Текст книги "Танго с багами (СИ)"

Автор книги: Не-Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Иди-иди, проветрись. Тони сейчас лучше не мешать и вообще не лезть под руку. Заодно нашим ворота открывать будешь, – и сунул в другую руку переносной пульт с небольшим экранчиком, похожий на электронную игрушку.

– А дома говорил, что даже яичницу поджарить не может, только сжечь и по стенам развесить, – бурчал Степан, неохотно позволяя себя вытолкать за дверь.

– Вы не дома.

– Логично… а в полночь он превратится в покорного, заботливого и доброго парня с волшебным задом, и что немаловажно, молчаливого.

– С чего бы? – крикнул от стола Тони.

– Мы же не дома, – вывернул шею великан, стоя в дверном проёме, в который его почти вытолкнул пыхтящий Пупс.

– Я подумаю, – кивнул блондин, продолжая ловко кромсать мясо, – Лёнь, лук тащи, задерживаешь.

Дверь перед Стёпой закрылась. Его удивлённое лицо ещё некоторое время маячило за стеклом, потом скрылось. Блондин продолжил сосредоточенно мариновать мясо. То немногое, что он был способен приготовить, требовало особых условий пикника на открытом воздухе. Но зато уж это он творил так, что ни кусочка не оставалось. Даже странно, что чудовище оставалось до сих пор в неведении. Как-то получалось, что всё лето на пикниках готовили рыбу и занимался ей в основном Виктор, признанный специалист по ухе и кокталу [2].

Через двадцать минут на террасу подтянулись все, разлили по фужерам и рюмкам вино и водку. Заставили стол пластиковыми корытцами с «временной походной закуской». Застучала задорная танцевальная музыка из колонок, расположенных тут же под козырьком. Только отпили по глотку, подъехали ещё три машины. Все ехали порознь, но пробка на железнодорожном переезде лишила форы самых резвых. Пока здоровались, обнимались, оживлённо переговаривались и разливали новые порции алкоголя, прибыл и Виктор с дамой. Так как компания была разномастной и натуралами себя почитала половина мужской когорты, тут же послышались восхищённые присвистывания.

– Вить, ты где себе такую красоту отхватил, стервец? Тебе не по чину такие дамы!

– Ага! Молод ещё, а за такими уметь надо ухаживать! Девушка, зачем вам этот юнец? Обратите внимание на меня! Мужчина, можно сказать, в полном соку!

– И женат, к тому же! Я! Я холостой, девушка! Держите курс на меня, не ошибётесь! – выкрикнул Алексей, которого Разумовский откровенно недолюбливал и вообще не понимал, что может связывать Стёпу с этим душным типом.

Великан недоверчиво разглядывал грациозно вышедшую из машины секретаршу в мягкой кожаной курточке с мехом, теплых шортиках, не скрывающих прелести женственных форм, и каких-то невероятных высоких ботинках со множеством ремешков, подчеркивающих длину ног и хрупкость фигуры. Ослепительную, в своей ухоженной молодости, и дьявольски-трогательную в искреннем желании нравиться. Степан заметно погрустнел. Тони готов был поклясться, что великан до последнего надеялся узреть полудохлую забитую жизнью серую мышку.

– Юля, – нацепив самую убойную из своих улыбок, Разумовский поспешил к даме. – Рад Вас видеть. Отлично выглядите, – похоже, внимание любимого чудища влило изрядную дозу вдохновения в неразвитый внутренний генератор комплиментов. – Я даже боюсь представить, что будет, когда вы ещё больше похорошеете от приятного вина и свежего воздуха.

Благодаря кривизне Стёпиной вымученной улыбки, Тони и вправду искренне был рад девушке. Вот в жизни так никому не радовался, даже Деду Морозу в детстве. Познакомив даму с ассортиментом гостей, заботливо усадил её в плетеное кресло, вручил фужер и умчался за пледом.

В гостиной его прижали животом к спинке дивана громадой сильного тела, и знакомый голос промурлыкал в самое ухо:

– Перестараешься, яйца оторву… любимый мой, родной… – и рука великана наглядно продемонстрировала, как именно будет происходить вышеуказанный процесс отрывания.

Тони было замер, но, как назло, закашлялся.

– Кхм… я тебя услышал, – надсадно просипел он.

– Лучше бы ты меня ещё и понял.

Тяжесть исчезла, и Разумовский обернулся. Степан нежно ему улыбнулся и подмигнул. Блондин покладисто кивнул и умчался охмурять гостью, решив, что, если не выйдет по-научному, допечёт девушку занудной неотступностью внимания.

Как ни странно, прилагать особых усилий снова не пришлось – к прискорбию натуралов, Юлия не сводила с Тони глаз, внимая ему чаще других. Кто-то даже мстительно хрюкнул, что в лесу что-то сдохло и блондин решил сменить ориентацию. Что удивительно, прикрыл рот болтуну именно Стёпа.

Когда пришло время жарить шашлык, Разумовский отделился от компании, колдуя у стационарной жаровни под навесом. Великан помог ему перенести необходимые продукты. Это было очень кстати, потому что кастрюля с мясом оказалась неподъёмной.

– Тонь, чем тебе ещё помочь?

– Не мешать, – быстро ответил Тони, отряхивая очередной кусок от колец лука.

– И как долго мне этим заниматься? – спросил Степан, усаживаясь на лавочку у большого деревянного стола.

– Пока не устанешь, – хмыкнул блондин, не отрываясь от нанизывания мяса на шампуры.

– А куски не слишком большие?

– Нет, так сочнее. Стёп, я тебя попросить хотел… – начал Разумовский и нерешительно умолк.

– Ну? – напрягся верзила.

– В общем… ты не мог бы сегодня ночевать отдельно? Ну, сам подумай, что она может подумать.

– Я думаю, она может подумать правду. Тут и думать нечего, – процедил Стёпа.

– Блин… это же всего одна ночь, – начал раздражаться Тони, – Тебе трудно, что ли?

– Мне? – поднял на него глаза великан, – Мне легко! Нет ничего проще.

Степан резко поднялся и ушёл в сторону шумной компании.

– Блядь! – блондин нервно всплеснул руками, сбрасывая налипший лук.

Спустя несколько минут появился Пашка и присел на ту же лавочку, с которой недавно встал его отец. Кажется, даже занял на ней ту же позицию.

– Антон…

– Не называй меня так, – отрешённо пробубнил Тони.

– Ладно, ладно, Тони. А чего отец так рванул отсюда? И, кстати, что это за краля? – в голосе парня послышалось напряжение.

– Это наше с ним дело, – спокойно ответил Разумовский.

– Да? А мне вот так не кажется.

– И совершенно напрасно. Мы с твоим отцом – взрослые люди, сами разберёмся.

– Тони, – Павел принялся перебирать в руках мокрые кружочки лука, прилипшие к крышке кастрюли, составляя из них замысловатые узоры. – Это и меня касается, даже если тебе кажется по-другому. Он мой отец. И я считаю, что ему довольно досталось от жизни, чтобы ещё и капризный, взбалмошный блондинчик мотал ему нервы. Я давно смирился с тем, что мой отец голубее неба, и не собираюсь мешать вашим отношениям. Но хоть лично ты мне и нравишься, как человек, как парень моего отца ты меня не впечатляешь пока.

– Какая трагедия, – фыркнул Тони. – Главное, чтобы я твоего отца впечатлял регулярно.

– Тони, отец не такой толстокожий, как может показаться. Побереги его, пожалуйста, – играя желваками, попросил парень.

– Ну вот что, – Разумовский уперся грязными кулаками в стол и внимательно всмотрелся в лицо Паши. – Во-первых, как я уже говорил, мы разберемся сами. Твой отец не маленький мальчик и в опеке не нуждается, это его выбор. И не тебе, а что любопытно, и не мне этот выбор оспаривать. Во-вторых, я знаю Стёпу уже почти полгода и, представь себе, догадываюсь, что он ранимее и тоньше, чем можно подумать, глядя на него. Мы притираемся, это, говорят, нормальный процесс. В-третьих, меня тоже жизнь не жаловала. Ты ведь ничего обо мне не знаешь. Меня-то кто беречь станет?

– Отец тебя берёжет! Он с тебя пылинки сдувать готов. Да я от него столько внимания никогда не видел, – парень раздражённо отодвинул от себя крышку с блеклой мозаикой составленного им орнамента. – А ты его поберечь не хочешь. Жизнь тебя не жаловала, а теперь может единственный шанс на счастье просрать хочешь? Чего бы тебе не жить и не радоваться просто тому, что он такой есть и он с тобой?

Блондин, молча, кусал губы. Павел некоторое время понаблюдал за этим и, не дождавшись ответа, ушел к дому.

Поданное Разумовским дымящееся мясо приняли «на ура». Пока он носился от жаровни к столу, народ успел изрядно набраться. Юленька тоже не отставала, невольно обнадёживая Тони в соответствии с житейской мудростью «женщина не бывает недоступной, она бывает слишком трезвой». Под навес то и дело заглядывали доброхоты с алкогольными подношениями повару. Их стараниями постепенно внутри блондина замешивался ядрёный коктейль, частично обезвреженный шашлыком.

Когда последний кусок мяса был подхвачен с блюда, Разумовский ощущал уже острую потребность посидеть где-то в тишине, на более свежем воздухе, чем тот, что сгустился на просторной веранде. Стремительно темнело, и он, прихватив из кладовой фонарик, побрёл по дорожке уютного английского садика. У поворота его настигли быстрые, чуть сбивчивые шаги. Обернувшись, обнаружил, что в его сторону семенит секретарша. Румяная, с искрящимися глазами, она куталась в плед и силилась догнать беглеца. Тони решил, что это неплохой шанс и решил дождаться девушку.

– Вы замёрзнете, Юленька, – учтиво предупредил он.

– Ничего, мне не помешает немного остыть, – улыбнулась она в ответ.

Гуляли долго и молча. Оказалось, вполне комфортно молчать в её присутствии, молчание совсем не напрягало. Они даже пару раз понимающе улыбнулись друг другу. Блондин задумался о том, что, если бы он был хоть капельку натуралом или би, то вполне мог бы заинтересоваться Юлей. И даже немного пьяно пожалел, что не может ответить ей взаимностью. Где-то в процессе своих размышлений он пришел к неожиданному для себя выводу, что, собственно, ведет себя как скотина по отношению к приятному человеку. Который, к тому же, категорически не заслуживает такого. И непонятно, чем он вообще думал, когда спорил на живого человека. То есть нет, не так, ему хватало жестокости спорить на некоего гипотетического чужого человека. Но вот эта конкретная девушка уже не могла называться чужой и тем более гипотетической. Пьяный мозг Тони забуксовал, пытаясь охватить весь спектр вытекающих выводов. Жизнь его вообще не баловала явлением нечужих людей. И ещё реже встречались приятные люди. Что бы там не голосила внутренняя, обособленная от общественной, мораль, обижать таких – последнее дело. Но, если судить более или менее здраво, насколько это возможно при таком подпитии, Юлю он уже обидел, просто она об этом ещё не знает. Остаётся решить, стоит ли ставить её в известность. И хрен с ним, со спором.

Вернувшись к дому, они обнаружили, что компания плавно переместилась в гостиную, прогретую большим камином. Однако, Стёпы там не нашлось, а Тони очень был нужен его совет. Наверное, впервые за все эти месяцы.

Нашелся великан на кухне. В сигаретном дыму на мягком диванчике он сидел, обнявшись с тем самым Эдиком, к которому перманентно ревновал Разумовского, и курил.

– А я искал тебя, – холодно сообщил Разумовский.

Мысленно считая до двадцати и стараясь дышать как можно ровнее, он прошёл к холодильнику, выудил оттуда бутылку воды и отпил, прислонившись спиной к дверце.

– Прости, но я теперь с другим, – виновато поведало чудовище и вздохнуло. – Это Эдик, и мы живем вместе.

– Эй, ты же сказал, что тебе просто ночевать негде! – взвился совершенно пьяный мужчина и попытался выкрутиться из цепких объятий Степана, но ему это предсказуемо не удалось.

– Глупыш, так мне же не только сегодня негде. К тому же, когда ты узнаешь меня поближе, то уже не захочешь никуда отпускать, – томно поворковал великан ему на ушко.

– Ну хватит! Прекращай этот балаган! – рявкнул Тони. – На всё что угодно готов! Какого хуя ты пытаешься мне доказать, монстр?! Что без меня обойдёшься?! Пиздуй! Пиздуй жить без меня! – блондин швырнул в парочку бутылкой и, не обращая внимания на Эдика, пытающегося что-то мямлить, доказывая свою непричастность и полную подставу со стороны Степана, вылетел на террасу.

Всё стало неважным. Абсолютно всё и разом. Привычные ценности обрушились на внутренней бирже, стих гомон, погасли табло, наступила война, кризис, блокада всех нервных окончаний. Было невыносимо тошно от потери, и не представлялось, что делать и куда идти даже в ближайшие несколько минут.

– Тони, – неуверенно позвал женский голос.

– Нет! Не сейчас! – отчаянно выдохнул Разумовский и побежал что есть сил, не разбирая дороги.

Мелькали деревья, прыгала в лицо сырая трава, лопались мыльные пузыри фонарного света, расползались перед глазами ломанными трещинками в темноте ухоженные дорожки. Тони остановился, только когда его ноги оказались по щиколотки в ледяной воде. Он резко отскочил, сделал несколько неуверенных шагов назад и всмотрелся в темноту под ногами. Сердце испуганно и неритмично трепыхалось под грудиной. Впереди растянулась глянцевая гладь зеркальной черноты. Когда глаза более-менее адаптировались, удалось увидеть, или скорее угадать, что ноги принесли его к небольшому озерцу, у которого они летом часто рыбачили. Не в этом месте, а кажется, чуть правее. Ноги безнадежно промокли.

Новые замшевые туфли можно было выбрасывать. Блондин уселся на траву и, стянув обувь, принялся вытряхивать из неё воду. Носки пришлось отжать и подвесить на неопознанном кустике. Трясло от холода и выброса адреналина, зато в голове начала устанавливаться относительно ясная видимость. Принёсший его на этот берег истеричный поток эмоций схлынул. Кое-как переждав стадию острой жалости к себе, стиснул зубы и напряг остатки разума для анализа ситуации и поиска приемлемо решения. Речь уже не шла о том, чтобы сохранить гордость, Разумовский никогда не был идиотом и понимал, что в данной ситуации этого просто не удастся. Он виноват больше всех, и привык отвечать за свои поступки.

Дрожащими руками умудрился выловить из пачки упрямо ускользающую сигарету. Чиркнул зажигалкой. Пустил густую струйку белесого дыма в промерзлую пустую ночь. Чуть позади и справа захрустели ветки так, будто сквозь них ломился средних размеров бегемот. Тони подтянул длинные ноги, согнув в коленях, кое-как уложив одну в траве, а другую вертикально подставив под подбородок. Попытался накрыть озябшие стопы ладонями.

– Зяблик… – приглушенно выдавил из себя Стёпа. – Антошка, да что же ты творишь… Ни на минуту оставить нельзя.

Блондин стиснул зубы, сдерживая слёзы. Быстро вытер глаза об острое колено. Слишком много всего. Просто слишком много.

– Если бы не курил, вообще бы не нашел тебя в такой темени, – бормотал великан, сгребая оледеневшие ступни Разумовского в свои обжигающе-горячие клешни и старательно растирая. – Огонёк выдал. Хреновый из тебя конспиратор.

Тони внутренне сжался до боли, силясь не сорваться в новую недостойную истерику.

– Ты только не молчи, ладно? Тош, – Степан нервно сглатывал и всё время пытался заглянуть в глаза блондину. – Ты не молчи, слышишь? Ну, поматери меня, что ли. Покричи, полегчает. Не держи в себе, ну.

Отбросив потухший недокуренный фильтр, Разумовский вдруг скрутился в комок, будто пружина, вырвав свои ноги у великана.

– Тонь… – совсем потерялся Стёпа.

И тут же эта пружина распрямилась в диком прыжке, опрокидывая огромное тело спиной на траву.

– Прости, – жарко зашептал Тони в самое ухо, касаясь губами. – Прости меня. К чертям пари. Соберем оставшиеся вещи и сдадим мою квартиру. Ты хочешь? Ты всё ещё хочешь, Стёп?

– Хочу. Насрать на пари, – зашептал в ответ великан, обхватил голову блондина ладонями, держа перед своим лицом, всё ещё силясь разглядеть глаза. – И это ты меня прости, жестокая шутка. Перегнул я, наверное. Простишь? – и тут же не дал ответить, закрывая рот пронзительно чувственным поцелуем.

– Простил уже, – задыхаясь, зашептал в его губы Разумовский.

– И… Антош, мне для тебя задницы не жалко.

– Не называй меня так.

– С возвращением, язва, – хмыкнул Степан, поднимаясь и забрасывая Тони на плечо.

– Ботинки не забудь. И носки.

– Завтра заберём, – великан двинулся по едва заметной в темноте тропинке.

– Им будет тут одиноко, – вздохнул Разумовский. – Знаешь, как тут одиноко?

Стёпа только вздохнул в ответ. Некоторое время шли молча. То есть шёл великан, одновременно и удерживая блондина за ледяные ступни, и пытаясь их согреть, а его ноша ехала, постоянно ёрзая и пытаясь устроиться поудобнее.

– Тош..

– Не назыв…

– А почему тебя нельзя так называть?

– Я столько не выпью, чтобы честно ответить.

– Проверим, – хмыкнул Степан.

Тони обречённо вздохнул и снова завозился. Янтарный свет становился всё гуще, обозначая приближение к дому. Вскоре послышались сдавленные смешки и присвисты, а там и комментарии посыпались.

– Стёп, ты где такого тощего суслика подбил?

– Это любовь!

– Что, догнал так, что Тони ходить не может?!

Сквозь дружный хохот прорывались обеспокоенные голоса Лёнечки и Юли:

– Вот сюда. Осторожнее. Наверх давай, в спальню. Грязное снимем. Я что-нибудь поищу на смену подходящее.

– Его раздеть надо, в ванну горячую… и растереть, наверное...

– Юленька, а Вы не заварите чаю? На всех. Никому сейчас лишним не будет. Не сочтите за труд.

Разумовский спиной, или точнее всем, что было обращено в сторону добровольных помощников, и фактически располагалось ниже той самой спины, чувствовал, что Пупс улыбается.

– Да-да, конечно. Какая я глупая! Конечно, вам это лучше без меня всё делать. Я заварю и принесу, не беспокойтесь ни о чём.

Её шаги удалились, а блондина поволокли вверх по лестнице, заметно пыхтя.

– Может ты уже ножками, воздушный мой?

– Я тяжело душевно ранен, мне не осилить подъём. Теперь мне подвластны только падения, – пафосно вздохнул Тони в лучших традициях Пьеро, и расслабленно обвис.

Стёпа крякнул, замерев на очередной ступеньке, и тяжело задышал.

– Три кило зефира, десять шоколадок, торт и банка варенья, – предложил он.

– Взяток не беру. Когда речь заходит о тяжелых психологических травмах, это неэтично.

– Цыпленок табака, мой фирменный соус, картошка-фри, – выдохнул великан, сгружая упирающуюся тушку на ступени.

– И твоя голубая фланелевая рубашка, – буркнул Тони, принимая вертикальное положение.

Степан устало закатил глаза и закрыл лицо руками.

– Ладно, меняю на твой полосатый шарф.

– А, – махнул рукой Разумовский. – Забирай, попрошайка, – и, довольный выгодной сделкой, поплелся вверх по лестнице.

Стянутая с тощего тельца одежда казалась абсолютно неподлежащей реанимации, но добрый Лёнечка обещал попытаться спасти плащ. В горячую ванну блондин погружался под бдительным присмотром великана, который постепенно подбавлял горячей воды и не выпускал Тони, пока у того пар из ушей не повалил. Долго растирал полотенцем брыкающуюся тушку, разложив на кровати. Потом Юля приволокла тяжеленный поднос с чаем. Стёпа едва успел его перехватить у хрупкой девушки. Чаёвничать расположились на постели, предварительно уложив предполагаемого больного на подушки и закутав в одеяло.

Прихлёбывая из чашки, Разумовский поглядывал на девушку, решаясь на серьезный разговор. Великан всё время сбивал его с мысли, отвлекая нелепыми вопросами о самочувствии. И, когда Тони опрометчиво чихнул, тут же отправил Пупса на розыск мёда и малинового варенья. Как только дверь за парнем закрылась, повернулся к Юле и заговорил, опередив блондина на пару мгновений:

– Юль, прости нас дураков, мы на тебя поспорили.

– Что? Как это? – опешила секретарша.

– Мы с Тони живём вместе, и я приревновал его. Это целиком моя вина. Понимаешь, я тогда тебя даже как живого реального человека не воспринимал. Злился очень.

– Живёте вместе? – выцепила из Стёпиной речи самое главное Юля.

– Да, – мгновенно встрял Разумовский. – Я стопроцентный гей. И я люблю этого мастодонта. И вина целиком моя. Прости меня. Нас... Мы не желаем тебе зла. В общем, я не хочу тебя больше обманывать, потому что уважаю. Теперь иначе отношусь. Я скотина.

– Любишь? – сокрушенно пробормотала девушка.

– Люблю.

– И он тебя? – она посмотрела на великана.

– И я его, – виновато улыбнулся Стёпа.

– Так это всё… бред какой-то… Зачем так? – возмутилась Юля и поджала губы.

– Прости, – почти синхронно попросили оба и пристыжено опустили глаза.

– Идиоты, – проворчала секретарша, судя по голосу, смягчаясь.

– Угу, – закивали мужчины и виновато вздохнули.

– Довольно милые идиоты… – засомневалась девушка.

Стёпа с Тони переглянулись и несмело заулыбались, не веря в такую реакцию.

– Блин… а натуралы тут вообще есть? – вздохнула она.

– Есть! – радостно закивал великан.

– А тебе кто-то понравился? – продолжил за него Разумовский.

– Ну… Алексей ничего вроде такой… интересный мужчина…

– Он натурал, – снова почти синхронно прозвучал ответ.

– И разведен, – добавил Степан.

– Но это давно было.

– Он ответственный и тонко чувствующий.

– И не бедствует.

– И ты ему с первого взгляда понравилась.

– А ещё, он романтик.

– Стоп! – окончательно расслабляясь, рассмеялась Юля. – Вы идеальная пара.

Блондин с сомнением окинул критическим взглядом громоздкую тушу великана, прищурился, пожевал губами.

– Не уверен, – выдал он.

– Даже не сомневайся, – махнула рукой секретарша. – Никогда не думала, что с настоящими геями познакомлюсь. Я их как-то иначе себе представляла.

– Ну, то, что ты себе представляла, тоже не редкость, – пожал плечами Стёпа.

– Ладно, не буду вам больше надоедать. Да и многовато всего для меня одной на сегодня. Мне тоже отдохнуть нужно.

– Доброй ночи, – прозвучал уже более слаженный дуэт.

– И всё равно вы идиоты, – вздохнула Юля, поднимаясь с кровати и с сожалением окидывая взглядом полуголого Разумовского, который согревшись, стащил одеяло до пояса. – А я бы тебе ребёночка могла родить, в отличие от него, – она шутливо подмигнула блондину.

– Я бесплоден, – обыденно сообщил Тони и пожал плечами.

Степан заботливо прикрыл его одеялом и подоткнул края.

– Извини, – смутилась девушка, – Лезу не в своё дело.

– Ничего, я привык и давно не заморачиваюсь.

Юля кивнула и вышла. Степан устало вытянулся рядом с блондином.

– Ты правда бесплоден?

– Хочешь залететь?

– Просто спросил, – буркнул великан.

– Правда.

– Значит, не залетишь, – рыкнул Стёпа, наваливаясь и придавливая к постели.

– Я тут вроде как болею, – сдавленно выдохнул блондин и постарался натурально чихнуть.

– А я уже несу мёд и масло, – пропел Пупсик, прыгая на кровать рядом с ними.

Жалобно звякнул чашками поднос. Разумовский всхлипнул и облегчённо рассмеялся. Жизнь налаживалась.

***

Утром похмелялись все, кто не за рулём, пили горячий чай на террасе, тихо переговаривались. Алексей активно ухаживал за Юлей, и та строго посматривала на новоявленного кавалера. Что-то подсказывало Тони, что он ещё насладится зрелищем дрессированного плюшевого друга Степашки. Великан вышел с гитарой, вызвав одобрительные возгласы и перешёптывания. Уселся прямо на ступенях, кинув на них длинную подушку с кистями.

– Ну, чисто граф в загородном имении, – съехидничал кто-то.

Смешки стихли, когда Стёпа запел. Тони не помнил ни одного случая, чтобы слушатели не умолкали, при звуке его голоса.

Von weitem lange herein,

fließt mein stiller Rhein,

fließt mein stiller Rhein,

und Ende und ohne Rand.

Mitten im Korn dem reifen,

mitten im Schnee dem weißen,

da fließt mein Rhein ruhig,

und ich bin 17 Jahre alt.

Блондин тихонько подошел к великану и бесшумно опустился рядом, усевшись на краешек подушки и осторожно прислонившись спиной к спине.

Сказала мать: бывает всё, сынок

Возможно, ты устанешь от дорог.

Когда придёшь домой в конце пути свои

Ладони в Волгу опусти.

Издалека-долга течёт река Волга,

Течёт река Волга, конца и края нет.

Среди хлебов спелых, среди снегов белых,

Течёт моя Волга, а мне уж 30 лет.

Jener erste Blick

und wie er einst geschwommen,

der Rhein hat alles mit sich fortgenommen.

Ich bin nicht traurig,

dort ist alter Schmerz

anstatt des Frühlings

habe ich Dein Herz.

Von weitem lange herein,

fließt mein stiller Rhein,

fließt mein stiller Rhein,

und Ende und ohne Rand.

Mitten im Korn dem reifen,

mitten im Schnee dem weißen,

da fließt mein Rhein ruhig

und ich bin 70 Jahre alt.

Здесь мой причал и здесь мои друзья,

Всё без чего на свете жить нельзя.

В далёких плёсах, в звёздной тишине

Другой мальчишка подпевает мне. [3]

Разумовский прикрыл глаза и тихонько вздохнул, расслабляя шею и опуская голову на Стёпино плечо. Чуть потёрся о могучую шею, точно зная, что великан сейчас тепло улыбается.

– Хорошо-то как… – тихо сказал Лёнечка.

И обрушился с неба холодный осенний дождь.

***

После завтрака компания незаметно растеклась по дому, отдыхая от отдыха. Тони устроился на подоконнике в гостиной, тихонько, в тайне от хозяина, дымя в форточку. В кресло у окна устало приземлилась Юленька и поделилась новым открытием:

– Все мужики козлы.

– Глупость какая, – хмыкнул Разумовский. – Не все козлы. Встречаются ещё ослы, олени, свиньи, кобели, коты мартовские. Это не считая мебели типа шкафов и тюфяков, а так же прочей утвари типа дубин и тряпок. Алексей тебя разочаровал?

Юля махнула рукой.

– Реклама опять обманула.

– С рекламой это случается, – блондин, поозиравшись, затушил окурок в стеклянном стаканчике с ароматической свечой.

– Пойду, ребенка посовращаю, – вздохнула девушка, поднимаясь.

Тони слегка завис, удивленно глядя на неё.

– Да не съем я вашего Пашку, папашки, – хохотнула секретарша. – Он звал в картишки перекинуться на раздевание, так пойду, раздену наивняшечку, раз сам напросился, – и грациозно покачивая бедрами, удалилась на поиски «ребёнка».

Дождь прекратился. Разумовский сидел на подоконнике, опираясь локтем о собственное колено, и глядя на потухшую приглушенную зелень сада, на небо, словно разбавленное пеплом, и будто размазанную по нему чьей-то властной рукой пену облаков. Чувствительного носа коснулся знакомый запах. Тот, который ни с чьим не спутать.

– Я надеялся, что когда ты будешь со мной, ты перестанешь пялиться в окно с таким видом, будто сейчас выскользнешь в форточку и улетишь, – прошептал совсем рядом Стёпин голос.

– Странно делать себе пометки на будущее, не имея настоящего, – задумчиво проговорил блондин, не оборачиваясь.

– Оно у нас есть, – приобнял его сзади великан, заглядывая через плечо в сероватый день за окном. – Просто ты ещё не научился его видеть.

– Научишь?

– Научу, это в моих интересах, – Степан с ощутимым наслаждением зарылся носом в его волосы, шумно втянул воздух. – Мне кажется, мы обречены друг на друга.

– Звучит печально, – Тони улыбнулся их отражению в стекле и накрыл ладонь великана своей.

– Это если не понимать всех преимуществ.

– А есть преимущества?

– Да-а-а-а, – многообещающе промурлыкало чудовище и прикусило кожу на шее Разумовского.

– Расскажешь? – блондин по-кошачьи потянулся, не разрывая объятий, и на возвратном движении закинул руки за голову Стёпы, ероша густые непослушные жесткие волосы.

– А то… – великан ласково провел руками вниз вдоль тела Тони, – Пойдем наверх?

В спальне сквозь задернутые шторы прорывался узкий резец неяркого осеннего света, рассекая полумрак, смятую постель и подсвечивая плавно движущуюся пару. Белое стройное тело и загорелое громоздкое с хищными повадками. Они сидели плотно прижавшись друг к другу, спина к груди. И тонкая белизна гармонично накладывалась лунным бликом на плотную яшму. Руки великана томительно скользили по бёдрам блондина, заставляя потираться спиной и крепкими ягодицами о широкую грудь и живот.

И тут волшебство пало под вторжением стука в дверь.

– Прокляну, – рявкнул Степан незваному гостю, и по-хозяйски накрыл возбуждённый член Тони ладонью.

– Па, – сиротливо поскреблись в дверь, – ты мне не одолжишь что-нибудь из одежды?

Разумовский громко засмеялся, но быстро примолк, когда ладонь великана чуть сжалась.

– Паш, погуляй пока, я занят, – прорычал Стёпа, наглаживая поплывшего от ласки блондина.

За дверью возмущенно засопели и снова нерешительно поскреблись.

– Я не могу, я голый, – панически пискнули оттуда.

– Сходи к Виктору, его вещи тебе больше подойдут, – взвыл в отчаянии великан.

– Ёп… – растерялись за дверью, – Вы там трахаетесь, что ли? Извини.

Торопливые шлепки босых ног поспешно удалились по коридору.

– Всю романтику изгадил своей прозой жизни, – ворчливо буркнул Степан. – А чего он голый-то ходит? Я не понял.

– Разврат… – прошептал Тони, толкаясь в ласковую сильную руку, – не отвлекайся.

– Не напомнишь, на чём я остановился? – проворковал великан заводя руку глубоко между ног блондина и пробираясь пальцами между ягодицами.

Разумовский громко выдохнул, выгнулся, подставляясь под ласку, и повернул голову, ища поцелуя. Магия романтичности момента вернулась, но им уже было не до неё. Расплавленная нежность растекалась в крови, сквозила в каждом выдохе, сжимала сердце, заставляла прикрывать глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Привычное погружение члена в тугую горячую плоть, казалось пронзительным слиянием. Внутренности скручивало от невозможности проникнуть друг в друга всем телом, каждой клеточкой, сплавиться в единый поток лавы. Свободно перетекать друг в друга.

Их руки скользили по влажной коже, оставляя горячие следы, пересекались и расходились в плавном танце, переплетались пальцами. Тела слаженно повторяли заученные движения мучительно медленного танго. Вибрирующие волны жара раскатывались от каждого па и затухали где-то в сумраке полутёмной спальни. Дыхания становились всё громче, четко сливаясь вдох с вдохом, выдох с выдохом, вторя каждому толчку, каждому колебанию распалённых до предела нервных окончаний.

Тони жмурился то ли от внезапно ставшего пронзительно-ярким луча света, то ли от застилающих глаза непрошенных слёз. Никогда ещё подступающий оргазм не доводил его до такого состояния. Разрывающая изнутри волна выплеснулась с такой мощью, что он закричал гортанно, протяжно, срываясь в бездонную пропасть головокружения невесомым сознанием. Стёпа лег и обессиленно прижал к себе его, подрагивающее от гаснущих электрических зарядов, тело, успокаивающе поглаживая и тяжело дыша в затылок.

– Люблю тебя, – успел услышать блондин, перед тем как отключиться.

А магия продолжала невесомо окутывать комнату, сплетая из контраста оттенков кожи, слияния запахов двух тел и несмелого осеннего света хрупкую защиту для двоих. Столь же иллюзорную, сколь надежную. Больше спаивающую воедино, чем противопоставляющую миру.

***

Спустя две недели глубокий пятничный вечер сгущался вокруг Стёпы мрачными тенями. Отмазки кончились, и на лице его читалась всё большая растерянность. Разумовский выполнил своё обещание, вывез все личные вещи и сдал квартиру молодой семейной паре с ребенком. Пришла очередь великана держать слово, и, видимо, от осознания этого, с каждым днём чудовище становилось всё более тихим и незаметным. Насколько это вообще возможно при его габаритах. Тони был уверен, что, если бы Степан был поменьше, то сегодня непременно попытался бы спрятаться в шкафу. Но комплекция обязывала хранить невозмутимость, не ронять гордость и достоинство перед неизведанным испытанием, честно встречая его с открытым забралом, лицом… или другими частями тела. Поэтому великан старался просто не попадаться Разумовскому на глаза.