Текст книги "Правда, мы будем всегда? (СИ)"

Автор книги: Nicoletta Flamel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Не понимаю, – опешил Люпин. – Я действительно хочу вам помочь, но не понимаю совершенно.

Нимфадора стряхнула пепел в чашку.

– И не поймёте. Он сам себя понимает два раза в год по большим праздникам. Едкий, злонравный старикашка. Вашего, кстати, возраста.

– Ну, я не такой уж старик, – распрямил плечи Люпин. – Как говорил один персонаж из сказки, я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил.

Нимфадора от неожиданности хихикнула и поперхнулась дымом.

– Жалко, никто не знает, в каком именно возрасте бывает этот ваш расцвет сил. Возможно, в самом что ни на есть преклонном.

– О, вы всё-таки читали эту сказку, – совершенно по-детски обрадовался он.

– Слушала радиопостановку, когда возилась в гараже с Ласточкой, – она затушила сигарету и вздохнула: – Уволить бы меня к чертям за нарушение противопожарной безопасности в библиотеке.

– Мы сейчас всё выбросим, вымоем и выветрим, – заверил Люпин. – А я никому не скажу… – он понизил голос, – если юная леди будет достаточно щедра… И перестанет, наконец, сквернословить.

– Юная леди скормила вам весь запас шоколада, который у неё был. Целых полплитки – за ползонтика, помните?

– Ну, тогда я ещё не брался её шантажировать.

– И что же вы хотите за своё молчание?

– Давайте так, – неожиданно решился Люпин. – Вы составите мне компанию в походе на осеннюю ярмарку, а я всё забуду: и про чертыхание, и про курение в святая святых.

Нимфадора расхохоталась.

– Тогда вам придётся поискать к выходным запасной шлем. Не думаете же вы, что такой асоциальный элемент, как я, явится на сельскую ярмарку пешком?

3

Последняя суббота октября выдалась на редкость солнечной.

Накануне Нимфадора легла далеко за полночь, даже поставила будильник, опасаясь проспать, но поднялась задолго до звонка. Ополоснула лицо под небольшим старинным умывальником в углу комнаты, почистила зубы.

В доме мадам Кайе водились современные душевые – по две на этаж, но оснащать ими комнаты для жильцов она отказалась: «Уйдёт старинный дух». Этот факт снижал стоимость жилья примерно на треть, но мадам была непреклонна. И если в самом начале Нимфадору соблазнила именно дешевизна, то сейчас она всё больше сожалела об отсутствии комфорта.

Соседка Нимфадоры Луна спала в их общей гостиной. Свою спальню она полностью превратила в мастерскую и теперь ютилась на диванчике, рядом с неизменным мольбертом. Маленькая, лёгкая как птичка, с той невыносимой прозрачностью кожи, которая бывает только у героинь викторианских романов и у чахоточных больных, Луна нравилась Нимфадоре. Она заваривала для бледной соседки травяные чаи, укрепляющие иммунитет, наглухо проконопатила и заклеила старинные оконные рамы – чтобы избежать сквозняков, и чувствовала себя почти счастливой от того, что может о ком-то заботиться. Луна говорила мало, услуги принимала с благодарной улыбкой на бескровных губах и большую часть суток пропадала за мольбертом.

«Это всё meilė, моя девочка, – качала головой мадам Кайе, вечерами вручая Нимфадоре пакет свежих булочек для Луны. – Только она так может высушить душу человека. Выпить её до дна».

«Любовь? – нажав кнопку электрического чайника, Нимфадора внимательно изучала лицо спящей соседки. – Скорее уж болезнь. Не могу представить, чтобы разлука с кем-то заставила меня так страдать».

Чайник, закипев, отключился. Луна открыла глаза.

– Доброе утро, Дора.

– Опять всю ночь дышала растворителем? Тебе нужно больше отдыхать, – проворчала Нимфадора, заваривая чай.

При общении с Луной она всё чаще замечала у себя недовольно-назидательные интонации мистера С.Т. Снейпа и уже перестала удивляться этому.

Луна понюхала протянутую чашку и улыбнулась:

– Какой волшебный аромат. Иногда я думаю, что ты мой ангел-хранитель, Дора. Я уже забыла, как жила без тебя.

– Плохо жила, судя по всему, – Нимфадора намазала на ломоть белого хлеба толстый слой сливочного масла и джема. – Превратила себя в призрак. Никогда не замечала в себе человеколюбия, поэтому откармливать тебя взялась исключительно из страха перед привидениями.

– Я и так перед всеми в долгу. Мадам Кайе скоро выселит меня отсюда. Картины почти не продаются. Придётся возвращаться домой.

Луна впервые заговорила о чём-то личном. Нимфадора даже застыла на месте, боясь спугнуть. Одно из правил психологии гласило, что пациент должен сам пойти на контакт и выговориться.

Луна рассмеялась – тонко, словно звякнули серебряные колокольчики.

– Расслабься, Дора. Никаких страшных тайн я тебе не поведаю. Да, у меня есть другой дом – с родителями и кучей младших сестёр. Они такие же живые, как ты. Но от их живости мне хочется лезть на стенку. Вот я и сбежала – чтобы, выражаясь языком романов «в поте лица зарабатывать свой хлеб». Только получается плохо.

Нимфадора хмыкнула:

– Ты лучше ешь давай. А хочешь, поехали со мной и мистером Цветиком на ярмарку? Ради такого дела он, думаю, уступит тебе местечко у меня за спиной.

– Я боюсь мотоциклов, – покачала головой Луна. – К тому же не хочу мешать вам веселиться. Третий – всегда лишний, а уж на свидании – особенно.

– Я? Мы? – Нимфадора расхохоталась. – Мистеру Цветику глубоко за тридцать. Или даже все пятьдесят. Я не встречаюсь со стариками. Нам просто интересно общаться на разные темы.

– Тем более. Если хочешь, позови его как-нибудь в гости. А у меня сегодня много работы.

– Надеюсь, ты окончательно себя не загонишь. Я скажу мадам Кайе, чтобы покормила тебя обедом. Она будет только рада. Ой, уже почти восемь! – Нимфадора одним глотком допила горячий чай. – Я побегу, ладно?

Быстро натянув джинсы и свитер, Нимфадора на ходу накинула куртку и замотала шею шарфом.

Скатываясь по внешней лестнице вниз, к дровяному сараю, в котором у мадам Кайе нашлось место для Ласточки, Нимфадора заглянула в окно своей гостиной. Тарелка с недоеденным бутербродом стояла на спинке дивана, а Луны нигде не было.

«Наверное, заперлась у себя в спальне, – недовольно подумала Нимфадора. – Надо бы поговорить с Ремусом, чем ей можно помочь… Ой!»

Увлечённая мыслями, она не заметила, как налетела на Люпина.

– Вы уже здесь!

Его привычное пальто уступило место такой же потёртой кожаной куртке. Под одной мышкой он сжимал мотоциклетный шлем, под другой – какой-то свёрток. Однако сейчас всё оказалось на земле.

– Прекрасные девы налетают на скромных путников подобно стаду бешеных верблюдов, – проговорил Люпин, осторожно высвобождая Нимфадору из своих объятий. – И путникам приходится выбрасывать свой нехитрый скарб, дабы подхватить их.

– Вы неподражаемы, Ремус! Вместо того, чтобы выругаться, как того требует ситуация, вы продолжаете изъясняться даже более витиевато, чем раньше, – Нимфадора подняла свёрток и протянула ему. – Как вы здесь оказались?

– Мадам Меримас – моя старинная знакомая, но даже она возражала бы, пожелай я ранним утром проникнуть в её пансион. Поэтому я решил дожидаться вас на заднем дворе. Кстати, это вам.

– Что здесь? – Нимфадора попыталась наощупь определить содержание свёртка.

– Книга. Прочтёте потом.

– Какой-нибудь «Этикет для юной библиотекарши» или «Пособие для начинающего психолога»?

– Почти.

Нимфадора положила свёрток в холщовый рюкзак.

– Спасибо. Мне никто не дарил таких полезных вещей.

– Издеваетесь?

– Благодарю. Просто от смущения не нахожу нужных слов. Вы готовы к полёту на Ласточке?

– Готов, – Люпин помахал шлемом. – Одно возражение. Поведу я.

– Думаете, я доверю вам свою Ласточку? Свою Хонду-Мечту?

– Уверен. Девушка на пассажирском сиденье вызовет меньше насмешек, чем мужчина.

– Вам так важно, что о вас подумают люди?

– Вы позволите мне прокатиться? – вопросом на вопрос ответил он.

Нимфадора с сомнением отдала Люпину ключи.

– Пробуйте!

Ласточка завелась, казалось, от одного его лёгкого движения. Он сделал пробный круг по площади и достаточно лихо затормозил прямо перед ней.

– Карета подана!

– Не ожидала от вас подобной прыти, – прокричала Нимфадора, заглушая шум двигателя.

– Сам от себя не ожидал. Но управление мотоциклом нисколько не изменилось за последние десять лет.

– Ваше прошлое полно тайн.

– Оно полно паутины и пыли и незачем его ворошить. Садитесь.

Нимфадора надела на голову шлем и запрыгнула позади Люпина. От его куртки пахло вишнёвым табаком, средством от моли, машинным маслом и ещё чем-то, неуловимо приятным, травянисто-цветочным. Она прижалась к его спине – легко, чтобы не смутить слишком интимным жестом, вдохнула незнакомую смесь запахов и резко опустила визор.

Ласточка взлетела.

4

Сириус делает пробный круг по площади и лихо тормозит перед Лили.

– Карета подана!

Лили хохочет, отпуская руку Нюниуса.

– Уж не думаете ли вы, – сквозь зубы цедит тот, – что моя дама сядет на мотоцикл к первому встречному?

– Твоя дама, кембриджский заморыш? – Джеймс заводит мотор.

Его Харлей ревёт, обдавая меня горстью мелких камешков из-под колёс. Мотоцикл Сириуса не настолько крут, ему не хватает мощности, как бы его хозяин ни пытался это изменить.

А Джеймс никогда не заморачивался копанием в моторе: родители высылали ему достаточно денег, чтобы покупать всё новое и лучшее.

Я вижу, как восторженно вспыхивают зелёные глаза Лили, и как бледнеет Нюниус, когда Джеймс, показывая чудеса ловкости, красуется перед ними, вскидывая мотоцикл на дыбы, словно молодого горячего жеребца.

– К первому встречному – вряд ли, – кажется, будто он не трогался с места, только чёрный завиток волос прилип к вспотевшему лбу над тонкой оправой дорогих очков. – Но ведь я уже второй.

Сириус хохочет, но я вижу, что он уязвлён.

Лили вскидывает на Нюниуса умоляющий взгляд:

– Ну, пожалуйста, Северус!

– Пожалуйста, папа Сева! Отпусти дочурку с нами! – противным голоском подхватывает Сириус. – Мы не обидим, не сопрём, покатаем – и вернём.

Джеймс не сводит с них насмешливый взгляд близоруких глаз.

Я делаю робкую попытку остановить друзей, но разве может кто-нибудь остановить пламя? И дело совсем не в Лили, мало ли в провинциальных городках симпатичных рыжеволосых официанток, мечтающих стать актрисами? Дело – в хмельном кураже, будоражащем кровь, бьющем в голову. Юность – благодатное время, благословенное время, когда мы ведём себя подобно богам на рассвете мира. Юные, насмешливые, непокорные боги – что им до недовольства смертных?

Лили легко вскакивает на мотоцикл позади Джеймса. Рука Нюниуса, протянутая, чтобы её удержать, повисает в воздухе.

– Лунатик, ты можешь остаться! – небрежно бросает мне Сириус. – Тебе всё равно не по вкусу такие забавы.

– Не срывайся на Лунатике, Бродяга, когда-нибудь повезёт и тебе, подхватишь ещё цыпочку в седло!

– Как минимум двух, Сохатый! Одну – сзади, вторую – спереди! – подхватывает Сириус, который не умеет долго дуться на Джеймса.

Моторы ревут. Волосы Лили взметаются языками пламени.

Нюниус медленно опускает протянутую руку.

Отчего-то мне становится жаль его. Я ведь даже не помню его фамилии. Только имя – и дурацкую кличку, придуманную моими друзьями.

– Они спокойные ребята, несмотря на внешнюю браваду, – говорю тихо. – У них и в мыслях нет обидеть вашу спутницу.

– Передай дружкам, что если хоть волос упадёт с головы Лили, я… – он задыхается от ярости.

– Я знаю место, куда они могли поехать, хотите, отвезу вас…

На его бледных скулах вспыхивают лихорадочные пятна.

– Ты ещё смеешь издеваться надо мной, подонок!

– Вы не на меня злитесь, мистер, – я изо всех сил стараюсь быть спокойным. – Не мне вам и отвечать.

– Трус!

Я надеваю шлем. Моя старенькая Хонда заводится не так лихо, как мотоциклы друзей, но всё же заводится. В спину мне летят проклятия.

5

Ласточка промчалась по Серебряной улице, разогналась на улице Святой Мэри, пролетела Хай-стрит.

– Держитесь крепче! – прокричал Люпин, круто сворачивая в сторону Линн-роуд.

Он затормозил так резко, что Ласточка слегка припала на переднее колесо.

– Приехали!

– О-бал-деть! – Из головы Нимфадоры, кажется, вылетели все остальные слова.

– Всё было настолько плохо? – рассмеялся Люпин.

– Наоборот. Всё было превосходно.

– Я думал, что девушку, приехавшую на мотоцикле из самого Лондона, уже ничем нельзя удивить.

– Разве что только ярмаркой на кладбище, – Нимфадора с интересом огляделась по сторонам.

– Кладбище – в другом конце парка. На нём уже давно никого не хоронят. А местной мэрии нужны деньги.

– Думают заманить сюда побольше туристов?

– Разумеется, сегодня же канун Дня всех святых.

И в самом деле, первый же встреченный на ярмарке человек оскалился дружелюбной вампирской улыбкой.

Нимфадора, ожидавшая увидеть очередную вариацию сельского рынка, была приятно удивлена.

Яркие палатки трепетали на октябрьском ветру. В ветвях деревьев покачивались бумажные фонарики в виде маленьких тыковок. Миловидные ведьмочки бойко торговали с лотков сахарными пальцами, желейными глазными яблоками и клубничной пастилой в форме человеческих внутренностей.

Люпин оставил Ласточку возле палатки с горячими бутербродами и заплатил продавцу – бесполой с виду мумии, обмотанной кровавыми бинтами, – чтобы тот присматривал за ней.

– В этих пятнах крови угадывается кетчуп, – шепнул Люпин Нимфадоре.

– Зато как удобно: испачкал руки – вытер о костюм, а все думают, что так и надо.

– Нужно заметить, мы с вами слегка выбиваемся из общего стиля.

– Говорите о себе. У меня даже гольфы полосатые. Так что я вполне сойду за отбившуюся от компании ведьмочку.

И Нимфадора быстро закатала до колен джинсы.

– Ну как?

– Увы, вам не хватает шляпы. И летающего пылесоса вместо мотоцикла, – Люпин окинул её оценивающим взглядом.

– Не занудствуйте. Человеку, который полчаса назад мчался по улицам с какой-то абсолютно головокружительной скоростью, это не идёт… Ой, каруселька!

Нимфадора резко рванула в сторону. Люпин еле за ней успевал. Однако замеченная девушкой карусель не работала, и мрачный вид карусельщика не позволял надеяться на лучшее.

– Не расстраивайтесь. Хотите я куплю вам сахарной ваты?

– Хочу! И ещё хочу вон на те качели, где раскачиваются вдвоём. С детства их обожаю.

– Помилуйте, – Люпин приложил руку к сердцу. – Я их до жути боюсь. Меня укачивает за полминуты, а потом ещё полдня мутит. Лучше вдобавок к вате я куплю вам мороженое и … эээ… – он близоруко вгляделся в ассортимент ближайшей палатки. – Мозгов?

– Это орехи в карамельной глазури, – отчего-то обиделась продавщица.

Нимфадора расхохоталась. И чтобы окончательно не расстраивать девушку за прилавком, купила у неё небольшой пакет хэллоуинских сладостей.

– Вы точно собираетесь это есть? – с опаской поинтересовался Люпин.

– А то! Вы только взгляните, какие милые могильные черви! Какие вкусные косточки! Какие свежие мозги! – плотоядно оскалилась Нимфадора, с видом глотателя шпаг засовывая в рот желейного червяка.

– Ну не знаю, по мне так плитка шоколада – самая честная сладость. От неё всегда знаешь, чего ожидать, ведь состав большими буквами написан на обёртке. И никаких неожиданных начинок, как в конфетах.

– Хотите глазик?

Нимфадора достала из пакета нечто, по внешнему виду напоминающее глазное яблоко в натуральную величину. Слегка расплывшийся от тепла её ладони мармеладный зрачок пристально уставился на Люпина.

– Смелее!

Поколебавшись, Люпин протянул руку и кончиками пальцев ухватил глаз.

– Ты знал лучшие времена, друг, – патетически промолвил он. – Ты верой и правдой служил своему хозяину, в свете настольной лампы читая бессмертные творения классиков прошлого. Ты любовался восходами и закатами, ты смотрел вслед красивым девушкам и с надеждой вглядывался в будущее. Но злая судьба подстерегла тебя. И теперь ты являешься презренным лакомством на потеху жадной до зрелищ толпы.

Люпин помедлил, словно собираясь с духом, а потом целиком засунул конфету в рот.

– Ну, как? – смеясь, поинтересовалась Нимфадора.

– Пока мерзко… Но погодите… какая восхитительная вишнёвая начинка… какая приятная неожиданность… – жуя, он одновременно жестами показывал переход от крайней степени отвращения до полнейшего восторга.

– Вот видите. По внешности никогда не угадаешь, какие сокровища таятся внутри.

– А ещё есть?

– Есть, но не дам. Хватит с вас стрессов, – Нимфадора спрятала пакет в карман куртки. – Ой! Смотрите, – внезапно воскликнула она, – вон Гораций Слизнорт, мой преподаватель! Что он тут делает?

– Вообще-то живёт, – Люпин мгновенно посерьёзнел. – У него небольшой особняк на окраине Или. И квартира в Кембридже.

– Откуда вы знаете?

– Тсс. Он идёт сюда.

Маленький мистер Слизнорт вблизи походил на лысеющего пожилого пингвина или усатого хоббита.

– Здравствуй, милочка! – добродушно кивнул он Нимфадоре.

– Здравствуйте!

– Вы, кажется, моя студентка, рекомендованная мне этим угрюмым мальчиком… как бишь его?

– Неважно, – Нимфадора тихонько хихикнула, настолько определение «угрюмого мальчика» не подходило профессору Снейпу.

– А вы, юноша… ваше лицо мне знакомо… Вы тоже мой студент?

Люпин поклонился:

– Настолько давний, что вам не следует утруждаться.

– Ах, нет же… У меня прекрасная память на лица… Кажется, мы встречались в Кембридже.

– В Оксфорде, сэр. Я там какое-то время преподавал. А сейчас решил полностью посвятить себя науке.

– Похвально-похвально, – Слизнорт кивнул, тут же потеряв к Люпину всякий интерес.

– Милочка, – обратился он к Нимфадоре. – Завтра у меня в особняке состоится собрание клуба Слизней.

– Кого?

– Слизней. Это элитарная дискуссионная группа Кембриджского университета. Надеюсь, вскоре она станет не менее популярна, чем оксфордские «Инклинги».

– Разумеется, профессор, – вполголоса прокомментировал Люпин. – Ведь фамилия Слизнорт звучит куда благозвучнее какого-нибудь там Льюиса или Толкина.

– Мисс Тонкс, будьте непременно, – Слизнорт словно не заметил подначки. – Начало в четыре вечера. Ровно в пять нам подадут настоящие английские бисквиты и чай. Разрешите откланяться.

И он, грузно покачиваясь на коротких ножках, растворился в толпе.

– «Слизни», подумать только! Я слышала о чём-то подобном в колледже, но восприняла это как не слишком удачный анекдот.

– Вы пойдёте? – спросил Люпин.

– Жалко время терять… Странно, почему он воспылал ко мне такими дружескими чувствами?

– Мисс Тонкс, мне кажется, я знаю причину, по которой вас пригласили в клуб, – Люпин развёл руками. – Некая миссис Тонкс вам случайно не родственница?

– Вы хотите сказать…

– Именно. Если решите пойти на собрание, то запаситесь парочкой пригласительных на спектакли леди Андромеды.

– Глупость это всё, – Нимфадора встряхнула розовой чёлкой. – Глупость и гадость.

– Я испортил вам день. Простите.

– Пустяки. Кстати, давно хотела спросить: а как вас занесло в Или?

– Очень просто, – Люпин пожал плечами. – Закончил Оксфорд, немного помотался по свету. Попробовал преподавать теологию – не сложилось. А потом умерла дальняя родственница и оставила мне в наследство домишко с садом. Я приехал сюда, чтобы оформить документы на продажу, и остался.

– На всю жизнь?

Люпин улыбнулся своей мягкой грустной улыбкой:

– На последние восемь лет.

– Но это же почти вечность!

– Для меня жизнь здесь – скорее награда, чем наказание. Вы же видели Ильскую библиотеку? Такого количества старых фолиантов не найдётся и в Королевской библиотеке Лондона… – На мгновение он запнулся. – Куда теперь вас отвести?

– Я устала. И хочу кофе. А то, что называется эти гордым словом здесь, на ярмарке, внушает мне гораздо больший ужас, чем все эти искусственные челюсти и парики.

– Всё настолько плохо?

– Кажется, я объелась сладостями. Всё мне кажется слишком ярким, нарочитым и пошлым… Отвезёте меня домой?

Люпин растеряно развёл руками.

– Я хотел предложить другой вариант. Мой дом недалеко отсюда, и, если вы позволите, я с огромным удовольствием пройдусь пешком. На вторую такую поездку меня попросту не хватит. Вы доберётесь сами?

– Разумеется.

– И не обидитесь на меня?

– Ни капельки. К тому же дома я наконец-то смогу распаковать ваш подарок, – Нимфадора похлопала по рюкзаку.

– Ваш энтузиазм меня немного пугает. Боюсь, вы будете разочарованы подарком… как, впрочем, и всем остальным. Этой ярмаркой, к примеру. Но мне действительно пора.

Неожиданно для себя Нимфадора порывисто поцеловала Люпина в щёку:

– Удачи! Увидимся в понедельник.

И, несмотря на усталость, рассмеялась его растерянности:

– Спасибо за чудесную прогулку!

Люпин неловко поклонился и поспешил смешаться с толпой.

6

Н. Тонкс – С.Т. Снейпу

«Вы обвиняете меня во множестве смертных грехов. Сегодня к ним добавился ещё один – чревоугодие. Местная ярмарка просто чудесна: такое количество сладостей за один раз я поедала только в детстве под Рождество. В Лондоне наверняка тоже бывают ярмарки. Я уверена, они даже лучше этой. Но мне не с чем сравнивать: мама считала подобные мероприятия слишком «простецкими», а папа был больше занят моторами, чем мной. Нет, я не упрекаю его: он просто очень сильно скучал по маме. Однако и не оправдываю… Вот видите, я совершенно запуталась. А всё дело в огромном количестве поглощённых (проглоченных?) мной углеводов…

Вспоминается один наш разговор. Мне тогда было лет двенадцать, не больше. Я попросила папу назвать десять фактов о маме…

Впрочем, вряд ли это будет вам интересно…

Учёба идёт просто великолепно. Г.С. пытается заманить меня в кембриджский дискуссионный клуб с дурацким названием. И ненавязчиво, не больше раза в день, намекает мне, в каком он восторге от искусства и от спектаклей моей маменьки в частности. Если леди Андромеда вспомнит о моём существовании, я обязательно замолвлю словечко за этого милого старичка.

Сегодня мне хочется быть краткой… связано ли это с отсутствием новостей, достойных вашего критического взгляда, или просто – с монотонной размеренностью моей теперешней жизни, я не знаю.

Вы так часто распекали меня за малейший проступок, что, вероятно, это пошло мне во благо. Возможно ли, что за короткий промежуток времени я перестала лениться, научилась ответственности и разумному планированию своего бюджета? И вам теперь не за что меня упрекнуть? Иначе как ещё объяснить тот занятный факт, что вы не находите в своём, разумеется, плотном рабочем графике времени на короткий телефонный звонок?

А во мне, кроме приобретения прочих достоинств, проснулась совесть, и велит не надоедать вам по пустякам.

С уважением,

Н. Т.»

***

– Вы меня избегаете?

Нимфадора с самым независимым видом курила возле библиотеки.

После того странного прощания на осенней ярмарке чаепития с Люпиным внезапно прекратились. Он выглядел потерянным и больным, не заходил поболтать, дольше положенного задерживался в архиве, а на работе появлялся раньше. Если же они случайно встречались в коридоре, Люпин вежливо кивал и спешил исчезнуть, отговариваясь занятостью.

Нимфадора честно выдержала неделю, но сейчас решила выяснить причину этой непонятной холодности. Она не спеша рассортировала читательские формуляры, потом нарочито медленно привела в порядок читальный зал, перемыла до блеска чайные чашки. Но Люпин всё не появлялся. Нимфадора решила ждать его на улице, чтобы точно не упустить, продрогла, разозлилась на себя за глупую блажь, успокоилась, опять разозлилась, попинала ногой камешки на гравийной дорожке. Но когда увидела на крыльце знакомый силуэт, прикурила заранее заготовленную сигарету, притворившись, что только что закончила работу и собралась домой.

– Вы меня избегаете? – Язык как всегда оказался быстрее головы.

И вся напускная независимость исчезла, уступив место детской обиде.

– Вы ещё здесь? – удивился Люпин, и Нимфадора поморщилась, настолько ненатуральным вышло это удивление.

– Как видите. Не только у вас возникают ужасно неотложные дела на работе. И мне пришлось задержаться. Но не беспокойтесь, я уже ухожу.

Для важного разговора Нимфадора успела переодеться в самую яркую из всех своих ветровок. Пронзительно-пёстрый полосатый оранжево-зелёный свитер и жёлтые вельветовые брюки, купленные в кембриджском секонде, сегодня вызывали ужас у всех ильских домохозяек, вздумавших поискать в библиотеке схемы для вышивки или обсудить местные сплетни. Но яркие краски не придавали уверенности. Нимфадора чувствовала себя ужасно глупо. И оттого прошедшая было злость вернулась, вспыхнув с новой силой.

– Постойте!

Люпин догнал девушку и пошёл рядом, приноравливаясь к её раздражённому шагу.

– Я хочу объяснить. Дело не в том, что я вас избегаю… хотя да, я избегаю… но потому, что вы слишком… настоящая для меня. И могут пойти… я уверен, что уже пошли… разного рода… сплетни. Рядом с вами я веду себя неосторожно, могут подумать, что я…что между нами есть какие-то отношения…

Нимфадора резко остановилась.

– То есть, вы хотите сказать, что могут подумать, будто мы…

– Да. Понимаете, я слишком стар для вас… я мог быть вашим…

– Отцом? – Нимфадора не удержалась от шпильки. – Глупости! Не настолько – я! – молода!

– Не перебивайте, прошу вас. Я мог быть вашим куратором – тем самым, что звонит вам с суровыми отповедями. А люди достаточно злы, чтобы поставить нам это в вину…

– Милый мой, хороший вы мой мистер Цветик, – Нимфадора схватила его за руки. – Так дело только в том, что подумают люди? Уверяю вас, мне плевать на них! А если вы боитесь, что я влюблюсь в вас и буду преследовать своей неземной страстью, то вы ошибаетесь. Вы – умный, хороший, совсем-совсем не старый, весёлый собеседник. Я обожаю вас именно за это. Но… я уже влюблялась несколько раз… и могу вас заверить, что к вам испытываю совершенно другие чувства. Вы рады? Ну, скажите же мне, что вы рады, и покончим с этим глупым объяснением.

– Я выгляжу идиотом, возомнившим себе невесть что… – простонал Люпин.

– Нет, – Нимфадора радостно затормошила его. – Идиоткой выгляжу я. Я стояла час на крыльце библиотеки, мёрзла – и всё для того, чтобы сказать вам, что уже ухожу. Представляете? Я подарок ваш прочитала от корки до корки! «Волшебные сказки Англии и Ирландии» – шутка ли! Честно говоря, я вначале злилась на вас немного, думала, вы меня за ребёнка считаете… и в книжке ожидала увидеть поучительные истории о жадных мельниках и хитрых крестьянах. Но потом… Меня распирало от желания с вами поговорить… Мне так не хватало наших разговоров… мы даже можем теперь гулять вместе… А если всё это, – она очертила неопределённый жест вокруг себя, – вас пугает, то я куплю себе серое-серое неприметное пальто – такое же, как ваше, чтобы сливаться с местными пейзажами.

– Хватит, вы из меня душу вытрясете! Пожалейте пуговицы, их у меня не так много осталось, – Люпин не выдержал и улыбнулся.

– Кстати, – хитро прищурилась Нимфадора, отпуская его. – Уж не женаты ли вы на какой-нибудь прелестной, но ужасно ревнивой профессорше? Иначе как объяснить вашу боязнь людских пересудов?

– Увы, я холост… безнадёжно, я бы даже сказал – закоснело – холост, – развёл руками он. – Поэтому сразу же, как я переехал в Или, местные кумушки заочно просватали за меня чуть ли не дюжину прелестных булочниц, бакалейщиц, цветочниц… С профессоршами, правда, здесь немного напряжённо, их ареал обитания распространяется только на университетские городки.

– О, так вы завидный жених.

– Не сказал бы. По счастью, я не очень богат. А это в глазах потенциальных невест перевешивает все прочие мнимые достоинства.

– Ну и дуры! Если я увижу симпатичную незамужнюю девушку, обязательно вас с ней познакомлю. Вы только пообещайте писать мне после свадьбы длинные письма… Встречаться-то нам ваша жена наверняка не разрешит… – она грустно вздохнула.

– Как вы быстро всё обернули. Глядя на вас, я не могу перестать улыбаться. Вы такая смешная.

– Быть смешной не страшно… – Нимфадора чем-то пошуршала в кармане.– Хотите конфету? Последняя осталась: я за сегодня целый пакет сгрызла, не заметила.

– Мне кажется, что это начало прекрасной дружбы. – Люпин торжественно принял леденец.

Нимфадора чувствовала, как дрожит в груди невидимая струна узнавания. Так часто бывало с нею во время беседы с людьми. Стоило человеку упомянуть что-то, близкое и родное: фильм, книгу, исполнителя… просто упомянуть – и она уже считала собеседника единомышленником, наделяя его всеми привлекательными для неё чертами. Люпин и без этого был ей симпатичен. А после косвенной цитаты любимого фильма Нимфадора еле удержалась, чтобы не задушить его в объятиях.

– Это же «Касабланка»! – воскликнула она восторженно.

И чихнула.

========== Часть 2 ==========

7

– У меня нет убеждений… я склоняюсь туда, куда дуют ветра, а сильные ветра дуют в сторону…

Я стараюсь копировать манеру Джеймса. Но судя по тому, что Лили заливается смехом, у меня это плохо получается.

– Ремми, ты помогать пришёл или философствовать? – говорит она. – Что ещё за глупости ты говоришь?

– Это фильм, очень старый и очень чёрно-белый, – осторожно начинаю я. – У меня внутри всё вздрагивает, когда я смотрю…

– На стаканах остаются белые разводы, – перебивает меня Лили. – Из-за них мне достанется на орехи от хозяина. Честное слово, Рем, у Северуса гораздо лучше выходит мыть посуду.

Мы одни. Кафе уже полчаса как закрыто. Лили закончила протирать столы и теперь водружает на них стулья, чтобы вымыть пол. Я мою стаканы. Вернее – размазываю по ним губкой мыло и смотрю на Лили. Рыжие волосы она собрала в высокий хвост, из-под клетчатого передника торчит какое-то совсем легкомысленное шёлковое платьице – слишком тонкое для английского лета.

– Прости, ты кажется что-то говорил про фильм? – Лили с покаянной гримаской легонько касается моей мокрой руки. – Я хочу сегодня закончить пораньше. Джеймс позвал меня на прогулку.

– А к-к-как же твои вечерние курсы? – начинаю я, заикаясь.

И уже ненавижу себя за это.

– Скажусь больной, – пожимает плечами Лили. – В конце концов, мой агент в Лондоне говорит, что у большинства актрис не было высшего образования.

Я хочу напомнить ей, что этот самый «агент» – всего лишь горе-фотограф, который (Лили сама жаловалась!) мечтает лишь о том, чтобы снять её обнажённой. Что настоящие актрисы хотя бы заканчивали среднюю школу. И уж точно не сразу становились актрисами.

Но – молчу.

Потому что знаю, как сложно бывает устоять перед обаянием моего друга. И потому, что не хочу становиться у него на пути.

А ещё потому, что не уверен, смогу ли я когда-нибудь вызвать у девушки романтические чувства. Лили по крайней мере добра ко мне. И мне весело с ней. Пусть мы наедине говорим большей частью о Джеймсе, о его характере и предпочтениях в музыке. Или – в девушках.

Над дверью звякает связка бубенцов.

– Кто… там? – оборачивается Лили.

Но её голос предательски вздрагивает, и не-моё имя, уже почти было сорвавшееся с её губ, повисает в воздухе. «Джеймс?» – хотела спросить Лили.

– Я опоздал, – отвечает Нюниус. – Папаша опять нажрался и… – осёкшись, он обжигает меня взглядом. – Хотя, я вижу, у тебя тут и без меня нашлись помощники.