Текст книги "Дарёному коню в зубы не смотрят (ЛП)"

Автор книги: Onyx-and-Elm

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Она заставляет себя сделать несколько шагов вперед, к тому времени приходится снова прочистить горло, чтобы убедиться, что голос звучит ясно.

– Я просто хотела извиниться.

– Не надо.

Она моргает, нервно сжимая руки:

– Прошу прощения?

– Я сказал, не надо, – уточняет он, снова глядя на свои документы и подчёркивая что-то в абзаце. – Мне это не нужно, и я предпочёл бы не заниматься сейчас этим.

Её брови сходятся к переносице:

– Чем именно?

– Тобой, – теперь он что-то вычёркивает, громко и почти намеренно агрессивно царапая пером.

– Прости, что? – снова спрашивает она, на этот раз в её голосе больше жизни. Она никак не ожидала, что он окажется таким легкомысленным.

– Ты меня слышала.

Она делает ещё один шаг вперед, указывая на ковер.

– Малфой, я пришла сюда из вежливости. Извиниться за то, что поставила тебя в ситуацию, к которой ты, возможно, не был готов…

– Не надо меня опекать, – говорит он, не поднимая глаз. – Просто уйди.

Она усмехается чуть громче, чем хотела:

– Опекать тебя? Я… Малфой, я не опекаю тебя, я лишь беру на себя ответственность за то, что сделала неправильно.

В секунду он превращается из холодного и отстранённого в разъярённого, вскакивает со стула и хлопает обеими ладонями по столу. Та стопка бумаг, которая грозила вот-вот упасть, летит на пол, но он, кажется, этого даже не замечает.

– Ты хоть понимаешь, что сделала не так? Или это просто одно из тех вежливых извинений которое тебе почему-то захотелось произнести?

Она вскидывает руки.

– Конечно понимаю! Я… я подвергла тебя опасности, и мне не следовало этого делать…

– Нет-нет, – резко бросает он, внезапно огибая разделявший их угол стола. – Это не то, что ты сделала,– он тычет пальцем ей в лицо. – Ты воспользовалась мной. Вот, что ты сделала. После того, как пообещала не делать этого. Ты…

Она шлёпает его по вытянутой руке – слишком близко, на её вкус.

– Как я воспользовалась тобой?

Он смеётся, холодно и неестественно, и эти несколько футов пространства между ними медленно начинают исчезать.

– Ты шутишь. Должно быть, так. Я знаю, какая ты умная, Грейнджер, так что не пытайся притворяться, что с самого начала не знала, что делаешь. С того самого первого грёбаного раза, когда ты появилася у моей двери.

– О чём ты говоришь? – спрашивает она, повышая голос – недоверчиво.

Его резкие черты лица складываются в усмешку, когда он говорит жеманным голосом, изображая её собственный: – О, бедный Малфой. Никаких счастливых воспоминаний, которыми можно было бы питаться. Давай я просто залезу тебе в голову и разнесу всё к чертям! – последнее выходит его собственным голосом – яростным рычанием.

Её гнев спадает, уступая место замешательству.

– Малфой, я не знаю.…

– Ты думала, это будет смешно? – требует он, теперь уже прямо ей в лицо. Слишком близко, чтобы она могла сосредоточиться. – Ты получаешь какое-то болезненное удовлетворение от того, что просеиваешь всю мою неуверенность?

Всё, что он говорит, не имеет никакого смысла.

– Малфой, – она пытается остановить его.

Но он просто выпаливает всё это на одном дыхании.

– Как весело! Какая это, должно быть, абсолютная грёбаная радость – спуститься сюда, проникнуть в мою голову и использовать мои недостатки, как способ подтвердить то, что ты и так уже знаешь! А потом… потом! – он взрывается ещё одним невесёлым смехом, вскидывая руки к потолку, как будто не может в это поверить. – Тогда, когда ты получаешь именно то, что ищешь – все доказательства, которые тебе, чёрт возьми, когда-нибудь понадобятся, – что остаётся мне? Чёртов Дементор. – Ещё один рык вырывается из его горла, прежде чем он проводит дрожащими руками по волосам. Затем он хлопает ими перед собой и опускается в насмешливом поклоне. – Спасибо, Грейнджер. Спасибо. Это было чертовски приятно.

У неё короткое замыкание. Безнадёжно сбитая с толку и не находящая слов.

Но ей хватает самообладания, чтобы схватить его за запястье, когда он поворачивается, чтобы вернуться к своему столу.

– О, не смей… – начинает он шипеть, но она резко дёргает его и обрывает.

– Послушай меня.

Его зубы обнажены, глаза яркие и дикие, сухожилия на запястье резко очерчены в её хватке. Но он молчит.

– Послушай меня, – повторяет она, не отпуская его. Только сжимая для акцента. – Я не вру. Когда я говорю, что не понимаю, о чём ты говоришь, я имею в виду именно это, Малфой. Я понятия не имею об этом грандиозном замысле, в который ты, кажется, веришь. Всё, что я знаю, это то, что каким-то образом я причинила тебе боль. Я могу сказать тебе со всей честностью, что не собиралась этого делать, но я понимаю, что всё ещё делаю это. Поверь мне, ты ясно обрисовал. Так что теперь всё, что тебе остаётся, – это сказать мне, как исправить ситуацию и извиниться. Всё так просто. – она наконец отпускает его, удивляясь красному контуру своих пальцев, расцветающих на его коже.

Пока она говорила, выражение глаз Малфоя сменилось с яростного на растерянное, теперь переходящее во что-то противоречиво-неописуемое. Он медленно и осторожно поворачивается к ней лицом, и его голос звучит тихо.

– Я думал, ты знаешь. Ты… должна была – мне показалось, что ты знаешь.

– Знаю что? – спрашивает она, стараясь смягчить свой голос, хотя её тон звучит более серьёзно, чем ей хотелось бы. – Просто скажи мне, Малфой. – повторяет она, – Всё так просто.

Лёгкое раздражение отражается на его губах. Он отрицательно качает головой.

– Это не так просто.

– Это… это насчёт воспоминания? – бормочет она, слишком остро чувствуя, как у него перехватывает дыхание. – Того, о котором ты должен думать, для Патронуса? Потому что, чем бы это ни было, Малфой, ты можешь мне рассказать. Клянусь, это не имеет значения. Ни как не повлияет. Только не для меня.

– Это важно, Грейнджер, – говорит он удручённо и горько. Но потом он складывает руки на груди, откидываясь на край стола, и говорит:

– Вначале ты, – она этого не ожидала. И поначалу даже не понимает, о чём он.

– Что?

– Ты первая, – эхом отзывается он. – Твоё воспоминание вперёд моего.

Какое-то время она молчит, но когда решается заговорить, это просто:

– Ой.

Малфой с вызовом выгибает бровь:

– Ну?

Она прочищает горло, переминаясь и почёсывая несуществующий зуд на предплечье. – Это просто… – она вздыхает. – Моё… моё – это ребячество. – она морщит нос при одной мысли об этом.

– Хорошо, – неожиданно говорит Малфой. – Может быть, если это достаточно ужасная и неловкая история то, будет честная сделка. Рассказывай.

Она переносит вес тела на другую ногу. Отворачивается, зная, что он всё равно увидит, как она покраснела. – Отлично, – говорит она, придавая голосу смелости. – Это…э-э-э… – она в тысячный раз откашливается и принимается за дело.

– Незадолго до войны, когда мы с Гарри охотились за Крестражами, Рон ушёл. Он думал, что у нас нет ни единого шанса, никакой надежды, и он думал, что Гарри и я ведём себя странно, так что он просто оставил нас. Не думаю, что когда-либо в жизни я была в такой ярости.

Её глаза находят эту проклятую чашку и останавливаются на ней – более безопасное место, чем Малфой.

– Несколько недель спустя Гарри нашёл Меч Гриффиндора. Он ушёл в лес, когда его слишком долго не было, я пошла искать. Сначала я не поняла, что вижу. Там был Рон, и это не имело никакого смысла для меня – и они с Гарри пытались уничтожить медальон. Я уверена, что ты много знаешь о Крестражах. Как они работают. Обнажая слабости и худшие стороны и тайные страхи.

Она бросает на него быстрый взгляд – видит, как он кивает, прежде чем снова отвернуться.

– Ну, в тот вечер я видела Рона. Он всё ещё не знает, что я его тогда видела – и я никогда не расскажу ему об этом. Но я спряталась за деревьями и смотрела – она резко выдыхает. – Его видением была я. Это была я, но я с Гарри, а не с ним. Я сравнивала его с Гарри. Целовалась с Гарри. И он был в ужасе от этого. – она пожимает плечом, нервно потирая запястье. – Рон всегда казался таким… равнодушным ко мне. То, как он поступал в школе, даже когда, я думаю, что он знал, как я к нему отношусь, – просто казалось, что ему всё равно. Но в тот момент – видя, как сильно он переживает, как сильно я влияю на него… каким неуверенным я могла его сделать – насколько моё мнение имело значение – я не знаю, это просто заставило почувствовать себя сильной. Сильнее, чем когда-либо прежде.

Ей требуется много времени, чтобы рискнуть ещё раз взглянуть на Малфоя, но когда она это делает, то не находит ожидаемого выражения.

Он, кажется, просто обдумывает это, спокойно обдумывает её слова. Никакого осуждения. Никакого мнения.

– Это… э-э-э… это всё, – она чувствует необходимость что-то сказать после затянувшегося молчания.

– Хорошо, – наконец-то отвечает он. Затем глубоко вздыхает и отталкивается от края стола, указывая на угол своего кабинета позади неё. – Захвати это для меня.

Она оглядывается через плечо, голос робкий – немного застигнутый врасплох.

– Схватить что?

– Вон ту чашу. Омут памяти. Принеси его мне.

В любой другой ситуации она могла бы взбелениться от того, что он указывает ей. А сейчас она настолько сбита с толку, неуверенна и растеряна, что делает это без вопросов.

Гермиона пододвигает омут к Малфою, пока тот не становится на середине стола, между ними. Он быстро делает это, как будто если остановится и подумает, то потеряет решимость.

Гермиона заворожённо наблюдает, как он отодвигает палочку от виска, а за ней тянется тонкий светящийся обрывок воспоминания. Бросает его в чашу, и струйка взрывается чернильно-синими завитками.

– Давай, – говорит он, и именно слабая нервная дрожь в его голосе заставляет её взглянуть на него. Он кажется таким нервным.

– Если ты хочешь, можешь просто рассказать мне… – начинает она, но он качает головой.

– Не могу. Только так это будет иметь смысл.

Должно быть, всё дело в его взгляде – таком паническом, испуганном. Он почти напоминает ей взгляд, который она видела у Рона той ночью в лесу. Поэтому она спрашивает:

– Ты уверен?

Малфой стискивает зубы, снова прислоняется к столу и делает резкий жест рукой.

– Сделай уже это наконец.

Она набирает в грудь воздуха. Наклоняется вперед и погружает лицо в прохладные, бурлящие глубины.

Мир, который раскинулся перед ней, знаком.

Она была здесь. Она была здесь. И она это помнит. Узнаёт отдалённый звук скрипки, доносящийся из другой комнаты. Вспоминает позолоченные каменные стены и потолки. Запах пряников и сосны. Приглушённый свет факела. Весь блеск и очарование, которые были на Святочном балу много лет назад.

– Пошёл к чёрту, Гойл, – раздается голос Малфоя из ниоткуда, и вид закручивается, когда его рука поднимается в поле зрения, отталкивая мальчика, о котором идет речь – Гойла, который, похоже, наложил проклятие на платье Пэнси.

В тот вечер Пэнси была спутницей Малфоя. Теперь она вспомнила. Она выглядит красивой глазами Малфоя – удивительно в этом серебристом платье, даже с лицом, искажённым скучающей гримасой.

– Когда уже начнётся? – вздыхает она. – Мне давно нужно выпить.

– Сразу же, как подружка Крама наконец решит появиться, – протягивает Малфой. – Наверное, какой-нибудь павлин из Шармбатона всё ещё подрезает пёрышки перед зеркалом.

– Ты имеешь в виду то, как ты это делаешь? – спрашивает Панси, надменно выгибая бровь и выпячивая бедро.

– Да пошла ты, – снова говорит он, но Пэнси, похоже, не слышит. Её взгляд метнулся вверх, сосредоточившись где-то за плечом Малфоя.

– Она выглядит прекрасно, – раздаётся сбоку ошеломлённый голос другой девушки – голос Парвати, понимает Гермиона, когда взгляд Малфоя поворачивается – только его глаза не останавливаются на той. Воспоминание проносится мимо ярко-оранжевого и розового сари и вместо этого приземляется на каменной лестнице.

Гермиона сейчас не может ощущать собственные чувства. Она в ловушке, бесформенно парит где-то в сознании Малфоя. Она может только видеть его глазами. Может только знать то, что он узнал.

Это она стоит наверху лестницы. Долгожданное свидание с Виктором. Только она выглядит совсем не так, как помнит.

В памяти Малфоя она совсем не такая. Как будто… как будто она каким-то образом купается в свете свечей. Как будто её кожа сияет, эта живая пульсация света мерцает всё ярче с каждым шагом вниз по лестнице, когда она спускается. Платье такое, каким она его помнит, но девушка в нём совсем не похожа на неё. Кудри этой девушки ниспадают идеальными завитками на плечи, покачиваясь при каждом движении, её темно-карие глаза такие огромные, больше жизни – тёплые, сияющие и манящие. Щёки у неё раскраснелись от возбуждения, а улыбка застенчивая. Сладкая. Обворожительная.

– Черт возьми. – голос Малфоя звучит так тихо, что она уверена, что никто, кроме него – а теперь и её – не знает, что он когда-либо говорил это. Звук сдавленный, вынужденный и совершенно непроизвольный.

И вдруг Гермиона чувствует то же, что и он.

Как будто весь мир уходит у него из-под ног. Как будто он в свободном падении. Чистое, стремительное, бездонное падение.

Ощущение плавно сливается с тем, как воспоминание выталкивает её из своих глубин. В следующее мгновение она отшатывается от омута памяти, равновесие нарушено – она испытывает головокружение и слабость в течение нескольких долгих мгновений до тех пор, пока снова не может собраться с мыслями.

Малфой не сдвинулся ни на дюйм. Когда её глаза могут сфокусироваться, она обнаруживает, что он наблюдает за ней с того же места у стола, словно за живым взрывчатым веществом с последними секундами на таймере. Восхищённо. Испуганно. Обречённо.

Некоторое время она может только таращиться на него. Её рот открывается и закрывается бесполезно – почти комично. Она не может моргнуть. Не может говорить.

– Довольна? – спрашивает он тихо, бесцветно. Ничего не выдавая. Ему это больше не нужно. Он выдал уже всё, что мог.

И какой-то одинокий работающий нерв гонит её ноги вперед. Дрожащими пальцами она отодвигает омут в сторону, медленно выдыхая, когда между ними остаётся всего дюйм или около того.

Руки Малфоя безвольно висят по бокам, распластавшись на краю стола, как будто он к чему-то готовится. Его глаза мечутся, пытаясь что-то найти в её взгляде, остальная часть его лица остаётся тщательно пустой. Она не умеет носить маски, как он. Она уверена, что он видит всё на её лице. Всё, о чём она думает. Он, наверное, лучше её знает, что она чувствует в этот момент.

В отчаянии её разум борется за слова. Что угодно – что угодно, что можно было бы использовать в качестве ответа, – но она приходит с пустыми руками. Она не может заговорить.

Нет, всё, что она может сделать, это ещё один микрошаг вперёд и поднять дрожащую ладонь, мягко прикасаясь к его щеке. Выражение лица Малфоя мерцает, тонкая смена между неуверенностью и облегчением, когда он смотрит ей в глаза.

– Что? – спрашивает он почти шёпотом. Хмурит брови. – Что… почему ты плачешь?

Так ли это? Она этого не осознаёт. Но теперь, когда он упоминает об этом, чувствует, как по её лицу медленно текут тёплые слёзы. Но это не имеет значения. Слова, наконец, находятся.

– …Это… как ты меня видишь?

Он, кажется, только пожимает плечами – движение настолько невинное и мальчишеское, что новая волна слёз заливает ей глаза. Она вытирает их свободной рукой.

–Почему… почему ты не сказал мне? – её голос такой надрывный. Но она едва осознаёт себя, чтобы беспокоиться.

Малфой опускает глаза – отводит взгляд, смотрит себе под ноги. Она сильнее прижимает ладони к его щекам, притягивая их к себе. Он на мгновение прикусывает губу, прежде чем заставить себя признаться, и в его взгляде появляется стыд.

– Я подумал, что ты растопчешь и смешаешь с грязью…

При этих словах она издаёт какой-то звук. Может быть тихий, кроткий вздох, она не уверенна. Никогда не узнает, потому что в следующее мгновение она сокращает расстояние. Её губы касаются его губ, нежно и застенчиво и настолько осторожно, чтобы не испортить это. Она отказывается делать что-либо – даже самое незначительное – лишь бы не разрушить.

Малфой медленно просыпается. Двигается так же сонно и томно, даже немного растерянно, его руки отрываются от края стола и тянутся, чтобы легко провести по её бедрам. Его рот приоткрывается, прежде чем сомкнуться на её нижней губе. Пробует её. Осторожно. Как будто он не уверен, что ему это позволено.

– Ты можешь поцеловать меня в ответ, – не задумываясь, шепчет она.

Малфой замирает, пальцы спотыкаются на её талии.

– Я бы хотела, чтобы ты это сделал, – поправляется она, преследуя его губы, прежде чем он успеет отступить, позволяя своему языку скользить по их мягкой выпуклости, и говорит в них. – Я хочу, чтобы ты… поцеловал меня.

Сейчас она уверена, что это правда. И это то, что нужно, чтобы вернуть его к жизни.

Его пальцы расслабляются, прижимаются к рёбрам, бёдрам, очерчивают ноги. Поглаживают. Хватают. Его губы снова приоткрываются, только теперь он захватывает её зубами. Языком. Со стоном, таким сдержанным и отчаянным, как будто он подавлял его годами.

Она прижимается к нему, становясь менее твердой – менее уверенной в чём-либо, кроме давления его тела на её и тепла его дыхания на её шее, когда он прокладывает путь вниз по её горлу.

Кто-то запирает дверь кабинета. Это могла быть она или он – она не помнит. Она знает это как взаимное общее решение. Как будто они договариваются в одно и то же мгновение схватиться за руки и спрыгнуть с карниза.

– Я могу? – он дышит, прижимаясь к ней, а его пальцы скользят под подол юбки.

– Да.

– А так? – спрашивает он мгновение спустя, гладя подушечкой большого пальца по кружеву её нижнего белья.

– Да.

–Хорошо? – спрашивает он, когда его пальцы проскальзывают в неё, один за другим, наблюдая как её тело дёрнулось, голова упала ему на плечо, а губы нащупали жилку чуть выше ключицы.

– Да. – только шипение дыхания – едва слышное. Её рот занят. Он перестаёт спрашивать, но она всё равно повторяет:

– Да – да – да, – каждую секунду. Задыхается и сдавленно всхлипывает в его грудь, пока он медленно погружается в неё своими пальцами. Так медленно. С терпением, нежностью и безраздельным вниманием. Она никогда не думала, он так может.

Его плечи кажутся такими надёжными под её руками, надёжными и поддерживающими, когда она чуть не падает с края в первый раз. Она стонет куда-то в него от боли, потому что это больно. И тяжело. Дело не в том, что он крепко схватил её, и не в том, что к ней не прикасались месяцами. Нет, больнее всего поддаваться. Терять контроль. Разрешить подвесить себя над бездной и верить, что он не позволит ей упасть и разбиться насмерть сразу же после этого.

Она действительно падает, но в буквальном смысле – и он вместе с ней, на пол – и нежный цикл начинается снова.

– Я могу? – спрашивает он, находя молнию на юбке своими пальцами, которые только что вытащил из неё и тщательно вылизал. Она понятия не имеет, как сильно покраснела.

– Да.

– А это? – спрашивает он, возясь с пряжкой собственного ремня.

– Пожалуйста, – она помогает ему вытащить его из петель на брюках.

– А так? – спрашивает, когда приподнимает её бёдра и, разводя, прижимает их к свим обнажённым, тёплым и влажным от пота, и это было более прекрасное зрелище, чем она могла вообразить.

– Да, Да, Да.

Он так невероятно нежен с ней. Так хорошо осознаёт её порывы и каждую заминку в её дыхании, читает каждую эмоцию, которая вспыхивает на лице.

– Так нравится? – спрашивает он, глубоко вонзаясь в неё. – Вот так? – Когда её ногти царапают его спину вдоль позвоночника, а голова откидывается на ковёр.

– Чёрт.

– Это значит «да»?

– Да – да.

С эхом его низкого стона пронёсшегося по ней и весом его задыхающегося и слабого от оргазма тела, настала её очередь задавать вопросы.

– Было хорошо? – шепчет она ему на ухо, лениво проводя пальцами по его лопаткам.

– Да, – шепчет он, задыхаясь. – Да.

***

На следующее утро она просунула голову в кабинет Гарри. – Гарри, привет, как дела?

Он улыбается и зевает, подбадривая себя чашкой чая.

– Извини за беспокойство. Могу я просто взять у тебя один из этих Бланков служебных отношений?

Его улыбка становится шире.

– Ты и Рон? – он всё ещё улыбается, когда отворачивается от ящика с бумагами и протягивает ей бланк, – Приятно слышать, что вы вдвоём всё уладили.

– О нет. Нет, нет. – она улыбается в ответ, забирая у него документ. – Спасибо, Гарри.

– Я не понимаю…

Она останавливается и поворачивается в дверном проёме, вспоминая.

– О, прости, прости. И для Малфоя тоже.

После её ухода рот Гарри ещё долго остаётся открытым.