Текст книги "Поломанное солнце (СИ)"

Автор книги: Never Died

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Но… – Джорджу тяжело дышать. Говорить. Думать. – Я думал, ты…

– Нет, – Фред качает головой и убирает полотенце с затылка. Капли воды стекают по его шее и теряются под рубашкой. – Никогда. Мы оба знали, чем всё закончится. Только ты не хотел поверить.

– Нет! – Джордж отбрасывает ложку, и та со звоном ударяется о стол. Фред вздрагивает от этого звука. – Есть шанс. Мистер Брайен сказал…

– Мистер Брайен сказал, что меня не спасти, – перебивает его Фред.

И Джордж вдруг понимает, что весь его мир рушится прямо сейчас, в эту самую секунду, а сам он падает. И темная бездна уже ждет его в свою ледяную пасть.

– Нет, – Джордж больше не кричит, лишь трясет головой, упрямо и неверяще, – он не так сказал.

Фред вздыхает.

– Так. Он сказал мне это еще полгода назад. Я лишь просил не говорить тебе.

– Что?

Джордж не замечает, как оказывается на ногах. Фред смотрит на него снизу вверх, и в глазах его слезы.

– Пожалуйста, только не злись, – просит он.

Но Джордж злится. Неужели он так мало значит для брата, что тот не посчитал нужным сказать ему правду? Ведь Джордж верил. Ждал. До последнего!

– Я лишь хотел провести с тобой последние месяцы жизни, – произносит Фред, и голос его дрожит, изломанный, несчастный. – Но ты бы не смог, если бы не верил, если бы знал, что я умираю. Мне нужно было еще немного счастья, понимаешь? С тобой. Разве это так много? Разве я хотел чего-то невозможного?

Джорджу больно. Злость исчезает, и грудь заполняет прожигающая все пустота. Он трет глаза, лицо, не зная, что сказать. А Фред смотрит на него так, будто от этих слов зависит его жизнь.

И Джордж ломается.

Он не может, нет, не заставляйте его, пожалуйста.

Поэтому он разворачивается и выбегает сначала из кухни, а потом из дома.

***

Джордж возвращается через четыре часа, напуганный до чертиков. Он уже успел возненавидеть себя за то, что посмел бросить брата, и сейчас боится, что что-то могло случиться. Он влетает в дом и, топоча, несется в их с Фредом спальню.

– Фред!

Брат сидит на полу, опустив голову на руки. На затылке его полотенце, наверняка, уже остывшее. Но на звук голоса он поднимает лицо, и Джордж сразу же бросается к нему, чтобы заключить в объятья.

– Прости меня, прости меня, прости… – шепчет он, как заведенный. Фред просто прижимается к нему в ответ, обхватывает руками и рвано дышит.

– Я всегда буду с тобой, слышишь? Я никогда больше тебя не оставлю. Только прости, Фредди.

– И ты меня прости, – отвечает ему Фред. И большего Джорджу не надо.

***

Когда остается четыре дня, у них заканчиваются деньги. Джордж тратит последние из них на два ведерка мороженого. Он не говорит Фреду, что денег больше нет, просто потому, что тот такими глазами смотрел на сладость, что Джордж посчитал миссией своей жизни угостить брата ей.

Вечер они проводят дома. Фред ест (правда, прямо руками, но это неважно), и это главное наблюдение Джорджа за последний месяц. Он не отрывает глаз от брата, пока тот с непривычным желанием поглощает еду. Это успех. Достойный нового снимка на их фотоаппарате. И Джордж не может ничего поделать с тем, что вновь верит, что улучшение возможно.

Ночью его вера разбивается на осколки. Фреду снова снится кошмар, Джордж едва будит его, как того рвет прямо на коврик около кровати. Его кожа липкая от пота и горячая. До самого утра Джордж поглаживает его по спине, и в итоге брату все-таки удается заснуть. Когда Джордж убирает с пола, он замечает в луже рвоты красные пятна и понимает, что это кровь. Его мутит, что почти начинает тошнить в ответ, но он сдерживается. Лишь сжимает зубы, а после опускается на колени на холодный кафель в ванной и молится всем богам мира о своем брате.

***

– Жаль, что я не увижу, как ты женишься, – вздыхает Фред за обедом на следующий день. Они сидят в парке на скамеечке и смотрят на играющих по другую сторону пруда маленьких детей.

– Просто пообещай, что ты не заставишь всех выряжаться в эти жуткие неудобные парадные мантии, – Фред оборачивается и смотрит на Джорджа с улыбкой.

– Это же была твоя идея, – замечает Джордж. – Ты сам так хотел. Еще заколдовать маму, чтобы она не возмущалась, я помню.

Фред коротко смеется, запрокинув голову назад.

И этот смех разбивает законы мирозданья – такой прекрасный, такой живой. У того, кого скоро не станет.

– Считай, что я дарю ее тебе.

– Какой щедрый подарок, – шутит Джордж. Чтобы не заплакать.

– Для брата ничего не жалко.

Какое-то время они сидят в тишине. А потом Фред вдруг говорит:

– Если честно, никогда не думал, что нам придется расстаться. Даже когда представлял, что мы женимся, всё равно видел, что мы будем жить в соседних домах, наши жены будут лучшими подругами, и мы будем путать своих детей.

Джордж только кивает. Он мечтал об этом же, всегда думал так же. Для него никогда не существовало мира без Фреда. И он не знал, как привыкнет к пустой кровати в их квартире. К вечной пустоте рядом с собой. Неоконченным фразам. Недосказанным шуткам. Неслучившимся улыбкам. Это слишком тяжело – знать, какой могла и должна была быть их жизнь, но понимать, что больше ничего из этого не случится.

– Ты ведь справишься с этим, ты знаешь?

Джордж смотрит на Фреда.

Нет.

Не справлюсь.

Без тебя не смогу.

Он молчит. И Фред лишь улыбается ему, немного печально. Им никогда не были нужны слова, чтобы понимать друг друга. И Джордж знает, что такого у него больше не будет ни с кем.

***

Остается три дня, и Джордж больше не сводит с Фреда глаз. Буквально. Тот замечает это, конечно же, но ничего не говорит. Словно позволяет наслаждаться этими последними мгновеньями. Чтобы запомнить друг друга. Каждую черточку, каждую веснушку. Джорджу кажется, он мог бы по памяти воспроизвести Фреда в своей голове до каждой мелочи точно. Он знает историю каждого шрама брата, каждой его улыбки и каждых слез. Он видел, как Фред взрослел вместе с ним, как шутил и боялся, как мечтал и как его мечты разбивались. Он видел, как Фред впервые сел на метлу, как влюбился, он был тем, кому брат рассказал о своем первом поцелуе, с кем делился кошмарами и желаниями. Неразлучные. Всегда. От самой колыбели. Они вместе шагали изо дня в день, и ничто не могло их разделить. Потому что на целом свете, во всей безграничной Вселенной не было силы, способной разбить соединяющую их связь.

И скоро всего этого не станет.

И потому Джордж смотрит на Фреда. Так пристально, словно не видел его все эти месяцы рядом с собой. Из всех чудес мира, что они повидали, из всего невероятного и удивительного, самое главное чудо для Джорджа – его брат.

Мой дом там, где ты. И когда тебя не станет, куда мне возвращаться? Куда мне идти, Фред?

– Ты можешь пообещать мне кое-что? – нарушает тишину Фред.

Молчание никогда не было для них проблемой, им было комфортно и без слов. Джордж поднимает голову и смотрит на брата.

– Нет, – выдыхает он, ощущая себя загнанным в угол, – не делай этого.

– Чего?

– Не говори мне тут прощальных речей, ясно? Не надо.

Джордж сердится, хотя не понимает – на себя, на брата, или на весь мир. Но он знает, что и слышать не хочет ничего, что напоминает прощальное напутствие. Так не должно быть.

Фред приподнимает уголки губ – легко, будто крылья бабочки. И улыбка выходит такая же – легкая и едва уловимая, но оттого еще более красивая и, почему-то, немного пугающая. Наверное, если бы Смерть могла улыбаться, она делала бы это именно так.

– Это не прощальная речь, идиот, – говорит Фред спокойно. – Просто я должен знать, быть уверен. Наш магазин, наше дело. Ты ведь не бросишь его, правда?

Он наклоняет голову, заглядывает Джорджу в лицо, и тому так сильно хочется отвести глаза, что он еле сдерживается.

Фред ждет ответа, мучительно прикусывая губу, а Джордж не знает, что сказать. Он не может думать о том, что будет. Потому что не представляет. Ему кажется, что мир, жизнь, свет – всё закончится через три дня. Как сможет он вернуться в их магазин, где они были так счастливы, где все будет напоминать ему о Фреде и снова и снова изо дня в день разбивать и так уже сломанное на части сердце?

– Обещай, Джордж, – настаивает Фред, замечая его сомнения. – Ты не оставишь его. Мы столько сделали ради него, столько вложили, что ты просто не можешь… Если не ради меня, то ради себя.

«Но ради себя мне ничего не нужно, – думает Джордж с глухим отчаянием. – Только ты. Я всё отдам, всё на свете, если будешь ты».

Но сейчас, как и всегда, впрочем, глядя в глаза брата, когда тот просит, он не может отказать.

– Ладно, – голос не дрожит, и это, наверное, с учетом обстоятельств повод для гордости. – Ладно, Фред. Я обещаю.

Он знает, что еще тысячу раз пожалеет о данном слове, как знает и то, что никогда не посмеет его нарушить. Потому что Фред ему верит. А его доверие Джордж не сможет предать.

***

– Джордж! Нет! Джордж!

Джордж вырывает Фреда из объятий кошмара посреди ночи и торопливо прижимает горячее полотенце к его затылку.

– Тшш. Все закончилось. Я с тобой.

– Так темно… – Фред дрожит. – Там только тьма, Джордж. Я не хочу. Я не хочу… Не хочу…

Он затихает.

Но Джордж слышит так и не сорвавшееся с губ Фреда слово – «умирать».

И ненавидит мир, в котором больше нет места его брату.

Он хочет пообещать, что всё будет хорошо, что там, впереди, Фреда ждет много света и добра, но язык не поворачивается, словно каменеет. И он лишь поглаживает брата по спине одной рукой, а второй все так же прижимает полотенце к его затылку.

И Джорджу кажется, что за этот год он сам постарел лет на десять, тогда как Фред, напротив, стал совсем мальчишкой. Ответственность за жизнь брата. Неспособность его спасти. И это похудевшее хрупкое тело в объятьях Джорджа. Круглые синие глаза Фреда на бледном лице, в которых за всеми шутками и улыбками скрывается страх.

Тот лгун, кто говорит, что не боится смерти.

Джордж бы отдал жизнь, если бы знал, что это спасет его брата. Не задумываясь. Только вот это так не работает. Он никогда не признается, никому, что в тех книгах, что просматривал еще полгода назад, искал действительно все – любые – способы помочь Фреду. В том числе и через собственную жертву.

– Солнышко взойдет на рассвете… – вдруг тихо начинает петь Джордж, покачивая брата в своих объятьях. Будто малыша на руках. Они были близнецами всю жизнь, и ни один из них не был для другого по-настоящему старшим братом, но сейчас Джордж чувствует себя именно так, пусть формально Фред и появился на свет раньше.

– Рыжими лучами осветит наш мир.

Это старая колыбельная, которую пела всем своим детям миссис Уизли. Джордж помнит, как засыпал под этот мотив, обнимая Фреда, когда оба они были крохами.

Конечно, у него получается не так хорошо, как у мамы, но он продолжает пусть и фальшиво петь, словно это может помочь, может сгладить боль Фреда и отогнать от него подступающую тьму. Хотя бы ненадолго.

Ему хочется верить, что любовь сильнее смерти.

– Хэй, Джордж, – шепот Фреда едва громче ударов сердца, но Джордж слышит. Он опускает взгляд и встречается глазами с братом.

– Я помню, – одними губами продолжает Фред. Джордж вскидывает брови, спрашивая:

– Что?

– Как любил спать с тобой вместе, а мама нам пела. А после целовала нас в лоб и говорила…

Джордж едва заметно улыбается, вспоминая.

– Что мы дети солнца, и его свет нас бережет.

Это почему-то грустно. Фред вздыхает, и из груди его вырывается тихий хрип. Он поворачивается в руках Джорджа и утыкается носом в его грудь. И от этого беспомощного жеста разрывается сердце.

– Это ведь неправда, – глухо говорит Фред. – Если бы солнце берегло нас, оно бы спасло меня от тьмы.

Джорджу кажется, что ледяные пальцы вцепились в его горло – невозможно дышать. Он застывает, переставая поглаживать брата. И не может подобрать слов.

Тогда Фред отстраняется, вылезая из его объятий, и плотнее укутывается в одеяла. А после прямо смотрит в лицо Джорджа, что-то оценивает про себя.

– Прости, – вырывается у Джорджа, прежде чем он успевает прикусить язык. Фред тускло улыбается ему. И сейчас все больше выглядит лишь тенью себя.

– Давай спать, – нарочито бодро говорит он. – Я жутко устал.

Джордж не спорит. Он дожидается, пока брат устроится удобней, идет в котельную, чтобы прибавить температуру, а когда возвращается, Фред уже закрыл глаза и, кажется, спит. Тогда Джордж садится на пол около его кровати и закрывает лицо ладонями. И пропасть, огромная, страшная, пустая, вырастает перед ним.

– Прости, что не спас тебя, – шепчет он в тишину ночи. – Прости.

И не знает, что Фред его слышит.

***

Утром Джорджу кажется, что он упал с метлы на холодное поле, да еще и с приличной высоты – все тело ломит, потому что он так и уснул, сидя у изголовья кровати Фреда. Охраняя его сон. Повезло, что проснулся первым и успел уйти в душ до пробуждения брата – иначе тот бы точно назвал его девчонкой.

В холодильнике пусто, и Джордж раздумывает, не трансгрессировать ли ему в магазин под прикрытием дезилюминационных чар. В конце концов, маглы и не заметят, если он «одолжит» у них батон хлеба и что-нибудь еще. За это он может даже превратить всю воду в их магазине в вино, и они продадут его в пять раз дороже. Не зря же в Хогвартсе учили этому заклинанию, Джордж вполне может применить его на практике.

И когда он уже решает именно так и поступить, в кухне появляется помятый после сна Фред. Старая зеленая футболка болтается на нем и кажется на два размера больше. Джордж удивляется, как это брат еще не просвечивает – такая тонкая и бледная стала его кожа.

Фред, тем временем, слегка пошатываясь, добирается до ближайшего стула и падает на него.

– Ты куда? – спрашивает он после широкого зевка.

Джордж вздыхает.

– В магазин. Мне нужно есть. И тебе, кстати, тоже.

– А я и забыл, – тихонько фыркает Фред и делает попытку встать. Но его ведет, и он снова опускается на стул.

– Я быстро, – Джордж не бросается к нему с помощью лишь потому, что знает – Фред оттолкнет его сейчас.

Фред, видимо, хочет спорить с одной стороны, но с другой здраво оценивает свои возможности и, после раздумий, всё же кивает.

– Ладно. Я буду ждать тебя здесь. Никуда не уйду.

– Уж постарайся, – отвечает ему Джордж, прежде чем трансгрессировать.

Они живут в чужом доме, хозяева которого уехали то ли в отпуск, то ли в гости, то ли еще куда, и потому никогда не выходят через двери, чтобы не привлекать внимания соседей. Джордж порой думает, какими будут лица этих людей, когда им придет счет за отопление в этом месяце. А еще думает о том, что они украли машину из проката. Но потом всегда вспоминает счастливые лица детей в больнице, и все сомнения забываются. Джордж не жалеет ни о чем, что было за эти три месяца. Потому что оба они – он сам и Фред были вместе и были счастливы. И перед ними лежал весь мир.

Когда Джордж возвращается, Фред сидит на том же стуле и даже в той же позе, что и полчаса назад.

– Эй, старик, когда ты сказал, что никуда не уйдешь, я не думал, что ты так буквально, – пытается шутить Джордж, хотя ему совсем не весело.

Фред вскидывает на него глаза и мягко улыбается.

– Хотел тебя удивить, – говорит он. Но на последнем слоге голос его все-таки предательски ломается. Джордж догадывается, что Фред просто физически не смог уйти сам, но не собирается сообщать об этом.

– Твой сок, – Джордж делает вид, будто ничего ужасного не происходит и начинает вытаскивать из пакета свои «покупки». Рассказывать, как он их получил, точно не входит в планы. – Твое молоко. Твои сливки. И твой лимонад.

Фред круглыми глазами смотрит на выстроившиеся в ряд на столе бутылки и выдает:

– Чувак, если я все это выпью, я лопну.

Джордж не сдерживает ухмылку.

– Просто не знал, что тебе захочется. А себе – та-дам – я взял хлеб и сосиски. И если ты вдруг захочешь…

Оба они прекрасно знают, что нет. Не захочет. Но продолжают играть в игру под названием «все хорошо».

– Я отберу от тебя, окей, – подхватывает Фред и тянется к коробке с молоком. Джордж наливает ему полный стакан, прежде чем отправляется к плите, жарить себе сосиски и хлеб.

Они завтракают в уютном теплом молчании. То и дело встречаются взглядами через стол и улыбаются. И Джорджу кажется, что он дома.

***

Вечером они отдыхают на диване. Джордж сидит, вытянув ноги на пол, а Фред привалился к нему сбоку, укрывшись пледом. По телевизору идет какой-то ежедневный сериал, но если бы Джорджа спросили, что там происходит, он не смог бы ничего ответить. Потому что наблюдать за Фредом куда интереснее. Брат кажется действительно увлеченным событиями на экране. Он забавно ахает, бормочет что-то и называет героев дебилами, смеется и скептически фыркает. И Джордж не может отвести глаз от всех этих эмоций на родном лице.

А потом Фред внезапно поворачивает голову, и Джордж понимает, что его наблюдения не остались незамеченными. Он ждет шутливых подколов, но вместо этого Фред вдруг говорит:

– Я поступил правильно?

Джордж несколько раз моргает. Возможно, Фред решил пропустить половину разговора и сразу начать с главного, потому что пока совсем не понятно, о чем речь.

– В чем? – осторожно уточняет Джордж.

Фред начинает ерзать, его острое плечо сталкивается с локтем брата.

– Я ведь струсил. Знал, что не смогу.

У Джорджа всё неприятно холодеет внутри. Но он не перебивает, дает Фреду высказать всё, что его тревожит. Потому что на самом деле пора. Последние секреты.

– И потому сбежал. Из дома. Ото всех. Потому что не хотел, чтобы они жалели меня. Чтобы ходили на цыпочках и ждали, когда я… Я бы не смог, Джордж. Но теперь я думаю… Мне кажется… Вдруг я ошибся? Они ведь тоже семья. Они хотели бы попрощаться, разве нет?

Фред обращается прямо к Джорджу, смотрит на него наивно и преданно. И Джордж знает, что нужно сказать. Он дает себе слово больше не плакать перед братом, потому что это нечестно, ведь он-то остается жить, и потому должен быть сильным. Ради Фреда. Всё в его жизни всегда было ради Фреда.

– Вы уже попрощались, – отвечает Джордж. И сам верит в свои слова. И именно это придает им силу. – Скажи, за эти три месяца ты был счастлив?

Фред глядит в ответ, и в его синих глазах плещется море в Испании, смеется рыжеволосая шотландская девушка, разлетаются в стороны блестки бразильского карнавала, закипает на настоящем костре уха, мчит по пыльным дорогам машина, и два рыжих парня обнимаются перед камерой на самом верху Эйфелевой башни.

– Да.

И Джорджу становится легче.

– Я тоже, – продолжает он, глядя в эти глаза, словно в прошлое. – А раз мы оба были счастливы, как это может быть ошибкой?

Фред все еще смотрит на него, не мигая, но верит. Как всегда. И плечи его расслабляются. Он отпускает свою тревогу. Джорджу лишь жаль, что так же легко он не может отпустить боль. Он хочет сказать что-нибудь еще, но вместо этого тянется к брату во внезапном порыве и притягивает его к себе. Так они и сидят, пока за окнами не загораются звезды – Фред смотрит сериал, а Джордж на Фреда.

***

Это последний день.

Они оба знают об этом. Помнят. И не говорят.

Когда Джордж, вытирая голову полотенцем, выходит из душа, то сразу же чувствует приятный запах еды. Он идет на кухню, удивленный.

Фред стоит у плиты, одной рукой опираясь на приставленный рядом стул, а второй помешивая что-то в сковороде.

– А вот и наш принц, – восклицает Фред, оборачиваясь на звук шагов. – Серьезно, ты моешься дольше Джинни.

Его лицо кажется почти серым, видно, как много сил уходит на то, чтобы стоять и готовить одновременно, но он улыбается так широко, так открыто, как делал до своей болезни.

Джордж все еще не может отойти от шока. И Фреда это искренне забавляет.

– Я так неотразим с лопаткой в руках, что ты до сих пор не закрыл рот? – смеется он.

Джордж тут же спохватывается.

– Ты в жизни кроме бутербродов ничего не готовил, и я немного удивлен, знаешь ли, – отвечает он честно. Фред снова смеется, закидывая голову назад.

– Надо же когда-то начинать.

Джордж не в силах оторвать глаза. Этот Фред такой настоящий, такой, каким не был давно, и это так странно, так непривычно и так прекрасно.

Молча Джордж подходит к брату, чтобы помочь, но тот отталкивает его. Касание легкое и не остановило бы даже ребенка, но Джордж послушно отходит.

– Сегодня я за тобой поухаживаю, – улыбается ему Фред.

– С чего бы? – не сдерживает фырканья Джордж. И тут же прикусывает язык. Идиот. Ну что он несет? Совсем забылся, пораженный увиденной с утра картиной. Фред не обращает на это внимания. И не отвечает. Но в тишине Джордж слышит невысказанные фразы.

«Это мой последний завтрак, и я хочу приготовить его сам».

«Ты заботился обо мне все эти месяцы. Дай мне в последний раз позаботиться о тебе в ответ».

Фред готовит омлет из остатков своего молока, хлеба и сосисок. И когда Джордж пробует это, то сразу выдыхает:

– Очень вкусно! Черт, ты скрывал от меня свой кулинарный дар все эти годы!

– Ещё бы, – Фред явно польщен. – Ты бы сразу же сделал меня кухаркой.

Джордж со слегка излишним аппетитом поедает свою порцию, когда Фред вдруг накладывает и себе. А когда начинает есть, то Джордж вообще забывает, как дышать. Он месяц не видел, как брат питается чем-то существеннее сливок. И сейчас ему кажется, что это лучшая картина на свете. И если бы не бледность лица, не запавшие глаза и острые скулы, не дрожащие пальцы и не капли пота на висках, можно было бы поверить, что всё хорошо.

Завтрак проходит идеально. А через двадцать минут Фреда рвет всем, что он только что съел. Джордж гладит его по спине, пока он содрогается в конвульсиях, отправляя содержимое своего желудка в унитаз.

После, когда обессиленный всем этим Фред начинает дремать в ванне с теплой водой, Джордж идет мыть посуду. Он знает, что находится в этом доме последний день. Не представляет, куда отправится потом, что вообще будет, но он благодарен этому уютному месту и людям, что здесь живут, и хочет привести всё в порядок.

В другой жизни у них с Фредом был бы похожий домик. Такой же теплый, небольшой и светлый.

Когда Джордж возвращается, Фред уже проснулся и даже выбрался из ванной. Пошатываясь, он одевается, а потом оборачивается к брату и делает умоляющие глазки, которым Джордж никогда не был в силах отказать. Да и, кажется, никто на свете.

– Хочу гулять.

– Фред.

Джордж хочет сказать «ты на ногах едва стоишь», «тебе же больно, и не ври, что нет, я вижу, как ты морщишься, когда думаешь, что я не смотрю». Но он удерживает в себе эти слова и просто кивает.

На улице пасмурно, и Фред корчится, глядя в небо. Джордж знает, что ему хочется увидеть солнце. С тех пор, как ему начали сниться кошмары, в которых была только темнота, он прикипел к свету особенными чувствами.

– Эй, – окликает его Джордж, – хочешь за руль?

Фред неверяще таращиться на него и улыбается ярче любого солнца. Джордж бросает ему ключи, и брат ловит.

– И я снова с тобой, красавица, – шепчет Фред, поглаживая руль. Джордж тихонько хмыкает, но не может сдержать нежную улыбку.

– Ты порой так похож на папу, – вырывается у него. Фред поворачивает голову и подмигивает.

– Думаю, мы с ним родственники.

– Как знать. Я вот точно, а насчет тебя не был бы так уверен.

Фред коротко смеется и заводит машину. Он проезжает совсем немного, когда руки начинают трястись так, что невозможно вести. Джордж пересаживается на его место и смотрит обеспокоенно, но Фред ничуть не расстроен. Кажется, сегодня ничто не способно испортить ему настроение. Даже смерть. Наверное, так он и должен ее встретить – улыбаясь вопреки всему.

Они долго ездят по городу, останавливаются везде, где Фреду хочется. Потом заезжают в магазинчик, где долговязый похожий на медведя парень проявляет их последнюю пленку.

– Новая нужна? – лениво спрашивает он, перекатывая во рту жвачку. Фред вопросительно смотрит на Джорджа, и тот отвечает, сглатывая возникший в горле ком:

– Нет.

Без Фреда что ему снимать?

Фотографии им отдают в бумажном коричневом пакете. У них нет денег, но они поздно вспоминают об этом. И тогда Джордж отдает парню свои часы. Они с Фредом купили себе такие на первую выручку от магазина – дорогие, наверняка, стоят намного больше проявленной пленки. Но не для Джорджа. Потому что для него нет ничего дороже этих фото.

Потом они едут за город, туда, где шумит прибой. Останавливают машину на обочине и выходят посмотреть на океан. Фред опирается на Джорджа, когда они медленно бредут вдоль кромки, а волны с шепотом накатывают на их босые ноги. Вдалеке одинокая девушка играет с большой золотистой собакой. Громкий лай смешивается с шумом воды и редкими криками каких-то птиц.

Фред щурится, вглядываясь вдаль.

– Я бы завел собаку, – вдруг выдает он. Джордж на миг вздрагивает, почти неуловимо, но Фред держится за него и замечает.

– Какую? – немного сипло от долгого молчания спрашивает Джордж. Фред кивает вперед.

– Такую же. Назвал бы его Бадди.

– Бадди? Как того лисёнка из сказки?

– Ты помнишь? – Фред улыбается и тяжело дышит. Ему сложно идти и разговаривать одновременно. – Это же была наша любимая история в детстве.

– Ага.

Конечно, Джордж помнит. Сказку о лисёнке Бадди, злом колдуне и его драконе. В конце Бадди всех победил, конечно. И освободил лес от злодеев. Когда Фред с Джорджем были совсем маленькими, они часто играли в эту сказку и каждый раз спорили, кто из них будет Бадди. Потому что злым колдуном, без сомнений, они всегда делали Перси. Тот сердился, что его отвлекают, плевался и ворчал, чем только больше раззадоривал младших братьев.

Какое-то время они шагают в тишине, наслаждаясь спокойствием и друг другом. Пока Фред снова не нарушает молчанием первым.

– Я рад, правда, рад, Джордж.

Джорджу кажется, что мысленно Фред уже развернул с ним целую беседу, и эта фраза просто случайно вырвалась вслух. Но брат продолжает, развевая сомнения.

– Это лучше, чем погибнуть в бою.

Джорджу кажется, его только что пнули в живот. Даже дышать становится больно. А Фред будто не понимает.

– По крайней мере, я увидел тебя. Я не остался там, под завалами, не зная, кто победил. А сейчас… я верю, что всё будет хорошо. И знаю, что ты в порядке.

Джордж останавливается. Его рука на спине брата начинает дрожать, и он наклоняется, пытаясь восстановить дыхание, удержать рвущееся отчаяние. Он же дал себе слово – никакой слабости, быть сильным ради Фреда. Ну же.

И всё же срывается.

– Разве?

Ладони Фреда теплые, живые. Настоящие.

– Когда-нибудь будешь, – отвечает он тихо.

Джордж знает, что никогда.

Они больше не говорят об этом. Просто гуляют.

Когда начинает холодать, Джордж доводит брата до машины, усаживает на пассажирское сиденье спереди и везет домой. И ему совсем не кажется странным то, что дом для них – совершенно чужое место.

Джордж включает музыку, пока Фред с нетерпеливым выражением лица наблюдает за каждым его движением, сидя на диване.

– Ну же, Джордж, – не выдерживает он.

Джордж только улыбается, поддразнивая. Но все же прибавляет своим действиям скорости. Он приносит их альбом, заполненный снимками из путешествия, и вытаскивает из машины конверт с новыми фотографиями.

– Эй, ты что, сфотографировал меня спящим на пляже?! – возмущается Фред, рассматривая собственное изображение на карточке. Джордж помнит тот день так, словно это было вчера.

– Не удержался, – и губы его трогает печальная улыбка.

Солнечная Бразилия, оставшаяся позади.

Вместе они приклеивают новые снимки, перебивают друг друга, вспоминая, как и когда они были сделаны. А потом открывают самую первую страницу, чтобы начать смотреть сначала.

Фред Уизли, так не похожий на того, кто сидит сейчас рядом с Джорджем, стоит на утесе, позади него синеет озеро, и он выглядит самым счастливым и свободным человеком на свете. Тот кадр, с которого началось их путешествие.

Они разговаривают так, будто не могут наговориться. Словно за оставшиеся часы хотят сказать всё, что не успели за предыдущие годы. За всю жизнь. Зная, что всё равно не успеют.

Джорджу хочется, чтобы сегодня никогда не заканчивалось.

Но за окном опускается ночь, и Фреда начинает трясти так сильно, что альбом спадает с его коленей на пол. Он открывается на той странице, где на фото улыбаются два близнеца со своей первой в жизни пойманной на удочку рыбой.

Джордж отводит брата в кровать, закутывает, как ребенка, ставит температуру на максимум, но Фред всё равно не может согреться.

– Н… наверн… ное, уж…же никогд…да, – стуча зубами и заикаясь, выдает он.

И это словно вызов, брошенный Джорджу. Он не даст этому случиться. Не позволит брату уйти в холоде, не вспомнив, что такое тепло.

Решительно и упрямо он откидывает краешек одеял в сторону и сам забирается под них. Ему жарко и душно, он потеет, но и не думает уходить. Фред с удивлением и вниманием наблюдает за ним. А Джордж просто ложится на бок и притягивает брата к себе, заключая в крепкие объятья.

– Так будет теплее, – тихо поясняет он. Фред кивает.

Они лежат в тишине и темноте, и Джордж слышит, как оглушительно бьется не только его собственное сердце, но и сердце Фреда.

Пожалуйста, только бейся.

Фред.

Вскоре Фред согревается. Его дыхание постепенно выравнивается, и он засыпает.

Джордж отлежал себе руку, и нога затекла просто жутко, но он и не думает шевелиться, не желая разбить хрупкий сон брата.

И тут его накрывает. Волна страха, ужаса и паники. Он смотрит, смотрит, смотрит в темноту, ощущая теплое дыхание Фреда на шее, и по щекам его беззвучно стекают слезы.

Он боится, что Фред больше не проснется. Что больше не услышит его голоса. Не увидит его улыбку. Он так долго, целый год, бежал от этой правды, скрываясь за своей верой, за надеждой, за обманчивыми обещаниями. Но сейчас она накрыла Джорджа с головой, и он тонул в ней, как в глубокой темной воде.

Это конец.

По-настоящему.

Тот самый, неотвратимый, от которого невозможно уйти.

Это последняя ночь Фреда, и Джордж не знает, что сделать, чтобы он остался. Не знает, как будет жить один.

Наедине с пустотой.

Джордж не планирует спать, собираясь быть с Фредом до конца. Так глупо и наивно он верит, что пока не отведет глаз, огонек жизни брата не потухнет. Но усталость, слезы и горе делают свое дело, и Джордж не замечает, как проваливается в сон.

Его будит тихий шепот в дюйме от его лица.

– Джордж. Джордж. Джордж.

Джордж распахивает глаза, вздрагивает и видит Фреда. В утреннем сером сумраке темнеют его впавшие глаза.

– Фредди, – выдыхает Джордж. Брат все еще в его руках, так близко, такой родной, нужный. И живой.

Джордж боится поверить.

Получилось? Он выжил? Он спасся? Чудо случилось?

– Мне страшно, – шепчет Фред.

И Джордж слышит звон, с которым разбивается его едва вспыхнувшая надежда.

– Я с тобой, – словно молитву произносит он. Фред глядит на него.

– Пожалуйста, пойдем отсюда.

– Куда?

– Встречать рассвет.