Текст книги "Время на её стороне (СИ)"

Автор книги: Принстон Джозеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Время на её стороне

   – Молодая женщина, суккуб, от двадцати пяти до тридцати лет, найдена в переулке на Костон-роуд, время смерти – ориентировочно восемь часов назад. Причина смерти – профессиональное вскрытие, внутренности удалены, на месте преступления не найдены. Скорее всего, жертва длительное время удерживалась преступником – на запястьях и лодыжках видны четкие ссадины от наручников. Как и в предыдущих трех случаях – глаза жертвы удалены, на их место вложены деревянные игральные кости, так называемые, "глаза змеи".

   Я привычно наговаривал на диктофон результаты вскрытия очередной жертвы безумного маньяка, заведшегося на улицах Нью-Девилла. Он терроризировал город уже почти полгода, убивая лишь молодых суккубок вполне определенного поведения, а полиция пока что бездеятельно топталась на месте. Глаза Змеи, так мы его прозвали, лишь посмеивался над ними и заваливал радостно захлебывающуюся прессу загадками и мемуарами, в которых тщательно описывал свои эмоции от процесса убийства. Копы скрипели зубами, но тоннами скупали всю периодику, в том числе самые низкопробные бульварные газетенки и мрачно их читали.

   Не сказать, чтобы я оставался к этой ситуации равнодушным, имея, к тому же, доступ, как к телам, так и к найденным на местах преступления уликами. О нет, не стоит думать, будто бы я считал себя умнее опытных детективов, которые переловили уже не один десяток подобных преступников. Просто я внезапно понял, что замечаю такие мелочи, которые просто ускользают от взгляда следователей. Профессиональные надрезы, какие могло сделать только существо, сведущее в медицине, особая порода дерева, из которого сделаны кости, и... Было что-то еще, что не попало в отчеты ни патологоанатомов, ни полицейских... Я лихорадочно зашелестел папками, разыскивая фото с предыдущих мест преступления.Благослови меня архангел... Либо воображение, распаленное всей этой историей чересчур разыгралось, либо...

   – Волосы жертв, будто бы хаотично разметавшиеся, на самом деле действительно складываются в знаки, – произнес чей-то насмешливый баритон за моей спиной.

   Я удивленно обернулся.

   – А вы не так уж безнадежны, – продолжил тем временем незваный гость. – Позвольте представиться – Мордред Хамский – детектив.

   ***

   Хамский ставил в подвале растяжки. Ему категорически не понравилось то, что миссис Адсон навела там порядок, и рассортировала весь его анатомический музей по алфавиту, выкинув особо неприглядные части тел. Вряд ли мой друг страдал от потери этого, в общем-то, ненужного ему хлама, но ведь сам факт! Обидчивый гений не прощал существ, посягающих на его личное пространство. Поэтому, дождавшись момента, когда экономка уйдет на рынок, Мордред, со всем присущим ему пылом, начал плести хитроумную паутину из проволок и гранат. Как он намеревался сам не подорваться на своем же творчестве – ума не приложу.

   Я же мирно сидел в гостиной, попивая свежезаваренный кофе и просматривая записи, оставленные Морвид. Как оказалась, Корделия Блэк при составлении загадочного послания пользовалась аж тремя видами алфавитов: руническим, огамическим и енохианским. На кой ей были нужны такие сложности – не знаю, но Хамский явно приходил в восторг от женщин, презирающих легкие пути. Расшифрованное содержание записи так же оставляло большой простор воображению. "Если вы нашли и расшифровали это послание – что ж, поздравляю, можете порадоваться тому, что прошли первый уровень. На этом легкая часть задачи окончена. Полагаю, что сумела заинтересовать вас, и, наверняка, вытащенное из моего кармана удостоверение не смогло вас удовлетворить. Хотите ко мне приблизиться – пройдите второй уровень. В тюрьме разума, за решетками, поставленными другими, находится краттер, не оставленный ни одним небесным телом. Те, кто думают иначе – скоро его уничтожат. Я знаю разгадку – а вы? К.Б.".

   И что это может значить? На мой взгляд – сущий бред, но, полагаю, Хамский думает иначе. Он заинтересовался загадочной персоной Корделии Блэк в первую очередь потому, что она заинтересовалась им, и не успокоится, пока не получит ответы на все вопросы.

   – Развлекаетесь, Принстон? – Хамский вернулся из подвала бодрый и деятельный, отобрал у меня бумажку и рухнул в кресло.

   – Весьма занятное чтиво, – кивнул я. – А что вы думаете?

   – Нет-нет, – запротестовал Мордред, сияя своей жуткой улыбочкой. – Сначала вы озвучьте свои впечатления. Конечно, вы всегда попадаете мимо, зато обладаете одним прекрасным свойством – стимулируете мою мысленную деятельность.

   Насколько я успел изучить моего соседа – значило это только то, что ни одной более или менее пристойной рабочей версии у него пока не имелось. Или же, наоборот, имелось слишком много. Я задумался. Действительно, что можно выжать из столь туманной загадки?

   – Первый вариант лежит на поверхности. Все эти тюрьмы разума, решетки, построенные другими – очень похоже на закрытую психиатрическую лечебницу. Но вот кратер, не оставленный ни одним небесным телом – тут я пас. Вы случайно не знаете: не падал ли на какую из городских лечебниц метеорит?

   – Неплохо. Примитивно, но неплохо. А каков же второй вариант?

   – Второй вариант состоит в том, что в загадке говорится не о заведении, а о некоем существе, заточенном в клетку собственного разума. Может, это псих, которому сделали лоботомию? Отсюда и кратер...

   Хамский ответил мне долгим пронзительным взглядом, а потом громко, в голос, расхохотался. Подобные его эскапады уже давно меня не смущали, а по некотором раздумье я согласился – уж слишком бредово звучит эта идея.

   – Вы прямо реинкарнация каннибала Ректора – он тоже слишком тяготел ко всем этим играм разума. Достойный был противник, но слишком увлекающийся. Буквально потерял голову от обилия чужих мозгов.

   – Это вы о том случае, когда он едва не сделал вам трепанацию черепа?

   – Я оказался быстрее!

   – Если бы одна из его жертв не оказалась еще и живучей – вы бы стали его почетным трофеем.

   – Прав тот, кто удачливее, – самодовольно усмехнулся мой друг, доставая из-под кресла кальян. С недавних пор его приходилось прятать, поскольку миссис Адсон выражала категоричное неодобрение курению в доме. – Но неужели вас ничего не смущает в этой записке?

   – Ничего? Да меня смущает в ней все, начиная с того, кем она написана!

   – Право, легко же вас смутить, – пробормотал Мордред, откидываясь на спинку и полностью расслабляясь. – Погодите-ка...

   Глаза его остекленели и застыли, напряженно глядя в одну точку – а именно, в простреленную дверцу холодильника на кухне. Оттуда на Хамского подозрительно посматривал топорщащийся плесенью кусочек сыра. Вовремя выкинуть его забыли, а потом – откровенно испугались, глядя на буяющее всеми цветами радуги нечто.

   Вздохнув, я решил немного прогуляться. В этом подобии транса мой друг может провести не один час, и даже не одни сутки, достучаться до него все равно не получится, отомрет сам, когда до чего-нибудь додумается. Значит, можно с пользой потратить время и пополнить запасы мышьяка. Мы с Хамским заключили пари, кто быстрее изведет экономку. Пока что, с разгромным счетом, побеждала сама миссис Адсон...

   ***

   Я скептически осмотрел стоящего в дверях черта. Возмутительно молод для детектива, но в темно-багровых глазах светятся нахальство и ум. Кривая ухмылочка полна превосходства над простыми смертными. Черное приталенное пальто, без единой соринки, винтажная шляпа, лихо сдвинутая набок, – да из какого века он явился? Этот тип мне совершенно не нравился. Тот, похоже, прекрасно это понимал.

   – Джозеф Принстон, – растягивая слова, незваный гость прочитал мое имя на бейджике. А потом внезапно сменил темп речи и заговорил буквально скороговоркой. – В меру умны и наблюдательны – об этом говорит тот факт, что из всех встреченных мною полицейских, только вы обратили внимание на волосы жертв. Педантичны, но в меру – все ваши инструменты сложены строго по порядку, а вот скальпель, которым производили вскрытие, вы бросили поверх них. Занимаетесь боксом и фехтованием – натренированы определенные группы мышц. Ярко выраженный правша – мышцы на правой руке немного толще, чем на левой. Вы говорили хорошо поставленным голосом, делая размеренные паузы. Вывод? Вы преподавали в медицинской академии, но явно недолго. Ушли сюда, поскольку любите риск и интересные дела. На воротнике рубашки пятнышко, манжеты слегка посерели – не женаты, постоянной подруги тоже нет. И... вам негде жить. Об этом красочно говорит уголок раскладушки, выглядывающий из-за вашего стола, и куча грязной посуды.

   Я опешил. Чуть позже, когда я лучше узнаю Мордреда Хамского, я пойму, что это нормальная реакция на него, но сейчас...

   – Любопытные логические построения...

   – Бросьте, я готов съесть свою шляпу, если вы скажете, что я ошибся хотя бы в одном пункте.

   – Не ошиблись, и это впечатляет. Но этот успех может быть случайным, – мой собеседник покровительственно улыбнулся. – Кстати, по какому праву вы находитесь в полицейском морге?

   Хамский прислонился к косяку, продолжая насмешливо меня рассматривать.

   – Потому что я занимаюсь этим делом и хочу изучить улики. Желательно, в одиночестве. И, ах да, принесите мне чашку кофе. Только не этой растворимой бурды, что вы тут пьете.

   Он отделился от косяка и направился было к моему столу. Я терпеливый черт. Да что там, я преподавал в медицинской академии, а одно это уже автоматически должно возносить меня в ранг святых. Но этот тип умудрился вывести меня из себя за какие-то неполные пять минут.

   – Предъявите мне ваши полномочия, заверенные подписью начальника отдела, моего начальника и начальника полиции округа. Ах да, и оформите сразу справки формы 13-А на изъятие улик с места преступления, в трех экземплярах.

   Хамский остановился, помолчал пару секунд и громко полубезумно расхохотался.

   – Браво, Принстон! Мы с вами могли бы сработаться...

   – А кто сказал, что мы с вами будем работать вместе?

   – Ваше любопытство, ваша жажда риска и тот маленький факт, что вы уже начали свое расследование. Одна беда – без меня далеко вы не продвинетесь.

   – Да я вас увидел всего несколько минут назад! Как я могу вам верить?

   – А это уж решайте сами. Хотите раскрыть это громкое дело – вы знаете, как меня найти. Хотите вечно оставаться скромным патологоанатомом в подвале, заваленном трупами – ваше дело.

   Отсалютовав мне двумя пальцами, прижатыми к краю шляпы, этот странный черт развернулся, и, не прощаясь, вышел за дверь.

   На раздумья у меня было не так уж много времени.

   – Джек! – Позвал я своего помощника, обитавшего в соседней комнате. – Закончи тут за меня.

   ***

   К моему возвращению Хамский сидел все в той же позе все с тем же выражением лица. Иногда мне казалось, что просто спит с открытыми глазами, и умудряется при этом выглядеть крайне умным и сосредоточенно раздумывающим о судьбах мира, не меньше. Но не успел я разогреть ленч и приступить к нему, как мой друг отмер, посмотрел на меня взглядом, далеким от понимания ситуации, сомнабулически прошел к холодильнику и попытался съесть сомнительный сыр. Который, похоже, от стресса едва ли не обрел способность к связной речи.

   С трудом отобрав у гениального друга подозрительный продукт, я вложил на его место сэндвич, а сам Мордред, кажется, даже и не понял, что с ним кто-то только что боролся.

   – Краттер... – произнес Хамский в пустоту.

   – Да, – осторожно согласился я. – Слово, написанное с ошибкой.

   – Какая, к святому, ошибка? – Коллега посмотрел на меня, как на пришельца из мира людей, утверждающего, что черти – фольклорный вымысел. – Записка написана с соблюдением всех правил орфографии, а тут такая нелепая ошибка? Бред!

   – И что же это по вашему?

   – Фамилия. В тюрьме Ментал-Прайсон сидит некто по фамилии Краттер. Судя по всему, Корделия уверена в том, что он невиновен, но полиция думает иначе.

   – Интересная версия, – признал я.

   – Какая версия? – Недоуменно посмотрел на меня Мордред. – Я понял это в первые десять минут работы над текстом! Простая детская головоломка, которая решается еще в яслях.

   – Тогда над чем же вы медитировали оставшееся время?

   – Принстон, однозадачный черт, такой, как вы, вряд ли сможет понять, как устроен мой мозг. Кто такая Корделия Блэк? Как мы с ней связаны с этим типом в Ментал-Прайсон? Генетические опыты правительства. И, кстати, скажите Эвансу, что та картина Пюрэ "Покой и любовь в Лост-Крике", что выставлена в галерее Пи Ши, – на самом деле подделка. Подлинник, думаю, найдется в сейфе самого почтенного владельца галереи.

   – А мы с вами, полагаю, отправляемся в Ментал-Прайсон?

   – Потрясающая догадливость! – Хмыкнул Хамский, надевая пальто и прилаживая на место шляпу. – Когда-нибудь вы эволюционируете в разумное, самостоятельно мыслящее существо, Принстон.

   ***

   Джерри Краттер, полных двадцати пяти лет, студент Академии Темных Искусств, сирота, обвиняемый в убийстве тринадцати существ, сидел в одиночной камере и ждал. Чего именно – сам он вряд ли сумел бы внятно сформулировать. У него вообще наблюдались некоторые проблемы с речью и развитием. Зато имелось в наличие солидное состояние, оставленное почившими родителями, и какое-то совершенно патологическое умение оказывается в нужное время в нужном месте. Благодаря первому – он считался одним из лучших студентов Академии, потому как вовремя понял, что платить одной главной зубриле за выполненные домашние задания – куда выгоднее, чем регулярно отваливать немаленькие суммы многим преподавателям. Благодаря второму – Джерри слыл героем. Однажды, не вовремя выпав из окна библиотеки, он угодил аккурат на забастовку троллей-гастарбайтеров, в результате нашел с ними общий язык (чего не удавалось никому уже лет сто как), был признан братом по разуму, и убедил бесплатно построить еще одну башню для Академии и двухэтажный домик лично для себя.

   Остальные его подвиги были не менее безалаберны и куда более впечатляющи. Он умудрился сорвать международную олимпиаду по Темным Искусствам. Обыграл старейшего чернокнижника Нью-Девилла в "двадцать одно" исключительно потому, что почтенный дедушка страдал тяжелейшим склерозом и постоянно забывал, какие у него карты. В итоге Джерри выдурил у него кольцо Всестрастия, с помощью которого завоевал небывалую популярность у девушек.

   Последним громким делом Краттера было обвинение его в убийстве своих родителей, четверых одноклассников, шестерых однокурсников, двух преподавателей и покушение на убийство единственного родственника – двоюродного дедушки – графа Ролана де Скотта.

   В общем, чего бы ни ждал Джерри Краттер, осужденный на смертную казнь, он, наконец-то, дождался. Сначала послышались голоса. Ничего удивительного в этом предполагаемый убийца не нашел. Более того, он этому даже обрадовался. Бывают в жизни такие ситуации, когда даже собственная шизофрения становится на диво приятным собеседником. Пять лет, проведенные в одиночной камере, определенно к таковым относились.

   Первый голос оказался немного ворчливым, но обаятельным баритоном.

   – Зачем вы носите эту жуткую рубашку, Принстон? С вами стыдно показаться в приличном обществе!

   Второй был медитативно-спокоен и имел едва различимые лекторские интонации.

   – С каких это пор тюрьма стала для вас приличным местом, Хамский? И, в конце концов, это подарок...эээ... Мари.

   – Или Лорен. Или Анук. Или... кто там была до них? Такая, с жутким носом и сросшимися бровями?

   – Гризелла была экзотична!

   – Вот! У неё даже имя абсолютно дурацкое. Что же вы не носите ту убогую шапочку, что она вам подарила?

   – Ну... Она чересчур экзотична... – Голоса коротко хохотнули.

   Джерри заинтересованно прислушивался.

   – А вот та стервозная учительница, подарившая вам эти брюки... или та суккубочка, передарившая вам эти часы... у них определенно был вкус. Стоп! А почему мне женщины ничего не дарят?

   – Потому что вы даже не удосуживаетесь узнавать их имена, и не слишком замечете, когда они возле вас меняются.

   – Думаете? – Озадачился голос. – Ерунда! Просто мой вкус и так безупречен...

   На этих словах загремел засов, и Джерри Краттер понял, что голоса, так его заинтересовавшие, имели еще и плоть. Ему стало еще интереснее.

   ***

  – Ага! – Только и сказал Хамский, увидев меня.

   В данный момент он обретался в кабинете инспектора Эванса и, похоже, планомерно доводил горгула до инфаркта.

  – Ага! – Сказал инспектор Эванс, окинув меня довольным взглядом.

   Похоже, он только что нашел нового претендента на смерть от 'сердечных страданий'. Я тоже хотел бы как-то заявить о своем присутствии, но в третий раз произносить многострадальное 'ага' казалось верхом дурного тона. Потому я предпочел пока что просто понаблюдать за ситуацией. Хамский, поняв, что я пока предаюсь пассивному созерцанию, продолжил с того места, на котором его прервали. А именно: с шантажа Эванса.

   – Так вот, – продолжал он, сияя добренькой улыбочкой ножа для разделки мяса. – Вы же не хотите, чтобы ваше начальство узнало о том, что вы берете взятки? Дело это, конечно, в полиции почетное, но вот тот факт, что с многоуважаемым начальством вы не делитесь...

  – Хорошо-хорошо, – Эванс вскинул пухленькие ручки. – Я не против вашего участия в расследовании. Более того, я даже предоставлю вам помощника от полиции.

  – Мне? – Удивился Хамский, всем своим видом показывая, где он видел этого помощника и чем он занимался в том неприличном месте. К чести Мордреда стоит сказать, что выразил он все это одним лишь взглядом и вскинутой бровью. Этот черт относился исчезающему виду настоящих джентльменов.

  – Да-да, – нездоровый блеск в глазах полицейского инспектора наводил на нехорошие подозрения. – Наш лучший сотрудник! Думаю, вам понадобится помощь профессионального эксперта-криминалиста и патологоанатома?

   Мы с Хамским выразительно посмотрели друг на друга.

  – Вот видите, – энтузиазм в голосе горугла превосходил все мыслимые пределы. – Вы прекрасно сработаетесь!

  ***

  – И это – лучший студент Академии? – Хамский патетично взмахнул руками.

   Мы покинули Ментал-Прайсон, и шли по пустынной Психо-роуд в сторону более населенных улиц Нью-Девилла. Я вполне разделял возмущение моего друга, однако же сейчас перед нами стояла куда более насущная проблема.

  – Через двадцать часов не станет и такого.

  – Смертная казнь в наш современный век, – коллега мечтательно зажмурился. – Обожаю все эти варварские отголоски прошлого.

  – Почему Корделия думает, что он невиновен?

   Навстречу нам проехала черная раритетная Вальгалла 67 года с затемненными стеклами. Порыв ледяного ветра заставил меня поежиться.

  – Принстон, словосочетание 'думающая женщина' – уже само по себе оксюморон. А что может думать эта конкретно взятая женщина...

  – Значит, по-вашему, Краттер виновен?

  – У нас есть целых двадцать часов, чтобы это выяснить.

  – Вообще, его психологический портрет не говорит о скрытой агрессии...

  – Друг мой, ваша специализация – трупы. Если бы Краттер был мертвецом – я поверил бы вам безоговорочно. Впрочем, скоро он вполне может таковым оказаться.

  ***

  – Вас ждет гостья, – сухо встретила нас миссис Адсон на пороге квартиры по Хэллвэй-стрит. Экономка неодобрительно поджала губы, выражая свое отношение к подобным леди, и величаво удалилась.

   Мы с Хамским заинтригованно переглянулись.

  – Сколько мы будем терпеть эту гнусную женщину? – Не выдержал мой друг.

  – До тех пор, пока не подействует ваша растяжка... или мой мышьяк.

  – Значит, скоро, – предвкушающе улыбнулся Мордред.

  – Спорим, нас почтила визитом Корделия Блэк?

  – Ха! Я знаю, что это Корделия.

  – Что ж, пойдемте наверх и проверим.

  – Зачем это?– Не понял Мордред.

  – Оставим эту непонятную женщину обживать нашу гостиную? – Ужаснулся я.

  – С какой стати вы думаете, что она в гостиной? Таких, как Корделия Блэк всегда тянет пониже и поглубже...

   С этой глубокомысленной фразой Хамский развернулся в сторону подвальной двери.

  – Вы же... О нет, неужели вы хотите сказать, что она там и жива после ваших растяжек?

   Мы остановились перед приоткрытой дверью в подвал, и Мордред специально повысил голос, стараясь, чтобы находящаяся там женщина его услышала, и, в случае если она не являлась мисс Блэк – немедленно бы ею стала.

  – Боюсь, она относится к тому виду существ, от которых вообще проблематично избавиться. На протяжении её пути еще не выветрился запах парфюма: мята, базилик и немного кладбищенской вербены. На полу в холле остался след её туфли – небольшого размера лодочки – таких можно встретить множество, если бы не одно но: левая туфля Корделии стоптана на наружу. Посмотрите, носок указывает на эту дверь.

   Мы предприняли очередной самоубийственный поступок в нашей дикой жизни. А именно: начали спуск в подвал, где нас ожидали части тел, уйма взрывчатки и непредсказуемая женщина. Что и говорить, это не совсем та компания, в которой я предпочел бы умереть. Хамского, естественно, подобные мелочи мало беспокоили, и он невозмутимо продолжал свой монолог.

  – Спускаясь по лестнице, она явно провела ногтями по периллам, взгляните, на них видны заметные красные царапины. По предыдущей нашей встрече вы, Принстон, должны были заметить, что эта женщина предпочитает именно красный лак.

   Я включил свет. Анатомический музей моего друга наверняка поражал чье-нибудь менее приспособленное воображение и являлся прекрасной путевкой в обморок, а то и в могилу. По-крайней мере, свою подружку приводить сюда на романтическое свидание я бы не стал. Хамский один раз попробовал, и, по-моему, рука именно этой несчастной сейчас кокетливо выглядывает из банки с формалином.

  Женщина, проникшая сюда по доброй воле, обладала поистине железными нервами. Посреди невообразимой паутины, сплетенной моим другом, буквально на цыпочках, стояла мисс Блэк, на этот раз без шляпы, но зато все с той же алой помадой на губах, и все в том же черном пальто.

  – О, вижу, вы решили посетить мой анатомический музей? Самое подходящее для вас место, надо признать.

   Мой друг обладал тактом циркулярной пилы – то есть, шел напролом, слушая только себя и мало заботясь о последствиях. В лице Корделии Блэк он нашел достойного соперника.

   – О, – в тон ему отвечала женщина. – Вижу, вы нисколько не продвинулись в решении моей загадки? Я удивлена, надо признать. Впрочем, всегда считала, что легенды намного превосходят тех, о ком они сложены.

  – И что же привело вас сюда в таком случае? – Хамский, словно хищный кот бродил у самого края растяжек, я же благоразумно предпочел вести беседу, не спускаясь с последних ступеней лестницы. – Вряд ли это личная заинтересованность в деле Джерри Краттера.

   Корделия рассмеялась.

  – Браво! Вы хотя бы догадались, о ком шла речь в моем послании. Впечатляющие результаты! Ни шага больше!

   Последняя её реплика касалась Мордреда, который за беспорядочным мельтешением скрывал попытку незаметно подобраться к мисс Блэк, которую я должен был отвлекать разговорами. Корделия оказалась наблюдательной особой.

  – Сделаете еще шаг, и я взорву нас всех, – она показательно занесла ногу проволокой.

  – Надо же, а я думал – снова натравите на нас своих крокодилов, – Хамский не сводил с неё оценивающего взгляда.

  – Я не повторяю одну и ту же шутку дважды – это дурной тон.

   Мисс Блэк наконец-то изволила убрать ножку от проволоки, и я смог вздохнуть спокойнее. Фигурально, конечно, выражаясь. В комнате с двумя психами и взрывчаткой, масса острых ощущений вам обеспечена в любом случае.

  – И все же, зачем вы здесь?

  – О, – Корделия насмешливо скривила алые губы. – Заглянула проверить, как у вас идут дела. И, заодно решить – а на тех ли я поставила? Выводы пока неутешительные. Для вас, разумеется.

  – Вот уж на что мне решительно плевать – так это на ваше мнение. – Хамский оставался верен себе в любых ситуациях. Но Корделия прекрасно знала, как нужно разговаривать с гениями.

  – Очевидно, вам нужен стимул. Готова его вам предоставить. Сердце вашего друга, Принстона, остановится ровно в тот момент, когда казнят Джерри Краттера. Вот видите, теперь у вас есть личная заинтересованность в этом деле. Подумайте, так ли много у вас друзей?

   Хамский задумался, но только на миг. Я же почувствовал настойчивое желание выразить категорическое несогласие с подобной постановкой вопроса, но, увы, не успел. Согласитесь, меня можно понять, не каждый же день становишься объектом гнусного шантажа...

   Впрочем, Мордред, как всегда, принял решение за нас обоих.

  – Прекрасно, – его кривая ухмылочка сделала бы честь любой пиранье. – Следующий ход за мной, не так ли? И это отнюдь не фигура речи... – Теперь уже мой коллега занес ногу над проволокой. Я почувствовал резкий недостаток кислорода, и мечтал оказаться как можно дальше от этого аттракциона камикадзе. – Что помешает мне взорвать вас прямо здесь и сейчас?

  – Может то, что вы взлетите на воздух вместе со мной? – Мисс Блэк отчетливо побледнела, но все еще старалась удержать ситуацию под контролем.

  – Мимо. – Хамский опустил ногу чуть ниже. – Достойная меня смерть, вы не находите, Принстон?

  – Вы – шизофреник с отчетливыми суицидальными наклонностями, – обреченно подтвердил я. – Впрочем, я не лучше...

  – Итак, вторая попытка?

  – Вместе с нами погибнет еще множество невинных существ?

  – И снова мимо! В их невинности я здорово сомневаюсь. К тому же, взрыв будет узконаправленный и затронет только этот подвал, не больше. А миссис Адсон мне нисколько не жаль – взрывчатка вообще предназначалась ей. Ну а Принстон знал на что идет, и еще может спастись. У вас осталась последняя попытка.

   Хамский уже почти касался проволоки начищенной до блеска туфлей. Я, не зная точно, блефует он или нет, принял низкий старт. Корделия сравнялась цветом лица с экспонатами музея.

  – Хорошо. Но убив меня, вы никогда не узнаете ответы на вопросы. А их у вас немало, я думаю. Прикиньте сами, что для вас важнее: убить меня, или узнать зачем?

   Хамский задумался, Между ним и Корделией бегали вполне ощутимые разряды электрического тока, грозя безо всякой посторонней помощи подорвать нас к ангеловой бабушке.

   Внезапно лицо моего друга озарила широкая искренняя улыбка. Корделия поняла все по ней, и ответила хищным оскалом.

  – И все-таки, я рискну.

   И Хамский со всей силы опустил туфлю на проволоку.

  ***

  Раздались громкие театральные хлопки.

  – Браво, – Корделия подходила к нам, уже не особо заботясь о растяжках. – И давно вы поняли?

  – Сразу же, – невозмутимо ответил мой друг, поправляя шляпу. – Вы из тех, кто всегда оставляет себе запасные выходы.

  – Все гениальное – просто, обезвредить вашу растяжку было делом нескольких минут.

   Мисс Блэк остановилась в паре метров от моего друга. Я тоже наконец-то решился спуститься с лестницы.

  – Но я что-то загостилась. Помните о вашем стимуле, мистер Хамский. Еще увидимся.

   С этими словами женщина кинула об пол что-то, что, похоже, с самого начала сжимала в руке. Подвал почти мгновенно заполнился жутким, слепящим и удушающим дымом, заставившим нас с Хамским резко согнуться.

  – Чао, – донеслось до нас с лестницы.

   А потом, как это ни банально, наступила полная темнота. Как выяснилось, гении теряют сознание с такой же легкостью, что и обычные черти.

  ***

   Впервые перешагнув порог квартиры 13/13 по Хэллвей-стрит, я подумал, что попал либо в логово серийного маньяка, либо в жилище гения. Впрочем, как я успел выяснить из личного опыта, обе эти ипостаси зачастую весьма плодотворно соседствуют друг с другом в одном существе. До этой поры я считал, что неплохо изучил природу и тех и других, однако же Хамский являл собою противоречие всему и вся.

   Он вешал неизменное черное пальто на чей-то скелет, оклеивал стены фотографиями трупов, у него в духовке находилась чья-то голова, и, как я узнал немного позже, он обожал экспериментировать в столовой, не отрываясь от еды. Справедливости ради, стоило бы сказать, что от преступного мира его отделяла тонкая грань, но это было бы ложью. Хамский не признавал граней, и шагал туда и обратно так часто, что предсказать его действия не мог никто.

  – Итак, Принстон, что же заставило вас так заинтересоваться этим делом? – Мордред развалился в кресле, достал кальян, и с интересом меня разглядывал.

   Почувствовав себя одним из его экспериментов и стараясь скрыть смешанное с недоверием смущение, я прошелся вдоль стен, разглядывая фотографии жертв, газетные вырезки, отметки маркером и паутину из ниток, которыми Хамский отмечал какие-то, ведомые только ему, связи.

  – А что заставило вас стать частным детективом? Как вы вообще это делаете?

   Хамский глубоко затянулся и выпустил колечко дыма.

  – А как вы думаете?

  – А почему вы уходите от ответа?

  – И почему мы разговариваем вопросами? – Удивился самому себе Хамский. – Знаете что, такие разговоры не ведутся без выпивки. Возьмите-ка там, в баре, бурбон и присоединяйтесь.

   Впрочем, вести какие бы то ни было разговоры мы смогли только ближе к утру, когда значительно протрезвели. За какими беседами мы провели полночи, вспоминалось весьма смутно, но, кажется, именно с этого момента и зародилась наша дружба. Согласитесь, довольно странно было бы подозревать во всех грехах черта, с которым сначала вместе пили, а поутру проснулись без единого воспоминания о прошедшем...

  ***

   Сознание медленно ко мне возвращалось. Мир вокруг двоился, мутился и куда-то плыл. Голова гудела, словно огромный колокол, а способность говорить, думать и ориентироваться в пространстве затерялась где-то в глубинах подсознания.

   Кажется, примерно так любой литературный персонаж описывает свое возвращение в грешный мир после глубокого обморока. Так вот, господа, все это наглая ложь! Впрочем, готов согласиться, что не каждого литературного героя в сознание приводят тем же способом, что меня...

   Потому что хлесткая пощечина и поднесенное под нос вонючее нечто, мало напоминающее нашатырный спирт, не только мгновенно вернули мне способность воспринимать мир, но и заставили попытаться придушить непрошеного доброжелателя. Миссис Адсон запросто вывернулась из захвата, скрутила меня, убедилась, что повторных попыток воплотить бессознательное в реальное уже не повторится, и перешла к Хамскому.

   Мой друг в вопросах возвращения в сознание оказался еще более оригинален. Он выстрелил на звук шагов раньше, чем пришел в себя, а когда понял, в кого – то попытался снова. Миссис Адсон считала, что лишние отверстия в организме ей не к лицу, а потому ловко выбила револьвер из рук Хамского, взамен мстительно шлепнув ему на лоб ледяной компресс.