Текст книги "Амнезия (СИ)"

Автор книги: Поздний Боржоми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Глава 1 ==========

За прошедшую неделю она возненавидела эту больницу. Она и раньше их не особенно любила (кто вообще любит больницы?) но эту прямо возненавидела. Раздражало все – бледно-голубые стены, запах лекарств, кислым комком собирающийся в носоглотке, мертвенный свет длинных ярких ламп, снующие повсюду люди в синих, зеленых и белых костюмах, чистота кафельных плиток под ногами… Эти капельницы, каталки, инвалидные кресла, кашель, кряхтенье, стоны, вытянутые лица людей, ожидающих в приемном покое вестей о заболевших родственниках – все это медленно ее убивало.

Каждый день она приходила сюда, хотя давала себе зарок остаться в мотеле и весь день смотреть телевизор. Изменений в его состоянии не было, и ее присутствие было никому не нужно. Но она приходила, осознавая каждый раз, что чертову комнату в дешевом мотеле со старой скрипящей мебелью, вечно барахлящим телевизором и впитавшимся в стены прогорклым запахом дешевых сигарет, она ненавидит еще больше. С каждым днем все сильнее хотелось сорваться и уехать за горизонт, по стремительно взбирающейся на пологий холм узкой и прямой дороге… Оставить все позади, все эти смерти, кровь, предательства, эту проклятую больницу, этот сонный городишко… И Петира.

Чертов Петир.

Чертов, мать его, Петир, которого угораздило так подставиться.

Она не думала, что он вернется, он всегда усмехался и смотрел с прищуром, снисходительно-презрительно. Она была уверена – если что-то пойдет не так, он не вернется.

Все пошло не так. И он вернулся.

Санса смотрела на корчащегося, умирающего Джоффри, как завороженная, и было абсолютно наплевать, что она сорвала весь их сложный, долгий, продуманный, идеальный план. План Петира.

Она убила этого ублюдка, и это стоило всего, даже ее жизни.

Петир, страшно ругаясь, она даже представить не могла, что он, всегда такой сдержанный и спокойный, может так ругаться, тащил ее к машине, а сзади уже раздавались крики и топот множества ног.

Потом была погоня, даже стрельба, как в дешевом боевике, она лежала на полу машины, скрючившись, вся в осколках стекла, и смотрела снизу на его лицо – чертовски злое. Она думала, что, возможно, лучше бы их догнали и изрешетили свинцом, потому что она уверена была, что Петир уготовит ей худшую участь.

Но он ничего не сделал. Даже почти ничего не сказал. Бросил ей на кровать мятые сто долларов, и, прижимая мокрое полотенце к кровоточащей глубокой царапине над бровью, коротко бросил:

– Убирайся.

Говорить что-то было бесполезно, она и не слишком хотела.

– Я уйду утром.

– Нет, ты уйдешь сейчас! – сверкнул он глазами, еле сдерживаясь. Она даже загордилась собой. Так вывести его из себя, этим действительно можно было хвастаться до конца жизни.

– Можно я хотя бы приму душ?

Он скользнул взглядом по ее растрепанным волосам, порванному платью, грязным предплечьям со следами синяков и крови. Ее и Джоффри.

– Когда я вернусь, тебя не должно быть здесь, – Петир вышел из номера, сильно хлопнув дверью, а она сидела и смотрела на свои дрожащие на коленях руки.

Дура-дура-дура.

А потом она услышала оглушающий визг тормозов и крики.

Эта трясущаяся старуха, которая сбила его, перепутав тормоза с газом, причитала и верещала на всю парковку, и Санса еле сдерживалась, чтобы не заставить ее заткнуться сильной пощечиной.

Первым ее порывом было вытащить у него бумажник, сесть в арендованный трясущийся бьюик и уехать. Она бы так и сделала, если бы… Если бы.

Такой нелепый бред не должен был с ним случится. Он же всегда все просчитывал, и она знала, что даже на случай провала у него был какой-то план. И она не верила до конца, что он так просто возьмет и выгонит ее, он просто был зол, верно? Но все это осталось неизвестными значениями в этом нерешаемом уравнении.

Внешне Петир почти не пострадал, только под головой стремительно растекалась алая лужица крови. Потом, в больнице, сказали что, в принципе, ничего страшного, у него сломанное запястье, трещина на ребрах и пара ушибов. Но, падая, он с размаху ударился виском о край бордюра и раскроил себе голову.

Уже неделя комы. И они говорят, что не знают, когда он очнется, и это чертовски нехорошо. Потому что у нее почти нет денег, неизвестно, сколько еще у нее времени в запасе, прежде чем они поймут, что его документы и медицинская страховка фальшивые, и, самое неприятное, за ними по пятам идут нюхачи Ланнистеров. Все было из рук вон плохо.

Сегодня она принесла ему цветы. Желтые какие-то, маленькие, с белыми крапушками на нежных лепестках. Она увидела их внизу, перед входом в больницу за стеклянной витриной небольшого киоска и они напомнили ей о желтых тюльпанах, которые высаживала каждую весну мама.

Наверное, он бы изошел желчью, если бы узнал про эти цветы. И, наверное, этот маленький букетик был скорее для нее, чем для него. Ей так хотелось видеть что-то яркое среди этих мертвых стен.

Она еще долго сидела перед входом в отделение, уткнувшись носом в мягкие, пахнущие землей и водой головки цветов.

– Привет! – звонкий детский голос прервал ее бессмысленную медитацию. Пожалуй, она была неправа, когда думала, что ненавидит эту больницу всю целиком. Маленькая Ширен из ожогового отделения была единственным здешним элементом, который не раздражал ее. Ширен беззастенчиво подошла к ней в первый же день, уселась рядом и болтала без умолку с полчаса, пока Петира оперировали, и в ее глазах были такая печаль и такой голод по простому человеческому общению, что оглушенная произошедшим Санса даже не смогла ее прогнать.

Она приходила в больницу каждый день, и каждый день к ней подскакивала эта девочка, последние полгода живущая в этих стенах – мысль об этом была такой невыносимой, что бедную Ширен становилось жалко, и Санса позволяла ей, как собачке, всюду преследовать себя.

– Привет, Ши.

Девочка присела рядом, открыв ей хороший вид на огромный уродливый ожог на всей правой стороне лица. Он уже зажил, но ниже, на шее виднелась повязка на плохо заживающей, покрытой кровоточащими трещинами коже.

– Ты сегодня поздно.

– Проспала немного.

– А ко мне сегодня папа обещал прийти! Может, меня даже отпустят погулять с ним немного! Красивые какие цветы! Можно понюхать?

Ширен уткнулась носом в букет, придвинувшись ближе, обдав ее резким запахом какой-то заживляющей мази и открытой раны, – это был не самый приятный запах, но терпимый. Надушенный дорогим парфюмом Джоффри вонял в тысячи раз хуже.

– Думаешь, ему понравится? Он любит желтое?

– Он в коме, Ширен. Ему все равно.

Ширен нахмурила бровки, бугристая кожа на месте ожога шевельнулась.

– Нет, они, те, которые в коме, все слышат и чувствуют! Мне доктор Давос рассказывал, и я смотрела фильм!

Санса снисходительно улыбнулась.

– Ну, раз доктор Давос и фильм…

Ширен думала, что Петир ее дядя – все так думали. А что она должна была сказать? Кто он был для нее? Она и сама не знала. Другом, любовником, учителем?

Он был тем, кто научил ее лгать и притворяться. Тем, кто постепенно превращал ее в циничную суку, подобную себе.

Он был будущим предателем, она это знала.

Но Петир Бейлиш так и не успел предать ее.

И теперь сидит в больнице у его палаты, сжимая в руках холодные мокрые стебельки желтых цветов.

Ширен болтала без умолку о чем-то, но Санса не слушала. Она дала себе срок до понедельника. Себе и Петиру. Если он не очнется до того времени, она уедет. Главное, что она поняла для себя из его уроков – никогда не рисковать собой ради кого-либо.

Но ведь он первый нарушил это правило, разве нет?

Она намеревалась раздобыть денег и скрыть следы, надеясь, что они охотятся только за ней, что они не будут рисковать, добивая его в больнице. Но она бы вернулась, обязательно.

В конце концов, ему сейчас все равно, есть ли она рядом.

Когда она вошла в палату, Петир выглядел таким же, как и все эти дни – безучастным и спокойным. Она раньше даже во сне его таким не видела.

Он казался моложе, такой расслабленный, без вечно сведенных бровей и прищуренных глаз, какой-то грустный.

Повязка белела на его лбу, из сгиба на локте торчал катетер, из носа – прозрачные трубки, из-под светло-голубой больничной пижамы – какие-то провода. Монитор тихо попискивал, выдавая на экране зеленую кривую его пульса.

Она взяла запыленную вазу на подоконнике, налила туда воды и поставила цветы на прикроватной тумбочке. Ей показалось, что яркий желтый цвет даже смягчил мертвенную бледность его лица.

Санса привычно разместилась рядом с кроватью, достала из сумки книгу и, освободив ступни из туфель, положила ноги на край кровати.

Изредка она поднимала голову, чтобы посмотреть на него, на его застывший профиль. Было похоже на то, что он просто спал и видел какие-то тревожные, грустные сны.

Страница шелестела за страницей, яркий солнечный квадрат перемещался по палате – слез со стены на кровать и потихоньку подбирался к его груди. Когда она в очередной раз подняла глаза, солнце освещало его лицо, удлиняя темные ресницы, золотило отросшую щетину, высветляя седину в спутанных волосах. Он был даже красивый сейчас.

Санса встала, отложив книгу, подошла к окну, и опустила жалюзи. Оглянулась на него и вспомнила вдруг слова Ширен. Она никогда не разговаривала с ним, но бог знает, может быть, он и в самом деле может ее слышать.

– Знаешь, Петир, – тихо сказала она, чувствуя отчего-то смущение. – Тебе и в самом деле лучше проснуться. Иначе у нас будут большие неприятности.

Он, конечно, не услышал. И не проснулся. Так прошла суббота.

========== Глава 2 ==========

Петир приучил ее к хорошему алкоголю, поэтому пиво из местного магазинчика казалось отвратительным на вкус. Но она пила, морщась и пытаясь перебить вкус горечи во рту сигаретами и чипсами. Проще было купить снотворное, но она экономила деньги.

По-настоящему спать она могла только в больнице. Это было странно, учитывая, как ей не нравилось это место. Она спала на стуле у кровати Петира, у нее затекала шея и болела спина, но это было единственное место, где она по-настоящему спала, а не дремала урывками. Наверное, это было связано с тем, что последние полгода она засыпала рядом с ним… Сначала он утешал ее, когда она заходилась в рыданиях и просыпалась в кошмарах, делился своим теплом, а потом, неожиданно для нее самой, ей стало мало одних объятий. По ночам он был другим. По ночам она ему доверяла.

Конечно, Санса узнала со временем, что он вовсе ей не друг, не говоря уже о любви. Он был опасным, изворотливым, циничным, беспринципным ублюдком, сочетал в себе те качества, которые вызывали в ней тошноту. Она поняла, что ничего для него не значит, что она лишь инструмент, марионетка в его руках, с помощью которой он хочет забрать себе все. Она знала, что день, когда он предаст ее, неизбежен. Но он вернулся, когда из-за нее все полетело в тартарары, и теперь в ее голове все перевернулось – Петир ее спас и теперь она не может его бросить.

Сегодня уже настало воскресенье, уже сорок минут полноценного воскресенья, и, значит, понедельник все ближе. Она затянулась сигаретой, с усмешкой похвалив себя за сообразительность.

Весь вечер она сидела за картой и думала, куда сорваться – Петир как-то обмолвился про Юму, а она знала, что Петир никогда не говорил что-то просто так. Юма находится прямо на границе с Мексикой… Но что она там будет делать – ходить по улице и спрашивать, знает ли кто-нибудь про Петира Бейлиша, известного в криминальном мире как Мизинец? Может, напрямую у копов спросить?

Санса с досадой смяла пустую банку из-под пива. Она изо всех сил строила из себя сильную и независимую стерву, но как только осталась одна, растерялась как маленькая девочка. Она вспомнила, как Петир всегда усмехался, когда видел эти ее потуги быть как он, и как ее бесила эта усмешка. На деле оказалось, что он был еще снисходителен – она бы на его месте смеялась бы во все горло. Идиотка.

И, конечно, она злилась на Петира, который никогда не посвящал ее в свои планы. Весь такой умный до невозможности, он не смог предусмотреть этот вариант – когда он окажется беспомощным коматозником, а она – единственным его шансом на выживание. Впрочем, этот вариант никому не мог прийти в голову… Все происходящее было таким бредом. Наверняка у него были тайники по всему побережью, секретные счета, «его люди», к которым можно было обратиться в случае чего, но, разумеется, он не спешил рассказать об этом ей. Что же, по крайней мере, у нее есть чем оправдаться потом. Потом, когда она вернется… и когда он проснется. Она выскажет ему все, что думает по этому поводу.

Санса так и не решила, куда ей поехать в понедельник с утра. Она решит, когда сядет в машину и заведет мотор. Главным было, то, что она твердо знала, что уедет в понедельник ровно в десять тридцать, потому что посещения в больнице разрешались с десяти, и ей с лихвой хватит получаса для прощания с этим спящим принцем.

И с Ширен. Пожалуй, стоит что-то подарить ей на память.

Она задумчиво перебирала пальцами левой руки звенья серебряного браслетика – это было единственное, что у нее осталось от прошлой жизни. Его подарила мама на шестнадцатилетние… Четыре года назад. Нет, вечность назад. Когда еще все было в порядке, когда она была обычной девчонкой, мечтающей о первом поцелуе, когда отец еще не связался с этой мафией, чтобы спасти свой бизнес, когда их дом был полон шума разнокалиберных голосов, когда все были живы… Когда она была жива.

Пожалуй, ей стоит подарить этот браслет бедной Ши – он не так у ж дорого стоит, чтобы выручить за него хоть что-то в ломбарде, и он слишком тяжел, чтобы носить его после всего случившегося. Если она решила оставить все позади, то пусть это будет действительно все.

В конце концов, напиваясь этим отвратительным пивом, она довела себя до такого состояния, когда плакать уже было не стыдно. Пожалуй, Петир Бейлиш должен был когда-нибудь узнать, что она впервые плакала по нему. Из-за жалости к себе, в первую очередь, но и по нему тоже.

Пиво помогло, и она уснула, вдоволь наревевшись.

***

Утром было ослепительно солнечное, жаркое даже, несмотря на осень. Ширен утром ждала ее возле больницы. Подбежала к ней и обняла – но это даже не раздражало. Ширен была такой наивной и доброй, по-настоящему наивной и доброй, что злиться на нее не получалось. Санса была похожа на нее когда-то.

– А меня папа забирает на весь день! Мы поедем в парк! Представляешь?

– Здорово. А вчера он разве не приехал?

– А вчера он не успел.

Санса поморщилась, глядя на сияющие глаза Ширен. Ее папочка не успел. Он может и сегодня не успеет, но это не беда, скажет она, и станет ждать следующих выходных, слоняясь по этим мертвым коридорам и приставая к посетителям. Она не знала, как звали отца Ши, но захотела внезапно сказать ему пару ласковых слов при встрече. Она ни разу не видела, чтобы к девочке кто-то приходил…

– Пойдем выпьем кофе? – предложила Санса и Ширен расплылась в улыбке.

Голова слегка побаливала после вчерашнего пива, и во рту был все тот же ужасный привкус, и даже горячий кофе не особо помогал его прогнать. Ширен щебетала что-то без остановки, с аппетитом ела купленные Сансой лимонные пирожные.

«Уже полдень, – думала она, рассеянно глядя на девочку напротив. – Меньше суток…»

Ширен проводила ее до палаты и даже заглянула внутрь.

– Добрый день, мистер Стоун! – вежливо поприветствовала она Петира.

Санса не могла сдержать улыбки. Ширен обернулась на нее.

– Надеюсь, мы встретимся… Я имею в виду, по-настоящему. Ну, в реальности.

Санса кивнула, показывая Ширен, что она поняла ее мысль и дальнейших пояснений не требуется.

– Он хороший, твой дядя, да? У него лицо доброе.

Вот это уже было забавно. Первое, что сделал бы добрый дядя Петир, придя в себя – выгнал бы всех из палаты, не особенно стесняясь в выражениях, и потребовал виски со льдом и сигареты.

– Он очень хороший, Ширен, – пытаясь сдержать смех, сказала Санса. – Самый замечательный дядя на свете.

Ши кивнула, гордая, что оказалась права в своих догадках.

– Я пойду. Надо еще прокапаться до приезда папы.

Санса морщилась, когда слышала от нее эти больничные словечки – прокапаться, уколоться, перевязаться, намазаться, принять таблетки… Это не те слова, которые должны употреблять дети.

Когда Ширен вышла, она заняла свое извечное место на стуле. Читать не хотелось, но она достала книгу и положила себе на колени. Санса посмотрела на Петира, изучая его чуть вздернутый нос, подсвеченные солнцем густые ресницы и равномерно вздымающуюся грудь.

– Удивительно, как такой как ты, может нравиться детям. Дети и собаки обычно чувствуют негодяев.

“Негодяй” молчал. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Сон навалился как-то внезапно, мягкой тяжестью надавив ей на затылок.

Непонятно, сколько времени она спала, но проснулась от какого-то звука – слишком громкого, чтобы продолжать спать, и слишком тихого, чтобы проснуться резко. Она слышала какое-то тихое шелестение, что-то чужое, что не слышала ни разу за все дни, проведенные в этой палате.

Санса поморщилась, вытягивая затекшую шею, приоткрыла веки и увидела сине-зеленые глаза Петира, смотрящие прямо на нее.

Книга упала с ее колен, когда она вскочила, успев подумать, что никогда не видела в его глазах такого выражения. Растерянность и страх.

– Петир?

У него сдвинулись брови, глаза так знакомо сощурились, но то, что было в глазах, напугало ее.

Неузнавание.

Только не это.

Врач предупреждал ее, но она не верила. Ко всему этому дерьму, в котором они очутились, не могло прибавиться еще и это, это было бы слишком неправдоподобно дерьмово.

– Петир? – повторила она, все еще надеясь, застыв у кровати почти в панике.

У него шевельнулись запекшиеся губы, она видела, как мучительно он морщится, пытаясь вспомнить.

«Ну же, Петир. Ты можешь».

Наконец, в его глазах мелькнуло невероятное облегчение, и Санса смогла, наконец, выдохнуть согревшийся воздух из легких.

– Кет? – просипел он, и она поняла, что все окончательно пропало.

***

Санса смотрела на бейджик врача, все время проговаривая про себя его имя, но так и не могла его запомнить. Переводила взгляд на его лицо, молодое и серьезное, деланно серьезное, какое бывает только у начинающих врачей, и тут же забывала его имя. И опять смотрела на бейдж, чтобы забыть прочитанное через несколько секунд. Может, амнезия была заразной?

– Мы проведем дополнительные исследования, – говорил врач, смуглокожий, похожий на индуса, но не индус. Если он и был индусом, у него был исключительно правильный южно-американский акцент. Может быть, он индус во втором или третьем поколении?

Она выругалась про себя. Мозг делал отчаянные попытки отвлечься хоть на что-нибудь от всепоглощающей паники, которая накатывала на нее бешеным прибоем раз за разом.

– Он не получил значительных повреждений, и я уверен, что память со временем восстановится, – успокаивающе говорил врач, даже слишком успокаивающе, то ли от того, что не успел обрасти коростой равнодушия, то ли от того, что положил на нее глаз. За предыдущую неделю он несколько раз предлагал ей попить кофе, но ей было не до флирта с американскими индусами.

– И когда это случится?

Он пожал плечами.

– Кто знает. Недели, может месяцы. Он помнит, кто сейчас президент, курс доллара, последних чемпионов мира по футболу, и что Ди Каприо, наконец, получил Оскара, но его собственная жизнь за последние несколько лет выпала из обоймы. Кстати, вы не знаете, почему он называет себя Петиром Бейлишем?

– Это его брат, – не моргнув глазом, ответила Санса. Петир всегда говорил, что если хочешь соврать в разговоре, времени задуматься над ложью у тебя нет.

«Импровизируй, детка».

– Двоюродный брат. Питер и Петир, представляете? Они выросли вместе и были очень близки. К сожалению, дядя Бейлиш погиб несколько лет назад в аварии. Питер очень переживал смерть брата.

Индус понимающе кивнул головой.

– Я читал о редких случаях замены личности при диссоциированной амнезии, но не думал, что увижу подобное своими глазами. Когда мы проведем обследование, я приглашу хорошего психотерапевта. Мисс Стоун, заверяю вас, все будет хорошо. Ваш дядя вспомнит все рано или поздно.

С этими словами доктор положил руку ей на плечо, участливо улыбаясь. Конечно, ему было невдомек, что времени на психотерапевта у них нет, и она не может ждать несколько месяцев, пока он вспомнит хоть что-то. Хотя бы ее имя, для начала.

– Спасибо, доктор… – она бросила быстрый взгляд на бейдж. – Коварро.

Мексиканец что-ли?

– Вы можете пойти к нему, но помните, что сейчас не следует загружать его информацией о его собственной жизни. Дайте ему освоиться. И, тем более, не рассказывайте пока о каких-то сильных психологических переживаниях, о стрессах, которые он пережил.

– Да, разумеется…

Интересно, можно ли считать убийства психологическими переживаниями? Петиру всегда было наплевать.

– Да, вас просили подойди в регистратуру. Возникли какие-то проблемы со страховкой. Надеюсь, ничего серьезного. И помните, что я всегда готов вам помочь, мисс Стоун.

– Спасибо, – пробормотала Санса. Эта новость была весьма неприятной. Пока по неприятностям лидировала амнезия Петира, но теперь, похоже, прибавятся еще и проблемы с фальшивыми документами.

Лучше бы он вообще в себя не приходил. Она тут же устыдилась этой мысли, но мысль была рациональной, надо отдать ей должное.

Когда Санса вернулась в палату, Петир смотрел в окно. Медленно, морщась от головной боли, повернулся к ней. Он пытался справиться со всем этим, но в глазах все еще было это жуткое выражение – растерянность, страх, а теперь еще и настороженность.

– Привет, – сказала она и села на стул, который, казалось, всегда теперь будет хранить изгибы ее задницы.

– Привет.

– Ты… – она прикусила губу, заставив себя заткнуться. Она хотела спросить, вспомнил ли он что-нибудь, но это было бы несусветной глупостью. Он бы так не смотрел, если бы вспомнил. Санса осознала вдруг, что искренне скучает по его хитрому, насмешливому, всезнающему взгляду, который так ее раздражал.

– Врач сказал, что тебе нужно будет пройти психотерапию. Ты обязательно все вспомнишь.

– Да, он говорил со мной, – спокойно кивнул Петир, но она видела, как дернулся его кадык.

Санса перевела взгляд на чуть повядшие, но не потерявшие свей прелести желтые цветы. Машинально вытянули руку и коснулась хрупкого лепестка. Он оторвался и упал ей под ноги.

– Почему он называет тебя Алейной? Ты сказала, что тебя зовут Санса.

У Петира был изучающий, внимательный взгляд. Он был слишком умен, чтобы сдавать их, находясь даже в таком состоянии. Он не стал расспрашивать доктора, с чего вдруг такая путаница возникла в их именах, и виновна ли в этом только его несчастная разбитая голова.

– Потому что… – она не знала, как это объяснить, не упоминая «сильные психологические переживания». – Я тебе все расскажу. Попозже.

Это его не устроило.

– Как меня зовут? – напрягся он. – По-настоящему?

– Петир Бейлиш.

Он облегченно откинулся на подушку.

– Ну, хоть собственное имя я помню. Сколько мне лет?

Она с удивлением посмотрела на него. Он даже этого не помнит? Сложно представить, как вообще можно сохранять такое спокойствие, даже не помня, сколько тебе лет. Она восхитилась им. И даже пожалела его.

– А ты как думаешь? – осторожно спросила Санса.

– Если бы я знал, я бы не спрашивал, – в его голосе сквозь беспомощность прорывалась всегдашняя язвительность, и от этого стало чуточку теплее и спокойнее. Похоже, характер у него не изменился.

– Тридцать четыре? – предположил Петир. – Я помню свой последний день рождения. Мне было тридцать четыре. Я был в баре с каким-то человеком. Мы были только вдвоем, и сильно напились.

– Сорок два, – ответила Санса, не глядя ему в глаза.

Он долго молчал, уставившись на свои ноги под простыней. Санса встала и подошла к окну.

– Я думал, что я моложе, – сказал за ее спиной Петир с разочарованием.

Она не придумала, как его утешить, посмотрела вниз и тут же окаменела. На парковку больницы подъехал огромный черный лендровер.

Санса быстро оглянулась на Петира, все так же безучастно и грустно сидящего на кровати. Из машины вышел огромный мужчина в сером спортивном костюме, и следом еще трое, казавшиеся низкорослыми на его фоне, но она знала, что каждый из них выше ее на две головы. Григор Клиган с шестерками Ланнистеров. О чем-то переговариваясь и смеясь, они направились ко входу в больницу.

Она отпрянула от окна и почти до боли закусила себе тыльную сторону ладони.

Они нашли их.

========== Глава 3 ==========

Несмотря на потерю памяти, Петир Бейлиш остался очень проницательным. Он, сощурившись, смотрел на нее, на то, как она заметалась по палате.

– Что случилось?

Санса подхватила сумку с пола, выпавшие ключи от машины. У нее в запасе было всего несколько минут.

– Что ты там увидела?

«Смерть, Петир Бейлиш. Нашу с тобой смерть».

И, скорее всего, далеко не самую легкую и быструю. Она посмотрела на него, и увидела, каким непривычно растерянным он был. Петир смотрел на нее с надеждой, так, как никогда не смотрел. Она была единственной его ниточкой к прошлому. Потом она перевела взгляд на капельницу, из которой ему в вену капала какая-то прозрачная жидкость.

Она не могла взять его с собой. Он был болен, он ничего не помнил и только мешал бы ей. Потом она подумала, что Григор Клиган непременно найдет способ вытащить его из больницы, отвезти на какой-нибудь заброшенный склад и срезать ему кожу кусочек за кусочком, ломать пальцы и выкалывать глаза, до тех пор, пока Петир не вспомнит, как он готовил грандиозную подставу для Ланнистеров и как Санса пустила всю эту грандиозную подставу под откос, убив Джоффри. Может быть, они даже отвезут его самой Серсее. Санса содрогнулась, представив, как он будет кричать, не понимая, что вообще происходит. Петир Бейлиш за все свои прегрешения вполне заслуживал подобного, но он хотя бы должен был знать, за что именно.

Она посмотрела в его растерянные глаза, и поняла, каких сил ему стоит сохранять спокойствие.

Черт бы его побрал. Она не могла его вот так бросить.

– Слушай, – Санса нагнулась к нему близко-близко. – Нам надо уходить. Немедленно.

– Уходить? Зачем?

Она схватила его за воротник больничной широкой пижамы, притянула к себе и сказала слова, которые услышала от него самого два года назад:

– Ты хочешь жить?

Петир всегда отличался сообразительностью, но в этот раз его словно заклинило. Он молчал и смотрел на нее.

– Если хочешь жить, то нам надо уходить. Немедленно. Или ты сейчас встаешь и идешь за мной, или умираешь. Все просто.

Слово в слово, именно так он ей и говорил, пытаясь оттащить от трупа отца.

Больше она ничего ему не сказала, торопливо схватила со стула свою куртку, и направилась к двери.

– Подожди, – хрипло сказал Петир. – Помоги мне.

В длинном больничном коридоре было пока пусто и тихо. Она оглянулась по сторонам и двинулась сторону пожарной лестницы.

– Сюда. И поторапливайся.

Она толкнула его в спину, не скрывая уже раздражения и страха. Петир был чертовски медлителен и с каждым движением морщился от боли. Его качнуло в сторону, и она подхватила его, закинула его руку себе на плечо. Хорошо, что он не обладал крупным телосложением, но все равно был довольно тяжел.

Они дошли уже до запасного выхода в конце коридора, когда их догнала Ширен.

– Он очнулся! Я говорила тебе, что он очнется!

Глазенки у нее блестели как у ребенка, получившего заветный подарок на Рождество. Санса, ругаясь про себя на чем свет стоит, напряженно оглянулась. В коридоре все еще было пусто, но они наверняка уже поднимались по лестнице.

– Здравствуйте, мистер Стоун, – благовоспитанная Ширен чуть ли не сделала реверанс.

– Привет, – сказал Петир.

– Он сильно захотел покурить, и мы идем на улицу, – сказала Санса, подталкивая его в спину к двери на пожарную лестницу. – Не сдавай нас врачу, хорошо?

– Конечно! – Ширен была счастлива, осознавая себя соучастницей нарушения больничного режима. – Я никому не скажу.

Потом Ши взяла ее за руку и потянула к себе. Санса нагнулась.

Все это было совсем не вовремя, но она решила пожертвовать Ши несколько секунд.

– Спроси его потом, видел ли он тоннель и прочее? – прошептала Ширен, не сводя глаз с Петира. – И слышал ли тебя?

– Обязательно спрошу. Нам нужно идти, ладно?

Санса неловко погладила ее по голове.

– Папа сегодня не приехал, – сказала Ширен и впервые в ее глазах Санса увидела долго скрываемую боль. – Но на следующих выходных…

– Знаешь что? – Санса быстро сняла браслет и вложила его в маленькую ладонь. – Это тебе. А папе своему скажи, что он говнюк. Скажи, что это я передала. Только обязательно, ладно?

Ошарашенная Ширен только приоткрывала и закрывала рот.

– Ши, а сейчас иди в свою палату. Чтобы ты не услышала, кто бы о чем не спрашивал, ты ничего не видела и не слышала. Поняла?

Ширен поджала губы и свела тонкие бровки.

– Он не твой дядя, да?

– Да. И нам срочно нужно идти. Мы еще обязательно увидимся с тобой.

Ей показалось, что она услышала со стороны лестницы громкие мужские голоса. Времени не осталось.

Санса торопливо поцеловала Ширен в щеку и они с Петиром, наконец, вышли на пожарную лестницу, полутемную и пыльную.

– Удачи! – крикнула Ширен им в след и в ее голоске слышались слезы. Будь у Сансы побольше времени, она бы тоже заревела.

А вот удача им обоим точно бы не помешала.

– Вниз! – скомандовала она. Перед тем, как выйти на улицу, она прислушалась к звукам из-за двери. А потом осторожно выглянула – оказалось, Клиган был не слишком умен, чтобы поставить кого-то у запасного выхода. Надеялся на внезапность. Это бы прокатило, если бы ей не повезло увидеть их в окне.

– Жди здесь!

Командовать им было непривычно, но Петир был очень послушен. Судя по его виду, протестовать у него просто не было сил.

Слава богу, что она припарковалась не на парковке перед больницей, а с обратной стороны на улице, ей было просто лень пройти пешком пару десятков метров.

Ноги у нее подкашивались от страха, когда она направилась к машине. Вокруг было тихо и сонно, жарко, ни единой живой души. И все же она пригибалась, перебегая от машины к машине, чтобы ее не было видно издалека.

Когда она подъехала к пожарному выходу, Петир стоял на том же месте, опираясь рукой о кирпичную стену. У нее не было времени особо его рассматривать, но бледность на его лице бросалась в глаза. Он был совершено белый, как свежевыпавший снег.

– Садись!

Он сел, чуть не упав с тротуара, и Санса, не дожидаясь даже, когда он закроет дверь, тронулась.

Заехать в мотель было бы большой глупостью, хотя там остались ее вещи. Все деньги и документы она таскала с собой в сумке, поэтому сразу направилась к выезду из города. Когда они миновали знак, она облегченно вздохнула, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. Кажется, пронесло.