Текст книги "Уравнение с двумя неизвестными (СИ)"
Автор книги: Orbit без сахара
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Вот сейчас пойдёшь и сам извинишься!
Готичный гоблиН :
Да, майн либэ фюрер-р-р!
Фу-у-ух… Сеня перевёл дыхание. Чуть не спалился! Вот, блин! Совсем бдительность потерял. Завязывать с этим надо, и срочно. Пока его и в самом деле не вычислили. Потому как, при всём своём жизненном опыте, он бы не взялся предсказать реакцию Остапова, если радостное известие о том, что Сенечка и есть его любимое Солнышко, коварно шандарахнет того кувалдой по темечку. К таким новостям вспыльчивого физика надо бы хорошенько подготовить. Чем, в общем-то, рыжий уже какое-то время и занимался, медленно, но верно готовя плацдарм для собственного разоблачения.
Солнышко:
Когда вы уже грызться с ним перестанете?
Готичный гоблиН :
Никогда!
Это держит мой мозг в напряжении, а тело в тонусе!
Солнышко:
А если серьёзно?
Готичный гоблиН :
А если серьёзно, давно хотел сказать тебе большое человеческое сенкью.
Благодаря твоим советам, у нас с ним и, правда, начали налаживаться нормальные отношения.
Солнышко:
А сегодня? Это был пример этих отношений?)
Готичный гоблиН :
Ну, лось я(
Солнышко:
Ты не лось, Дик.
Ты – оболтус)
В этой их грызне была основная проблема. Сеня по праву гордился своим умением чётко разграничивать личную жизнь и работу. А потому, ему особо и не мешало маниакальное упорство, с которым Остапов косячил и напрашивался на хирургическое вправление мозгов. Не мешало, пока это оставалось чётко в пределах кампуса. Напортачил? Получай! А дома, это уже совсем другая история. Но обладал ли сам Эдик тем же качеством? Сумеет ли увидеть разницу между Сеней-ассистентом декана и Сеней-любимым? Вопрос на миллион долларов.
Готичный гоблиН :
А ты, солнце, классный психолог!
Солнышко:
*зарделся*
Готичный гоблиН :
Нет, серьёзно!
У тебя великолепно получается.
Во всяком случае, меня-то ты насквозь видишь. *цём*
Почему ты не работаешь по специальности?
Солнышко:
Хех… Уверен, что хочешь знать?
Готичный гоблиН :
Я хочу знать о тебе всё.
Конечно, если ты хочешь рассказать.
Солнышко:
Знаешь… Наверное, хочу.
У меня был роман в клинике. С главой отделения.
Я нарвался. Он был женат. Жена узнала.
Не я слил, но он не поверил.
Короче, меня быстро обвинили в краже одного медикамента и уволили по статье.
Готичный гоблиН :
Вот блин!
Солнышко:
Сам виноват. Знал же, что ничем хорошим это не закончится…
Готичный гоблиН :
А устроиться в другое место?
Солнышко:
Ты не понял. Я же медицинский психолог. А тут такое дело… Короче, ни в одну больницу меня с такой меткой не возьмут.
Вот так-то(
Готичный гоблиН :
Сука он!
Вот поэтому я принципиально против служебных романов!
Хм… Нежданчик. Похоже, процесс подготовки Эдика к благой вести затянется. А Сене надо было, чтобы тот не просто не рассердился, узнав правду, а принял его таким, какой есть. Дурацкая детская выходка с перепиской уже давно переросла для Иннокентия во что-то настолько большее, что сама мысль о том, чтобы потерять своего гоблина отдавала кощунством и пугала.
– Сенечка! – резкий оклик декана заставил его вздрогнуть и свернуть окно аськи. – Ты нашёл мне, наконец, Остапова?
– Да. У него просто дополнительные занятия со студентами были, вот и не отвечал, – не моргнув глазом, соврал рыжий. – Он приходил полчаса назад, но Вас уже не было.
– Ну так, сейчас я здесь. Зови этого лоботряса, и пусть готовит вазелин!
В этот раз Дик, наученный горьким опытом, ответил мгновенно. Передав “приглашение”, Сеня задумался на пару секунд, а затем решительным шагом двинулся к кабинету декана.
– Удовлетворите моё любопытство, – начал он, присаживаясь на подлокотник кресла для посетителей. – За что Вы Эдуарда Викторовича иметь собрались?
– Игру в переводного дурачка знаешь? – зыркнул на него пожилой глава факультета. – Мне сейчас ректор полтора часа мозги полоскал по поводу его проекта. Теперь моя очередь. Не знаю, в каких облаках Остапов витает, но он, поганец, игнорирует все сроки!
– Ясненько, – задумался Сеня, оглянулся на дверь и, убедившись, что их никто не слушает, продолжил: – Вы, Михал Фёдорович, были сильно заняты в последнее время. А потому кое-какие факты ускользнули от Вашего внимания. Давайте, я сейчас быстренько, пока Эдуард Викторович не пришёл, введу Вас в курс дела, а Вы уже сами решите, вазелин ему нужен, или Ваше чуткое руководство и помощь…
========== – 11 – ==========
Эдик осторожно и как-то воровато заглянул в приоткрытую дверь деканата. Жанночка, на удивление, была на месте и, опять же на удивление, работала. Исключительно редкое явление, надо сказать. Девушка стоически выдерживала напор рвущегося грудью на амбразуру, а точнее, активно ищущего скандала, невысокого крикливого мужичка.
– Я вам тут всем Кузькину мать покажу! – орал он, пытаясь грозно нависать над девушкой. Безуспешно, впрочем, поскольку не обиженная ростом белокурая кобылка была выше почти на голову. – Вы ещё не знаете, с кем связались! Моего сына? Отчислить? Да я… Да я… Да я жалобу на вас напишу! Декану!
– Пишите, – согласно кивала Жанночка, тщетно пытаясь обойти дебошира и добраться до выхода.
– Не веришь? – насупился тот. – А ну-ка, давай мне данные этого умника!
– Какого умника?
– Козла этого рыжего! – о-о-о, похоже, Сеня уже отличился. – Как его зовут?
– Сенечка, – пролепетала девушка.
– А по отчеству?
– Борисович.
– Арсений Борисович, значит… – записал на клочке бумаги скандалист.
– И-иннокентий, – аккуратно поправила Жанночка.
– Что, Иннокентий? – не понял тот.
– Иннокентий Борисович.
– Так, Сеня или Кеша? – уточнил мужик.
– Сеня, – кивнула секретарша. – Но Кеша.
– Идиотка пергидрольная! – опять завёлся коротышка. – В паспорте у него что написано?
– Рыжий он, – всхлипнула Жанночка.
– Да меня не колышит его колёр! Где вас, дур таких, набирают? – посетитель цветом физиономии дошёл до кондиции варёной свеклы, а температурой – до закипающего чайника. – Я тебя по-хорошему спрашиваю, что у этого рыжего в паспорте написано?
– А чего Вы на меня кричи-и-и-те? – Жанночка скривила аккуратный ротик, залилась слезами и, отпихнув всё же мужика с дороги, вылетела вон.
– За рыжего не скажу, – доверительно шепнул борцу за справедливость подобравшийся со спины Эдик. – Сам до конца не въехал. Но у “пергидрольной идиотки” в паспорте написано, что она дочь декана…
Оставив опешившего скандалиста осмысливать результаты собственной несдержанности, Остапов направился в конец широкого коридора. Туда, где темнея лакированным деревом, красовалась тяжёлая дубовая дверь с золочёной табличкой “Молотов М.Ф., декан фак. физики”. Торопиться приближать наклёвывавшуюся экзекуцию, а по другому поводу декан его никогда и не вызывал, желания как-то не было, и он, услышав доносящиеся изнутри приглушённые голоса, малодушно прислонился к стенке. Ещё пара минут свежего воздуха. Ещё небольшая отсрочка.
– …не успевает… Совсем стыд потерял… Это уже ни в какие ворота… – узнал он чистый Сенечкин голос. Интересно, на кого он там так усердно капает? – … Эдуард Викторович…
Вычленив своё имя, Эдик мгновенно насторожился и встал в стойку. Ещё месяц назад в такой ситуации он бы незамедлительно психанул и, пулей влетев в кабинет, начал бы пересказывать по памяти всю родословную рыжего до австралопитека включительно. Но… Это было месяц назад. Это было до того, как, направляемый виртуальной рукой своего Солнышка, он взял на себя труд взглянуть на главу секретариата под новым углом. До того, как признал, скрепя сердце, что прилетало ему, большей частью, за дело. До того, как Эдик с изумлением понял, как часто рыжий тиран, матеря преподавательский состав с глазу на глаз на чём свет стоит, покрывал их оплошности перед деканом. А потому, сейчас он лишь перевёл дыхание и осторожно прислушался.
– Ну, нельзя же так, Михал Фёдорович, – настойчиво увещевал Сеня. – Григорьев его совсем заездил. Я-то ничего с этим сделать не могу, но Вы бы вмешались, а? А то, получается, что он и преподаёт все пять предметов их кафедры, и мальчик на побегушках, и козёл отпущения в одном флаконе. Так как Вы хотите, чтоб Остапов ещё и проект свой успевал?
– Тебя послушать, Сеня, – раздался глубокий утробный бас декана. – Так мальчик наш просто ангел во плоти. Ты с чего его так выгораживаешь?
– Я выгораживаю? – возмутился рыжий, – Да Вы меня никак с кем-то путаете! Хотите, расскажу за что ему да стоит втык сделать? Поверьте, такого добра навалом… Если уж ругать собрались, так хоть за дело!
Дальше слушать Остапов не стал и, решительно постучавшись, открыл дверь.
– Вызывали, Михаил Фёдорович? – от его взора не скрылся настороженный и немного смущённый Сенин взгляд.
– О, Эдуард Викторович! Проходи, дорогой, проходи, – декан махнул рукой в сторону своего ассистента, обозначая окончание беседы, и приглашающе указал физику на освободившееся кресло. – Будет у нас с тобой сейчас длинный и тяжёлый разговор. Сенечка, – окликнул он остановившегося в дверях парня. – Попроси Жанну принести мне липовый чаёк и чего-нибудь сладенького.
– Ага, – кивнул рыжий.
– А тебе, Эдик, чего? – перевёл декан тяжёлый взгляд на физика.
– Мне… Воды, если можно, – попросил тот и, вспомнив вдруг почти семилетней давности “Я тебе врач, что ли…”, неожиданно вновь обозлился. – Хотя, нет. Мне, пожалуй, зелёный чай с жасмином, жжёным сахаром и двумя ломтиками лимона, – вот так. Чай он, конечно, терпеть не может, но пускай рыжий поломает теперь голову, где такое чудо достать!
– Ладно, – индифферентно пожал тот плечами и прикрыл за собой дверь.
– Перейду сразу к делу, – тяжело уставился на него Молотов через пару минут напряженных раздумий. – Я только от ректора, где меня долго и муторно тыкали носом в кучу твоих какашек! Ты вообще соображаешь, что срок можно опоздать, можно перенести, можно отменить, если есть на то веская причина, но игнорировать срок, паршивец ты эдакий, нельзя! Ты доктор наук в Академии, ведущий исследование, или на променад вышел?!
– Я… – начал Эдик, до того надеявшийся, признаться, что Сенино заступничество спасёт его, когда дверь опять приотворилась, впуская самого заступника с подносом.
– Жанны нет, – пояснил он, проходя к столу. – Так что честь побыть официантом выпала мне.
– Ваш чай, – поставил перед Молотовым большую глиняную чашку, исходящую паром и уютным летним запахом липы. – А это на сладенькое, – и выложил рядом две крупные белые таблетки.
– Это что? – насупив кустистые брови, уставился на него декан.
– Валидол, – ничуть не смутившись, пояснил Сеня. – Вы так орёте, что даже у меня сердце ёкает!
– А вафелька где? – как-то по-детски обижено протянул пожилой мужчина, и брови Эдика поползли наверх.
– Никаких вафелек! – строго обрубил Иннокентий, смотря на того сверху вниз. – Вы о своём диабете ещё помните или это сугубо моя прерогатива? Скопытитесь опять, я Вам инсулин колоть не буду! Меня ещё от того раза дёргает…
– Но, Сенечка, ты же врач!
– Да какой из меня врач, Михал Фёдорович? – отмахнулся парень. – Сколько лет прошло, да и не закончил я – на психологию перевёлся… Но кое-что помню, так что никакого сладкого!
– Цербер, – констатировал сладкоежка. – Цербер и тиран.
– Я в курсе, – улыбнулся Сенечка и, со словами: – А это Ваш чай, – поставил перед Эдиком… стеклянный стакан, наполовину наполненный восхитительно пахнущим чёрным кофе.
– А… – Остапову впервые в жизни не хватало слов. Как? Ну, как? Откуда он?.. Но трогательность момента была уже через секунду разрушена самим рыжим паршивцем.
– А это, – демонстративно выложил он на стол перед физиком большой синий тюбик вазелина, – Вам, Эдуард Викторович, на сладкое!
И танцующей походкой, победно помахивая пустым подносом, удалился под скрежет зубов Остапова и громогласный хохот декана.
– Ой, не могу! – сотрясаясь всеми своими ста десятью килограммами, оттирал слёзы Михаил Фёдорович. – Ну, Сеня! Ну, паршивец! Как умеет разрядить обстановку, а? Ладно, Эдик… С ректором я как-нибудь и сам разберусь. Ты мне вот что объясни: ты же взрослый мужик, так? Ну и почему, если у тебя такие проблемы с главой кафедры, я должен узнавать об этом из посторонних рук? Ты что, не знаешь, как мой кабинет найти?
– Да я… – опешил от такой резкой смены курса физик.
– Ладно уж… Давай посмотрим, что с твоими сроками можно сделать…
_____________________________
– Вазелин свой забери, – на Сенечкин стол упал синий тюбик.
– Помог? – усмехнулся тот, пряча его в недрах своей необъятной сумки.
– Ещё как, – усмехнулся в ответ Остапов и, подумав пару минут, добавил: – Сень, ты это… Прости за утро. И спасибо тебе.
– Спасибо в карман не положишь, – насмешливо скривился парень.
– Пиво пьёшь?
– А как же!
– Мы с ребятами собирались в бар после работы. Пойдёшь с нами? – предложил Эдик. – Я угощаю.
========== – 12 – ==========
Готичный гоблиН :
Ты можешь мной гордиться!
Солнышко:
Я горжусь, родной.
Но озвучь, пожалуйста, повод?
Готичный гоблиН :
Знаешь, что я сейчас делаю?
Пью пиво с Сенечкой!
И мне нравится!
И я не хочу его убить!
Солнышко:
К завтрашнему утру скую тебе орден!
Я, кстати, тоже в баре с ребятами подвисаю.
Готичный гоблиН :
Пиво жрёшь, солнце моё?
Солнышко:
Жрю)
Готичный гоблиН :
А какое пиво ты любишь?
Солнышко:
Немецкое. Нефильтрованное.
Сейчас пью “Францисканер”.
Ням-ням)
А что пьёт этот твой Сенечка?
Готичный гоблиН :
Кажись, тоже белое. А что?
Солнышко:
Да так. Чувствую я солидарность с ним, на фоне безалаберного тебя.
Сделаешь мне приятное?
Готичный гоблиН :
Прям сейчас? *стягивает рубашку*
Солнышко:
Маньяк озабоченный)
Чокнись с ним, будто это я?
Готичный гоблиН :
Для тебя, всё что хочешь!
Ну, я побёг?
Поговорим вечером?
Солнышко:
И почему твоё “поговорим” всегда заканчивается одинаково феерично?)
Готичный гоблиН :
Это потому, солнце, что я тебя люблю!
Люблю тебя, понял? ЛЮБЛЮ!!!
Быстро, пока не передумал, Эдик отправил сообщение, отключил телефон и, перегнувшись через стол, тронул своим стаканом Сенин.
– Твоё здоровье, солнце! – провозгласил он, одним махом опустошая содержимое. – Сень, а ты чего такой пришибленный?
– А? – рыжий поднял на него какой-то прифигевший, недоверчивый взгляд. – Я это… Нет, ничего. Всё в порядке. Твоё здоровье, Дик!
___________________________________
– Доброе утро, Олеся Львовна! – счастливо улыбаясь, поздоровался Остапов со своей лаборанткой. – Какой чудесный сегодня день!
– Утро добрэ, – пробасила Олеся – необъятная, как телом, так и душой, женщина не идентифицированного возраста, обладательница мягкого, материнского характера и аутентичных черт лица типичной представительницы бывшей братской республики. – А чё цэ Вы такый радый сёгодни?
– Счастье у меня, Олеся Львовна. Большое, человеческое счастье! – и, приземлившись на краешек её стола, доверительно сообщил: – Свидание у меня сегодня вечером!
– Який же Вы ще хлопчисько! – мягко, по-матерински улыбнулась женщина. – Гарна дивчина?
– Гарна, Олеся Львовна, гарна! – проржал Эдик. За время проведённое с ней, он уже успел приноровиться к её говору, и даже выучил некоторые словечки. – Такая дивчына, любого хлопця за пояс заткнёт!
– Ох, – Олеся в умилении сложила руки на необъятной груди. – Бо я вжэ й надию втратыла!
– Я, признаться, тоже уже не надеялся, но вчера вечером…
Солнышко:
Эдик?
Готичный гоблиН :
М?
Ты меня укатал, родной…
Солнышко:
)))
Эдик, помнишь, ты говорил, что хочешь встретиться?
Готичный гоблиН :
Хочу!
Солнышко:
Как насчёт завтра?
– Короче, – мотнул он головой, стряхивая воспоминания. – Вчера мне дали зелёный свет!
– Як я за Вас рада! А шо з дэканом? Нэ дужэ лаявся вчора?
– Лаявся? – не понял Эдик. – Гавкал, что ли?
– Та ни… Ругався сыльно?
– Ой! – хлопнул он себя по лбу. – Я же совсем забыл Вам рассказать! Ну, сначала, орал, конечно. А потом Сеня – представляете? – притащил вазелин. Вазелин! С таким намёком, засранец! Ну и декан рассмеялся, успокоился, и мы так плодотворно и конструктивно поговорили… У меня новые сроки. Реальные, а не тот высосанный из пальца маразм, что Григорьев подавал. Сеня просто гений!
– Ой, вин гарный хлопчик, – согласилась Олеся Львовна. – Як вин людэй розумие, наскризь бачыть… Цэй ж правда, ликар душ!
– Кто? – насторожился Остапов.
– Ну, души ликуе… Дохтор, по-вашиму. Як жеж цэ будэ… О! Псыхолог!
Бздэньк. Грх… Грх… В голове Остапова с зубодробительным скрежетом начали двигаться заржавелые шестерёнки…
Грх…
Ты, что, психолог? – Вообще-то да! – Цэй ж правда, ликар душ!
Грх…
Да какой из меня врач? Сколько лет прошло, да и не закончил я – на психологию перевёлся… – Уволили меня по статье…
Грх…
А как ты про телефон догадался?
Грх…
Я чувствую с ним солидарность…
Грх…
Поговори с ним… Спроси его… Извинись перед ним…
Грх…
Солнце, а кем ты работаешь? – Да, у меня не интересная работа. Администратор я…
Грх…
Да сколько ж вы ещё грызться будете…
Грх…
Как я тебя узнаю завтра? – Ты меня узнаешь…
Грх…
Я так этого жду… – Боюсь, разочаруешься…
– Ах, ты ж …! …! В … на … с … по …, …, …!
– Эдик, Вы чого? – опешила лаборантка.
– Да я ж тебя!.. – физик, резко соскочив со стола, рванул прочь. – Молись, сука! Молись, чтобы я ошибался!
О-оу! Пропела аська, замигав окошком с именем “Готичный гоблиН” и Сеня, глупо улыбнувшись, потянулся к мышке. Нетерпеливый какой… Сегодня это, наконец, свершится. Тянуть дальше, особенно, после вчерашнего признания, было просто невозможно. Сеня и так палился чуть ли не на каждом шагу. Он сделал всё, что мог, стараясь подготовить Эдика, и возлагал большие надежды на этот вечер.
Готичный гоблиН :
Что на тебе надето, солнце?
Сенина мечтательная улыбка стала ещё шире. Вот, неугомонный! Эта фраза уже давно стала их кодом, негласным приглашением к виртуальному сексу.
Солнышко:
С ума сошёл?
Разгар рабочего дня!
Готичный гоблиН :
Хочу тебя!
Прямо сейчас!
Солнышко:
Спасите! Помогите! Маньяк!
Готичный гоблиН :
Тц! Не надо помощи, сам справлюсь!
Ты уже расстегнул её?
Солнышко:
Дик, ну серьёзно!
Полный офис народа…
Готичный гоблиН :
Запрись в кабинете.
Солнышко:
Не могу. Начальство у себя.
Готичный гоблиН :
А с каких это пор по четвергам декан у себя?
Сеня уже в пятый раз перечитывал последнее сообщение и с каждой прошедшей секундой, с каждым вдохом, с каждым нервным вздрагиванием пальцев, всё чётче и чётче понимал – он влип. Боже, как он влип! Не успел на каких-то полдня… А теперь пушной промысловый зверёк с необъятных просторов Сибири-матушки уже здесь…
– ТВОЮБОГАДУШУМАТЬ! – голосом, сделавшим бы честь пароходной сирене, взвыл Сеня и, схватив в охапку пальто и сумку, ломанулся к выходу из деканата. – Только бы успеть! Только бы успеть! Только бы…
Не успел.
Едва распахнув дверь, он наткнулся на подпирающего стенку напротив, злого, как чёрт, Остапова.
– Вот и свиделись, Солнышко, – прошипел тот сквозь зубы. – Стебануться решил?
– Дик, я всё могу объяснить! – попятился назад Сенечка.
– Начинай! – кивнул Эдик, наступая на него. – И от того, насколько складно ты споёшь, будет зависеть, что у тебя будет болеть завтра – задница или сломанные ноги!
– А как насчёт того варианта, в котором задница будет болеть у тебя? – продолжая пятиться, ляпнул парень, в глупой и несвоевременной попытке разрядить обстановку, и тут же проклял собственный язык.
– Ах, ты ж!.. – взревел Остапов, и Сеня понял, что отступать поздно. Самое время бежать!
========== – 13 – ==========
Прошло несколько месяцев с тех пор, как взбешённый, похожий на раззадоренного матадором быка, доктор кафедры квантовой физики гонял не менее обозлённого, но ещё и не на шутку перепуганного, бледного, как смерть, ассистента декана по всем этажам факультета, на радость деканату, случайным и не очень посетителям оного, и студентам попавшихся по ходу гона аудиторий. Бордовый от гнева, с развевающимися за спиной, как белый плащ Понтия Пилата, растрепавшимися волосами, Остапов пятиэтажным великим и могучим поносил, на чём свет стоит, петлявшего, как заяц, Сенечку, к вящему изумлению нечаяных свидетелей ласково называя того солнышком. Впрочем, тон его голоса в эти моменты теплее и ласковее как-то не становился. Сам же глава секретариата, с трудом унося ноги, яростно отбрехивался в ответ, порывался что-то объяснять и, как будто физик был не достаточно разъярён, дразнил его, почему-то, гоблином.
Отловила и разняла их, в конечном итоге, вызванная в спешном порядке охрана. Охладив пыл одного метким хуком в челюсть и с трудом добыв другого из-за спины самого презентабельного из охранников, дебоширов конвоировали к декану, который, хорошенько вправив мозги, как в белобрысую, так и в рыжую головушку, назначил им в качестве карательной меры совместное ночное дежурство по кампусу в течение недели.
Что да как там происходило в те ночи, не знает, наверное, никто, кроме самих нарушителей дисциплины, да только с тех самых пор их отношения резко изменились. Нет конечно, они всё ещё скандалили, не особо утруждая себя такими мелочами, как повод, этика или здравый смысл. Но теперь, всласть наоравшись друг на друга, уже через каких-то полчаса могли абсолютно спокойно отправиться вместе обедать. Или, перевернув к чертям Сенин стол и перепугав до смерти своими воплями несчастных посетителей деканата, двинуться вечером того же дня в университетский паб дегустировать новый сорт любимого обоими немецкого пива. А уж если дорогу одному из этой чумовой парочки, как их стали называть за глаза, умудрялся перейти кто-то третий… Ох, пиши пропало. Психически уравновешенным от этих двух паразитов не уходил ещё никто. Все вокруг только диву давались, как эти две ехидны умудрились спеться. И только Михал Фёдорович усмехался в усы и трогательно краснел, что ввергало окружающих в ещё больший ступор, чем сам двинутый на всю голову дуэт.
Весело было, да… Отпели своё февральские вьюги, отжурчала мартовская капель, молоденькие студенточки с облегчением вернули в недра шкафов утеплённые зимние штаны и вынули на свет Божий коротенькие юбчонки, на радость одногруппникам да преподавателям. Сочная апрельская травка скрыла проявившиеся было после таяния снегов следы подрывной деятельности окрестных псов, а распустившаяся в самом начале мая сирень радовала глаз и обоняние, настраивая на лирический лад и намекая, что лето, долгожданное лето, уже не за горами.
За эти месяцы много чего изменилось на факультете физики.
Жанночка выскочила, наконец-то, замуж и, решив под это дело, что работать больше не обязательно, уволилась. Известие это было встречено искренним вздохом облегчения множества глоток, не исключая и самого декана. На место Жанночки пришла строгая и чопорная Елена Анатольевна и нескончаемый поток жалоб на то, что в деканате никогда и никто не отвечает, кроме Сени (но к нему были свои претензии, что лучше бы и не отвечал), наконец, прекратился.
Марина Свиридова нашла в себе силы перерасти свои “семейные обстоятельства”, взялась за ум, упрямо пересдала абсолютно все заваленные ранее предметы и вновь вернула себе честно заслуженное право расчитывать на красный диплом. Светлую голову девушки, её способности и склонности к точным наукам оценил даже Остапов.
– Мариночка, – остановился он напротив сидящей в первом ряду гламурной блондинки в коротюсенькой пародии на юбку. – Ваша работа приятно порадовала. Умничка.
– Я не Маша… – привычно затянула девушка, и вдруг осеклась. – Ой! Вы знаете, как меня зовут?
– Конечно, я знаю, как зовут одну из моих лучших студенток, – ободряюще улыбнулся он. – Если Вы заинтересованы в летней практике, подойдите на кафедру, у меня найдётся работа для Вас.
– Спасибо… – опешила Свиридова. – Я подойду, обязательно подойду!
– Вот и славно! А теперь, Петренко! – Эдик выискал глазами этого шалопая и, ткнув для наглядности пальцем, потребовал: – Машенька, к доске!
– Э… – поперхнулся паренёк. – Вы, Эдуард Викторович, наверное, не поняли, я – мальчик!
– Это ты, Петренко, не понял, – беззаботно отмахнулся тот. – Для меня все, кто тройка и ниже – Машеньки. Хочешь, чтобы я запомнил твоё имя? Шуруй к доске и заслужи!
Таисия Михайловна Звенигорова закончила, наконец, свой контракт с американцами и, как и было обещано, забрала у Остапова два предмета. Правда, не в январе, а ближе к концу февраля, но Эдик не придирался, в кои-то веки терпеливо ждал, за что и был вознаграждён, даже дважды. Уменьшением учебной нагрузки и милостивым позволением декана завести-таки себе аспиранта.
Многое изменилось за эти месяцы, и всё же…
– И всё же некоторые вещи неизменны, – скривился Молотов Михаил Фёдорович, вслушиваясь в долетающий даже через две плотно прикрытые двери отборный многоэтажный мат.
– Да ты задрал уже со своими … мембранами! – орал худенький медноволосый паренёк, кривя пухлые, словно зацелованные губы, и щуря ангельские глаза небесного цвета. – Какого ты мне мозги ими сношаешь каждый божий день?
– Если бы у меня были эти … мембраны, – орала в ответ трубка телефона голосом, хорошо знакомым всем без исключения работникам деканата, – я бы сношал свой ускоритель, но он за безопасный секс и без мембран сношаться не хочет!
– А не фиг было, Эдик, ждать до последнего! В следующий раз будешь заранее заказывать!
– Так ты, …, сам же говорил, что у меня ни … бюджета не осталось! – праведно возмутился физик.
– Так его у тебя и сейчас ни … нет, это же тебя не останавливает! – парировал Сеня. – Чего ты из-под меня теперь хочешь?
– Мембраны я, … , хочу!
– Да ты … уже … и … своими … мембранами!!! Иди в… и … по …на …! …! …!
– …! …! …, … и …, а…!
– …! …! …!
– Сень, а Сень?
– ЧТО?!
– А ты меня любишь?
– Дик, – прошипел рыжий в трубку, слегка сбитый с толку такой резкой сменой темы. – Я к тебе, придурок, полторы недели назад переехал! Мои разбросанные по всей квартире носки не наводят ни на какие мысли о такой уж необходимости этого вопроса?
– Скажи это вслух!
– Не скажу!
– Скажи!
– Не скажу!
– Скажи!
– Не скажу! Отвянь, гоблин!
– Сень, а Сень?
– Ну что?
– А у меня теперь есть блат в деканате, да?
– Нет, Дик, – мстительно ухмыльнулся рыжий махинатор. – Это у меня теперь есть блат среди преподавательского состава. А значит, с первого числа ты берёшь факультатив по лазерам.
– Сдурел?! – взревел Эдик. – Не возьму!
– Возьмёшь!
– Не возьму!
– Возьмёшь!
– Не возьму!
– Куда ты денешься!
– Тиран!
– Оболтус!
– Деспот!
– Разгильдяй!
– Диктатор!
– Люблю тебя!
– Ирод… Э… А-а! Ты сказал это! Сказал!
А всё же хорошо, что некоторые вещи да меняются…
