Текст книги "Осколки счастья (СИ)"
Автор книги: Raptor
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
-Вот, -я указал на него пальцем. -Чего и требовалось доказать. Фильм нашёл отражение в Вашей душе, потому что она такая же измученная и пустая. А измучена она собственной пустотой. Неприкаянностью. Ненужностью. И бесполезностью. Я ведь сразу заметил, что Вы так выглядите совсем неспроста. Это не случайная подборка одежды и внешнего облика. Вы – косплеер.
-Кто?
-Ряженый. Играющий роль своего любимого персонажа. Вы заполнили им пустоту своей души. И так увлеклись, что начали выдавать себя за него.
-Нет! -он схватился за голову, словно та у него вдруг заболела.
-А вот и да, -продолжил давить его я. -Герой Кайдановского – это идеальный для Вас образ. Доведённый до абсурда режиссёрским замыслом. Чем он там занимался? Напомните. Кажется, водил людей в какую-то комнату, где якобы исполняются желания. Но сам при этом ни разу этой комнатой не воспользовался. Как думаете, почему? Не знаете? А я знаю. Всё дело в том, что этот шарик – действительно не Ваше счастье. Свой счастливый артефакт Вы здесь не найдёте никогда, сколько бы не ползали по чёртовой «Фабрике». Потому, что счастье Вы уже обрели. И это не какой-то бытовой предмет. Это сама «Фабрика». Вот, почему Вы сюда приходите раз за разом. Потому, что Вы счастливы только здесь. Среди этих руин. Вам доставляет невероятное удовольствие здесь тусоваться, представляя себя Сталкером из фильма Тарковского. Знатоком этого сакрального мира. Настоящим гуру. Когда люди ходят за Вами, заглядывая Вам в рот, и веря Вашим байкам, Вы чувствуете себя по-настоящему счастливым. Поскольку в Вас кто-то нуждается. Таким образом, мистификация стала для Вас реальностью. Вот, почему Вы остались здесь, со мной, хоть и не хотели. Из-за того, что всё пошло не по плану. Ведь если бы Вы ушли, то расписались бы в собственной беспомощности, спасовав перед Вами же созданной природой. Но поймите, Аркадий, то, что Вы принимаете за счастье, является всего лишь его имитацией. Причём временной. Когда-нибудь это место исчезнет. На нём построят торговый центр, или жилой район, или церковь. Не важно. Что-то да построят, обязательно. И Ваша любимая «Зона» канет в лету навсегда. Что Вы тогда будете делать? Куда пойдёте за счастьем?
-Прошу Вас, хватит, -он опустил голову и заплакал.
-Эй, ну что это такое? Прекратите, -я понял, что перегнул палку.
За этот день он меня успел основательно достать, и мне жутко хотелось на нём отыграться. Но теперь, когда у меня это получилось, я почувствовал, что совершил ошибку, за которую мне стало стыдно. Ведь я понимал, что он болен. И всё равно прошёлся по его самолюбию паровым катком. Мне стало очень неприятно за себя. Наверное, сейчас стоило как-то его успокоить, локализовав этот досадный эксцесс, но я просто сидел и молчал. Что-то удерживало меня от этого. То ли гордость, то ли стыд.
Подбросив в огонь ещё пару досочек, я наблюдал, как над потрескивающим костром вьётся пара ночных мотыльков. Хотелось спать, но я боролся с накатывающей дрёмой. Мой собеседник перестал плакать, и теперь просто шмыгал носом. Всё-таки зря я его расстроил. Одному Богу известно, что за жуткая фантасмагория сейчас творится в его хрупкой голове.
Прижав свой затылок к фанерному щиту, я чувствовал, как он постоянно от него отрывается, заставляя меня клевать носом. Слишком уж я устал за сегодняшний день. Мозг буквально отключался. Пока я упорно боролся с дрёмой, Аркадий вдруг зашевелился и поднял с пола шарик. Я встрепенулся, с подозрением глядя на него. Заметив мой взгляд, следопыт ещё раз шмыгнул, и произнёс, -"Вы ничего не поняли. Абсолютно ничего. Я не боюсь её потерять. Потому что она не моя. И никогда не будет моей. Считаете меня трусом? Нерешительным ничтожеством? Ошибаетесь. Я готов. Готов признать, что вот это (он показал мне шарик) – моё настоящее счастье. Прочь сомнения. Надоело. Пришла пора поставить в этом деле жирную точку". Закончив свою решительную речь, он похромал в сторону соседнего помещения, и при этом забыл забрать свою палочку.
-Эй, Аркадий! Ну Вы чего? Куда Вы посреди ночи? -поднявшись, я забрал его тросточку и поспешил следом. -Ну бросьте Вы, ей-богу. Вернитесь.
Следопыт добежал до прохода, и скрылся в темноте, после чего, оттуда раздался его короткий то ли всхлип, то ли вскрик.
-Аркадий! -я остановился в проходе, пялясь в темноту. -Вот же, беспокойное хозяйство. Аркадий!
Что-то гулко грохнуло и зашуршало по полу. Глянув себе под ноги, я увидел, как к ним из темноты выкатился знакомый шарик.
-Что за чертовщина?
Вынув смартфон, я включил светодиодный фонарик, и посветил вперёд. Увиденное показалось мне слишком сюрреалистичным и абсолютно нереальным. Всего в паре метров от меня, в основании деревянных стропил, уходящих под потолок, висела причудливая паутина. Тенёта были развешены так искусно, что я готов поклясться на чём угодно – ни одному даже самому ловкому пауку такая работа была не под силу. Словно некий скульптор слепил из воздушных паутинных сетей человеческую фигуру, подвешенную на стропильных перемычках, словно марионетка на ниточках. Поза у неё была такая, будто она продирается между хаотично наваленным строительным хламом. Сама паутина перемешивалась с клочками пыли и сухой листвой. Форма, которую она имела, выглядела не идеально приближённой к человеческим пропорциям, а скорее схематичной, точно набросок, или макет. Но при этом были сохранены все мелочи, включая пальцы на руках.
-Эпическая сила, -только и сумел выдохнуть я, и от моего дыхания паутинная фигура слегка всколыхнулась. -Как же так-то? Почему?
Разум упорно отказывался верить в происходящее. Тогда я осторожно протянул трость, и потрогал фигуру. Паутина оказалась невероятно липкой, и никак не желала отцепляться. Я дёргал тросточкой так и сяк, но ничего не получалось. Сети тянулись за ней, быстро разрушая изначальную форму фигуры. Наконец я отпустил трость, и та упала на пол, окончательно разломав призрачный образ.
-Вот же, чёрт.
Я попятился назад, неосторожно споткнулся обо что-то и упал. Тут же вскочил и... Понял, что лежу на своём лежаке. В висках стучал пульс. Костёр почти потух, и вокруг царила практически полная темнота.
-Зараза. Я что, спал?
Ощупью, я принялся шарить руками по полу, ища доски. Нашёл. Сложил их вокруг кострища, и начал спешно раздувать угли. Костёр вновь ожил, и принялся за очередную порцию пищи. Когда вокруг стало светлее, я заметил, что кресло напротив костра пустует. «Значит он всё-таки ушёл. Но то, что я увидел, ведь не было правдой?» -я покосился на чернеющий впереди дверной проход, за которым видел ту самую, жуткую паутину. Ходить, проверять, приснилось мне это или нет, я не хотел. Поджилки тряслись от страха. «Нет, он просто свалил. Ушёл домой, в свой Камышинский», -убеждал себя я, постукивая зубами словно от холода. -"Доберётся, не маленький. Зачем я вообще про него думаю? Вот он мне сдался". Все мои попытки успокоиться и собраться ни к чему не приводили. Я лишь сильнее погружался в апатию, ощущая, что начинаю сходить с ума. В голову полез всякий бред. «Это моя вина. Это из-за меня всё так получилось. Но я же не хотел. Я просто пытался вернуть его с небес на землю. Хотел, чтобы он реально смотрел на вещи. А получилось, что подставил его. Подвёл под ловушку. Я думал, что это он пытается загнать меня в мясорубку, но вышло-то всё наоборот. Получается, что это я – Рэдрик Шухарт. Я – убийца. Боже, что со мной творится? Во что я превращаюсь? Или уже превратился?»
Непослушными пальцами я вынул последнюю сигарету из пачки, но так её и не зажёг. «Когда вернусь домой – брошу курить на фиг. Начну прямо сейчас», -приняв такое неожиданное решение, я бросил сигарету в костёр, и вслед за ней отправил смятую пачку. Меня всего лихорадило. Я положил в огонь остатки дров, после чего сел, поджав ноги, и обхватив колени руками. Пламя достигло метровой высоты, и жар от него начал обжигать мне ступни. «Горит как пионерский костёр», -подумал я. -"Только маленький". Глядя на огонь, я чувствовал, как мои страшные мысли отступают. Его стихия удерживала меня в здравом рассудке, согревая и оберегая. Мир сузился до крошечного пятачка, освещённого костром. После того, как я назвал костёр «пионерским», в моей голове непроизвольно начал трубить горн. И мне тут же вспомнилась старая песня «Взвейтесь кострами синие ночи». Воспоминания пионерской юности обдали душу приятной, тёплой ностальгией, за которой появились уже новые мысли. «Ведь было время. Была какая-то мечта. По крайней мере, у меня. А ведь уже тогда всё это было лишь имитацией, остаточным явлением. Все эти пионеры, октябрята, комсомольцы. Кроме значков и галстуков, ничего пионерского и комсомольского в них уже не было. Идеи заменялись зубрёжкой торжественных стихов и клятв. Пустых слов, не подкрепляемых ничем. Словно всё катилось по накатанной плоскости. Люди возвращались к простым, незамысловатым стремлениям и потребностям, по инерции используя традиции своих предшественников. Не понимая, зачем они их используют. Подоплёки не стало. Идея исчезла. Та самая, которая совсем недавно гнала людей на вражеские пулемёты, и помогала с честью переносить нечеловеческие пытки. Вместо идеи осталась красная, луковая шелуха. Дети всё ещё стремились, а взрослые им уже ничего не давали. В результате, всё патриотическое воспитание покатилось под откос, и вылилось в то, что мы сейчас имеем. Если раньше „пионер“ было почётным званием, то потом оно стало едва ли не унизительной насмешкой. Карикатурой, доведённой до гротеска. Когда пионеры превратились в гидроцефальных очкариков, а пионерки – в развратных нимфоманок. Новое общество наделило детскую организацию чертами, присущими ему самому, и само же над этим смеялось. Совершенно позабыв про такой феномен, как „пионеры-герои“, которые в своём малолетнем возрасте совершали такие подвиги, что современной школоте даже не снились. В наши дни героический поступок школьника – это единичный случай, происходящий раз в год, и преподносимый с такой помпой, будто чествуют великого триумфатора, с репортажами по ТВ и щедрыми наградами. А когда-то, такие поступки были в порядке вещей. И в лучшем случае про них могли написать где-нибудь в „Пионерской правде“. Потому что подвиг тогда был делом не уникальным, а обыденным. К нему все были готовы. И награды за него никто не ждал. Нынче же, мы можем этим лишь восхищаться, понимая, что сами вряд ли полезем кого-то спасать, и скорее достанем смартфон, чтобы заснять какого-нибудь другого безумного героя, бросившегося на помощь кому-то вместо нас. Герои в наши дни – это штучный товар. За героизм мы привыкли выдавать безрассудство. Никаких идеалов у нас не осталось. И столкнувшись с этой полной идейной пустотой, мы нелепо пытаемся что-то скопировать из тех, прежних, удачных начинаний. Но только так, чтобы никто не догадался, и не сравнил ненароком...»
Размышления о пионерах и об идее, внезапно вывели меня на новый виток осознания. Мысли, за которыми я пытался спасаться от собственного страха, вдруг необъяснимым образом привели мой разум к порогу желанного открытия. К тому, ради чего я сюда пришёл. Мозаика в голове начала быстро складываться. «Боже мой, как же я был слеп. Вот же ответ – лежит прямо перед моим носом. „Фабрика счастья“ – это обычная свалка, по которой ползают осиротевшие, обездоленные люди. И их нищета заключается вовсе не в отсутствии средств к существованию. А в душевной пустоте. Отсутствии внутренней идеи. Они не понимают, куда идут, зачем живут и ради чего умирают. Это ощущение день за днём терзает их самолюбие, ведь они догадываются, что по сути своей ничем не отличаются от животных. Люди пытаются придумать себе новые цели, открыть новые горизонты, или хотя бы пойти за теми, кто, по их мнению, знает, куда идти. Но в итоге все ходят по кругу, не находя выхода с этой огороженной территории. Вот, почему они все несчастны, не удовлетворены своей жизнью, и не могут обрести душевный покой. Вот зачем они приезжают сюда, чтобы порыться в остатках былого счастья, и найти для себя хотя бы его осколочек».
Я попытался представить, как выглядело это общее счастье до своего разрушения. Огромное, сверкающее, чистое, как зеркало маяка. И вот это счастье вдруг разбилось, разлетевшись на миллионы осколков. А люди, мелкие, как таракашки, бросились собирать эти осколки, набивая ими карманы, и растаскивая по норкам. То, что принадлежало всем, стало принадлежать кому-то. Остались лишь жалкие крохи. Самые малюсенькие осколочки, которые кто-то как будто бы смёл огромной метлой в одну кучку, вперемешку с грязью, пылью и мусором. И те, кому не досталось счастья, окрестили эту кучку «Фабрикой счастья». Только почему-то фабрика эта не работает, и больше похожа на мусорный бак. Но люди всё равно в нём копаются, выуживая последние остатки, воспринимаемые ими за счастье. Ведь если подумать, то ни один из этих, так называемых «артефактов», не создаёт это самое счастье. Осколок лишь помогает людям открыть в себе что-то. Какую-то отдельную грань, доселе закрытую и спящую. И это открытие делает людей немного счастливее. Хотя бы в чём-то. Но это уже большое дело. На фоне непредсказуемого, мрачного будущего, растущих цен, социальной несправедливости и неравенства, всё что у людей остаётся – это надежда на то, что они отыщут маленький осколочек счастья, который будет давать им хотя бы какой-то смысл существования. Будет убеждать их в том, что они живут не зря.
-Браво, -произнёс чей-то мягкий, мурлыкающий голос.
Я встрепенулся, отвлекшись от костра, и с тревогой поглядел в сторону тёмного проёма, ведущего в соседний сегмент ангара. «Показалось?»
-Ты наконец-то понял смысл, -опять сказал кто-то.
-Кто здесь? Аркадий?
-Нет. Я – не Аркадий.
После этих слов, я увидел два больших жёлтых глаза, светящихся в проёме. Меня моментально пробил холодный пот. «Что это? Опять сон? Надо проснуться. Но как?»
-Не бойся. Я существую только в твоём воображении, -мурлыкал желтоглазый невидимка. -Ты можешь меня видеть, потому что погрузился на достаточную глубину.
-Я никуда не погружался. Кто ты?
-Можешь звать меня Ирусан. Хочешь, покажусь?
-А может не надо?
-Не переживай. Я здесь не для драки, а чтобы проводить тебя.
-Куда проводить?
-Дальше.
Костёр вспыхнул словно вулкан, исторгнув в воздух сотни багровых искр, которые не погасли, а разлетелись по сторонам яркими светлячками. Закружились, рассредоточились по стенам, полу и потолку, освещая их контуры. Тогда я увидел, как по выхваченным из темноты участкам поверхностной текстуры, побежали некие знаки, символы, или иероглифы, пестря, словно газетные статьи. Они пульсировали голубоватым свечением, становясь всё отчётливее и светлее. Превращая грязный, заброшенный ангар в подобие фантастического храма, воздвигнутого в честь неких космических богов. Таинственный шёпот распространялся повсюду, шурша словами неведомого мне языка. А затем, из дверного проёма, за которым прятался мой неожиданный собеседник, начала появляться его нечеловеческая фигура. Первыми появились лапы. Чёрные. Тонкие. Настолько длинные, что превышали мой рост. Они протянулись вперёд, параллельно друг другу, словно потягиваясь. И я услышал, как по полу скрежетнули острые когти. Потом, над ними показалась большая, уродливая голова с усами-антеннами и парой острых ушей, увенчанных кисточками. Эта голова просунулась вперёд, изящно проплыв над лапами. Существу пришлось изрядно прогнуться, чтобы проскользнуть под притолокой, и не задеть косяки. Но оно сделало это ловко, как нить, прошедшая сквозь игольное ушко. И вот уже передо мной стоял кот чудовищных размеров. Высотой он был с африканского слона. Чёрный, с белым «галстуком» и горящими жёлтыми глазищами. Его тело было изогнутым, как коромысло. Хвост, похожий на огромную змею, лениво извивался. Выпрямляясь на своих тонких, длинных лапах, этот кот выглядел как ожившая иллюстрация из детской книжки. Но находиться рядом с ним было совсем не весело, а очень даже жутко. Бесшумно ступая своими мягкими лапами-жердями, Ирусан приблизился к костру. Его зрачки, отражавшие пляшущее пламя, сузились, превратившись в вертикальные полоски. Нависая над огнём, гигант облизнулся.
-Что тебе от меня нужно? -я отполз назад, пока не упёрся в щитовую фанеру.
-Я хочу тебя спросить. Почему ты не нашёл здесь свой собственный осколок счастья? -промурлыкало существо, щурясь от дыма.
-Не знаю. Возможно я просто не верю в сказки, как некоторые.
-А может потому, что ты знаешь – что бы ты ни нашёл, тебе будет этого мало, -он начал обходить меня со спины, продолжая говорить. -Ты не согласен на частичное счастье. Ты нуждаешься в чём-то большем. Ведь так? Но это не классическая алчность, за которую полегло столько народу, не знавшего меры. Это что-то другое. Вот, почему ты до сих пор жив. Теперь подумай ещё раз, хорошенько, и ответь мне. Чего ты хочешь?
Его голова появилась справа и сверху, дыхнув на меня тем самым химическим запахом, который я ощущал, впервые ступив под крышу этого сооружения.
-Я хочу... -мне пришлось немного помедлить, чтобы сформулировать свой ответ. -Мне проще сказать, чего я не хочу. Не хочу довольствоваться каким-то жалким осколком счастья. Зачем брать осколок, когда можно взять счастье целиком? Но я не нуждаюсь во владении им. Я стремлюсь к возможности им пользоваться: где угодно, и когда угодно. Чтобы оно перестало быть дорогим удовольствием, и приобрело общедоступную форму. Ведь если все вокруг меня будут счастливы, буду счастлив и я.
-Любопытно, -ответил кот. -Но не рискуешь ли ты остаться единственным несчастным человеком, среди миллиардов счастливых людей?
-Нет. Ведь тогда они будут делиться со мной своим счастьем. В наши дни люди привыкли делиться только несчастьями. С кем ни заговоришь по душам: с любым приятелем, с дворником у подъезда, с доктором, профессором, бизнесменом, или полицейским. Каждый начинает изливать на тебя свои несчастья, рассказывая, как всё вокруг плохо, несправедливо, жестоко, дорого, бесперспективно. И как ему всё надоело. Потоки жалобного негатива льются на меня постоянно, со всех сторон. Поскольку люди постоянно ищут, кому бы пожаловаться, на кого излить свою безнадёгу. Я понимаю, зачем они это делают. Во-первых, хотят хоть немного излить душу, чтобы сбросить с себя гнёт неприятных мыслей. Во-вторых, они подсознательно надеются услышать хотя бы от кого-то не просто слова поддержки, а рекомендации – как выбраться из этой ситуации. Но этого никто не знает. Поэтому жалобы встречают только встречные жалобы. А я хочу, чтобы люди перестали грустить. Хочу, чтобы им не приходилось больше ни на что жаловаться.
-Благородное желание, -Ирусан вновь оказался передо мной и сел в позе копилки. Вытянувшись почти до потолка, он поднял переднюю лапу, выпустил когти, каждый длиной с мою ладонь, и стал их задумчиво рассматривать. -В наши дни, когда человек человеку – волк, оно звучит как альтруистический бред. Но это не бред. Это истина. Сокровище, которое не валяется под ногами, а сияет на горизонте, как лучи восходящего солнца. Поэтому его нельзя обрести сразу, но к нему можно стремиться, с каждым разом приближая свою цель, посредством планомерного подключения людей к тому самому всеобщему счастью, как к источнику свежей воды, или чистого воздуха.
-Допустим, моё желание действительно осуществимо. Тогда объясни мне, как его достичь? Ведь я понятия не имею, что нужно делать. И главное, как? -сказал я.
-В этом я тебе не советчик, поскольку являюсь всего лишь твоей интроспекцией. Но в моих силах помочь тебе отыскать начальную точку верного следования. Потому, что она скрыта в тебе самом. И сейчас ты подошёл к ней близко, как никогда. Нужно всего лишь тебя подтолкнуть в правильном направлении. А дальше – ты уж сам, -ответил Ирусан. -Оглянись вокруг. Что ты видишь?
-Сияние. Проекцию каких-то материалов, потерянных знаний.
-Отголоски былого. Остаточные явления. Не отвлекайся на них. Сосредоточься на счастье. Представь ещё раз, получше, каким оно было до того, как разлетелось на осколки.
-Это нереально.
-Так оторвись от реальности, и прояви фантазию. Зачем тебе старая реальность, если ты готов взяться за строительство новой? -кот сверкнул глазами и поднял голову к потолку.
Я последовал его примеру, и тоже поглядел наверх. Оттуда струилось мягкое свечение, словно на нас были направлены софиты. Этот свет не слепил, не резал глаза. В нём я начал что-то распознавать. Некое движение загадочных метаморфоз, преобразующих всё окружение. И чем дольше я смотрел, тем сильнее менялась действительность. То, что когда-то выглядело бегущими строчками, проецирующимися на стены, быстро превращалось в структурированный, обособленный комплекс взаимосвязанных компонентов, напоминающих активно функционирующие агрегаты, соединённые в единый механизм. Вращались мощные валы, двигались шатуны и цепи, танцевали шестерёнки. От многообразия движущихся предметов глаза разбегались. Но я понимал, что в этом хаосе прослеживается чёткая закономерность. Всё повинуется какому-то заранее продуманному и проработанному ритму, заложенному в программу совместных действий.
-Это же общественная парадигма, -воскликнул я, и перевёл взгляд обратно на Ирусана, но того уже и след простыл.
Кот словно растворился в пространстве, оставив после себя лишь коридор, уходящий в будущее. Вместо мрачного, захламлённого ангара, передо мной раскинулась индустриальная утопия, наполненная титанами, вершащими производство. По обе стороны от длинной, красной тропы, напоминающей ковровую дорожку, работали какие-то сверхлюди, с телами античных богов и одеждой простых рабочих. Они ворочали рычаги, переносили на плечах трубы и жерди, ковали железо, сверлили отверстия в деталях, чертили схемы, орудовали сварочными аппаратами, плавили чугун и соединяли электрические провода. Каждый был занят какой-то работой. И всё это происходило вокруг меня. Сидя на своём жалком лежаке, я удивлялся тому, насколько мощны эти великаны. Они не были лоснящимися качками, как на старых постерах из девяностых, но их ладной, прекрасно сложенной мускулатуре можно было только позавидовать. «Какого же они роста?» – думал я. -"Наверняка не меньше трёх метров". Сначала я чувствовал себя очень неуютно, опасаясь, что кто-нибудь из них меня нечаянно раздавит, как клопа, просто не заметив. Но гиганты, невзирая на свой опасный и тяжёлый труд, исполняли его виртуозно, не задевая меня ни коим образом. Тогда я рискнул подняться. Выпрямившись в полный рост, я с удивлением обнаружил, что оказывается все эти колоссы, на деле, являются самыми обычными людьми. Большинство из них было ростом ниже меня. Тем не менее, их всё ещё можно было назвать настоящими атлантами. И я, при своём высоком росте, не годился им даже в подмётки. Однако, они не смотрели на меня свысока. То, что они меня не замечают, было всего лишь иллюзией, поскольку они были слишком увлечены своей работой, и не отвлекались на посторонних. Когда же я встал, и пошёл между ними, по красной ковровой дорожке, на меня начали поглядывать со всех сторон. Мне улыбались, махали руками, дружески подмигивали. Я быстро почувствовал себя своим в этом коллективе. И не просто знакомым, а фактически братом. Чем дальше я уходил – тем сильнее меня терзало чувство собственной непричастности к этой дружной работе. Мне хотелось присоединиться, помочь, взять на себя какую-то функцию, чтобы окончательно влиться в коллектив. Но меня не пускали. Не отталкивали, не прогоняли, а словно направляли дальше. Как-будто мне была уготована отдельная задача, о которой я пока ничего не знал, но которая зависела от меня напрямую. Чем дальше я шёл по этому условному коридору, тем больше ощущал, что не просто иду, а веду кого-то за собой. На мои плечи всё сильнее и сильнее ложилась свинцовая тяжесть. Но эта тяжесть почему-то была приятной. И я испытывал радость от того, что прилагаю усилия, таща на себе невидимую ношу. Вот только куда я иду? Остановившись, я с волнением обернулся и увидел, что все встреченные мной труженики, толпились сзади. Все, как один, они глядели на меня с уверенностью и одобрением. Они чего-то от меня ждали. Но чего?
-Друзья, -прошептал я, но мой шёпот никто не услышал, тогда я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил. -Товарищи!
По окружавшей меня толпе пронёсся одобрительный гул.
-Что я должен сделать для вас?! -спросил я, абсолютно не страшась услышать ответ.
Но вместо ответа, частокол рук вытянулся вперёд. Жилистые, крепкие, одетые в рабочие рукавицы – эти руки указывали мне на что-то, находящееся прямо у меня за спиной. Когда я обернулся назад, то увидел позади себя нечто настолько огромное, что взор не сразу сумел его охватить. Это была не простая груда металла, а практический результат общего труда. И я должен был поставить точку в данной работе.
«Что же это такое?» -мой взгляд пополз наверх, всё выше и выше. -"Уму непостижимо".
Передо мной, словно колоссальная стальная башня, возвышалась ракета, готовая к старту. Человек, ожидавший меня возле подъёмника, держал в руках округлый шлем, предназначенный для меня.
«Значит я должен полететь?» -сердце заколотилось от накатившего страха, но я обуздал дрожь в коленях. -"И полечу! Ради нашей общей славы. Ради нашей общей мечты".
Приняв шлем, я встал на подъёмник и поплыл наверх – к кабине. Толпа радостно приветствовала и подбадривала меня. И я осознавал, какое высокое доверие на меня возложено. Я не мог подвести этих людей. Я должен был во что бы то ни стало справиться с поставленной задачей, и стать примером для всех. И мне было безразлично, напишут ли обо мне в учебниках, наградят меня чем-то, или нет. Меня возбуждало только непосредственное участие в развитии всего человеческого общества. Это ли не настоящее счастье? С подобными мыслями, я надел на голову шлем, и сел в пилотское кресло. За мной закрыли герметичный люк с огромным иллюминатором, через который я прекрасно видел всю окружающую картину. Пошёл обратный отсчёт: десять, девять, восемь...
Слушая цифры, отражающиеся в голове эхом, я лихорадочно соображал, что мне сказать тем, кто останется на Земле? Какую-то короткую, но жизнеутверждающую фразу, которая послужит доказательством тому, что я готов идти до конца, не взирая ни на что. Пока я перебирал в голове всякие банальные и пафосные фразы, отсчёт подошёл к концу. И всё, что я успел крикнуть, это «Поехали!»
Мощные двигатели ракеты-носителя заработали, выплёвывая тонны сожжённого топлива, и толкая меня вверх – в космос. Моё тело вдавила в кресло сильная перегрузка, но она казалась пустяком по сравнению с грузом лежавшей на плечах ответственности. Я испытывал почти детский восторг, при этом сохраняя собранность и внимательность. В любой момент что-то может пойти не так, и я должен быть к этому готов. Но полёт проходил штатно. Ракета миновала плотные слои атмосферы и вывела мой космический корабль на орбиту. Я увидел внизу огромную голубую поверхность Земли, и чуть не задохнулся от восторга. «Какая же красота! Мы сделали это!» Пока я наслаждался видом, мимо пролетел пищащий шарик с четырьмя длинными антеннами. Так это же первый искусственный спутник. Вот так удачная встреча! А это что? Чем дальше к звёздам я устремлялся, тем больше космических аппаратов встречал на своём пути. Это были всевозможные спутники, зонды и орбитальные станции. Пролетая мимо одной из станций, с раскидистыми, переливающимися солнечными батареями, я увидел космонавта, который летал в невесомости, налаживая какую-то антенну. Заметив меня, он приветливо помахал мне рукой. «Значит началось!» -с восторгом думал я. -"Люди начали покорять космос. Для людей нет ничего невозможного". Будущее рисовалось прекрасным и перспективным. В этом будущем победит наука и человеческий гений, развивающийся семимильными шагами. Что может этому помешать теперь, когда мы можем дотянуться до других планет? Меня потянуло наружу – в открытый космос, которого я теперь не боялся. И тогда я открыл люк с иллюминатором, вызвав разгерметизацию кабины, после чего, оттолкнувшись от кресла, прыгнул в космическое пространство. Как же это было здорово! Я видел перед собой блистающие звёзды, хвостатые кометы, заманчивые туманности, зловещие чёрные дыры, внушительные газовые гиганты и поля астероидов. Всё это сверкало, мерцало и переливалось. При этом я слышал музыкальную композицию за авторством Чайковского, из балета «Лебединое озеро». Почему именно она? Я напряг свою память, и простодушно рассмеялся. Именно эта музыка играла в планетарии, в который когда-то приводили нас – школьников. И те минуты, проведённые под звёздным куполом, под аккомпанемент бессмертного произведения, казались тогда поистине волшебными. Теперь же я чувствовал, что Вселенная готова раскрыть перед нами все свои секреты. Но внезапно что-то случилось, и мой полёт к звёздам остановился. Я начал ощущать, как гравитация тащит меня обратно – к Земле. Далёкие миры, только что казавшиеся такими доступными, опять удалялись от меня. Вместо них я видел танцующих балерин, которые прыгали и кружили прямо в невесомости, словно на экране старого телевизора с электронно-лучевым кинескопом. Я возвращался обратно. Перед моими глазами вновь поплыли космические корабли и орбитальные станции, но теперь вокруг них, вместо героических космонавтов почему-то летали какие-то нелепые лицедеи со вздыбленными причёсками, в размалёванных, цветастых скафандрах, словно я оказался в летающем цирке. Оставив этих хохочущих и кривляющихся идиотов на орбите, я продолжил своё падение, словно метеор. Возвращаясь через плотные слои атмосферы, я не боялся, что сгорю в них. Я осознавал, что это прыжок во времени. И на Земле я увижу продолжение истории.
Там, куда я падал, было темно. Ночь окутывала эту часть континента. Лишь маленькие огоньки костров виднелись среди огромного, чёрного поля. У меня не было парашюта, но моё падение что-то тормозило. Чем ближе к земле – тем медленнее я падал. Наконец, мои ноги спружинили о поверхность. Вокруг горели костры, паслись лошади и овцы. Чуть поодаль, словно шляпки огромных грибов, высились многочисленные юрты. Кочевники на конях, с визгом и воплями, носились по округе, соревнуясь друг с другом. На самом большом костре стоял огромный казан, в котором варился плов. А прямо за ним возвышалось то, что решительно отличалось от дикого средневекового окружения. Это был большой и очень древний летательный аппарат, в котором я без труда узнал космический челнок «Буран». С него уже давно поснимали всё, что только могли, оставив один корпус, в котором зияли пустые отверстия. Даже шасси и закрылков на нём уже не было. Сбоку, над крылом, была проделана огромная дыра, и можно было разглядеть, что внутри горят масляные светильники, освещающие ковры, висящие на стенах. Перед входом, на одном из таких ковров, сложив ноги по-турецки, восседал тучный, раскосый мурза, в пышной меховой шапке, бархатных штанах и халате, расшитом золотом. Мурза пил кумыс из чаши, и кушал бешбармак, не используя никаких столовых приборов. Его чинную трапезу нарушили прибывшие послы, прискакавшие на лошадях. Когда те спешились, я увидел, что они имеют славянские черты, и одежду, свойственную древнерусским традициям.