Текст книги "Стеклянный принц"

Автор книги: Ника Маслова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5. То, что не может быть правдой

Скрипнула дверь, раздались шаги нескольких человек, шорох одежды. Ариэль, уставший от одиночества и тишины, затаил дыхание, гадая, кто нарушил королевский покой. Сначала ничего не происходило. Затем как будто стул отодвинули от стола. Прозвучал усталый вздох, неясный шорох, звук, с которым на деревянную поверхность могла бы лечь снятая корона.

– Как ты себя чувствуешь?

Голос Рами. Ариэль его узнал, засомневался лишь потому, что прозвучал он мягко, с несвойственной суровым воинам заботой. Впрочем, вечно улыбающемуся лорду-шуту всё простительно, Ариэль не удивился бы, даже увидев его ходящим вверх ногами.

– Болит голова? Или…

– Или, – отрезал Фер. Бесстрастный тон невозможно было не узнать, даже раз услышав, Ариэль же имел несчастье беседовать с милордом-псом дважды.

– Может, позвать Лея?

Непродолжительная тишина.

– Ну хорошо. – Опять Рами. – Не хочешь, не надо. Тогда я прошу тебя: сделай это сегодня. Чем дольше ты тянешь, тем сильней…

– Именно.

– …раздражение. Мне плевать на мальчишку. Твоё хорошее самочувствие намного важней. Не тяни.

– Да, мой господин, – прозвучало язвительно, видимо, в шутку, но Ариэль едва мог поверить в то, что услышал. Самозваный, но всё же признанный народом король назвал вассала господином. Пусть не всерьёз, но всё равно при отце даже представить такое было бы невозможно.

«Судьба короля – одиночество. У него нет ни друзей, ни возлюбленных, только подданные. Король не вправе привязываться к одному человеку, даже к собственному ребёнку, его сердце радеет о благополучии всех, – в возбужденном сознании мелькнуло и исчезло наставление лорда Дэфайра. Ариэль не смог сосредоточиться, упал мыслями в исхоженную вдоль и поперёк тему: – Отца больше нет. Они убили его».

– Именно. В заботах о тебе я – твой господин. Слушай и исполняй, что я тебе говорю, – прозвучало немыслимое по наглости и непочтительности заявление Рами. А Фер, вместо того чтобы поставить зарвавшегося пса на место, рассмеялся. Он весело смеялся, будто признавал право друга называться господином короля.

Очевидно, они очень близки.

Друзья, как и братья, усиливают друг друга. Они же – уязвимое место. Если втолкнуть между ними клин, то можно немало выиграть. Ариэль ещё не знал как, но, что способ найдётся, не сомневался. У всех есть слабости, у Рами и Фера, отнюдь не монахов, усердно устремляющихся помыслами к чертогам богов, их должно быть множество. Даже среди братьев не редка ревность. Ариэлю повезло, что Томи – бета, родился бы брат двуполым, определился бы в альфу, и многие бы захотели на этом сыграть. А тут двое альф, один король, другой – подданный, друг, но не равный, а подчинённый. Как бы ни были они дружны, каким бы количеством пролитой крови ни скрепили узы боевого товарищества, соперничество между ними есть, Рами должен завидовать другу хоть немного, трещины в их отношениях не может не быть. Надо лишь слушать внимательно, чтобы потом надавить и превратить тонкую ниточку в глубокую пропасть.

Ариэль закусил губу. Терпение – добродетель и его оружие в единственно доступной пока, тайной войне, а он жаждал движения, открытого сражения, сидеть под замком и не делать вообще ничего, только строить планы и подмечать слабые стороны соперников выматывало больше жажды, голода и надуманных страхов.

Вскоре вошедший в укромную часть королевских покоев Фер поначалу никак не показал, что помнит о присутствии пленника. Когда прибежал виденный прежде слуга, король разоблачился с его помощью до нижней рубашки, согласился надеть предложенный сарацинский халат тёмно-красного цвета. Препоясался сам. Прошёлся туда-сюда, не глядя в сторону клетки, отдал несколько тихих приказов. Слуга налил в кубок вина и протянул его господину, затем зажёг свечи. Крохотные язычки пламени затрепетали на сквозняке, не в силах прогнать наступившие сумерки. Ариэль и не заметил, как приблизилась ночь.

Слуга принёс кресло из главной части покоев и установил его рядом с клеткой, а затем удалился. С тихим стуком закрылась входная дверь. Всё это время Люцифер простоял у окна, глядя вдаль и попивая вино. Ариэль молчал, наблюдая за тюремщиком с почти болезненным интересом, подмечая всё. И то, как тот держит кубок, и как сверкают в свете дрожащих свечей украденные кольца-амулеты на его руках, и как дёргается кадык на мощной шее, когда он пьёт, и на тёмные волосы, развеваемые ночным ветром, и на профиль – что-то в нём показалось знакомым, виденным прежде, уже давно.

Боги одарили убийцу и вора благородной внешностью, испорченной лишь по-мужицки мощным телосложением. Ариэль не мог ошибиться, в каждом движении Фера крылась сила настоящего воина, прошедшего множество битв с мечом в руках – и это достоинство тоже нельзя было сбрасывать со счетов, как и красоту лица, которая всегда дарит её обладателям незаслуженную ничем иным любовь и расположение людей.

Отец Ариэля был такой же высокий, но много уже в плечах. Он не бегал по полям сражений с мечом, а смотрел сверху и отдавал приказы, которые, благодаря его выдающемуся уму и опыту, приводили войска к всё новым и новым победам. Ариэлю нравилось рубиться мечом, он обожал тренироваться с оружием в руках – ни отец, ни лорд Дэфайр ни разу не похвалили его успехи в состязаниях с другими. Чтение и рисование карт, расстановка войск и планирование атак ценились ими не в пример выше. Владение оружием, даже мастерское, похвал никогда не удостаивалось, как и выездка лошадей, победы в конных соревнованиях. Отец снисходительно говорил, что с молодостью эта страсть у Ариэля пройдёт, и не препятствовал увлечениям, хотя лорд Дэфайр несколько раз предлагал отцу запретить наследнику тратить время на «бесполезные для будущего короля шалости».

И вот, шутка судьбы, опустевший трон занял тот, кто с оружием не расставался даже в спальне: меч в простых кожаных ножнах, с удобной, без драгоценных камней и витиеватой резьбы, отполированной до блеска рукоятью лежал на кровати, всего в нескольких шагах от жаждущей добраться до него руки – и, словно на другой стороне широкой реки, недоступный.

Ариэль отошёл к стене, когда приготовленный слугой стул у клетки занял Люцифер. Король сел, широко расставив ноги, одну руку положил на подлокотник, в другой всё ещё держал кубок с вином. Выражение его лица, его взгляд не прочитал бы даже шепчущий на воде ведьмак. В одном халате поверх тонкой нательной одежды, в мягких домашних туфлях, с кубком в руке, он без короны умудрялся выглядеть полновластным правителем, так что простой деревянный стул под ним уподобился трону. Удивительное умение для безродного узурпатора, которым Ариэль, законный наследник, к сожалению, не обладал, хотя тренировался и в этом под руководством лорда Дэфайра.

– Пришло время нам всё обсудить, – сказал Фер.

Ариэль плотней прижал к себе наброшенное на плечи одеяло. За день его одежда высохла – а ещё он догадался просушить её волшебным огнём, и теперь не боялся из-за неловкого движения предстать перед тюремщиком обнажённым. Относительная пристойность внешнего вида придала ему уверенности, а голод и жажда не ослабили, наоборот, помогали – не давали забыть, почему он так ненавидел сидящего перед ним человека. К этому часу Ариэль уже приготовился ко всему, даже к самому страшному разговору, в меру своих сил, разумеется.

– Слушаю вас.

– Господин. Называй меня господином.

Ариэль облизнул пересохшие губы.

– Передо мной нет иных господ, кроме отца и богов. Я не вправе дать вам иного ответа.

Он ждал вспышки гнева, а встретил полный спокойной уверенности взгляд.

– Твой отец мёртв. Корону пронесли мимо твоей головы, и теперь ты – такой же подданный королевства, как каждый родившийся и живущий на этой земле. Я твой король и господин. Чем быстрее ты с этим смиришься, тем быстрее окажешься на свободе.

– Вы вернёте мне свободу, если я признаю ваше право на власть?

Фер отпил из кубка. Изголодавшийся Ариэль чувствовал терпкий и сладкий аромат вина. Он сглотнул, подавляя острый приступ не ко времени проснувшейся жажды.

– Будут и другие условия, которые ты должен будешь выполнить. Не только обещания, которые так легко нарушить тому, кто клянётся верно служить убийце отца.

– Так вы лично убили его? – Ариэль не удержался от вопроса. Он знал, что ему не ответят или солгут, желая предстать в лучшем виде, не вызвать ненависти, раз уж сотрудничество необходимо. Но он так хотел знать.

Фер даже не моргнул глазом.

– Да. Я лично вырвал из груди сердце твоего отца и скормил его псам.

Ариэль пошатнулся.

Так поступали лишь с теми, кого хотели лишить милости богов даже после смерти. Привратники небесных чертогов не могли взвесить сердце умершего, и его душа лишалась возможности по делам своим попасть в рай или ад, оставалась вечно бродить по земле невидимым призраком. Так поступали лишь с худшими из худших: насильниками над детьми, изменниками, не знающими пощады разбойниками-душегубами. И его безвинным отцом, даже в смерти лишившимся справедливого суда и чести бесконечно пировать вместе с богами и героями.

Губы Ариэля мелко затряслись, и он отвернулся, чтобы не видеть красивое бесстрастное лицо, в котором не дрогнул ни один мускул – лицо безжалостного убийцы.

– Я судил твоего отца, приговорил к смерти и привёл приговор в исполнение самолично. Я убил твоего отца, могу убить тебя и всех твоих братьев, и никто мне не воспротивится, наоборот, будут славить за доброе дело. Многие желают вырезать всех от семени Душелома до последнего человека. Между жаждущими твоей смерти и тобой сейчас стою лишь я.

Ариэль дрожал, и холод осенней ночи не имел к его слабости никакого отношения. Фер молчал, будто давал ему время осмыслить сказанное.

– Душелома? – спросил Ариэль, всё ещё глядя в стену.

– Не знаешь, как в народе прозвали твоего отца?

Ариэль не ответил.

– Повернись и посмотри на меня. До сих пор ты проявлял отвагу и стойкость, не заставляй меня разочаровываться в тебе.

Ариэль повернулся и прислонился спиной к стене. На глазах ещё не высохли слёзы, текли по лицу. Жестокий подонок получил полную возможность насладиться его горем и сердечной мукой. Ариэль будто потерял отца во второй раз – лишился даже крохотного шанса встретиться с ним за границей между жизнью и смертью.

– Свою славу твой отец построил на крови и костях. Нет семьи в королевстве, которая бы не потеряла сына по его вине. Тысячи погибли в развязанных им войнах. Тысячи сложили свои головы на плахе за малейшую провинность. Тысячи безымянных жертв, и сотни тех, чьи имена не забыты. За последние пятнадцать лет он уничтожил глав всех влиятельных знатных семей, чтобы укрепить свою власть.

– Это ложь.

– Ты должен был видеть казни на главной площади. Или ты слеп? Или глух – не слышал их предсмертных криков?

Ариэль поджал губы.

– Казнили изменников.

Фер усмехнулся, его глаза остались холодными, чёрными, страшными, как самая тёмная бездна.

– И что же это за власть, чтобы каждую неделю находить десятки изменников, которых надо казнить? То заговорщиков среди знати, то планирующих мятеж купцов, то шпионов других королевств среди воинов, которых, на горе героям, начинали славить за отвагу и храбрость. Зная, что впереди ждёт непременная смерть, какой дурак стал бы участвовать в заговоре? Видя кругом порядок и справедливость, рвение короля за благополучие народа, кто захотел бы свергать такую власть, во всём честную и благословенную богами? Или, думаешь, все вокруг круглые дураки?

Ариэль не знал, что сказать, кроме:

– Их беспристрастно судили.

– Из-за перенесённых пыток не все могли своими ногами на плаху взойти. Этого ты тоже не видел?

Видел, но вопросов не задавал.

Фер встал, прошёлся из угла в угол, будто запертый в клетке дикий зверь, хотя это Ариэль сидел под замком.

– Чтобы противники твоего отца не обрели уважаемую, знакомую многим голову, имя, лицо, полегли тысячи. У каждого из них вырывали сердца, а тела бросали гнить на поле изменников. Его видно с самой высокой башни дворца, оно белое даже летом из-за тысяч костей. Его ты тоже не видел?

Фер подошёл к кровати, взял в руки меч в ножнах, с любовью взвесил его, со звоном вытащил лезвие.

– Так ты, мелкий лжец, хочешь сказать, что не знал ничего о том, о чём знали все? Ты не знал о тысячах трупов, лишившихся головы и сердец, шанса в посмертии обрести справедливость. Ты не знал о казнях десятков невинных людей на площадях каждую неделю. Ты не знал о страхе и ненависти к твоему отцу, к вам всем, его плоти и крови. Об его истинном имени – Ломающий души, Душелом проклятый, каким его и запомнят в веках, ты тоже не знал?

Он задавал вопросы тихим голосом, который грохотом отдавался в ушах Ариэля. Этот страшный голос звучал, словно набат, возвещающий горе, эхом отдавался внутри и корёжил всё, до чего добирался, всё, чем был мир Ариэля, всё, во что он верил и что твёрдо знал. Этот голос убивал.

– Это не может быть правдой.

Глава 6. Предложение, от которого не отказываются

Люцифер подошёл вплотную к клетке, и решётка загорелась. Амулет на его шее засветился, храня своего обладателя и даже его одежды перед пляшущим на металле огнём. Лезвие меча в его правой руке заблестело, будто радовалось скорой жертве. Фер схватился за решётку, дёрнул на себя дверь, но она не открылась.

– Думаешь, я запер тебя, чтобы удержать от побега?

Левой ладонью он держался за раскалённый металл, но даже не замечал этого, да и вони сгоревшей плоти Ариэль не чувствовал – только пронзающий внутренности страх, что в услышанном есть хотя бы малая толика правды.

– Я запер тебя здесь, чтобы сохранить тебя, твою жизнь. Чтобы уберечь тебя от желающих уничтожить тебя, превратить в кровавое месиво твоё лицо, так похожее на лицо твоего отца. Ты здесь, у моей постели, чтобы я привык к тебе, чтобы увидел в тебе человека, посочувствовал тебе и смог простить тебя за то, чей ты сын. Чтобы, глядя на тебя, помнил, что ты не он, что ты невинен.

В голосе Фера было столько ненависти, столько гнева – будто он не лгал, будто верил во всё, что говорил.

Ариэль выпрямился.

– Зачем такие сложности? Раз я, моё лицо, мой отец так вам ненавистны, и вы в своём праве, то убейте меня.

Меч дёрнулся в руке Фера, раздался лязг металла о металл. Огонь перекинулся с решётки, лезвие запылало.

– Не искушай меня.

Ариэль глубоко вдохнул. Горящая клетка слепила глаза. Раскалённый металл пел-гудел свою песню: «Ты пленник». Но хуже всего – присутствие Фера и слова, которые уже не вытравить из памяти, и понимание, что такие эмоции невозможно сыграть, Фер искренне верит в то, что говорит. Вот в чём весь ужас.

– Зачем я вам живой?

– Ты жив только потому, что я уважаю отца твоего отца. Твой дед был великим правителем, достойным своих предков. Тысячелетний род не должен погибнуть из-за одной гнилой ветви. Я принял решение и вырубил её, теперь мой долг – утраченное восстановить. А твой – помочь мне в этом. Ты ведь понимаешь, о какой задаче, стоящей перед нами обоими, идёт речь?

Ариэль понимал, но даже слушать об этом было невыносимо. Подготовка не помогла справиться со всё сильнее охватывающим ужасом из-за решимости Фера и тех – безусловно веских – аргументов, которые он приводил.

– Дайте мне в супруги женщину или омегу, и получите ребёнка, которого сможете воспитать как собственного сына.

Единственная здравая идея, которая пришла ему на ум, была со смехом отвергнута.

– Когда этот ребёнок может стать и моим сыном – законным наследником трона? Твоё предложение не принимается. Ты знаешь, что от тебя потребуется. Не только я требую этого от тебя, но и твой род.

Ариэль сохранял неподвижность, когда мысли метались, будто загнанные в угол крысы. Выхода всё не находилось.

– И вы согласитесь взять меня в супруги? Видеть ненавистное лицо рядом с собой до окончания наших дней?

– Я должен. Кого здесь волнуют чьи-то желания? Ты должен принести мне и своему роду плод – наследника королевской крови. Твой отец убивал ради укрепления власти, я собираюсь любить. Оцени это, когда будешь принимать решение.

Все благие намерения Ариэля рухнули перед затапливающим всё существо ужасом неизбежности жертвы. Он забыл о незавидной судьбе младшего брата, обо всём, о чём передумал, готовясь к этому разговору, о решимости согласиться, лишь бы выбраться отсюда в надежде добыть меч и решить всё окончательно и бесповоротно. Фер заговорил о долге перед родом – и у Ариэля не осталось иного выхода, если он хотел спастись от участи страшней смерти.

– Я уже принял решение, – сказал он. – Убейте меня.

Фер скривил губы в злой усмешке и потянулся за ключом от замка, висящим на шее. Меч в его руке яростно пылал, и Ариэль наблюдал лишь за его приближением, приветствуя желанную смерть.

Если бы Ариэлю дали право выбирать, происходящему с ним унижению он предпочёл бы быструю смерть от меча. Никогда в жизни он не испытывал такой жгучей ярости, никогда так не мучился от острого, как вонзившийся в грудь кинжал убийцы, стыда. Его лицо горело, уши пылали, шея взмокла, особенно там, на затылке, где совсем недавно на неё давила чужая ладонь. Фантомные следы прикосновений Фера не исчезали, все, как один, горели огнём; настоящие – причиняли всё новую и новую боль. Ариэль, как щенок, на свою беду оказавшийся в пасти медведя, бестолково вырывался из захвата, ломающего заведённую за спину руку, шипел и стискивал зубы, пытался не орать, но из его горла всё равно рвались позорные вскрики, визгливые, как у увидевшей крысу девчонки.

Ариэль в жизни не оказывался в столь позорной и безвыходной ситуации. Как же он клял себя за доверчивость, за глупость, за то, что сам встал в удобную позу – и тем самым позволил поступать с собой так. Когда Фер с пылающим мечом в правой руке подошёл к нему на расстояние удара, Ариэль повернулся к врагу спиной и склонил голову в ожидании казни. Он выбрал умереть, он собирался принять смерть достойно, а вместо этого его гордость подверглась неслыханному унижению.

Фер толкнул его в спину, и Ариэля бросило к каменной стене, он выставил руку, пытаясь удержаться на ногах, и под звон упавшего на пол меча на его затылок легла твёрдая, тяжёлая рука. Фер придавил запаниковавшего от неожиданности Ариэля, толкнул ниже, заставляя согнуться, и в следующий миг болезненно жгучий шлепок пришёлся по невольно выставленному вверх заду. Правую ягодицу обожгло до онемения мышц, Ариэль дёрнулся, вскрикнул, вывернутую за спину руку скрутило болью – и вместо попадания в чертоги богов и героев, Ариэлю достался земной ад.

Его, наследного принца, на которого никто и никогда прежде не поднимал руку, шлёпали ладонью. Унизительно, как ребёнка, мучительно и больно, как взрослого. Позорно – не найти слов как.

Время будто остановилось. Фер бил – Ариэль бился под ним. Воздух из груди вырывался со свистом, кровь грохотала в ушах, горячий пот обливал тело. Хлёстко и жёстко его шлёпали по заду, как учат уму-разуму набедокуривших сорванцов. Вот только по возрасту без считанных дней двадцатилетний Ариэль никак не подходил для подобного наказания, да и королю заниматься таким не пристало. Но Фера потерянное ими обоими достоинство, похоже, не волновало. Не считаясь с титулами их обоих, он бил Ариэля со всей силы, так что ягодицы уже давно онемели, вспухшая кожа едва не лопалась, из горла после каждого удара рвались постыдные писки, а щёки расчертили дорожки горячих слёз.

Наказание прекратилось так же внезапно, как началось. От толчка в спину обессиленный Ариэль, словно тюк пшеницы, рухнул на пол. Фер остался где-то там, за спиной. Раздался звон стали – видимо, он поднял меч. Но бояться смерти не стоило, Ариэль теперь это хорошо понимал: король его не убьёт, унизит, да, но достойной смерти не даст. И очень скоро пытка продолжится, но уже словами, когда они отдышатся, оба.

Ариэль лежал на полу, воздух из его груди вырывался со свистом, слёзы текли без конца. Боль вместе с толчками крови распространялась по телу, измученная задница горела огнём, словно он месяц не вылезал из седла, скача на бешеном жеребце галопом. Гордость скукожилась, её место занял стыд. Ариэль не знал, как сможет посмотреть в лицо врагу, как вообще сможет открыть глаза. Насколько б легче было сейчас умереть, раз, и больше ничего подобного не испытывать, и не чувствовать то, что горело в груди в десятки раз сильней, чем избитый зад. Как же стыдно. Стыдно!

– Чтобы такой глупости я от тебя больше не слышал. – Глубокий голос Фера стал ниже, наполнился хриплыми нотами. – Ты не имеешь права сдаваться. Никогда, никогда, никогда не сдавайся. Это написано на вашем родовом гербе. Почему я должен напоминать тебе об этом? Или ты подкидыш в своей семье?.. А-ну посмотри на меня.

Ариэль приподнялся на локтях и повернул голову на шум тяжёлого дыхания. Ему не требовалось зеркало, чтобы понимать, что увидит король: красное, как свёкла, зарёванное лицо униженного им пленника. Волосы растрепались и завешивали глаза, спасибо богам и за малую милость.

– Ты всё ещё слишком похож на своего отца, чтобы умолять меня о снисхождении и лёгкой смерти. Где твоё достоинство? Покажи мне свою гордость и силу. Хватит разлёживаться, вставай.

Встав на подкашивающиеся ноги, Ариэль прижался спиной и ягодицами к благословенно холодной стене. Больше он не прятал глаза, смотрел прямо в лицо проклятому Феру. Редкие уже слёзы всё ещё текли по щекам, весь подбородок был мокрый.

– Наконец-то ты менее жалок, чем когда со страху просил тебя убить.

– А если бы от вас потребовали такое? – у Ариэля ломался и дрожал голос, но он не мог молчать даже ради сохранения остатков покорёженной гордости. – Если бы вам приказали разводить перед другим мужчиной ноги, в течку униженно выпрашивать узел, вынашивать детей? Вы бы вот так просто согласились? Не захотели бы лучше умереть?

Фер пристально, не мигая, смотрел на него, недовольно кривил губы. То ли презрение, то ли скрытое сочувствие, Ариэль так и не решил, что увидел в лице короля.

– Мы не обо мне говорим, – наконец как выплюнул Фер.

– А если не о вас, то как вы смеете меня судить? Это же не вам проходить через все унижения, терять своё тело, себя!

– Не ты первый, не ты последний, – помолчав, сказал Фер.

Его сочувствие, если оно вообще было, имело границы – ровно в том месте, где Ариэль из обузы становился ему полезным и «приносил плод». Фер относился к нему, как к скоту.

Ариэль попытался ещё раз. Он умолял, забыв о королевском достоинстве, с тоской в голосе молил услышать себя:

– Но это моя жизнь, моё тело. Вы сказали, что моего отца называют Ломающим души, что вы судили его за преступления и приговорили к позорной смерти. А теперь сами, благороднейший лорд, хотите сломать мою душу, лишить меня моего тела, а мою жизнь – хоть толики смысла и счастья.

Ариэль на миг прикрыл глаза. Все его нутро тряслось от пережитого унижения и того, что сейчас он сам, по своей воле только что на коленях не стоял перед убийцей отца, умоляя избавить его от страшной судьбы.

– Я невинен перед вами, – прижав руку к груди, сказал Ариэль. – Я не совершал никаких преступлений. Я вас прошу…

– Если ты сейчас кинешься мне в ноги или заплачешь, то я ударю тебя.

Фер резко развернулся и вышел из клетки. Впервые дверь оказалась открытой, но сбежать мимо усевшегося в кресло короля не удалось бы даже здоровому и полному сил. Ариэль остался стоять у стены. Ему казалось, что под его ступнями пол идёт волнами, а стена за спиной раскачивается то взад, то вперёд.

– У меня нет другого выбора, – после продолжительного молчания сказал Фер. – Либо ты, либо твой брат – невинный подросток. Пойми, тебя и твоих братьев намного легче убить, чем сохранить вашу жизнь. Никто и никогда не примет тебя как короля, но отпусти я тебя – если тебя не убьют только за то, чей ты сын, то найдутся те, кто захочет использовать тебя против меня. После смерти тиранов всегда воцаряется хаос, авантюристы пытаются ухватить лишний кусок пирога, а ты и твои братья – удобный для этого инструмент.

– А в чём же разница? И для других, и для вас я лишь инструмент.

Фер вздохнул.

– Хорошо. – Его голос лишился остатков чувств, стал холодней льда. – Поговорим откровенно. Заделав тебе ребёнка, я укреплю своё положение. Твой сын, наследник старинного рода, заткнёт глотки тем, кто сейчас говорит о недостатке знатности моего. Этот ребёнок предотвратит междоусобные войны и тем самым облегчит мою жизнь и спасёт немало чужих. Он мне нужен, и хочешь ты того или не хочешь, ты мне его принесёшь.

Как Ариэль и предполагал: Фер озвучил его догадки почти слово в слово.

– А что получу взамен я? – сказал Ариэль. Пришло время торга.

– Ты станешь супругом короля, родив наследника, укрепишь своё положение при дворе. Наше родство сделает твоих братьев моими свояками, и никто больше не посмеет на них напасть. Ты получишь ребёнка, а с ним вместе и новый смысл жизни.

– Я не интересуюсь детьми.

– Выносив своего, поверь, заинтересуешься, – с абсолютной убеждённостью в своей правоте заявил Фер.

Он мог тешить себя иллюзиями сколько угодно. Мог даже мечтать о влюбленности жертвы в насильника. Ариэль трезво оценивал шансы их будущей так называемой семьи – заранее ненавидел всё, что Фер сделает с ним, и плод его действий – тоже.

– Я хочу получить свободу. Жить, где хочу, делать то, что хочу, не видеть вас никогда. – Ариэль закрыл глаза, представляя место, где-то далеко-далеко, где он сможет жить, позабыв обо всём, начав всё заново. – Получив своё, вы отпустите меня.

А ещё, получив своё, Фер мог его просто убить. Но этого Ариэль не боялся, тем более что дети часто болеют, мало ли что случится – обычная предусмотрительность не позволит отказаться от потенциальной возможности всё повторить.

– Я хочу получить поместье, где-нибудь далеко, в котором вы поклянётесь никогда не появляться.

– Хорошо.

Как легко обещание сорвалось с уст Фера. Он, видно, считал его совсем дураком.

– Мы подпишем магический контракт.

– Хорошо, – прозвучало после небольшой паузы.

О чём-то Ариэль забыл. Ах да.

– Вы отпустите и моих братьев. – Он так устал. Пришлось повторить, чтобы Фер его расслышал.

– Только после совершеннолетия каждого.

– Томи уже восемнадцать!

– Но Каю – нет. До совершеннолетия он будет находиться под моей опекой… И не спорь. Ты не в силах защитить своих братьев. Ты даже себя защитить неспособен.

Ариэль не стал спорить. Сейчас он был беспомощней котёнка. Но со временем котята вырастают – кто-то в облезлых помойных котов, кто-то в раскормленных пушистых домашних любимцев, а кто-то в рысей, тигров и даже львов. Ариэль сомневался, что его судьба – лазить по помойкам или всю жизнь красоваться с бантиком на шее. «Никогда, никогда, никогда не сдаваться» – всем известный девиз его рода. Спасибо Феру, напомнил. Единственное спасибо, которое Ариэль готов был ему когда-либо дать.

– На таких условиях я согласен выносить вам сына.

Кто-то скажет, что он легко сдался. Пусть говорят что угодно, если в итоге победа будет за ним. Он ещё не знал как, но был непреложно уверен в одном: Фера он никогда не простит.

Ночь Ариэль провёл намного лучше, чем вечер и все дни до того. По приказу расщедрившегося тюремщика в его клетку принесли набитый конским волосом тюфяк, ночной горшок, воду и еду – сытную и ошеломляюще вкусную, не чёрствый хлеб. Он получил подушку и ещё одно одеяло и, поужинав, немедленно упал на постель, где, устроившись лёжа на животе, сразу заснул. Он устал так чудовищно, так беспредельно, что ночью, вплоть до утра, его ничто не беспокоило, ни избитое тело, ни сменяющие друг друга тревожные сны, ни чьи-то тихие разговоры, ни ходьба и шорохи, ни дыхание заснувшего лишь под утро соседа.

На пришедшем с карканьем воронов и галочьим галдежом рассвете, обдумав всё ещё раз, он решил, что ни в чём не ошибся. Фер очевидно нуждался в том, о чём говорил, – в случае отказа, мог решиться и на насилие. Короля бы никто не остановил, тем более сидящий в магической клетке пленник. Только высокородному лорду претит снисходить до уровня торгующего редким товаром купца; превращённому в бесправного раба это простительно. Дело, конечно, не самое благородное, но выгодное и куда разумней, чем в итоге отдать всё то же самое, в ответ не получив ничего. Ариэль собирался купить свободу себе и братьям за без малого год своей жизни – в его обстоятельствах не самая большая цена.

Слухи о процессе превращения альфы в омегу ходили страшные, но по здравом размышлении Ариэль решил, что, как и всегда, не всё из услышанного окажется правдой, возможно, и вовсе ничто. Такой гордец, как Фер, тем паче – король Люцифер, не мог позволить случиться тому, о чём шептались на приёмах и, закатывая глаза, скабрезно хихикали. Он не отдаст своего супруга другим, не позволит чужому семени пролиться даже на непаханое поле. Ни этого бояться не стоит, ни самого Фера, каким бы темпераментом и мужественностью он ни обладал. У короля не может быть столько свободного времени, чтобы превращать занятия любовью в бесконечную пытку изо дня в день, из ночи в ночь, да и физических сил даже такому альфе, как он, не хватит, чтобы заниматься этим без перерыва.

Как-нибудь, стиснув зубы, он это переживёт. И дождётся освобождения. И выяснит всё, раскроет все тайны, подметит все слабые места врагов. Он уйдёт отсюда свободным и сильным и уже тогда решит, чего хочет от жизни, и добудет всё…

Ариэль лежал на тюфяке и мечтал о том времени, когда освободится.

«Король не сожалеет о прошлом – однажды извлекая урок, он направляет помыслы в будущее. Король не переживает о настоящем – разумно позаботившись обо всём, он направляет помыслы в будущее. Король – кормчий, его задача – стоять на носу корабля и направлять его самым лучшим путём. Особенно важно смотреть вперёд, когда корабль входит в узкое русло опасной реки. Когда вокруг острые скалы, коряги и водовороты, кормчий внимательно смотрит по сторонам, но видит не прошлое, которое его сюда завело, не настоящее, которое уже проплывает мимо, а лишь свою грядущую цель и корректирует курс. Король никогда ни о чём не жалеет – он целенаправленно действует и так достигает победы».

Ариэль надеялся, что наставления лорда Дэфайра помогут ему никогда не жалеть о принятом решении жить дальше и идти своим путём в таком узком русле реки, что бортам его корабля не протиснуться без потерь, а его телу – остаться без изменений.

«Это всего лишь тело», – сказал он себе, разглядывая ладонь и линии на ней, по которым когда-то гадал старый ведьмак и пророчил ему огромное, как двойное солнце, счастье.