Текст книги "Пылающие комнаты (ЛП)"
Автор книги: ohmyjetsabel
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Когда Джастин добирается до отеля, выясняется, что Брайан из него уже выписался. Раз так, приходится ехать прямо в аэропорт – что Джастину совершенно не нравится.
Ему не нравится, что туда приходится добираться на такси, и от самого места он не в восторге, и охрана на входе тоже особой радости не вызывает. И уж точно совершенно не симпатичен ему тот урод, что топчется позади него в очереди и едва не толкает его на ленту досмотра багажа. А еще ему категорически не нравится бродить там, пытаться отыскать то, что ему нужно, и чувствовать на себе любопытные взгляды.
В общем, к тому моменту, как Джастин находит нужный выход на посадку, он уже не очень хорошо себя чувствует. Ему виден только затылок Брайана – тот сидит к нему спиной, перед огромным – от пола до потолка – окном. Джастин подходит ближе, бросает сумку на пол у его ног, и то, как Брайан на это реагирует, не вполне его удовлетворяет.
Ручка, которую Брайан держит в руке, дернувшись, прочерчивает длинную черную линию через листок бумаги, на котором он делал какие-то пометки. Сам же он смотрит на сумку у своих ног, а затем медленно поднимает глаза на Джастина.
– Скажи, что я для тебя не просто уступка.
– Еще раз? – моргает Брайан.
– Скажи, что если я поеду с тобой, это не будет путь наименьшего сопротивления, – требует Джастин.
Брайан пару секунд сверлит его взглядом, трет рукой губы, а затем снова принимается что-то писать.
– Это не мне решать.
– Брайан.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
– Нет, понимаешь.
Брайан, все так же глядя в свой блокнот, усмехается и произносит с издевкой:
– Ты хочешь, чтобы я нанял самолет и написал в небе «Б.К. + Дж.Т. = вечная любовь»?
Руки Джастина сжимаются в кулаки.
– Можешь ты хоть раз в жизни не быть таким хреном?
– Я тебе уже сказал, – огрызается Брайан, начиная раздражаться. – Я хочу, чтобы ты был рядом. Либо ты принимаешь это, либо нет. Что еще сказать, я не знаю.
– Скажи то же самое, – заявляет Джастин, – только покороче.
Брайан бросает ручку и улыбается, одновременно безмятежно и ехидно.
– Мы теперь о грамматике будем спорить?
И тут Джастину приходится отвести глаза и сделать глубокий вдох, почувствовать, как воздух проходит сквозь ноздри, распирает грудную клетку и проскальзывает в живот.
Затем он наклоняется, подхватывает с пола сумку и начинает двигаться прочь даже раньше, чем та успевает взмыть в воздух. И думает про себя – нет, не думает, знает точно, – что если вот так Брайан считает, если чувства для него – вопросы грамматики, тогда, значит, он получил свой ответ. Вот так. И даже не больно.
А ждать чего-то другого он себе никогда и не позволял.
– Вот забавно, а я-то думал, ты повзрослел, – раздается за его спиной голос Брайана.
Джастин не должен бы на это клевать, но все же клюет.
– Повзрослел?
Развернувшись, он шествует обратно и сдергивает блокнот у Брайана с коленей.
– Да хули ты знаешь о взрослении, Брайан? Ты думаешь, я хочу романтических признаний? Роз, стишочков, гребанных серенад под луной? Плавали – знаем, ага, приплыли в итоге к виолончелисту. За эти три года – не считая последнего месяца – я только раз испытал что-то, отдаленно напоминающее привязанность, выражавшуюся, кстати, исключительно в словах, да и та на поверку оказалась насквозь фальшивой. И тем не менее, даже меня не настолько скрутил эмоциональный запор, чтобы я не в состоянии был признать, что хочу быть с тобой. И если ты не можешь этого произнести – и произнести искренне, – подводит итог Джастин, – значит, тут и думать не о чем. Прости, Брайан, но я так не могу.
Джастин понимает, что это сильно смахивает на ультиматум, но на самом деле, он не то имеет в виду. Просто все дело в том, что он всегда будет – вот таким. Всегда должен будет спать спиной к стене. И знать, кто стоит позади, – какого они роста, с каким выражением на него смотрят, что на них надето, что спрятано в их бездонных карманах и громко ли они топают, приближаясь. Всегда.
Он всегда будет стремиться себя защитить.
Брайан трясет ступней, закинутой на колено другой ноги, и смотрит в окно, на взлетную полосу. А затем, наконец, отвечает:
– Я хочу, чтобы ты был рядом, – Джастин сжимает рукой ремень сумки, края его до боли впиваются в ладонь. Глаза Брайана на секунду встречаются с его глазами – это самый быстрый взгляд в мире, а затем он, отвернувшись, добавляет. – Я хочу быть с тобой.
Даже со стороны видно, чего ему стоит это сказать, – по тому, как напрягается его подбородок, как дергается рука, как явно он борется с собой, чтобы не закатить глаза. Должно быть, он сейчас мысленно по-всякому себя обзывает – лесбиянкой, сопливым педиком, гребанной феечкой с замашками натурала – ни одного оскорбления не упускает. Джастин же собирается с силами, чтобы доказать, насколько он повзрослел.
Он опускает сумку на пол и усаживается рядом с Брайаном. Не превращает все это в какое-то событие – не набрасывается на него с поцелуями, объятиями, обещаниями.
Просто говорит:
– Нужно договориться об условиях. Есть кое-какие вещи, которые мне необходимы. Некоторые из них не обсуждаются.
Брайан, конечно, тут же настораживается. Может быть, он и страдает эмоциональными запорами, но кое-чего у него точно не отнять – он прекрасный бизнесмен.
– Забавно, я как раз собирался сказать то же самое, – отзывается он, отбирает у Джастина свой блокнот и снова принимается писать, склонившись над бумагой так, что волосы падают ему на глаза. – Ты сходишь к врачу. К какому-нибудь специалисту, который занимается подобными проблемами. И займешься восстановлением своей руки.
Скосив глаза вправо, он смотрит на Джастина до тех пор, пока тот не замечает его взгляд и не кивает. Тогда Брайан продолжает.
– Я работаю допоздна. Иногда пропадаю в офисе целыми днями, временами мне приходится уезжать. Я строю планы и нарушаю их, но только потому, что бываю вынужден это сделать. За каникулы длиной в месяц приходится платить.
– Что-нибудь еще? – спрашивает Джастин.
– Да, – на этих словах Брайан, наконец, откладывает блокнот, убирает ручку в карман пиджака и, обернувшись к Джастину, смотрит ему прямо в глаза. – Мы не женаты, я трахаю, кого хочу и когда хочу, но… – он снимает пушинку с рукава Джастина и щелчком отбрасывает ее в сторону, – всегда предохраняюсь. И обещаю не трахать никого дважды.
И Джастин едва не смеется над тем, что Брайан посчитал необходимым это оговорить. Однако любопытную формулировку он выбрал – «обещаю не трахать никого дважды». Как будто бы до сих пор он уже так не поступал, как будто бы это особое предложение, компромисс, на который он готов пойти ради Джастина. И это притом, что сам Джастин, возможно, вообще не способен заниматься сексом – по крайней мере, не в таком всеобъемлющем смысле, как раньше. По крайней мере, пока. И, наверное, вот именно это – то, что Брайан хочет с ним чего-то большего, чем просто секс, и есть настоящий романтический жест – признание, розы, стишочки и гребанные серенады.
Джастин позволяет своим губам сложиться в довольную улыбку – но только на секунду.
– Что-нибудь еще?
Брайан, обдумав его вопрос, вздергивает плечи:
– Это все мои условия.
Собственные условия Джастину хорошо известны.
– Я хочу быть финансово независимым – настолько, насколько это будет возможно. Как ты уже сказал, мы не женаты, и я – не какой-то подлежащий оплате счет. Кроме того… – вот сейчас, пожалуй, он слегка зарывается, – я хочу статус. Мне все равно, каким он будет, – бойфренд, партнер, горничная, персональный хуесос. Что бы ты ни выбрал, меня это устроит, но на статусе я настаиваю.
Вот здесь Брайан начинает колебаться. Закатывает глаза, трет пальцами губы, отводит взгляд. Тут как раз еще объявляют посадку на самолет – и люди начинают подтягиваться к выходу, просачиваются сквозь него, один за одним, и исчезают.
И Джастин решает, что, пожалуй, наступил подходящий момент, чтобы озвучить последнее условие.
– И раз уж мы будем спать в одной постели, я не хочу, чтобы в ней были другие мужчины. На самом деле…
Вот эту часть он ненавидит. Это единственное условие, которого он от души желал бы не иметь. И Брайан, кажется, уже предчувствует, что последует дальше – судя по тому, как он вскидывает брови и как смотрит на него, словно спрашивая: «Ну что еще?»
Джастин пытается улыбнуться, но выходит только какая-то гримаса.
– На самом деле было бы лучше, если бы ты вообще не приводил парней домой. Я не могу… Ну, в смысле, когда в моем доме появляются посторонние, я… ну… ужасно дергаюсь, – говорит он, глядя в совершенно спокойное, ничего не выражающее лицо Брайана. – Тут дело не в нас. И не в том, что ты трахаешься с другими, клянусь, это вообще не о том.
– А ты не шутишь, – невозмутимо отзывается Брайан.
– Самое худшее в истории с виолончелистом было не то, что Итан его трахнул. Самым худшим было то, что он привел его в мою квартиру. Я после всего этого чуть оттуда не съехал, – объясняет Джастин. – Это было единственное место, где я мог позволить себе расслабиться. И когда эта возможность исчезла…
Джастин разводит руками, зная, что у него все равно не получится толком объяснить, до чего это выматывает – все время быть начеку, никогда ни на секунду не терять бдительности.
Ему просто необходимо хоть одно место, где можно об этом забыть.
Брайан прижимает пальцы к глазам и начинает массировать их, словно у него болит голова. И Джастин чувствует, как постепенно тает только что обретенная им надежда. Было бы проще, куда как проще, если бы эту надежду у него отнял сам Брайан, а не гребанный Крис Хоббс.
– Я понимаю, это твой дом, – говорит Джастин. – Тебе пришлось много работать, чтобы он у тебя появился, и теперь терять все преимущества… В общем, если ты решишь, что я прошу слишком многого, я пойму, хорошо?
Брайан запрокидывает голову, медленно вдыхает, а затем коротко, резко выдыхает, как будто фыркает – не понятно, правда, к чему. Затем он встает с сидения, одергивает рукава, подхватывает свою сумку и спрашивает Джастина:
– Ну так что, идешь ты или нет?
– Серьезно? – переспрашивает Джастин
Брайан раздраженно смотрит на него и буркает:
– Пиздуй в самолет!
***
В последнее время находилось очень немного вещей, способных по-настоящему Джастина взволновать. Одной из них был независимый художественный вестник ВУЗа, в который он когда-то поступил, – Питтсбургского Института Изящных Искусств. Он приходил ему по почте десятого числа каждого месяца. И Джастин с наслаждением листал журнал, представляя себе, будто он один из тех студентов, чьи работы там публикуются. Например, этакий хлыщ, который вечно ходит по пафосным общажным вечеринкам, ноет, как преподы достали со своими курсовыми, и до хрипоты спорит о влиянии гетерогенности современного искусства на традиционные художественные образы. Или, может, такой революционер, для которого его картины являются рупором актуальных социально-политических идей.
А, может быть, он студент, который влюблен – безумно влюблен – и каждый день кажется ему последним днем на земле, а каждый поцелуй – особенным и остро желанным, и прекрасным до боли.
В такие моменты Джастин воображал себя самыми разными людьми. Умными, красивыми, талантливыми, хорошими и не очень. Но общим во всех них было то, что ни одним из этих людей он никогда не станет. Не сможет стать… Можно сказать, его самого сформировала неспособность стать ни одним из этих людей.
Но все это было до того, как Брайан Кинни прикоснулся к нему на похоронах.
Брайан целует его в самолете – но не тем поцелуем. Этот поцелуй не особенный, не остро желанный и не прекрасный до боли. На самом деле, Брайан целует Джастина потому, что на взлете у того случается паническая атака. Он ведь толком не спал, кажется, несколько суток и лекарств с собой не захватил, не думал, что они ему понадобятся.
И Брайан целует Джастина, чтобы его отвлечь, просто хватает за подбородок, разворачивает его голову к себе и пропихивает язык ему в рот. И самолет ревет, трясется, взмывает вверх, а Джастин думает – ну и ладно.
Ну и ладно, может быть, он никогда и не сможет стать теми совершенными людьми из своих фантазий. Но, возможно, так даже лучше. Может быть, человек из него получится слегка ущербный, но это… Это вот как этот самый поцелуй. Потому что Брайан целует его, чтобы предотвратить что-то ужасное, но суть-то в том, что это работает, и вот Джастин уже отвечает на поцелуй, и рев в его ушах затихает, сменяясь стуком сердца. И вот именно то, что Брайан, удерживая его подбородок и проводя большим пальцем по тому месту, где встречаются их губы, может заставить этот рев смолкнуть, и делает его поцелуй особенным.
– Вон тот на нас пялится, – шепчет Джастин Брайану, когда основной запал стихает, и поцелуй постепенно переходит в неспешные пощипывания губами и влажные причмокивания.
Пассажир, что сидит через проход от них, откашливается – но звук получается такой, словно он не просто прочистил горло, а сделал им резкое замечание.
Голос из динамика сообщает, что можно отстегнуть ремни.
Брайан поворачивает голову, награждает мужчину долгим безмятежным взглядом и, наконец, произносит:
– Надеюсь, вас не сильно смущает то, что мы с моим персональным хуесосом пытаемся тут пообжиматься?
Джастин придушенно смеется и толкает Брайана локтем в бок. И, честно говоря, это настоящее чудо, потому что он что-то сильно разнервничался от того, как неодобрительно этот мужик на них таращился. Да и сидит он слишком близко, чтобы Джастин мог чувствовать себя комфортно.
Но рядом с Брайаном он ощущает себя человеком, которому ничто не угрожает.
– Ой, то есть простите, – Брайан раскрывает журнал и продолжает, глядя в страницу. – Мы с моим хуесосом пытаемся предаться разврату.
***
– Жалеешь?
Брайан стоит за дверью оккупированной Джастином ванной. Это ванная Брайана, и находится она в «квартире» Брайана. Если честно, Джастин успел лишь мельком все тут осмотреть, пока несся в туалет, и все же даже беглого взгляда ему хватило, чтобы оценить, как это смешно, что его жилище и жилище Брайана именуются одним и тем же словом – «квартира».
Он открывает рот, чтобы ответить, но вместо этого снова склоняется над унитазом.
– Прости, – хрипит он. – Мне нужно…
– Принять лекарства. Но сейчас это будет бесполезно.
Джастин пытается выразить свое согласие с этим утверждением, а, может, снова извиниться, потому что ему и правда неловко за себя, но вместо всего этого его снова выворачивает. Он чувствует себя глупым, да, глупым, а еще разболтанным, прибитым и абсолютно счастливым.
Нет, он точно не жалеет.
Когда, наконец, к нему возвращается способность дышать, не ощущая болезненных спазмов в животе, Джастин смывает за собой, выходит из ванной и понимает, что дверь можно было и не закрывать – все равно центральная ее часть сделана из стекла, и стекло это – не матовое.
Джастин смотрит на Брайана, смеется и зажимает рот запястьем.
– Нью-Йорк, – говорит он, не вдаваясь в пояснения.
Да они тут и не нужны.
Брайан лишь угрюмо усмехается.
Когда Джастин начинает всерьез задумываться о случившемся… А до сих пор он толком не задумывался, не задумывался, пока они не приземлились в «Международном Аэропорту имени Джона Кеннеди». Ведь все произошло так спонтанно, и он почти не спал в последние дни, да плюс еще их разговор его растревожил… В общем, от всего этого все происходящее казалось ему каким-то смутным и не вполне реальным. Так вот теперь, когда он начинает всерьез задумываться о случившемся, ему видится какая-то ирония – в самом невеселом смысле этого слова – в том, что он переехал в один из самых густонаселенных мегаполисов на земле.
Брайан кивает ему на маленькую витую лестницу в углу и говорит:
– Иди приляг. Мне еще надо отослать пару писем.
Но Джастин вместо этого берет свою сумку, возвращается в ванную и тщательно моется, попутно изучая помещение сканирующим взглядом. Он подмечает все – вот бритва Брайана, его ополаскиватель для рта, коллекция одеколонов и лосьонов после бритья, увлажняющий крем за семьдесят долларов, в болезненном пристрастии к которому Брайан в жизни не признается, антибактериальное мыло, гель для волос, электрическая зубная щетка… Все предметы аккуратно выстроены в одну ровную линию.
А Брайан чуточку невротик.
Джастину кажется, что это совершенно очаровательно.
Спальня, расположенная на втором уровне, представляет собой открытое пространство, откуда открывается отличный вид на всю квартиру. И Джастин, поднявшись по лестнице, сразу направляется к балюстраде, перегибается через перила так, что волосы свешиваются на лицо, и смотрит вниз. Он видит Брайана – тот сидит за расположенным неподалеку от кухни письменным столом, наклонившись к монитору и трогая пальцем губы.
– Удивительная квартира, – говорит Джастин.
Ему даже голос повышать не приходится. Все здесь сделано из стекла – двери, полки, перегородки. Южная стена так и вовсе вся стеклянная, за ней открывается неплохой вид на двадцать этажей вниз. Мебель тут белая, а полы деревянные. По квартире гуляет эхо.
– Знаю, – отвечает Брайан и начинает печатать.
Пальцы его яростно стучат по клавиатуре – признак полной концентрации.
Джастин пытается представить себе, как это Брайан тут живет. Эта квартира совсем не похожа на его Питтсбургский лофт, в дизайне которого сочетались элементы урбанистического стиля и контемпорари. Это место – ультрасовременное, минималистское, открытое, голое.
Холодное.
Здесь нет рисунков, картин, пледов, ковров, ни одной памятной вещицы. Ничего нигде не валяется – глазу не за что зацепиться. Ни намека на что-то личное. Ни намека на Брайана.
Здесь нет красок.
Чем больше Джастин об этом думает, тем более вероятным ему кажется, что ровно так квартира и выглядела, когда Брайан в нее переехал. В здании, наверное, их, таких, было не меньше сотни. Только в остальные квартиры потом въехали хозяева и обжили их, привнесли в обстановку что-то свое, что-то личное, то, что сделало эти пустые клетки их домом.
Услышав, что стук клавиш прекратился, Джастин снова бросает взгляд на Брайана.
И замечает, что тот смотрит на него.
Изучает так же внимательно, как Джастин только что изучал обстановку, мебель и декор – а точнее, его отсутствие. И Джастин, пораженный внезапным открытием, пристально вглядывается в лицо Брайана, в сжатые в тонкую линию губы, вбирает в себя его взгляд, словно затягивается сигаретным дымом, и различает в нем нечто уязвимое.
В эту самую минуту Джастин понимает, что вот это место – не дом Брайана. И что он сам и другие – Деб, Майки, Эммет и Тэд – они не единственные, кто просто примирился со своей жизнью. Не единственные, кому страшно, не единственные, кто крупно облажался и так устал принимать неверные решения, что больше и пытаться не хочет. И вся разница между ними и Брайаном заключается в том, что Брайан убежал, а они спрятались.
Но спрятались хотя бы все вместе.
И он, Джастин, несмотря на все свои старания, вовсе не самый одинокий человек в этой комнате.
Джастин сглатывает застрявший в горле ком и говорит:
– Иди сюда.
Он не уверен, что Брайан его послушается, но тот нажимает какую-то кнопку на клавиатуре, встает со стула, потягивается и направляется к лестнице.
Поднявшись по ступенькам, Брайан криво ухмыляется и сбрасывает ботинки.
– Не терпится оправдать свой статус персонального хуесоса?
Джастин обхватывает его руками за шею и тянет на себя, до тех пор, пока лбы их не соприкасаются, до тех пор, пока он не получает возможность не просто слышать – чувствовать дыхание Брайана – грудной клеткой, щекой и подбородком.
– Брайан, – шепчет он.
Потому что сказать то, что ему хочется сказать, он не сможет – это только оттолкнет Брайана, заставит его немедленно приняться за строительство новых стен.
А Брайан, не тратя времени на предупреждения, вдруг припадает губами к его рту. Целует жадно, врезается в Джастина, как товарный поезд, удерживает его лицо ладонями, выдыхает ему в рот, вплавляется в его тело. И Джастин клянется себе, что расцветит жизнь Брайана яркими красками – не потому, что тому это нужно, не потому, что Джастин сочувствует его одиночеству, но потому, что он сам просто не сможет удержаться. Тогда, в душе, он решил, что понял, почему Брайану непременно необходимо, чтобы ему стало лучше, но теперь Джастин понимает, что ошибся – ужасно непростительно ошибся.
Он бросается на Брайана, едва не карабкается на него, всей пятерней вцепляется в волосы, виснет на шее, и вот его ноги уже отрываются от земли, а запрокидывать голову для поцелуя становится не нужно. Брайан же никак не может определиться – хватает его то за рубашку, то за талию, то за бока, то за шею, то за плечи, пока, наконец, не вцепляется, словно клещами, Джастину в задницу, удерживая его на весу и прижимая к себе.
Брайан бросает Джастина на постель, но тот так крепко держится за него, что они так и валятся вместе и, чуть подпрыгнув на спружинившем от толчка матрасе, сталкиваются подбородками. И что-то трещит, и кто-то из них недовольно шипит, и Джастин чувствует медный привкус крови во рту, но не понимает, чья она, потому что губы их все никак не могут разлепиться, а, значит, кровь может быть чья угодно.
Брайан сдирает с них обоих одежду так, словно она своим присутствием наносит ему личное оскорбление. Скрежещет зубами в схватке с коварной рубашкой, мечет глазами молнии в пуговицы, усмиряет вздумавшую бунтовать молнию. И когда, наконец, его кипящий яростью взгляд останавливается на Джастине, у того перехватывает дыхание, словно его одновременно ударили в грудь и в живот.
Брайан тесно прижимается к нему бедрами, животом и грудью, и Джастин обхватывает ногами его талию. Он сейчас не может точно вспомнить, каким был их секс раньше, не может воскресить в памяти ослепляющий восторг проникновения. Но Джастин уверен, что вот это – даже лучше: то, как они трутся друг о друга, грубо, отчаянно, схлестываются бедрами, больно сталкиваются коленями и локтями, вжимаются друг в друга яйцами, впиваются губами и дышат, часто и коротко, как собаки.
Это иной вид проникновения.
Джастин принимается руками и ногами отпихивать Брайана, бороться с ним, пока они, наконец, не переворачиваются. Теперь уже он оказывается сверху, сам трется о Брайана, скулит ему в рот, затем чуть отстраняется и сплевывает вниз, между их телами, чтобы лучше скользили.
Потом он обхватывает руками голову Брайана и сдавленно дышит ему в шею. Наверное, он давно бы уже отшатнулся, если бы Брайан не задыхался под ним, стиснув зубы и крепко зажмурив глаза, если бы тот явно не был на грани оргазма. И Джастин уверен, что сам он не кончит, но сейчас ему на это плевать, и потому он все трется о Брайана, схлестывается с ним, снова и снова, пока внезапно не впивается зубами ему в кожу, с запозданием понимая, что их сносит оргазмом – и кончает тут явно не один Брайан.
Джастин смотрит на Брайана, смутно осознавая, что тот его обскакал, что он уже лежит под ним, расслабленный, и переводит дыхание, в то время как сам он только вздрагивает всем телом, резко замирает и выкрикивает его имя, почти испуганный таким неожиданно сильным оргазмом. Брайан убирает ему волосы со лба, и Джастин закрывает глаза, утыкается лицом ему в шею и дрожит, чувствуя, как стучат зубы.
Проходит довольно много времени прежде, чем Джастин снова перестает ощущать себя таким хрупким. Когда, наконец, все заканчивается, живот у него болит, бедра ноют, а на коже, кажется, проступают синяки. Брайан ни слова не говорит о том, что ему добрых тридцать минут пришлось лежать и гладить Джастина по спине. Он просто выбирается из-под него и заявляет:
– К твоему сведению, у меня смазка есть. В больших количествах.
Затем он смотрит на свою промежность, морщится и, ругаясь себе под нос, принимается вытираться. Будто бы раньше ему никогда не доводилось впопыхах трахаться по слюне – вот уж вранье, Джастин по собственному опыту это знает.
Джастин вытирает влажным полотенцем живот и замечает:
– Я так и не оправдал свой статус.
Брайан, натягивая трусы, вздыхает:
– Думаю, придется нам остановиться на чем-нибудь более унылом.
– Ммм… Это будет слово, созвучное с «вой-тренд»?
– Нет.
– Может, тогда с «старт-нёр»?
Брайан награждает его уничтожающим взглядом.
– … может быть.
– Правда? – Джастин подкатывается к краю кровати, оттягивает пальцем резинку трусов Брайана и щелкает его по пояснице. – Охуеть, нет, правда?
Только десять процентов его улыбки относятся к принятому решению, остальные девяносто – просто посткоитальные.
Брайан отступает подальше, так, чтобы Джастин не мог до него дотянуться, и фыркает:
– Отъебись от меня. Я еще не на все письма ответил.
Джастин плюхается обратно на постель, раскидывает руки и выгибается.
– Как скажешь, партнер.
Брайан, уже начавший спускаться по лестнице, застывает, оборачивается и говорит грозно:
– Не наглей, Солнышко!
Джастин вскидывает руку в воздух и торжественно клянется:
– Благоразумие – моя главная добродетель, – а когда Брайан отходит еще примерно на дюжину шагов, добавляет. – Партнер!
– Заткнись, – орет ему Брайан снизу.
И Джастин хохочет, хохочет и никак не может остановиться.
Потом он снова смотрит на Брайана через перила, только на этот раз они с ним оба полураздеты. Джастин просовывает ноги между металлических опор и болтает ступней в воздухе. Временами Брайан моргает, и в ту секунду, когда веки его взлетают вверх, он смотрит на Джастина – так, бросает мимолетный взгляд. Потом хмурится и трет пальцами губы, как делает всегда, когда очень сосредоточен, только на этот раз Джастин на девяносто процентов уверен, что на самом деле он так прячет улыбку.
И каждый раз, когда это случается, Джастин принимается болтать в воздухе ногой и сам невольно улыбается. Потому что правда в том, что даже если он не может сказать этого вслух, даже если ему приходится говорить что-то другое, чтобы задавить рвущиеся из горла слова, не спугнуть Брайана, не заставить его снова возводить стены, на самом деле он чувствует именно это.
И так было всегда. С самого первого дня. Даже тогда, когда все считали, что он слишком юн и наивен, чтобы понимать, что это значит. Даже раньше, чем он смог на собственной шкуре испытать, что это такое.
До того, как он стал солнышком, и до того, как стал тьмой, Джастин уже любил Брайана. Это всегда будет частью его натуры – как уродство и как красота.
Вот, где он тогда ошибся.
А правда в том, что он до сих пор остается наивным охреневшим от любви семнадцатилетним мальчишкой. И сломленным девятнадцатилетним циником тоже.
Но, вместе с тем, он – нечто большее.
Он – все те люди, которыми до сих пор не успел еще стать. Те люди, которых из него формировали мать и Эммет, и Брайан, люди, которых из него вылепит мир, люди, встреча с которыми его удивит, люди, которых он полюбит и которых возненавидит, важные люди, желанные люди, люди, которые расцветят жизнь Брайана чудесными яркими красками.
Джастина словно распирает изнутри, кажется, будто его души не хватит, чтобы вместить в себя всех людей, которыми ему еще предстоит стать. Он теперь живет в городе, частью которого быть пока не может. Не сегодня, нет, но уже очень скоро он возьмется за него всерьез, потому что у него есть все для того, чтобы стать более сильным человеком. Мечты и глубокие карманы, связующие нити и боевая раскраска, сверхновые и умение драться за свое зубами и когтями, уродство и красота, и – превыше всего остального – свобода.
Джастин – все те люди, которыми он до сих пор не успел еще стать.
Ему не терпится поскорее начать ими становиться.
