Текст книги "Взгляд Волка (СИ)"
Автор книги: Нефер Митанни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
И с тех она покорно шла за ним, слушаясь, как своего хозяина. Он создал её. Даже внешне они оказались похожи, волчица лишь уступала ему в размерах, но значительно превосходила в злобе: не проходило и дня, чтобы она не возвращалась к нему, принося запах свежей крови, и всё чаще он осознавал, что кровь человеческая. Упырь понимал, что это нормально: ярость новообращённого волка растёт день ото дня, и вскоре он и сам не смог бы сдерживать порождённого им монстра.
Упырь опять мысленно вернулся в тот день. Потеряв голову от поцелуя, он даже не заметил, как раненый мужчина пришёл в себя и, превозмогая нестерпимую боль, из последних сил кинулся на обнажённого незнакомца, который целовал его умирающую жену. Была ли то ревность или он принял Упыря за разбойника, решившего надругаться над беспомощной женщиной – теперь это уже не имело значения. Реакция волка была молниеносной, он с трудом сдержался, чтобы не растерзать бедолагу на клочки. Остановив себя вовремя, склонился над истекающим кровью уже полумёртвым мужчиной, запрокинув голову, издал протяжный тоскливый вой, от которого, казалось, вздрогнули вековые ели, и совершил переход – вошёл в новое тело. Через мгновение тело дёрнулось, и раненый встал на ноги. Однако тогда он не рассчитал своих сил: новое тело пострадало в аварии, да и он сам порядком истерзал мужчину. Последнее, что он запомнил из того дня – как падает у дороги.
– Что смотришь, Красава? – прохрипел, глядя в глаза волчицы, послушно сидевшей у его ног. Да, он назвал её этим именем. Уж очень она в тот миг напомнила ему его изменницу-жену. И волчица, навсегда утратившая связь со своим человеческим «Я», охотно откликалась на это имя.
– Я – не он! Не твой муж! – Он горько усмехнулся…– Ты-то как никто понимаешь, что тело – так, оболочка…Твоего мужа давно нет. Здесь, – он ткнул себя в грудь, – живу я, проклятый Волк из рода Войта! Иди! – он замахнулся на неё. – Иди, тебе говорят! Не ходи за мной!
Волчица отступила на шаг и продолжала стоять, неотрывно глядя на своего создателя светло-карими глазами, точно ожидая, когда он двинется дальше, чтобы последовать за ним.
***
Маша намеревалась съездить в райцентр. Специально не стала говорить об этом Георгию: всё равно запретит. А у неё были важные дела, настолько важные, что она не хотела их больше откладывать. Во-первых, предстояло позвонить Ирке и сообщить ей, что задержится в деревне ещё на неделю. Конечно, её приятельница в череде насыщенных дней вряд ли заметит долгое отсутствие своей соседки по съёмной квартире, но всё-таки приличнее будет предупредить. Тем более что – Ирка не замедлит воспользоваться этим и, наверняка, устроит вечеринку, плавно перетекающую в утренник. А во-вторых… Она улыбнулась сама себе и закружилась по комнате. Во-вторых, ей нужно купить тест.
Стоя у зеркала в одних трусиках, положила на живот ладонь, прислушалась к себе, повертелась и так, и этак, выискивая внешние признаки радостного события. Узнав о ребёнке, она поверила, хотя и были крошечные червячки сомнения. Но теперь, глядя на себя в зеркало, опять подумала: «А вдруг Георгий ошибся?». Всё-таки срок очень небольшой… Хотя… А этот её мясной голод?! С того момента, когда её стошнило утром, тошноты больше не было, но она всё время хотела мяса. И Георгий не уставал готовить для неё вкусное жаркое и даже жарил шашлыки.
– Не вижу причин для беспокойства, – уверял он, глядя на неё восхищённым взглядом, – малыш лучше тебя знает, чего вам с ним нужно! Раз хочешь мясо, будешь его есть. Но готовить буду я сам, потому что я больше знаю в нём толк.
Маша не спорила, давно поняла, что готовит он гораздо лучше неё. И было ещё одно обстоятельство – она обожала этот его шутливо-приказной тон, когда он строго сдвигал густые брови, смотрел на неё, а во взгляде прятались зелёные шаловливые искорки, предвестники его смеха. В такие минуты ей хотелось кинуться к нему на шею и расцеловать эти невероятные глаза ласкового и нежного – её – зверя.
На мгновение шевельнулась совесть: вот сегодня решила ослушаться, и если он узнает, то рассердится не на шутку.
– Ну уж нет! – Маша показала в зеркало язык. – Я не обязана всегда делать, как того хочешь ты, – она сказала это зеркалу, словно там был Георгий. – Мне действительно надо!
Это звучало, как робкое оправдание: в глубине души она понимала, что на самом деле должна бы предупредить Георгия или хотя бы деда. Но… Если она это сделает, то так и останется сидеть дома.
– Ты с кем там разговариваешь, Марусь? – из комнаты послышался голос деда.
Быстро одевшись, она вышла к нему.
– И где ты был? – спросила строго, с осуждением глядя в лицо Трофимыча. – Мы волновались, между прочим, – заметила, качая головой.
– Да так, с ружьишком вот… – уклончиво пробормотал старик, всем своим видом показывая, что сейчас он не настроен к разговору.
– Ага! Так я и поверила! – не отступала Маша. – Ты всю ночь охотился?! – с насмешкой съехидничала она.
– Ай, не ворчи, не ворчи, дочка! – он поморщился, отвёл взгляд в сторону. – Ладно…
– Вот… – Маша махнула рукой, – как мальчишка! Самому не смешно?! – она осуждающе сверлила его глазами.
– Ну будет тебе, – он отмахнулся. – Скажи лучше, где твой Леший опять пропадает?
– Ушёл в обход, у него же работа, – пожала плечами Маша.
– Ну, а я прилягу, – он скрылся в своей комнате.
Едва из-за плотно задёрнутых штор на дверном проёме послышалось ровное дыхание деда, как Маша, стараясь не шуметь, быстро оделась, и захватив сумочку, вышла во двор. Некоторое время повозилась с машиной, выгоняя её и закрывая ворота, и тихо поехала по деревенской дороге. По её прикидкам Георгий вернётся часам к четырём дня, значит, она должна уложиться в это время. Успеет заглянуть в аптеку и магазин, позвонит Ирке.
***
Короткий зимний день, и без того хмурый, то и дело швырявший в лицо колючий снег, выстилавший дорогу позёмкой, и наводивший безотчётную тоску, угас в одночасье. Маша совсем не успела заметить, как стало смеркаться. Быстро побросав пакеты с продуктами в машину, она выехала из посёлка, когда уже зажглись уличные фонари. Чтобы очистить стекло, пришлось включить дворники.
Да уж, она во всех красках представляла, какой гнев Георгия её ожидает, как он, нагнав на себя нарочитую сдержанность, станет пронзать холодными стрелами своего взгляда, словно пытаясь вызвать раскаяние великой грешницы. А дед начнёт ворчать, утверждая, что «совсем девка страху не имеет и совесть потеряла». Ну и напрасно! Она уже раскаивается. Просто так получилось…
Сначала она заглянула в аптеку и купила несколько тестов – чтобы быть уверенной точно, а не полагаться на мистические способности своего суженного. Потом прошлась по магазинам, которых, конечно, в посёлке было не много, но после их медвежьего угла, здешние торговые точки показались ей вполне привлекательными. В первую очередь зависла в отделе для малышей. Вернее, это был не отдел, а маленький закуток в местном магазине, выделенный под малышковые одежки. Как завороженная она перебирала эти изящные, почти кукольные распашонки, ползуночки и шапочки. Не удержавшись, в нарушение всех суеверий, купила пару башмачков. Она буквально влюбилась в это вязаное чудо из какой-то особенно мягкой пряжи. Они напоминали ей два крошечных облачка. Первая обувь её малыша! Она прижала их к губам, представив, что целует ножки сынишки. Почему-то в эту минуту в ней возникла уверенность, что будет сын. Именно он сейчас растёт в глубине её существа. Так что тесты – напрасная покупка, она всё чувствует и без них.
Мягкая мечтательная улыбка вспыхнула на её лице, а глаза засияли так, что могли соперничать с самыми настоящими изумрудами. Какое-то особенно нежное чувство росло в ней словно хрупкий цветок. Давно так светло не было на сердце! Все тревоги куда-то отступили, ей хотелось сберечь это удивительное волшебное состояние. Наверное, это счастье – именно так оно и приходит: неожиданно, словно ниоткуда, появляется и расцветает в душе. Кто придумал, что в такие минуты хочется петь? Глупости! Маше петь не хотелось. Счастье не любит шума и суеты. Оно любит тишину, когда два человека живут глаза в глаза, когда идут по одной дороге, взявшись за руки. Настоящее счастье выглядит обычно, оно в мелочах, таких вот, как одежда малыша, уютный дом, тёплый взгляд любимого и главное – ожидание крошечного чуда под названием сын. Она вдруг только сейчас поняла это. И почему-то вслед за пониманием пришло новое открытие: это её пока не рождённый ещё сынишка помог ей всё осознать.
Продолжая улыбаться Маша направилась в кафе, заказав себе шоколадное пирожное и кофе, стала звонить Ирке. Так и пролетел день.
Едва огни райцентра растаяли за поворотом, как поняла, что её ожидает жутковатая перспектива – поздняя дорога домой среди леса. Только бы машина не подвела – ей совсем не хотелось вновь оказаться лицом к лицу с опасным хищником, будь то обычный волк-одиночка или оборотень.
Дав себе твёрдое обещание не думать о плохом, она включила на тихую громкость любимую композицию, вцепилась в руль и внимательно стала смотреть на дорогу. Из-за начинавшейся метели видимость была плохая. Однако Маша никак не могла заставить себя сбавить скорость: ей хотелось поскорее преодолеть этот жуткий путь.
***
Одинокая звезда
В небесах к себе манит,
А уставшая душа
С каждым днем сильней болит.
День прожить, чтобы опять
Ночью просто не уснуть...
Больше нечего терять,
Вдруг поняв простую суть...
До него внезапно долетела музыка. Чуть хрипловатый женский голос ворвался в голову, слова песни прогнали его воспоминания и острым ножом воткнулись в самое сердце. Голос пел о нём, о душе, которой нечего терять. Поэтому сейчас он исполнит свою клятву, данную много веков назад и поставит точку. Он устал! Люди во все века мечтали о бессмертии. Но зачем оно? Лучше прожить отведённый век и спокойно уйти в Навь, чем жить вечно в презрении и проклятии. Поэтому он делает выбор. Даже если ему не суждено обрести покой в светлой глубине небес, по крайней мере, он будет отмщён. На земле не останется ни одного представителя проклятого рода, частью которого когда-то был и он сам.
***
Сквозь летящий снег Маша разглядела фигуру, которая двигалась ей навстречу прямо по правой стороне дороги. Она сбавила скорость и посигналила. Из-за почти нулевой видимости нельзя было разглядеть, кто или что маячило впереди, упорно игнорируя сигнал авто. И вдруг Маша отчётливо услышала голос. Вернее, она не могла бы с уверенностью назвать это голосом. Скорее, то был зов. Он звучал где-то в голове, как недавно было в её снах. Нечто приказывало ей выйти из машины и идти по дороге.
Быстро остановив авто, Маша сжала голову руками, инстинктивно пытаясь закрыть уши, однако это было напрасным: зов усиливался, ей всё сложнее было противостоять ему. Она открыла дверцу машины и вышла. Постояла, словно решаясь на что-то, ловя ртом мокрый снег, пытаясь разглядеть фигуру. Но тщетно! Фигура пропала! Дорога была пуста, а зов усиливался, и тогда Маша шагнула на обочину в сторону леса.
***
С самого утра, едва оставил Машу одну, Георгия не покидало чувство тревоги. Пытаясь отогнать неприятное предчувствие, он вспоминал любимую – её поцелуи сегодняшним утром, обволакивающий взгляд, в котором хотелось утонуть, и прикосновения тонких пальчиков, робких и смелых одновременно, сводящих его с ума и заставляющих изнывать его тело. Беспокойство росло с каждой минутой. Не дойдя до Никольской просеки, повернул обратно к деревне. Чем ближе к дому Аверинцевых, тем сильнее становилось неприятное предчувствие.
– Где Маша? – входя в избу, спросил он у Трофимыча.
Тот сидел у печи на табурете и подшивал валенок.
– Тебе виднее, – иронично хмыкнув, заметил старик и, зажимая валенок между колен, что есть силы натянул дратву,* – ещё утром куда-то сбежала твоя невеста. Между прочим, – он из-под очков насмешливо посмотрел в лицо будущего зятя, – на машине отправилась.
Бросив взгляд в окно, Георгий действительно не увидел авто.
– И ничего не сказала? – опять спросил он.
– А когда она мне что говорит? – проворчал Иван Трофимыч. – Перед фактом ставит.
– Видать, вся в тебя пошла, – с усмешкой парировал Георгий.
– Да что ты мечешься, ровно ужаленный?! Садись, я вон чай согрел.
– Нет, спасибо, Иван Трофимыч… Неспокойно мне… Чувствую, с Машей что-то стряслось. Пойду искать…
– Я потолковать с тобой хотел, – старик нахмурился. – Ну, то погодит… А Маруська раз машину взяла, значит, в райцентр подалась…Вернётся, куда ей деваться-то? Водит она справно!
– Ладно, побегу! Если до полуночи не вернёмся, сообщи Алексею, – бросил на ходу Георгий.
***
– Маша, Машенька! – сквозь завывание ветра вдруг услышала девушка любимый голос.
Георгий звал её? Да, она могла бы поклясться, что это он! А через мгновение его высокая широкоплечая фигура мелькнула среди деревьев. Он призывно протягивал к ней руки.
– Милый, я здесь! – ответила она и пошла в сторону, где увидела фигуру.
– Иди сюда! – голос долетел из противоположной стороны.
И она послушно метнулась на его зов. Так продолжалось много раз, пока не стала выбиваться из сил, дыхание сбивалось. И вдруг пришло прозрение, словно что-то из глубины сознания толкнуло её: она поняла, что голос любимого – это сладкий обман, галлюцинация. Никольская просека в другой стороне от деревни, и Георгия здесь не может быть, ему просто нечего делать в промежутке между райцентром и деревней.
– Нельзя, нельзя слушаться и двигаться в сторону миража! – говорила она себе.
Едва пришла эта мысль, как галлюцинации пропали. Вокруг стоял глухой лес. Дорога осталась где-то в стороне. Где именно? Если бы знать!
И вдруг, опять словно свыше, её осенило: останавливаться тоже нельзя, иначе замёрзнет. Хотя в лесу ветер почти стих, к ночи стал крепчать мороз. И Маша просто двинулась вперёд, с трудом переставляя ставшие ватными ноги, падая и вставая. Время перестало существовать, были лишь холод и усталость, а ещё решимость – выйти к авто, оставленному на дороге. Если не выйдет, то потеряет самое дорогое – сына, чья жизнь билась у неё под сердцем.
***
Ещё издали он увидел стоящее у обочины авто, как и ожидал, Маши в нём не оказалось.
– Глупая! Глупая девчонка!
В яростном бессилии ударил кулаком по капоту, и вдруг точно огненная вспышка пронзила глаза. Видение было ярким, словно он сам на мгновение оказался в нескольких метрах от неё и мог видеть всё со стороны.
В центре небольшой ровной поляны, зажатой между высокими деревьями, замерев в злобном оскале стоял огромный рыжий волк. Вернее, волчица – Георгий сразу узнал свою недавнюю противницу, из-за которой Маша оказалась на дне оврага. Осознание, что перед ним была волчица, а не волк пришло только сегодня утром, а в тот поздний вечер, спасая девушку от хищника, он даже не подозревал, что вступает в поединок с волчицей. Волчье чутьё не могло ему отказать, просто перед ним была не настоящая самка зверя, а порождение магии – вновь обращённая, выполняющая волю своего создателя. Поэтому волчий нюх подвёл его, не откликнулся на её запах. Подозрения закрались лишь несколько дней назад, когда он рассказывал Маше о своём роде, но тогда догадка не обрела точные очертания. И только сегодня его осенило. Да, это была она – рыжий зверь, значительно меньше его самого в волчьем воплощении. Видимо, сейчас вновь обращённая волчица решила завершить неудавшуюся в прошлом охоту. Однако…
В нескольких метрах напротив неё, вытянув перед собой руки и чуть запрокинув голову, стояла Маша. Со стороны казалось, что она просто гордо выпрямилась, глядя в глаза надвигающейся смерти. Но на самом деле жертва и охотник поменялись местами. Из вытянутых рук девушки исходили лучи яркого синего света, они сфокусировались на разъярённом рыжем хищнике и словно парализовали его. Волчица замерла, яростно оскалив пасть, приготовившись к прыжку, и не могла двинутся с места, заключённая в световой кокон.
Видение пропало так же внезапно, как и возникло. Георгий, узнав место, где находилась Маша, кинулся туда, на бегу срывая с себя одежду. Двигался напролом, круша на своём пути ветки, которые хлестали по лицу, но он не чувствовал боли. Важно было успеть обратиться, чтобы встать на пути Упыря уже в волчьем облике.
Последнее, что он увидел глазами человека – Маша, парализовавшая руками волчицу, и прыгнувший на девушку оборотень, громадный огненно-рыжий волк-Упырь с чуть белесоватыми боками.
***
Продолжая удерживать непонятными ей самой лучами рыжего зверя, Маша прекрасно видела и слышала, что происходит вокруг. Только время для неё стало вязким, точно густой кисель, который можно было растянуть. Послышался треск ломающихся сучьев, на поляну, словно в замедленной съёмке, вылетел обнажённый мужчина, в котором она с удивлением узнала любимого, и бросился наперерез второму рыжему чудовищу, летевшему на неё. А ещё через мгновение прямо в прыжке, мужчина превратился в чёрного волка. Раньше она думала, что обращение человека в волка выглядит ужасно, воображала себе жуткое зрелище, как в самом кошмарном фильме ужасов, звук ломающихся костей и кровь. Однако в действительности ничего подобного не произошло: просто тело человека плавно перетекло в волчье. Два громадных зверя, равные по размеру, чёрный и огненно-рыжий сцепились в смертельной схватке.
Сначала она наблюдала за происходящим с удивительным спокойствием, казалось, это сон. Вот сейчас она откроет глаза и ничего не будет – ни застывшего в ночном холоде леса, ни трёх волков, двое из которых сошлись в жутком поединке. Ведь уже не раз её сны оказывались столь яркими и реальными, что она принимала их за явь. Однако через мгновение где-то дальним уголком своего сознания Маша поняла – да, раньше были сны, а сейчас всё иначе. Чёрный гигант, с яростным рычанием рвавший шкуру рыжего зверя – её Георгий, Войт, сошедшийся в поединке с Упырём. Как же ей хотелось помочь ему! Уберечь от острых когтей и зубов кровожадного монстра. Но ... если опустить руки – в прямом смысле отвести их от сообщника Упыря, то вряд ли она поможет любимому. Ослабив напор своей неведомой, непонятно откуда взявшейся, силы, не даст ли она возможность второму рыжему волку тоже вступить в бой?
Картина, в которую так сложно было поверить, поражала своей ужасающей реалистичностью. Вздыбившаяся шерсть двух дерущихся волков блестела в серебристом свете ночного светила, рокочущий рык, казалось, разносился по всему лесу. Волки дрались не на жизнь, а на смерть. То один, то другой оказывались сверху, подминая под себя противника. Иногда Упырь явно слабел, но потом к нему будто приходило второе дыхание, и он вновь бился яростно, не уступая в силе Войту. И впервые в жизни Маша явственно почувствовала запах крови, оросившей снег.
– Георгия береги, без тебя он погибнет! – где-то в голове вдруг прозвучал голос Власа Петровича.
– Что мне сделать?! – мысленно спросила его Маша. – Как помочь ему победить?
– Сожми ладони! Рыжая волчица – дополнительный источник силы для Упыря, она питает его. Сожми ладони!
И Маша послушалась. Преодолевая чудовищную боль в руках, она сжала их в кулаки. Теряя сознание и оседая в снег, увидела, как её противница стала корчиться, словно пронзённая невыносимой болью, а потом стремительно сжиматься в комок и, наконец, вспыхнула синим пламенем, взлетевшим выше сосен, и растворилась в ночном небе.
Глава 14
Потерявшая сознание Маша не могла видеть всё, что произошло дальше. После гибели волчицы, раненый Упырь стал слабеть. Силы покидали его. Он ощущал странное безразличие, осознавая свой проигрыш человеческим разумом, но свирепый зверь, в облике которого он сейчас был, сопротивлялся упорно. Был ли это обычный инстинкт самосохранения или он осознанно принял решение биться до последнего, надеясь воплотить свой мстительный замысел – кто знает? Однако вскоре сомкнувшиеся на его шее зубы правосудного Войта завершили многовековое существование нефыря *в этом мире. Услышав хруст собственного позвоночника, Упырь уставился потухшим, стекленеющим взглядом на лежащую у старой сосны Машу и, вздохнув, издал последнее рычание, больше напоминающее всхлип. Лужа тёмной крови вытекла из разорванной шеи.
Чёрный волк закинул голову и протяжно завыл, словно провожая в последний путь своего проклятого сородича. Победитель смотрел, как тело поверженного оборотня постепенно оседает на снегу, темнеет и, превращаясь в голубоватый дым, начинает тонкими, едва заметными язычками, улетать ввысь.
Потом Войт поднялся и, шатаясь, на слабых лапах подошёл к лежащей девушке. Заскулил и горячим языком стал лизать ей руки. Маша открыла глаза, преодолевая чудовищную слабость и головокружение. Сквозь туманную пелену проступали очертания волка, девушка испуганно дёрнулась, но сразу притянула голову Георгия к себе и зарылась лицом в волчью шерсть.
– Я так испугалась за тебя! – улыбаясь сквозь слёзы, призналась слабым голосом.
Он посмотрел в её глаза, как ей показалось, с укоризной.
– Да, я понимаю…– она провела пальцем по кончику волчьего носа, – я очень виновата… Если бы не моя беспечность, то… – она отвела взгляд и прошептала: – ничего бы не случилось…
На самом деле ей было очень стыдно. Ведь сколько раз он твердил ей об опасности, но вот ведь дурацкая самоуверенность – подвергла риску жизни сына и любимого! Из-за неё Георгий мог погибнуть. Мысли путались, очень болела голова и во всём теле ощущалась чудовищная слабость.
Волк молчал, но его глаза сверкнули зелёными искрами, смешно фыркнув, он лизнул Машину щеку. Вдруг послышавшийся треск веток заставил его насторожиться и приподнять шерсть на загривке. Загородив собой прислонившуюся к дереву Машу, он обнажил зубы, готовясь напасть на нового противника. Однако тревога оказалась напрасной – усиливающийся ветер раскачал стоявшую поодаль ель и свалил с неё тяжёлый ком снега.
Разогнавшись, волкодлак прыгнул в высоту метров на пять, и сделав сальто, мягко приземлился уже в человеческом облике. Нагое тело было покрыто царапинами и небольшими рваными ранами.
– Ты же ранен! – хотела воскликнуть Маша, но у неё вырвался лишь слабый полустон, и она опять потеряла сознание.
Взяв Машу на руки, Георгий понёс её к оставленной на дороге машине.
***
Круглая луна проступает сквозь двигающуюся пелену небес. Казалось, она зовёт к себе, призывая заглянуть в глубину клубящихся чёрных облаков. А потом начинает постепенно бледнеть и растворяется. Маша всматривается и видит странную картину, точно смотрит фильм о другой жизни. Жаркое лето, у самого тенистого леса раскинулась деревня. Крик женщины разорвал тишину.
– Нефырь* проклятый, окаём**! – неслось во след Волку, который уходил в сторону леса. – Убииил! Отца родного убил! Будь ты проклят! Проклят на веки веков! – кричала баба и выла. – Не знать тебе ни жизни, ни смерти! Упырём тебе быть! Будь проклят! Проклят на веки вечные!
Её рыдания разносились по округе. К дому Войта собралась толпа сельчан. Стояли люди молча, не в силах прервать горестный плачь непраздной*** женщины. Вдруг сквозь рыдания она услышала слабый стон. Прекратив причитать, посмотрела в лицо мужа. Он открыл глаза и что-то шептал. Склонившись к нему, она услышала:
– Дарёнушка, не верь… Чист я пред тобой, Лада моя ненаглядная! Красава с Молчаном …
– С Молчаном? – Дарёна растерянно смотрела на мужа сквозь слёзы, – с близным**** твоим?
Он ответил ей только взглядом. Силы оставляли Войта, пришёл его час, но он успел ещё вымолвить:
– Сходи к Путимире, она всё…– и не договорил, жизнь покинула его, душа отправилась к предкам.
Не везло Дарёне с мужьями. Первый был не любый, пошла за него юной девою, рано осиротев, имея на руках младших брата и сестру. Не успела с ним прожить и полугода – сгинул супруг на охоте, растерзанный медведем. Видно, осерчал на него Велес. Погоревав, как положено, молодая бездетная вдова приняла предложение тоже овдовевшего Войта по имени Драголюб. И хоть люди побаивались его – шутка ли? Сам глава рода волкодлаков! – Дарёна поверила его добрым глазам, обдававшим её зеленоватым пламенем, которое проникало в самую душу и заставляло сердце учащённо биться. Не старый ещё мужик, крепкий и видный собой, покорил сердце молодки и сам влюбился, как смолоду не любил. Наглядеться друг на друга не могли, а её братишку и сестрёнку принял, как своих детей. И небеса благословили их брак – во чреве Дарёны взыграло семя Войта Драголюба.
Но видно, чем-то прогневала Дарёна небеса. Вот и любимого супруга отняли. Дважды вдова, она на глазах высохла, превратившись в тонкую едва живую былинку с огромными синими глазами на бледном лице. Лишь большой живот ещё держал её на земле, кабы не дитя, растущее под сердцем, хотела уйти вслед за любимым.
Она выполнила последнюю просьбу мужа. Схоронив Войта, долго оставалась у его могилы, устремив куда-то вдаль отрешённый взгляд заплаканных глаз. А потом отправилась к знахарке Путимире. Поддерживая руками большой живот добралась до маленькой избёнки, стоявшей у самого леса. Прислонившись спиной к косяку, нерешительно замерла на пороге открытой двери.
– Ну, чего стоишь? – старуха, мешавшая что-то в котелке, взглянула на неё ясными голубыми глазами, чистыми, словно небо по весне. – Заходи, не бойся. В ногах правды нет, да и тяжела ты уже. Вижу, разговор у тебя ко мне.
– Да, бабушка, – кивнула Дарёна. – Муж к тебе послал… Просьба его последняя.
Женщина опустилась на широкую скамью, стоявшую у самых дверей.
– Знаю, – кивнула старуха. – Эх, Драголюб, Драголюб! Ведь сам же знал всё про невестку, но позволил сыну зло свершить, – она смотрела на пришедшую к ней молодую вдову пытливо, но без укоризны, словно пытаясь разглядеть что-то в её душе.
Дарёна молча покачала головой, смахнула набежавшую слезу.
– Ну, то правда – верен муж тебе, – заключила бабка. – Любил тебя больше самого себя…Даже не вздумай ревность в сердце впускать! – знахарка вздохнула и с печалью заметила: – Только горд больно был, потому и сына погубил, и себя не сберёг. А Красава – блудное племя! – сухие губы старухи с морщинками в уголках, сжались в одну тонкую ниточку.
– Она была у тебя, приворот просила? – оживилась женщина при упоминании невестки.
– Нет, сама вижу, – старуха покачала головой. – Не приходила она ко мне, незачем ей: они с её матерью и сами толк в таких делах знали. Молчан в гору пошёл, дом крепкий, да и сам – мужик справный, овдовел недавно, да к тому же без детей. Вот Красава глаз и положила, богачество Молчана покоя не давало. До яхонтов да злата больно жадна! Волк ей постылым стал.
– А почему Волк к отцу жену приревновал? – Дарёна решилась задать главный вопрос, мучивший её.
– Может, видел их, а Молчан-то – вылитый брат, – пожав плечами, отвечала старуха. – А может, на жене дух почуял, даром что ли волкодлак? Вот только не понял, что был то дух дядьки его, а не отца… Ревность глаза застит, так устроены люди. Не всякий змею одолеть может, пресечь зло, зародившееся в душе. Волк не смог.
– Выходит, зря я прокляла Волка… – Дарёна не прятала бежавших по лицу слёз. – Коли про отца такое думал, то понять гнев можно… – тонкие руки судорожно сжимали подол широкой рубахи.
– Себя не кори! – воскликнула старуха. – За свои грехи каждый там в ответе, – она подняла палец вверх. Правь всё исправит! Там, – синие очи возвелись вверх, – виднее. И каждому свой срок даден. Но впредь знай цену слову, брошенному по гневу: оно силу имеет страшную, погубить на веки вечные может. Главное теперь – ты Войтову семени не дай исчезнуть! В тебе – продолжение его рода! Завтра родишь сына.
Случилось всё, как предсказала старая Путимира: в полуденный зной серпеня***** родила Дарёна сына.
***
Внезапно Мария почувствовала толчок, будто кто-то выкинул её из живого тумана. Хватая ртом воздух, она вынырнула и… проснулась. Оказалось, она лежит дома, в своей комнате на кровати, укрыта одеялом. Откинув его, села и опустила ноги на пол, коснулась ими шероховатого домотканого коврика.
Сон? К ней опять вернулись сны? Только теперь они стали ещё более живыми, такими же реальными и осязаемыми, как её комната и этот мягкий коврик. Она словно из окна – нет, не из-за стекла, а скорее, через распахнутое настежь окно – видела смерть Войта Драголюба, рыдающую на его могиле Дарёну и весь разговор молодой вдовы со знахаркой Путимирой. Так вот, значит, как всё было! У Маши не возникло и тени сомнения в правдивости её сна. Выходит, она была права, когда пыталась доказать Георгию, что не может Войт изменить суженной. И не изменял!
– Привет! – на пороге комнаты возникла высокая фигура Георгия.
Он улыбался мягко и чуть иронично, как умел только он, сразу заставив сердце Маши затрепетать.
– Выспалась? – шагнул к ней и, присев на корточки взял её руки в свои, сжал, словно пытался согреть.
– Да, – кивнула она, улыбаясь в ответ. Потом опустила глаза, виновато спросила: – Ты не сердишься на меня?
– Сердился, – в тёмных глазах заплясали зелёные огоньки. – Но так или иначе, это должно было случиться. Просто я очень испугался за тебя, – он прижался лбом к её лбу.
– Я не поняла, что было со мной, – Маша рассказала ему про голос Власа Петровича, который слышала словно внутри своего сознания. – И мои руки… Как я смогла это сделать? И мне нужно ещё кое-что тебе рассказать.
Георгий нахмурился, сел рядом с ней на кровать и, обняв, привлёк к себе.
– Если хочешь, рассказывай сразу.
– Нет, сначала ответь мне, пожалуйста, – она попросила его, смотря кротким взглядом, и Георгий не мог отказать любимым глазам.
– Скажи, ты услышала голос деда после того, как поняла, что можешь сдержать волчицу? – уточнил он.
– Волчицу? – она удивилась.
– Да, это была волчица, но об этом потом. Так как?
Маша рассказала обо всём, что случилось с ней – фигура на трассе, его мираж в лесу, призывавший её к себе, метания по лесу и, наконец, встреча с рыжим оборотнем, которого она приняла за Упыря. И как ощутила в себе единственную возможность – заслониться руками, вернее, просто инстинктивно выставила их перед собой, не в силах смотреть в пронзительные глаза необычного зверя.
– Ладушка, – он с нежностью смотрел на неё, собираясь сказать ей нечто важное. Пожалуй, самое важное, что пришло время узнать им. – Всё это, все эти твои, внезапно открывшиеся силы, не твои, – он нахмурился, подбирая слова.
– Да, я понимаю, – кивнула Маша, – это всё твой дед, он помог мне. Ведь так?
– Нет, – Георгий покачал головой, – не дед. Он лишь подсказал, что именно тебе следует сделать – просто сжать руки. Это наш сын… Ещё не родившись, он пришёл тебе на помощь: ощутив твой страх и опасность, грозящую тебе, наделил тебя своей силой.
