Текст книги "Видели ночь (СИ)"
Автор книги: Николаос
Жанр:
Мистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Правда, расскажешь?
– В пределах разумного.
– Перл в пределах разумного?
Он нахмурился.
– А я думал, ты был в обмороке… Зачем тебе знать про Перл?
Не думаю, что ответ “интересно” удовлетворил бы его. Подумав, я сказал:
– Она имеет отношение к городу, в котором я собираюсь жить. Теперь это и меня касается.
Я видел, как он колеблется, но, возможно, это была игра. Возможно, Перл не такая уж тайна. И он знал, что обмен не будет равноценным, что мне это дастся куда труднее.
– Хорошо, – согласился он. – Я объясню тебе политику Чикаго. Рассказывай.
И я рассказал. Говоря, я ни разу не поднял глаз от стола, зная, что Джоули смотрит на меня не мигая. Оказалось, выкладывать голые факты не так страшно, когда не касаешься эмоций. А я старался их не касаться. Как мог.
Как только стадион был заполнен, выходы перекрыли. Я описал все – и военные вертолеты, появившиеся с началом концерта, замершую толпу, и рок-звезду Скеллиса, который еще недавно давал вполне мирную пресс-конференцию. Как он свесился из вертолета вверх тормашками, зацепившись ногами за полозья, чуть ли не выпадая, с мегафоном в руках, как его волосы от ветра стояли дыбом. И на мгновение его голос, казалось, перекрыл шум мощных лопастей. Он выкрикнул только одно слово:
– ГУЛЯЕМ!!!
И гулянка началась…
Я не рассказал, что чувствовал, прячась в шкафчике, потом пробираясь по скользким от крови ступенькам, через раздевалку, стараясь не наступать на… хотя не наступать было невозможно. В общем, создавалось впечатление, что поработал гигантский миксер и взбил все содержимое Стадиона в протеиновый коктейль. В воздухе стоял красный туман, висел пеленой и капельками оседал на моей одежде, коже и волосах. И когда я подумал, что выхода нет, то увидел его – небольшая дверь, непонятно для чего предназначенная. Там было пусто, но, как и все, она охранялась – в нескольких шагах стояла дама из банды, во всеобщем милитари-стиле, выделяясь только рыжими волосами из-под пятнистой повязки на лбу. Тогда я ни о чем не думал – просто взял и пошел к двери, а она сидела, закрыв лицо руками. Я понимал, что рыжая меня прекрасно видит (или слышит?) и все ждал, когда она выстрелит или бросится на меня и загрызет. Но она не выстрелила и не бросилась. Она почему-то дала мне уйти. Шаг за шагом.
Когда дверь за спиной закрылась, у меня началась истерика.
От журналистов и полиции я прятался еще тщательнее, чем от вампиров, а потом просто пришел домой и лег спать. Я не представлял более, как смогу выйти на улицу ночью, я, казалось, навсегда возненавидел красный цвет и море. Потому что запах моря напоминает мне запах крови.
Ничего этого я не рассказал. Но Джоули это и не было нужно. Он ни разу не перебил меня. Казалось, он слушал больше не ушами, а кожей, и ментально я сказал гораздо больше, чем планировал.
Я замолчал, хотя сразу этого и не понял. Мысленно я еще оставался там и видел бледное, забрызганное кровью лицо Скеллиса, когда он с автоматом через плечо остановился перед моим укрытием, словно мог меня видеть через одностороннее зеркало. Как он ушел…
Я даже не заметил, что Джоули исчез. Вернувшись, он положил передо мной зеркальце. На нем серебрились две кокаиновые дорожки.
*
– Насколько я знаю Скеллиса, этого можно было ожидать, – сказал он, отстранив меня от стола и продолжая мою работу сам. – В любом городе, исключая наш, ну, еще Филадельфию – город братской любви, и, пожалуй, Бостон. Но у каждого свои крайности.
– Ты о чем?
– Наша Перл – отпетая законница. Она тащится от того, что создает законы и способна заставить целый город соблюдать их. Представил себе?
– Марго Тэтчер моего возраста.
– Пять баллов! – восхитился Джоули. – Самое то. Так вот – если ты думаешь, что вампирам легче существовать, имея над собой такую, как Перл, то это еще как сказать. В Чикаго, как ты уже понял, не-мертвым запрещено убивать. Мало того – любого, кто убьет человека или обратит без согласия, Перл сама казнит быстро и жестоко. Труп за труп, даже если это живой труп. Полиция никогда не успевает за ее убийцами, да и не пытается. Кроме того, она в прекрасных отношениях с мэром – это был своеобразный пакт.
– С мэром Диллоном? – У меня глаза на лоб полезли. – Хочешь сказать, мэр общается с вампирами на этом уровне? Так, просто? И это не тайна?
– Тайна, – согласился он. – Но если кто-то вздумает болтать, ему все равно не поверят. А жить ему останется меньше, чем нужно, чтобы дойти до автобусной остановки.
Я замолчал, раздумывая. Потом сказал:
– Как-то это… аморально, что ли…
– Что именно?
– Ну, убивать своих. Как-то неправильно.
– Но эффективно.
– Да, – подтвердил я, – не могу отрицать. Откуда у нее такое влияние?
Джоули засмеялся, будто услышал хорошую шутку.
– Вопрос в яблочко, Финикс. Дело в том, что существует кое-кто, без кого Перл была бы всего лишь маленькой клыкастой политиканкой. Его зовут Данте, и говорят, он старше, чем остров Манхэттен. А еще говорят, если сильно захочет, на завтра вместо города будет воронка величиной с Море спокойствия.
– Серьезно?
– Как инфаркт. И при этом политика его совершенно не интересует. Его, похоже, вообще ничего не интересует. Он во всем потакает Перл, а она вовсю пользуется его силой и именем, и ему это безразлично.
– Ну не может же у тысячелетнего вампира совсем не быть амбиций?
– Не знаю… Может, их реализует Перл. А может, он просто устал. Знаешь, почему в Нью-Йорке такой беспредел? Потому что над ними нет Данте, который может устроить геноцид силой мысли. Скеллис – просто вша, балдеющая от своей безнаказанности. Но встреться он с настоящей силой, которой даже оружие не нужно, облизывал бы нашей Перлите туфли и проливал бы горькие слезы.
– Интересно, как же вы живете в таком жестком режиме? – спросил я непринужденно. Я хотел спросить “чем вы питаетесь”, но эта формулировка показалась мне недостаточно корректной. – Не все другие, а конкретно вы?
– О, – Джоули покачал головой, – для рядовых есть донорские пункты, а мы… Ты и представить не можешь, сколько есть мальчиков и девочек, согласных кормить нас абсолютно добровольно.
На это я не нашел что ответить. Я это и представить себе не мог. Во всяком случае, раньше.
– Тебе не кажется это извращением? – сказал я, наконец.
– Полностью с тобой согласен, – усмехнулся он. – Но что поделать, если древние методы сразу помещают нас под перекрестный огонь. Ты удовлетворен?
– Почти. Последний вопрос. Данте случайно не хватит на всю страну?
Джоули опять рассмеялся. И позволил, в конце концов, получить ответ на вопрос, касающийся вампиров, который меня всегда занимал – куда же деваются клыки, когда они закрывают рот. Ответ: никуда. Они острые, но далеко не такой длины, как пытаются нас уверить режиссеры дешевых фильмов, поэтом отлично вписываются в прикус.
– Ты забавный, Финикс. Кокаин тебе правда помогает – как и мне.
– Но ведь наркотики на вас не действуют.
– Много ты знаешь, – фыркнул он. – Угнетающие не действуют, это правда, – героин, морфин… А кокаин – милое дело.
– Амфетамины, эфедрон?
– Тоже.
– А галлюциногены? Мескалин?
Джоули посмотрел на меня внимательнее, чем мне того хотелось бы.
– Спал с драг-дилером. – пояснил я. – Его убили два года назад.
Я опустил тот факт, что однажды ночью, вдоволь натрахавшись с Камалем, я прихватил с собой граммов триста чистого снега, пока он валялся в отруби. Честное слово, ничего плохого у меня и в мыслях не было, невинная шутка. Но когда утром я принес товар назад, то только поцеловал замок. Труп Камаля выловили через сутки из Гудзона.
– Слушай, джанки-бой, я знаю тут кое-кого, кому с тобой будет интересно поболтать. Бери этот винегрет и морфин, и навестим нижний уровень нашего замка.
Вместе мы направились вниз по лестнице к первому этажу, на который днем мне не удалось проникнуть. Перед нами возник коридор со многими дверями, но на гостиницу это не было похоже. Проход направо отделяла решетка.
– Это что, тюрьма? – спросил я.
– Дом не наш, – пояснил Джоули, возясь с замком. – Как использовали эти помещения раньше, можно только догадываться. Тут было полно воды, плесени, каких-то ржавых цепей, капканов… Как использую я, увидишь.
Комнаты, комнаты, комнаты – ванная, что-то типа кухни, что-то типа пустого танцзала с зеркалами на всех стенах. Еще лестница – вниз. Ну не многовато ли лестниц для одного человека? В смысле, для меня.
Внизу была даже не комната – так, коробка. Кровать два на два, стол с грудой всякого хлама и песочные часы в половину человеческого роста. Богемная обстановочка. На кровати сидела девушка в красном шелковом кимоно. Бледность такая, что я даже сразу принял ее за не-мертвую. Может, из-за чернющих волос и глаз, которые блестели как сливы, натертые воском. Она раскладывала пасьянс, то и дело роняя карты на пол.
Увидев нас, она вскочила так стремительно, что карты разлетелись по всей кровати. Прямо как у Льюиса Кэрролла.
– Это Аргенти, – сказал Джоули, забирая у меня морфин. – Мой ручной донор.
– Джоули!!! – закричала она и прыгнула ему на шею. Забавный акцент, немного южный, чуть глотающий слоги. Джоули стряхнул ее довольно грубо, но видимо это было нормой. Она хватала его за руки и смеялась почти истерически.
Подходить я не стал. Остался на лестнице, присел на ступеньках за перилами и наблюдал, как она спешно перетягивает руку у локтя. Меня она будто не замечала. Джоули взял ее руку и лизнул от сгиба до запястья, потом пощелкал по шприцу и ввел в вену. Она замерла, застыла, прекратила подавать какие-либо звуки и начала покачиваться, как змея перед заклинателем. Развела руками над головой, одела их замком на шею Джоули. Ее блестящие волосы укрыли их обоих. Это было немного похоже на танец. В процессе она стянула с Джоули футболку и сбросила свое кимоно, они целовались, извиваясь на россыпи карт.
Я раньше никогда не замечал в себе склонности к вуайеризму, но в последнее время во мне появилось довольно много нового. Прислонившись головой к перилам, я наблюдал за ними почти в полудреме. Секс был банальным, но аура мощная, штормовая. Можно было чувствовать кожей, как по комнате плывут волны, завихряющиеся где-то в середине и уходящие в никуда. Если бы они не разбивались, а скапливались в атмосфере, это запросто могло бы вызвать какое-нибудь стихийное бедствие. У меня по коже бежали мурашки. Интересно, Джоули вообще знает пределы своей силы? И это ведь не демонстрация, а всего лишь случайные обрывки…
Когда я очнулся, то понял, что пробыл в трансе час. Сейчас было уже почти шесть. Сколько же мы с Джоули проболтали? А они спали – абсолютно беспечно, сплетаясь волосами и укрывшись покрывалом, которое наполовину сползло. Интересно, если бы захотел, я смог бы убить его сейчас? Не уверен, что хочу услышать ответ.
Я подошел и провел ладонью по спине Джоули. Она оказалась такой гладкой, что даже жаль было отнимать руку, поэтому я не удержался и погладил еще раз. Он медленно обернулся и уставился на меня сонными глазами.
Я показал на часы.
– А… – Он встал, сдернув с Аргенти покрывало и закутавшись в него. – Ну, ты, Финикс… присмотри за ней… накорми…
И ушел вверх по лестнице. Я услышал, как щелкает решетка, но хлопанья двери не дождался. Значит, их лежбище тоже было где-то здесь, на этом этаже.
На полу валялось красное кимоно. Я поднял его и укрыл Аргенти. При ближнем рассмотрении я увидел в ее волосах длинную снежно-белую прядь, завивающуюся волной. Во сне она повернулась и раскинула руки – вены сплошь побитые, ни одного живого места. Чувствуется стаж. На шее несколько заживших укусов и один свежий, похожий на качественный засос.
Заглядевшись, я и не заметил, что она уже не спит и смотрит на меня круглыми глазами без каких-либо признаков кайфа.
– Ты кто? – спросила она, натягивая кимоно.
– Друг.
Она взглянула на пластырь на моей шее.
– Ага, понятно.
Я ничего не стал объяснять, просто поставил перед ней фруктовый салат. Она скривилась – знаю, как не хочется есть после дозы – но ложку взяла и принялась лениво ковыряться в тарелке. Я сел рядом, оглядывая ее жилище.
– Ты здесь живешь?
– Типа того, – ответила она. – Лучше чем на улице. С Джоули можно ладить, если узнать его поближе.
– И кормить.
Я подумал, что обижу ее, но ошибся.
– Я его антистресс, – сказала она гордо. Теперь я понял, что ей не может быть больше восемнадцати. И для наркоманки у нее здорово блестели волосы.
– В смысле?
– Иногда он депрессует и не хочет выходить из дому. Просто не может себя заставить. Тогда я помогаю ему не умереть от голода. И снимаю стресс простейшими методами.
– А с Ноа ты тоже спишь?
Аргенти посмотрела на меня, как на идиота.
– Нет, конечно. Я вообще не представляю, чем живет Ноа. Даже Джоули не знает – куда уж мне. Знаешь ли, Ноа презирает нас. Таких, как я. Он вообще не от мира сего – и вампирам чужой, и людям. Ну, конечно, людям немного больше. – Она хихикнула, облизывая ложку. – К тому же он немножко ханжа. Кстати, дома он?
– Его вызвала Перл, – сказал я как можно небрежнее, будто в курсе всех чикагских дел уже давно. Аргенти прерывисто вздохнула.
– Ясно… Наверное, есть работа.
– Делать что? Вообще-то я из Нью-Йорка, и еще плохо ориентируюсь во всем, что слышу.
Зря я старался. Она и не собиралась ловить меня на словах. Находка для шпиона.
– А Джоули тебе не рассказал? Ноа – один из убийц Перл. Если точно, ее любимый убийца.
Я изобразил изумление, хотя, по правде говоря, не был так уж удивлен. Теперь картинка становилась цельной. В это время Аргенти ткнула мне ложку, и пришлось съесть содержимое. Довольно вкусно вышло – из серии “хочешь похудеть – спроси меня как”.
– Что ты подразумеваешь по словом “ханжа”? – спросил я. Глаза ее азартно заблестели – такое впечатление, что ей преимущественно приходится слушать, и она соскучилась по праздной болтовне. Она вообще способна хранить тайны? Если нет, то почему так много знает? Может, это кто-то другой не способен хранить тайны? А может, это просто не тайны. В таком случае, я зря позволил Джоули вытряхнуть из меня душу.
– Ну, я в колледжах не училась, но что-то типа лицемера. Из тех, кто морщится при виде постельных сцен, а под кроватью хранит the best of hard porno.
– Неужели?
– Конечно, все не такое белое и черное. Суди сам: Ноа не убивает людей, и не убивал даже вне Чикаго. Только при самозащите. Это его принцип. Но до встречи с Джоули он шесть лет, с двадцати одного года, был палачом мафии. Пришил чертову уйму народу.
Стоп, еще факт. Я-то был уверен, что Джоули – детеныш Ноа. Век живи – век учись.
– Ты не права. Будучи человеком, он убивал людей. Став не-мертвым, он убивает вампиров. Какая-то последовательность в этом есть.
Аргенти пожала плечами:
– Я не говорю, что нет. Я просто не улавливаю сути. Знаю только, что оружие – его стихия, он, кажется, и родился с пушкой. А Джоули вот больше любит колюще-режущие.
Она встала, даже не потрудившись запахнуть халат.
– Идем со мной.
Я пошел. Уже привыкаю, что меня таскают по этому дому, как болонку на поводке.
Ванна оказалась джакузи. Когда вода набралась, Аргенти потрогала ее ногой и вылила туда почти половину из какой-то бутылки. Через секунду вода забурлила, как Северный Ледовитый. Любительница пены.
Еще она достала фужеры для мартини и бутылку из бара.
– Мне разрешают всем этим пользоваться, – объяснила она. – Не знаю, чье это, но когда я пришла, все было покрыто толстенным слоем пыли. Забирайся и продолжим разговор.
Оказывается, в удачной компании в ванной можно провести весь день. У Аргенти совсем не было комплексов, а у меня был повод попрощаться с последними. Мы влезли в ванну, и она сразу же обласкала меня с ног до головы. Секс был ее стихией – одной из стихий – и она отдалась своему увлечению на добрых пару часов. Я не возражал. Потом мы еще час смеялись, как сумасшедшие, бросаясь пеной, пока не обессилели и не расплылись по разные стороны, блаженно жмурясь в теплой воде. Аргенти балансировала, стараясь удержать на голове фужер с мартини. У нее получалось.
– Как ты познакомилась с Джоули? – спросил я.
– Очень романтично. Я хотела стать актрисой, и забрела не куда попало, а прямиком на “Inferno”. Удача, что меня хоть в обслугу пустили. Это ведь одна из самых влиятельных киностудий в стране. А знаешь, кто ее хозяин?
– Данте?
Полезно иметь филологическое образование.
– Точно. Поэтому вампиров там больше чем людей. Так я к ним привыкла. И даже раз видела Перл.
– И как она? – не удержался я от того, чтобы сравнить показания.
– Она филиппинка, и что-то вроде того. Бизнес-вумен с мордашкой Бьорк. Впечатление, если честно, жутковатое – вроде с виду обычная серьезная девчонка, а кто-то внутри тебя знает больше и тянет упасть ниц.
– А что ты слышала про Данте?
– Летучий Голландец. Все знают, что он есть, но мало кто видел. То есть, видели-то многие, но не подозревали, что его. Если бы очевидцы составляли фоторобот Данте, то довели бы следственную группу до истерики.
Я засмеялся.
– Продолжай.
– Так вот. Там я села на иглу, там и впервые встретила Джоули. Он говорил, что я напоминаю ему кого-то… из прошлого. И вот однажды у меня закончились деньги, я с ума сходила в поисках дозы, и Джоули притащил меня домой. Сюда. Но наркотиков не дал, а просто запер дверь. Через час у меня началась ломка.
Она говорила так, будто рассказывала о любопытной статейке в “Космополитен”. То ли выдержка, то ли мазохизм – не поймешь.
– Меня наизнанку выворачивало, я орала, плакала, карабкалась на стены, бегала по всем комнатам в поисках чего-то, чем можно было бы себя убить. Но Джоули запер комнату с зеркалами, а из остальных убрал все опасные предметы. Когда уже не могла ходить, билась головой о кафель – прямо здесь, – она обвела ванную рукой, – кусала себе руки, царапала лицо, рыдала… Тут все стены были измазаны кровью. А Джоули ходил за мной и только смотрел, чтобы я не сделала с собой чего-то по-настоящему непоправимого.
– Например?
Я еле это выговорил – в горле пересохло. Ломки у меня никогда не было, но картина была достаточно красочно изображена.
– Например, глаза не выцарапала.
– А потом?
– Потом? – Аргенти улыбнулась, словно вспоминала что-то приятное. – Потом я упала в обморок, и он сделал мне укол. Такого кайфа я никогда не испытывала. Тогда вот это и появилось.
Она безошибочно вытянула из поднятых наверх волос седую прядь.
– Ноа знал об этом?
Почему-то мне захотелось задать такой вопрос.
– Да ты что! Он бы никогда не позволил. У него свои представления о развлечениях, если они вообще есть.
– И ты до сих пор здесь?
– А куда я пойду? – смешно вытаращилась она. – Кто еще будет бесплатно давать мне наркоту? К тому же пока Джоули со мной спит, они… – она долго не могла подобрать нужное слово, – …короче, не так вредны.
Внезапно я прислушался. Снаружи доносился какой-то шум, похожий на…
– Ты ничего не слышишь? – спросил я.
– Да нет. А что?
Теперь я был уверен – подъехала машина. Так явно. Как она могла не слышать?
Я быстро вытерся и оделся.
– Заходи еще! – Она мерно перебирала ногами в воде. – Поболтаем.
– Конечно.
Больше всего в Аргенти мне нравилось, что сама она ничего не спрашивала. Идеальный собеседник. Даже не удосужилась узнать мое имя.
Хотя не одна она.
Уже выходя, я услышал:
– О, ты прав! Уже стемнело. Наверное, приехал Ноа.
*
Самоубийство отложим на завтра.
“Гости из будущего”
В “предбаннике” я заглянул в зеркало и похолодел. Повязка слезла, а раны почти полностью затянулись
Я беспомощно оглянулся, потом достал из зеркального шкафчика лезвие и, затаив дыхание, сделал надрез на одной ранке. Затем на другой. Странно, но боль не была острой, такое чувство, будто царапаю, не повреждая кожу. Однако кровь выступила сразу, и я дрожащими руками заклеил все это дело новым пластырем.
Ноги меня не держали, к горлу подступала тошнота. Я оперся о стену, обнимая себя руками. Мне было так страшно, как никогда в жизни: я менялся, и ничего не мог сделать. Нестерпимо хотелось плакать, может, я и позволил бы себе такую слабость, но тут наверху хлопнула дверь, и я заставил себя встать. Зачем оплакивать то, что не можешь изменить? Теперь можно только попытаться обратить ситуацию в свою пользу.
Выйдя на лестницу, я столкнулся с Ноа. У него был такой серьезный вид, что я шарахнулся назад.
– Не бойся, – сказал он хмуро, – я последний, кого тебе нужно бояться.
В этом я уверен не был.
Он взглянул на мою пропитанную кровью повязку и начал подниматься. Я выдержал солидное расстояние и очень медленно побрел следом.
Голос Ноа слышался из одной из комнат на четвертом.
– Я встретил ее случайно. Она меня и не видела. Но если видел я, может увидеть и кто-нибудь еще – ее не очень-то занимает убирать за собой.
Может, у них был конфиденциальный разговор, но меня никто не выгнал. Они, казалось, вообще меня не заметили. В атмосфере чувствовалось дикое напряжение, почти осязаемое – такое обычно бывает перед бурей. Когда кожу покалывают электрические разряды, а воздух чист и тяжел, как хрусталь.
Джоули не сводил с Ноа глаз. У него было такое лицо, словно он сейчас или упадет в обморок, или начнет кричать.
– Когда ты собирался мне сказать? – сказал он напряженно.
– Что?
– Что Перл приказала ее убить.
Даже я понимал, что сейчас у него будет истерика. Это было более чем явно. Он медленно шаг за шагом отступал к окну. Джоули был таким ловким, что мог бы пройти через комнату, уставленную мышеловками, с закрытыми глазами, но сейчас цеплялся за все, что стояло на пути.
– Успокойся, пожалуйста, – заговорил Ноа тихо, будто боялся что-то спровоцировать неосторожным словом. – Ничего она не приказала. Я еще и не видел Перл. Я зашел только чтобы сказать тебе это, потому что ты отключаешь телефон. Теперь мы оба знаем, кто наш таинственный убийца, но клянусь, Перл узнает об этом не от меня.
Джоули стоял у окна, прижимая к подбородку стиснутые кулаки. Затем он открыл ставни, решетку, раму и выглянул наружу.
– Ноа, – его голос явственно дрожал, – ее не должны убить. Я прошу тебя. Я умоляю.
– Джоули, ты меня не слушаешь! Это не от меня зависит! – Впервые я слышал, как Ноа повышает голос. Джоули все больше съеживался под его давлением. – Если я ослушаюсь приказа Перл, то она в любом случае умрет. Только мы последуем за ней. Если ее прикажут убить кому-то другому, а я помешаю, мы тоже погибнем. Извини, но я выбираю нас. Ты же знаешь, как твою подругу прозвали в Европе. R.I.Р.! Я не вправе никого осуждать, но она выбрала не тот город, чтобы расслабляться!
– Не кричи… НЕ КРИЧИ!!!
Голос Джоули почти срывался на визг.
– Извини, детка… извини… – Ноа снова заговорил тихо, но было уже поздно. Я видел, как Джоули на глазах зеленеет. В нем шаг за шагом оставалось все меньше человеческого.
– Ноа, ты помнишь своих родных?..
– Что?.. Господи, да при чем тут это?
Джоули стал на подоконник. Он уже не слушал.
– Ты можешь что-нибудь придумать… Просто не хочешь…
Я никогда не слышал, чтобы так вибрировал голос. От него дрожали стекла на окнах и картинах. Ноа молчал, не зная, что сказать. Тогда Джоули выглянул в ночь и… вышел.
– Куда он?.. – только и смог я выдавить.
Ноа присел на диван, сцепив руки в замок и опустив на них голову. Я просто кожей чувствовал, как он думает.
– Проветриться…
Я не удержался и посмотрел. Джоули шел по трехсантиметровому карнизу так, будто прогуливался по проспекту. Еще секунда – и он исчез за углом дома.
– Его всегда тянет куда-то вверх, когда на него… давят. Когда нервничает. Он все небоскребы в городе облазил, как Кинг-Конг. Включая самый высокий.
– Там же четыреста метров… – почти прошептал я.
– Четыреста сорок два…
Казалось, он говорил вообще не со мной.
Я отправился в “серую” комнату. Мне не было понятно происходящее, личные проблемы беспокоили меня гораздо сильнее, но это был шанс отвлечься. Вот и раскол в благородном семействе. Чем бы это ни закончилось, а мне нужно подумать о себе.
Не знаю, сколько времени прошло, когда за моей спиной вдруг хлопнула рама, и кто-то мягко спрыгнул на пол.
Я не обернулся. Просто спросил:
– Как ты?
– Если я просто скажу “плохо”, ты представишь масштабы?
У него все еще был этот голос, который пугал меня до смерти. Видеть его лицо я хотел еще меньше.
– Чем я могу помочь?
– Сейчас, боюсь, только Аргенти может мне помочь…
– От ее дрянной крови тебе станет еще хуже. Вот, что я думаю.
Он замолчал, словно мои слова доходили с трудом. Потом сказал почти растерянно:
– Но мне не хочется больше выходить.
– Не хочешь – не выходи.
Я отодрал с шеи пластырь. Чувство, руководящее мной, было сугубо прагматичным, но лучше уж какой-то план, чем никакого.
Джоули подошел почти вплотную и надавил на мои плечи, заставляя сесть на пол. Я подчинился. Его пальцы пробежали по моей шее – холодные. Потом он легко поцеловал меня в рану, как бы пробуя. Приятно, но на этом приятности заканчивались.
– Повернись, Финикс, – шепнул он. Голос не изменился, хотя злость из него пропала. Или это было что-то другое? – Если ты не будешь смотреть на меня, может быть больно.
Я покачал головой. Нет уж, пусть лучше будет больно.
Его губы снова накрыли рану. Он почти не укусил – после моих упражнений с лезвием достаточно было нажать, чтобы потекла кровь. Однако поначалу было действительно так больно, что я вцепился в ковер, стараясь не заорать. Такое ощущение, будто кто-то грубо дергает за вены и артерии, пытается вытянуть их через эти маленькие отверстия. Наверное, то же должны чувствовать марионетки – никогда не любил этот вид театра… Потом боль притупилась, перешла в фазу пофигизма и даже легкой эйфории. В первый раз я никакой эйфории не чувствовал, это уже прогресс. Но до того, чтобы это нравилось, – как до Гонолулу вплавь.
– Джоули, – сказал я шепотом, – ты мне руку вывихнешь.
Он послушался и отпустил мое предплечье. А потом обвил руками и уткнулся лбом мне в спину, переводя дыхание. Его тело все еще дрожало. Я не смел даже шевельнуться – все зашло достаточно далеко, чтобы в любую секунду выйти из-под контроля. А может, все как раз стало под контроль? Нужно было проверить.
– О ком вы говорили? – спросил я осторожно. Джоули так долго молчал, что я рисковал забыть, о чем спросил. Но потом отозвался:
– Ты веришь в то, что… Что можно быть связанным с кем-то навсегда?
– В смысле?
– Если он умрет – умрешь и ты.
Я пожал плечами, и Джоули понял этот жест, так как еще и не подумал с меня подняться. Ладно, пусть только ему будет удобно.
– Говорят, у не-мертвых существует рубеж, проходя который они почти полностью забывают смертную жизнь, – продолжал он. – Ноа еще все помнит. А я уже нет… только обрывки. По соседству жила девушка по имени Луиза-Рашель – это единственное цельное воспоминание. Ночью она работала, а днем сидела со мной. Не знаю, когда она вообще спала. Наверное, у меня не было матери, не помню, но Лу-Рашель ее во всем заменяла. У нее были такие черные-черные волосы, как у Аргенти – я все время их запутывал – и одевалась она только в черное. Мы все время проводили вместе, она вечно со мной возилась. Я не помню, что мы делали, о чем говорили, но ближе у меня тогда не было никого… Это я помню. Если случалось такое, что она не приходила, я не находил себе места целый день и не мог уснуть.
Он снова замолк, но я не дал:
– Что с ней стало?
Лучше пусть говорит. Мне спокойнее.
– Потом она исчезла. Смутно помню – она вроде убила кого-то, ее осудили и приговорили к смертной казни. Сотню лет назад все было попроще… Потом прошло какое-то время, и постепенно я стал забывать Лу-Рашель. И вот однажды ночью она пришла ко мне. Просто влезла через окно, как часто влезала раньше. Не знаю, как, но я понимал, что она умерла. Я ни на секунду не подумал, что она жива и вернулась ко мне. Естественно, я мало что знал про вампиров, тогда они еще были полусказкой – но какая-то часть меня знала. Потом Лу-Рашель склонилась над моей кроватью, а я замер, зажмурившись до боли.
– Ты, наверное, сильно испугался?
Я почувствовал его кивок, так как теперь он прижимался к моей спине щекой. И по-моему был благодарен, что ему не пришлось произносить это самому.
– Она молча заплакала, и ее слезы капали мне на лицо, на руки и были холодные-холодные, как льдинки. Потом она дотронулась пальцем до моей щеки и ушла. Я не знал, когда. Я не открывал глаз и не шевелился до самого утра. Я долго еще спал с включенным светом. Темнота напоминает смерть. Наверное, тогда я и понял, что не должен умереть. Никогда. Я просто не смогу.
– Ты встречал ее потом?
– Она сильно изменилась. Кардинально. Ее называют R.I.Р. – убийцей, психопаткой, садисткой, и все это правда. И всякий раз, когда я о ней думаю или слышу, у меня странное чувство. Я не могу его определить. Будто ее смерть… автоматически означает мою.
Я открыл рот, чтобы сказать, что это ерунда и суеверие, и закрыл. Кто сказал, что вампиры не могут быть суеверными? Если религиозные маньяки среди них встречаются, то о чем тут можно говорить? Тем более что я понял одну вещь. В глубоком детстве Джоули заработал опасную и прочную фобию, и теперь вряд ли когда-нибудь от нее избавится.
И еще я чувствовал какое-то мстительное удовлетворение. Подумав, я понял, что корни его в истории о Стадионе, которую Джоули из меня выбил. Теперь мы были квиты.
– Почему ты мне об этом не рассказывал?
Я поднял голову и увидел Ноа. Не знаю, как долго он уже там стоял.
Судя по тому, куда смотрел Ноа, Джоули выглядывал из-за моего плеча.
Ноа прошел полукругом, и Джоули перемещался за моей спиной. Мне совсем не хотелось выступать в роли щита, но мое мнение тут не учитывалось.
– Ты знаешь, почему.
Я смотрел на Ноа снизу вверх, и с этого положения он казался еще выше. Он протянул руку.
– Джоули, прости, я не хотел кричать на тебя, – заговорил Ноа. Голос, способный петь самые красивые колыбельные. – Просто это стало выходить из-под контроля. Ты ведь спас мне жизнь, помнишь?
Джоули молчал за моим плечом. Я только чувствовал его дыхание.
– Ты знаешь, что я никогда не вернулся бы в Чикаго и не жил бы здесь, если бы не ты. Я хочу твоей безопасности и только. Думаешь, мне нравится служить Перл?
Молчание.
– А хорошая идея у меня все же есть.
– Какая? – Голос Джоули все еще был напряженным.
– Нам нужно отправить R.I.Р. прочь из города. Ее репутация – это как паршивый солнечный луч – в какие подвалы не прячься, он все равно тебя достанет, если есть хоть малейшая трещина. А в Чикаго таких трещин полно.
Наконец Джоули встал и позволил Ноа себя обнять, целовать, покачивать – утешать, как больного ребенка. Без него мне сразу стало холодно. Нет, кровопускание мне вовсе не понравилось, но в то время как Джоули почти рыдал на моем плече, я чувствовал себя хорошо. А теперь, когда Ноа пришел и забрал его так легко, просто протянув руку, я вновь ощутил себя слабым и ничтожным.
