Текст книги "Последнее желание (СИ)"
Автор книги: Nezumikun
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
И даже злости больше нет. Но, несмотря ни на что, я знаю, что будь хоть мизерная возможность остаться в живых, и чтобы при этом не пострадала, ни семья, ни Симон, я не упустил бы её ни за что. Но чудес не бывает, не в том мире, где живу я. Не для обреченного на смерть.
Я сижу на подоконнике, в чем мать родила и всматриваюсь в предрассветную темноту за окном. Скоро рассвет.
– Ты уже проснулся? – Симон обнаженным соскальзывает с кровати и подходит ко мне. Охватываю взглядом великолепную фигуру и чуть улыбаюсь. Он легонько целует меня и присаживается рядом, обнимает.
– Не спится что-то,– прижимаюсь к нему плотнее и снова смотрю за окно.
– Скоро рассвет.
За прозрачным стеклом простирается берег усыпанный галькой, которую любовно полируют мазки волн, набегающего океана. Наш дом находится на побережье, так близко к воде, так близко к бездонному небу, так близко к свободному ветру. Вот предрассветная мгла светлеет на горизонте, между полоской неба и водной гладью проскальзывает луч и солнце, словно нехотя, выползает, освещая живым сиянием мертвые сумерки. Краски оживают, возвращаясь в этот серый мир, и вот уже оранжевый диск показался над водою, обжигая небо огнем. Вечный круговорот. Солнце будет всходить и без меня, ветер будет дуть и без меня, звезды будут гореть на небосклоне и спустя тысячу лет после меня, как и до меня. В моей душе вдруг наступил покой и страх исчез, сменяясь умиротворением.
Я обернулся к Симону, взглянул в серые глаза, где плескалась боль расплавленной лавой с примесью вины. Провел кончиками пальцев по лицу, остановился на губах, наклонился и прошептал:
– Люблю тебя, – в этот миг я был уверен в своих словах, как никогда.
Симон вздрогнул, посмотрел так пронзительно, словно пытался просветить рентгеном мою душу. Его губы приоткрылись, силясь произнести что-то, но словно не решаясь, в глазах я увидел все непролитые слезы и заткнул ему рот поцелуем. Пусть молчит. Не нужно ему ничего произносить! Меня не станет скоро, а ему еще жить! Я целовал его жадно, и страстно, сладость наших губ разбавляли слезы текущие по щекам моего любимого. Какова на вкус печаль? Теперь я знаю, она горько-соленая, с привкусом несбывшихся надежд и металлическим ароматом крови из прокушенных губ.
Мой любимый оторвался от меня, вытер мокрые дорожки на щеках.
– Сегодня у нас экскурсия по городу, а потом ужин в ресторане. Ты не против? – С тобой хоть на край света. – Спрыгиваю с окна и направляюсь в ванную. Нужно привести себя в порядок.
Через час мы выходим из дома, голодные, словно волки, совершаем набег на ближайшую закусочную. Завтрак как нельзя кстати. Симон заплел волосы в короткую косичку, теперь от его лица невозможно было глаз оторвать. Он опять болтает о всяких пустяках, курит тонкую сигарету и пьет кофе. Белая трикотажная, легкая водолазка с высоким воротом и без рукавов, обтягивает поджарую фигуру, черные узкие брюки подчеркивают стройность ног. Все женщины детородного возраста вокруг нас бросают плотоядные взгляды в нашу сторону, и не только женщины. Впитываю звук его голоса, иногда пропуская смысл сказанного мимо ушей. На мне черные штаны в облипку и серебристая рубашка с косым воротом по последней моде. Я недавно подстригся и теперь голове необычно легко, а короткая челка уже не скрывает глаз.
– Ты плохо ешь, Ё, не вкусно? – Симон тушит сигарету и накрывает мою ладонь, лежащую на столешнице своей рукой.
– Просто нет аппетита, – откидываюсь на спинку стула, на столе остывает тарелка с овощным рагу.
– Тогда съешь десерт. – Он пододвигает ко мне вишневый пирог, подцепляет вилкой кусочек и подносит к моим губам.
Из его рук я готов принять даже яд, не говоря уж о десерте. Так и сидим, он кормит меня, оба получаем удовольствие от процесса. Не обращаем внимания на любопытные взгляды, ни на официантку, чуть не пролившую сок, засмотревшись на нас.
Я понимаю, что мой мир давно сузился до одного единственного человека, сидящего напротив. Весь этот год, я жил для него, а он жил для меня. И расставание с ним причинит мне самую большую боль. А как он это переживет? Надеюсь, всё случившееся не сломит этого потрясающего мужчину. Он сильный, просто обязан справиться.
– Не надо, малыш. – Симон смотрит пронзительно, словно прочитав мои мысли, наклоняется, слизывает вишневый джем с уголка рта. – Пойдем, прогуляемся.
– Пойдем.
И мы погружаемся в городскую жизнь, бьющую ключом. Гуляем по паркам, надолго останавливаясь около фонтанов, и любуемся радужными брызгами. Смотрим представление уличных актеров, слушаем живую музыку, гуляя по скверам. Отдыхаем в беседке, увитой плющом. Симон обнимает меня при любой возможности, тепло его тела согревает мою душу измученную ожиданием.
Наш обед проходит в ресторане, изысканные блюда своим вкусом будоражат непонятные желания. Терпкое вино на языке, аромат специй сливается с запахом благовоний, насыщающих воздух. Серые глаза напротив и мягкая улыбка заставляют сердце биться чаще.
Играет медленная музыка, Симон увлекает меня в танец, прижимает к себе, и нет ничего кроме тепла его тела и сильных рук, обвивающих талию. Время застывает на краткий миг, наши сердца бьются в унисон и это… не-вы-но-си-мо. Хочется закричать! Разбить руки в кровь!! Побиться башкой о стену!!! СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!!! Прервать молчаливое согласие на смерть,… Но я… не делаю ничего. Руки Симона сжимают меня крепче, до боли.
Красное вино в бокалах, словно кровь. Звон стекла, серые глаза расширяются, когда я говорю:
– Люблю тебя.
Он все еще не верит, а у меня нет времени переубедить. Пусть все будет, как будет. Выпиваю вино, мне наливают еще. Улыбаюсь, хотя хочется рыдать, но я не собираюсь портить своей истерикой то время, что мне осталось. Я не заметил, как время перетекло в вечер, покрывая сумерками город.
– Давай вернемся, Симон? – беру его за руку, – Я замерз.
Перехватывает руку, целует в запястье, горячие губы на коже.
– Я согрею тебя дома, Ё.
Симон вызывает такси, черная машина неторопливо везет нас домой, сквозь огни неспящего города.
Мы начинаем целоваться еще на пороге, отчаянно, ненасытно, до крови раня губы. Срываем одежду, треск ткани нарушает тишину. До спальни не добираемся, мой любовник берет меня в гостиной на кожаном диване, быстро, яростно, смотря в глаза, по моим щекам текут слезы, а губы шепчут просьбу не останавливаться. Оргазм накрывает приливной волной, тело пронзает удовольствием, а душу опаляет огнем отчаяния.
Поцелуи становятся нежными, неторопливыми, язык ласкает в молчаливой просьбе не торопиться, довериться, отдаться. Я закрываю глаза, не в силах вынести боли, плещущейся в темно-серых омутах, с огромными, почти во всю радужку зрачками. Симон подхватывает меня на руки и несет в спальню, опускает на постель, покрывает поцелуями все мое тело. Мучительно сладкая истома гуляет в крови, возбуждая, делая прикосновения губ невыносимыми. Извиваюсь в умелых руках, забыв обо всем, трусь о желанное горячее тело. Нет ничего на свете, кроме тебя и меня, любимый. Заставь забыть обо всем, погрузи в пучину страсти и нежности.
Наши тела сплетаются снова и снова, стоны смешиваются в необузданном коктейле. Крики наслаждения перемежаются несвязным шепотом и просьбами о бесстыжих ласках. Страсть затмевает все, по коже сбегает пот, впитываясь в простыни, и так уже влажные от спермы. Подушка мокрая от моих слез, истерзана зубами в тщетной попытке сдержать рвущиеся крики. Мокрые волосы липнут к вискам, наши руки сплетены, мне так не хочется покидать тебя Симон! Пусть ночь продолжается вечно, пусть утро никогда не наступит! Но время неумолимо…
Лежим рядом, смотря в глаза друг друга. Скоро рассвет, я чувствую. Касаюсь пальцами вспухших от поцелуев губ. В горле пересохло.
– Симон, я пить хочу.
Он улыбается.
– Сейчас схожу на кухню, – встает и скрывается за дверью.
Хочу подойти к окну, в теле слабость, ноги с трудом слушаются. Опускаю ступни на пол, пробую подняться, но тело тяжелое, словно не моё. Делаю попытку встать, голову обносит, комната кружится, и я свожу близкое знакомство с прикроватным ковриком.
– Ё, ты что!? – Симон опускается на колени рядом, стакан воды в руках, испуганные глаза.
– Ноги не держат. Отнеси меня к окну, пожалуйста.
В его глазах понимание, лицо становится белым полотном, закусывает губу.
– Сейчас, только выпей воды, Ё.
Живительная влага смачивает горло, руки не могут удержать стакан, кончики пальцев немеют. Так вот как это будет, потеря чувствительности.
Симон отставляет стакан, подхватывает меня на руки и несет к окну. Садится на подоконник, пристраивая меня рядом. Я чувствую биение его сердца, горячую кожу, руки, обнимающие мою грудь.
За стеклом небо над водою светлеет, окрашиваясь оранжевыми всполохами. Монохромный мир расцветает красками, что вдыхают жизнь в новое утро, последнее утро для меня.
Слабость все больше охватывает тело, расползаясь невидимыми щупальцами. Страх трепыхается на задворках сознания, я судорожно выдыхаю и прошу:
– Давай вернемся в кровать.
Мой любимый, молча, выполняет просьбу, опускает меня бережно на разворошенную постель и ложится рядом. Глаза в глаза, наши лица так близко, что дыхания смешиваются. Его глаза блестят из-за стоящих в них слез, губы дрожат, он втягивает воздух сквозь зубы со всхлипом и зажмуривается, ресницы намокают.
– Не надо, – тихо прошу, он резко открывает глаза, гладит меня по волосам и кусает губы. – Все хорошо, просто… моё время закончилось. Не переживай, ты должен жить дальше. У каждого своя судьба. Этот год был лучшим в моей жизни, слышишь? Лучшим. Я не жалею ни об одном мгновении… с тобой.
– Прости… прости… прости… – шепчут его губы, в глазах мечется что-то дикое, страшное и невыносимое.
– Тише, – у меня садится голос, руки, и ноги полностью онемели. – Мне не больно, и не страшно, просто грустно… Но я так много увидел за отведенное мне время, и так много почувствовал. Я благодарен тебе за все. За наши ночи полные огня и страсти, за бесчисленные прогулки, за то, что остался со мной до конца и терпел все истерики. За то, что не дал наделать глупостей и удержал на грани. За твою любовь. – Глаза мои застилает туман, и краски исчезают, делая мир черно-белым. – Поцелуй меня, прошу, я почти не вижу тебя…
Мягкие губы касаются рта, горячие ладони держат моё лицо. Наш последний поцелуй. Я почти ослеп, только тепло его губ держит меня, сердце замедляет ритм. А умирать совсем не больно…
– Скажи мне своё имя… настоящее… – моя последняя просьба.
– Марион Симон Огневески, – шепчут его губы в мои, – Люблю тебя… – Последние слова ловлю краем сознания и улыбаюсь, проваливаясь в бархатную тьму.
========== Последнее желание 9 ==========
Я плаваю в сером тумане. Кто я? Где я? Не знаю. Не чувствую тела. Мыслей нет, ничего нет. Слабые звуки где-то рядом… Голоса?
–… почему он до сих пор не очнулся? Четыре дня уже прошло.
– Его отравили очень сильным ядом, доза могла убить лошадь, не говоря уже о человеке.
– Но ведь противоядие сработало?
– Сработало. Но все функции организма дошли до минимальных показателей, тело погрузилось в летаргию. Его признали мертвым и были не так уж неправы. Мы смогли ввести поддерживающий антидот только через три дня, когда подменяли тело в морге. Надо ждать и надеяться. То, чем ты поил его последние два месяца, свело вред яда наполовину. Мы сделали полное переливание крови, но яд всосался в ткани. До полного выведения пройдут дни…
Тело в морге? Я умер? Точно, я умер… почему же, я слышу голоса? Яд. Вспышка красного тумана перед глазами и сознание соскальзывает, чувствую могильный холод. Мне не за что уцепиться в этом круговороте. Страха нет. Боли нет. Ничего нет. И меня нет. Темнота…
Безвременье. Я чувствую тело, тяжелое, неподвижное. Веки не хотят подниматься, но я чувствую свет через кожу. Тепло. Хорошо. Мягкая ткань ласкает. Ничего не болит, уже плюс. Надо открыть глаза.
Сначала ничего не видно. Туман. Но вот картинка фокусируется. Потолок. Веселенького зеленого цвета. Высокий. Небольшие лампы испускают неяркий свет. Стены чуть темнее. Ровные, как будто из металла. Большое окно, плотно закрыто шторами. Воздух прохладный, свежий, температура комфорта. Приборы пищат нудно, отмеряя моё сердцебиение. Чуть поворачиваю голову. Я весь в проводах, жуть. Почему в голове так пусто?
Рядом с моей кроватью кресло, в нем свернулся человек. Длинные черные волосы забраны в хвост, глаза закрыты. Весь в черном, словно ангел смерти. Я знаю его? Наверно. Что-то скребется в душе. Он как будто, почувствовал мой взгляд, ресницы дрогнули, обнажая серую радужку.
Воспоминания накатывают, прорывая невидимую плотину! Симон! Последний вечер… Яд… Рассвет…
Он бросается ко мне, встает на колени рядом с кроватью.
– Ё! Очнулся! Наконец… малыш…– берет в ладонь мою руку, целует. Я глотаю воздух словно воду, задыхаясь. – Тише, тише. Все хорошо. Ты жив, тебе ничего не угрожает. – Его голос проникает сквозь панику, что почти накрыла меня.
Что? Как? Почему.… Смотрю в глаза и ни черта не понимаю…
– Мне многое нужно рассказать тебе, но ты еще слаб, тебе надо спать.
Ну, уж нет. Из глубины поднимается злость, сжимаю его руку со всей силы. Он что-то видит в моих глазах и вздрагивает.
– Сейчас…– сиплю я, – рассказывай все немедленно… – Я пережил свою смерть, а новости переживу и подавно. – Где я?
– Только не волнуйся, – ага очень своевременный совет. – Ты на проклятом континенте, в больнице. Тебя откачали после твоей смерти и переправили воздушным транспортом сюда. Ты был нужен нам…
– Зачем?
– Твои исследования в области очистки почвы от радиоактивных загрязнений были бесценны. Послушай. – Голос становится твердым. – Как только ты начал свои разработки тебе уже был подписан смертный приговор. Компания Жизни взяла тебя на заметку и уже готовила несчастный случай, чтобы убрать тебя. Они уничтожают всех, кто может пошатнуть их власть. Не перебивай! Я знаю. Сведения достоверны. Ты был нам нужен, но не было никакой возможности выкрасть тебя незаметно. За тобой постоянно следили, неусыпно. И тогда был разработан план… лично мной. Нужно было, чтобы ты умер для всех. – Его глаза жестко блеснули, а губы вытянулись в тонкую линию. – Я лично внёс тебя в списки лотереи.
Меня как ледяной водой окатило. Как он мог. В душе поднималась злость, обида, что-то мерзкое шкрябало душу и хихикало.… Все из-за твоих исследований, вот так. И никакой любви… Чисто деловой подход. Одни хотели убить, чтоб не мешался под ногами, другие спасти, потому что был нужен твой проект.
– Так было нужно.… Поверь мне, прошу! – Симон поцеловал мою безвольную руку. – Как только ты выиграл в лотерею, приказ о твоей ликвидации был отозван, а у нас появилось время для подготовки плана по твоему спасению. Твое последнее желание было непросто выполнить, мы устроили все так, чтобы компания выбрала меня на роль твоего любовника.
– Кто ты на самом деле? – прошептал я, понимая, что совсем не знал этого мужчину раньше.
– Я двойной агент, работал на компанию, но на самом деле шпионил для Проклятой Земли. Служил Ищейкой уже два года.
Ищейкой, агент. Вот оно. Объясняет отличную физическую подготовку, манеру вести разговор, выведывая нужную информацию.
– Сначала это было только задание, но потом, когда мы стали общаться… – Симон не отпускал мою руку, и все смотрел и смотрел в глаза, мне было больно от его слов, сердце болело. – Потом я понял, что привязываюсь к тебе по-настоящему. Ты стал самым важным человеком для меня. Хотелось быть с тобой каждую секунду, видеть твою улыбку…
Пусть он замолчит.
–… слышать твой голос. Я не думал, что можно так хотеть кого-то. Не только в постели, а вообще. Защищать. Оберегать. Я бы сделал все, слышишь все, чтобы спасти тебе жизнь! Прости меня, Ё…
Пусть он заткнется.
–… но твоя жизнь стала слишком ценной, поэтому я так боялся твоего отчаяния. Нет, не из-за твоего проекта! Не смей так думать!! Мне был важен ты сам по себе, как человек, которого я полюбил, без которого жизнь для меня не имеет смысла. Я знал, что тебя отравят, поэтому поил особым составом, который мне передали во время драки. Помнишь историю с бумажником? Тотальная слежка не оставляла нам выбора в средствах. Я знаю, ты думал это успокоительное, но это было не совсем так. А когда ты причинял себе боль…
Не хочу это слушать!
– …я просто зверел! Я чуть не опоздал один раз, меня вызвали в Компанию для отчета, видимо начали что-то подозревать, или просто хотели, чтобы ты остался один и поддался эмоциям. Там на крыше, думал, если не успею поймать, то прыгну следом. Пойми…. Ты.… Все.… Для… Меня… Я знаю, ты беспокоишься о семье, но теперь, когда ты числишься мертвым, их не будут трогать хотя бы года три, а это очень долго. За это время все может измениться. Эта земля постепенно приходит в норму, мы очищаем природу и воздух. Население пока составляет пятьдесят тысяч человек.
Многих мы сумели спасти от смерти в лотерее. Среди них много ученых. Это мало, но мы свободны! И не живем под страхом смерти. А если применить твои разработки мы сможем очистить почву лет за пять…
Не хочу… Я не верю… не верю…не верю! НИ ЕДИНОМУ ТВОЕМУ СЛОВУ!
–…И тогда не будет нужды скрываться. Сообщим остальным, что континент пригоден для жизни, и Компания не сможет больше диктовать свои условия. Ё, пожалуйста,… не молчи. Скажи что-нибудь!
Ненавижу… Ненавижу! НЕНАВИЖУ! Сам виноват, моё последнее желание исполнили, но как больно…
– Уйди. – Я вырвал руку из его пальцев.
– Что? – он опешил, замер. – Ё, я понимаю это нелегко …
– Да уйди же ты, наконец! Прочь! – я приподнялся на локте, не знаю, как мне это удалось. Приборы истерично запищали. – Не хочу тебя видеть! – кровавый туман перед глазами.
Симон медленно отступает, лицо превратилось в мертвенно бледную маску, в глазах мольба… отчаяние… Не могу его видеть!!! В палату врываются люди в белых халатах, подбегают ко мне. Я задыхаюсь, судорожно ловя воздух ртом, мне нечем дышать. Врач кричит что-то и делает укол мне в шею, все застилает привычная тьма. Ты хотел чуда, Ё? Получай. Только жаловаться больше не на кого…
Еще не конец…
========== Последнее желание 10 ==========
Я очнулся на следующий день. Врачи, обследовавшие меня вдоль и поперек, сделали вывод, что я поправляюсь. Медленно, но верно.
Ко мне наведался представитель местных спецслужб. Наверное, начальник Симона. Худой как жердь дядька с колючими рентгеновскими глазами. Разговор с ним походил на допрос, но я и не собирался ничего утаивать. Пообщались плодотворно к обоюдному удовлетворению.
Сразу за ним проскользнул старичок, профессорской наружности. Оказалось, это светило местного научного круга. Он забросал меня вопросами о моём проекте, бактериях и всякими техническими терминами. Меня долго хвалили, восхищались, потом заболтали почти до обморока. Спасла медсестра и лечащий врач. Они вежливо, но неотвратимо выпроводили гостя, а я устало откинулся на подушки.
Через три дня хорошенькая медсестричка стала вывозить меня на прогулки в коляске, долго ходить пока запрещали. Я сидел в больничном саду среди зеленых деревьев и рассматривал цветы в клумбах. Бессмысленное времяпровождение.
Тело набиралось сил, а разум прокручивал снова и снова последний год моей жизни. Я много вспоминал и думал, думал, думал.
О Симоне. Сначала было больно. Но я, словно мазохист, прокручивал последний разговор. Я выгнал его. Он это заслужил. Несомненно. Но… окажись я на его месте, как бы поступил?
Когда долг требует столь многого, и на кону тысячи жизней, а ты в ситуации, когда только от тебя зависит провал или удача миссии. Он ведь не раз спасал мне жизнь. Даже внеся в список лотереи, он оградил меня от ликвидации. Не сделай он этого, и подстроенный несчастный случай навсегда оборвал бы моё никчемное существование.
Он исполнил моё последнее желание. Стал любовником, другом, защитником. Дарил сумасшедшую страсть, ласку и тепло. Если он сказал правду, что любит меня, каково ему было наблюдать, как меня поглощает отчаяние? Должно быть, невыносимо… видеть мучения и не иметь возможности сказать, что есть надежда на спасение. Я вспомнил его слезы в последнюю ночь.
Они были искренними, такими горькими. Теперь понятно, за что он просил прощения.
Симон никогда не врал мне в самом главном. Чувства были настоящими. Вся радость и горечь, страсть, пылающая между нами, нежность в прикосновениях. Его страх тогда на крыше, бешеная ярость в глазах.
«…думал, если не успею поймать, то прыгну следом. Пойми…. Ты.… Все.… Для… Меня…»
А для меня? Что Симон значит для меня? Почему так больно сжимается сердце сейчас, когда его нет рядом? Когда я сам прогнал его. Между нами существовало все, кроме доверия. Но в тех обстоятельствах оно было невозможно. Мы оба ходили по лезвию ножа целый год. Балансировали на грани. Оступись хоть один из нас, и в пропасть падали оба.
Пора признаться себе, я говорил слова любви, зная, что меня ждет смерть и конец всему. Симон говорил про любовь, зная, что я останусь в живых. Зная, что правда неизбежно выплывет наружу. Так кто из нас был более искренен в своих чувствах?
Я эгоист, самовлюбленный истерик. Нам обоим было больно, только я воспользовался оправданием бедной несчастной жертвы обстоятельств.
Хочу увидеть его… Чувство, такое острое, кольнуло сердце.
Еще через три дня меня выписали, казенная одежда неприятно скребла кожу и пахла антисептиком. Жить я должен при научном центре, маленькая квартирка ждала нового постояльца.
Я стоял на больничном крыльце, поджидая автомобиль, который отвезет меня в моё жилище. Нервничаю немного. Какой будет теперь моя жизнь? Хотя главное, что она просто будет.
Военная машина тормозит рядом, фигура в черном выскальзывает со стороны водителя, у меня замирает сердце. Симон подходит ко мне неторопливо, его волосы топорщатся коротким ёжиком. Он, кажется, похудел, синие круги под глазами.
– Здравствуй, Ё, – он остановился в двух шагах, губы упрямо сжаты, смотрит прямо в глаза. – Мне поручили сопровождать тебя, – голос нейтральный.
– Здравствуй, Симон.– Я жадно рассматриваю его, как же я скучал. Невыносимо хочется дотронуться. Делаю шаг навстречу, протягиваю руку к таким коротким теперь волосам. Любимый, ты стал еще привлекательнее. – Ты обрезал свои чудесные волосы. – Мимолетно дотрагиваюсь, но он все равно вздрагивает.
– В них отпала надобность, а так удобнее. – Голос с едва заметной дрожью. – Нам пора.
– Да, конечно.
Садимся в машину и трогаемся с места. Я стараюсь смотреть на дорогу, но глаза все время возвращаются к водителю.
– Как твоё здоровье… Ё? – едва заметная пауза перед моим именем, говорит о многом. Ты ведь хотел сказать «малыш»?
– Нормально. Врачи сказали, что я полностью поправился.
– Это хорошо. Я… беспокоился о тебе.
– Почему не навестил? Мог зайти еще раз.
– Врачи не пускали. Да и ты, судя по всему, не жаждал меня видеть. Я не хотел тревожить тебя понапрасну. Прости.
– За что?
– За все. Если сможешь…
– Не за что прощать. Ты все делал правильно.
– И все-таки…
Мы доехали. Выйдя из машины, направились к невысокому серому зданию. Симон впереди, показывает дорогу. Коридоры длинные, однообразные, как и двери по бокам. Камеры пристально следят за нашим перемещением, неяркий свет ложится на бетонные стены, выкрашенные в бежевый цвет. Везде чисто, но слишком пусто.
– А где весь народ? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам.
– На работе. В этом здании живут холостяки, без семей и детей. В основном научные сотрудники, врачи. Вся территория находится под наблюдением. Вот карта ключ. – Симон достает из кармана пластиковый прямоугольник и помахивает перед моим носом. – С помощью него открываются все двери твоего уровня доступа. Она у тебя зеленая, значит доступ, почти везде разрешен, кроме секретных объектов.
Останавливаемся около одной двери. Симон проводит картой по электронному замку и набирает цифры, раздается щелчок, и мы входим в распахнутую дверь. – Код на замке, четыре пятерки, потом поменяешь. Квартира небольшая, прихожая совместно с кухней, спальня, маленький кабинет, душ. Я взял на себя смелость и приобрел для тебя вещи первой необходимости. Потом если захочешь, покажу окрестности, магазины, забегаловки.
Он кладет карточку на стол и встает у стены, сложив руки на груди, а я обхожу свое новое жильё. Уютно, скромно, ничего лишнего. Кровать большая, отмечаю на автомате, заглядывая в спальню.
– Симон, а где ты живешь? – спрашиваю, оглядываясь на неподвижную фигуру.
– Неподалеку.
Ага, хороший ответ. Разворачиваюсь и медленными шагами подхожу к нему.
– Насколько неподалеку?
– Рядом, – уголок его рта дергается, глаза устремлены в пол.
– Конкретнее, пожалуйста, – я с него теперь не слезу и обманывать себя больше не дам.
– Моя дверь напротив твоей. – Выдает он и поднимает глаза. В них упрямство и чуть-чуть страха.– Я не буду тебе мешать, поверь, – быстро добавляет, нервно облизав губы.
Все еще думает обо мне. Присматривает. Беспокоится. Я кретин. Он ведь никогда не отказывался от меня, просто не хочет навязываться. Сильный, гордый. Умеет добиваться своего. Стою напротив и не могу отвести глаз.
– Симон, я люблю тебя. – Произношу легко на выдохе. Его лицо меняется, неверие, судорожный вздох. Глаза большие, в них сияют звезды.
Вся маска слетает. Он делает шаг ко мне, тянется рукой, потом падает на колени, обнимая мои ноги, и утыкается в живот.
Шепчет быстро прерывисто:
– Прости, прости, прости.
Я ошарашенный стою, не знаю что делать.
– Ну, ты что… встань… не надо… – кладу руки, на плечи, пытаясь оттолкнуть.
Он перехватывает запястья, целует быстро, отрывисто, не поднимая глаз. В этом жесте столько отчаяния, немой мольбы, невысказанной просьбы. Я хочу видеть его глаза. Опускаюсь на пол, вот так, глаза в глаза. Он тянется ко мне за поцелуем, я отвечаю нежно, невесомо. Обнимаю, крепко притягивая к себе. Он почти всхлипывает, вцепляется мертвой хваткой, делая больно, завладевает моим языком, становясь жадным, ненасытным. Скучал. Как и я, любимый.
Я отвечаю совершенно искренне, кусаю его губы, ласкаю языком. Поцелуи становятся жадными, яростными. Губы горят невыносимо, дыхание сбилось. Но я все пью его вздохи и не могу остановиться. Глажу руками по спине, ткань чудовищно мешает. Хочу ощутить горячую кожу под пальцами. Забираюсь руками под форменную рубашку, вытянув её из штанов. Симон охает и замирает на секунду, по его телу пробегает дрожь. Его руки судорожно теребят пуговицы на моей одежде. Он рычит и, плюнув, разрывает ткань. У него такие горячие ладони.
Встает, вытягивая меня за собой, и подхватывает на руки, мы так и не разорвали поцелуя. Голова уже кружится, но сил оторваться друг от друга нет. Добираемся до спальни, собрав все углы, он бережно опускает меня на кровать.
Избавляемся от рубашек. Я целую его шею, ключицы, глажу обнаженную грудь, задевая соски. Любимый, как же долго я ждал. В его серых глазах плещется желание, он наклоняется надо мной, прикусывает мочку, вырывая стон. Терзает кожу на шее, оставляя засосы, от его пылающих губ по всему телу бегут мурашки, в паху тяжко ноет напряженный член.
– Хочу тебя, любимый. – Хрипло прошу, а руки сами тянутся к ремню на его штанах.
– Сейчас, – он ловко стягивает с меня оставшуюся часть гардероба вместе с бельем и носками, оставляя обнаженным, со стоящим членом и горящей кожей.
Сам сдирает с себя штаны и швыряет в неизвестном направлении. Накрывает меня своим телом, я обнимаю, провожу руками по коротким волосам, и мы целуемся безумно долго, тягуче сладко, умопомрачительно! Его язык облизывает сосок, ласкает нежную кожу ореолы. Трусь всем телом об это сероглазое чудовище. Мне так хочется, что почти больно. Раздвигаю ноги, позволяя притиснуться еще ближе. У нас обоих жесткий стояк. Жар тугим комком собирается внизу живота.
– Сиимоооон, – тяну на выдохе, кожа к коже. Я сейчас с ума сойду!
Он приподнимается надо мной, глаза шальные, губы вспухли и заалели.
– Смазки нет, – шепчет он.
– Да плевать, скорее.
Он облизывает свои два пальца, обильно смачивая слюной, и проникает в меня ими, растягивая. Откидываюсь на подушку, стараюсь расслабиться. Подаюсь навстречу и не сдерживаю стона, когда он касается заветной точки. Не могу больше! Симон тоже на грани. Убирает пальцы и начинает входить, медленно, стараясь не повредить ни меня, ни себя. Больно. Но я хочу его чувствовать внутри. Горячего, большого и упругого, заполняющего меня полностью. Кусаю губы, стараясь не скулить, он отвлекает меня поцелуем, глубоким, жадным. Замирает, войдя полностью, дает передышку нам обоим. А потом начинает двигаться, плавно и медленно. От ощущений крышу срывает окончательно, извиваюсь под ним, бессвязно шепча просьбы и нежности. Его руки обнимают так крепко и надежно, одна рука зарывается в мои волосы. Запах тел пьянит лучше любого алкоголя, стоны заводят неимоверно. Симон двигает бедрами в рваном ритме, заставляя кричать меня от острейшего удовольствия на грани боли. Так сильно я не чувствовал его никогда, словно огнем по обнаженным нервам! Я кричу его имя снова и снова. В ушах звон и гулкие удары сердца. Его глаза черные от страсти и губы, произносят самые важные слова в мире:
– Люблю тебя. – Он повторяет это снова и снова без перерыва, проникая в моё тело, в мою душу, во все моё существо. И я верю ему, верю безоговорочно, потому что теперь между нами нет секретов.
Страсть туманит разум, мой член трется между наших тел, и я чувствую, что скоро кончу. Подаюсь навстречу Симону, насаживаюсь резко и глубоко, протяжно вскрикиваю и кончаю на живот. От его ответного громкого стона, прошибает разрядом как от тока. Горячо внутри! Лежим, не размыкая рук и ног, два существа сплетенные в одно. Два сердца бьются в унисон, дыхание прерывистое, испарина на коже. Как же хорошо… быть живым.
Моё желание исполнилось полностью, я доволен, что захотел именно этого. Ведь в жизни нет ничего важнее любви.
Дальше только эпилог…
Все… эпилога не будет, как отрезало меня от героев и произведения. Автор просит прощения у читателей, но это конец. С жирной точкой!
