Текст книги "Самое прекрасное существо на свете (СИ)"

Автор книги: Ниамару

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

Скрош проверял силки, когда пески осветила яркая вспышка, а потом по ушам ударил низкочастотный гул и по камням под ногами прошла вибрация. Пустынник инстинктивно припал к земле, натягивая капюшон, а потом осторожно поднял голову и посмотрел на небо. Ничего себе! Солнце на миг заслонили огромные черные крылья, небо прорезала молния, раздался визг форсажа, и индолайзер исчеркал воздух ответными вспышками орудий. Он дрался с кверзом! Надо же как далеко их занесло! Скрош уже целую вечность скрывался от войны в пустоши, но отголоски боев долетали даже сюда. Иногда кверзы, вызванные Империей по слухам из самой преисподней, увлекались и загоняли индолайзеры к пустоши и там уничтожали. Так странно было смотреть, как высокотехнологичная машина не может справиться с живой тварью, как кверз рассеивает энергию выстрелов и бьет в ответ молниями. Как взмахи кожистых крыльев способны спорить с реактивными двигателями. И индолайзер проигрывал. Очередная молния достала его, из машины полетели искры, а потом пошел дым, пушка тоже сдохла, очереди лазерных вспышек остались только с одной стороны. Скрош забыл обо всем и наблюдал за воздушным боем. Опасность пустыннику не угрожала, бой шел достаточно далеко, чтобы не задело шальным выстрелом или откатом удара. Здесь, в пустоши, излучения какие-то были, поэтому машины сюда старались не залетать, а в целом от этой местности никакого толку не было. Да и до тех, кто здесь прятался, тоже никому дела не было – сами сдохнут, либо от голода, либо от излучений, которые вряд ли для здоровья полезны, впрочем, никто не проверял. Скрош и в мирное время жил в трущобах, от которых сейчас, должно быть, остался только пепел в воронках, так что его образ жизни особо не поменялся, да и продолжительность ее, наверное, тоже. Сколько ему сейчас? Где-то немного за двадцать, наверное, он точно не знал, никто его день рождения не отмечал и некому было помнить, сколько ему лет. Борода вот до сих пор не росла, но это, возможно, генетическая мутация, или радиация в пустоши – черт его разберет! Не важно, Скрош без бороды не страдал. Сколько он здесь в этой пустоши протянет? А сколько бы в трущобах протянул? Нет, в городе конечно еду и лекарства достать было проще, работенка иногда кое-какая находилась даже для грязных оборванных мальчишек. Сейчас он уже не ребенок и может выжить где угодно. Даже в пустоши. В войне вот только, наверное, не смог бы. Он и не пытался, ушел, спрятался, забился в норы. Индолайзер внезапно снова взвизгнул двигателями, и вдруг в небе расцвел ослепительный огненный цветок, до пустынника долетело эхо взрыва, а, судя по звуку, не так уж и далеко. Скрош ошеломленно смотрел, как “цветок” разваливается на обломки, и они, кружась словно в растянувшемся моменте, осыпаются в пески. Кверза на небе больше не было.

Скрош весь подобрался, надо туда сходить, вдруг что-то полезное найдет. Фляга с водой с собой, гарпунное ружье тоже, в нору заходить не будет, не хочется терять время, хотя вряд ли у него будут конкуренты. Однако республиканцы могут прилететь индолайзер искать… но вряд ли тут будут искать. Без вести пропал. Ищут ли пропавших тварей преисподней, Скрош не знал. Любопытство гнало его, а еще в скудном хозяйстве все сгодится, вдруг что-то не сгорело? Мало ли взрывом выбросило. Скрош шел через пески, пробирался сквозь нагромождения пористой породы, вот и покорёженные куски металлопластика уже начали попадаться. Что вообще произошло? Индолайзер бомбу какую-то хитрую активировал на самоуничтожение и кверза с собой на тот свет прихватил? Но если они из преисподней, то они вообще умирают? Или просто обратно возвращаются, развоплощаясь здесь? Не Скрошу об этом думать, не его это скудного ума дело. Ему бы что полезное найти. Невдалеке вроде была неглубокая воронка и в ней виднелся большой обломок, правда, черный и, значит, сильно обгорелый, но Скрош все равно решил проверить. Пока он подходил, то уже понял, что это не кусок индолайзера.

Он остановился на краю воронки, из-под разбитых пыльных сапог посыпалась вниз каменная крошка и песок. Скрош нервно сглотнул, на дне воронки лежал кверз, весь изломанный и грязный. Крылья переломаны, вывернуты под неестественными углами, местами разорваны и по ним пробегают искры статических разрядов… не совсем он просто живая тварь, была на нем защита какая-то, высокотехнологичная. И сам в черной облегающей пластикоже доспехов, вон застежки блестят, и материал самый современный, только и его прорвало взрывом, или индолайзер просто в него врезался? На таран пошел от отчаяния? Дыры зияли, обрамленные рваными клоками пластикожи, и вон ребра торчат, в одном месте продрав кожу, а это черное… у него кровь черная. И это значит, что у него на лице тоже кровь и из угла рта течет тонкой струйкой. Но боже мой, какой же он красивый! Даже вот такой изломанный. Самое прекрасное существо на свете из всех, что Скрош видел в своей жизни. Впрочем, он мало чего красивого видел. А этот сломан. Бесповоротно. И наверняка мертв. Скрош стоял над ним, не зная, что делать. Рассматривал, не в силах отвести взгляд. Длинные темные волосы, спутанные, но не обгорелые – как? Их совсем не берет огонь? Или его окутывает защита, как и на крыльях? Но от удара о землю не защитила, да и взрыв его покорежил, хоть и не огнем. Переломал всего. Грудная клетка, мощная и широкая, не двигалась, но кровь текла, медленно, густая и черная. А талия у него узкая, на ней пояс блестящий, возможно, содержащий что-то ценное для Скроша. И ноги стройные, сапоги какие красивые, высокие, с блестящими пряжками на ремнях, обтягивающих голени. Сапоги Скрошу точно пригодятся. Он осторожно спустился и присел на корточки рядом с изломанным телом кверза. А тот вдруг открыл глаза – мутные от боли и шока, на пустыннике он их сфокусировать не смог и скорее всего вообще его не заметил, уставился в небо невидящим взором и с усилием сглотнул. Грудная клетка слабо шевельнулась, но кровь тут же толкнулась из раны, и он словно подавился дыханием и кровью, задушено кашлянул и снова замер. Скрош быстрым движением зажал рану ладонями, руки у него грязные, заражение будет, но иномирец все равно не выживет, после такого не выживают. У кверза лишь дрогнули ресницы и губы, он не издал даже стона и похоже у него не было сил даже на гримасу боли. Скрош не знал, зачем он это делает, тратит драгоценный пластырь из походной аптечки на почти уже дохлого иномирца. Но не оставлять же его здесь так подыхать? Он кое-как заклеил рану с торчащими ребрами, с удовлетворением проследил, как сработал вакуумайзер, вколол тюбик антишока – все равно уже просроченный. Надо иномирца отсюда забрать. Но как? Он тяжелый, Скрошу его не поднять, кверз его, должно быть, выше на две головы, да еще и крылья эти. Пустынник порылся в своем рюкзаке, есть эластичный трос, скрученный в тугую катушку, если зацепить его за крылья, могут получиться волокуши. Но сначала надо дать раненому воды, Скрош поднес флягу ко рту кверза, осторожно смочил ему губы, тот лишь слабо вздохнул, веки медленно моргнули, и он снова попытался сфокусировать взгляд. Скрош просунул ладонь ему под затылок и с облегчением не почувствовал там липкой влаги, хоть голову себе не разбил, но внутри у него наверняка каша из органов после такого падения, пустынник его даже не дотащит живым, но все равно не оставит. Он приподнял кверзу голову, осторожно влил немного воды, тот сглотнул, и Скрош так дал ему еще пару глотков. А, может, и есть шанс его дотащить? Ведь, если он сразу не умер после такого, то, значит, еще какое-то время поживет? Пусть и вряд ли выкарабкается, но подыхать так вот разбитым в хлам и брошенным в пустыне в чужом мире – паршивая участь. Умирать одному вообще паршиво. Пустынник вздохнул и принялся за дело – пропустил трос-ленту ему под руками и под крыльями, радуясь своей запасливости, в пустоши может пригодиться, что угодно, а в рюкзаке у него много полезных вещей. Слава богу, воронка была неглубокой, и Скрош не был таким уже немощным, иначе он давно был бы уже мертв. Но путь будет неблизкий, с такой-то ношей. Пустынник впрягся в петлю троса и потащил кверза, буксуя ногами по песку, совсем сапогам придет каюк, ну ничего, ему в наследство от кверза достанутся шикарные ботфорты – ну ему, они точно ботфортами будут, иномирец высокий и ноги у него вон какие длинные, по песку волочатся, борозды оставляя. А наследство Скрош уже заслужил – не бросил, тащит. Жалко доспехи не удастся на себя пристроить, они на кверзе как влитые, но, может быть, и их удастся как-то приспособить, когда Скрош их стащит, что-нибудь придумает, если зашить удастся, верх-то разорван. Пустынник остановился передохнуть и заодно проверить, не умер ли еще кверз. Не умер, даже дышать начал, едва ощутимо, но грудная клетка двигалась, и глаза он приоткрывал и в небо смотрел, а потом также медленно опускал веки с обалденно длинными темными ресницами. Скрош попялился на него пару минут и нервно сглотнул, водички из фляги себе в рот залил и кверзу опять губы смочил, сам пальцем своим заскорузлым по губам ему размазал… и еще немного. Губы у него тоже были восхитительные, четко очерченные, их хотелось обводить и обводить, кровь бы еще только черную стереть, а то Скрош ее только размазал. А кверз вдруг неуверенным, словно пьяным, движением облизал губы. Пустынник глубоко вздохнул, полюбовался на кверза еще чуть-чуть – вдруг опять облизнется, и снова впрягся в волокуши. Дотащил он его лишь к вечеру, когда в пустоши уже стало совсем прохладно и поднялся гадкий, порывистый ветер. Фляга с водой давно опустела и пить хотелось зверски. А жив ли там еще иномирец, Скрош уже не проверял – движение превратилось в единую, муторную, монотонную пелену песка и камня под ногами. Но до заката они до Скрошевой норы-таки добрались, и никто им не встретился и даже не пролетал над пустыней. Пустынник затащил свою ношу в пещеру, где он обретался, проверил – жив. Положил его на собственную подстилку, хоть она и была для иномирца узковатой, да и короткой для его роста, но что есть. Скрош дал ему напиться из своих запасов – в глубине пещеры был конденсат, который пустынник умел собирать, только надо было не забывать менять батареи и запасные на солнце выставлять заряжаться. Все, можно вздохнуть спокойно, Скрош уселся возле каменного кольца очага, отдохнул немного и развел костер из горючего, слегка вонючего минерала, но зато почти бездымного, а запах только поначалу, пока нагревается. Этого добра тут было в избытке в пещере, экономить не надо. С огнем было уютнее и теплее, хотя ветер сюда не проникал, у Скроша был надежный полог из военного брезента. Только вот жратвы он на сегодня так и не добыл, что-то еще оставалось со вчерашнего, но мясо гасты и без того жесткое, а сейчас, наверное, засохло уже совсем. Скрош-то разжует как-нибудь, а иномирцу уже еда вряд ли понадобится. Пустынник погрыз мумифицировавшиеся остатки жаренной гасты, водой запил, снова к кверзу подобрался, и стал расстегивать ему останки доспехов на груди, протирать смоченной в воде тканью раны, завязывать чистыми тряпками, что были ему вместо бинтов, а, что не получалось, то заклеил остатком пластыря. Надо будет новую аптечку добыть. Проклятый индолайзер, не мог не настолько вдребезги разбиться! Хоть аптечку бы взять. Ну ничего, надо будет кронгов наловить, нацедить хаза из хвостов – у пограничников на аптечку просроченную сменяет, ему и такая сгодится. А кронгов потом можно пожарить и съесть – не ахти какая еда, но все же еда. И все-таки там, на месте катастрофы, надо будет еще пошарить, у военных есть всякие неубиваемые ящики – вдруг аптечка из таких. А вот наручи у кверза непростые, заметил Скрош, продолжая его раздевать, и контроллеры в перчатках с обрезанными пальцами – когти у иномирца были настоящие, не технологичные. Но молнии, похоже, все же не магические. Хотя, может, техника просто усиливает, аккумуляторы какие-нибудь. Вряд ли, впрочем, можно кому-нибудь загнать настолько иномирную технику, но он разберется. Пустынник уложил кверзу крылья поудобнее, волосы от лица убрал. Вау, какие мягкие, не то что те серые лохмы, что у Скроша на голове. Он не удержался, стал пальцами расчесывать волосы иномирцу, да ладно тому уже без разницы, а Скрошу приятно, он наклонился и втянул их запах – необычный.

Пустынник нервно облизал губы, стер с лица иномирца кровь мокрой тряпицей, вздохнул и посмотрел на широкий металлический пояс на талии кверза. Нет, дальше он снимать ничего не будет, ноги у него вроде не переломаны, спиной, видимо, падал, во всяком случае открытых переломов нет и перевязывать там нечего. Скрош убрался к костру, достал палочку сушеного улуша – сам собирал, а что, тут в пустыне в одиночестве развлечений немного. Или вот улуш тоже можно попробовать продать, командир, правда, если поймет, откуда тот взялся, взбесится и будет гонять бродягу, следить, чтобы он его ребятам еще какой дряни не притащил. Главное, чтобы не пристрелил. Скрош зажевал задумчиво палочку и продолжил на кверза пялиться. Тот лежал с закрытыми глазами в обрамлении своих переломанных, местами порванных, крыльев, полоски серых бинтов на обнаженной груди кое-где пропитались кровью. Глаза закрыты, на скулах тени от ресниц, и черные царапины, ссадина на подбородке. А черты лица как у ангела или скорее демона, и волосы ниже плеч. Зачем такие на войне? И Скрош чувствует себя еще более нелепым, грязным, оборванным рядом с этим существом. Взгляд опять пополз по обнаженной груди кверза, по кубикам пресса, остановился на блестящем поясе и скользнул ниже, зачем они в таких облегающих доспехах? Форма стройных ног так хорошо прорисовывается и сапоги еще эти высокие… Скрош их так и не снял. Во-первых, кверз еще жив, а во-вторых, это чертовски сексуально. Хоть полюбоваться. Пустынник снова сглотнул вязкую от улуша слюну, а кверз вдруг глаза открыл и вздохнул с хрипом, в потолок уставился, губы шевельнулись, он слабо мазнул по ним языком. Скрош снова подошел к нему, воды ему еще дал, глаза у иномирца все еще были мутные, он явно его не видел и не понимал, где находится, вряд ли по-настоящему был в сознании. Красивый, зараза, беспомощный, изломанный, умирающий… это при том, что сам машина для убийства, чертовски сексуальная машина. Скрош срочно вытащил изо рта палку улуша, и убрался подальше, решив, что пока ему на кверза лучше не смотреть.

А, да какого черта?! Кто его здесь видит-то?! Их уже нет для всего остального мира – ни его, ни сбитого кверза. Скрош расстегнул штаны, выпустил на волю напряженный член и начал дрочить, просто глядя на своего изломанного демона в кровавых бинтах. А тот вдруг голову повернул и уставился на него расфокусированным взглядом, который внезапно начал проясняться, и он с таким недоумением посмотрел на пустынника, видимо, удивившись тематике своего предсмертного бреда, что Скрош не выдержал и так с торчащим членом к нему на четвереньках подполз, судорожно облизывая губы и тяжело дыша. Перед ним лежало самое прекрасное существо на свете, у Скроша никогда ничего подобного не было и не будет. Да у него вообще ничего уже не будет, никогда, он сдохнет в этой пустоши – вот так в одиночестве. И кверз завтра или послезавтра тоже сдохнет, вон у него уже испарина на лбу, лихорадка начинается, и сознание, говорят, ненадолго проясняется как раз перед смертью… И плевать уже на все, их обоих уже почти нет и… все к черту! Скрош дрожащими руками начал расстегивать ему блестящий серебром пояс. Кверз было уже снова глаза к потолку закативший, снова с трудом сфокусировал взгляд на пустыннике и в нем отразилась такая гамма чувств, пополам с явно ощутимым неверием, что все это происходит не в бреду, что Скрош застонал, не в силах справиться с застежкой. Но все же справился, вот штаны разошлись прям на две части, даже снимать не надо, ну конечно, это же не одежда, а доспехи, но, боже, он эти стройные ноги в пластикоже и в сапогах сможет себе хоть на плечи закинуть! Главное, чтобы это некрофилией не закончилось, впрочем, Скрошу уже все равно. Пустынник сплюнул на пальцы тягучую липкую после улуша слюну, нащупал вход в тело кверза, а тело это было расслаблено, ох, черт, Скрошу даже делать почти ничего не пришлось. И хорошо, долго терпеть он уже не мог, подхватил ноги кверза под коленями, подтянул на себя и вошел, застонал, пополам с ругательствами и задергался быстро и рвано – так как суслики рыжие сношаются возле каменных нор. Скрош за ними наблюдал, развлечений в пустоши немного. И он сам, выходит, как суслик. У кверза не было сил даже двинуться, когти только слабо скребанули по полу, да взгляд полыхал яростью, ненавистью, и почти кожей ощутимым презрением, но постоянно уплывал в муть лихорадки и посттравматического шока. Скрошу много было не надо, он кончил почти сразу – наверное, и минуты не продергался вот так. И он ведь не сделал больно, кверз его намного крупнее, да и в той лавине боли от ран и переломов, это… хотя антишок еще же действует, должен действовать, Скрош же не садист, просто… просто он подонок. Ну к чему тут ему еще оправдываться? Тут уже все, край, нет тут ничего человеческого в пустоши. Он вышел из кверза, все еще дрожащими руками подобрал тряпку, которой промывал ему раны и вытер вытекающую сперму с ягодиц иномирца… ох, черт, на это невозможно было смотреть. Зачем они эти гребаные доспехи такими делают? Вся промежность открыта широкой полосой от пояса до пояса, а по бокам бедер облегающая пластикожа и дальше как чулки, мать их… и сапоги еще эти высокие с кучей пряжек по голеням, от которых Скроша просто клинило. Ягодицы у него совершенные, как и все… член тоже, хотя конечно он даже и не шевельнулся, пока Скрош его… Пустынник тяжело, с усилием, выдохнул… А волосы там у него не растут, нигде вообще, кроме как на голове – самое прекрасное существо на свете, и сперма из все еще зияющего отверстия вытекает, блестит в отблесках костра. У Скроша опять встал, и он судорожно вздохнул, в который раз уже, только дышать и остается или… он бросил взгляд на лицо кверза, тот лежал с закрытыми глазами, но сам тоже дышал, рвано так… Значит, еще не некрофилия. Больше Скрош в лицо ему не смотрел, пристроился опять, вставил и стал трахать в уже растянутый, скользкий от его собственной спермы проход, на этот раз ему удалось растянуть удовольствие и не чувствовать себя сусликом.

Когда он в очередной раз кверза вытер, то подумал, что, наверное, стоит с него снять доспех окончательно, так ведь ему удобнее будет, кверзу в смысле, хотя там система отведения вот была, Скрош даже сумел понять, как ее почистить – получилось. Не удержался, глянул на лицо иномирца, глаза были плотно закрыты, губы перекошены и клыки оскалены. Скрош опять вздохнул и понял, что кверзу бы лучше не выживать. Застегнул ему доспех, как было, и одеялом укрыл. Заметил, что того уже бьет озноб от лихорадки, намочил новую чистую тряпку, стер пот со лба и попить ему еще дал, поддержав голову. Иномирец продолжал дрожать, и Скрош собрал все тряпки, какие у него были, укрыть его еще и к костру поближе подстилку вместе с раненым подтащил. В огонь подбросил еще горючего и почувствовал, что у него веки слипаются, но он еще посидел пару часиков, подежурил рядом с кверзом, тот вроде согрелся и дрожать перестал, или мышцы уже отказали. Скрош еще смачивал ему губы, обтирал лицо, а потом пустынника все же сморило, и он свернулся рядом с еще горячими углями очага, обхватив себя руками. Плащ он тоже на кверза накинул. Ничего, он как-нибудь потерпит, за такое можно потерпеть что угодно.

========== Часть 2 ==========

Скрош проснулся, когда утром уже было тепло и он все-таки не сильно замерз за ночь, но поднялся, кряхтя – поза была неудобной. И, хоть под ним был песок, а не голый камень, однако все равно все затекло. Пустынник поморщился, разминая ноги, и пошел проверять иномирца, почти уверенный, что тот ночь не пережил, но кверз спокойно дышал и даже жар спал. Скрош выдохнул с облегчением, опять вытер ему лицо, попытался напоить, но тот крепко спал или был без сознания, и пустынник просто смочил ему губы, а пальцы словно сами собой принялись ласкать расслабленные во сне губы кверза, при этом в голове гуляли до дикости пошлые мысли, но он их отогнал, напомнив, себе про клыки… вернее, чуть раскрыв пальцами кверзу рот и посмотрев на них поближе воочию. У Скроша опять стоял, он с сомнением поглядел на иномирца, лежавшего в ворохе тряпок, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, и пошел проверять силки. До силков он не дошел, прямо у пещеры сидела крупная ящерица, и Скрош снял ее с гарпуна первым выстрелом – на завтрак сгодится. Он вернулся довольный, развел костер и зажарил ее. Пока ел, кверз проснулся, пошевелился едва, голову в его сторону повернул и посмотрел на него мрачно, в льдисто-голубых глазах дрожало марево боли. Скрош почувствовал себя последним подонком, впрочем, чего тут церемониться, он им и являлся.

Пустынник подобрался ближе:

– Сейчас, у меня еще пара ампул антишока есть, совсем просроченные, но хоть что-то, – он вколол иномирцу прямо в основание шеи – так быстрее подействует, и с удовлетворением пронаблюдал, как тот немного расслабляется. Значит, лекарство еще годное, а военные врачи просто перестраховываются со сроками.

– Я завтра постараюсь достать еще аптечку, что-нибудь придумаю, короче, – заверил Скрош, но понимания в глазах кверза не заметил. – Хочешь есть? – спохватился пустынник, – Тебе бы надо поесть, если ты передумал умирать, – он поднес к его рту жирную, истекающую соком половину тушки ящерицы. Кверз медленно разжал челюсти, скалясь, пустынник сунул ему кусок мяса в зубы, но тот не стал есть, только сок высосал и отвернулся, пытаясь высвободить клыки, Скрош помог ему, забрав остатки ящерицы.

– Ясно, так ты не ешь, – сделал вывод пустынник, припоминая все, что он знал о кверзах, а это в основном были слухи и какие-то страшные сказки. А он, Скрош, самоубийца, если иномирец выживет. Ну и плевать, он ни о чем не жалеет. Его жизнь и так бессмысленна, а так в ней было такое… что аж крышу сносит. Пустынник достал нож, потом замешкался, протер запястье себе мокрой тряпкой и разрезал кожу, а потом прижал ко рту с удивлением наблюдающего за ним кверза.

– Да, приятель, я псих, похотливый подонок и самоубийца, – пробормотал он, хотя не был уверен, что иномирец понимает его слова. Он ожидал, что тот сейчас клыками вопьется, но у кверза, видимо, сил на это еще не было, он просто слизывал кровь, а у Скроша опять мучительно стоял. Он засопел и руку не отнял, хотя не собирался давать ему много, смесь боли и нездорового удовольствия от прикосновений языка и губ к ране давала невероятно острые ощущения. Скрош решил, что терять ему уже нечего, и запустил руку в штаны, яростно себе надрачивая и представляя, что на месте запястья сейчас его член… только с поправкой на отсутствие крови и клыков. А что, сперма тоже очень питательна, вот бы донести до кверза эту мысль. От этой мысли Скрош, правда, сам кончил и, дернувшись и застонав, отнял запястье от иномирца.

– Уфф! – и только сейчас почувствовал боль по-настоящему. Скрош втянул воздух сквозь зубы, баюкая уже начавшую неметь руку, второй, измазанной в сперме. Он снова поймал яростный взгляд кверза. – Ну вот так, – пожал плечом Скрош, – ты слишком красивый, а я тут один… уже черт знает сколько… Да и раньше, – он мотнул головой. – Я тебя не для этого сюда притащил, но… В общем все так как есть. Пойду я еще пожрать найду. Нас теперь двое, и мне тебя еще кровью поить, как я понял. А если я тут свалюсь от кровопотери, то мы оба сдохнем от голода.

Он отмылся мокрой тряпкой, перевязал себе запястье, попытался размять пальцы. Нет, он так без руки останется, а правую он ему точно не даст, надо будет найти, чем его покормить еще, вернее, кем. А то на сперму он вряд ли согласится. Скрош помотал головой и отправился-таки проверять силки. Побродил изрядно по пустоши, проверяя все свои заначки, прежде чем ему улыбнулась удача – помесил сапогами песок, полазал по камням, зато голову немного проветрил. В силок, что уже почти к водопою близко поставлен был, попалась довольно крупная схара – что-то вроде козы на тонких ножках, но, как и все здесь, с острыми зубами.

Можно было снять гарпуном, но Скрош подумал, что кверзу, наверное, лучше совсем свежую кровь, так что пришлось повозиться, чтобы оглушить тварь камнем, а потом придумать ей намордник на случай, если очнется раньше времени. Тонкие козьи ноги он тоже связал эластичным тросом, а то начнет брыкаться, тоже мало не покажется. Кротких козочек в пустоши не водилось. Скрош возвращался с добычей на плече, чувствуя себя первобытным человеком, что по сути от истины отличалось недалеко. Только вот батареи солнечные в конденсаторе не забыть бы заменить, а то так увлечешься первобытной жизнью и без воды в пустыне останешься. Тут есть водопои конечно, иначе бы живность не водилась, но до них далеко идти и там бывает опасно – хищники про них тоже в курсе. Да и вода там для человеческого организма не слишком пригодная, все равно нужны какие-то фильтры, опять же на батареях. Скрош зашел в пещеру, сгрузил схару на пол и первым делом опять пошел проверять, как там иномирец – это уже в привычку вошло. Тот открыл глаза при его приближении, настороженно на него посмотрел. А взгляд уже совсем ясный, отметил Скрош. Или это временный эффект от антишока?

– Пить хочешь? Вода, – Скрош потыкал во флягу, побулькал ей.

Иномирец едва заметно кивнул, и пустынник напоил его, придерживая ладонью под затылок. Снова поймал взгляд, одновременно злой и немного удивленный. “Ну и чего ты удивляешься? – подумал Скрош. – Что ж я должен был тебя трахнуть и оставить подыхать? И я не некрофил, а ты тут еще живой, так что не обольщайся”. И почувствовал, как в штанах снова шевельнулось.

– А еще у меня есть для тебя еда. Смотри, она живая, – пустынник подтащил схару к кверзу, показал жестом, что сейчас перережет ей горло, у иномирца даже глаза заблестели. Скрош сделал быстрый аккуратный надрез и тут же зажал рану, чтобы не брызнуло, поднес к губам кверза, но все равно немного заляпал его кровью, тот пил жадно и, медленно согнув когтистую руку в локте, положил ее поверх ладони Скроша на шею козы. А вот это уже проблема, пустынник почувствовал холодок внутри, разглядывая его когти. Сейчас эта рука дрожала и была очень слабой, Скрош чувствовал, что легко может ее сбросить, но вот когти сжались чуть сильнее, они вообще-то в козу впивались, но пустынник их кожей тоже ощутил. Скрош нервно облизал губы, так, лезть к иномирцу теперь стоило крайне осмотрительно.

– Да я ж не отнимаю от тебя, хоть всю съешь, – пробормотал он, разглядывая красивые длинные пальцы с острыми черными когтями и его грязную ладонь, зажатую в них, и как из уголка губ самого прекрасного существа на свете стекает струйка бурой крови. Вот черт, у него опять встал.

Кверз закончил с козой, медленно разжал пальцы и опустил руку на пол, и пустыннику показалось, что он сделал это увереннее и уже почти без дрожи. Скрош отнял схару от его рта, с нее больше не капало, разрез на горле был бледным. Он посмотрел на иномирца, тот облизывался, движения языка больше не казались пьяными. Он что, как вампир, от крови способен так быстро восстанавливаться? Но Скрош эту мысль додумывать не стал, засмотрелся на облизывающегося кверза. До оставившей бурый след вытекшей струйки крови тот не добрался.

– У тебя тут, – Скрош забыл обо всем, протянул руку, попытался стереть с его щеки бурую полоску, но она уже присохла, он послюнявил палец и заметил, что палец-то его в общем тоже цветом не лучше. Это была очень дурная идея наклониться к кверзу и попытаться самому слизать кровь схары, тот дернулся и клацнул клыками. Скрош в ужасе отпрянул. А ведь вчера он его почти похоронил. Пустынник со всей ясностью осознал, что кверз выживет и не просто выживет, а таким темпом еще и встанет… через сколько? Через месяц наверняка, если он конечно продолжит ему кровь давать. А Скрош продолжит, что ж он теперь еще может сделать? Он забрал обескровленную тушку схары, развел костер, зажарил на вертеле, она теперь была не такая сочная, но много лучше чем та же гаста. Пустынник оттер свои руки мокрой тряпкой – надо будет к ручью в камнях сходить, постирать тряпки, а то ведь и бинты еще надо будет менять, а у него не бесконечные запасы. А для хищников, что приходят на водопой, у Скроша есть гарпунное ружье – так что кто кого еще сожрет, главное не зевать. Скрош снял схару с вертела и с удовольствием, правда, слегка обжигаясь, стал есть. Он заметил, что кверз смотрит на него голодными глазами, видать, они едят не только кровь. Скрош подобрался к нему, оторвал кусочек жареного мяса от схары.

– Будешь?

Иномирец кивнул, и Скрош понял, что ему страшновато совать пальцы в эти клыки, но он аккуратно опустил кусочек в рот кверзу и судорожно выдохнул, когда тот коснулся их губами, забирая подношение. Скрош продолжил его так кормить, вместо страха уже получая откровенное удовольствие, в штанах было по-прежнему туго, а ему еще повязки на его ранах менять. Кверз это, кажется, понимал, смотрел на него мрачно и старался забирать куски только зубами, но от их влажного, острого прикосновения, Скрошу было не лучше… или не хуже – как поглядеть. Пока кверз тщательно пережевывал, пустынник сам ел, но схара все же закончилась, одни косточки остались. Скрош убрал за собой, руки снова протер и кверзу кровь и остатки пищи с лица вытер – против тряпки тот не возражал.

– Мне надо тебе бинты поменять. Я сейчас.

Скрош разговаривал с ним, хотя тот его не понимал. Но раньше Скрош разговаривал со своим ружьем, с камнями, с добытыми ящерами или гастами, с самим собой наконец. Иначе он сошел бы с ума, хотя он не поручился бы, что этого и так не произошло давным давно. Он нацедил еще воды с конденсатора, принес чистые тряпки. Запас бинтов у него был, нестерильных, но чистых. На него пару раз нападали хищники, или вот он ногу однажды повредил, неудачно в какую-то щель провалился, потом долго хромал, туго перебинтовав лодыжку.

Скрош сел рядом с кверзом и стал аккуратно размачивать старые повязки там, где они присохли с черными корками крови. Пластырь он снимать не стал, там под ним стерильно и по инструкции, можно было не менять пять дней. Все остальное пришлось снять, стараясь не причинять лишней боли. Воспаления не было, раны затянулись будто бы пленкой. Господи, какое шикарное тело, исчерканное черными полосками ран! Скрош осторожно промокнул их чистой водой, иногда забываясь и водя тряпкой дольше, чем нужно было, замотал новыми бинтами. Кверз точно умирать не собирался. И это Скроша, несмотря ни на что, радовало. Он такой красивый, зачем такое красивое существо так ломать, чтобы оно умерло? Даже если оно само прекрасно умеет убивать, но об этом Скрош думать не будет. Что об этом думать? И так все понятно. Зато сейчас он, затаив дыхание, прикасается к этому совершенству, дыхание, правда, все время срывалось, а Скрош, забываясь, начинал гладить ладонью рельефно выступающие на груди кверза мышцы. Тот глухо рычал на это, и Скрош возвращался к перевязке.