Текст книги "Все дороги ведут на Татуин (СИ)"
Автор книги: Ophelia Stern
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Клигг – отчим – лежит в кровати. Оуэн обнаруживается здесь же рядом со своим отцом и поднимает всё такой же молчаливый и совершенно нечитаемый взгляд на Энакина. Ларс-старший выдаёт подобие улыбки, от которой, несмотря на вроде бы дружелюбие, у Энакина начинают неметь конечности. Через тонкую простынь, которая укрывает отчима вместо одеяла, в глаза юноше бросается то, что правая нога его попросту отсутствует ниже колена.
– А, малец, – хрипло и как-то неожиданно мягко произносит Клигг. – Подойди-ка.
Энакин делает шаг в комнату от двери и чувствует, как становится близок к истерике. Дурные предчувствия обманывают Скайуокера редко, и в этом его беда. С губ сам собой срывается вопрос, заданный каким-то словно не своим голосом:
– Что с мамой?!
***
Оби-Ван успевает заскучать, вдобавок крайне неловко себя чувствуя среди снующих туда-сюда незнакомцев, странно поглядывающих на явно не местного мужчину – к приезжим на Татуине относятся настороженно, не то это место, куда люди прилетают на курорт. Но буквально вылетевший в коридор Энакин отвлекает от Кеноби внимание всех разом.
Только вот сам юноша явно не заинтересован ни соседями, ни оставленным в коридоре гостем, и Кеноби приходится поймать его буквально у дверей, сквозь которые Энакин едва не успевает проскользнуть.
– Пусти! – шипит Скайуокер, вслед за которым спешит сводный брат.
– Куда ты сейчас полетишь, сумасшедший? Ещё и в одиночку. Буря на улице, а тускены вчера целый отряд перебили. Хочешь сказать, один против них попрёшь? – пытается образумить Энакина парень, выглядящий лет на десять старше него и ничем особенным не выделяющийся в отличие от неординарного Скайуокера, разве что более крупным телосложением в сравнении с тощим, как спичка, братом.
– Да мне поебать! – огрызается мальчишка. – Я лучше подохну там, чем буду тут сидеть, сложа руки, пока моя мать, возможно, в лапах убийц или насильников!
Он делает очередную попытку вырваться из рук Оби-Вана, ударяя его хрупким и изящным кулаком в грудь. Хрупким лишь с виду, поскольку в следующую секунду Кеноби морщится от болезненности удара.
– Руки убрал! – почти что всхлипывает Энакин, частично успокоившись, в крайнем случае, в достаточной мере для того, чтобы выдать своим обычным чуть дерзким тоном: – Ты тут подождёшь, Оуэн покажет тебе комнату для гостей.
Оуэн. Это имя почему-то кажется Оби-Вану знакомым, не просто случайно всплывшим, а как будто что-то значащим для него, но собственная память не слишком-то услужлива, и на ум не приходит ни одного мало-мальски знакомого лица. Зато в голове на удивление чётко всплывает давно забытый образ.
– Оуэн! – восклицает женский голос с истерическими нотками откуда-то издали, доносясь сквозь визг ребёнка.
Пухленькая детская ручка – будто бы его собственная, как если бы сознание Оби-Вана оказалось в теле ребёнка – в попытке успокоить тянется к совсем крошечному мальчику, что едва лишь сидит на полу, продолжая истошно вопить.
– Бен, не трогай, отойди от него немедленно! – всё тот же голос раздаётся уже совсем близко.
– Тише, Оуэн…
– Чего? Это вы мне? – смущенно переспрашивает молодой мужчина, всё ещё стоящий прямо перед Оби-Ваном, на что тот лишь энергично мотает головой, сгоняя остатки наваждения. Он сказал это вслух? Впрочем, главное сейчас не это.
– Где Энакин?!
– Так убежал ведь только что, – всё тем же растерянным тоном произносит Оуэн.
– Крифф! – ругается вслух Кеноби – общение с Энакином явно сказывается на нём не самым лучшим образом.
На счастье Оби-Ван нагоняет своего нового приятеля прямо возле ворот, бесцеремонно хватая за руку – после услышанного ему не до вежливости. Хоть он и не до конца понимает всю ситуацию, произошедшую на этой ферме, тот факт, что Энакину угрожает опасность, он ощущает за парсек.
– Чего тебе опять? – Энакин кидает гневный взгляд поверх шарфа, закрывающего половину лица – буря и не думает утихать, явно намереваясь принять масштабы лёгкого стихийного бедствия.
– Слушай, раз уговаривать тебя вернуться бесполезно, то я иду с тобой, – ставит мальчишку перед фактом Кеноби. – Как я понял из вашего с братом разговора, помощь тебе понадобится.
– А оно тебе надо? Будешь ещё рисковать своей жизнью из-за чувака, которого знаешь второй день? Как благородно! – саркастично восклицает Энакин, пытаясь высвободить руку.
– Энакин, я джедай, и это моя работа. Я часто рискую жизнью ради совершенно незнакомых людей, а тебя-то я хотя бы знаю, – Оби-Ван держит мёртвой хваткой, не намереваясь отступать. – Я правда могу помочь.
– Так мило, что я сейчас заплакал бы, но у меня нет на сопли времени, моя мать в плену у ебаных разбойников! Иди в дом!
– Кое-кто, кстати, ещё обещал доставить меня на Корусант, так что твоя безопасность для меня сейчас в приоритете, – вновь находит что ответить Оби-Ван. – Поэтому я должен проконтролировать, чтобы ты остался жив. В противном же случае мне придётся забрать «Разрушающийся». И, конечно же, я сдам его на металлолом.
– Охуел?! – вспыхивает Энакин, сохранность любимого корабля для которого явно стоит на позицию выше, чем сохранность собственной шкуры. Правда, юноша же отходит и слегка обречённо вздыхает: – Ты не отъебешься, я прав?
– Не-а, – задорно улыбается Кеноби.
– Ладно, пошли, – признаёт поражение Скайуокер, махнув рукой. – Ты хоть стрелять-то умеешь? А то мог бы дать тебе одну из моих пушек.
– Спасибо, конечно, но у меня есть своё оружие, – отвечает Кеноби, нащупывая сквозь ткань плаща световой меч на поясе.
– Тогда ты главное вперёд меня не лезь, – предупреждает Энакин. – А то перестрелка – вещь серьёзная, это тебе не светосаблей твоей размахивать.
Оби-Ван клятвенно заверяет Энакина, что постарается не мешаться, следуя за ним на борт «Разрушительного», где дрыхнет сладким сном Кэд Бэйн, пристегнутый наручниками к поручню. Джедай уже знает, что ему придётся очень сильно постараться, чтобы вернуть несносного мальчишку живым, и если повезёт – вместе с его матерью, потому как характер вроде скайуокеровского до добра не доводит. Он мысленно благодарит Силу – ему и думать не хочется о том, что Энакин мог прилететь сюда один, один же благополучно сбежать с фермы, где всем по сути безразлична его судьба, отправиться на поиски матери и погибнуть в перестрелке.
– Как прибудем, корабль желательно оставь подальше от их лагеря, – даёт наставления Оби-Ван, сидящий в кресле второго пилота и уже десять минут спустя забывший о своём обещании «не лезть». – Постараемся прокрасться незаметно. Разыщешь мать, а я прикрою. Понял?
– Понял, понял, – недовольно бурчит Энакин, уже успевший за несколько секунд сформулировать речь на отборном хаттском о том, как ненавидит, когда им командуют на его собственном корабле, но отложивший ее до лучших времён.
И конечно же, делает всё по-своему, моментально открыв огонь, стоит им повстречать случайных тускенов, и привлекая тем самым оставшихся. В этот момент Кеноби понимает, что пойти путём наименьшего сопротивления уже не удастся, и со вздохом активирует световой меч. Что ж. Видит Сила, он честно хотел обойтись без жертв и вовсе не виноват, что на голову ему свалился этот проблемный семнадцатилетний пацан.
========== 5. О сильных татуинских женщинах и Хаттской водке ==========
– Слышь, джедай, повести можешь? – эту фразу Оби-Ван ожидает услышать от Энакина меньше всего на свете, но именно её произносит мальчишка, когда они поднимаются на борт «Разрушительного».
Впрочем, оно и понятно. Энакин с трясущимися руками вряд ли способен даже просто поднять корабль в воздух. Вдобавок мальчишка всё же отхватил бластерный заряд в руку, оставивший достаточно глубокий выжженный след на предплечье, к счастью, не прошедший насквозь, но Оби-Ван прекрасно знает по себе, что это такое, и сочувственно улыбается, глядя на то, как Энакин пытается заверить мать, что всё в порядке, а сам морщится от каждого лишнего движения рукой.
– Прилетим домой – обработаю водкой, – вздыхает женщина, глядя на недовольную мину подростка – щипать ведь будет.
Видимо, условия жизни татуинцев сказываются и на их впечатляющем уровне жизнеспособности. Окажись на месте Энакина какой-нибудь мальчишка-ровесник с Корусанта – нытьё бы стояло на весь корабль, а пострадавшего пришлось бы срочно везти в больницу. А тут – «водкой обработаю». Потрясающе.
Да и сама мать юноши выглядит весьма неплохо для хрупкой дамы, проведшей около суток в плену. Устало немного только, как и все татуинские женщины. Кажется, корабль сына она изнутри видит впервые, поскольку первой её реакцией оказывается глубокий вздох, с которым она проводит пальцем по первой попавшейся поверхности и изучает оставшийся на нём налёт пыли и ржавчины.
– Ну что ты за человек такой, Эни? Не стыдно людей сюда приводить? Пыль везде, грязь, стёкла не моешь, зеркало в разводах от пасты, в холодильнике вомп-крыса повесилась, какой-то синий мужик… Ой. Это ещё кто?! – наткнувшись на Кэда Бэйна, женщина переводит полный непонимания взгляд на сына, завалившегося в кресло второго пилота, и на всякий случай делает шаг назад от мирно сопящего наёмника.
– Спроси у мистера Кеноби, – переводит стрелки Энакин.
– Мастера Кеноби, – поправляет Оби-Ван. – К джедаям больше принято обращение «мастер». Но вы, леди, можете звать меня просто Оби-Ван.
– В таком случае, зовите меня просто Шми, – солнечно улыбается мать Энакина, одновременно так похоже и не похоже на собственного сына.
Взгляд и улыбка Шми открыты и простодушны, хотя и простушкой эту женщину назвать сложно – в лице её легко читается отпечаток достаточно неплохого интеллекта и та самая сквозящая грусть в глазах, что в определённые моменты можно поймать во взгляде Скайуокера. Только Шми не пытается спрятаться за стеной сарказма и агрессии, в отличие от Энакина.
Пока мать и Оби-Ван обмениваются любезностями, Скайуокер молчит. Молчит и смотрит, как улыбается Кеноби, как в уголках глаз его образуются тонкие морщинки – признак весёлого характера, и понять не может, что за странное щекочущее чувство в его груди, слегка колкое, словно пузырьки шампанского. Хотя шампанское Энакин пил лишь раз в жизни – очередной знакомый в баре угостил.
– Я в каюту, – кидает Энакин, прежде чем подняться с кресла и покинуть рубку. – Поцарапаешь мне корабль – прибью, понял?
Как будто если его поцарапать, это будет так уж заметно.
– Так точно, капитан, – с усмешкой отдаёт честь Оби-Ван двумя пальцами.
– Вы извините за Энакина, – смущенно улыбается Шми, садясь на место сына. – Он вообще-то добрый мальчик, просто он…
– Имеет проблемы с доверием и считает нападение лучшей защитой? – подсказывает Кеноби, на что Шми несколько раз кивает и снова одаривает его виноватой улыбкой. – Тут не за что извиняться. Слушайте, Шми, я… Хотел бы задать вопрос, который может показаться странным. Энакин, он… Вы замечали за ним что-то необычное в детстве? В смысле… – Оби-Ван пытается подобрать подходящие слова или хоть какой-то пример, но женщина мягко останавливает его, а во взгляде её читается явное понимание ситуации.
– Он с самого детства особенный. Хотя мы и стараемся этого не афишировать, здесь, на Татуине люди полны предрассудков. Но от вас-то, конечно, ничего не утаишь.
– Отец Энакина… Он тоже был…
– У Энакина нет отца. Скажем, это не та тема, на которую мне хотелось бы говорить, – Шми снова немного виновато улыбается, и Оби-Ван проникается искренней симпатией к этой женщине, клятвенно заверяя её в том, что здесь нет ничего страшного, и она не обязана ничего рассказывать.
Мать Энакина представлялась ему совсем не такой, когда он глядел на её отпрыска, но и сам Скайуокер кажется слегка присмиревшим рядом с ней. Хотя нет в этом ничего странного, Оби-Ван понимает, что весь этот образ мальчишки – защитная маска, даже все эти хаттские жаргонные словечки из его уст звучат по-детски забавно. Кеноби ловит себя на мысли о том, что хотел бы увидеть Энакина таким, каким его видит мать.
– Меня очень беспокоит его будущее. Я, конечно, понимаю, что не могу привязать его к себе и заставить сидеть на ферме, где всё ему чуждо, тогда как он с детства мечтал о звёздах и дальних планетах, но…
– Я… Постараюсь сделать для Энакина всё что в моих силах, – уверяет Оби-Ван. Он не привык разбрасываться пустыми обещаниями и вешать на себя ответственность за то, что вовсе не в его поле деятельности, но именно сейчас он совершенно осознанно даёт обещание почти незнакомой женщине, хоть и пока не догадывается о том, каким образом сумеет исполнить его.
Шми слабо улыбается и буквально проваливается в сон прямо в кресле. Кеноби в этот момент понимает то, что ей пришлось куда хуже, чем кажется на первый взгляд, и то, какие усилия пришлось приложить этой женщине, чтобы держать себя в форме, в особенности чтобы укрыть это от глаз Энакина. Он так и не решается разбудить Шми, вынося её из рубки на руках.
Энакин сонно трёт глаза, ступая следом за джедаем, и всю дорогу до дверей пытается убедить его в том, что в состоянии сам понести мать на руках. Отмахивается от соседки, которая лезет осмотреть его раны, и идёт прямиком на кухню, проигнорировав вышедшего навстречу Оуэна. Ему надо промыть рану – здесь Шми абсолютно права.
Именно за этим занятием и застает Оби-Ван Энакина – матерящегося себе под нос куда тише, чем обычно, сжимающего губы и с закатанным рукавом льющего на руку мутновато-прозрачную жидкость.
– Помочь? – заботливо интересуется джедай.
– Хуйня, – коротко отзывается Скайуокер, придирчиво оглядывает след от заряда и наливает себе стакан из той же бутылки, после чего протягивает её в сторону Кеноби. – Будешь?
– Что это? – морщит нос Оби-Ван, принюхиваясь к ударившему в ноздри резкому запаху.
– Водка «Хаттская», – поясняет Энакин и залпом опрокидывает содержимое стакана себе в горло. – Одно из немногого, что изготавливается тут, на Татуине… Ты попробуй, попробуй.
Скайуокер ставит на стол второй стакан и садится на место, подперев голову рукой. Глядя на то, как вытягивается лицо Оби-Вана после первого же глотка, а затем на то, как он разевает рот, кривится и пытается произнести хоть что-то внятное, мальчишка давится смехом.
– Ну… Как? – интересуется он, фыркая в кулак.
– Слишком… специфично для меня, – предельно честно отвечает Кеноби, когда онемевший язык, наконец, позволяет ему выговорить вслух что-то, кроме нечленораздельных звуков.
– У нас ею лихорадку лечат, – Энакин, поддразнивая мужчину, делает глоток прямо из горлышка, – даже детям. Помню, я так заболел лет в десять…
– Может, это можно водой разбавить? – с сомнением уточняет Оби-Ван, поморщившись при одном взгляде на недопитый стакан.
– Водой? Ты что, мажор, что ли, водку водой разбавлять?! – веселится Энакин. – Мы на Татуине, забыл?
– Забудешь тут такое… – бормочет Кеноби.
К ним присоединяется Оуэн, которому всё же крайне любопытно, как прошла операция по спасению Шми, и Энакин решает предоставить рассказать об этом гостю. Ларс-младший в процессе повествования выпивает пару стаканов «Хаттской», в то время как его девушка, лишь вздохнув на это, берётся за готовку. Заслушавшись, она не сразу замечает тот факт, что испеченных ею блинов на тарелке отчего-то никак не прибавляется, зато взглянув на тарелку, сразу обнаруживает и причину сего явления. Реакция оказывается незамедлительной.
– Ауч! – вскрикивает Энакин, когда деревянная лопаточка звонко ударяет о тыльную сторону его ладони, и спешит ретироваться с кухни.
Оказаться в уединении собственной комнаты впервые за долгое время оказывается на удивление приятно, если не брать во внимание чувство пустоты, давящей изнутри, когда с кухни доносится дружный смех и шутливые возгласы, а где-то за стенкой спят мама и отчим.
Лишний. Лишний везде, кроме борта «Разрушительного», ставшего чем-то большим, чем просто ржавый корабль. Ставшего отражением внутреннего мира Энакина. Хотя ему не нравится, как звучит это пресловутое «внутренний мир», как фраза из слезливых голофильмов.
– Энакин? – тихо произносит Оби-Ван, стоящий в дверях и наблюдающий за тем, как Скайуокер мнёт в объятиях подушку.
– Чего тебе? – в привычной манере интересуется Энакин, но тон его звучит как-то странно мягко.
– Перевязать надо, – Оби-Ван кивает на раненную руку Энакина. – Я хотел раньше тебе напомнить, но…
– Да ничего. Я же сказал – хуйня, – безразлично отзывается Энакин.
И всё-таки садится в кровати, вытянув руку, и позволяет Кеноби сесть рядом и методично, абсолютно неторопливо забинтовать своё предплечье. Энакин даже залипает ненадолго на ловкие, но вместе с тем постепенные движения рук Оби-Вана, а тот в свою очередь теряется, когда вместо благодарности его притягивают за ворот туники и настойчиво целуют.
Губы у Энакина обветренные и искусанные до крови, оттого имеющие слегка солоноватый привкус. У Оби-Вана – тёплые и чуть влажные. Скайуокер скорее инстинктивно морщится – ему уже доводилось целоваться с мужчинами, у которых была борода, пусть и всего пару раз, но она оказывалась неуютно колючей, в отличие от непривычно мягкой бороды Кеноби. Энакин даже пальцами дотрагивается, будто не веря сам себе, и ощущает в этот момент, как Оби-Ван улыбается сквозь поцелуй. Скайуокер тоже улыбается и оттого прерывает поцелуй столь же спонтанно, сколь и провоцирует.
– Думаю, ужин готов, – произносит Оби-Ван раньше, чем молчание становится неловким. – Идём?
И Скайуокер соглашается.
========== 6. О семейных драмах ==========
Когда они возвращаются, на кухне обнаруживаются Шми и Клигг. Оба выглядят значительно лучше – Шми суетится, ставя на стол две новые тарелки и чуть ли не провожая Оби-Вана и Энакина к их местам рядом друг с другом, а Клигг молчит и улыбается, дожидаясь, когда все соберутся за столом.
– Вот и все в сборе, – подводит итог Шми, когда убеждается, что голодным никто не останется, и садится на своё место.
Энакин мысленно усмехается на это. Шми всеми правдами и неправдами пытается создать из двух семей одну единую дружную семью, словно не понимая, что она – единственное связующее звено между Энакином и Ларсами. Конечно, Скайуокера никогда не били, не пытались унизить и открыто не гнали из дома – по двум простым причинам: Клигг мужик простой и неконфликтный и до невозможности сильно любит Шми, не желая становиться стеной преткновения между ней и её ребёнком, а Энакин, даже обладая исключительной остротой языка, с малых лет умеет оплачивать по счетам. Один лишь этот деловой подход и объединяет его с отчимом: Клигг подарил свободу, а Энакин предпочёл воспользоваться ею в полной мере, отдав долг своей стоимостью в кредитах, а не работой на пресловутой ферме. Потому что ферма – то же рабство, хоть и под более благовидной оболочкой, а быть рабом Энакин Скайуокер больше не намерен. По собственным расчётам он должен расплатиться к началу следующего стандартного года.
Энакин предпочитает не становиться для матери мёртвым грузом, тянущим прочь от новой семьи. Энакин – одиночка, чей единственный дом – «Разрушительный», и сколь бы нелестные слова ему ни приходилось слышать в адрес корабля, он для него и семья, и единственный компаньон. И как бы он ни любил мать всем своим сердцем заядлого хулигана и ни скучал по ней, равно как и она по нему, одной семьёй они не были с того самого дня, как Шми вышла замуж.
Но сейчас, в этот момент ему немного легче. Легче от того, что рядом, под боком, такой же неприкаянный Кеноби. Мнётся вон, смущается, как школьник, оказавшийся за чужим столом на семейном ужине. Сейчас они вместе, заодно, а о том, что будет после, когда он доставит Оби-Вана на Корусант, Энакин предпочитает не думать.
– Я хотел бы выразить благодарность за спасение моей дорогой Шми, – начинает Ларс-старший, – тебе, Энакин, и вам, мистер… Эм?..
– Мастер, – уже привычно поправляет Оби-Ван. – Мастер Кеноби. И это не стоит благодарности.
– Оби-Ван Кеноби? – осторожно уточняет Клигг и роняет из рук вилку, видя в глазах молодого мужчины немой вопрос.
Оби-Ван Кеноби. Имя придумалось совершенно случайным образом, в качестве фамилии взяли наиболее распространённый вариант – на случай, если кому-то захочется поискать родственников ребёнка-аномалии, брошенного под дверьми приюта на другой стороне Стьюджона. Как будто речь шла о котёнке.
– Мы совершаем ошибку, Клигг, – едва сдерживала рыдания жена, прижимая к груди шестимесячного Оуэна, пока Ларс решительно собирал вещи в поездку.
– В таком случае, ты считаешь правильным рисковать нашим младшим ребёнком? Рисковать репутацией семьи? Люди вокруг не слепые, рано или поздно слухи пойдут и среди соседей: «Сын Ларсов – колдун!» Ты же видела всё своими глазами! Предметы, летающие по детской, качающаяся сама по себе кроватка Оуэна, а дальше что?
Она на это промолчала и отошла с малышом к окну, скрывая слёзы. Не стала спорить или хоть как-то противоречить, давая своё молчаливое согласие.
Первую половину дороги на Клигга так и сыпались детские вопросы. «Куда мы едем? Почему мамочка не с нами?» А потом Бен вдруг затих, совсем несвойственным для ребёнка взглядом светлых глаз уставившись куда-то перед собой.
– Ты оставишь меня там, да? – нарушивший тишину вопрос заставил Клигга похолодеть.
– Бен Ларс, – тихо произносит фермер, глядя куда-то в сторону. – Твоё имя – Бен Ларс. Джедаи забрали тебя со Стьюджона, когда тебе было три года.
– Меня забрали из местного детского дома, если быть точным, – Оби-Ван смотрит на этого чужого, незнакомого мужчину с некоторым недоверием. Тем самым взглядом, каким обычно смотрят на взрослых маленькие дети. Но чем дольше это длится, тем более осознанным и вместе с тем пугающим он становится. Вопрос-обвинение рассекает тишину подобно удару хлыста: – Это вы оставили меня там?
– Я… Что я ещё мог сделать, Бен? Твои способности выходили за грань моего понимания, – Клигг вглядывается в лицо тридцатидвухлетнего мужчины, сидящего – так получилось – прямо напротив, и всё больше угадывает в нём черты маленького золотоволосого мальчика – Бена, своего сына. – Ты думаешь, я не винил себя?
– Я ничего не думаю, мистер Ларс.
Оби-Ван отворачивает голову и видит перед собой взволнованное лицо Энакина. В этот момент ему хочется взять этого мальчишку и увезти отсюда, с этой песчаной помойки, с этой гребаной фермы прочь. Сразу же вспоминаются слова Шми. «Мы стараемся этого не афишировать, здесь, на Татуине, люди полны предрассудков». Скайуокер – такой же, как и он. Он не станет здесь, на родной планете, своим, так же как и на Нал-Хатте, где сразу же, в первую встречу так бросился в глаза. Такие, как они, попросту не бывают нигде «своими», это своеобразная плата за Силу.
– Дорогой, что это значит?! – слышится обеспокоенный голос Шми.
– Бен – мой сын – он с детства был не такой, как все. И когда появился Оуэн, мы с женой начали замечать некоторые странности, которые попросту не поддавались объяснениям и оттого пугали…
Шми, прижимая ладони к губам, обращает взор больших печальных глаз на превратившегося в камень Оби-Вана. Его единственное детское воспоминание до Ордена – это плачущий малыш, которого он, желая как-то утешить, развлекает летающими по воздуху игрушками, хотя мама и папа запретили ему так делать. Но малыш пытается поймать их и несмело улыбается. А потом приходит папа… и игрушки падают на пол, когда его большая сильная рука хватает маленького Бена за одежду и отволакивает в его комнату. Папа не бьет его и не кричит. Он напуган, Бен чувствует это и не понимает, почему.
– Мы… Точнее, я… не нашёл другого выхода, кроме как оставить его в приюте. Его мать просто смирилась с этим, как мне казалось, но спустя полгода её не стало – после вторых родов у нее была длительная депрессия, а когда Бена рядом с нами не стало, она совсем угасла. А я… Я просто сбежал, как трус, на другую планету, в надежде забыть это, – Ларс прерывает свою исповедь, налив полную стопку «Хаттской» и опрокинув в горло чуть дрожащей рукой. – Это я уже позже узнал про Силу, про джедаев этих всяких, с мальцом вон твоим познакомился, – он обращается к Шми, кивнув в сторону Энакина. – Но что сделано – не вернуть уже. Я никогда во всю эту Силу не верил, но всё просил её о возможности хоть раз ещё сына увидеть. Хоть в глаза взглянуть, прощения попросить.
– Я не злюсь, – тихо, но уверенно заявляет Кеноби. – Я благодарен вам. Меня забрали в Орден, где я научился совладать со своими способностями, направлять их в нужное русло, я повидал множество планет, спас множество жизней… Я думаю, моя нынешняя жизнь куда лучше жизни татуинского фермера, которая мне была уготована. Ну или стьюджонского, невелика разница. Так что спасибо. И… вам спасибо за ужин, миссис Ларс.
Он встаёт из-за стола и выходит прочь с кухни, но перед тем, как покинуть дом, успевает услышать полный возмущения выкрик Оуэна:
– То есть, всё это время у меня был брат, которого ты просто оставил в детдоме, потому что боялся его, и я ничего об этом не знал?! Какой ты отец после этого?..
Энакин выбегает следом и обнаруживает Кеноби мирно наблюдающим предзакатное небо, в эти часы особенно ярко освещаемое двумя солнцами.
– Я испугался, что ты совсем ушёл, – жалобным голосом, так непохожим на его обычные уверенные нотки, сознаётся Энакин, получая в ответ тихий смех.
– У нас на борту беглый преступник, и нам ещё лететь вместе на Корусант, забыл? И потом, я ведь даже не заплатил за…
– Да и не стоит, – прерывает Оби-Вана Энакин, размашистым жестом ладони прочерчивая воздух. – Ты спас мою мать и мою собственную шкуру из пекла заодно. Этого достаточно.
– В таком случае я отдам эти деньги Ларсу за тебя. Ты много ещё должен? – уточняет Кеноби.
– Да ещё раза три по столько же, я не пересчитывал, – легкомысленно отзывается Энакин. – У тебя всё равно не хватит.
– Может, не сейчас, но мы-то с тобой найдём, – с уверенностью в голосе обещает Оби-Ван.
– «Мы с тобой»? – переспрашивает Энакин.
Вопрос так и повисает в воздухе, оставшись без ответа. Но это уже неважно. По крайней мере, не сейчас, когда ладонь Оби-Вана ложится на плечо Энакина, чтобы притянуть к себе в объятия.
– Да, я и ты, – всё-таки шепчет Оби-Ван прежде, чем прижаться губами ко лбу Скайуокера, мягко целуя сквозь длинную русую чёлку.
Завтра утром они покинут Татуин. Вместе.
========== 7. О прелестях дальних перелетов в приятной компании ==========
Шми расстраивается, узнав о столь скором отлёте сына, но уже знает, что никакие уговоры задержаться чуть дольше на Энакина не подействуют, и по женщине видно, как она старается не подать вида, собирая сыну и его новому другу хотя бы бутерброды в дорогу. Оуэн предлагает своему новообретенному брату выпить с ним напоследок, на что Кеноби охотно соглашается – на брата ему зла держать не за что. Правда, сразу же делает важное уточнение:
– Только не Хаттской водки.
– И Энакину не наливать! – вмешивается Шми, закончив со сбором провизии и поцеловав надувшегося сына в кудрявую лохматую макушку, покидает кухню, чтобы не мешать парням.
Оуэн смиренно и понимающе кивает и достаёт пару бутылок пива, под молчаливое неодобрение Энакина одну из них протягивая Оби-Вану, а вторую забирая себе. Правда, стоит Шми исчезнуть из поля зрения, как для Энакина тоже находится бутылка. На следующий час на кухне воцаряется некое подобие идиллии: родные братья знакомятся друг с другом под выпивку и изредка беззлобные саркастичные комментарии Энакина.
– Ты хоть прилетишь ещё? – беспокоится Оуэн, понимая, что их совместное время подходит к концу.
– Возможно, вместе с Энакином, он же прилетает время от времени навестить Шми? – уклончиво отвечает Кеноби.
Энакин не имеет ни малейшего представления о том, почему Оби-Ван столь часто упоминает это «мы» относительно их двоих, и подозревает, что и сам Кеноби имеет весьма смутные представления о том, что общего может быть в жизнях мастера-джедая и татуинского голодранца. Однако искренне надеется, что у его слов есть хоть какое-то основание, просто потому что ему будет очень обидно узнать, что они были пустыми.
Стоит Клиггу въехать в кухню на своём ещё не успевшем стать привычным инвалидном кресле, как добродушную улыбку стирает с лица Оби-Вана, а новая, которую и улыбкой-то назвать возможно лишь с натяжкой, отражает холодную вежливость – Энакин таким искусством не владеет, прямолинейно посылая нахер всех неугодных, и про себя восторгается им.
– Мистер Ларс, пока я здесь, я хотел бы отдать вам часть долга Энакина, – сухо произносит он.
– Что ты, сынок, какого долга? Ты полагаешь, я возьму денег у родного сына? – Клигг смотрит широко распахнутыми глазами в ответ.
– Так я за неродного отдаю. С него-то вы берёте, – ледяным голосом отвечает Оби-Ван.
Он отдаёт отцу все две тысячи кредитов, что причитались за перелёт туда и обратно, и напоминает Энакину, что им пора. На борт «Разрушительного» их провожает одна Шми, которая долго, как и всегда, обнимает сына, а затем, повинуясь какому-то внезапному порыву, сгребает в объятия Оби-Вана.
– Я присмотрю за ним, Шми, – шепчет Кеноби. – Я заберу Энакина с собой в столицу и постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы обучать его. У него особый дар, который надо развивать.
Когда он поднимается на корабль, перед его глазами всё ещё стоит её улыбка – благодарная улыбка матери, получившей надежду на лучшее будущее для своего ребёнка.
Кэд Бэйн, к этому моменту успевший прийти в себя, не слишком лестно отзывается о судне Энакина, за что мгновенно отправляется обратно в отключку, отхватив весьма точный удар прикладом скайуокеровской пушки в висок. Оби-Ван на это зрелище присвистывает, и Скайуокер улыбается:
– Как видишь, я быстро учусь.
Оби-Ван лишь теперь задумывается о том, что как раз о дальнейшем обучении ему сейчас стоит поговорить с Энакином, и, если честно, даже не представляет, как и когда начнёт этот разговор. Сейчас Скайуокер слишком сосредоточен на управлении кораблём, и Кеноби считает кощунством отвлекать пилота, на которого вновь засматривается, как в первый раз.
Как только они покидают орбиту Татуина, Энакин переключает «Разрушительный» на автопилот и поднимается с места. Поймав на себе провожающий его взгляд Оби-Вана, он полуоборачивается, остановившись:
– Что, так и будешь сидеть здесь, или переберёмся в каюту?
Оби-Ван в общем-то не возражает, правда, первым же делом стелит поверх видавшего виды матраса свой плащ, садясь на него. Энакин поступает ещё умнее и садится прямо на колени Оби-Вана. Губы сливаются в поцелуе, но он уже не похож на тот спонтанный порыв Энакина, случившийся в доме Ларсов. На сей раз сложно даже сказать, кто становится инициатором. Они обоюдно изучают друг друга в поцелуе, никто не решается брать инициативу, а может это и вовсе оказывается ни к чему.