Текст книги "Неизбежное (СИ)"

Автор книги: paulina-m

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Какой же ты сумасшедший, мальчик… – задыхаясь, шептал Радамель в промежутках между не то поцелуями, не то укусами. – Какой же ты невероятный! И за что мне такое досталось?! Мой мальчик… Только мой, слышишь! Никому тебя не отдам! Никогда и ни за что. С ума схожу от тебя, маленький…

Радамель сам не понимал, откуда льется этот неунимающийся поток невыносимо приторных и сладких нежностей – раньше ему это было совсем не свойственно, – но почему-то останавливать его не было никакого желания.

Непонятно, разобрал ли Алекс хоть слово из его горячечного бреда, но судя по тому, как он вздрагивал в ответ и стискивал пальцы, запущенные в его волосы, что-то до его сознания все же доходило. И от этого почему-то становилось ещё жарче и тяжелее дышать.

Огонь, уже давно мчащийся по венам, и каменный член, готовый вот-вот взорваться, требовали разрядки все настойчивее, и он сполз с поцелуями ниже. Нащупав маленький сосок, он жадно втянул его в рот, грубовато лаская языком, а затем безжалостно прикусил, наслаждаясь громким вздохом в ответ. Несколько раз повторив это, он не без сожаления выпустил твёрдый комочек изо рта и, не отрывая губ от шелковистой кожи, заскользил ниже. Мышцы живота вмиг напряглись, а сам Алекс сдавленно застонал, стиснул простыню и выгнулся навстречу шершавому языку. Радамель ухмыльнулся: кажется, у мальчика нашлось одно слабое место, надо учесть на будущее. Целуя, вылизывая, покусывая плоский живот и ловя немалое наслаждение от того, как бурно Алекс реагирует на эти ласки, он завис надолго. И мог бы развлекаться таким образом ещё дольше, если бы собственный организм не заорал отчаянно, что сейчас просто сдохнет, если немедленно не получит желаемое.

Оторвавшись, наконец, от живота он опустился ещё ниже и аккуратно накрыл член Алекса ладонью, с удовольствием отметив, что стоит у того ничем не хуже. Алекс ахнул, простонал что-то на родном языке и вцепился пальцами в его плечо, не то желая оттолкнуть, не то наоборот.

– Что, мой сладкий? – Радамель не смог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться и быстро отнял руку. – Не нравится? Мне прекратить?

И едва не рассмеялся, услышав, как тот возмущённо зашипел и зашарил в темноте, пытаясь вернуть сбежавшую руку обратно.

– Кажется, все-таки нравится, – самодовольно констатировал он и вновь обхватил его член, проходясь по всей длине. – А сейчас, уверен, понравится ещё больше.

И, наклонившись, он провёл языком по члену, отчаянно дернувшемуся в ответ, торопливо облизал головку, а затем жадно накрыл его ртом.

Протяжный стон Алекса, больше похожий на крик, был ему наградой за старания. А вырвавшееся из искусанных губ негромкое: «Ещё… Пожалуйста, ещё… Не останавливайся…» было самым прекрасным, что он вообще слышал в этой жизни.

И это окончательно сорвало все тормоза.

Все. Больше ждать он не мог.

Продолжая ласкать его ртом, он аккуратно пробрался в святая святых и, обмирая от желания, скручивающего судорогой, и пытаясь унять дрожь, принялся бережно разминать вожделенное отверстие.

Мальчишка, до того извивавшийся на простынях, вмиг застыл, сжался и словно заледенел. Радамель, в общем, ожидавший подобной реакции, быстро отстранился и рывком поднялся вверх, вновь припав с поцелуями к тонкому лицу.

– Алекс, мой маленький, мой хороший, – исступленно умолял он, – я понимаю, что тебе страшно… Но пожалуйста, малыш…

– Ничего мне не страшно! – вдруг перебил его возмущённый шепот. – И можешь не продолжать. Я и так все знаю: и про «немного будет больно», и про «надо расслабиться и потерпеть». Просто… – его голос прервался на пару мгновений, – немного неожиданно, когда оно вот так, на самом деле… Так что не трать время на болтовню, не останавливайся…

И он с силой оттолкнул Радамеля, которому не оставалось ничего иного, как подчиниться.

Он никогда в жизни не был в постели с человеком, удовольствие которого было бы для него настолько важнее собственного. И поэтому, почти игнорируя, что свой член напряжен уже просто до боли, он ласкал Алекса, вылизывал, посасывал, гладил до тех пор, пока не почувствовал, что тот на грани. И что сам на грани тоже.

– Маленький, – почти неузнаваемым голосом выдавил он, – не могу больше… Хочу тебя… Умираю, как хочу, сейчас, пожалуйста.

И не столько увидев в бархатной полутьме, сколько ощутив, что Алекс кивнул в ответ, он развел его ноги ещё шире и, до боли закусив губу, двинулся вперёд, преодолевая упругое сопротивление.

На сей раз Алекс вскрикнул ещё громче, почти заскрежетал зубами и невольно попытался отодвинуться, но он был готов к этому. Резко придавив его всем телом к постели, он отчаянно зашептал:

– Сладкий мой, ты же сам все правильно сказал… И про больно, и про потерпеть… Только немного потерпи, совсем чуть-чуть. Расслабься, ладно? Ты же сам этого хочешь ничуть не меньше. Зато потом будет хорошо, я обещаю! Тебе понравится, маленький, обязательно, я все для этого сделаю.

И почувствовав, как Алекс, с шумом выдыхая, затихает под ним и пытается расслабиться, он, не в силах терпеть эту убийственную задержку, усилил нажим, с каким-то сокрушительным восторгом ощущая, как сопротивление уменьшается. Сделав ещё пару неглубоких толчков, он не выдержал и одним резким движением вошёл до конца, тут же моментально склонившись над мальчишкой, чтобы поймать губами сорвавшийся с его губ полустон – полувсхлип.

– Все, все, все, – лихорадочно зашептал он, еле удерживая себя неподвижно, чтобы дать ему время хоть немного привыкнуть к новым ощущениям внутри себя, – больше не будет больно, правда. Теперь будет только здорово! Поверь мне, Алекс…

И увидев, как медленно разжимаются кулаки, до этого скомкавшие простыню, понял, что тот ему верит. А значит, отныне все можно.

Можно начать медленно и осторожно двигаться, стискивая в ладонях его хрупкие запястья. Можно, заметив, что в его стонах болезненных нот стало меньше, позволить себе входить чуть более интенсивно и глубоко. А уловив первое, ещё неуверенное движение навстречу, можно, наконец, послать все к черту, отдаться страсти, что сожгла его дотла и, стискивая вздрагивающее тело в железных обьятиях, сорваться в пропасть окончательно и утянуть его за собой.

========== Часть 8 ==========

Комментарий к

Я была на сто процентов уверена, что эта часть будет последней, но… *фейспалм*

А ещё прошу простить за то, что из меня прёт невыносимый флафф вперемешку с порнушкой. Почему-то иначе про них у меня не выходит))

… – Ну и сам понимаешь, когда в шестнадцать лет плевать хотел на Анджелину Джоли, а её мужа почему-то считаешь офигенно красивым чуваком, это странно. А уж когда просыпаешься с обалденным стояком из-за того, что этот самый муж делал тебе во сне минет, волей-неволей задумаешься, что за хрень.

Полулежа на сбившейся подушке и лениво потягивая вино из высокого бокала, Радамель невольно представил себе ситуацию и фыркнул:

– Сильно перепугался, когда понял, что к чему?

– Ещё бы, – согласно кивнул Алекс, валяясь рядом на животе, болтая ногами и увлечённо между делом обкусывая крупную гроздь винограда.

Радамель против воли проследил за виноградинкой, исчезающей между припухших губ, и торопливо вновь поднес бокал к губам.

Когда после чего-то нереального, что так не хотелось именовать сухим словом «оргазм», они пришли в себя и немного отдышались, Алекс хрипло спросил, не хочет ли он пить. Получив в ответ утвердительный кивок, он неловко сполз с постели, глухо ойкнув при этом, и довольно неуклюже скрылся в кухне. Радамеля, мрачно наблюдавшего за этой картиной, охватило чувство вины.

Проклятье! Вот как мальчишка завтра перед тренером предстанет? Знал же, что нельзя, что чревато, что не сулит ничего хорошего, но не удержался, пошёл на поводу взбесившихся желаний, как завороженный. Ладно, мальчишка – у него юношеские гормоны зашкаливают, а он-то, взрослый, опытный мужик, каким местом думал?!

Но на этом этапе его самобичевания Алекс вернулся из кухни и радостно плюхнулся обратно. При этом он водрузил на низенький стеклянный столик, стоявший рядом, свою добычу: запотевшую от холода бутылку вина и огромную вазу с фруктами, а затем поднял на новоиспеченного любовника глаза и немного смущённо улыбнулся.

И слегка ошарашенному Радамелю не оставалось ничего иного, как печально признать, что в присутствии этого, по идее ничем не примечательного, мальчишки он способен думать только одним местом.

Откуда-то изнутри душной волной вновь начали подниматься предвестники возбуждения. Словно и не было ослепительного оргазма, пережитого совсем недавно. Это удивило его самого: нет, понятно, что у него давно никого не было, и это вынужденное воздержание даёт о себе знать, но чтобы второй раз захотелось так быстро?! И так неуместно, учитывая, что мальчишке и первого явно хватит. Вон и так морщится при каждом движении, думая, что при мягком, рассеянном свете ночника Фалькао этого не заметит. Какой уж тут второй раунд? Он, может, и эгоистичный гад, но не настолько же!

Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, он задал сразу заинтересовавший его вопрос, откуда в холостяцкой и еще не обжитой квартире вино и фрукты – эти составляющие романтического вечера. Алекс в очередной (интересно, какой по счету?) раз смутился, промямлил нечто невразумительное и поспешил глотнуть вина, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Радамель не стал настаивать: и так всё понятно, в общем. Значит, мальчик ждал, надеялся и готовился. Просто прелестно… И кто кого соблазнил, позвольте узнать? Сухой колючкой в груди засвербило ощущение, что, похоже, это он стал игрушкой в цепких худеньких ручках.

И вот чтобы избавиться от этой неприятной мысли, он и спросил, с чего вообще Алекс решил, что ему нравятся парни.

Душераздирающая история про Брэда Питта мигом вернула его в хорошее настроение. Естественно, непривычный к алкоголю Алекс, выпив от волнения лишку, быстро расслабился и разговорился:

– У нас в России это, знаешь ли, очень не приветствуется. Да и не только в этом дело. Вот я жил себе, жил, был обычным пацаном, вел себя как пацан, в футбол играл, и вдруг такое… И не скажешь никому. Презирать же начнут, друзья разговаривать перестанут, и вообще… Вот только потом уже и сомневаться не приходилось. Какие уж тут сомнения… Я, правда, пытался измениться, порнушку обычную, с девушками, смотрел…

– И что? Помогло? – Радамель отхлебнул ещё глоток. Довольно лёгкое, вино тем не менее исправно делало своё дело. Тело и голова наполнялись лёгкостью, приятным томлением и ожиданием чуда. Он потянулся за аппетитно поблескивающим виноградом, но Алекс его опередил, быстро поднеся ягоду к его губам и так же быстро отдернув руку, когда тот, усмехнувшись, взял виноград зубами и хотел поцеловать пальцы.

«Вот же зараза! – невольно восхитился впечатленный этой мини-сценкой внутренний голос. – Кажется, о мой чуть-чуть поумневший хозяин, скучать тебе не придётся».

– Бесполезно, – возвращаясь к разговору, Алекс огорчённо махнул рукой. – Да что там порнушка, если мне и реальная-то девушка не помогла. Удивительно, что у нас с ней вообще спать получалось!

«Не факт, что получится отныне», – этот, не понять то ли радостный, то ли печальный, вывод Радамель благоразумно предпочел оставить при себе.

– А потом, в молодёжке, от недотраха с парнями порой баловались по мелочи на сборах, и тут уже я окончательно все про себя понял и смирился. Вот только на секс так ни разу и не решился, хотя парни, бывало, и этим занимались. А я, хотя хотелось жутко, чего-то все тянул, – он засмеялся несколько фальшиво, – тебя ждал, видимо.

Радамель помолчал, слушая повисшую тишину, а потом, задержав дыхание, задал вопрос, который сверлил мозг давным-давно:

– Почему именно я?

Алекс осекся, отставил свой бокал и перевернулся на спину, уставившись в потолок.

– А я знаю? – мрачно, наконец, ответил он. – Когда меня после чемпионата начали сватать сюда и в «Челси», я очень долго колебался. Ну ты же понимаешь, «Челси», АПЛ, все дела…

Радамель сухо кивнул: такие ненужные сейчас воспоминания о личном фиаско, как всегда, резанули по живому, но усилием воли он их прогнал к чёртовой матери. Не до них сейчас, совсем не до них!

– … И вот сижу я, думаю, по сто раз за час решение меняю, всю имеющуюся в инете информацию уже вызубрил… Вдруг твое лицо на каком-то сайте, смотришь так весело, улыбаешься. И тут меня ни с того, ни с сего, как обухом… Странно на самом деле: что я, раньше твоих фото не видел, что ли?! Да полным-полно! Но вот именно тогда почему-то шандарахнуло. Смотрю, взгляд отвести не могу, все перед глазами плывет, сердце колотится, как чокнутое, а в голове одна мысль: «Моё!». И в этот же день я сказал, что выбираю «Монако».

При этом неожиданном, почти болезненно откровенном признании Радамель, кажется, слегка подзабыл, что людям для нормального функционирования необходимо дышать. Сердце улепетнуло куда-то в пятки, а руки, сжимающие ножку бокала, похолодели от осознания того, чем оборачивается поначалу несерьёзная интрижка.

– Только не говори, что очутился здесь из-за меня, – через силу деланно усмехнулся он.

– Нет, – помолчав, ответил Алекс, не шевелясь. – Но если бы тебя здесь не было, я бы выбрал «Челси».

«Приехали… Только этого не хватало», – с тоской зазудело в сознании.

– Пресвятая дева, – чтобы сменить тему, весело протянул он, – что я вообще делаю сейчас?! Валяюсь в постели с двадцатилетним…

– Двадцатидвухлетним! – возмущённо вскинулся Алекс, но он не обратил внимания на это.

–… Новичком команды, пью вино и расспрашиваю о становлении его сексуальной ориентации. Видел бы это кто-то… Так и представляю себе это живописное фото на страницах газеты!

Алекс, наконец, вышел из своего оцепенения, потянувшись через Радамеля, взял из вазы мандарин и ехидно фыркнул:

– И подпись снизу: «Капитан нашего славного клуба приобщает нового члена команды к её многовековым традициям».

– Красиво сформулировал, – не мог не похвалить Радамель. – Правда, сам «Монако» знать не знает о таких традициях, но какая разница, правда?

– Однозначно, – согласился Алекс, плавным движением перекатился на живот и незаметно подполз ближе, опалив дыханием колено. – Я вот тоже многого не знаю. Испанского языка, например.

– И что? – с подозрением спросил Фалькао, почуяв неладное при таком резком повороте в разговоре и стараясь изо всех сил игнорировать его близость, становящуюся опасной.

– А то, – промурлыкал мальчишка, словно невзначай проведя пальцем по колену и послав по ноге армию мурашек, – что я не понял, что ты там так пылко шептал по-испански. Наверняка, пошлости какие-то?

Он против воли вспомнил свой бешеный порыв и отчаянно понадеялся, что в неярком свете его смущение не будет слишком заметно.

«Мой мальчик… Только мой! Никому тебя не отдам! … С ума схожу от тебя»

Однозначно, пошлости. Вернее и не скажешь…

– Какая разница? Я уже и не помню, – сделал он слабую попытку уйти от ответа, но тут же понял, что недооценил своего визави.

– А такая разница, – Алекс подобрался ещё ближе, так что его горячее дыхание защекотало живот, – что я вдруг понял: у меня, кажется, все встаёт от испанского языка.

Радамель никогда не знал, что способен вновь возбудиться настолько быстро…

Опрокинуть его на постель, краем уха фиксируя довольное урчание – вот же мелкий негодник, опять добился своего!.. Прошептать: «Давай теперь по-другому» и, не дожидаясь ответа, перевернуть на живот… Замереть на миг при виде узкой спины, торчащих лопаток, так напоминающих трепещущие крылья, двух идеальной формы ягодиц и буквально задрожать от желания при виде большого родимого пятна на правой… Прильнуть к нему губами, вгрызаясь, впиваясь, вплетаясь…

Как же кружится голова от его судорожных вздохов! Как же сводит спазмом горло от того, что он вздрагивает от настойчивых ласк, пригвожденный к кровати! Как же хочется нести всякую романтическую чушь – непременно на испанском! Да просто – как же хочется, чёрт возьми!

Хочется все и сразу… Втрахивать безжалостно в постель, выпуская на свободу всех заточенных долгие годы демонов, вжимать лицом в подушку и стискивать зубы на тонкой шее. Вбиваться все сильнее, все быстрее, все глубже, взвинчивать ритм до бешеного, упиваясь тем, что он уже не стонет, а скулит бессильно. Яростно стискивать пальцы на плечах, которые завтра украсятся красноречивыми синяками. Дергать за волосы, чтобы добраться до губ, которые так нестерпимо захотелось поцеловать…

И в то же время невыносимо хочется быть нежным. Бережно прижимать к себе, баюкать, ласкать, извиняясь, зализывать укусы. Мягко проходиться пальцами по худеньким плечам и бедрам. Двигаться медленно и почти замирая, чтобы сам начал нетерпеливо подаваться навстречу.

Защищать от всего мира, раз уж не вышло защитить от себя самого.

Хочется все и сразу.

И только с ним.

Потому что ни с кем такого не было, и не факт, что с кем-то ещё будет.

И так легко произнести то, что вдруг проблеском молнии озарило полумрак комнаты и душу, вроде бы, давно распрощавшуюся с юношеским идеализмом.

– Я люблю тебя, – еле слышно шепчет он на испанском.

– Я люблю тебя, – тихо доносится в ответ на русском.

========== Часть 9 ==========

К счастью или к сожалению, ничто не вечно в этом лучшем из миров.

Дурманная, заколдованная, потаенная ночь неохотно, сопротивляясь изо всех сил, но сменилась хмурым утром. Утром, которое было пронизано неопределённостью, неизвестностью и полным непониманием, как быть дальше.

Радамель молча сидел у стола на кухне и мрачно сверлил взглядом спину Алекса, на котором из одежды были только потертые джинсы. Тот, самоуверенно пообещав, что не даст им сдохнуть с голода, пару минут назад поставил на стол большую тарелку с бутербродами и теперь варил кофе, хотя, как сам обмолвился, терпеть его не мог.

Голод, в конце концов, стал чересчур назойливым.

«Ещё бы! После такого-то! – глумливо заржал нежелающий угомониться гад в голове. – Ты, старичок, сегодня побил все свои рекорды! Но мальчику мы говорить этого не будем, правда?»

Радамель со смешанными чувствами подумал, что такого безумства в его жизни, действительно, давно не было, и чёрт его знает, радоваться этому или огорчаться. Впрочем, он тут же послал сей трудноразрешимый вопрос куда подальше, решительно схватил бутерброд с помидором и ветчиной и с наслаждением откусил огромный кусок.

– Ммм… А вкусно! – не удержался он от похвалы, которая явно отдавала удивлением. – Не знал, что ты так хорошо готовишь.

– Поживи один в Москве с шестнадцати лет, ещё не так научишься, – сдержанно отозвался Алекс, продолжая колдовать над плитой. – Знаешь, какие там цены в кафе? Хочешь – не хочешь, а будешь дома готовить, иначе с голоду сдохнешь. Так что ты обо мне ещё очень много не знаешь.

Он, наконец, закончил свои таинственные манипуляции и уселся напротив, поставив перед своим капитаном кружку кофе и тарелку с весьма аппетитно выглядящей яичницей.

– Извини, – сокрушенно сморщился он, – банально, конечно, но я пока тут особо покупками не занимался.

Радамель выковырял из-под слегка запекшегося желтка колбаску с румяной корочкой, проглотил её в один присест и блаженно зажмурился.

– Однако… Вкуснятина какая! Я действительно многого о тебе не знаю.

При этом его мысли причудливым образом вновь вернулись к минувшей ночи. Хотя, положа руку на сердце, проще сказать, что они её и не покидали…

– Вот, например, мне очень любопытно, откуда у тебя все эти познания про «больно», «немного потерпеть» и вино с виноградом.

Алекс уже привычно покраснел и отвёл глаза. Радамель философски подумал, что, если так пойдёт и дальше, красный цвет превратится для него в одну из самых возбуждающих вещей, и как тогда прикажете играть в родимой форме?

– Откуда, откуда… От верблюда! – буркнул Алекс что-то бессмысленное, но тут же со вздохом продолжил: – Про интернет ничего не слышал, нет?

Радамель против воли расхохотался:

– Ты искал в сети ощущения при первом разе?! Господи, ну и молодежь пошла…

– Почему только ощущения и только при первом? – заносчиво возразил мальчишка. – Я вообще кучу всего про это прочёл. Надо же понимать, что тебя ожидает, и как этим управлять.

«Я не привык быть игрушкой в ничьих руках», – само собой всплыло в памяти. Да, похоже, это были не просто слова. И, кажется, на досуге об этом стоило серьёзно подумать.

Алекс вдруг весело хмыкнул, словно что-то вспомнил и, увидев удивленный взгляд Фалькао, пояснил:

– Мне один форум соответствующий особенно приглянулся. Там народ общался как-то удивительно дружелюбно и искренне, что ли. Я очень долго читал все подряд: про самоосознание, про принятие себя таким, как есть, про отношения, знакомства и все такое, а потом рискнул зарегистрироваться и в личке стал переписываться с Ильёй, админом, который мне показался самым адекватным из всех юзеров. Можешь себе представить, как он ржал, когда я, в конце концов, спросил, как лучше выбрать парня для первого раза.

Хорошо, что как раз за секунду до этого Радамель проглотил очередной кусочек бутерброда, иначе он бы им неминуемо поперхнулся.

– Что ты спросил? – воззрился он на Алекса в изумлении, будучи уверенным, что неправильно его понял.

– Что слышал! – отрезал тот и даже умудрился на сей раз не залиться краской. – Он сначала, конечно, сквозь хохот предложил свои услуги, но потом проржался, успокоился и рассказал кучу полезного.

Здравый смысл подсказывал, что в советах этого Ильи, похоже, было немало занятного, и что он о них ещё не раз услышит. Определённо, стоит поинтересоваться, что о жизни думают русские любители однополых отношений.

– Расскажешь? Если это не секрет, конечно.

– Да какой там секрет, – Алекс пожал плечами и встал из-за стола, собирая опустевшие тарелки, после чего, продолжая говорить, сгрузил их в раковину и принялся отмывать. – Ничего такого необычного, в принципе… Он говорил, что лучше, если первый партнёр будет немного старше и много опытнее. И что выбирать нужно того, которому важно не только самому быстрее кончить, а который будет ценить доверие и сделает всё, чтобы его оправдать.

Все это были банальные прописные истины, как по учебнику, но почему-то сейчас они звучали очень правильно и уместно.

Радамель не смог не вспомнить свой первый раз – толстые пальцы Энрике и его гнусавое пыхтение над ухом – и на миг пожалел, что на его пути не оказалось такого Ильи. Но в то же время он испытал странное, скользкое, липкое чувство, что его расчетливо выбрали, руководствуясь этими правилами, словно быка для размножения.

– И я, значит, подошёл под эти чудные критерии?

Он и сам понял, насколько сухо и уязвленно это прозвучало, но ничего не мог с собой поделать.

– В общем, да, – рассмеялся мальчишка, не оборачиваясь и продолжая звенеть посудой.

В груди закололо так, словно там поселился огромный дикобраз, а по всему телу медленно поползли ледяные мурашки. Он почти воочию видел, как с грохотом захлопывается тяжеленная дверь в темную каморку, из которой, встретив Алекса, так надеялось вырваться его отчаянно пульсирующее сердце, и как, злобно лязгая, падают затворы и закрываются железные замки на двери.

Но не зря Алекс с первого взгляда показался ему слишком серьёзным для своего возраста. Неведомым образом почуяв неладное, он оставил посуду в покое и обеспокоенно обернулся, буравя его чересчур внимательным взглядом. Но смотреть ему в глаза вдруг стало невмоготу, и чтобы избежать этого, Радамель уткнулся в чашку кофе.

Вот так, значит… Он, старый идиот, распустил слюни, поверил в возможность сказки, решил, что вот оно – то, чего жаждал так давно и пламенно – прячется в светлых глазах и упрямом изгибе тонких губ. А его просто и незатейливо использовали, следуя советам мудрого наставника… Нестерпимо захотелось швырнуть проклятую чашку в стену и уйти, хлопнув дверью так, чтобы слетела с петель.

Но именно тут Алекс, видимо, придя к выводу, что нужно срочно исправлять ситуацию, подошёл вплотную к столу и, нервно покусывая губы и машинально постукивая по столешнице, вновь заговорил, поймав его взгляд и больше не отпуская:

– Я тебе про главное правило ещё не сказал. В самом конце Илюха заявил: «А сейчас вспомни всё, что я говорил. Вспомнил? Отлично. А теперь забудь. Потому что это всё чушь на постном масле. Главное правило – первым должен быть тот, кто по-настоящему нравится. И когда ты этого человека увидишь, то сразу поймёшь, что хочешь только с ним и ни с кем больше. Поймёшь, что вот это – твоё».

– Понял? – вдруг онемевшие губы слушались плохо, но на такое короткое слово их хватило.

– Конечно. Я ж тебе рассказывал… Про «моё!».

Мудрый дикобраз, покряхтев, укоризненно проворчал: «Дурак ты, Раду, за столько лет так и не научился в людях разбираться» и уполз в свою нору, по пути одним взмахом лапы разрушив все запоры, распахнув дверь и выпустив сердце наружу. Глупое – глупое сердце, которое до сих пор и не знало, что способно испытать такую радость.

– Не жалеешь? – не менее глупый вопрос вырвался сам собой, но он вдруг понял, что должен услышать ответ. Чтобы понять раз и навсегда, как быть дальше. Чтобы неопределённость и неизвестность сменились ясностью и неизменностью.

Алекс, разумеется, заалелся, но это не помешало ему ответить твёрдо и ни секунды не сомневаясь:

– Ничуть. Это было нереально круто. В сто раз лучше, чем я вообще мог себе представить. И я точно знаю, что ни с кем другим так быть не могло.

Едва вымолвив это, он вновь смутился своего признания и, порывисто отвернувшись, сделал шаг к спасительной раковине. Перед глазами Радамеля мелькнула маленькая родинка чуть пониже правой лопатки. Вероломное подсознание, последние пять минут бьющееся в агонии, мстительно подкинуло образ другой родинки. Той самой, от которой он не мог оторваться несколько часов назад.

Страсть, которая, казалось, спокойно дремала под легким одеялом на кровати Алекса, пробудилась моментально и, слившись воедино с творящимся в душе ураганом, вмиг превратила его в пылающий факел.

Не сдержавшись, он схватил его за талию, усадил к себе на колени, прошептал: «Маленький мой, я, кажется, уже соскучился по тебе» и пылающими губами прижался к шее, которая и без того напоминала рисунок взбесившегося художника.

Руки, почти не ожидая приказов сознания, рванулись ощупывать свою добычу, упиваясь прикосновениями к гладкой коже, сжимая соски и поспешно подныривая под пояс джинсов.

– Эй! – не без усилия Алекс высвободился из голодных объятий и быстро поднялся, торопясь отойти на безопасное расстояние. – Тебе не кажется, что на сегодня хватит?

– Нет, не кажется, – Фалькао поймал его за руку, властно рванул к себе и, прижавшись всем телом, почти касаясь губами губ, обжег его горячим: – Мне тебя никогда не хватит.

Алекс тяжело сглотнул, помедлил пару мгновений, а затем закинул руки ему на шею и сам впился в его губы.

Фалькао лихорадочно подхватил его под ягодицы, на миг стиснув так, что мальчишка зашипел, и усадил на стол, моментально вжавшись между широко разведённых ног.

– Обожаю секс на столе, – тяжело дыша, выдавил он в пылающее ухо, с силой укусив за мочку. – Хотя с тобой, мой сладкий, я, похоже, обожаю его везде.

И тут же пришло осознание, как крупно он ошибся, назвав это сексом. Да разве это секс, то есть механический набор однообразных движений?! Вот это желание ворваться как можно глубже, как можно неистовее, чтобы присвоить себе мальчишку «От» и «До»? Вот эта жажда в глазах Алекса, заставляющая его выгибаться на выдохе и бесстыдно насаживаться на член любовника сильнее, чтобы на миг стать единым целым? Вот эти беспорядочные толчки, каждый из которых становился чем-то иным —надеждой, призывом, обещанием, признанием? Вот этот сумасшедший жар и теснота напрягшегося в последней судороге худенького тела, стиснувшего его так, что, не в силах больше оттягивать финал, он на несколько мгновений выпал из времени и реальности?

И спустя несколько минут – а может, вечность, – он, всей массой навалившись на Алекса и медленно сцеловывая бисеринки пота с его виска, окончательно понял: это не секс. Это что-то совсем другое, чему он пока не смог подобрать названия, но какое это имеет значение…

Хмурое утро с его тяжелыми тучами уже не казалось таким суровым.

Приятная тяжесть тела Алекса на коленях и остатки бутербродов, которыми тот с умилительной серьезностью его кормил, немало этому способствовали.

Мальчишка, правда, периодически артачился и пытался слезть, но он держал его крепко и, дабы пресечь возмутительные попытки бегства, прихватывал зубами за ухо.

Наконец, покончив с бутербродом, Алекс решил взбунтоваться:

– Знаешь что… Это, конечно, все здорово и замечательно, вот только сопливую девочку из меня делать не нужно! Хватит уже называть меня маленьким и все такое. Если ты не заметил, что я вообще-то немного выше тебя, то тебе пора к врачу, зрение проверять! То, что ты… – он запнулся сконфуженно, и Радамель загадал, за сколько секунд он зальется краской, но к его удивлению этого не случилось, – что мы… Короче, все вот это не дает тебе никакого права считать меня ребёнком и смотреть свысока. И отпусти уже меня, наконец!

Очень хотелось ляпнуть, что громче всех кричат, что они взрослые, самые крохотные детишки, но он удержался от этой подколки.

– Нет, – процедил он, медленно скользя губами по скуле и подбородку, – я не считаю тебя ребёнком. Даже несмотря на твоё детское личико. То, «что ты… что мы», значит лишь то, что мы друг другу нравимся. Очень нравимся. Ты мне, во всяком случае, – закончил он еле слышно.

– Докажи, – непримиримо потребовал Алекс. – Расскажи про своё прошлое. А то только ты меня обо всем расспрашиваешь, а сам молчишь, как партизан.

– Хорошо, – пожал он плечами спокойно, – спрашивай.

– Кто у тебя был до меня? – выпалил наглый мальчишка, нетерпеливо посверкивая глазами.

Радамель опешил: он как-то не был готов к таким окровениям после того, что творилось на этой маленькой кухне вот только что.

– Ну? Я жду. Есть что скрывать? – Алекс криво усмехнулся.

Скрывать? Да что там скрывать… Просто… Разве вот так объяснишь, что все, что было за многие годы, ему и в подметки не годится. Что все особи обоих полов, промелькнувшие в его постели, страстные, нежные, опытные, невинные, не вызывали и доли тех сворачивающих внутренности жгутом эмоций, которыми переполняли родинка на спине и смешной взьерошенный ёжик тёмных волос.

– Считай, что никого и не было, – через силу наконец улыбнулся он. – Ты первый.

И Алекс, не отрывающий от него пристального взгляда, кажется, прекрасно понял, что он имел в виду. Он кивнул, наконец, высвободился и подошёл к окну, за которым победоносно улыбалось внезапно появившееся солнце, знаменовавшее собой конец их первой сказки. Конец, который мог стать новым началом. А мог и не стать…