Текст книги "Натиск"

Автор книги: Ре Ди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Ч3.

Дрянь Гриппи, буквально она так и называется, была скверной болезнью, но лечилась и вправду легко. Яд поражающий тело вызывал сильнейшую защитную реакцию. Возбухания раны, кашель, и бред. Иногда чревоугодный бред. И смотря на Ники всякий бы подумал что именно комарик то и виноват. Просто конечная стадия болезни. Гриппи укусил и реакция пошла ускоренно и незаметно. Хорошее оправдание, хорошая идея, рациональная и возможная для решения, но то было не оно.

Ночь и сон отличное сочетание для десятилетнего мальчика с подбитым носом. Закрой глаза и унесись со мной туда где нет проблем. Туда где ты был счастлив. Только там ты будешь спокоен. Великолепные и захватывающие красоты одной из недавно прочитанных книг рождают в абстракции ночного сознания дивно-чудные сны. Рики видит корабли что бороздят пустоты, монстров что своими щупальцами дробят палубы и захватывают прекрасно юных дев. “Горы безумия” становятся холмами в его снах, а море обретает холодные, замерзшие виды. Он большой и страшный древний бог и все в этом мире – его. Ему подчиняются, и его боятся. Столетия “той” реальности, лишь два часа в настоящейю. А еще через два, на его неприступную цитадель нападают “храбрые герои” и те непробиваемые стены рушаться под их гнетом. Как странно, ведь сер Ланселот из другой книги… Он делается маленьким и беззащитным. Сейчас он стал собой и на его груди стоит стальной ботинок Героя. Он пытался вдохнуть, но ничего не получается. Сознание вылезает из своей норы и в полную силу кричит “Проснись!”

Открывая глаза Рики видит своего брата восседающего на нем с ножом в руках.

Страх сковывает тело, а глаза брата двигаются под закрытыми веками. Он что-то пытаются сказать. Губы шевелятся, но звука нет.

– Ники… – с дрожью в голосе говорит Рики. – Слезь, пожалуйста.

Он его не слышит.

– Пожалуйста, мне тяжело. Проснись, Ники, прошу…

Нож подтягивается ближе к горлу. Левая рука на рукояти, правая на тыльнике. Рики уже видит мрачную картину как брат ложиться на нож всем своим телом и протыкает. Горло ничто иное как пушинка для острия папиного ножа. Того ножа которым он свежевал дичь в годы А’Элина. А теперь дичь его сын, и охотник тоже. Нужно лишь мгновения для красной кляксы на белой простыне. Мгновение для того чтобы нож вспомнил привычный вкус.

– Ники… – слёзы текут по лицу, он не хочет умирать от рук брата. – Ники… прошу, проснись.

Кончик лезвия втыкается в кожу и тоненькая струйка покатилась на подушку.

– НИКИ! – Он наконец смог крикнуть и совершить свою единственную, быть может, спасительную попытку, откинув брата руками с кровати.

Ники головой ударился о комод. Хрупкая ваза упала с края и разбилась. Хорошо что в углу она разбилась, брат мог пострадать. Ники кажется начинал просыпаться. Он должен был проснутся. Нож выпал из рук и откатился в центр. Кровавая метка на кончике, в ночной темноте казалась лишь спекшимся вареньем.

Рики схватил куртку и бросился на улицу напроч забыв надеть ботинки.

Ч4.

Неведомый перст фатума указал на деревню Роджер и начал выжимать из него соки. Каждый старик, каждый взрослый и каждый ребёнок ощутил на себе давление извне. Здесь люди успели привыкнуть к размеренной жизни, им требовалось к ней привыкнуть. А’Элин оставляет незаживающие шрамы на душе, и они старались отгонять пагубные мысли, пытались объяснять всё рациональностью.

Осень, предвечная спутница зимы, начала своё пиршество, её роль в спектакле жизни в том чтобы пожать плоды лета и подготовить землю к прибытию сестры. Жизнь покидала сорниковую траву, некогда спелые, но несобранные плоды сгнивали отдаваясь циклу, а листья начинали покрываться золоченой кромкой.

Люди знали, на каком-то из подсознательных уровнях, что именно осень виновна в их плохом настроении. Зверь внутри трепетал перед страхом морозов и рвался наружу. Где-то внутри он взывал броситься в тропические края, туда где греет солнце, там где плоды не успевают сгнить. Туда где зима не тронет их хрупкие тела, ведь тела их по настоящему хрупкие, там где может быть лучше чем тут. “Может” для этого зверя равняется “будет”. И люди знали этого демона, знали и боролись с желаниями. Рациональностью.

Но в том невидимом саване судьбы над их головами смешивалось отнюдь не рациональное. Кошмары закрадывались в их головы ночью, кому-то больше, кому-то меньше, но все их видели. И не говорили о них. Забывали, или старались забыть. Эта была их ошибка.

Они винили “осеннюю хандру”. Каждый год она приходила с последним вырванным из земли урожаями и уходила с первым снегом. Она была болезнью маленьких деревень и маленьких городов. Те кто большую часть года проводил в работе на полях сейчас предавались скуке. И винили ее. В этом году она была особенно сильна.

А как рационально объяснить нож в руке у десятилетнего ребёнка? Если ли для этого причина в осени? Или же это та сила, невидимая и управляющая человеком в секунды слабости?

Глава 5. Ночь.

Ч1.

Ступни Рики изранились в кровь, но боль в ногах не могла сравниться с той что в боку. Он бежал сломя голову по ночному Роджеру. И ночь его радостно приветствовала. Тени вздымались под лунным светом и в них он видел красные глаза преисполненные злобой. Тени от деревьев, от домов и заборов сливались в один причудливый строй солдат намеренных тебя убить. Их алые взгляды с земли устремились вверх, смотрели на него и пожирали собственной злобой окружая маленького мальчика. Знания проходов и коротких троп потеряли всякий свой смысл, Рики видел лишь страх облаченный в черное впереди, и страх в виде его брата сзади. Нож блистал под лунным светом и разгонял тени. Солдаты расступались перед своим генералом, кланялись и бросали приветствия. Тут он был боссом и они должны ему подчиняться. Физический нож ударит больнее бесформенного солдата леса.

Рики пытался кричать, но не мог, ком в горле душил и наказывал за каждый преодолевший метр.Легкие рвало, шаги пели болью и отдавались скошенной походкой в бок.

Заборы, новые дома, вновь заборы, черные деревья, всепоглощающая черная бездна жухлой травы.

И он бежал, бежал в раскрытые алые рты, сквозь напитанные злобой глаза. От брата. К другу.

Ч2.

Она долго ждала этого дня и хотела выглядеть потрясающе потрясной. Сердце билось и ее рука дрожала.

Но этот день должен быть самым лучшим!

Вздохнув и собрав все свои силы она сосредоточилась на зеркале и на своих волосах. Волосы не хотели поддаваться и она нажимала на расчёску сильней.

– После сна так тяжело делать причёску, будто корова лизнула, ей богу!

Она ворочилась и они сбились в клубок шерсти неизвестного досели животного. С каждым проходом вырывая маленькие клочки.

– Вот так. Так лучше. Ровнее и станет лучше. Да.

Выдвигается нижний шкафчик стола и из него она достает кусочек угля.

– В тон волосам должны быть и глаза!

Она закрывает одно веко и проходиться по нему. Потом второе.

– Цвет нечёткий! Надо лучше!

Жирной чертой уголь проходит по всему лицу.

– Слишком много! Меньше! Я сказала меньше.

Она слюнявит палец и пытается смыть часть, делая ее нос похожим на одно черное пятно.

– Мой дорогой, ты ведь не будешь злиться за такой небрежный макияж? Да-да. Он не будет. – Говорит она шепотом слушая ответы тишины.

Она даст ему больше чем милое личико. Она даст ему всю себя. И в их момент лицо её будет неважно.

– Ты, прав. Будет важна лишь моя фигура.

Она чувствует себя легче перышка и подлетает в пируэте к невероятно высокому шкафу. Дверцы открываются с такой же лёгкостью и она видит свои платья. Но они ещё лучше и их больше! Очень много новых платьев! Они блестят и переливаются её любимыми цветами. Всеми цветами наполняющий этот бренный мир. В пустоте и в черноте они сверкают светом тысячи солнц.

– Ты же порвешь его, так? Тогда хочу чтобы порвал моё любимое. Это будет нашим знаком любви.

Длинное шелковое платье скользит в ее руках и красная крапинка на подоле сверкает цветом крови.

– Бени! Бени! Ты ведь любишь алый, да?

Дом наполняется её нежным голосом. “О мой любимый, о мой дорогой. Сегодня мы с тобой…”. Ветер из раскрытых окон создает музыку насвистывая в такт песне между половицами и дверными проемами. Дерево хрустит и скрежечет. “Под златом девы…” Мама и папа спят. Они не слышат её оду юности и уходящему лету. Их зима уже пришла.

– Они бы помешали мне! А так нельзя! Этот день наш!

Ветер подталкивает вперёд. Она чувствует его силу. И она… летит, как всегда хотела.

– О Бени! О мой любимый, верный Бени!

Бритвенно острые ножницы Баа сверкают под светом луны. Она их не отпустит! Нет! И не выронит! Дважды нет! Ласковые и мягкие тени смыкают руки в пустоте.

– Сегодня я буду твоей плохой девочкой, а ты мои плохим мальчиком…

И свист Ее песни, вновь. И ветер. Много жесткого, холодного ветра.

Ч3.

Ники заполз под кровать. Он сидел на брате и хотел его убить! А нож теперь под комодом, и он ждёт. Ники знает что ждёт, видит как он смотрит и движется столь медленно что обычный человек не заметил бы. Но Ники видит! Видит как он смотрит и как желает напиться кровью, вспомнить свое прошлое. То о котором говорил папа. Он же был хорошим охотником. А его сыновья… слюнтяи и девочки. Им никогда не стать мужчинами. Не без него. Не без ножа.

Ники не плачет. Ему нельзя плакать. Вздохи и всхлипы привлекут ЕГО. Того что стоит за приоткрытой дверью. Скрюченного под потолком высокого человека без тени, но тенью являющегося. И того что с каждым часом все больше и больше растягивается по полу ровной тьмой. Подбираясь к заветной вещи. К железной, стальной, серебряной – неважно! Важно что острой!

– Возьми его первым! – Говорит кто-то сзади и Ники невольно дёргается. – Возьми чтобы они не взяли!

Ники хочет посмотреть кто говорит но не может обернуться.

– Маме одиноко одной. Ей так бывает одиноко днём. Ты что не любишь свою мамочку, Ники? – Безумную улыбку монстра можно прочувствовать в его изречениях и в мурашках на спине. Оно говорит, и говорит шепотом громче всякой грозы и грома. – Папа ведь трахает ту, с ведерками которая. А мама хотела бы тепла.

– А ей будет тепло если он будет внутри? – Спрашивает Ники спокойным тоном.

– Когда оно растечется по кровати? – Оно улыбается. – Не будь глупым Ники! – Сказало оно голосом отца. – Стань мужчиной, Ники, мама не против.

Тени за окном всё длинней, а глаза в углу всё красней.

Глава 6. Роджер.

Ч1.

Бабушка Бени заболела два года назад. Её разум начал расплываться по реке воспоминаний и часто она, не ведая где находиться, уходила из дома. Редко, но случалось так что она вставала по ночам и приходила на кухню, говорила с умершим мужем, болтала с подружками, а после и вовсе пыталась уйти. Говорила что ее ждут. Старики чувствуют близость смерти, и та звала к себе. А их мировосприятие изменилось и “настроилось” под то что было за гранью.

Так Баа объяснила мальчику почему его единственный родственник однажды ушел, а потом её нашли на полпути к А’Элину. Деменция проявлялась еще в городе, однако сейчас она была на пике. Старуха должна была забыть путь туда, да и вообще не знать его. Но… она знала, и она шла.

Иногда частички благоразумности проявлялись и она вспоминала что перед ней стоит ее кровный внук, тот последний кто остался жить. И в эти моменты она могла связно говорить. И она говорила. Говорила что голоса зовут на рассвете, что там осталось ее прошлое. Что там осталось всё что она любила и любит. И что здесь нет ничего хорошего, лишь боль и пустое будущее. А Бени… мальчику было сложно такое слышать. Он плакал, но плакал в тишине и один, только один. Сейчас она единственная кто у него остался, единственная ради которого он живет. И именно ради неё он пошёл работать к Грише. Ей нужны были лекарства. Дорогие и редкие лекарства. Он их клял и обвинял ночами, ловил себя на мыслях завершения этого нескончаемого ада, но, делал то что от него требовалось и пытался быть хорошим человеком.

В деревне мало людей его возраста. И ещё меньше девушек его возраста. Но была одна с которой они тесно общались, общение перетекло во влюбленность и переросло в любовь. Он часто говорил о своей любви, но не мог признаться в том что Лидия его спасла. Что это он, а не Рим, был первым ее пациентом. Лидия амбициозный человек, и Бени видел эти чрезмерные возможности, эти стремления. И хотел быть таким же. Она могла стать кем угодно. А стала его девушкой. И он любил её, он поддерживал её, но всякий раз когда она просила его сбежать он говорил – “Позже”. Она верила в его ложь. А он хотел поверить. Мысли о том что бабушка держит его тут – были ужасными мыслями. Но они были правдой.

А ночью они были вдвоём, ему требовался сон. Он был жизненно необходим. На ночь он ставил мини растяжку с колокольчиками у двери и засыпая прислушивался к каждому шороху. И именно эта бдительность и чуткость сна потребуется ему в тот момент когда мальчишка, его друг, будет ломиться в дверь.

Ч2.

Бени сонным голосом спрашивает кто за дверью. Глаза слипаются и он протирает их рукой.

– ПРОШУ, БЕНИ, ОТКРОЙ. – Молит, продолжающий тарабанить, знакомый голос.

Цилиндр железного засова со скрипом выходит из ушка и дверь немного открывается. Бени до конца непонятен голос гостя, но в нем узнается кого-то из друзей. Он хочет посмотреть кто именно ломится посреди ночи и придерживая дверь он видит Рики. Малец врывается и дверь со стуком бьется о стену. Сон скрывается на задний план и уставшие глаза парня в полосатой пижаме широко раскрываются от такой неожиданности. Рики и его чуть не прибил.

– Ты что творишь, мать твою? – Огрызается он спервой, а после видит взъерошенного друга в спальных штанах и куртке на голое тело. – Рики? Что случилось Рики? С тобой все в…

Мальчик мельком оглядывается на улицу и вцепляется в друга, обеими руками держась за него как за столб.

– Рики? Что произошло? – Бени опускается на колени и пытается посмотреть в глаза другу. – Успокойся, смотри на меня. Рики.

Глаза мальчика бегают из стороны в сторону, а все его тело дрозжит подобно тому что было еще днем у Ники.

– Ники! Он… – малец находясь под защитой старшего наконец даёт волю слабости. Он плачет уткнувшись Бени в плечо, – …ножом… – и вот он окончательно срывается на невнятные всхлипы с криками. – …а потом я…

– Тише-тише, всё хорошо, успокойся. – Бени ложит руку на голову. – Медленнее, говори чуть медленнее. Скажи. Скажи что с Ники.

– Я заснул…. прости. Я должен был за ним смотреть, но… прости, прости. – Он ноюще растягивает каждое слово. – Я стал задыхаться и проснулся. А там… Ники, и он, с ножом на мне. А потом…

– Что? Почему?

– Он хотел меня убить! Бени! Он сошёл с ума, он хотел меня убить!

Бени абсолютно не понимал что происходит, но происходит что-то ужасное. Он и на себе заметил что в последние дни солнце будто начало светить тусклее, кровать стала жестче, а рука лениво держала станок за работой. Что-то происходит.

– Я бежал, а за мной гнались тени! Посмотри-посмотри. Вон там глаза! – Рики трясущийся рукой указывал на пустую улицу. – Они там! И Ники! Дверь!

Рики вырвался и захлопнул дверь. “Надеюсь бабушка не проснется” – подумал Бени.

– Пошли ко мне. – Бени дотронулся рукой до плеча мальца и только сейчас почувствовал как тот дрожал. Нет, он не просто дрожал. Его трясло как последний лист на березе под шквалом ветра. – Рики, дай я хотя-бы закрою на щеколду. Ты мешаешь.

В конце недлинного коридора, по центру, была комната бабушки. Бени приоткрыл дверь на пару сантиметров чтобы не задеть свою звенящую ловушку. Но старушка, даже после всего произошедшего ужаса, мирно посапывала. С ней было всё хорошо. А вот с чем было всё нехорошо это с луной подглядывающей в окошко. Этот бездушный кусок камня будто смеялся своим тоненьким серпом. Внутри все сжалось. Рики отдернул штанину старшего и тот закрыл дверь стараясь отогнать от себя эти жуткие мысли.

Рики сел на кровать и поставил светильник на пол. Бени скинул одежду со стула и сел на него.

– Дай ногу, надо осмотреть. – Сказал он и малец подчинился. – Боги.. Так, слушай меня: у тебя тут три камешка впились, я их вытащу, хорошо? – Рики кивнул. – Будет немного больно. Терпи, я быстро.

То были не камешки, это были большие зеленоватые стекла. “Тупая пьянь!” – выругался про себя Бени. Подсознание Рики выбрало путь по которому его в первый раз в гости вела Лидия, через местный бар-кабак-кабаре. Там где можно было нажраться, а после подраться, а после и бутылок побить об голову доказывая свою силу, а скорее слабоумие. Отец близнецов был завсегдатаем этого места. Тау был завсегдаем этого места. Пьянь! Тупорылая пьянь! И поэтому говорить что в ногах возможно остатки алкоголя, плевков и, может быть, мочи с букетом всевозможных заболеваний – не самый успокаивающий вариант. Поэтому – камешки! Старый, добрый гравий.

– С утра пойдем к Ли. Обработает растворами своими, да? Не зря ведь она учиться?

– Ага. – Рики постарался улыбнулся, но вышло не очень.

– А пока я водичкой промою, хорошо? – Он обернулся к столу и взял вазу с цветами. – Она мне их подарила сегодня вечером. – Бени ухмыльнулся. – Как знала чертовка.

Боль осознанная вернула Рики в сознание. Невероятно как одно противоречит другому, но сочетается в коктейле принятия.

– Ники… я не знаю. Он спал и… – Малец погрузился в свои мысли. – Он держался. Я знаю, что он… – Его глаза опять начал наливаться слезами. – Он не мог.

– Утром я схожу проверю. – Сказал Бени.

– Но… но а что если он сделает чего плохого? Мама дома, вдруг он на неё нападёт?

Бени не хотел слышать этот вопрос. Этот вопрос не должен был быть произнесен вслух. Ведь его мысли это только его БОЛЬНЫЕ мысли. А если кто-то помимо него так думает? “Хватит быть таким умным, Рики. Побудь ребенком хоть чуть-чуть еще.” – подумал он.

– Оставь меня тут и иди, – ещё одна мудрость, – я подожду.

Бени мягко взъерошил ему волосы.

– Другое дело. Успокоился и опять умничаем, да? – Сказал он улыбаясь. – Я тебе ещё принесу Стара, чтобы не было страшно. Окей?

Рики кивнул.

Ч3.

Нельзя сказать что детские страхи исчезают со временем, они лишь притупляются. Ещё вчера ты боялся тени на стекле, а сегодня понимаешь что это была тень от ветки. Может как-раз таки понимание своего страха и помогает с ним бороться? Или же таким образом сердце черствеет и способность воображать угасает? А может именно во взрослом возрасте ты испытываешь настоящий страх? Тот который не уйдёт с рассветом, не уйдёт при закрытой двери и, не уйдёт со всеми умами полученными за жизнь?

Ответ приходит с первой беременностью и первыми похоронами. Тот животный страх смерти невозможно подавить или ослабить, и невозможно объяснить. Дети, юнцы, подростки считают себя бессмертными. Желают стать солдатами, блюстителями, приключенцами и авантюристами. Однако они не знают смерти. Для них она в книжках и закрытых гробах. Героическая, доблестная смерть! Но в реальности не так. И лишь с первой увиденной смертью в них прорастает настоящий страх. Именно он будет являться в бессонных и болезненных ночах, именно он будет сопровождать тебя когда ты идёшь по скользкому льду и он напомнит тебе о том что не стоит лезть на вон того парня с ножом. И ты не услышишь его как слышишь чувства любви, он глубоко просочился в глубины твоего сердца и затаился там, но ты его почувствуешь в дрожи нога и адреналине в крови.

Люди однако назвали это “благоразумностью”.

Благоразумно не идти по тонкому льду.

Благоразумно не говорить с незнакомцем.

Благоразумно точить нож лезвием от себя.

Так крепчает тот панцирь о который отскочит стрела злого рока. Но спасет ли он тебя от НАСТОЯЩЕЙ судьбы? От той случайности о которой не ведает самый мудрый мудрец? Тогда когда ты не сможешь найти разумных объяснений своему страху? Тогда ты и вернёшься к себе настоящему. К ребёнку который только познаёт мир и боиться монстра под кроватью. Когда фатум обратит на тебя свой взор – монстры оживут.

Ч4.

Бени стоял на пороге открытой двери и боялся выйти наружу. Луна уже не тихим шепотом смеялась, а гоготала во весь свой причудливо искаженный рот. Превозмогая он сделал шаг за шагом, а её визг всё сильнее давил на перепонки. Перед калиткой, отделяющий их дом и проселочную дорогу он упал на колени и заткнул уши руками. Ему хотелось кричать от боли, но позволить он себе такого не мог. В доме спит его любимая, больная бабушка и дорогой, испуганный друг. Если сейчас он даст слабину то и они погрузились в этот омут ночи. Нельзя, просто нельзя. Он поклялся быть хорошим человеком. Сейчас как бы не было плохо надо идти к Ники, сейчас он предельно точно понял что твориться у него в голове. Это не укус Гриппи, это то что окружало их всегда.

С сейчас, именно в данный момент ему нужно, обязательно, переступить через себя и пройти дальше. Метра хватит, он верит что хватит. Поднимается и делает шаг за забор.

Всё исчезает. Растворяеться как во сне и сейчас находиться столь далеко что кажется недосягаемым. Бени на секунду задумывается – “Как вообще кусок летящего по орбите камня может смеяться? Это тупо”, и срывается на бег.