Текст книги "Кристина"

Автор книги: Павел Манштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Что-то такое есть. А мне снилось, что ты куда-то ушла, не попрощавшись пока я спал. – сказал я не вполне разборчиво.

– Какая гадость тебе снится. Бегом пить чай, соня, вставай!

Встать мне пришлось не смотря на то, что угол уже успел стать мне родным. Мой мочевой пузырь также требовал от меня движений в сторону туалета, а сухость во рту требовала воды. Холодной. Чем больше, тем лучше.

И вот я уже сижу на кухне и пью чай, приготовленный Аней. Чёрный чай с лимоном и сахаром. Он очень сладкий и, лимона, судя по всему в нём тоже достаточно. Это именно то, что нужно, чтобы прийти в себя. Аня мне что-то рассказывает, обрывки фраз «я думаю, что стоит…», «у меня была ситуация…», «также пили…» – доносятся до меня. Абсолютно лишённые смысла слова витают в воздухе, ими наполнена кухня, пока я пытаюсь найти смысл в своём прошлом. Почему Кристина пропала со связи? Я могу найти тысячу и одно оправдание этому: мы поругались, и она знать ничего обо мне не хочет, она уехала на курорт с семьёй или, если она работает в какой-нибудь фирме – её отправили в командировку. Бред. Надо что-то делать, бесконечные рассуждения мне не помогут. Если я не могу вспомнить сам, тогда я должен найти тех, кто помнит то, что нужно знать мне.

Подношу кружку горячего чая к губам. Еле заметный пар оседает тонкой плёнкой воды на моём лице. Теперь мои мысли собираются вокруг плавающего кусочка лимона в чае. В этот момент, Аня, заметив, что я где-то в других измерениях выдёргивает меня в обратно к столу:

– Артём, и вот скажи мне, для кого я тут распинаюсь? Я, может быть, тебе душу выкладываю, а ты вот так вот сидишь и не слушаешь! – Она обиделась, хотя попыталась превратить это в иронию.

– Прости… Я просто, я… Я задумался на одну волнующую меня тему. Тему из моего прошлого, которое я не помню, но мне кажется, там что-то очень важное, что-то, что я должен вспомнить. – Говорю я, не отрывая глаз от плавающего кусочка лимона.

– Что именно? Расскажи мне, а я постараюсь помочь.

– Даже не знаю с чего начать. Принято начинать сначала, а где начало я не помню. Всё запутанно, но ниточки есть, и я пытаюсь их как-то сопоставить в голове. Пока, выходит плохо. Очень плохо. – Отпиваю чай, ставлю кружку на стол и, нарушив правила своего дома – закуриваю сигарету использовав как пепельницу пустую пачку.

– Давай колись, что там у тебя! Я сказала, что постараюсь помочь, значит, постараюсь, но не обещаю, я же не знаю что там у тебя за «тёмное» прошлое. – Сделав глубокую затяжку едким дымом, опередив сомнения я начал свой рассказ:

– У меня есть, или была девушка, не уверен точно. Её зовут Кристина и мы знакомы очень давно. Я помню это, я вспомнил, когда приехал домой, пока я был во дворе. Я уверен, она может помочь вспомнить значительную часть моей жизни. Мы давно с ней знакомы. Мне нужно её найти, пока не знаю как, но нужно и другого выбора у меня нет.

– А разве у тебя нет других знакомых, которые тоже могут тебе помочь?

– Есть, в любом случае есть. Понимаешь, с Кристиной мы были близки, и она… Она явно знает обо мне больше чем кто-либо другой. Намного больше. Я уверен.

– Ты её любишь… Может быть, ты этого пока не осознаёшь, не понимаешь, но ты её любишь, это заметно… – Её вывод расстроил её, но рано или поздно этот момент бы настал. Пусть в другой ситуации, но настал бы.

– Аня… Я не уверен. Я её не помню… Пойми, я просто хочу вспомнить свою жизнь…

– Так, ладно. У тебя есть страница в какой-нибудь социальной сети? Ах да, у тебя же амнезия… Прости, вылетело из головы. Значит, надо проверить наличие страницы. Какая у тебя фамилия?

– Я не помню. – Тушу сигарету и прежде, чем окурок перестаёт дымиться закуриваю новую.

– Тогда нужно найти твой паспорт. Как думаешь, где он лежит?

– Я не знаю, но могу попробовать узнать…

– Как?

– Я позвоню матери. Думаю, она знает, где в доме лежат документы.

– Хорошая идея. Звони.

Взяв мобильник я нашёл в телефонной книге номер матери. Номеров там особо и не было: «Мама» и «Аня больница».

– Алло.

– Привет мам. Ты не знаешь, где мой паспорт?

– Привет сынок. А зачем он тебе?

– Да фамилию свою узнать интересно.

– Фамилию тебе твою знать надо? – Смеётся – Зотов твоя фамилия. Артём Зотов Валерьевич. Твой интерес удовлетворён?

– Да мам. Спасибо.

Я поговорил с ней ещё несколько минут, рассказал, как у меня дела, миновав события вечера и утра. Потом она пошла работать, а я «вспоминать».

– Я Артём Зотов Валерьевич. – Сказал я, сев за стол.

– Как гордо звучит! Мне нравится. – Она улыбнулась.

– Что теперь?

– А теперь… Теперь подожди меня часик, полтора. Мне нужно съездить домой за ноутбуком. Дождёшься?

– У меня есть выбор?

– Думаю, нет.

Я закрыл за ней дверь и прежде, чем закрыл щеколду – начал ждать. Я бы смог скоротать время проводя опись того, что я не вынес на помойку. Попытался бы так пробудить память, если бы безрезультатно не сделал этого вчера. Вместо этого я принялся смотреть на люстру. Самая обыкновенная люстра в форме колокольчика, цветка, белого цвета. Она слишком чистая, аккуратная, чтобы висеть в комнате, а не на прилавке магазина. Мама проводила здесь уборку в моё отсутствие, она верила, что я выздоровею и приду себя, что мне понадобиться этот порядок. Она верила в это, пока я ходил под себя с катетером в руке.

Пытаюсь представить встречу с Кристиной. Какая она? Во что одета?

Я курю, опёршись на стену дома Кристины, в двух десятке метров о её поезда. Меня защищает от её внимания листва. Сейчас пасмурно, капает мелкий дождь, невозможно понять, где именно сейчас находится солнце. Она появляется в моём поле зрения из-за стены летних зарослей. На ней платье, не то, которое на фото у меня на стене. Совершенно другое, белое, с узором, не могу точно представить его – похож на цветы. Самое обыкновенное платье, в котором ходят в магазин, университет или встретиться с сокурсницей. Пряди волос с нежностью подхватывает ветер и, немного потрепав – укладывает обратно. Теперь лицо. Бархатная кожа, самую малость загорелая. Маленькая родинка над губой, словно задуманная там. Может быть, она её нарисовала? Карие глаза смотрят не на подъездную дверь, которую она вот-вот откроет – они видят что-то такое, что им приятно видеть. Она улыбается словно это и есть естественное выражение лица. В этой улыбке что-то есть – она делает её живой. Вспоминаю запах её туалетной воды, сладкий, но не резкий.

Сердце бьётся о рёбра, почти пробив в них брешь, через которую могло бы выпрыгнуть из груди. Она замечает меня, меняется в лице. Удивление, отвращение? Ладони становятся влажными, её губы шевелятся, но не слышу того, что она сказала, не успеваю… Звонит телефон. На дисплее отображается имя «Аня Больница». Наверное, она пришла. Я ответил.

– Я буду с минуты на минуту, ты дома?

– А где мне ещё быть?

– Кто ж тебя знает.

– Жду тебя.

Заскочив на кухню – я включил электрочайник и быстрым шагом под писк домофона нажал ту самую кнопку, которая открывает дверь в подъезд. Выйдя из квартиры – я услышал цоканье костылей.

Я помог подняться Ане на третий этаж, она отблагодарила меня поцелуем в щёку, а когда мы зашли на кухню – чайник уже закипел. Осталось только разлить в кружки добавив туда чай.

– Ну что, будем искать твою страницу? – Сказала она, открывая ноутбук.

– Только сначала чай. Это ритуал. – Я попытался пошутить. Удачно ли?

– Ритуал, значит ритуал. Тогда пьём чай. – Пока мы осторожно пили чай, ноутбук загружался и приближал меня к моменту, когда что-то должно было сдвигаться с места.

– Артём Зотов значит?

– Да.

– Как всё строго. – Она открывает браузер, социальную сеть «вконтакте», вводит в поиск мои имя и фамилию, после чего в качестве результатов появляются около ста страниц, она указывает город – Рязань и результат остаётся один. Моя страница. – А ты не популярен, всего-то девяносто пять друзей…

– Наверное, я неудачник.

– Да брось, может, ты избирателен. Теперь нам нужно, как я понимаю, найти страницу Кристины у тебя в друзьях?

– Все неудачники оправдываются избирательностью… – Я ловлю на себе осуждающий взгляд Ани, – ищи в друзьях, да.

– Тогда неплохо было бы зайти с твоей страницы.

– Не выйдет. Придётся искать так.

– Ну да. Ну, у тебя хотя бы не так много друзей, чтобы Кристина затерялась среди них.

– Это радует…

Мы просмотрели все контакты, проверили по несколько раз – Кристины там нет. Она удалилась от меня? Ещё один вопрос, на который не так просто найти ответ. А может быть мы просто поругались и? Что может заставить одного человека радикально прервать общение с другим, чтобы даже не навестить его в больнице, когда тот на грани двух миров? Прежде, чем я успел задать себе ещё десяток вопросов, Аня вернула меня к реальности:

– Дело плохо. Придётся искать её у тех, кто у тебя в друзьях. Ты точно не помнишь её фамилию? Ну, попробуй вспомнить, Артём, это сильно сэкономило бы нам время и силы.

– Попробую, но не обещаю. – Около двадцати минут я почти медитировал. Я проминал пальцами виски, смотрел на фотографию, где мы с Кристиной вдвоём. Я пытался вспомнить ситуации, где я обращался к Кристине по фамилии, пытался представить их себе, но тщетно. Я вернулся к Ане, которая пьёт чай, посматривая в экран ноутбука, словно вот-вот на экране должно появиться что-то такое, что достойно внимания. – Не могу вспомнить… – Говорю я вернувшись.

– Ладно. Значит, будем смотреть у твоих контактов. – Когда мы начали просматривать друзей в вк, на часах было «12:45» – сейчас «13:11». Никаких результатов, Кристину словно стёрли не только из моей памяти, но и из реальности в целом, забыв фотографию на стене. На языке начинает своё вращение какое-то слово, которое хочет быть сказанным. Что это за слово? Кристина… А дальше? Кристина Воронцова, произношу я шёпотом, потом обращаюсь к Ане:

– Я, кажется, вспомнил ей фамилию.

– Так?

– Воронцова. Кристина Воронцова.

– Отлично! Я знала, что ты сможешь. – Аня с энтузиазмом принялась за поиск Кристины в сети.

Третья ссылка – Кристина Воронцова та самая, которая мне нужна. Аня заходит на её страничку. В статусе написано «Улетай», данные о себе не указаны, разве что мировоззрение «православие», а отношение к алкоголю и курению – компромиссное. На стене ничего. На главном фото она смотрит в камеру своего телефона, на который и было сделано фото, а за её спиной фонтан. Личные сообщения закрыты для тех, кто не в друзьях и на её страницу можно только подписаться, что делать не стоит. У неё в друзьях я вижу знакомое лицо. Когда мы листали мой контакт лист – там была эта девушка. Я прошу Аню открыть её фотографию. Дарья Штерн, конечно, она есть у меня в друзьях и у Кристины тоже.

– Мне кажется, она бы могла помочь найти Кристину. Для начала, не лишним было бы попробовать узнать, в чём дело. Вдруг, что интересное узнаю? Со стороны виднее, как говорится, как думаешь?

– Думаю, ты прав. Набираем ей сообщение? – Говорит Аня.

– Да. Пожалуй, да.

– Тогда пиши ты. Не забудь уточнить кто ты, а то вряд ли получишь вразумительный ответ. – Я печатаю сообщению, уточняю, кто я и вру, что моя страница заблокирована и поэтому пишу с чужой. Хорошо, что она оказалась в сети – ответ пришёл довольно быстро. Она прислала мне адрес, это в районе Канищева на станкозаводской улице. По идее, я знаю где это, разве что помню. Мне придётся рассказать Даше, что у меня амнезия, но сделать это стоит, когда я буду смотреть ей в глаза. Сейчас же я смотрю на её заглавную фотографию.

Она сказала, что ждёт меня через два часа, которые прошли чуть быстрее, чем я ожидал. Я попросил Аню дождаться меня у меня же дома, потому что ей нет смысла ехать домой только для того, чтобы потом снова вернуться ко мне. Я вызвал такси и спустя пару минут подъехал чёрный «Renault Logan». Водитель был молчалив, поэтому всю дорогу я смотрел в окно. Ещё пятнадцать минут незнакомых пейзажей, словно я начинаю новую жизнь не просто в другом городе, но ещё и с отформатированной памятью.

– Сто девяносто рублей, – говорит таксист, я протягиваю ему двести и выхожу из машины. Он трогается с места, а я стою перед угловым подъездом. Возле старых обвалившихся ступенек валяется бутылка из-под пива, недалеко от неё использованный шприц и пятна крови. Весь колорит района перед глазами. Подхожу к домофону и набираю «198». Из динамика раздаются гудки, потом их сменяет женский голос:

– Кто?

– Артём, – отвечаю я и она открывает.

Захожу в подъезд: устоявшийся запах мочи с примесями чего-то ещё более зловонного. Попурри местного досуга. На первой ступеньке валяется использованный презерватив, на зелёной облупившейся стене надпись: Кокос лох!

Я поднимаюсь на пятый этаж по лестнице, лифт почему-то отталкивает меня. Почти на каждом лестничном пролёте окурки и бутылки из-под пива. Поднявшись, я вижу приоткрытую дверь и, даже не посмотрев на номер квартиры захожу – знаю, это Даша её открыла.

– Ну, привет Артём. Где ты пропадал столько времени, и почему не мог написать мне со своей страницы? – Она стоит в коридоре держа на руках рыжего котёнка, который больше походит на аксессуар в паре с её рыжими волосами.

– Привет. Расскажу, ты только сядь, ладно? – Разувшись я прохожу вслед за ней на кухню.

– Ладно. Мне уже страшно. – Иронично улыбнувшись, она садится за стол и пододвигает к моему краю стола чашечку с кофе.

– Я даже не знаю с чего начать.

– Почему срочно нужно было встретиться? Как я понимаю, что-то произошло, верно?

– Да. Мне нужно узнать, что с Кристиной.

– С Кристиной? С ней что-то случилось? – Сказала она, оценивающе взглянув на меня, словно оценивает, где правда, а где ложь.

– Не знаю.

– Я тебя не понимаю.

– Тогда готовься упасть со стула. Я сейчас тебе расскажу, что случилось и поверь, ты упадёшь.

– Слушаю.

– Начну с того, что я не знаю, что случилось.

– Прекрасно.

– На днях я проснулся после комы, в больнице с амнезией. Я ничего не помню. Видимо, врачу заплатила моя мать, чтобы меня выписали и перестали пичкать там всякой гадостью. Когда я приехал домой, я стал что-то вспоминать. Эпизоды, отрывки, куски своей жизни, но мало, недостаточно чтобы это стало полноценными воспоминаниями. Я вспомнил Кристину, мы с ней, наверное, встречаемся. Всё то время, пока я был в больнице, она ни разу не пришла, не навестила меня. Для людей, которые встречаются, это странно.

– Господи… Я даже не знаю, что и сказать. Я видела её пару дней назад, она была не слишком разговорчива. Знаешь, кажется, она что-то не хотела говорить. Я спросила, как у вас с ней, ну, то есть у тебя и её, она сказала, что нормально и ушла от темы. Она явно куда-то торопилась, была взволнована чем-то, даже не могу представить чем. Но это всё… Как ты себя чувствуешь сейчас?

– Немного голова болит, а так нормально. Больше ничего не знаешь?

– Нет, она стала какой-то странной, закрытой. Я её почти не вижу, она пропала из виду. Я даже представить не могу, почему так. Думала, может вы там с ней вместе корни пускаете…

– А где она живёт, не знаешь?

– Знаю. – Она вырывает листок из тетради с рецептами, написанными от руки и синей ручкой пишет адрес. Дом, квартира, улица. Даша говорит, что это совсем рядом со мной, если она не ошибается. Я благодарю её за приём и, не допив кофе выхожу и квартиры.

Спускаюсь по лестнице, а за мной слишком медленно закрывается дверь. Чем обернётся мой визит к Кристине? Она захлопнет передо мной дверь или попросит больше не приходить? Слишком много странностей, чтобы всё было так однозначно.

Я вызвал такси, подъехала старая «Renault Duster» и я сел на заднее сиденье. Водитель всю дорогу молчал, наверное, это такой негласный жест – если ты садишься на заднее сиденье, то ты не настроен на разговор, а на переднем таксист перекинется с тобой парой фраз. Я приехал почти домой. Почти мой дом – другой корпус, но наши дома соединены аркой. Я уже был готов позвонить в домофон, как решил закурить прежде, чем зайду. Меня застала пенсионерка стоящим с сигаретой перед дверью. Она же меня и одёрнула сварливым голосом:

– Что вам тут нужно, молодой человек? Вы тут не живёте. Я знаю всех жильцов этого подъезда!

– Я рад за вас, мне нужно навестить подругу.

– А что ж ты в домофон не позвонил ей?

– Хочу сделать сюрприз.

– И какую же подругу навещать собрался?

– Кристину.

– А, знаю, так я её тут уже давно не видела. К ней тут заезжал какой-то на джипе, так она с ним и уехала и больше тут не появлялась с тех пор.

– Ну, значит, мне не помешает повидать хотя бы её маму.

– Она живёт с бабушкой. Ты точно к ней? Не обманываешь меня? – Она прищуривает глаза и смотрит на меня как рентгенолог на снимок.

– На самом деле я бомбу заложить хочу, а так да, к ней я, точно. Ну, тогда с бабушкой её повидаться мне нужно

– Ну ладно, иди. Поверю. Но смотри мне, что натворишь, живо в милицию сдам. – Вряд ли я застану Кристину и получу хоть какие-то ответы, а вот вопросов явно прибавится. Я поднимаюсь на третий этаж, восьмая квартира. Звоню в старую дверь, обтянутую серой кожей советской выделки. Слышу, как отодвигается щеколда и сквозь небольшую щель между дверью и косяком на меня смотрит бабушка Кристины.

– Здравствуйте, а Кристина дома? – спрашиваю я.

– А зачем тебе Кристина?

– Это Артём, мне надо с ней поговорить.

– Погоди, очки надену, не вижу ни черта так. – Дверь закрылась, а за ней послышались шаги. Спустя пару минут дверь открылась снова, и её бабушка стояла передо во все полтора метра роста. Очки увеличивали пожелтевшие глаза и впадины под ними. Лицо изрезано морщинами, каждая из который хранит свою историю.

– Ах, Артём, это ты! Да ты проходи, не с той в дверях. Чаю не хочешь? А кто тебя спрашивает! Разувайся и марш на кухню! – Я разулся и прошёл на кухню. Я не хотел чай, но и спорить не хотел тоже. Всюду грязная плитка, пятна на обоях, но вряд ли её бабушка видит это.

– Ну, давай, рассказывай, какие дела у тебя? – Говорит она, ставя кружку чая передо мной.

– Всё в порядке. Только куда-то Кристина пропала, ни разу не пришла в больницу ко мне, пока я там был. Я хочу знать, что случилось.

– Ой, что случилось… А случилось то! Жить она уехала, к какому-то там ухажёру. Денег у него куры не клюют. Машина то, какая дорогая! Джип огромный, чёрный, сам он весь в дорогой одежде, весь такой… Одним словом кулак!

– Понятно… Я, наверное, пойду. Мне пора. – Всё, что я хотел в этот момент, так исчезнуть, забыть всё ещё раз оставив себе записку: не вспоминай, ничего хорошего там нет.

– А как же чай, Артём?

– Да, как-нибудь в другой раз. До свидания. – Быстрым шагом прохожу в коридор и обуваюсь, стараясь думать о возможном раке мозга, который мог бы меня избавить от нежелательных воспоминаний.

– Ну ладно, иди. Ты заходи, если что, хорошо?

– Хорошо. Спасибо вам. – Говорю я переступив порог.

– Да не за что сынок. До свидания. Иди с Богом. – Я спускаюсь, а она не закрывает дверь. Смотрит. Я хочу обернуться, но не могу – ноги сами несут меня подальше от этого места.

9

Я вышел из подъезда. Пылинки, подхваченные ветром, летели слишком медленно, словно кто-то нажал на тормоз времени. И со свистом влетел в столб, после чего время снова обрело свой ход, а я осознал – Кристина меня предала, хотя даже это я не могу утверждать уверенно. Вероятно, это её друг, который её отвёз в место «икс». Возможно, она подумала, что я покойник и решила сменить обстановку. И сексуального партнёра. Всё слишком однозначно, чтобы быть правдой, или я ищу оправдания тому, что и так понятно.

Подхожу к подъезду, а мой мозг упрямо пытается оправдать Кристину. Такой неугомонный адвокат обречённый на провал. Достаю ключ от домофона – а что, если она уехала в командировку? Открываю дверь, – только не на чёрном джипе. Пока я поднимаюсь по ступенькам, меня словно накрывает шлем из мутного стекла, и я вынужден держаться за перила. Просидев минут десять возле своей же двери, я открываю её. Аня почти бежит ко мне с кухни и, прежде, чем я успеваю разуться спрашивает:

– Ну что, ты узнал что-нибудь?

– Да, – снимаю обувь и смотрю на Аню. Тщетно жду, пока она передумает продолжать разговор.

– Что? Рассказывай

– Не важно. Не сейчас. Я не хочу об этом говорить. – Я прохожу в комнату и ложусь на диван, устремив взгляд в потолок. Жаль, что здесь нет такого же жёлтого пятна как в больнице. Нет центра, вокруг которого можно было бы собрать мысли, не теряя их из виду.

– Ну ладно… Ты какой-то убитый весь.… Не знаю, что случилось, но что-то нехорошее, да? – Она проходит за мной и встаёт в дверном проёме.

– Да, – отвечаю я, не отрывая взгляда от слишком чистого потолка.

– Мне, наверное, лучше пойти… Хоть дома появлюсь ради приличия… Ты, если что, звони, ладно?

– Ладно.

Аня оделась, а я молча поддержал её за локоть, пока она обувается. Я не хотел ей грубить, но мне и не пришлось – она сама поняла, что сейчас ей лучше пойти. Я остался один наедине со своим прошлым, которому стоит обрести какие-то очертания, как оно мгновенно ускользает мелким песком сквозь пальцы.

Я взял побольше денег и пошёл в магазин. Сейчас мне нужно прийти в себя, перезагрузить свою голову без собутыльников. Зайдя в магазин, я впал в растерянность от предоставленного выбора алкогольных напитков. Что удивительно, несмотря на амнезию я знаю, чем отличается коньяк от водки или от бренди, а ещё откуда-то твёрдо знаю, что коньяк отечественного производства лучше и не пробовать.

Мой выбор остановился на водке не имеющей вкуса, горькой и противной. Её я и купил, а ещё три пачки сигарет и свиные копчёные ребра. Вернувшись домой я просто пил водку из горла. Глоток, а потом, чтобы не стошнило – обгладывал свиные рёбра. Примерно на половину бутылки водки меня прервала Аня звонком:

– Алло. – Говорю я стараясь не выдать, что уже не трезв.

– Артём, как ты?

– В порядке.

– Что с твоим голосом?

– Всё нормально с моим голосом, я просто спал.

– Я беспокоюсь, можно я заеду ещё раз?

– Заезжай.

Утро. Ани всё ещё нет, голова болит так, словно внутри вместо мозгов там работает отбойный молоток, а во рту высохла вся жидкость, но всё это знатно сдабривает уходящий из-под ног пол и чувство тошноты. Кажется, это я называл похмельем в прошлой жизни и при доброй памяти. Я бросился к крану с холодной водой и пил до тех пор, пока горло не начало неметь, а зубы сводить от холода.

Удовлетворив свой сушняк, я закурил. Был соблазн выпить немного водки, но я решил избежать продолжения банкета и оставил бутылку покрываться пылью до лучших времён. Где-то через час раздался звонок в домофон, это была Аня. Как только она вошла в квартиру и увидела в комнате бутылку водки неприкаянно стоящую на полу и почти пустую – она изменилась в лице и повысила голос:

– Что тут делает водка?

– Находится.

– Зачем?

– Потому что я хотел её пить.

– Это твои проблемы не решит! – Она кричит как жена после десяти лет брака.

– Я уже понял.

– Чтобы я этого больше не видела… – Она садится на диван и закрыв ладонями лицо плачет. Её плечи вздрагивают, а когда я пытаюсь взять её за руки, то не могу отнять их от лица – они словно прикипели слезами к щекам. Тогда я сел рядом и аккуратно приобнял её за плечо, через какое-то время она отняла ладони от лица и уткнулась лицом мне в плечо, но плакать не перестала. Я понятия не имею, как положено вести себя в подобных ситуациях, но, надеюсь, что всё сейчас делаю правильно. Сквозь слёзы, но уже не таким заплаканным голосом Аня говорит:

– Я… Я волновалась! Ты не брал трубку, я звонила тебе много раз! Потом ты ответил, я приехала и нашла водку! Тебе нельзя пить! Ты только выписался из больницы, вдруг пойдут осложнения? Они могут легко пойти… Я волнуюсь за тебя, дурак…

– Прости. – Она молчит, плачет, но всхлипы всё тише и тише. Она крепко меня обнимает, словно меня могут отнять у неё прямо сейчас и никогда не вернуть. Будто бы всё происходит за час до смертной казни, где главный герой шоу – я. Успокоившись, она поднимает на меня заплаканное лицо с чёрными полосками на щеках – потекла туш, и рассказывает, что, когда шла ко мне, видела девушку очень похожую на Кристину. Кристину с того фото, которое на стене, где мы стоим вместе. Я не ответил ничего, просто обулся и выбежал на улицу. На лавочке сидел парень, единственный, у кого можно было спросить хоть что-то.

– Дружище, ты не видел тут девушку минут пятнадцать назад? Может джип ещё был, чёрный, или ещё что.

– А ты вообще кто такой?

– Я вообще-то нормально спросил. Что за наезды?

– Да мне срать, ты кто такой есть?

– Так ты видел или нет? Просто ответь! – Руки сжимаются, а я уже вижу, как разбиваю его нос и даю по челюсти. Кристина была совсем близко, но ускользнула, растворилась как мираж.

– Слушай, придурок, я тебе не справочное бюро! Пошёл на хер отсюда, а то я смотрю у тебя зубы лишние. Погоди, Артём, ты что ли? Это я, Андрюха, помнишь меня?

– Припоминаю. А ты всё такой же козёл.

– А ты всё такой же волосатый. – Смеётся так, словно последние пару лет жизни провёл в тюрьме, – ладно, извини, что было, то было. Ты, как я понимаю, Кристину имел в виду, когда спрашивал про девушку?

– Да, а как ты узнал?

– Да вы с ней вроде как встречаетесь, точнее, встречались.

– Да? Почему встречались? Я конкретно треснулся головой и ничего толком не помню, так что, рассказывай.

– Ух, ё… Где треснулся то?

– Не помню я, рассказывай всё по порядку.

– Ну ладно. Видел я её тут, она вышла из своего подъезда и кого-то, судя по всему ждала, звонила кому-то, подслушивать я понятное дело не стал, мне это нафиг не надо. Минут десять она так прождала, и подъехал такой здоровый чёрный джип. Она села в него уехала. Кто за рулём был, понятия не имею, стёкла тонированные были. А потом вскоре ты ко мне подошёл, и я уже собирался бить тебе морду, пока не узнал старого знакомого. Ты это, извиняй, если что, не хотел на тебя наезжать.

– Да. Плохи дела. А ты не мог бы по старому знакомству попробовать узнать, с кем она уехала?

– Попробовать могу, но с кем уехала вряд ли скажу, а с кем тусуется узнать думаю вполне можно.

– Я был бы тебе признателен за это.

– А что ты её так найти то пытаешься? Ну, разбежались и разбежались, другую бабу найди!

– Да не могу я так на всём крест поставить, не узнав, что случилось.

– Замороченный ты чел, Тёмыч. Ну как знаешь, помогу, с тебя ящик пива, если что узнаю.

– Спасибо. С меня два ящика пива, это тебе для большего энтузиазма.

10

Я сижу в тёмной комнате и не могу лечь спать, потому что из-за двери доносятся шаги матери, которая нервничает. В каждом её шаге заключено волнение, страх, который звуком разносится по стенам дома. В своей кроватке спит мой брат, он такой маленький и уже так сильно болен. Он постоянно просыпается, но не плачет – сопит и ожидающе на меня смотрит, словно я могу помочь ему.

Из-за двери по-прежнему доносятся мамины шаги. Она бубнит себе что-то под нос, но я не могу разобрать ни слова, а выйти и спросить, что она говорит я тоже не могу. Мама будет очень сильно ругаться, если узнает, что я так поздно не сплю, а я очень сильно боюсь, когда она ругается. Когда она это делает, по комнате разносятся её слова, они заполняют всё окружающее пространство, превращают его во враждебные стены и окна, мебель и пол, вазы и цветы, которые меня обвиняют.

А ещё я очень боюсь за братика, ведь он так сильно болен. Мама проходит на кухню, я слышу это по шагам – ставит чайник и, спустя короткое время до меня доносится его свист. Сейчас она, наверное, заваривает себе чай и включает новости. Там рассказывают, что эпидемия гриппа распространяется, количество заражённых всё больше и больше, а ещё он плохо поддаётся лечению из-за того, что мутировал. Что, если мой братик болен гриппом?

Раздаётся звонок в дверь и мама, не выключив новостей, открывает папе. Щелчок щеколды, гораздо громче, чем обычно, словно она открывает её с чувством, а сразу за этим щелчком ругань. Мама называет папу пьяной скотиной, козлом и ещё какими-то словами, которые я не могу понять. Папа что-то пытается отвечать, но у него не получается вставить хоть что-то между длинными репликами мамы. Она не слушает его, она слушает себя. Мама задаёт папе вопрос, и тут же сама на него и отвечает, не дав папе ни малейшего шанса ответить.

Она бьёт папу, я слышу это, после чего его голос прорезается и разносятся рёвом зверя по стенам моего дома: Отъебись от меня, стерва! Теперь удар, потом ещё один и кто-то ударяется в дверь моей комнаты. Это мама. Она снова довела пьяного отца, он снова вышел из себя. А мне просто страшно, я не хочу, чтобы родители сорились.

Мама громко рыдает, что-то твердит отцу сквозь слёзы, но я не понимаю слов, интересно, понимает ли её папа? Что-то разбивается – это ваза. У нас в коридоре несколько красивых ваз. Теперь на одну меньше.

Братик просыпается и сразу же начинает громко плакать. Я трогаю его лоб – он горячий до такой степени, что, наверное, можно было бы вскипятить воду. Мне страшно, я ведь не знаю, как помочь ему, а родители не приходят, они не слышат, как он плачет.

Я пытаюсь его успокоить, осторожно качаю его кроватку, стараюсь это делать также, как мама. Пытаюсь спеть колыбельную, но так, чтобы родители не услышали, что я не сплю, иначе мама будет ругаться.

Он немного успокаивается, но не спит, а вместо этого смотрит мне прямо в глаза. Его взгляд рассказывает мне, насколько ему больно и плохо, а колеи слёз на щеках только подтверждают это. Он очень не хочет, чтобы мама и папа ругались, я вижу это в его глазах.

Меня пугает такой его взгляд. Кажется, что он уже всё понимает, насколько это плохо, когда родители ругаются, но не может об этом сказать, ведь он пока не научился разговаривать.

Я продолжаю осторожно качать братика, стараясь делать это как мама. За дверью тоже всё успокаивается. Я слышу, как чайная ложка ударяется об кружку – кто-то заваривает чай. Работает телевизор, но уже не новости, а какое-то кино. Кто-то кому-то признаётся в любви. По телевизору. Такого не может быть дома.

11

Я иду по центральной улице наполненной суетой утренней спешки. Сотни, тысячи людей спешат на работу, пытаются влезть в маршрутку, в которой уже не осталось места. Но все они отчаянно боятся быть уволенными за опоздание – невозможность влезть в транспорт не является уважительной причиной.

На фоне утреннего безумия в голове только одна мысль: почему я ищу Кристину? Стоит ли она того, чтобы я тратил силы и нервы, своё время и кормил себя надеждами? Мне не нравится само слово «стоит», человек не товар, выставленный на аукцион или витрину магазина, он не может стоить, а достоин вполне. Кристина достойна, я уверен. Я понятия не имею, откуда у меня такая слепая уверенность, но она есть. Возможно, это воспоминание, которое таким образом даёт о себе знать, а может быть и моё безрассудство, и безвыходность. Тяжело однажды проснуться и не помнить своё жизнь, а когда твоя единственная ниточка, связывающая тебя с самим собой потеряна, то ты невольно будешь её искать.