Текст книги "Шведская весна (СИ)"

Автор книги: Nelli Hissant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Нажраться. Надо нажраться. У Серветы на кухне целый склад бухла, но туда он не пойдет. Наспех накинутая куртка ранее принадлежала одному из клокатиров. Стоило ему только выйти на улицу, как снег залепил ему глаза, натянутый капюшон совершенно не спасал. Идти пришлось против ветра, но все равно это было лучше, чем сидеть в доме. Холод, ветер, мрачная суровая решимость дойти до этого треклятого бара – это отвлекало от неприятных мыслей.

Бар был закрыт, но открыть хлипкий замок не составило труда. Он уже даже не задумывался над тем, что творит. Оцепеневшими трясущимися руками взял первую попавшуюся бутылку, черт возьми, хорошо пошла. Как и следующая. Виски, коньяк, ром. Мерзкая маслянистая граппа. Все в голове поплыло, закрутилось, все вокруг было как в тумане или в воде. Какая-то возня, полицейская мигалка? Голоса-голоса. Кто-то заставляет его подняться на ноги, встряхивает.

− Это же Сквигельф, − слышит он.

− Пусть посидит до утра в участке!

− Еще с их юристами связываться… отбери у него бутылку, и отвезем его домой. Может быть, его мать нас отблагодарит, ха!

Это была последняя капля. Жирные неповоротливые копы даже не успели схватиться за оружие, как он успел одному разбить нос, а шутнику – бутылку об голову. Он вылетел из бара, вслед ему неслись угрозы, ему было плевать. На полу осталась лежать брошенная куртка.

Сначала был холод, холод, отсекающий все, оставляющий лишь полное равнодушие. Все его мысли, все, что его беспокоило все эти дни, осталось за чертой реальности. Токи, его мать, другие люди из его жизни остались где-то очень далеко, а здесь был только холод, окутавший его изнутри и снаружи. Сквизгаару казалось, что и он сам состоит целиком изо льда и холода, и теперь ему уж точно на все плевать. Он больше не был даже пьян, наступила полная ясность – зрение и слух усилились, он отчетливо видел неповторимый узор каждой падающей снежинки, слышал, как они опускаются на его распростертое на земле тело.

Было на удивление спокойно, и вскоре ясность сознания начала понемногу отступать, он словно уплывал куда-то, веки стали тяжелыми. Он не чувствовал абсолютно ничего. Он позволил холоду забрать его полностью, унести себя. Пусть он сам станет частью этой стихии, пусть вместе с последней зимней вьюгой его унесет отсюда. Пусть он уснет и больше не будет знать ничего, кроме этого бесконечного холода. А потом все закончилось.

− Я тебя ненавижу, урод ебаный! – темнота вдруг взорвалась огнями, голосами. Знакомое миловидное лицо, склонившееся над ним. Вот только оно кривится от злости, и на щеках – разводы. И без того большие глаза сейчас вообще как блюдца.

− Ты что, блять, делаешь?! − в голосе слышны злые слезы. Он смутно удивляется, что это с Токи, неужели он сам довел? Надо бы выяснить, в чем дело, успокоить его… Но почему-то он не может пошевелиться. И кто все эти люди вокруг? И почему так отчаянно хочется спать?

========== 5. Разговор ==========

Потом было пробуждение и острая боль – тело как будто растягивали на дыбе. Лежащие на груди два одеяла казались тяжелыми, словно изготовленными из камня, они как будто совсем не грели. Глаза отчаянно слезились, и ему было сложно разглядеть того, кто стоит рядом.

− Токи? − прошептал он с трудом.

− Нет, он поехал с ребятами в город за лекарствами. Ты тут такого наговорил в бреду, что бедный парень решил, что ты на самом деле помираешь. Орал тут, что убьет Ларссона, если тот не даст ему свои мотосани… Вообще, ты идиот, Сквизгаар… Хотел ходить тут с хмурой рожей и портить всем настроение – ладно, но это что было? «Я так ненавижу свою мать, что пойду, убью себя, и пусть всем будет плохо», так, что ли?

Он понятия не имеет, что это было, и лишь огрызается:

− Какая разница, тебе все равно плевать… − его начинает знобить.

Сервета подходит ближе, смотрит на него, скрестив руки на груди. Ну надо же, сменила сорочку на вполне приличный свитер с мини-юбкой. Ну, для нее приличный… Смотрит долго, будто изучая. Ее силуэт расплывается, и он прикрывает глаза.

− Вот скажи, это все из-за твоего последнего визита? – говорит она наконец. – Надо было дальше притворяться, что нам нужна такая жизнь? Ты бы сейчас с радостью отказался от своей гитары, от своей группы? От этого милого припадочного норвежца? Работал бы на лесопилке и женился бы на этом синем чулке?

Он молчит, не зная, что ему ответить. Она продолжает:

− Я не знаю, какого черта мне понадобилась вся эта чушь с замужеством. А тут еще ты со своими вопросами, пресса… Но знаешь, что? Если бы я не сорвалась тогда, сорвался бы ты. В один прекрасный день твоя примерная, твоя супер положительная жена нашла бы тебя в вашей спальне в компании из семи шлюх. И я не удивлюсь, если бы одна из них оказалась ледибоем из Бангкока. Просто я сорвалась раньше тебя, Сквизгаар. Но ты сам знаешь, мы одинаковы. И не надо мне говорить, что ты – это совсем другое. Не хотелось бы верить в то, что мой сын – долбаный сексист.

На кухне что-то шипит, и она уходит туда, оставляя его в раздумьях. Но он слишком слаб, его лихорадит, и он проваливается в сон.

Ему четырнадцать. Он мрачно сидит за столом и тыкает вилкой бифштекс, не собираясь его есть.

− Ну что опять? – слегка раздраженно спрашивает его мать. – Эти подростки, эти вечно постные рожи… – она делает взмах рукой, будто отгораживаясь от всего этого. Сервета уже слегка навеселе.

Сквизгаар молчит. Если не реагировать, то, может, она отстанет?

− Будешь хмуриться, придется к выпускному копить на ботокс.

Потрясающий юмор. «Просто отвали от меня, ладно?» − думает он. Но все же отвечает:

− Сегодня в Стокгольме концерт…

− Ааа, твои эти… волосатые с гитарами? Так иди, если хочешь.

Было бы все так просто. Она и не заметила, но он пару дней буквально ночевал в очереди, стараясь добыть желанный билет, но ничего не вышло.

− Мне не удалось достать билет, − угрюмо говорит он и встает из-за стола.

Сервета хмыкает.

− И чего? Иди так, – она достает зеркальце и принимается прихорашиваться.

Сквизгаар взрывается. И так у него, считай, смысл жизни потерян, он не услышит, как тот потрясающий гитарист играет соло, не получится спросить у него, как он выполняет…

− Господи, какие глупости! − обрывает его она. − Всему тебя учить надо. Пошли!

Она подхватывает сумочку и кивает ему. Ничего не понимая, он плетется за ней на автобусную остановку. Автобус до Стокгольма вот-вот приедет.

− Что ты собираешься делать? − пристает он. Она удобно устраивается на скамейке и закуривает.

− Сегодня мы немного развлечемся. И убери сейчас же эту постную морду, Сквизгаар, иначе ничего не выйдет!

Очередь в клуб растянулась аж на всю Бруннсгатан.

− Я же говорил, – начал было он расстроено.

− Сквизгаар, заткнись, а то я передумаю! – недовольно говорит она. Отпивает еще раз из своей фляжки, взлохмачивает ему волосы и велит держаться рядом. В тусклом свете фонарей в ее коротком платье она скорее похожа на его старшую сестру. Уверенно огибает длинный хвост в очереди, останавливается поболтать с одним из парней в форме охранника. Шепчет ему что-то на ухо, и тот кивает. Подходит еще один.

− Жди здесь! – кричит она ему и уходит с ними. Минуты тянутся бесконечно, он чувствует себя полным идиотом, стоя один сбоку от основной очереди, без билета и денег. А что, если она совсем забудет о нем, увлечется этими мужчинами? Такое ведь бывало, и не раз. Мало того, что он не попадет на концерт, еще и ночевать придется на лавке в парке…

− Сквизгаар! − слышит вдруг он. − Да иди же сюда, живо!

Он удивлением увидел, как Сервета высунулась из-за входной двери клуба и помахала ему. Как это возможно, ведь она уходила совсем в другую сторону?

− Не тормози! – она ухватила его за рукав и втянула внутрь. Он успел заметить, с какой завистью на него посмотрели из очереди.

− Но как ты…

− Был бы ты девочкой, я бы научила бы тебя паре трюков. А так… еще эта твоя вечно унылая рожа… без вариантов. Иди и слушай свой рок, я останусь тут, в баре.

В тот вечер Сквизгаару в первый раз в жизни вовсе не хотелось, чтобы его мать была как у всех – со скромной аккуратной прической, сидящей дома по вечерам и пекущей сдобные булочки. Даже когда после концерта ему все равно пришлось ночевать на лавке в парке – мать удалось обнаружить лишь к утру.

Тогда он был таким наивным кретином. Но он был… счастлив? Он и помыслить не мог, что ему захочется сменить эту яркую, красочную, шумную рок-н-ролльную жизнь на жизнь обычного смертного. Зачем? Чтобы почувствовать себя нормальным? Кому это вообще надо? Что вообще за идиотская потребность быть этим самым нормальным?

Он открывает глаза. Его лихорадит.

− Выпей это, − Сервета протягивает ему большую глиняную кружку.

− Что это? – из кружки валит пар, в нос ударяет резкий запах.

− Половина моего бара, − мрачно отвечает она. − И корица.

− Кто-то решил стать матерью года? – уточняет он.

Она вздыхает.

− Надо было стать ей давно. Выкинуть твою гитару к хренам и заставить ходить в школу. Трахать тебе мозги, допытываясь о твоих домашних заданиях. Заставить тебя получить профессию, что-нибудь такое разумное, такое идеально правильное… Как насчет младшего менеджера по маркетингу? О, я бы вышла замуж за такого же нудного гондона, мы бы занимались сексом только в нашу годовщину, обожравшись виагры… Но зато тебе бы мозги мы трахали регулярно. Когда ты бы возненавидел меня и весь мир, что справедливо, я бы заставила тебя ходить на курсы личностного роста и позитивной установки. Пусть бы тебе немного промыли мозги от всей этой творческой мрачной чуши. Сейчас бы ты не был известным музыкантом и вообще тем, кто ты есть, но я бы была хорошей матерью, не так ли? Такой правильной. И все были бы счастливы, да?

Они долго смотрели друг на друга.

Губы Сквизгаара искривились в чуть заметной усмешке. И, как в зеркале, точно такая же тень улыбки возникла на губах Серветы. Она отдала ему кружку с адским пойлом.

На вкус оно было еще хуже, чем на вид, оно как будто бы прожгло горло насквозь, но после него в груди разлилось долгожданное тепло.

Токи в сопровождении клокатиров ввалился в дом через час. Лицо у него было такое, будто он уже приготовился к самому худшему. Сквизгаару стало интересно, что он мог наговорить в бреду.

− Не волнуйся, он будет жить. И тебе не придется париться, выполняя его предсмертные просьбы. Сквизгаар, серьезно, ну и запросы у тебя, хрустальные усыпальницы в виде гитары… ха! А ты поменьше его слушай, − она взъерошила волосы Токи.

− Не трогай его, ужасная женщина! − угрюмо произнес Сквисс из-под одеяла. Он протянул свою ладонь к Токи. − А ты иди сюда.

Токи скинул с себя куртку и присел на край дивана. Руки их переплелись.

− Ты такой идиот, Сквизгаар, − голос у него все еще чуть дрожал. − Я бы убил тебя, если бы ты умер!

− Повезло мне выжить, − усмехнулся он, засыпая.

На улице зимняя буря понемногу утихала, зима покидала эту планету, оставляя ее весне, теперь уже окончательно. Вместе с бурей, казалось, исчезло и что-то маленькое и неуловимое, но почему-то мешающее дышать полной грудью и радоваться жизни, что-то незначительное, но в то же время раздражающее. Теперь его больше не было. С последним порывом ветра оно вылетело и растворилось в воздухе. Навсегда.

========== 6. Лесные гитары ==========

На следующий день впервые за долгое время показалось солнце. Оно высунулось из-за облаков осторожно, как будто опасаясь чего-то, но и этого было достаточно, чтобы декорации начали меняться. Снег покрылся подтаявшей ледяной корочкой, силуэты деревьев стали отчетливей, добавилось красок – обнажилась почва, показались поросли мха. Посчитав свою работу оконченной, солнце снова устремилось за облака – весна в этих краях наступала постепенно и очень неспешно.

Было еще раннее утро, но Сквизгаар уже проснулся. Он уже чувствовал себя совершенно здоровым и нисколько этому не удивился – бога гитары не так-то просто убить. Но первой его мыслью впервые за долгие годы не было «все дилдо», и вот это как раз было удивительно. Вместо этого он ощущал странное спокойствие и удовлетворение.

− Ты разрешишь мне сыграть соло? – пробормотал Токи во сне. Бедный, похоже, у него вчера был очень нервный день. Сам уже бредит.

− Конечно, нет, спи дальше, гитарный палач… − Сквизгаар провел рукой по его волосам, укрыл его потеплее, а сам осторожно поднялся с дивана. Что-то звало его, что-то требовало его немедленного присутствия. Он натянул на себя одежду, которую нашел, и вышел на улицу.

Почему его уже в который раз тянет побродить в одиночестве? Он бы назвал это лунатизмом, если бы сейчас была ночь. Но в этот раз им двигало вовсе не горькое отчаяние. У этой прогулки была определенная цель, он знал, что ему просто надо войти в весенний лес. Воздух был таким свежим и чистым, его хотелось вдыхать полной грудью. Солнце уже ускользало, но последний луч еще цеплялся за нечто блестящее, отражался в нем, и от него слепило глаза. Слегка прищурившись, Сквизгаар уверенно направился к объекту. Он протянул руку, и…

Совершенно новая Gibson Explorer. Отполированный корпус сверкает так, что больно глазам. И он опять же не нашел в этом ничего удивительного, лишь почувствовал наконец себя абсолютно целостным, законченным. Он уже несколько дней не играл, и это понемногу начинало сводить с ума, добавляло безумия в его и без этого не очень адекватное состояние. Но теперь все встало на свои места.

Весенний лес шумел ветвями, и ему сразу вспомнилась публика на концертах. Она ждала, когда он исполнит свое соло.

В мелодии, сорвавшейся с его пальцев, было все – недавнее отчаяние, завывание бури, пронизывающий холод, ненависть ко всему окружающему, но к этому добавлялась также несокрушимая уверенность, уверенность в том, что у него есть необходимая сила, чтобы пройти все это, оставить далеко позади. В мелодии слышались напряжение борьбы и удовлетворение от расправы, а в итоге она перерастала в настоящее торжество – победно вскинутый окровавленный кулак, измученный воин усмехается, глядя на поверженные тела врагов. В его случае – собственных внутренних демонов.

Ветер усилился, и ветви деревьев зашелестели сильнее, будто аплодируя.

Сквизгаар представил, как снова сыграет это в студии. И после долгого молчания Нейтан скажет:

− Это так жестоко…

На его языке это будет означать крайнее одобрение. А затем песня обретет слова.

− Сквизгаар, ты почему встал?!

− Может быть, я устал ждать, пока ты проспишь до полудня! Да все в порядке, у меня здоровье волка и кровь викинга! – успокаивающе добавил он.

Токи хотел было продолжить свою гневную речь, но тут взгляд его упал на гитару, и глаза его удивленно расширились.

− Где ты…

− Она ждала меня в лесу. Сегодня утром она позвала своего бога прийти и забрать ее…

Но Токи, как всегда, все понял неправильно.

− Ого, тут в лесу растут гитары! Сквизгаар, если тебе уже хорошо, мы пойдем в лес после завтрака? Я тоже хочу нарвать себе гитар…

− Ну как можно быть таким кретином? Гитары не растут в лесу, просто если ты бог, то ты можешь…

− Ты не бог! А если ты бог, то я тем более! − обиделся Токи. Он перевел взгляд на клокатиров, которые только успевали поворачивать головы от одного спорщика к другому.

– После еды вы идет со мной в лес собирает гитара!

− Но, повелитель, возможно, кто-то просто оставил эту гитару… − робко попытался возразить номер 539.

Тут уже вмешался Сквизгаар:

− Я не помнит, чтобы мы спрашивает мнения раб и слуги!

− Сквизгаар! – укоризненно произносит Сервета.

− А как мне их называет? «Два новый папа»? Хорошо, два новый папа, после жрачка марш в лес с дэтот кретин собирать гитара. И не срывает слишком зеленые! − он закатил глаза.

Потом все принялись за еду. Завтрак проходил… нормально, с учетом собравшейся компании. Пару раз Сквизгаар упомянул, что показная эротомания – вовсе не обязательное дополнение к еде, но уже так, для проформы. Они с Серветой обменялись парой любезностей, под конец спора совершенно забыв, выясняют ли они, кто из них самая большая шлюха, или наоборот. В общем, все шло хорошо… но, к сожалению, вновь всплыл несчастный кузен Андерс.

От очередного явления злого альтер эго Токи их спасло только появление дочки ленсмана. Девчонка, похоже, не теряла надежду. Но Сквизгаар был ей даже благодарен – ему не разбили об голову графин, как собирались.

Она смотрела на него как-то странно, наверное, видела вчерашний дурдом. Ну и что с того. Ради сохранения мира он готов быть милым со всеми. Он улыбнулся ей своей фирменной улыбкой, той самой, от которой фанатки мгновенно избавлялись от стесняющих одежд.

− Фрекен, лет через пять ты вполне можешь зайти к нам на бэкстейдж, йа…

− Сквизгаар! − возмущенно вытаращил глаза Токи. Но Сквисс примиряюще притянул его к себе – если матери можно, то чем они хуже?

Сервета веселилась, клокатиры переглядывались, глаза из-под прорезей в колпаках смотрели обреченно. Они вроде бы уволены, но все равно их ждет экспедиция по северным лесам в поисках дикорастущих гитар. И хорошо еще, если только это.

А за тысячи километров отсюда, в США, Чарльз Офденсен уже начинал понемногу волноваться. От гитаристов не было вестей уже несколько суток, они не выходили на связь. Раньше Сквизгаар сам названивал ему несколько раз в день и требовал забрать их, несмотря на «сраный торнадо». Он угрожал и умолял, второе было даже страшнее. А тут вдруг – тишина. Когда он сам пытался дозвониться до них, видеосвязь молчала, и лишь с пятой попытки заспанный голос Токи ответил по детфону:

− У нас все есть хорошо, Сквизгаар не умер!

Затем связь прервалась, а мобильник отключили.

========== 7. Кто такой Андерс? ==========

− Все-таки иногда хорошо пожить жизнью простого высерка, никакой роскоши, все делаешь своими руками, тяжелая физическая работа… − заметил Сквизгаар однажды утром.

На самом деле вся его тяжелая физическая работа заключалась в том, что он сидел на перилах веранды с гитарой и наблюдал, как клокатиры возятся с сауной – таскают туда дрова, пытаются растопить печь, которой уже давно никто не пользовался. Иногда еще он раздавал ценные, как ему казалось, указания. Токи же сидел рядом и не делал вообще ничего. От безделья в голову приходит всякая муть, уж это точно. Потому что после долгого молчания он спросил:

− Кто такой Андерс?

− Мы проживем хоть один день без этого вопроса? − Сквизгаар уже реально начинал звереть. Токи был настоящим параноиком, и любил постоянно заострять внимание на ненужных деталях.

Зависать, словно компьютер. Но допытываться насчет парня, имя которого он услышал случайно, всего пару раз – это нелепо даже для него.

− Да кузен его, похожи, как родные братья… – Сервета вышла на крыльцо с сигаретой. – И у обоих – вечно мрачные рожи, наверное, этим и понравились друг другу.

− Вот спасибо, мама! – воскликнул ее сын, глядя, как Токи быстрыми шагами удаляется в неизвестном направлении. − Почему ты вообще это все время вспоминаешь?

Женщина пожала плечами.

− А что я такого сказала? Просто смешно, два почти одинаковых надменных мальчишки… еще и двоюродные братья. Хорошо вы накидались тогда?

− Да замолчи же, – он поморщился и потер виски, будто набрались они с кузеном только вчера. − Еще услышит этот долбоеб…

Сервета покачала головой.

− Он же и так знает, что ты трахаешь всех подряд, что за странная реакция?

− Да я откуда знаю? – раздраженно ответил он.

− Он подсознательно чувствует соперника… – вдруг сказал номер 1746. – И вашу возможную привязанность к этому вашему… родственнику.

Мать, сын и даже его коллега удивленно посмотрели на него.

− Я в колледже поначалу психологию изучал, – пояснил клокатир.

Ну вообще супер. Обсуждать, что творится в голове этого кретина, с матерью и одним из ее ебарей, по совместительству твоим работником. Давайте еще семейную консультацию тут откроем?

− Какой еще, нахрен, привязанность? У нас уже есть один усатый терапист, твой мнений не спрашивает!

Сервета смерила его недовольным взглядом.

− Спасибо, что поделиться свой невероятно ценный опыт! – Сквизгаар встал. – Я пойдет и подумает, что мне делать с дэта крупица мудрости! – он хлопнул входной дверью.

Он решил, что сейчас выпьет чего-нибудь из алко-запасов Серветы, чтобы убрать раздражение, и пойдет разыскивать этого идиота. Встряхнет его как следует и объяснит уже, что… А что тут можно объяснить? Кретин ты, Токи, вот и все. Он налил себе виски и выпил залпом.

История настолько дурацкая и незначительная, что даже и рассказывать не стоит. Непонятно только, почему его мать так любит это вспоминать. Ему было лет шестнадцать, гормоны играли, при этом все и вся раздражали. Пару соседских девчонок он уже успел склонить к близкому общению, но особенного удовольствия и удовлетворения он не получил. Хотелось чего-то большего. В это же время он полюбил подолгу разглядывать себя. У него и так не было фазы «гадкого утенка», в последние же годы он превратился в довольно привлекательного парня – стройная фигура, золотистые волосы до плеч, красивое, чистое лицо с правильными чертами, высокие скулы, льдисто-голубые глаза. Хоть сейчас фотографируй и в энциклопедию, нордическая красота… Или на обложку журнала. Правда, выражение лица у него было перманентно мрачным и презрительным. Его раздражало все – мать, ровесники, школа. Да все, кроме его гитары, которую он получил таким необычным образом. Когда-то одной гитары было достаточно, чтобы мириться со всей убогостью окружающего мира, но теперь требовалось что-то еще.

Однажды вечером кто-то постучался к ним в дом. Сквизгаару вовсе не хотелось лицезреть очередного «визитера» Серветы, и он тут же поднялся к себе, закрыл дверь поплотнее и взял гитару. Но спустя несколько минут услышал, как мать зовет его.

− Это твой кузен, – Сервета показала на незнакомого юношу с рюкзаком. – Он едет в Стокгольм и сегодня переночует у нас. Покажи Андерсу свою комнату, Сквизгаар, он будет спать там.

Сквизгаар никогда не слышал ни о каких кузенах, как и о других родственниках. Если они и были, ничего удивительного в том, что они не общаются с ними. Однако парень, стоящий в гостиной, был ужасно похож на него. Чуть постарше, волосы немного короче и сильнее вьются, не так ярко выражены скулы. Пара других незначительных различий, которые и не сразу-то заметишь. В остальном – похожи, как две вазы одной серии. И выражение лица Андерса точь-в-точь как у Сквисгаара, самая вежливая трактовка – «какие же все вокруг идиоты».

Сервета окинула взглядом двух «жизнерадостных» подростков, вздохнула и пошла налить себе еще настойки. Парни молча смотрели друг на друга. Неожиданно лица их синхронно приняли более спокойное выражение. Идентичные сущности впервые встретили себе подобных. Шипы втянулись, защитная броня чуть отодвинулась.

− И где ты жил? – спросил Сквизгаар, когда они оказались в его комнате.

− В Умео, – ответил Андерс, с интересом разглядывая его гитару.

− И как там?

− Дилдово, – кузен поморщился.

− Дилдово? – переспросил Сквисс.

− Ну да, дилдово. Дилдо. Хуй искусственный, − объяснил Андерс.

− Да нет, я знаю, просто… я так долго не мог подобрать слово, подходящее ко всему этому!

− Будущий лид-гитарист Dethklok взмахнул рукой, как бы обозначая весь мир, все.

Его двоюродный брат усмехнулся.

− Пользуйся на здоровье.

Несколько ехидных замечаний о своих семьях, о знакомых. Обмен историями из серии «как мне дали». Андерс был постарше, и историй у него было больше, Сквизгаару было очень интересно. Они уже весело ржали, потом Сквисс услышал, как мать поднимается к себе в комнату, а за ней следует тяжелая мужская поступь. Выждав минут десять, юноши прокрались на кухню и принялись методично обыскивать кухонные шкафчики на предмет бухла. Нашелся и алкоголь, и материны сигареты, и даже какая-то нехитрая закуска.

За почти празднично накрытым табуретом в комнате Сквизгаара они вдруг разговорились о будущем, о своих планах. Тосты стали чаще, атмосфера – теплее. Скоро им стало лень наливать виски в стаканы, и они просто передавали друг другу бутылку. Стемнело, но они не стали включать свет, так и сидели на полу, и сами не заметили, как начали целоваться. Лишь недоуменно остановились на секунду, когда бутылка из-под виски упала и разбилась. И переместились на кровать. Алкоголь, бушующие гормоны, два на редкость самовлюбленных подростка, так похожих друг на друга, все было закономерно. Виски убрало последние преграды, отбросило прочь «это же твой кузен!» и «это же мужик!». Впрочем, их фамильная особенность и так позволяла им не сильно заморачиваться подобными вещами.

− Сквизгаар, ты опять взял мои сигареты?! − недовольная Сервета распахнула дверь. – Ну ты и нарцисс, однако. И ты тоже, Андерс. Наверное, и на свои отражения в зеркале дрочите. − Дверь захлопнулась.

На следующее утро Андрес уехал в Стокгольм. Сквизгаар тоже направился в столицу, как только закончил школу. Они с кузеном иногда встречались и пили пиво, но обычно оба были заняты – Андерс превратил фамильную особенность в профессию и постоянно был на съемках. В основном документальных фильмов. Что бывает, когда бравые полицейские встречают не менее бравых, мускулистых пожарников. Или когда хорошенькая школьница, гуляя по лесу, натыкается вдруг на Тарзана. А Сквизгаар начал играть в группе Gangagar Eldeleel-Alele. А еще в Gognog Mug Alugdug, в Fuckface Academy и Financially Raped. А потом он поехал с одной из команд на фестиваль в Штаты, да там и остался, присоединившись к Dethklok. С тех пор они и не виделись с кузеном.

Все люди в понимании Сквизгаара разделялись на «дилдо», «кретин» и «я». «Дилдо» являлось как минимум 99% всего населения земли. Кретинами были все, кто не был дилдо, то есть тоже глупые, безумно раздражающие индивиды, но все-таки не такое дилдо, как «дилдо». Некоторые кретины были даже чем-то дороги Сквизгаару, некоторые, несмотря на свою эпичную безмозглость, даже очень. Отдельных кретинов хотелось постоянно держать рядом, в поле зрения. Так было спокойнее. Некоторые кретины доводили его до белого каления практически каждый день и каждый час, но он все равно оставался рядом.

И как объяснить кретину, что Андерс в этом списке был в разделе «я»?

А постоянно дрочить на собственное отражение в зеркале, как выразилась его мать, никому не захочется. Как бы оно ни было привлекательно.

========== 8. Пока никто не умер ==========

Понемногу вечерело. Предзакатное небо сегодня было очень ярким, что делало и без того приятный глазу северный пейзаж воистину потрясающим. Сквизгаар бродил по улицам в поисках своей самой большой головной боли. Он не знал, что они разминулись, и Токи был уже у дома Серветы. Он прошел мимо сауны – «два новый папа» как раз успели ее починить, и теперь, судя по звукам, доносящимся из небольшой постройки, мама Сквизгаара как раз выказывала им свою благодарность. Токи прошел в дом. Там было очень тихо. Он неуверенно окликнул Сквизгаара, но никто ему не ответил. В «их» комнате его тоже не оказалось. Спальня Серветы была открыта, и внимание Токи привлек ноутбук, стоящий там.

Он где-то слышал фразу, что о своих врагах нужно знать все. Интернет любезно сообщил Токи, что Андерс Сквигельф сейчас забросил порноиндустрию и снимается в рекламе нижнего белья. С дотошностью параноика он нашел также его блог. С ненавистью он разглядывал многочисленные фотографии – самодовольное красивое лицо, накачанный торс. Его «одинаковость» со Сквизгааром он не особенно замечал – лид-гитарист в восприятии Токи был совершенно уникален. Да и с годами сходства у двоюродных братьев поубавилось.

«Какой идиот выбирает места для съемок в такой глуши?» – написал Андерс в записи, датированной сегодняшним днем. – «Я тут не был лет пятнадцать, наверное. Когда-то тут жил мой двоюродный брат, который теперь играет в группе Dethcock*, знаете таких? (тут стоял смайл). Добро пожаловать в сраное прошлое».

Токи соображал не очень быстро, и понадобилось некоторое время, чтобы он сложил два и два. Но зато когда до него дошло…

Руки сжались в кулаки, брови сдвинулись к переносице, по лицу прошла тень.

− Сквизгаар! – услышал он голос Серветы. − Вы в доме?

Он поспешно отскочил от компьютера, но фру Сквигельф уже успела дойти до комнаты. На ней было только наспех накинутое полотенце, она была слегка пьяна и не заметила выражения его лица.

− О, ты здесь, хорошо… − она несколько запыхалась. − Там звонит этот ваш… менеджер. Интересный мужчина, йа… Хочет поговорить с вами. – Она протянула ему детфон. – Кстати, я нашла эту штуку за телевизором. Там было двадцать пропущенных вызовов…

Токи на автомате забрал у нее телефон и, ничего не сказав, быстрым шагом вышел из комнаты.

− Ну что еще?! – услышала она. Какой нервный этот норвежский парень. Сервета пожала плечами и хотела было вернуться в сауну, но тут ее взгляд упал на монитор.

− Токи, пожалуйста, объясни мне, что у вас происходит и кто умер? Я ничего не понял из того, что ты мне сказал утром.

− Пока никто… − кровожадно прошипел крошка Токи. − Пока что… это есть все?! – недовольно воскликнул он.

Офденсен был несколько озадачен, но потом решил, что гитаристы снова поругались.

− Я хотел сказать, что мы уже…− В трубке послышалась какая-то возня. − Тут Нейтан хочет с тобой поговорить.

− Вы там охуели в конец? − прорычал вокалист. Тут он как будто спохватился и спросил совсем другим тоном:

− Токи, ты уверен?

Откуда Нейтан знает, что он собирается делать? Не иначе, мысли читает. Надо спешить.

− Не смеет меня останавливать! − заорал Токи и зашвырнул телефон в сугроб. Так они лишились последнего детфона.

Может быть, он и вправду был неадекватен, но у Токи действительно было множество причин стать таковым. Было просто чудом, что он не превратился в настоящего маньяка-убийцу и что его злобное альтер эго появлялось лишь иногда. Спасибо родителям, спасибо Магнусу Хаммерсмиту.

Впрочем, после того случая с похищением у Токи еще не случалось его фирменных приступов гнева. Он выздоравливал долго. Поначалу вся группа старалась лишний раз не доставать его, вести себя с ним… милее, что ли. Это смотрелось, честно говоря, жутковато, и он часто спрашивал себя, не попал ли он в совершенно другую реальность, а может, это вообще очередной странный сон, и скоро он вновь откроет глаза и увидит этот сырой подвал, цепи, натирающие запястье и шею, будет гадать, получится ли протянуть еще один день.

Но в этой искривленной реальности, где все натягивали улыбки и старательно выбирали слова, когда разговаривали с ним, был Сквизгаар. Такой же, как всегда. Циничный, язвительный, постоянно обзывающий его кретином. И это ставило все на места, помогало верить, что теперь-то все нормально.