади насмешливо фыркнул Вельд. Помедлив, Ники оглянулся. Взглянул. Загляделся.

Вид у жнеца был какой-то мальчишеский и болезненный. Длинные волосы – влажные и блестящие, как будто сделанные из металла. Пустые глаза смотрят куда-то сквозь: не только сквозь Ники, а вообще – за пределы пространства. Вельд кутался в старомодный чёрный плащ, и Ники подумал, что впервые видит его в чём-то, кроме привычного двубортного сюртука. Это было странно.

– Твоя работа? – с усмешкой поинтересовался Ники, демонстрируя на ладони очередную снежинку, готовую вот-вот превратиться в каплю воды.

– От моей работы меня отстранили, – хмуро отозвался Вельд.

– А за снег тебе ничего не будет? – Ники подумалось, что Вельду должно быть чертовски хреново от потери своего важного статуса, только выразить он это никак не может. По-другому.

– Нет. Я же не вызвал погодную аномалию… всего лишь подпортил немного метеосводки за ноябрь.

– А вот был бы я какой-нибудь ванилькой, – Ники усмехнулся с деланным кокетством, – да попросил бы звезду с неба… Достал бы?

– Достал, – Вельд кивнул. – Но строгим выговором бы точно не отделался.

– Ну да… звезда – она ж большая. И горячая.

– Несколько тысяч кельвинов на поверхности. Миллионы – в ядре.

Ники с физикой не дружил от слова совсем, но «несколько тысяч» звучало внушительно.

– Так что, если надумаешь о чём-то попросить, пусть это будет без массовых смертей, – с этими словами Вельд вскинул голову и принялся задумчиво изучать небо, затянутое рваной сетью облаков.

Ники немного подождал, а потом все-таки спросил – давно его интересовало:

– А почему вы не забираете призраков?

Вельд по-прежнему глядел вверх, будто бы даже не слушая его. Холодный ветер слабо трепал его пепельные волосы и полы длинного плаща.

– Госпожа не велит тратить время, – все-таки ответил.

– Ну да, ей-то что? – к «госпоже» Ники питал сложно объяснимую неприязнь, которая не имела ничего общего с тем, что обычно испытывают люди, когда слышат слово «смерть».

– Мойры разделяют твоё праведное негодование, – Вельд усмехнулся.

– Кто такие мойры?

– Служительницы канцелярии судеб. В свободное от вершения судеб время ругают в хвост и в гриву нашу скромную организацию.

Ники хмыкнул. В подробности он решил не вдаваться – башка и так уже пухла.

– А тебе домой не пора, юное создание?

– Отвали. Долго мне спуститься, что ли?

Они стояли на крыше многоэтажки, в которой Ники имел прописку, комнату с зелёным ковром и нервную матушку. Вельд сам заставил замок люка открыться одним лишь мановением руки и теперь, похоже, был совсем этому не рад. Ники прекрасно понимал, почему: мало ли его дернет спрыгнуть – как-никак бывали уже прецеденты, когда он пытался свести счеты с жизнью.

Прочитав его мысли, Вельд угрюмо предупредил:

– Сверзнешься – я ловить не буду, – и поплотнее закутался в плащ, будто бы ему и вправду стало холодно.

– Мерзнешь? – не удержался Ники.

– Слишком сложный вопрос.

– Ты странный! – довольно усмехнулся Ники.

Секунд пять Вельд оторопело пялился на него, а потом разразился тем самым нервически-издевательским хохотом, который с его холодным, безэмоциональным образом ну никак не вязался.

– Твоими усилиями, Никита. Твоими усилиями, – смех его стал тише, горше, ожесточённее.

Ники смутно понимал, о чём речь, но всё равно почувствовал себя уязвлённым. Уязвлённым и кругом виноватым.

– Так все твои странности из-за меня?

– Из-за тебя, – согласился Вельд уже без смеха, вполне серьёзно.

– Тогда я понимаю, – Ники сделал шаг вперед и повернулся так, чтобы быть прямо напротив Вельда – глаза в глаза.

– И что именно?

– Почему ты не будешь меня ловить.

С этими словами он, не медля, сделал шаг назад – в пустоту.

Он был уверен, что разобьётся секунды через четыре – чуть меньше, чем по полсекунды на каждый этаж. Но уже где-то на восьмом сознание выбило из головы сопротивлением воздуха. Оно запоздало нагнало тело, и в ту секунду, как это случилось, Ники понял, что его не размазало об асфальт. Он стоял в луже и чувствовал, как намокают ноги.

Вельд больно сжимал его плечи. Бледные губы его были сжаты в тонкую дрожащую линию, а чёрные глаза казались почти живыми из-за осязаемого ужаса в них.

Закусив губу, чтобы не заплакать как девчонка, Ники рванулся вперёд и судорожно стиснул Вельда в объятьях.

– Я должен тебя согреть… – срывающимся голосом прошептал он в складки плаща. – Раз уж из-за меня ты мёрзнешь.

– Выкинешь еще один такой фокус, – сквозь зубы процедил Вельд, – сам тебя прикончу.

– Нет, Сезар. Ты хочешь, чтобы я жил.

– Да, – хватка на плечах ослабла. – Да, хочу.

– А я хочу тебя согреть… – снова повторил Ники. – Не только должен, но и хочу.

– Ты не должен…

– Да заколебало меня твоё постоянное «должен», «не должен». Просто… просто тоже делай то, что хочешь, а не то, что положено.

Сдаваясь, Вельд нерешительно обнял его в ответ и, ссутулившись, прижался ледяной щекой к взъерошенным волосам. Ники, подавив очередной всхлип, пробормотал:

– Поймал же. Так и знал, что ты соврёшь.

– Так и знал, что ты поверишь. Идиот.

Его тело ходило ходуном. Вельд знал, что эта нервная дрожь – всего лишь плод его воображения, но всё равно боялся, что Ники её почуствует. И все-таки это было невозможно. Это обнадёживало и одновременно порождало сумасшествие. Фантомную боль.

Он имел над ним какую-то чудовищную власть. Ники. Этот неказистый, нелепый полуребёнок с круглыми глазами, бровями домиком и слабым подбородком. Возвращаясь к вопросу о «должен» и «хотел»: Вельд должен был сопротивляться, но вот только не слишком-то этого хотел.

– Иди домой, – с трудом он отстранил Ники от себя. – Скоро твоя мать с работы вернётся.

– Всё-то ты знаешь.

– Не всё, но массу вещей, солидную часть которых теперь мог бы назвать ненужными, – Вельд чувствовал, что вот-вот сорвётся. – Иди.

Видимо, Никита уловил в его голосе угрозу, потому как неохотно зашагал к подъезду. Уже открыв дверь, он обернулся и спросил:

– Ты же вернёшься?

– Конечно.

Хмурясь, Ники скрылся в подъезде.

В пару шагов оказавшись возле бетонной стенки, отделявшей вход в подъезд от двери мусоропровода, Вельд с силой врезал по ней кулаком. Боль была фантомной, она несла такое же ложное облегчение. Сжимая губы, он принялся ожесточённо разбивать кулаки об бетон, оставляя на нём кровавые разводы, которые никто (почти никто) не увидит – кровь жнеца не была частью этого мира.

Он остановился только тогда, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Обернулся, ожидая увидеть кого-то из жнецов, или мойр, ангелов… даже призраков, тьма их побери, но наблюдатель оказался человеком. Запоздало Вельд признал в нём еще одну занозу канцелярии жнецов – Андрей Кац, будь он неладен.

– Что тебе нужно от него, нечисть? – не спросил – потребовал Кац с мрачным видом.

– Нечисть? – Вельд презрительно усмехнулся. – Я из другой канцелярии, милый юноша.

Невольно подумалось, что по земным меркам «милый юноша» был немного старше.

– Да, да, я в курсе, кто ты. Выблядок Смерти, – смуглое лицо каждой своей черточкой выражало презрение. – Оставь Ники в покое.

Вельд глубоко вдохнул. С каждой секундой этот парень бесил его всё больше.

– Ты давно следишь за нами? И если давно, то… похоже, что я хочу причинить ему вред?

– Не похоже, – согласился Кац. – Но я чувствую это. Понимаешь?

– Тогда ты что-то не то чувствуешь, – раздраженно рявкнул Вельд. – Потому что я не… Сам-то ты чего от него хочешь? Душу… или всё же тело? Ты не стесняйся, попилим по-братски!

Кац подошел ближе и легко прижал его к стене. Вельд с испугом и недоверием вдруг осознал, что не может сопротивляться: чёртов мальчишка, от него исходила та же странная сила, что и от Никиты. С той лишь разницей, что Кац вполне осознавал эту силу.

– Что-то с тобой не так, – подозрительно щуря свои тёмные глаза, произнёс Кац. Казалось, что враждебности в его голосе поубавилось. – Ты такой же, как они, но… уже и не такой… Жнец-половинка.

– Как это, тьма тебя побери?

– Тебе виднее… Знаешь, в чём наше сходство? Между тобой, мной и Ники? Мы все – отродья твоей суки-госпожи. Только над тобой она имеет власть, а над нами – нет. Вот и бесится.

– Что? Объясни…

– Спроси у неё сам, если кишка не тонка, – Кац усмехнулся и отошёл на шаг. – А от Никиты отвали.

– Я же сказал, я не желаю ему зла!

– Может быть, – он повернулся и зашагал прочь. – Но зло внутри тебя не спрашивает, чего ты там желаешь.

Вельд не стал его останавливать. Информации и так было слишком много. Окончательно не давало съехать с катушек лишь живое тепло, струящееся по его мёртвым жилам. Это было чужое тепло… но зато оно было настоящим. Не фантомным. И температура была не тысячи кельвинов. Не миллионы кельвинов. Да и не в кельвинах, наверное, измерялась.

Вальдемар знал массу вещей, солидную часть которых теперь мог бы назвать ненужными. Не знал только, чем измерить силу живого тепла. Да и можно ли измерить?

– И ты тоже за мной следил? – мрачно спросил Вельд, увидев Люциана, сидящего за его столом.

Люциан не потрудился даже кивнуть.

– Тьма его знает, откуда такая осведомлённость, но, сдаётся мне, Кац понимает, о чём говорит.

– Так поведай мне, будь так любезен! – потребовал Вельд, пинком пододвигая к столу еще один стул. – Потому что я, господин Люциан, ровным счётом ничего не понимаю!

– Госпожа не слишком одобрила… с другой стороны, она и не запретила… – Люциан в раздражении стукнул по столешнице ладонью. – Ладно. Дело в том, что все люди, обладающие паранормальными способностями, – потомки первых жнецов.

– Что за бред? – оторопело переспросил Вельд. – Да у меня вот уже четыре с лишним века не стоит, знаешь ли…

– Я в курсе, спасибо, – язвительно поблагодарил наместник Смерти. – Но первые жнецы были куда более свободны. И в этом плане тоже. Большая часть непреложных правил возникла, когда у тех, первых, жнецов стали появляться дети. Каждый из них нес в себе частицу госпожи. Она было решила, что жизни этих людей и их способности заведомо принадлежат ей, но в итоге оказалось, что над большей их частью она не имеет вообще никакой власти. Земля-мать не давала их и пальцем тронуть. Имена их не появлялись в списках до самого момента смерти – чтобы госпожа не могла обернуть цепочку событий в свою пользу.

– Тогда почему же ты разыграл такую картину, когда не обнаружил в списках Орлова?

– Вальдемар, подумай сам. Я не мог при Нейле сделать вид, что это в порядке вещей. К тому же, раньше мальчишка не был в списках детей Смерти. Тот же Андрей Кац туда внесён с рождения.

– Ах, то есть существует и список! – сердито воскликнул Вельд. – И кто же им занимается, если я, начальник исполнительного отдела, ни сном ни духом?

– А вот это уже, извини, не в моей компетенции.

– А в чьей же? – Вельд чувствовал, что вот-вот голыми руками раскрошит на кусочки стол.

– Глупый вопрос, сын мой.

Это Смерть возникла за спиной Люциана. Как и всегда – бледная, костлявая, в уродливом чёрном платье и с десятками ярусов жемчуга на плоской груди.

– Действительно. Это вы же у нас всем заправляете, госпожа.

Люциан с опаской покосился на него. Тон Вельда был непозволительно желчен.

– Состояние твоё ухудшается, Вальдемар.

– Да, госпожа, я тоже это заметил! – с наигранным весельем сказал Вельд. По лицу прошла судорога, нижнее веко на левом глазу задёргалось. Он напомнил себе, что на самом деле его лицо неподвижно. – Кажется, у меня едет крыша, госпожа!

– Держи себя в руках, – осекла Смерть жестко, твердо. Это пробудило в нём прежнего Вельда и помогло временно обуздать безумие.

– Простите.

– Что ж… теперь я вижу, что каждая секунда промедления действительно чревата последствиями, – она переплела длинные пальцы, затянутые в чёрные бархатные перчатки. – Чтобы я могла забрать силы Никиты, он должен дать мне право на них.

– И каким образом он должен это сделать?

Почему-то разговор с Кацом окончательно пошатнул его веру в действия госпожи. Он боялся причинить вред Ники.

Зло внутри тебя не спрашивает, чего ты там желаешь.

– Убить.

– Что? Он не сможет!

– Затем я и ждала, пока он к тебе привыкнет. Перо и его доверие дают тебе возможность некоторое время управлять его разумом. Точнее, он разрешит тебе управлять.