Текст книги "Суть островá"

Автор книги: О`Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Все равно тяжело.

– Мы подумаем. Ричард… Только уж вы пожалуйста, не отвлекайтесь в отчете на данную тему. Ладно? – Госпожа Лесси совершенно по-дружески кладет трепещущую ручку мне на мускулистое предплечье. Или мне чудится этот трепет? Надо пошевелить мышцой, проверить.

– Ага! Хотите присвоить идею!

– Ой, не смешите. Просто, если есть возможность, лучше не давать лишнего повода начальству обрушиваться с критикой на нас, грешных. И без того меня ждет служебная «пропесочка» по итогам вашей работы.

– Да, но… Во-первых, вы сами, лично, госпожа Лесси, заказали наши, мои услуги, то есть – пресекли, а не попустительствовали. А во-вторых, как я случайно слышал, ваш муж не последний человек в руководстве вашего торгового холдинга?.. Не даст, надеюсь, в обиду. – Во-от, вот эти красные пятна, этот румянец на щечках, – совсем уже другого, отнюдь не эротического свойства. Я же говорил: одно с другим не спутаешь, если умеешь понимать разницу.

– А… кто вам?.. как вы узнали?

– Да вы же наши постоянные клиенты, а мы по роду своей деятельности обязаны много знать. Ок, не будем смешивать отчет с рацпредложениями. Но тогда, чур, я плачу за оба кофе, мой и ваш.

– Вы все еще не оставили эту нелепую мысль о совместном распитии кофе?

– А вы?

– Я подумаю.

Отчет мой был принят на хорошо и отлично, клиент не убежал к конкурентам и продлил с нами договор, подписал аж на три года, начальство мое решило, что и без того я наполучал много премий в последнее время и напоен деньгами, ограничилось устной благодарностью. Рутина.

Да, кстати, госпожу Лесси я трахнул на нейтральной территории, в небольшом отельчике «Узалива», один разок, и мы расстались навсегда, вполне довольные друг другом. Мне, правда, потом было чуточку не по себе: все время ожидал, что Ши заметит неуверенность в моих глазах, почует запах чужих духов, обнаружит на одежде следы моей супружеской ветренности… Обошлось. Зачем я это сделал? Сам дивлюсь. Шонна и моложе, и привлекательнее, и… Такого уж нестерпимого сексуального голода я не испытывал и не испытываю с самого дембеля, дома в этом отношении мне более чем хорошо, а оценка результатов моей работы никак не зависила от глубины, быстроты и количества фрикций, потому что трахнул я ее, госпожу Лесси, уже после подписания отчета…

Нет, я не ловелас, не искатель постельных приключений: за все годы моего супружества я пренебрег святостью семейных уз всего лишь четырежды, хотя возможностей были сотни. И ни разу из этих четырех раз не посещала меня мысль… тень мысли… намек на тень мысли, о том, чтобы расстаться с семьей, с Шонной, и поменять ее на другую… Да ни за что на свете! Нет, с Лесси считать – это пятый раз получается.

Бобби Бетол авторитетно утверждает, и я по собственному скромному опыту склонен согласиться с ним, что женщины воспринимают своих мужчин чем-то вроде – ослов не ослов – но домашнего скота, на который, стоит лишь не доглядеть за ним хозяйским глазом, всякая наглая бабища может накинуть аркан либо уздечку и увести в другое стойло. В этом основной концепт женской традиционной ревности, в то время как мужской концепт: воспринимать своих подруг кошечками, которые так и норовят интимно, без хозяйского догляда, погулять сами по себе, в компании посторонних, сладко мяукающих мерзавцев. Где тут заблуждения, где зерна истины – бог ведает, у каждого из нас одна отдельная жизнь, слишком приватная и чересчур короткая, чтобы на собственой судьбе успеть выявить весь спектр вариантов, составляющих основную закономерность…

Шонна моя стала чуточку другой после нашего внепланового отпуска, словно бы отстраненной, погруженной в себя… Вот, как мне прикажете реагировать на ее увлечение песенками Чилли Чейна? Накупила компактов, слушает и по плееру, и так… Ревновать более чем глупо, не замечать невозможно, устраивать задушевные аналитические беседы по этому поводу – бессмысленно и столь же глупо, как и ревновать.

– Все нормально, Ши, крошечка моя? – только и решился спросить, но она умница, темное подспудное во мне поняла.

– Да, Ричик, все нормально. Пожалуйста, не волнуйся, это все само собой пройдет в скором времени, я тебе обещаю. Я тебя люблю, мой дорогой, и только тебя! Говорю, хотя и знаю, что ты не ценитель всяких громких клятв и вербального выражения бурных чувств. Ты мой медвежонок. Нет, ну правда…

– Эх… Иногда очень даже ценитель. Короче, я тебя тоже…

Это же надо? Я взял за попу совершенно постороннюю даму, перепихнулся с нею «от нечего делать», без любви и долга, а Шонна еще передо мною и оправдывается. С другой стороны, я ведь мужчина, мне можно. А с другой стороны – почему можно мужчинам и нельзя женщинам? Нам в университете, помню, читали курсы по общей биологии, из которых я немедленно усвоил, что мужчине положено ощущать себя «полигамным», то есть самцом, который инстинктивно стремится окружить себя гаремом из самых привлекательных самочек. И у слонов так, и у львов, и у шимпанзе… И у ослов. А у волков и медведей – не так! Ну? И к кому я ближе: к волку или слону? Внутренний голос нашептывает мне, что – к шимпанзе и ослу, и зеркало с совестью против этого не слишком возражают…

Однажды вечером, когда дети уже уснули, валялся я на супружеском ложе, читал по диагонали какой-то дамский гламурный журнальчик с картинками и ждал Шонну, когда она с кухни придет и возляжет рядышком… А она не приходит и не приходит… Жду, такой, десять минут, пятнадцать… Потом бес подпихнул меня в бок – я и пойди на цыпочках, подсматривать: что она там делает одна, не включая воду, не гремя кастрюлями? Уж и не помню, что я там рассчитывал увидеть – сидит спокойно, в халатике, спиной к дверям, на голове дешевенькие наушники «ПИОН», слушает плеер. Естественно, с песнями Чилли Чейна… Я уж издалека научился отличать, чуть ли ни по комариному писку. Голову отсунул за дверь и точно так же, потихонечку, вернулся – и в кровать, дожидаться… И еще проходит и десять, и пятнадцать, и двадцать минут… Нет Шонны. Вдруг во мне, в сердце моем, словно плотину прорвало: кипящим потоком хлынула в меня классическая ревность… Такая обжигающая, настолько яркая, что даже в армии по ночам не доводилось подобной испытывать… Я думал, что это во время отпуска на море у меня был жестокий приступ ревности – нет! Оказалось, то была прохладная росинка на лепестке левкои, в сравнении с теперешним гейзером… Лежу… пот во все лицо… кулаки дрожат… Дышу – чуть ли ни в крик дышу, а воображение услужливо подсовывает разномастные живые картиночки из пока еще не наступившего будущего: как моя Шонна вживую, наедине, встречается с Чилли Чейном… Любящая меня, своего мужа, но не в силах оказавшаяся противостоять своему увлечению и его обаянию… Почему, почему именно не в силах? Песни слушать – одно, а измена – совсем другое… Какая измена? Если она меня любит – какая тут может быть измена? Физическая – вполне даже может. Да, может, ведь я трахал посторонних замужних женщин, будучи женатым и обвенчанным?.. Стоп, все не так просто… Трахал, а изменой не считал. Какая это может быть измена, когда я больше всего на свете люблю ее и малышей? Я трахнул – а в сердце холодно, сердце мое только для нее одной горит… И у нее вполне может быть так же: меня любить, со мною жить, а с Чилли с этим, или еще каким хмырем, – потрахиваться для разнообразия… Ну, и, там, подругам на ушко похвастаться, что, мол, сам Чилли Чейн… Я его убью!!! Погоди… Чилли класный парень, хороший человек, он ни в чем пока не виноват, за что его убивать?.. Он не то что ее не трахал, он с нею никогда даже по телефону тет-а-тет не разговаривал, а после отпуска и вообще про нас думать забыл… И тогда, когда мы ходили-бродили по пляжам и тавернам – никаких «маяков» в ее сторону, никакого воркования, никаких взглядов с поволокой… Уж я следил. Хорошо, хорошо… пусть так… Не было физической измены… А мысли? А чувства? Она же меня любит… Что значит – любит?.. Я – здесь, вот он, не сплю, жду… Ее жду, и уснуть не могу… А она любит – и сидит на кухне, с ним, не со мною. С его голосом, с ее воспоминаниями о нем… Обоих убью. Его и ее… А за что? Что за слово такое дурацкое – убью? Я ведь не жлоб низколобый, не тупица, не убийца… Как плохо мне… О, как… Идет. Она идет, сейчас я ее обниму, бережно, нежно-пренежно… Нет, не идет… Я слышу и наизусть понимаю: Шонна заглядывает в детскую, наверное, одеяла поправляет, потом шаги обратно пошли… В туалет. В ванную. Вода урчит-шумит… И нет ее, опять на кухню… Что же делать? Еще немного – и не выдержу, побегу звать… Нет, дождусь! Завтра вставать рано, вот елки-палки… Позову. А плеер к чертям собачьим в форточку выброшу, вместе с диском. Остальные переломаю… Предположим, что физически она мне остается верна, более того, не собирается искать другого спутника жизни, кроме меня, отца ее детей, ее мужа, любовника и друга, но… мечтает о романтических отношениях с… кем-то. Предположим, с нашим дорогим Чилли Чейном. Устраивает меня это? Ни под каким видом! Пусть только попробует заикнуться об этом!.. Хорошо… все то же самое, но она переживает это внутри себя и не собирается посвящать меня в фантазии, которые она призывает во время наших супружеских игр и объятий. И волки сыты и овцы не волнуются. Так гораздо лучше? Н-нет, не лучше. Резоннее задуматься: что хуже, а не что лучше… Нет, в таких делах надобна башка и мысли, а не только кулаки сжимать и разжимать под зубовный скрежет… Ну-ка, ну-ка, почеши себе репку – не растут ли уже рога? Нет, шутки шутками, но я не знаю, что я сейчас с нею сделаю. Возьму для начала за волосы и сдерну со стула… Спокойно, ты в засаде. Лежи, жди… Идет.

– Ричик, спишь? Не спишь? Что с тобой, тебе плохо?

– Ой, плохо.

– Боже мой, ты весь мокрый, что случилось, что болит? В неотложку, может быть?.. Давай, позвоню!..

– Не-е-ет, не волнуйся на этот счет, здоров я. Шонна, не суетись, все нормально с организмом. То, что у меня заболело – никакой врач не лечит. Просто мне стало обидно, что я тебя жду, жду, а тебя все нет и нет…

– И все? Ах, ты бедненький. Но почему же ты меня не позвал? А я сижу, сижу, музыку слушаю, да о своем о чем-то думаю. Я была уверена, что ты уже пятый сон видишь, ты ведь мгновенно засыпаешь, как выключаешься.

– Я? Правда, что ли? Но вот видишь, сейчас-то не спал?

– Да, чистая правда. Только что в ушко целовал, всякие непристойные глупости шептал… – и вдруг уже спишь, похрапываешь. Мне поначалу было непросто к этому привыкнуть, чтобы не обижаться. А почему же тебе сейчас не спалось?

– Ну… Я же сказал: обидно стало мне, что я тебя так долго и безуспешно жду.

– Бедненький. Надо было позвать, я бы сразу же прилетела, на крылышках.

– Вот, не догадался. А что ты там за музыку слушала?

– Всякую разную, даже не помню. Чилли Чейна альбомчик слушала. Песни из «Пяти друзей».

– Так это же старый сериал? И не сказать чтобы удачный. Тупое мыло с пеной.

– Но песни там все равно замечательные.

– Все равно… и песни пустяковые.

– А что мне прикажешь слушать? Роллингов твоих?

– Почему бы и нет? Ты же раньше тоже их любила?

– Никогда! Как начнет этот твой Джаггер мяукать гнусавым голосом всякие скабрезности, а то и откровенный мат, так все мое желание вслушаться и что-то там понять в твоих предпочтениях – намертво отлетает, ну намертво. И вообще они какие-то грубые женоненавистники. Но если бы я только знала, что ты меня ждешь, я бы никаких песен не слушала бы, а пришла бы, прибилась к тебе под теплый бочок и слушала бы, как ты храпишь и стонешь.

– Кто стонет, я, что ли?

– Ах, для тебя новость! Я тебе всю жизнь об этом говорю, а ты по-прежнему не веришь. Но стонешь ты редко, зато храпишь всегда, гр-розно, р-рычишь, не храпишь. Но я никогда не боюсь, а наоборот.

– Э, э… А что это у тебя такое интересное и теплое?.. Ближе!

– Ричик, мне нельзя сегодня, прости пожалуйста.

– Ни фига себе! Сегодня нельзя, вчера нельзя…

– И завтра будет нельзя. А послезавтра можно. Теперь закрывай глазки и спи. Я тебе вытру лоб, горлышко, ушки, потому что ты весь в поту. Может, смерим тебе температуру? Как печка ведь горячий? Нет? Точно нет? Ладно, тогда ты будешь спать, а я об тебя греться, что-то вся замерзла я на кухне. В детской хорошо, тепло, но потому что там еще и обогреватель. Ты не мог бы позвонить и сказать коммунальным службам, чтобы они как следует сделали нам батареи? Прочистили, а может, заменили бы?

– Я скажу, но это просто отопительный сезон близится к концу, вот они и мудрят, наверное, экспериментируют, плохо тепло подают. Я читал об особенностях жилищного теплоснабжения в том смысле, что муниципальным службам важнее всего не горожан обогреть, а правильно выбрать лимиты на топливо, чтобы не перебрать и не оставить лишнего, но чтобы тютелька в тютельку. Холодные, что ли, батареи?.. Ши? Алё-о…

Ага. Это не я, это моя Ши уснула посреди фразы. Неужели и я так делаю? Забавно. А у меня сна нет ни в одном глазу, разогнал переживаниями.

Странно, мне всегда казалось, что Шонна вполне благосклонна к моему увлечению музыкой Роллингов, пусть сама и не является горячей их поклонницей. Хотя… Хм… Если вспомнить как следует – я при ней давно уже ничего не ставлю на громкий звук, либо в наушниках слушаю, либо в моторе, либо когда ее и детей дома нет. Ведь это что-то значит, если я так поступаю, пусть и неосознанно? Чем они ей не угодили, спрашивается, недостаточной гламурностью, галантностью, лоском? Впрочем, не только она: другая Ши, супруга Чарли Уоттса, госпожа Ширли Уоттс, на дух не переносит ничего, что связано с легендарной группой «Роллинг Стоунз», в которой ее легендарный муж служит ударником вот уже много десятилетий… Делает исключение для мужа, но и только. Она считает, что в этой кошмарной банде мультимиллионеров все как один отъявленные Роллинги, кроме ее дражайшего Чарли. От души надеюсь, что на глаза ей никогда не попадется пиратский документальный фильм о «закулисье» гастрольных поездок «Роллинг Стоунз» на рубеже шестидесятых-семидесятых: «Отсос-блюз» называется, где рефреном звучит одноименная отвязная песенка…

Пойти к «Маку», да порисовать на сон грядущий? Лениво, да и в самом деле вставать ранехонько, начальство назначило так. Не одному мне, всем юристам, детективам и начальникам отделов буду шею мылить. Ежемесячная профилактика, называется. Это с тем, чтобы мы вытерпели все удары начальства, сделали выводы, отдышались – и вперед, трудиться, не потеряв ни секунды из основного рабочего дня.

Я знаю, что так оно и будет. А если вечером еще останутся силы – вот тогда к «Маку», а сейчас – кончились силы, спать пора.

«Мак» – это «Макинтош» – роскошный, с наворотами, персональный компьютер фирмы Эппл, на котором я повадился рисовать, врочем, не отринув окончательно карандаши, бумагу, мелки и краски. Мы с Шонной все-таки не пожалели денег, купили мне забаву. Если говорить о научаемости – она почти мгновенно наловчилась бить по кнопкам и клавишам, орудовать мышью, открывать и закрывать так называемые «окна», мне же пришлось попотеть, прежде чем эта чертова мышь стала незаметным приспособлением в правой руке. Но Ши довольно скоро пресытилась виртуальной реальностью программ и игрушек, а я наоборот: запал на них крепко-накрепко. Настоящие игры, все эти квесты-шуттеры, шарики-шмарики, надоели мне так быстро, что я и распробовать их толком не успел, но зато программы, позволяющие мне чертить, рисовать, да раскрашивать… О-о-о, вот где колдовской мир сказочных мечтаний, сотворенный из магических миражей и волшебных грез! Заманная, короче говоря, штука-дрюка… Во-первых, мне пришлось переучиваться с реальных кисточек на виртуальные, во-вторых – полугода не прошло – ударило мне в голову озарение, что не мышка мне нужна, а плоттер с планшетом…

– Плоттер? А что это такое, Ричик?

– Сейчас разверну и покажу… Видишь, это планшет, нечто вроде поля, холста, и при нем специальный карандаш вместо мыши, указка, с помощью которой я смогу более четко и тонко, каллиграфически проводить линии, как настоящим пером. А надо если – так и толсто! Вот смотри…

– Ой, нет, нет, нет и нет! – Шонна в притворном ужасе зажимает указательными пальчиками уши, а большими – глаза. – Ричик, я тебе верю. А можно, пока ты рисуешь, я фильм посмотрю?

– С Чилли Чейном, небось?

– Не-е-ет, мой дорогой. Зарубежный, режиссер Тарантино. С Ума Турман.

– Не слыхал про таких.

– Это довольно новый фильм. Как устанешь рисовать – приходи, и поскорее приходи, ладно? Я честно-честно буду ждать, и не засну, подобно некоторым…

Чем и как мне на нее сердиться за ее невинные увлечения, когда я сам не в силах отслеживать время? Либо она разъяренной пантерой врывается, далеко за полночь, в кабинет, и выдергивает меня из моего нарисованного мира, либо я сам, движимый чувством вины и желанием поспать, возвращаюсь в спальню, когда моя обожаемая подруга уже видит пятый и десятый сон…

И пришло тогда утро, и пришло производственное совещание с головомойками, и на нем, кроме всего прочего, были до нас доведены последние сводки «с фронтов».

Ввязалась наша «Сова» в войну компроматов между наследниками одного финансового туза, который взял да помер, оставив у нотариуса две версии дележки своего наследства, одного единственного, но очень уж здорового, на миллиарды. Одна ветвь Лаубов стала воевать другую ветвь, от первого брака. Не успел старикан определиться, которую версию считать последней и окончательной, ибо создал оба проекта одновременно, в присутствии одного и того же нотариуса, в расчете, что успеет выбрать и освятить, так сказать… А разница в вариантах чувствительная: одна четверть состояния против трех четвертей состояний – принцип симметрично отображен в обоих завещаниях, только с переменой пропорций. И, как это изредка бывает в нашей непредсказуемой жизни, ошибся господин Лауб, не успел, помер от сердечного приступа. Наследники не нашли ничего лучшего, кроме как уличать друг друга в неблаговидных и антиобщественных поступках, должных воспрепятствовать склониться чаше весов на суде в пользу маразматиков, наркоманов, гомосексуалистов, мошенников, незаконнорожденных, проституток, серийных убийц, отравителей, агентов зарубежных разведок…

Ураган разразился тот еще, с промежуточными бурями, беспощадный, все сметающий на своем пути, ибо компромат и доносы напоминали столкнувшиеся на всем ходу циклон и антициклон.

И чуть было нашу «Сову» не подхватил на свои широкие крылья, ибо одно подразделение «Совы» принялось трудиться на «старшую» ветвь Лаубов, потомков первой его жены, госпожи Мосс, а другое, под руководством нашего Бобби Бетола, взялось обслуживать «младшую» ветвь, потомков госпожи Робладо.

Вовремя заметило руководство, не соблазнилось удобством и пикантностью ситуации: Роберту Бетолу, который подключился позже, в пользу «младших», – строгий выговор и представление о неполном служебном соответствии, с подмигиванием, правда; Байраму Лидсу – просто приказали немедленно завершить текущий этап работы на «старших», получить деньги и свернуть заказ, свернуть, даже под угрозой разрыва с нами клиентских отношений. Всем нам, правым, виноватым, причастным и непричастным, «поставили на вид», попугали апокалипсисом и вышвыриванием за ворота, выразили надежду на умение извлекать уроки, на наше повальное благоразумие и верность интересом фирмы, да так и спровадили отеческими пинками на рабочие места, ибо часы показывали десять, время, когда утро окончательно стряхивает с себя остатки сна и благодушия, превращается в нервы и дневные хлопоты.

– Боб, ты куда?

– А… Пойду, пивка попью, да домой, отдохну, не спал всю ночь.

Ему можно. Бобу не впервой: походит с пару-тройку месяцев, с полгодика, «прокаженным», а потом, когда все утрясется и забудется, выговорешник и «неполное служебное» ему тихонечко снимут, самым наглым образом изымут из внутреннего документооборота все упоминания об этом наказании. Думаю, Боб в нашей фирме единственный, для кого с таким постоянством делаются подобные чудеса, а с другой стороны – редко кто согласится под честное слово быть дежурным козлом отпущения, предохранителем для разных административных обстоятельств. Я лично, когда мы с Бобом окучивали жену бывшего заместителя мэра, чуть весь не изошел на язву и седины, все боялся, что моему заявлению об уходе «по собственному желанию» дадут ход и я внезапно окажусь за воротами, обремененный семьей, семейным бюджетом и долгами с процентами, по невыплаченным кредитам…

Нашему Бобби Жуку – хоть бы что, а мне нет. Я достаточно повидал людей, выброшенных за борт жизни, – по своей ли безалаберности и склонности к порокам, или просто ужаленным по прихоти судьбы… У меня трое на груди, о себе-то я меньше всего на свете беспокоюсь, а для них – на все пойду, ничего и никого не пожалею.

Но – прочь страхи, жизнь идет своим чередом, чаще густо, чем пусто, главное – поменьше лениться и почаще радоваться ей.