Текст книги "Вам посылка от судьбы (СИ)"

Автор книги: Нельма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

В магазин я выбегаю за творогом, а возвращаюсь обратно с двумя пакетами мало сочетающихся друг с другом продуктов и от души благодарю хрупкую блондинку, придержавшую для меня дверь подъезда. В лифт мы тоже заходим вместе, и выходим на одном этаже – я сначала делаю несколько шагов вслед за ней, принюхиваясь к потрясающему запаху её духов, и только потом одёргиваю себя и облегчённо выдыхаю, заметив огромную цифру «шестнадцать» на стене.

А потом начинает происходить что-то очень странное. Мне приходится поставить пакеты на пол, чтобы открыть ключами слегка заедающий в последнее время замок. Ногой сдвигаю их чуть ближе к придверному коврику, но девушка всё равно не проходит дальше по коридору: стоит рядом, как вкопанная, и смотрит на меня широко распахнутыми от изумления глазами.

Первый проблеск осознания ситуации приходит ко мне одновременно с тем, как взгляд натыкается на связку ключей в её руках. С точно таким же брелком-смайликом, как у Валеры.

– А вы кто? – спрашивает она прежде, чем я успеваю смущённо ойкнуть и отступить назад, испытывая желание как можно скорее сбежать отсюда.

– Я… – спотыкаюсь на нужной формулировке, откидывая пошлое «сожительница», лживое «квартиросъёмщица» и уже, видимо, не актуальное «девушка». Ключи выскальзывают из вспотевших ладоней и с грохотом падают на бетонный пол, и пока я поднимаю их, то вспоминаю один из самых первых наших с Валерой разговоров и бормочу сдавленно: – Я родственница. Из Рязани.

Причина того, что мне не удалось сразу же попасть в квартиру, оказывается вовсе не в моих кривых руках или заедающем замке. Просто дверь была закрыта изнутри, но после двух коротких щелчков распахивается настежь и на пороге появляется Валера, ещё одетый в форму с ослабленным и небрежно болтающимся на груди тёмным галстуком.

– Соня?! – произносит он осипшим голосом, растерянно глядя на девушку, уже поджавшую губы и, кажется, готовую разрыдаться.

Удивительно, но мне плакать совсем не хочется. Скорее тихонько прошмыгнуть обратно в лифт и пойти куда угодно, чтобы не наблюдать за разворачивающейся сейчас сценой, в которой чувствую огромную долю своей вины.

Надо было сидеть дома. Только не здесь, а в своём настоящем доме, в Рязани.

Я набираю полную грудь воздуха, чтобы выдать наигранно весёлое «ну, мне как раз уже пора!» и сбежать, но язык намертво приклеивается к нёбу, а ноги будто врастают в пол.

– Сонь, давай поговорим? – предлагает он, но девушка ничего не отвечает, очень резво разворачивается на тонких изящных каблучках и убегает сразу на лестницу.

На какое-то время я теряю Валеру из виду, – видимо, пока он поспешно обувается. Глупо хлопаю глазами, ощущая, как его ладони обхватывают мои плечи и легонько подталкивают меня ко входу в квартиру.

– Пожалуйста, подожди! – бросает он и убегает вслед за ней.

Дрожащими руками я собираю обратно в пакеты рассыпавшиеся по полу продукты, потом заношу их на кухню и раскладываю намеренно неторопливо, убеждая себя, что вот сейчас он вернётся и всё объяснит.

Ну или хотя бы расскажет, какого чёрта тут только что произошло и что мне теперь делать.

Просто сидеть и ждать невыносимо, поэтому я прохожусь по всей квартире и поливаю цветы на подоконниках, попутно смахивая попадающуюся на глаза пыль прямо ладонью. Бестолково слоняюсь из угла в угол, проклиная минутную стрелку часов, кажется, вообще переставшую двигаться.

У меня нет повода впадать в истерику: у каждого человека есть прошлое. Иногда неприятное, иногда – вот такое милое, очаровательное и пользующееся восхитительными духами.

У меня нет повода психовать первые десять, двадцать, тридцать минут. А по истечении сорока я резво тащу табурет в спальню и лезу доставать свой чемодан, роняю его на пол и с досадой смотрю на приличного размера трещину на светлом пластике.

Именно тогда меня наконец прорывает. Я реву белугой и быстро собираю свои вещи, успевшие переместиться в стоящий у него в спальне шкаф незаметно и естественно, вместе с тем, как я сменила раскладной диван в кабинете на его кровать.

Утираю слёзы прямо рукавом кофты и громко завываю, когда на нервах никак не могу понять, чью клетчатую рубашку кручу в руках. Время наконец оживает и начинает бежать вперёд, а я вспоминаю про сказанное напоследок «пожалуйста, подожди!» и понимаю, что адресовано это было наверняка не мне, а его невесте.

Через час я хватаюсь за телефон, собираясь написать ему что-нибудь сдержанное и очень взрослое, вроде «я поехала, ключи в почтовом ящике», но в последнее мгновение успеваю передумать и тороплюсь скорее покинуть квартиру, боясь встретиться с ним так же сильно, как недавно жаждала его возвращения.

Шквал творящихся внутри эмоций придаёт мне сил, помогая в одиночку справиться с жалобно хрустящим чемоданом и горой набитых какой-то чепухой пакетов, которые еле помещаются в багажник машины.

Уже выезжая со двора, тянусь включить навигатор и обнаруживаю, что забыла телефон на тумбочке в коридоре. Медлю, притормаживаю у обочины, смотрю расплывающимся из-за слёз взглядом на тот дом, который действительно считала «домом», и вопреки известной примете обещаю себе, что никогда больше туда не вернусь.

========== От судьбы не убежишь. Но попытаться, конечно, стоило. ==========

Если бы меня попросили рассказать необычные факты о себе, то я бы первым делом вспомнил, что от меня ушла невеста. Дважды.

Хотя нет, не так. Правильно будет сказать, что от меня ушли две невесты.

Одна – за месяц до назначенного дня свадьбы. Вторая – за неделю до того, как я собирался сделать ей предложение.

Наверняка бы нашлись те мужчины, кто похлопал меня по плечу и воскликнул с искренней радостью: «Повезло тебе, дружище! Судьба сама оградила от этого наказания!». Только вот везунчиком я себя совсем не чувствовал, а вот неудачником – постоянно.

Конечно, сам виноват. Сначала я отчаянно, всеми силами цеплялся за надежду, что Соня передумает и вернётся. Буквально за неделю до её ухода мы наконец получили ключи от квартиры и успели лишь один раз прийти туда и посмотреть на голые стены, в которых хотели вить семейное гнёздышко. Но – не сложилось.

Делал ремонт я уже в одиночестве, но всё равно красочно представлял себе на кухне – совместные ужины, перетекающие в долгие разговоры, в гостиной – вечерние нежности на диване под бормотание телевизора, в спальне – сладкий сон с возможностью просто протянуть руку и подмять под себя маленькое тёплое тельце.

А секс я не стал упоминать лишь потому, что планировал опробовать его в каждом более-менее подходящем для этого уголке квартиры.

Я даже выделил отдельную комнату под детскую, несмотря на опрометчивость и поспешность такого решения. Просто был уверен: главное действительно верить в то, что очень скоро это станет реальной частью моей жизни.

Настойчиво показывал судьбе, что уроки совершённых однажды ошибок я усвоил и повторять их больше не намерен. А значит пора бы мне уже отсыпать желанного и долгожданного счастья.

Впрочем, это тоже исключительно моя глупость – так долго не замечать, что мне уже всё выдали. И не только заслуженное, но ещё и с огромным таким авансом на будущее.

Мне ведь давно не пятнадцать, чтобы страдать от неопределённости и долго разбираться в своих чувствах, как будто всерьёз не догадываясь, от чего это сердце выскакивает из груди, стоит лишь перешагнуть порог квартиры и увидеть в коридоре встречающее меня чудо.

С возрастом подход к отношениям вообще становится значительно проще, вписываясь в элементарный алгоритм. Тебе или не нравится девушка, или нравится. И во втором случае имеет значение только то, можешь ли ты её получить.

Это, конечно, идеально упрощённая схема. В жизни же, помимо возможности чисто физической, зачастую включаются страсти по Достоевскому с его знаменитым «тварь я дрожащая или право имею?».

И самое обидное ведь то, что на Ладку я решился. Даже сказал бы «осмелился», потому что страх испоганить всё и просто отпугнуть её от себя был очень велик, а позволить ей уйти в свободное плавание в жестокой и опасной столице я бы уже не смог.

Наверное, потому и потерял бдительность, слишком легко заполучив желанный джек-пот.

Причём ломануться за Соней, ничего не объяснив Ладе, стало крайне дурной идеей – надо было засунуть в одно место проснувшееся вдруг благородство и подумать о том, как это будет выглядеть со стороны.

Ещё более поганым решением стало дать Ладе время, чтобы остыть, и не погнаться вслед за ней, увидев вишнёвую попку выезжающей со двора старушки-девятки.

Ну и эффектная коктейльная вишенка неверных поступков – не подключить все свои связи к её поискам сразу же, как обнаружил опустевшие полки с вещами и забытый ею телефон.

Почему-то я был уверен, что уже завтра вечером встречу её с выступления (благо, планер с расписанием так и остался висеть на холодильнике). Ну правда, разве моё мудачество стоит того, чтобы отказываться от своей мечты и сворачивать в сторону на полпути к успеху?

Кто бы знал, каких усилий мне стоило удержаться и не влезть со своей помощью. Порой зависал в утренней пробке и мысленно перебирал одного за другим знакомых, к кому мог обратиться с просьбой помочь юному таланту.

Но не стал, и ничуть не пожалел. Она отлично справлялась и без меня, а мне оставалось только безмерно гордиться ею.

Каково же моё удивление теперь, при виде заставленной барными стульями сцены, на которой абсолютно точно не планируется никакого выступления.

И когда остановленный мной официант подтверждает, что его отменили, – совсем отменили, а не перенесли на другое число, – у меня случается приступ панического отчаяния. На словах-то, конечно, легко было бросаться обещаниями найти её где угодно, а вот на практике это становится настоящей проблемой.

Поиски требуют времени. Пару дней, а то и неделю. И кто знает, во что она умудрится влипнуть за этот срок из-за моего распиздяйства и дебилизма?!

Возвращаюсь в машину на нервах, судорожно пролистываю список контактов, но перед необходимым мне знакомым из ФСБ на букву «Р» зависаю взглядом совсем на другом номере.

– Ма, а ты не хочешь сейчас прогуляться? – сходу спрашиваю я, нагло пропуская период обычных мамских нежностей.

– А я хочу? – скептически уточняет она и кричит так, что у меня уши закладывает: – Гриша! Натягивай штаны, ребёнок говорит, что мы мало дышим свежим воздухом!

До меня доносятся только отрывки бухтения отца, где отчётливо слышны слова «пенсия», «интересный матч» и «эта ваша столица». Но могу поспорить, что за время этой тирады он уже успел одеться и ещё минут пять будет ждать, пока мама посмотрит на термометр и выберет подходящую по температуре верхнюю одежду.

– А куда мы идём? – приходит она в себя, когда на заднем фоне уже скрипит тяжёлая железная дверь от подъезда.

– К тому дому, где живёт Светлана Павловна.

Светлана Павловна – это мой детский ангел-хранитель. Она же травматолог, с шутками да прибаутками накладывавшая мне швы, сращивающая сломанные кости и отправляющая на перевязку с очередным случайно полученным ожогом.

Когда я был совсем мелким, она придумывала для меня игру в терминатора, чтобы успокоить и приободрить; когда вырос до безголового и отчаянного подростка – ехидно подкалывала, только завидев снова сидящим к ней в очереди.

Но главное вовсе не это. А то, что Лада, если верить тщательно изученной мной отметке о прописке в её паспорте, последние четыре года проживала с ней в одном доме.

– И что же нам здесь нужно? – деловито интересуется мама, шыкнув на пытающегося что-то вставить отца.

– Да я ищу одну девушку…

– Валера! – возмущённо выдыхает она. – Ты же собирался к нам невесту привезти на эти выходные!

– Ну вот самое подходящее время, чтобы начать её искать!

– Гриша, повлияй на него, – судя по треску и копошению в динамике, телефон передаётся в руки отца, который без лишних предисловий, хорошо поставленным командным голосом гаркает: – Ищем кого? Рост, вес, возраст, особенные приметы?

Я слегка подвисаю, раздумывая над тем, подойдёт ли кусок ржавчины на левом боку за особенную примету, или для машины вроде той, что у Лады, это скорее везение – что он всего-то один.

– Машину ищем, сейчас продиктую номер. Надо посмотреть, не припаркована ли она около дома, а если у тебя будет возможность потом узнать, где…

Случайно услышанный до трепета знакомый голос заставляет меня резко замолкнуть. Я жадно прислушиваюсь к тому, что происходит вокруг моих родителей, и даже дышать на какое-то время забываю, когда мама выдаёт приветливое: «Здравствуй, Ладочка! Так давно тебя не видели!».

– Сын? – короткое покашливание заставляет меня встрепенуться и начать думать. Много, очень много думать, пытаясь сложить воедино порванную в мелкие клочья картинку у себя в голове.

– Спасибо, па, я уже всё узнал, – с облегчением выдыхаю, завожу двигатель и по указателям выворачиваю в сторону трассы, ведущей к моему родному городу. – Только передай трубку обратно маме.

Мне приходится ждать ещё несколько минут, пытаясь с расстояния в двести километров поймать знакомые и любимые интонации. Но ничего толком не получается, и мне становится противно от самого себя, и память услужливо подбрасывает те редкие моменты нашей совместной жизни, когда Лада была расстроена и подавлена, ведь в остальное время её голос всегда звучал громко и звонко, как колокольчик.

Не думал я, что так получится. Не знал! Но ведь лучше других усвоил, что незнание не освобождает от ответственности.

Сейчас главное, что мне удалось её найти. И осталось выяснить только несколько нюансов…

– Слушаю, – пропевает в трубку мама, тут же шикая «Гриша, за мной!».

– Ма, а расскажи-ка мне, пожалуйста, кто такая Моховцева Лада Борисовна?

***

Я успеваю не только продрогнуть насквозь, но и намертво примёрзнуть к обшарпанной деревянной скамейке, хотя сижу на ней всего-то минут двадцать. Зато мой раздражённый, злой, испуганный и взвинченный до предела вид моментально отпугивает и пытавшегося пристроиться тут на ночлежку бомжа, и компанию подростков с громко орущим из телефонов русским рэпом, от которого уши буквально сворачиваются от боли.

Впрочем, подростки мне ещё спасибо должны сказать: когда я приехал сюда к своим школьным друзьям отмечать выпуск из академии, Светлана Павловна разгоняла нас утром веником и змеиным шипением изящных матершинных оборотов, не оценив вынужденного раннего подъёма. Так что, можно сказать, я просто оказал молодёжи неоценимую услугу и заранее спас от страшного гнева этой воистину святой женщины.

Когда я гнал сюда, как сумасшедший, то надеялся эффектно упасть на одно колено у распахнувшийся передо мной двери в квартиру, протянуть огромный букет цветов, собранный в салоне по кодовой фразе «страшно накосячил», и долго говорить что-нибудь эмоциональное, бессвязное и очень романтичное.

Но вот незадача: дверь мне никто не открыл. Ни по звонку, ни по настойчивым пинкам ногой, ни по жалобному бормотанию о том, как сильно я раскаиваюсь в случившемся.

Предпочту списать очередной приступ моего идиотизма на последствия пережитого стресса, потому что выйти на улицу и посмотреть на окна догадался не сразу. Зато потом вздохнул облегчённо: никого не было дома.

А потом начал с ума сходить от тревоги: почему это в начале одиннадцатого никого нет дома?!

Не вынесший моего эмоционального накала и первых ноябрьских заморозков букет медленно загибался на заднем сиденьи машины, заготовки красивых речей давно покрылись инеем и стали казаться отвратительными, а мой боевой настрой уступил место меланхолии.

Именно тогда я и замечаю их: двух женщин, вывернувших из-за угла дома и тихо переговаривающихся друг с другом. В руках той, что старше, пластиковая коробочка с тортиком, а на лице той, что младше – вымученная и уставшая улыбка.

И я придвигаюсь к краю скамьи, чтобы спрятаться в неосвещённом участке, и жду их приближения.

– О, Валерка, а ты чего здесь? – Светлана Павловна начинает говорить первой, и я воспринимаю это как хороший знак. Потому что Ладка уже успела увидеть меня и просто резко остановилась, не став выкрикивать проклятия или бросаться с кулаками.

Она недоумённо переводит взгляд с меня на свою тётю и обратно, смешно хлопая длинными ресницами. Вот правда же – чудик. Милый, глазастый, очаровательный чудик.

– А я к племяннице вашей. Можно? – вообще-то мне хочется улыбнуться так, чтобы сердце этой золотой женщины дрогнуло на мгновение, но выходит скорее жалобно-умоляюще.

И, судя по тому, как внезапно сужаются её глаза, не остаётся сомнений: в голове Светланы Павловны любимый неудачник-пациент Валерка и мудак-псевдомосквич Валера уже соединились в одного человека.

А вот у Лады – пока что нет.

– Таааааак, – протягивает Светлана Павловна, угрожающе постукивая пальцами по пластиковой крышке торта. – Полчаса, а потом вернёшь мне ребёнка домой!

– Обязательно! – послушно киваю я и, еле дождавшись, когда же она зайдёт в подъезд, киваю ошарашенной Ладе на место рядом с собой: – Присядешь?

– Ну и что это за спектакль? – спрашивает она скептически, нехотя устраиваясь на противоположном крае скамейки, подальше от меня.

– Лаааад, – зову её, улыбаясь, но в ответ получаю только демонстративно скрещенные на груди руки и повыше задранный нос, без сомнения свидетельствующие о том, что быстро прощать меня она не намерена.

Ну и правильно, на самом-то деле. Я б себе ещё и врезал как следует.

– Помнишь, я рассказывал тебе, что у меня была невеста? – подобное начало истории её явно не впечатляет и мне на мгновение кажется, будто она вот-вот встанет и уйдёт, отчего начинаю говорить быстро и сбивчиво: – У неё был старший брат, Ваня. Работал вместе со мной в ГИБДД. Мы, конечно, не были друзьями – скорее, хорошими приятелями, – но человеком он был очень добрым и отзывчивым. А однажды, прошлым летом, у моих друзей случились неприятности, и я попросил Ваню им помочь, остановить машину на посту. Он согласился, попал под обстрел и погиб на месте.

Я делаю паузу, готовясь к следующему откровению, и перехватываю её настороженный и хмурый взгляд.

– В общем-то, именно так я и лишился невесты: Соня мне этого не простила и ушла. Да я и сам себя не простил, если честно. Когда это случилось, мы даже не поговорили толком, поэтому мне так важно было наконец объяснить ей всё и извиниться. Ведь я очень, очень сильно виноват. И за брата, и за то, что пообещал ждать её возвращения, а сам… влюбился в тебя.

Она вздрагивает и округляет свои глазищи, но стоит нам встретиться взглядами, как сразу же отворачивается и снова поспешно пытается сделать гордый и независимый вид, при этом больше напоминая надутого ребёнка.

Ирония в том, что я всегда пытался жить по совести, но всё равно умудрился попасть в ситуацию, где выглядел мерзавцем, с какой стороны не глянь. Не стал бы тогда помогать Ладе и звать её к себе – бросил бы на произвол судьбы такого светлого и чудесного человечка; удержался бы от неё на расстоянии и дождался Соню – обрёк бы нас на долгие попытки воскресить давно загнувшиеся отношения, от которых остались лишь приятные воспоминания.

Но и Соня не оценила моей честности, очень долго и эмоционально высказывая всё, что обо мне думает. А меня тянуло обнять её и сказать искреннее «спасибо». За то, что ушла. И за то, что вдруг появилась именно в такой важный, переломный момент моей жизни, позволив высказаться и скинуть груз вины с плеч, а ещё окончательно понять, что никогда не испытывал к ней таких же сильных чувств, как к Ладе.

Мы с Соней совсем не подходили друг другу, хоть и пытались наравне со многими выстраивать отношения на сплошных компромиссах. Ради неё ехали в шумную компанию, ради меня – оставались дома наедине. Ей планировали отпуск на море, мне – в горах. Её родителей навещали в официально-праздничной одежде под аккомпанемент классической музыки, к моим открывали дверь с ноги и ели жареную картошку прямо из выставленной на стол сковороды.

Так бы и протянули ещё десяток лет, играя в «тебе-мне» и не осознавая, что не имеем ничего «нашего».

А с чудиком всё было иначе. По-честному, без уступок, – и сразу очень хорошо. Словно откуда-то свыше нам с ней выдали одну общую жизнь на двоих, и оставалось только вовремя подобрать свою посылку от судьбы с обочины МКАД.

– Лаааад, прости меня, а? Я не хотел, чтобы всё так получилось, – осторожно, короткими рывками придвигаюсь к ней ближе, желая приобнять за талию. Но, перехватив её предупреждающий «убью иди покалечу!» взгляд, только шуточно тыкаю ей в бок локтем. – Я думал, что мы поговорим сегодня после твоего выступления, но не обнаружил там. И телефон ты бросила…

– Забыла, – бурчит она, поправляя меня.

– Забыла, – покорно соглашаюсь я и ёрзаю на скамье, хитростью оказываясь уже совсем рядом с ней. – Зато успел приехать сюда как раз вовремя и сорвать вам с тётей сладкую вечеринку в честь твоего долгожданного освобождения от меня.

– О, это просто репетиция. А вот завтра уже ожидаются шарики, музыка, трёхъярусный торт и минимум пятьдесят гостей, скандирующих «долой столичных зануд!», – огрызается Ладка, слегка ёжится под ветром и как-то странно, нерешительно косится в мою сторону.

Не уверен, что понимаю её правильно: распознание тонких женских намёков точно не входит в список моих способностей. Поэтому действую по наитию, крепко обхватываю руками, – чтобы не вырвалась, егоза такая, – и несколько раз целую в прохладный висок.

– Откуда ты вообще здесь взялся? – бормочет она растерянно, наконец расслабляясь и опуская голову мне на плечо.

И вот теперь начинается самое странное, нелепое и интересное!

– Ты веришь в судьбу?

– Валер, я серьёзно! Что здесь происходит? – я хитро улыбаюсь и прихватываю её губами за кончик носа, совсем ледяного на ощупь. Нужно бы и правда поторопиться с откровениями: не хватало ещё, чтобы она простыла.

– Сейчас я серьёзен, как никогда. Это точно судьба, Лад! Она очень сильно постаралась, чтобы мы сейчас здесь оказались. Видишь тот дом? – я показываю на исписанный уродливыми граффити угол, виднеющийся прямо с того места, где мы сидим.

– И? – хмурится она, до сих пор ничего не понимая.

– Там я родился.

– Как?

– И вырос, кстати, тоже.

– Подожди! – она аж подпрыгивает на месте от возмущения и потирает ушибленный о мой подбородок лоб. – То есть ты тоже из Рязани? Но дразнил меня этим столько времени?!

– Почему сразу дразнил? Это были комплименты!

– И ничего мне не сказал?

– А ты и не спросила, сразу записала меня в коренные москвичи. И зачем мне было тебя разочаровывать? – пожимаю я плечами. – Думал, потом ты и сама догадаешься.

– И как бы я догадалась?

– По акценту.

– Нет у тебя никакого акцента!

– Пропал, наверное, – после этого замечания я получаю от неё яростный тычок под рёбра и нервно смеюсь. Потому что дальше нас ждёт более интересная часть истории. – Но у тебя прописка по этому адресу всего-то пару лет, и я был уверен, что ты переехала сюда уже после того, как я перебрался учиться в Москву, поэтому мы не знакомы.

– Так это просто прописка. Я живу здесь вместе с тётей уже чёрт знает сколько!

– И ты знаешь, кто у вас участковый?

– Конечно! Григорий Дмитриевич!

– А фамилия его как?

– Коршунов.

– А моя?

Лада шумно выдыхает и смотрит на меня как на пришельца, испуганно-недоверчивым взглядом. Впрочем, всего пару часов назад, выслушивая рассказы мамы, я вряд ли выглядел многим лучше, до последнего утверждая, что всего этого просто не может быть.

– Подожди… получается, что это твоя мама помогла нам с этой квартирой? И ты и есть тот самый постоянный пациент моей тёти?

– Увы, это действительно я, – подобная формулировка заставляет меня смутиться и вспомнить, какие только прозвища мне не придумывали из-за этого в детстве. Благо, я всегда был вспыльчивым и драчливым, и только поэтому ни одно из них так и не прижилось.

– Не может быть! – крутит она головой и кусает губы, видимо, сосредоточенно пытаясь усвоить полученную информацию. – Не может быть. Я ведь должна была тебя узнать! Я же тебя, получается, сотни раз видела!

– Конечно! Помнишь, в соседнем дворе мне кирпичом затылок рассекло? А тебя ещё просили сбегать сначала за помощью к своей тёте, а потом маму мою позвать?

– Случай тот помню, – её голос звучит растерянно, а пальцы пробегаются по моей шее, зарываются в волосы и ощупывают затылок, пока не находят еле заметную борозду одного из немногих оставшихся заметными шрамов. – Но тебя не помню. Совсем не помню, – жалобно добавляет она.

– И я тебя тоже! То есть, я в курсе, конечно, что у Светланы Павловны племянница есть, но даже имени твоего никогда не знал. Подумаешь, сидела в углу её кабинета или крутилась под ногами какая-то мелкая девчонка, – я ведь уже взрослый был, поэтому и внимания на тебя не обращал.

– Взрослый? Это не ты ли разбил окно в травмпункте, когда перебрасывался с другом только что снятым гипсом? – ехидно уточняет она и я понимаю, что попал. Потому что уровень стыда от альбома с голыми детскими фотографиями или от маминых милых историй из моего детства не идёт ни в какое сравнение с тем, что может рассказать обо мне её тётя.

– Это была нелепая случайность! – заявляю уверенно и смотрю на неё с тем же самым невинным взглядом, с которым объяснялся со взрослыми после того случая. К счастью, на тот момент мне было уже шестнадцать, поэтому родители даже не ругались, просто сходу сказав, чтобы я сам придумывал, как буду исправлять содеянное.

Но, к сожалению, мне было уже шестнадцать, поэтому в глазах папы-полицейского и мамы-учителя я окончательно стал выглядеть пропащей бестолковщиной.

– А ты подсидела моего друга на месте ведущего школьных концертов, между прочим! – быстро нашёлся я, используя то единственное, малоубедительное, что мог предъявить ей.

– Никого я не подсиживала! Он сам подрался перед новогодними праздниками и не смог выступать. А ты, получается, даже на сцене меня не заметил? – судя по интонации, резко ставшей прохладной и напряжённой, её этот факт задевает даже сильнее, чем мой дурной побег вслед за Соней.

– А я тебя на сцене тогда и не видел ни разу, – вынужден честно признаться я. – Это я поставил другу те синяки, из-за которых его не пустили быть ведущим. Мы поспорили по совсем дурному поводу, слово за слово и вот… подрались. А потом из солидарности с ним я прогуливал все школьные праздники вплоть до выпуска.

Лада закатывает глаза и качает головой, – ну хоть пальцем у виска не крутит, несмотря на то, что для этого есть достаточно причин.

Я же беру её ладонь в свою, подношу к губам на мгновение, и говорю восторженным шёпотом:

– Ты только представь, как долго судьба пыталась нас с тобой свести. Почти десяток лет мы жили в соседних дворах, учились в одной школе, бывали друг у друга дома, общались с родителями друг друга – имели сотни точек соприкосновения, и всё равно умудрялись ничего не замечать, пока не встретились в многомиллионной Москве. Это же настоящее чудо!

– Просто в детстве ты был таким придурком, что я с тобой точно ничего общего иметь бы не захотела! – её ворчливый, до сих пор слегка обиженный тон идёт вразрез с тем, как ласково поглаживает меня по голове, ероша волосы, маленькая ладошка.

– Можно подумать, с тех пор я сильно изменился.

– И то верно, – соглашается она и наконец широко улыбается, перехватывая мой возмущённо-недовольный взгляд. Могла и поспорить для приличия!

Я обнимаю её крепко и прижимаю всё ближе к себе, и сам придвигаюсь вплотную, не оставляя между нами ни миллиметра свободного расстояния. Волнуюсь сильнее, чем подростком – тогда я был обычным самоуверенным раздолбаем, – и ощутимее, чем полтора месяца назад, когда ещё не понимал, какую на самом деле ценность она имеет для меня.

Мы только начинаем целоваться, как я вспоминаю про лежащее у себя во внутреннем кармане куртки помолвочное кольцо и, кажется, сквозь несколько слоёв ткани ощущаю исходящий от него жар.

– Коршунов, полчаса прошло! Сейчас матери твоей позвоню! – кричит Светлана Павловна, высунувшись из окна, и у меня не остаётся сомнений, что она специально выжидала, чтобы испортить нам такой момент.

– Может лучше папе? – откликаюсь я, нехотя отрываясь от Ладки и прижимая её, хихикающую, к своей груди.

Кто бы только знал, как же отпускать её от себя не хочется!

– И ему тоже позвоню! – заверяет Светлана Павловна и скрывается в недрах квартиры, снова оставляя нас в относительном уединении строгого надзора сразу нескольких подглядывающих с балконов пенсионерок.

Семейная жизнь у нас точно будет весёлой. Порой – даже слишком.

– Есть ещё что-нибудь, о чём ты мне наврал? – спрашивает Лада и, заметив мой порыв высказаться, быстро исправляется сама: – Или просто умолчал.

– Разве что твоя машина отремонтирована чуть больше, чем я тебе сказал.

– Ой, да я знаю, – отмахивается она, – я вообще-то иногда заглядываю под капот!

– Серьёзно?

– Омыватель залить, – от её деловитого тона меня прорывает на смех. И только тогда замечаю, что изо рта вырываются маленькие облачка пара, и взволнованно оглядываю надетую на ней курточку, уж больно тонкую на вид.

– А на тортик вы с тётей меня не позовёте? Жрать хочется жуть как! – признаюсь смущённо, откровенно давя на жалость. Ведь у меня есть ещё одно важное дело, которое совершенно не хочется откладывать на потом.

– Пойдём, – кивает она, быстро закатывая глаза и пытаясь сдержать улыбку.

Я выхватываю кольцо из кармана, крепко сжимаю его в ладони, делаю глубокий вдох и решительно иду к знакомому с детства подъезду.

Спасибо тебе, Судьба!

А дальше я сам.