Текст книги "Солнце в её ладонях (СИ)"

Не то, чтобы Занзас был таким уж меркантильным ублюдком, но что-то от честолюбивого мерзавца в нём имелось. Наверное, целеустремлённость. Во всяком случае, так считал сам Занзас, а несогласные редко проживали больше недели. Скуало же, да и вся Вария в целом, считали босса той ещё задницей, тем не менее, с блеском выполнявшей свою работу.

Вот и сейчас Суперби поимел несчастье стать жертвой долбанутого маньяка. Мечник пытался не высказывать своего недовольства, но учитывая сволочной характер… В общем-то время от времени воздух сотрясали вопли вроде: «Вро-о-ой, охренел, босс? Я же полысею».

Возможно, ничего вышеупомянутого не случилось бы, если бы не про́клятые карты…

Конечно, мафиози, привыкшему к прелестям совместной жизни с чудовищем, не стоило так возмущаться, но ведь его собирались поиметь! И поиметь церебрально, используя вместо движущейся мишени для тотального расстрела из пистолетов.

Жизнь несправедлива…

Ч-1.2

Разговор с Киоко состоялся немного позже – едва мужская половина вспомнила, что пора бы отбросить церемонности и банально напиться, а женская, что нужно бы удержать своих любимых и не очень мужей от этой самой пьянки. Тсуна подозвал супругу в тихую свободную комнату, соседнюю той, в которой происходили недавние откровения Занзаса.

– Ты догадался, – сразу поняла Киоко.

Савада кивнул:

– Помогли.

Девушка отвела взгляд в сторону, повела оголённым плечом.

«Гости скоро разойдутся», – подумала рассеянно.

Их короткий обмен репликами так похож на сцену любимых ею мелодрам.

– Прости? – склоняет голову к плечу.

На губах змеится грустная улыбка.

Не то, чтобы она стала чёрствой, просто так достало изображать счастливую, всем довольную верную жену. Без любви совсем не то – совсем не так.

Ведь она пыталась – честно пыталась что-то изменить, как-то повлиять, соблазнить, в конце концов. Но напрасно – Тсуна мил с ней и очень обходителен – не на показ, но вот постель их давно холодна и пуста.

Савада качает головой: не нужно извинений.

Он встаёт с дивана, на который недавно присел, и начинает наворачивать круги по комнате.

Это беспокоит Киоко, но она молчит – как и положено идеальной жене мафиози.

Спустя некоторое время молодой человек останавливается, разворачиваясь к супруге:

– Ты хочешь развода?

Киоко неопределённо пожимает плечами.

Не то, чтобы она стала распущенной, но с некоторых пор ей стала нравиться такая жизнь. Италия помогла разобраться в себе, привила хороший вкус, и теперь, когда симпатия к очередному мужчине угасает, она может бросить его, не боясь осуждённых выкриков вроде «грязная», «шлюха» или чего похуже. Измены здесь привычное дело.

Италия научила её ценить в первую очередь детей, во вторую – себя, а в третью – своё прошлое. И Киоко не хотелось бы возвращаться в Намимори, к старым традициям и привычкам. Да, там живут Нана, Хару, но достаточно и того, что они приезжают летом и на праздники.

Не то, чтобы она стала бесчувственной, просто… она стала женщиной.

Женщиной во всех смыслах.

– Нет, – Киоко качает головой, сцепляя вытянутые руки в лёгком замке впереди себя. – Если ты не против, мне бы и дальше хотелось считать тебя своим супругом.

Тщательно выверенные слова – будто анестезия по трубке капельницы выплёскивается в вены – и чётко, по графику – ни граммом больше, ни граммом меньше.

А Тсуна всё чувствует. Встряхивает отросшей тёмно-русой шевелюрой, будто отгоняя прочь дурные мысли вместе с соответствующей им атмосферой. Стремительно подходит и крепко обнимает жену – срывая все выстроившиеся между ними замки и ограничения.

– Так будь ею. Потому что никакую другую я не хочу.

Всё складывается невероятно странно, но Киоко расслабляется, доверяясь своему женскому чутью. Своей интуиции.

Обнимает в ответ и, наконец, позволяет паре слезинок скатиться по щекам, стирая макияж. Это всё нервы, всё от волнения.

Нужно срочно успокоиться и взять себя в руки. Надо же, разревелась. Да ещё и при ком…

Хотя это она, конечно, преувеличивает.

А Тсуна, умиротворённый одним присутствием своей драгоценной жены, вдыхает аромат её ненавязчивых сладковатых духов. С Ней – не то, что с остальными, с Ней он будет той самой каменной стеной, соблюдая все клятвы, которые дал до того, как одеть на Её тонкий палец ободок золотого обручального кольца.

– Тем более, Вонголе однозначно нужен Одиннадцатый. Гокудера давно умоляет меня о дочке, а то у него вскоре появится второй сын.

Они оба тихо рассмеялись, вспоминая стенания Хаято, мол, боссу давно бы пора обзавестись детишками и, желательно, обручить их с детьми Гоку.

А потом супруги посерьёзнели – ведь как ни крути, а Десятому необходим приемник, не то начнётся кровавое побоище намного хуже того, которое произошло во времена Десятого. Тогда никто не мог стать соперником вместо Занзаса, но в следующий раз он не сможет претендовать на место босса. И Киоко была уверена – она сделает всё, что угодно, лишь бы подарить Тсуне сокровище жизни.

– Нам всего двадцать, Киоко, это не настолько много.

Девушка кивнула, прикрыв глаза, и покрепче прижалась к мужу.

Они исправят оплошность: станут хорошими друзьями – лучшими партнёрами и союзниками. И ничего, что она продолжит менять любовников, а он даже не посмотрит сожалеющим взглядом ей вслед. А когда её спросят: «Почему вы вместе?», – она ответит, что в детстве было модно влюбляться в супергероев.

Ч-1.3

Пару лет спустя.

– Ямамото, докладывай, – Тсуна смотрел на подчинённого сквозь стёкла напичканных разнообразнейшими примочками очков.

– Мы почти закончили, – Такеши неизменно улыбается и даже характерно чешет затылок, чуть не срезав своей катаной волосы на затылке. Наверное, забыл, что сейчас у него в руках совсем не бита. – Занзас ранен, но не смертельно, а вот с Скуало-саном беда – его уже доставили в безопасное место. Хотели и Занзаса прихватить, но он отказался. Сказал, что обойдётся. Противник практически уничтожен, остались небольшие группы – одну из них взял на себя Хибари-сан, а другую Хром-тян с Мукуро. Потери с нашей стороны небольшие, но Гоку-кун просит не вмешиваться до конца.

После отчёта Савада облегчённо выдохнул. Хорошо, когда практически нет потерь.

Сегодня Гокудере удалось упросить босса не участвовать в облаве, позволив ему всем заправлять. Хотя Тсуна всё равно стоял наготове, неспособный остаться в стороне. А если кто-то будет в опасности – тот же Занзас, например?

Он терпеть не мог зачистки и убийства в целом, однако Реборн явился лично и меткими доводами вбил в голову своего бывшего ученика, что если они не проведут операцию сейчас, то завтра нападут на них, и жертв будет неизмеримо больше. Слова репетитора подействовали на манер электрошока, и, тщательно обдумав ситуацию, Савада поставил свою подпись-закорючку на соответствующем документе. А потом пожаловал «Правая рука», пылающий желанием впервые за столько лет взять на себя управление крупной облавой.

Слегка тряхнув головой – дурная привычка – Тсуна обратился к Ямамото:

– Со Скуало понятно, но почему Занзас ещё здесь?

– Потому что он хорошо стреляет, – улыбка немного увяла, но затем бейсболист опомнился, и она вновь зацвела пышным цветом. – Мы пытались его отговорить, но он хочет «отбыть» до конца. Сказал, обойдётся без помощи наших «пи-и-и».

– Ясно, – Савада усмехнулся тщательно «зацензуренному» мату. – Хотя мне слабо верится, что Занзас так легко подставился.

– Шальная пуля, – беспечное пожатие плеч. – Тем более, он принципиально не использует пламя ярости. Босс, я пойду, если ты не против, а то пропущу всё веселье.

Тсуна кивнул, не в силах избавиться от комка в горле. Шальная пуля, значит…

Сегодня – шальная, а завтра? Им не всегда будет везти. Возможно, поэтому Савада в своё время так яро отпихивался от должности Десятого?

Ведь теперь он ещё больше боится потерять своих друзей и семью, правда, старается не показывать порой слишком давящих на сознание эмоций – ведь он – глава Вонголы. Если не он будет надеждой на лучшее, то кто?

– А, стой, Ямамото, – хранитель дождя недоуменно оборачивается. – Где сейчас Занзас?

– Хмм… Вон там, – указательный палец направлен на западное крыло трёхэтажного здания. Такеши понимающе улыбнулся. – Пойдёшь спасать?

– Не-а, – поддавшись странной меланхолии, отвечают ему. – Просто добью.

Таки заливисто смеётся, уходя, а Тсуна с кривой усмешкой думает – если бы всё было так просто.

С помощью пламени срывается с места, и когда они с Занзасом наконец-то пересекаются, становится понятно – основательно ранена правая рука, которая обвисла вдоль туловища. В левой мафиози держал пистолет, привалившись к полуразрушенной стене.

– Бах! – Тсуна вышел из-за угла, прицельно «стреляя» в Занзаса из несуществующего пистолета-руки.

Совсем на него не похоже, но каких глупостей не натворишь на нервной почве. К тому же, если Тсуне не показалось, эпичное «Бах» звучало несколько взволнованно.

Занзас, как говорится в простонародье, охренел, однако, услышав шаги за дверью, поставил обронённую челюсть обратно на её законное место и принял боевую стойку затаившегося хищника.

Не заботясь об эстетичности выражений, спросил:

– Ты что здесь забыл, недоумок? Твоя шавка, вроде, распиналась, что ты не собираешься вмешиваться.

– А я и не вмешиваюсь, – заверил Савада, зеркально отображая готовность в бою. – Я мимо проходил.

Раньше в таком положении Савада стал бы краснеть и заикаться, но он давно перестал опасаться Занзаса. Дышать без сжимающего глотку предчувствия беды оказалось намного легче. Тем более, стало не до этого, когда Киоко родила замечательную девочку, после долгих споров названную Джорджиной – характером удавшуюся не иначе как в Реборна. Гокудера в ней души не чаял, всевозможно развлекая и задаривая подарками девчонку.

Занзас криво усмехнулся, а Тсуна, не меняясь в лице, предупредил:

– Они выстрелят через девять секунд. Семь пуль. Три в корпус, две по ногам и одна в голову.

Мужчина кивнул, перезаряжая пистолет. Даже раненный он посчитал ниже своего достоинства использовать пламя, поэтому пользовался обычными пулями. Перекатившись под другой обломок, заодно погасил освещавшую продолговатый коридор лампочку. Часть коридора погрузилась в полумрак.

Тсуна стоял у той же стены, прислонившись к ней спиной и затылком. В коридор зашли люди, и тут же раздались звуки выстрелов – тех самых, о которых нашёптывала интуиция. Он ненавидел эти звуки, равно как и стоны умирающих, поэтому морщился, пытаясь в мыслях отстраниться от насущного «бардака». По его мнению, можно было поступить помягче, но эта мысль перебивалась рациональным, пусть и жестоким выводом: мафия – это семья, выжившие отомстят, предавшие семью – крысы, которых оставшиеся пантеры обязаны беспощадно сожрать. Во имя выживания их клана.

Именно поэтому, передёрнув плечами, Тсуна, ни секунды не сомневаясь, пристрелил последнего из группы, судорожно тянущегося к своему пистолету.

Занзас скривился – иронично, мол, за столько времени ещё не привык? Савада пожал плечами, перезаряжая пистолет, и, включив связь с Гокудерой, поинтересовался в динамик:

– Облава закончена?

– Да, Джудайме, остались только те, кто кинулся врассыпную. А Вы где? – тон приобрёл подозрительные нотки. – Ирие проверил, датчики показывают, что сейчас в округе нет никаких чужих группировок – только свои.

– Я м-м-м… неважно. Ладно, до встречи, – Десятый быстро оборвал сигнал, радуясь, что на его одежде нет маячков и прочих следилок.

Занзас теперь тоже с кем-то разговаривал, жутко ругаясь и ежеминутно на полном серьёзе угрожая прикончить определённых подчинённых ему субъектов. Согласовавшись с собеседником, босс Варии неуважительно поинтересовался:

– Так какого чёрта ты здесь ошиваешься?

– Я… ну-у-у… – та же опера. Савада никогда не любил и не умел врать. – Понимаешь, я решил проверить некоторые доводы Такеши-сана.

Кажется, вышло прилично. Шатен слабо, будто извиняясь, улыбается своему теоретически подчинённому. Взгляд Занзаса говорит сам за себя, и только мужчина хочет прокомментировать всё действо, когда Савада вспоминает, что его, в общем-то, здесь быть не должно. Поэтому, наспех попрощавшись, он выскакивает в разбитое окно. Хотя выскакивает, а точнее – вылетает – это громко сказано – скорее, поспешно скрывается, стараясь, чтобы его никто не заметил.

Вслед звучит только привычное снисходительное: «Мусор», – и едва различимый стон боли.

«Потерпевшему» остаётся ждать подмоги, однако это кажется слишком мерзким и низким – кого-то ждать. Большая честь, коей удостаивались только Девятый с Десятым. И Занзас, собирая последние силы, поднимается, цепляясь за стену. Скользя по ней целой рукой с пистолетом наготове, босс Варии часто и громко дышит. Рука висит плетью, ноги путаются – он переоценил себя, но гордость неизменно побеждает, принуждая шаг за шагом продвигаться к двери выхода. Встреться ему кто-то из уцелевших врагов, и тот без труда пристрелил бы еле движущуюся мишень. Накатила жуткая слабость, когда адреналин и эффект «присутствия» Савады сошёл на нет.

Но Занзас был собой неимоверно доволен – главную задачу он сумел выполнить, а именно: ни разу не прикоснуться к Вонголе за месяц. И эту грандиозную победу он позже отпразднует бутылкой лучшего виски.

Если выживет.

Ч-1.4

Тсуна стоял у колыбели, в которой преспокойно спала его дочь. Колыбель мерно покачивалась в такт дыханию ребёнка. Это умиротворяло.

Рядом на кровати отдыхала Киоко. Она редко надолго расставалась с дочерью, а если и разлучалась, то оставляла её только на попечение трёх человек, которым верила больше, чем себе: Тсуне, Реборну и, как ни странно, Хибари. Второй также являлся крёстным, но этого можно было ожидать – вряд ли бывший аркобалено позволил бы занять сию «должность» кому-то, кроме него.

– Не жалеешь? – спросил Савада супругу.

– Ни секунды, – решительный ответ.

Укрывшись одеялом, в ворохе подушек, девушка выглядела особенно трогательно и беззащитно. Возможно, именно это подкупало большинство её любовников, не способных поверить, что тонкая девичья рука при необходимости способна без колебаний нажать на курок. Общаясь с Киоко, как-то неуловимо забывалось, что она жена мафиози. Иногда «вспомнившие» пытались надавить, шантажировать, однако вовремя вмешивался кто-то из семьи. Например, Рёхей. Или Ямамото – особенное впечатление производила его солнечная улыбка, от которой временами по коже пробегал мороз даже у самых закалённых «казанов».

Киоко мягко улыбнулась, наблюдая за машинально поправляющим одеяло дочери Тсуной. Попросила:

– Поспишь со мной сегодня?

Десятый задумчиво кивнул. Снял накинутый халат, оставаясь в одних лёгких штанах, и устало потянулся: завтра намечалась общая тренировка, совещание, а ещё встреча с Дино и разбор очередных бумаг – следовало хорошенько выспаться.

Юркнув под одеяло, он почувствовал, как прижалась к нему супруга, положив голову на его плечо – сегодня она действительно решила остаться дома. Этой ночью никаких развлечений и любовников.

Отношения между супругами Савада нельзя назвать нормальными, руководствуясь обычными категориями, но для них они являлась естественными – как при вдохе, когда впускаешь в лёгкие глоток кислорода.

Они не изменяли друг другу в привычном употреблении этого слова: теперь Тсуна знал о каждом из любовников Киоко, а сам и вовсе ни с кем не спал, словно ему чужда жажда плоти и остальные соответственные потребности.

– Знаешь, – с губ девушки слетел неслышный выдох, – если бы ты захотел, я бы отдала тебе всё…

Маленькое откровение. Совсем небольшое, но невероятно исключительное.

– Знаю, – полная горячей признательности улыбка. – А ты должна знать, что я, не задумываясь, отдам жизнь за вас обоих.

Киоко притворилась спящей: она понимала, что сказал супруг, равно как и то, чего он не сказал.

«Отдам жизнь. Не сердце. Я не волен управлять им», – звучало у неё в голове Его голосом.

Нащупав на тумбочке пульт от люстры, Тсуна выключил свет. В последней вспышке тускло блеснули парные обручальные кольца на безымянных пальцах.

В колыбельной Джины негромко покачивалась деревянная музыка ветра.

Ч-1.5

– Врооой! Босс, Вы собираетесь идти или нет? – Скуало в официальном костюме стоял в кабинете Занзаса, пытаясь куда-нибудь притулить меч, чтобы охрана разрешила прихватить его с собой.

Глава Варии посмотрел на своего командора несколько флегматично и, допив нечто алкогольное в круглом стеклянном бокале, без предупреждения швырнул его в Суперби. Наученный горьким опытом мечник одним движением увернулся – сей опыт стоил ему кучи ушибов и многих лет тренировок.

– Пошёл нахер, мусор. Я приду, когда захочу.

На самом деле Занзас вообще не был уверен, хочет ли он идти.

Но всё-таки пошёл, не мог не пойти, зная, что сможет лишний раз мазнуть взглядом по тому, кем бредит последние несколько лет. Казалось, злодейка Судьба насмехается над жестоким убийцей, прекрасно умеющим гасить чужие жизни, расколов его сердце надвое: одну часть оставив внутри, а вторую нахально, без какого-либо разрешения отдав не просто человеку – Десятому. Никчёмному Тсуне – непредсказуемому, преданному семье слабаку.

Да, Занзас упорно не желал признавать, что Савада стал намного самостоятельнее и решительнее, нежели в их первую встречу. И мужчина мог бы поклясться: сдохни хоть один из чудом не померевших вонгольских хранителей, их бесполезный босс безнадёжно запьёт и, чего доброго, отправится следом. Тем более, не понятно, как такой человек умудрился «сделать» ребёнка…

На празднестве Тсуна выглядел замечательно. По крайней мере, Гокудера яро уверял в этом Джудайме часа три подряд. Сегодня глава Вонголы отличался невозмутимостью – он научился при необходимости погружаться в задумчиво-отстранённое состояние. Многие воспринимали этот образ как признак непоколебимого спокойствия, уверенности в будущем, что теперь особенно пригодилось – Джорджине исполнялось четыре. Можно сказать, знаменательная дата.

Малышка характером определённо удалась в Реборна, души не чаявшего в воспитаннице. К сожалению, среди гостей его не было – очередное сверхсрочное задание, требовавшее присутствия именно Реборна. Зато он прислал подарок: пару почти игрушечных пистолетов. Супруги решили благоразумно спрятать презент до прибытия самого крёстного, написав киллеру, что кроме общего приёма намечается сугубо семейный праздник с ограниченным количеством определённых лиц.

Ответным сообщением пришёл обычный белый лист с датой. Савада понял, что это дата возвращения бывшего учителя обратно, и будто наяву увидел, как Реборн, читая письмо, хмыкает и мимолётно благодарно улыбается. Благодарно – разумеется, в интерпретации самого Реборна.

На самом приёме Тсуне на пару с Киоко пришлось постоянно «вальсировать» по залу от одной группы к другой, улаживая дела и разногласия между приглашёнными гостями. Шатен терпеть не мог такие сборища, куда попадали совершенно незнакомые ему люди, но «исчезнуть» не представлялось возможным.

Хранители всячески поддерживали своего босса – особенно энергичный Рёхей, взявший на себя заботы приглядывать за именинницей. Разве что Мукуро ехидно посмеивался где-то в далёком углу зала, специально скрывшись в тени.

Натолкнувшись взглядом на Занзаса, глава Вонголы кивнул, приветствуя его и, слишком вымотанный для разборок, отправился дальше.

Новоявленный гость, с трудом расставшийся с оружием, пренебрежительно хмыкнул. Затем отыскал ближайший диван и разместился на нём, привычно закинув ногу на ногу, словно делая огромное одолжение: и хозяевам, и гостям, и, в первую очередь, дивану. Нахальство высшей степени.

Большинство приглашённых, вполне привыкших к подобному зрелищу, не обратили на выходку никакого внимания, а вот остальным пришлось удивлённо таращиться на невиданное зрелище.

Занзас закономерно подумал, что при такой концентрации снобов на один квадратный метр вскоре помрёт от скуки, и, как выяснилось, подумал зря, так как, углядев мужчину, Джина, оставив прошлые развлечения, немедленно направилась в сторону злополучного дивана. На убийцу уставились глаза цвета расплавленной карамели, и девчонка старательно выговорила:

– Дядя Занзас!

Стоящий рядом Скуало не знал, ужаснуться ему или загоготать, поэтому подавил эмоции, выразительно закашлявшись; находящиеся рядом люди оцепенело обернулись, и, как показалось Тсуне, музыка немного примолкла.

Соизволив обратить своё внимание на Джину, Занзас лениво поинтересовался, словно его не покоробило неожиданное обращение – наедине Джорджина называла его просто по имени, но, видимо, догадавшаяся о нежелательности присутствия публики, выразилась немного по-другому, что, впрочем, не слишком спасло от тотальной прострации гостей:

– Чего надо, мелкая?

– Хочу от тебя по-да-р-рок, – последнее слово далось с трудом, но оно того стоило: Занзас, разглядывая растерянные лица вокруг, никогда ещё так не веселился.

Хотя чего хотели приглашённые? Что Одиннадцатая постесняется или побоится обратиться? Как бы не так – раз за воспитание мелочи взялся Реборн, другого не ожидайте.

– У него спрашивай, – брюнет мгновенно перевёл стрелки на Суперби.

Тот не растерялся и, широко размахивая руками, предложил Джине пойти посмотреть презент потом. Занзас обратил пронзительный, пристальный взгляд на Тсуну, заставив молодого человека, отгоняя дрожь, повести плечами. Интуиция подсказывала – лучше бежать, но он стоически игнорировал её порывы.

Нет, Десятый понимал: отношения между ними стали какими-то неопределёнными. После памятного вечера с «разоблачением» Киоко босс Варии не позволял себе любых касаний или двусмысленных жестов, однако никогда не отказывал себе в желании посмотреть, пригвоздить взглядом – взволновать им. Удивительного цвета глаза могли выражать целую гамму эмоций: от удивления, до великого множества оттенков презрения.

Когда Тсуна не стал разводиться, эти глаза сначала прищурились, а потом в них зажглась искра понимания, и словно… одобрение? Хотя последнее так же вероятно, как если бы Ямамото внезапно начал плеваться Камикоросами.

Фыркнув от представленного зрелища, шатен посмотрел по сторонам – подходящее время, чтобы проверить некоторые свои догадки, так как характерное тревожное чувство в груди не желало затихать. Он поймал взгляд супруги и сделал обоим известный кодовый жест: просьба прикрыть на время отсутствия. Киоко кивнула, и Тсуна незаметно для остальных вышел на балкон, а оттуда спустился в сад, руководствуясь чутьём, сигналившим: «Чужие!». Причём чужие с явно недобрыми намерениями, иначе Савада ничего бы не ощутил.

Ему очень нравился сад. Это был один из тех садов, который оживляли своим присутствием дети: сад с громадным количеством роскошных, раскидистых деревьев, качелей, цветов, беседок и уютных лавочек. Итальянский особняк давно стал для мафиози вторым домом, тем более, здесь с удовольствием на летнее время собирались хранители с семьями. Гокудера с женой-итальянкой и детьми и вовсе на постоянной основе жил в одних из апартаментов более полугода, в остальное время отправляясь либо на задания, либо в свой другой дом.

Тсуна мог послать на проверку одного из хранителей, но предпочёл разобраться сам, надеясь на небольшую возможность ошибки: может, чужаки испытывали неприязнь именно к особняку, а не его обитателям.

Увы, надеждам сбыться не судилось – в западном углу сада суетилась небольшая группа вооружённых до зубов людей: трое подрывников и двое защищающих их боевиков. Тёплый свет напольных белых фонариков, которые никто почему-то не догадался погасить, позволил определить наличие видимых колец на пальцах: всего одно, и то очень слабое.

Однажды различные кольца вышли в широкое производство, но Вонголе удалось поспособствовать их резкому сокращению даже на чёрном рынке. Там кольца всё ещё продавали, но они были в дефиците и стоили баснословно. Реборн порекомендовал на должность «надзирателя» Хибари Кею и не ошибся: контрабандисты, слыша фамилию Хибари, бледнели и краснели, а нелегальные сбытчики лихорадочно прятали запрещённый товар. Напрасно: Хиберт – полезная птичка…

Усмехнувшись самому себе, Десятый прикинул, кого обездвижить первым: пять человек с бомбой немедленной активации представляли опасность, так как в любую секунду могли нажать кнопку запуска. Но медлить нельзя – подрывники собирались уничтожить западное крыло, где на данный момент пребывали гости. Савада уже жалел, что не захотел позвать кого-нибудь с собой, ведь периметр не охранялся.

Хладнокровно зарядив пистолет, Тсуна почувствовал чужую руку на своём плече. Сердце сделало кульбит, и молодой человек рывком обернулся, нацеливая пистолет на предполагаемого врага. Однако сразу стало понятно, почему не сработало шестое чувство: Занзас. Судорожно выдохнув, шатен опустил оружие. Их скрывала широкая тень – так называемое «слепое пятно», одно из многих нарочно расположенных по всему саду. Логичнее было бы поставить ловушки, но из-за любознательных детей в поместье это не представлялось возможным.