Текст книги "Солнцепоклонник (СИ)"
Автор книги: Николаос
Жанр:
Мистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Она смотрела в пол, в то время как я пытался поверить ушам.
– И это все? – спросил я наконец таким погасшим голосом, что ее передернуло. – Ты влюбилась в монстра? И это та самая причина, по которой ты покончила с собой?
Пенни сделала паузу, потом резко втянула воздух и прикрыла лицо ладонью.
– Я ни в кого не влюбилась! Я умирала, – сказала она приглушенно. – Эта причина для тебя достаточно уважительная, Алекс?
Мать Пенни умерла от лимфомы, когда она была еще маленькой, – ужасной смертью – и все время, которое я знал Пенни, над ней висела эта угроза. Она проверялась в онкологии раз в полгода, и как только мы все стали воспринимать это как формальность, так это и случилось. Слава Богу, это была еще не болезнь, а так, признаки, но испугались мы основательно. Пенни восемь месяцев не вылезала из больницы, к тому же в разгар лечения у нее произошел нервный срыв. Она чуть с ума не сошла – похудела и стала похожа на привидение, волосы поредели, хотя больше от нервов. Я не отходил от нее все это время. И вот когда однажды я зашел в ее палату – Пенни спала – и подумал, что она умерла; когда она проснулась и обняла меня тонкими руками, как в тот день, когда погибли наши родители, я снова почувствовал, что могу ее потерять. Невыносимое чувство. В тот раз мы прогнали смерть, но оба знали – это может повториться в любую минуту.
Ее голос завибрировал, почти ультразвуком.
– Данте сказал мне, пока не стало совсем поздно. Он это как-то чувствует… Чтобы у меня было время подумать. А что думать? Я не могла, Алекс, просто не могла!
Господи… Это что же, я еще и благодарить его должен?..
– Но как же теперь? – только и смог выдавить я, даже не понимая до конца смысла вопроса – так он был широк.
– Данте говорит, что со временем я привыкну и если не забуду все, то изменюсь так, что на все буду смотреть по-другому. У меня уже получается… Данте говорит, что мировоззрение будет меняться постепенно, и я даже не почувствую.
– Данте говорит, Данте говорит… Ты проснешься однажды утром… прости, вечером – и просто забудешь меня? Это Данте говорит?
Я протянул к ней руки, но она отскочила от меня с невиданным проворством. Ее губы вздрогнули, и я подумал, что она все-таки заплачет.
– Не прикасайся ко мне больше, Алекс, – сказала она умоляюще, – я тебя очень прошу.
– Но почему?
– Да потому что я боюсь! Я еще… почти человек! Вдруг ты меня обнимешь, и я пойму, что сделал чудовищную неисправимую ошибку! Пойму, что лучше было умереть на твоих руках. Я не хочу понимать это. Я хочу жить мыслью, что когда-нибудь мы встретимся, и даже тогда, когда тебя уже не будет…
Ее слова стократным эхом отзвучали в моих ушах. Я повернулся и вышел, оставив ее в этой комнате, освещенной ненастоящим солнцем. Здесь все было ненастоящее, и Пенни становилась такой. Необратимо. Навсегда.
Я спустился вниз, наполненный восхитительной и пугающей пустотой. Внутри меня был космос, но без планет и звезд, одна сплошная черная дыра, холодная, как ад, из которого я вышел. Холодный ад в сердце Филадельфии.
Ноа подошел сзади бесшумной тенью. Я его даже не заметил.
– Мне жаль, – сказал он.
– Тебе не жаль, – ответил я, – ты вампир.
– Может, поэтому и жаль… Я ведь не совсем вампир. Вернее, не совсем обычный.
– Это как?
Я был рад отвлечься на что угодно, только бы не чувствовать этот мрак внутри.
– Знаешь, кто такие крысиные волки?
Я отрицательно покачал головой.
– Они живут среди крыс, и их всегда можно узнать потому, что они немного крупнее обычной крысы. Обычно это передается по наследству, и если кто-то стал крысиным волком, то таковыми становятся и его дети, и внуки, и прочие потомки – но возможно и просто привыкнуть. Крысы смертельно их боятся, и хотя толпой запросто могут растерзать любого – страх сильнее разума.
– И чем же они так замечательны? – спросил я, но внезапно до меня дошло. Все сложилось – и реакция Рори, и Данте…
– Тем, что питаются исключительно крысами.
Ноа сказал это так невозмутимо, словно сообщал паспортные данные.
– Данте старше меня раз в сто. Мне следовало догадаться, но я не подумал, что он раскусит меня, как только увидит. Пока никому не удавалось. И Перл в том числе.
– И что, раз ты пьешь кровь других не-мертвых, Данте должен был тебя убить?
Он пожал плечами.
– До сих пор не понимаю, почему он этого не сделал. Навряд ли потому, что я ему просто симпатичен. Хотя с ним ни в чем нельзя быть уверенным.
– Это у тебя моральный выбор?
– Хотел бы так думать. Раньше у меня бывали приступы нарколепсии – очень неприятная вещь. Теперь почти нет. В конце концов, это просто приятно на вкус… Видишь, у тебя, Алекс, уже достаточно информации, чтобы защитить докторскую о монстрах разных калибров.
Я остановился, прижав ладонь ко лбу.
– Больше всего, – произнес я медленно, – я скучаю по старым добрым временам. Когда казалось, что нет ничего страшнее Улицы Сезам.
Ноа озадаченно посмотрел на меня. Потом сказал:
– Это шутка была?
– Совершенно верно. Можно смеяться…
*
ПЕРЛ (2)
Никому не сказав, я переехал в гостиницу. Остаток ночи и день я спал так спокойно, как мне давно не удавалось. Не снились никакие кошмары – никаких снов вообще. Полный мрак. Не знаю, может, это была защитная реакция организма на стресс, но так было проще. Я успокоился. Что толку биться головой о стену? Это ее выбор – хотя что за выбор между смертью и смертью? Никто не мог приказать Пенни, какую из смертей выбирать. Прежде чем что-то предпринимать, нужно всегда определить, что для тебя самое важное. А для меня самое важное – это ее благополучие. Во всяком случае, так было раньше.
Я ожидал, что снова придет это чувство невосполнимой утраты, которое мне уже дважды знакомо, но его не было.
Где-то близко к полуночи ноги сами привели меня к казино. Оно сияло, как извергающийся вулкан, бесконечно подъезжали и отъезжали самые разные машины – и обыкновенные, и понтовые до неприличия. До сих пор не понимаю зачем, но я вошел.
Никто меня не остановил. У входа официант дал мне тысячебаксовую фишку. Похоже, такие раздавали на удачу всем входящим. Довольно щедро.
Я огляделся, стараясь не зацикливаться на толпе, снующей вокруг нескончаемым водоворотом. Людей можно было отличить по напряженным лицам и фальшивым улыбкам: ах, как нам нравится купаться в бассейне с касатками! Мы получаем от этого бешеное удовольствие!
Также я заметил, что среди крупье нет ни одного человека. Оно и понятно – если нежить захочет смухлевать, то даже самый наметанный человеческий глаз этого в жизни не заметит. Одна из них заняла место за столом – ослепительная красавица, наверное, мексиканка, пышные черные волосы окутывали ее грозовым облаком.
– Добрый вечер, господа, – произнесла она приятным, хотя и слегка отрывистым голосом, – меня зовут Милагрос, я ваш крупье. Делайте, пожалуйста, ставки!
Внезапно кто-то оказался передо мной. Это был один из игрушек Перл. Он подал мне от нее записку. Перл просила зайти к ней на пару слов – странное желание, но мне было безразлично.
– Где твоя хозяйка? – спросил я.
Он указал на лестницу и пошел вперед, ловко лавируя между гостями, чтобы показывать мне дорогу.
У лестницы я вдруг затормозил. Толпа расступилась, и около мраморного фонтана я увидел Данте, он беседовал с какой-то невероятной красавицей, юной и хрупкой, с волосами оттенка серебра и такими же глазами. Я даже не узнал его сразу – где же тот свой в доску мальчик с плеером? В черном смокинге, волосы уложены назад, открывая безупречное лицо-маску без признаков возраста, а глаза при этом свете сияли как ограненный хрусталь – и все это отдавало силой, головокружительной и едва ли с чем сравнимой. Рядом с ним мелькнула гибкая фигура в черном обтягивающем платье, волна рыжих волос, взмах бледной руки, сверкнувшей бриллиантовым браслетом… на мгновение я весь натянулся, напрягая зрение, но она исчезла. И Данте исчез, смешавшись с толпой. Все в прошлом.
Мы поднялись на несколько этажей, и юноша оставил меня перед приоткрытой дверью. Я вошел, не стуча.
Перл сидела на подоконнике в пустой комнате. На ней было черное шелковое кимоно, разрисованное белыми иероглифами, делавшее ее похожей на гейшу. В руках она держала бокал с мартини.
– Почему же вы не со всеми? – спросил я вместо приветствия.
– А пошли они на х…
Она сузила и без того узкие глаза и глотнула из стакана.
– Вам плохо не будет?
– Ты обо мне не переживай, – сказала Перл и размозжила бокал об пол, – лучше подумай о своей любимой сестре. Вижу, поиски Изольды Златокудрой успехом не увенчались… Но таков Данте – он неохотно расстается с новыми игрушками. Иногда даже приходится ему в этом помогать.
– О чем вы говорите? – спросил я осторожно.
Перл рассмеялась.
– Молоденькие, хорошенькие, рыженькие… но это все проходит. Я знаю Данте – скоро она ему надоест, и он найдет другую. Ты не представляешь, скольких Пенелоп я пережила!
Мне стало страшно за Пенни – первое нормальное чувство, испытанное мной за последний день. Она, кажется, просто…
– Вы что, ревнуете? – спросил я тихо.
Она хмыкнула.
– Боже, мистер Бенедикт! Я занимаюсь делами, а Данте только стрижет купоны, и его устраивает такой расклад. Меня никто не заменит. Тем более какая-то смертная.
Во мне стала подниматься волна гнева, воспламеняющая, как вулканическая лава. Пусть. Все ж это лучше, чем ледяной мрак.
– Говорите, много было рыженьких? – произнес я медленно. – И скольких из них он сделал не-мертвыми?
Она застыла, словно налетела на невидимую стену.
– Что?..
– И у многих из них была татуировка в виде чертовой виноградной лозы? Ни у кого? А у вас она есть? Что-то подсказывает мне, что нет.
Она молчала, но остановиться я не мог:
– Ах простите, кажется, он вам не отчитался? Но все это наверняка означает, что Данте относится к Пенни по-особенному, и ему не понравится, если с ней что-то произойдет… Вы только и твердите, как много работаете, но ведь такой расклад удобен прежде всего вам самой! А теперь, когда Данте начал вникать в дела, вас это бесит! Вы просто забыли, что вам здесь по сути ничего не принадлежит.
Кажется, случайно я нашел ее самое больное место, но было поздно. Перл вдруг метнулась ко мне взрывной волной, швырнула об пол и наступила ногой на грудь. Ребра подались, но пока выдерживали.
– Нельзя… убивать людей, – прошептал я, задыхаясь. – Это… ваш закон, вы его создали…
Она склонилась к своему колену, усиливая нажим. Потом улыбнулась – красоту даже оскалом не испортишь, и сошла с меня.
– Ты прав.
Я поднялся, голова кружилась, ребра болели как раскаленные. Могло быть и хуже.
Перл достала сигарету и замерла в ожидании. Я поднес зажигалку, с трудом подавляя желание ткнуть ей в глаз. Она затянулась, и сразу больше половины сигареты пеплом посыпалась на паркет.
– Значит, у нас вечер откровений? – сказала она спокойным приятным голосом, словно и не было этой вспышки ярости. – Ладно, мистер Бенедикт, ты сам напросился. Да будет тебе известно, что в достижении цели Данте не особо разборчив в средствах. Это ведь он спонсировал проект “Солнцепоклонник”, я лично составляла смету. Изначально все это было обречено на провал, но в токийской группе проекта был один талантливый ученый, поэтому денег Данте дал. Но дело не в этом. Улавливаешь, Алекс? Данте прекрасно знал, что “Солнцепоклонник” накрылся еще лет двадцать назад. А спектакль со статейкой был целиком для твоей сестры. Игра в плохого и хорошего копа. После меня и Софии, таких страшных, Данте показался ей ангелом, и они очень быстро нашли общий язык.
Мне стало дурно. Бедная моя Пенни.
Перл смотрела на меня с полуулыбкой победителя.
– Какой же ты жалкий – как злой щенок, который грызет руку хозяина, радуется, что может причинить боль, и злится, что эта боль недостаточна. Смотри же, как кусают настоящие монстры, которым даже я в подметки не гожусь. Между прочим, в тот день, когда ты впервые встретился с Данте, твоя Пенни еще была живее всех живых! Не летала она ни в какую Австралию. Теперь ясно, для чего Данте понадобились эти три дня…
– Это неправда, – выдавил я, но она только махнула рукой, мол, к чему мне врать. Да я и сам верил.
– Можешь спросить у него сам, он наверняка уже дома. Никогда не посещает вечеринки больше чем на пару часов. Кстати, – продолжала Перл, – что-то я не вижу проявлений праведного гнева. Можно подумать, ты всю жизнь мечтал, чтобы твоя сестра стала не-мертвой.
– Пенни была смертельно больна. Данте ее спас!
Ужас, до чего тяжело мне дались эти слова.
– Что-что-что?
Она отбросила окурок и подошла ближе.
– Как ты сказал? “Смертельно больна”? Или “умирала”?
– А какая разница?
– Нет, – настаивала она, – ты вспомни точную формулировку. Как он сказал?
– Ну допустим “умирала”. А что?
И внезапно она начала смеяться. Отошла к подоконнику, оперлась о него руками, не в силах сдержать хохот, и чем дольше это продолжалось, тем хуже я себя чувствовал.
– О боже, – почти стонала она, – ну ты и идиот! Тебе следовало бы знать, что он имел в виду на самом деле!
Я открыл рот, чтобы предложить ей объяснить, но ее истерика вдруг прекратилась так же быстро, как началась.
– Кем бы она ни была, твоей малышке лучше, образно говоря, не загораживать мне свет. Иначе…
– Только тронь ее, и я тебя убью.
– Да что ты.
Совершенно незаметным движением Перл оказалась прямо передо мной и легонько толкнула к приоткрытой двери. Грудь отозвалась вспышкой острой боли.
– Не нужно угроз, юноша. Тот, кто идет против меня, обычно заканчивает плохо. Спроси у одного нашего общего знакомого… ему повезло просто чудом.
Кажется, коктейль все же как-то действовал: Перл заметно теряла контроль, и я испугался.
– Я хотела видеть его не слугой, а равным! Хотела сделать его своим ставленником, все к его ногам бросила, а он… Ему был дороже этот его дружок-психопат, камень на шее! Но ничего – под рукой всегда найдется какая-нибудь полоумная легавая, которой только наводку дай. Не представляю, как им удалось живыми сбежать из Чикаго, но все равно – ничем хорошим это точно не закончилось…
Внезапно она остановилась, словно сболтнула лишнее, и понизила голос.
– Не твое дело. Забудь. Все это тебя уже не касается. Данте получил, что хотел, и ты ничего бы не сделал. Конечно, тебе бы легче жилось с лапшой на ушах, которую он тебе навесил, – что она вышла замуж… улетела на Луну… была смертельно больна. Но ведь правда важнее, не так ли?
И вместо того чтобы врезать ей, я просто сказал:
– Незаменимых нет, Перл. Вы достаточно опытны, чтобы это знать.
Потом повернулся и вышел. Я действительно ничего ни мог сделать.
За дверями вместо приведшей меня игрушки я неожиданно наткнулся на Ноа. Он стоял у противоположной стены и сам был белее этой стены, будто услышал что-то очень… неприятное. Даже на аудиенции у Данте он так не выглядел. Такое лицо я видел раз в жизни – у одного человека, который в один день потерял всю свою семью.
Я хотел спросить: “Что ты здесь делаешь? А если Данте тебя увидит?” и вдруг понял, что мне БЕЗРАЗЛИЧНО. Все монстры слились для меня в один собирательный образ, который сейчас не вызывал у меня ничего кроме ненависти. Поэтому я пошел дальше, не сказав ни слова, полностью погрузившись в переполнявшую меня ярость. Я лелеял этот гнев, растил его как любимый цветок, так как знал: он уйдет, и вернется эта кошмарная пустая тьма.
По пути я швырнул фишку на один из рулеточных столов – наугад. Уже у входа меня догнало мелодичное стаккато крупье Милагрос:
– Черное! Ваш выигрыш, сэр!
Я даже не оглянулся.
На улице лупил такой ливень, что силуэты людей и машин казались размытыми, как на старой картине. У лестницы с зонтом стояла Рори.
– Алекс!
Она хотела взять меня под руку, но тут я свирепо оттолкнул ее:
– Да что вы все ко мне привязались?! Пошла ты со своим чувством вины куда подальше!!! Считай, что твоя миссия окончена, давай, следуй зову природы! Тебе ведь так этого хочется!!
Я быстро пошел по улице, не оглядываясь. Ливень чуть ли не сбивал меня с ног, и до самого офиса “Инферно” я не знал, куда шел. Только потом понял. Я хотел увидеть ее в последний раз.
Как пролетели этажи, я даже не заметил. Только в конце у самой двери на моем пути вдруг выросла София, как всегда в безупречном деловом костюме. Мерзавка.
– Ты что, спятил? – спросила она почти удивленно. – Жить надоело?
Шансов у меня не было, но и выбора тоже. И как только я собрал силы, кто-то отодвинул меня в сторону. Из-за моей спины выступила Рори и довольно сильно пнула Софию в живот. Потом достала пистолет, повернула его боком – я такое только в “Криминальном чтиве” видел – и всадила в нее пулю.
София отлетела к стене, ударившись затылком, и сползла на пол, ошалело хлопая ресницами и зажимая наманикюренными пальцами рану на шее.
– Сука, – завизжала она, – ты за это сдохнешь!
– Ну вот, теперь моя миссия точно окончена, – сказала Рори спокойно и бросила пистолет. – Удачи тебе.
*
ДАНТЕ И ПЕННИ
Дантов лабиринт я прошел по инерции, настолько занятый своими чувствами, что даже не заметил, как наткнулся на него самого.
– Ой, рэйнин-мэн, – воскликнул он, отступая на шаг, – аллилуйя… Ты что упал с моста?
Данте снова выглядел таким домашним, разлохмаченным, в очередном растянутом свитере и с наушниками на шее, но теперь я знал, каким он может быть. Это была всего лишь очередная маска, которая ничего не значила.
Вода лила с меня потоками, я весь заледенел и не мог даже челюсти разжать. Только наблюдал, как Данте вышел в соседнюю комнату, принес полотенце. Потом промокнул мне волосы и набросил на плечи с таким лицом, хоть фотографируй для статьи о благотворительной деятельности Мастера Чикаго и Филадельфии. Инстинктивно я укутался в полотенце и почувствовал, как согреваюсь.
– Ты обманул ее, – выдавил я почти без голоса.
Он обезоруживающе улыбнулся:
– И в чем, интересно?
– Она действительно умирала?
Данте печально вздохнул. Потом сел на пол, обняв подушку, и глядя на меня снизу.
– А, вот ты о чем… Ну что тебе сказать? Правду? Ладно. Она действительно умирала. Она действительно была больна. Вы все больны, и болезнь ваша – смертность. Рано или поздно вы все умрете, пять лет или пятьдесят – для меня одинаково. Все равно все заканчивается одним.
Я стал медленно приваливаться к стене, оглушенный его безумной логикой. Ноги напрочь отказывались меня держать.
– Ты знаешь Пенни, – продолжал он, не отводя глаз. – Дело не в ее масти. Она очень талантлива. Я просто не могу допустить, чтобы такое сокровище пожрали черви через какие-то жалкие полвека! Она вдыхает жизнь во все, чего касается, рядом с ней хочется жить, чем-то заниматься… Это бесценный дар, и ему не место в могиле. И вот, когда я увлек ее работой, доверил ей ведущий проект студии, являешься ты, чтобы ее забрать… Ну что я должен был сделать?
Я смотрел и гадал, успею ли задушить его, прежде чем от меня останется мокрое место. Но вместо этого почувствовал, как на глаза набегают слезы. Так что, выходит, я виноват? Не дождется.
– Ты обманул ее. И убил, – произнес я шепотом.
Данте слегка пожал плечами.
– Кстати, может, и не обманул… – Он впервые отвел глаза и теперь смотрел вниз. – Может быть, с ней и правда было не все в порядке.
– Это ты на вкус определил? – не удержался я, но он так посмотрел, что мне стало плохо.
– Как ты можешь. Я и пальцем ее не тронул. Никаких кровавых мелодрам в стиле “Дракулы” со вскрытием вен ногтями – все происходило в больнице, более чем профессионально. Но когда ее кровь стала смешиваться с моей… что-то вдруг пошло не так. Пенни начала задыхаться, ее трясло, а она хватала меня за руки и все время спрашивала: “Это нормально? Так и должно быть?”, и я не знал, что ответить. Можешь мне не верить, но я испугался не меньше ее. Однако все закончилось, и очень быстро – всего десять часов, в течение которых ее рвало без остановки… На следующий день Пенни хотела сходить в последний раз посмотреть на море днем, погулять… и это было уже невозможно. Так что не знаю. Тебе было бы легче осознавать, что выбора не было, но это неизвестно. Врать тебе я не буду.
– Ты уже достаточно… – Голос у меня опять пропал, и я сделал глубокий вдох, чтобы загнать обратно слезы. – Ты просто забрал ее. Как чудовище, которое крадет детей из их кроватей, пока они мирно спят.
– Но Алекс, – возразил он тихо, – я ведь и есть чудовище.
Он подобрался ближе, словно хотел рассказать какой-то секрет, а у меня даже не было сил отодвинуться.
– И я тебя понимаю.
– ДА НЕУЖЕЛИ!
– Среди нас существует непонятный мне феномен. Как только человек превращается в вампира, он старается забыть свою прошлую жизнь как страшный сон, отрезать, как ножом, считая, что таким образом сразу приобретет силу. Но это абсурд. Наша сила в нашей памяти. Я понимаю тебя, Алекс, и твое горе, потому что был человеком – всего четверть века, очень давно, но был. А вот тебе никогда меня не понять… В конце концов, возможно, я оказал тебе услугу.
Я прямо ошалел от такой наглости.
– Это как?
– Вы с Пенни были слишком близки, чтобы позволить друг другу жить своей жизнью. Рано или поздно, один из вас встретил бы человека, с которым захотел прожить всю жизнь, но другой не смог бы его отпустить. И наоборот. Пенни никогда не вышла бы замуж, ты никогда бы не женился, не завел детей… Это порочный круг, который может разбить только смерть. И чем раньше, тем лучше.
– Ты действительно чудовище, – сказал я просто.
&nbnbsp;sp; Данте улыбнулся своей невеселой, слегка застенчивой улыбкой, и из глубины внезапно снова всплыл Элис Кидман с его поразительными глазами. Одновременно такими честными и смертоносными.
Я медленно выпрямился, шатаясь, как после голодовки.
– Но хоть защитить ты ее сможешь?
Похоже, вопрос его сильно удивил.
– От кого?
– Прежде всего от Перл.
– От Перл? – Данте нахмурился. – Почему от нее?
Но анализировать у меня уже не было никаких сил.
– Ты же у нас гений, – сказал я устало. – Сделай выводы сам.
– Как бы то ни было, со мной она в безопасности. С Перл я разберусь, можешь быть уверен. А теперь попрощаемся, не нужно лишний раз ее травмировать.
И вдруг открылась дверь и вошла Пенни. Она была в том самом платье, которое мелькнуло передо мной в казино, босиком, держась за мочку уха.
– Данте, – начала она, – я, кажется, потеряла…
И тут увидела меня.
Ясно, что к нашей первой встрече она готовилась, а к этой – нет. Она вообще не рассчитывала увидеть меня еще раз.
Пенни попятилась, прижав ладони к губам, и в ее глазах всколыхнулась такая боль, в сравнении с которым даже моя меркла безнадежно. Через секунду глаза наполнились слезами, а сквозь сплетенные пальцы начал пробиваться отчаянный, почти детский плач.
– Пенни… – сказал я, но при звуке моего голоса ее колени подогнулись, и она зарыдала в голос.
Данте подхватил ее, не дав упасть, и она обвисла на его руках, захлебываясь слезами. Не поворачиваясь ко мне, он жестко произнес:
– Алекс, если ты любишь ее хоть наполовину так, как говоришь, УБИРАЙСЯ. Иначе я сам убью тебя.
Я попятился, наблюдая, как он усадил ее на пол, надел наушники и насильно удерживал, пока она не перестала сопротивляться. Когда у входа я оглянулся, Пенни уже чуть улыбалась. Они сидели на полу, соприкоснувшись лбами, зарывшись пальцами друг другу в волосы как символ наивысшей гармонии. Мне там места не было.
Я вышел наружу. На месте, где сидела София, была развезена внушительная лужа крови. Кажется, кто-то пальцем пытался что-то на ней написать, но кровь растеклась и уничтожила надпись.
Дождь все не унимался, бомбардируя улицы ледяными струями, но теперь они были мне приятны. Мне стало жарко, и с каждой секундой все сильнее, словно внутри меня развели костер. А мокрый асфальт казался таким прохладным.
Я сбросил с себя полотенце и вдруг увидел, что это вязаное покрывало с узором из разноцветных сердечек, составляющих инициалы А. и П. Остановившись посреди пустой улицы, я методично расстелил его и лег, подставляя себя дождю. Это был невиданный кайф – мне показалось, что я вижу себя сверху, светлое пятно на темном асфальте, потом я взлетал и опять падал, вокруг шумели какие-то голоса, кто-то дотрагивался до меня, еле слышно выли сирены, и в конце чей-то очень знакомый голос сказал: “Алекс Бенедикт, ты сумасшедший сукин сын!”. Но я не мог вспомнить даже, мужской или женский это был голос. А уж чей – и подавно.
*
НОА И РОРИ
Врачи сказали, что я дешево отделался, даже не заработал пневмонию. Но честно говоря, мне было наплевать на мое состояние. Все время, что было проведено в больнице, я провалялся, тупо глядя в потолок и односложно отвечая на вопросы медперсонала. Единственным осмысленным действием был заказ билетов на самолет и просьба привезти из гостиницы мои вещи. Я летел домой.
Когда я вышел из здания больницы, уже стемнело, до моего рейса оставалось меньше часа. Уже у входа меня догнала дежурная.
– Мистер Бенедикт, вас просят к телефону.
Интересно, кто?
– Привет, Ноа, – сказал я первым.
– Как ты узнал, что это я?
– Больше некому. В каком виде ты предпочитаешь получить гонорар? Ты ведь поэтому звонишь?
– Ты мне ничего не должен. И я не поэтому звоню.
Я устало вздохнул.
– Должен. И долги мне не нужны.
Его голос был спокойным, без всякого намека на эмоции.
– Алекс, не инкриминируй мне лишние добродетели – бескорыстия среди них сроду не было. Я просто забрал твой выигрыш в казино.
Я промолчал, не зная, что сказать. Тогда он спросил:
– Когда ты улетаешь? Ро хочет тебя увидеть.
– После всего, что я наговорил?
– После всего, что произошло. Не отказывай ей в этом.
– В 23.45, рейс на Лос-Анджелес.
Я повесил трубку, не прощаясь и не зная, правильно ли поступил. Возможно, какая-то моя часть хотела увидеть их еще раз. Но она была в меньшинстве.
Народу в аэропорту было мало. Я сел в одно из кресел и постарался ни о чем не думать – очень полезное умение, приобретенное мной в больнице. Честно говоря, в последнее время я только этим и занимался.
Внезапно на место рядом со мной грохнулось что-то яркое и заметно контрастирующее со стерильностью аэропорта. Я скосил глаза и увидел кислотного приятеля Рори с волосами цвета крэнберри. Харлан, да? Он рассматривал меня с пугающей веселостью бешеного щенка.
– Можно вас поздравить? Мы с Рэйч и не предполагали, что у вас может все получиться.
Чему я научился за время, проведенное в Филадельфии, так это не шарахаться от нежити. Хотя иногда следовало бы.
– О чем ты говоришь? – спросил я. Его глаза изумленно и ярко засверкали за розовыми стеклами очков, похожих на мотоциклетные.
– Как это – о чем? Так это не вы, что ли?
Сообразив, что я видимо не в курсе, он с удовольствием сообщил:
– Перл грохнули!
– Как?.. – только и выговорил я.
– Насмерть. Застрелили! Говорят, у нее в груди была такая дырка – башку можно просунуть. И прямо во время вечеринки. Да там такой галдеж стоял – немудрено, что никто не слышал…
Он еще раз внимательно посмотрел на меня.
– Это могло быть заказное убийство. А могла быть месть. Лично я знаю массу народу, кто после ее смерти вздохнул спокойно. Интересно только, кто станет теперь новым ставленником?
Я ощутил сильнейшее желание пришибить его, но внезапно он оглянулся.
– О-о… тут пришел кое-кто, с кем мне не хотелось бы встречаться. Ну пока, Алекс Бенедикт. Я знавал человека, который согласился убить свою сестру, только чтобы стать вампиром, поэтому… втройне приятно было познакомиться.
Он исчез стремительно, как электрическая искра, и через секунду около меня остановились Ноа и Рори. Она обнимала его за талию.
– Вижу, тут все нормально… – сказал я. – Теперь можно называть вас миссис Крысиная Волчица?
Рори присела на корточки рядом со мной. Я позволил ей взять мою руку.
– София и не подозревала, как закончит свою жалкую жизнь… Алекс, ты плохо выглядишь.
– Но чувствую себя хорошо. Это все?
Я тут же пожалел, что сказал так. Во мне боролись противоречивые чувства, и я с трудом понимал их природу.
Зеленые глаза Рори затуманились. Она дотронулась губами до моей руки.
– Все правильно, – сказала она тихо, выпрямившись и снова отойдя к Ноа. – К нам нельзя привыкнуть. Это ненормально. Данте правильно сказал – ни одному из нас нельзя до конца доверять.
– Подожди.
Я поднялся и обнял ее.
– Ро, я хочу поблагодарить тебя. Вас обоих. – Я посмотрел на Ноа, он слегка улыбался. – Ребята… я вас люблю. Но поймите – сейчас мне очень тяжело вас видеть.
Она всхлипнула мне в плечо.
– Все должно было быть не так.
Ноа медленным движением взял ее под руку и потянул на себя, но она только еще сильнее прижалась ко мне. Ее растрепанные волосы падали на мое лицо и потихоньку сводили с ума.
– Нет, не так. В идеале всего этого вообще не должно быть. Ро… Алекс опоздает на самолет.
Наконец она оставила меня, покорно отойдя за спину Ноа так, что мне остались видны только бледные тонкие пальцы на его плече и огненная прядь, как язык пламени на черной коже пиджака.
Я хотел спросить напоследок, кто же убил Перл, потому что никто так и не заговорил об этом. Но мне не было очень уж интересно и легче от ее смерти не стало. Поэтому я спросил другое:
– С вами будет все в порядке?
Ноа едва заметно пожал плечами.
– Раз мы все еще здесь и все еще живы… значит, Данте волнуют другие вещи. Но мы сегодня же планируем уехать из Филадельфии. Все ведь может измениться.
Я знал, что он так скажет. Какая разница, в общем-то, кто убил Перл? Она была настолько уверена в своей незаменимости, что демонстративно отказывалась от охраны, надеясь на Данте. Но ей и в голову не приходило, что будет, если она вдруг начнет ему мешать или – в лучшем случае – он просто перестанет в ней нуждаться.
Объявили мой рейс, и толпа послушно двинулась к выходу на поле. Я не умел прощаться и не хотел оглядываться – не хотел видеть, как они превращаются в прозрачные тени, растворяются, исчезают, словно я никогда их не знал, но… Еще одна дурная привычка.
Их не было. Они ушли. В очередной раз они все сделали правильно.
*
АЛЕКС (2)
Я неплохо переношу перелеты, но сейчас мне хотелось принять снотворное и заснуть до самого Л.А. Или вообще навсегда. Интересная мысль.
Рядом со мной бесшумно села девушка. Искоса я бросил на нее взгляд – хорошенькая, светлые волнистые волосы заплетены в странную косу. Пенни любила косы, но такие она не плела.
Заметив, что я рассматриваю ее, моя соседка сказала:
– Коса плетется из шести прядей, а не из четырех, поэтому выглядит необычно.
У нее был приятный голос – мягкий и одновременно веселый.
– А почему вы решили, что меня заинтересовала ваша коса?
– А разве нет?
Я повернулся к ней: глупо коситься, если мы уже разговариваем.
– Только не подумайте, что я клеюсь. Честно говоря, я вспомнил кое-что из детства. Когда мне было двенадцать лет, я считал, что в жизни со мной никогда не случатся три вещи – я не куплю яхту, не побываю на карнавале в Рио, и меня не полюбит натуральная блондинка.
