Текст книги "Берегись, или парень в юбке (СИ)"

Автор книги: Natanella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Собрался умирать, Коулман? В таком идиотском костюме только в гроб ложиться…

Но шутки он не оценил, – хмуро зыркнул на меня, но, заметив, что я оделся, как новогодняя елка (туфли салатовые, гетры красные, юбка белая, куртка фиолетовая), сухо сказал:

– Сначала мы идем в магазин… – чуть позже, привыкнув, видимо, к моему разноцветью, он более спокойно добавил:

– Не могу же я позволить, чтобы… – он прокашлялся, но продолжил, – «моя девушка» была похожа на пугало!

– Эй! – предупредил я, щурясь от начинающей закипать ярости. – Я не вызывался тебе в пару!

Сэм недобро ухмыльнулся, ущипнул меня за щеку и, ничего не ответив, куда-то потащил.

Я был почти уверен, что мы идем в шикарный магазин одежды, где Коулман подберет мне платье от всемирно известного Кутюрье, но Сэм, напротив, привел меня в дешевый супермаркет, где продавались жуткого покроя неприглядные вещи.

Ничуть не стесняясь, Президент запихнул меня в маленькую примерочную, вручил пару шмоток, и исчез.

А когда я примерил это безобразие, то почувствовал себя не только парнем, переодетым в девушку, но и парнем, который сейчас больше напоминал потрепанную жизнью домохозяйку в домашнем халате. Однако увидев меня, Коулман заверил, что это то, что нужно… И я засомневался, относительно его предпочтений, начиная понимать, почему Президенту не нравятся пышногрудые красотки из фанклуба.

– Странные у тебя вкусы, Коулман… – поправляя рукав-фонарик сообщил я ему, на что Сэм благодушно промолчал.

Мы шли по магазину, едва не касаясь друг друга плечами. Я чувствовал, что Коулмана что-то гложет, чувствовал, что это что-то связано со мной, но спрашивать побоялся. Президент вообще был сейчас странный: то таращился на меня полными ужаса глазами. То уходил в раздумья.

– К черту! – тихо заверил себя я, и направился к ларьку с мороженым. Но вот чего я не ожидал, так это того, что Коулман подойдет и заплатит за меня. Наверное, он сделал это специально, чтобы поставить меня в глупое положение (где это видано, чтобы парень платил за парня?), и я вручил ему мороженое, а сам заказал себе сливочное, за которое отдал деньги сам, проворчав «используй своё соблазнение на своих подружках», и, получив осуждающий взгляд от пожилой продавщицы, умолк.

Зато, оказавшись на улице, ринулся объяснять совершенно бесстрастному Коулману, что я ПАРЕНЬ и что я согласился на его извращенную затею только чтобы у сестры не было проблем…

Сэм слушал с интересом. Ровно пять минут. А потом просто сунул мне в рот порцию своего мороженого, и я в буквальном смысле подавился словами «так что хватит корчить из себя донжуана».

Остаток следующего часа мы бродили по парку. Причем каждый раз, когда я порывался узнать, почему жертвой на роль его девушки был выбран именно я, Президент ловко менял тему. Но, не выдержав моего напора, сдался:

– Только не пугайся… – предупредил он. И правильно, так как, услышав продолжение, я едва не лишился дара речи.

Мать честная, он решил представить меня своим родителям!! Парень и впрямь стукнулся головой.

Развернувшись, я было бросился прочь от этого ненормального, но Коулман остановил меня, привычно схватив за руку.

– Родные не вынесут того, что я… хмм… м… предпочитаю мальчиков, – шокировал меня Коулман в очередной раз, и я застыл на месте, не в состоянии пошевелиться или произнести хоть звук. Я мог только моргать и дышать через раз, однако это далеко не помогало мне прийти в себя. А Сэм, между тем, не унимался:

– Я знаю, что связываться с тобой не лучшая идея, знаю, что ты можешь испортить все к чертовой матери. Но… – в голосе Коулмана появилась почти злость. – Но показать одну из «скромниц» "St Antuan" – значит подписать себе смертный приговор. Родные никогда не простят мне такого выбора…

Президент удрученно смотрел мне в глаза, видимо, ожидая хоть какой-то реакции, но я не мог так быстро переварить свалившуюся на меня информацию.

«Коулман гей? – вертелось в подсознании. – Гей? – эхом проносилось это слово вновь и вновь». Я готов был поклясться, что не замечал за ним ничего такого… Ну. Если не считать, что ублюдок глазел на мою задницу сегодня утром.

Стоп.

Коулман глазел на мою задницу.

Коулман-гей глазел на мою задницу…

Меня охватила паника. Президенту пришлось тряхнуть меня, чтобы мозги встали на свое привычное место.

– Ты собираешься представить родителям парня, нацепившего на себя бабские побрякушки, чтобы доказать, что ты не гей, я правильно понял? – переспросил я, сжимая пальцами плечо Коулмана.

– Да… – последовал незамедлительный ответ.

– Ты псих! – поздравил я помрачневшего парня. Но заняться мне все равно было нечем, да и деваться мне было тоже некуда (телефона-то купить я не имел возможности), поэтому я оптимистично предложил:

– Я помогаю тебе, мы оба забываем о случившемся, а твой сотовый… плата за мои страдания. Идет?

Коулман явно мне не верил. Но его озадаченный вид позабавил меня.

– Так мы идем знакомиться с твоими предками?

***

И я снова ошибся, предположив, что дом Президента – это громадный особняк с прилагающимися к нему горничными, дворецкими и другими слугами.

Оказалось, Сэм живет в маленькой квартирке, в которой, однако, царил покой и уют, которых мне всегда не хватало. В дверях нас встретил отец Коулмана – бодрый седовласый мужчина, который смотрел на меня с долей сарказма с высоты своего двухметрового роста. Он явно работал раньше военным, – его выдавали выправка и приказной тон.

– Джулиан Коулман, – протянул мужчина мне руку, и я с удовольствием пожал её.

– Пат… – хотел представиться я, но Сэм закашлялся и толкнул меня локтем в бок. Я тут же исправил свою оплошность:

– Патриция. Патриция Фишер.

Обмен любезностями прошел вполне спокойно. Я даже позволил себе перевести дух, но испытания на этом не закончились: из дальней комнаты на шум вышла сестра Коулмана Кэт – этакая пухленькая блондинка с чувственной улыбкой.

– Братик, – абсолютно игнорируя мое присутствие, прощебетала она, – ты наконец решился… – радостно сказала она, сияющими глазами глядя на меня, но Сэм оборвал её:

– Да, я решился. Когда-то же надо познакомить Патрицию с папой… – тускло пояснил он, и сестра стукнула его по лбу.

– Ты неисправим! – воскликнула она, и переключила свое внимание на меня, в нерешительности застывшем на пороге.

– Значит, Пэтти? – пристально глядя сначала на мои туфли без каблуков, потом на старомодное платье, и, наконец, на лицо без грамма косметики, протянула она. – А почему, дорогая Пэтти, у тебя так сильно ободраны руки?

– Кэт! – попытался урезонить сестру Сэм, снимающий с себя ветровку. – Может, предложишь гостье чаю? Но та не унималась:

– А волосы слишком жесткие… Ты разве не пользуешься бальзамом? – она ходила вокруг меня кругами, с каждой минутой раздражая все больше. И я не выдержал:

– Я… слышал…а, что всякая химия, типа масок и тоников, плохо влияет на структуру волос, – я порадовался, когда Кэт изумленно застыла слева от меня и почти испуганно взглянула на меня.

– И, к вопросу о моих руках, – решил я добить её своим сарказмом. – Мне кажется, девушка обязана уметь защитить себя, вот я и упражняюсь в… спортзале.

Кэт опешила от таких ответов. Она беспомощно переводила взгляд с меня на брата, абсолютно не понимая, что творится. Но отец не дал ей опомниться, приобнял меня за плечи, хохотнул и обратился к не менее озадаченному Сэму:

– Отличная девушка, сынок! – и, прищурившись, добавил:

– Надеюсь, у вас серьезные отношения? – он произнес это так грозно, что мы с Коулманом в один голос ответили «да», чем вызвали улыбки у его родственников.

Мистер Коулман потянул меня в кухню, где за накрытым столом рассказал о том, как в его время ухаживали за женщинами. И мне стало по-настоящему интересно, когда его монолог плавно перетек на воспоминание о матери Сэма и Кэт. Но, видно, это была не лучшая тема, потому что и Кэт, и Сэм упорно молчали, в то время как раньше шуточно подкалывали своего папочку.

– А давайте сыграем в «Твистер»? – предложила вдруг приунывшая Кэт, когда мистер Коулман сделал внушительную паузу.

Я с ужасом посмотрел на Президента, который, казалось, едва не смеётся, видя мое замешательство.

– Это плохая идея… – попробовал я оправдать свое нежелание играть, но в следующую секунду Коулман-младший уже тащил меня в пропитанную домашней безмятежностью гостиную, обставленную дешевой мебелью.

На полу, не застеленном ковром, разложили разноцветные круги «Твистера». Старик-Джулиан принял пост ведущего и вращал барабан с закинутыми туда цветастыми бумажками. И, как бы я не отпирался, Сэм буквально силой заставил меня наступить рукой на красный круг.

А потом понеслись шутки и подначки. Я смеялся каждый раз, когда кто-то другой корячился, пытаясь попасть ногой или рукой по нужному кругу. Атмосфера в комнате сложилась приятно-дружеская: Кэт мило улыбалось и больше не задавала глупых вопросов, даже, наоборот, окорачивала брата, когда он комментировал мои неловкие движения, Мистер Коулман вообще, казалось, умилялся, глядя на всю эту неразбериху… Совсем не так представлял я себе семью Коулманов. Теперь я уже начал сомневаться: не ошибся ли я, считая, что Коулман собирает деньги на личные нужды, потому что такой Коулман, от души хохочущий и остроумно сподвигающий меня на новые «подвиги», был совсем не похож на интригана, коим я его себе представлял.

– Ааааа… – поддавшись мыслям, я совсем забыл о том, что мне нужно переместить руку на зеленый. И, чтобы это сделать, мне пришлось почти подползти под Сэма, который раскраснелся от смеха.

Президенту же достался красный, и я проклял чертову игру, потому что, развернувшись влево, Коулман полностью накрыл меня своим телом, и наше положение оказалось весьма двусмысленным.

Я даже проигнорировал задание Кэт, которое она с треском провалила, после чего вылетела из игры, ибо был полностью во власти своих ощущений: дыхание Сэма касалось моей шеи, руки едва не обвивали меня за плечи, а задницей я чувствовал… И, догадавшись, что именно я там чувствовал, я покраснел и шепнул Коулману, чтобы он прекратил, но в ответ получил только сопение. Тогда я рванулся выполнять следующую комбинацию – правая нога на желтый, правая рука на синий, – и едва не взвыл от безысходности, ибо теперь я сам обнимал Коулмана за талию и соприкасался бедром с его коленом, которое, по приказу хитрюги-Джулиана переставил вперед, после чего сглотнул и извиняющимся взглядом посмотрел на меня, сжавшегося от стыда. Я волей-неволей терся об его ногу, и эти невесомые прикосновения будили во мне что-то, сродни возбуждению. И когда Сэм почувствовал это, он пришел мне на помощь: пошатнулся и, наигранно ахнув, упал.

– Итак, – серьезно провозгласил Коулман-старший, победила Патриция Фишер! – и я смущенно отвел глаза в сторону и, выпрямившись, сложил руки так, чтобы никто не заметил моей маленькой проблемы.

Мы все чувствовали себя неловко: последняя сцена явно не осталась незамеченной. Поэтому Джулиан, тщательно отводя от меня глаза, под каким-то сомнительным предлогом удалился в кухню, а Кэт, пробормотав:

– Наслаждайтесь, голубки! – упорхнула вслед за отцом. Причем в последнее слово она вложила слишком много яда. Это не ускользнуло от нас с Сэмом. А когда напоследок Кэт многозначительно глянула на мой… вздувшийся подол, я жутко покраснел.

– Прости, Коулман. Думаю, ты совершил ошибку, пригласив меня в гости… – мне нелегко далась эта фраза, я почувствовал себя ужасно глупо, но, превозмогая порыв заткнуться, я все же продолжил:

– Теперь твои родные знают наверняка, что ты… – я сглотнул, после чего неуверенно закончил:

– что ты… гей.

Повисла долгая пауза, в течении которой я смотрел куда угодно, кроме как на Сэма. Мне было неудобно и немного страшно, – я не ожидал от своего тела такой реакции на… на парня, и потому не знал, что сказать или сделать сейчас, когда мы остались наедине.

Коулман решил проблему, как всегда, быстро и неожиданно. Он приблизился ко мне, схватил за подбородок и, нагнувшись, поцеловал, чем вызвал во мне такую гамму эмоций, что я пошатнулся. Растолковав это по-своему, он рывком притянул меня ближе, крепко обхватил за талию и углубил поцелуй.

Я терялся в чувствах, абсолютно не понимая, какого черта я творю. Совсем недавно я узнал, что Президент любит парней, но… к такому повороту событий я готов не был. И даже при том, что я наслаждался поцелуем, я не мог точно сказать, почему не отталкиваю Коулмана. Сознание, послав последний импульс страха, отключилось и больше не мешало нежиться в руках Сэма. Помнится, я сам приподнялся на цыпочки, царапнул его шею и прикусил губу. Не больно. Совсем чуть-чуть… Но результатом этого оказалось перевозбуждение Коулмана, и в следующую минуту я ощутил спиной холодность пола и ладони Сэма, лапающие мои коленки. Он не прекращал целовать меня. Даже когда я возмутился и дернулся, скидывая его лапы со своих бедер. Даже когда я попытался вырваться из капкана его горящей страсти… Он целовал меня так, словно от этого зависела его жизнь, будто и моя жизнь зависела от этого жаркого поцелуя. И я сдался. Просто позволил ему творить со мной те гребаные штучки, от которых мне хотелось кончить и умереть одновременно.

***

А потом мы лежали на этом самом полу, оба вымотанные и довольные, и разговаривали.

Я узнал, что Сэм живет с матерью, успешной бизнес-вумен, а к отцу с сестрой заходит иногда, так как большую часть времени занимают СтудСовет и забота о матери, которая после развода с отцом просто свихнулась на работе. Узнал я и о том, зачем нужны поборы, так возмущавшие меня совсем недавно.

– Не все могут заплатить сами за обучение, – просто ответил он на интересующий меня вопрос. – Я, как Президент СтудСовета, вынужден был принять крайние меры, чтобы в колледж могли попасть не только отпрыски именитых семей. Будь "St Antuan" неразбавленным обычными студентами, в колледже стало бы невозможно находиться.

Он повернулся ко мне, потрепал по щеке и неопределенно добавил:

– Появляйся ты в колледже почаще, ты бы знал обо всем этом.

Чтобы скрыть чувство вины, навалившееся вдруг на меня, я начал огрызаться:

– Но ты мог бы сообщить мне об этом!

Коулман улыбнулся мне беззлобной улыбкой, посмотрел внимательно в глаза и шепнул:

– Ты не спрашивал… Да и, думаю, в своей неподражаемой манере постоянно убегать, ты вряд ли поверил бы моим словам.

Я не мог не согласиться с его рассуждениями, потому скромно промолчал.

***

На прощанье мистер Коулман вручил мне маленький кубок за победу в «Твистер» и вынудил пообещать, что я еще зайду в гости. Его взгляд не был полон осуждения или отвращения, хотя я прекрасно знал, – этот мужчина понял, что я не девушка. Напротив, Джулиан тепло улыбнулся в ответ на мое замешательство и, вдруг повернувшись к сыну, несильно ударил его в плечо.

– Неужели обязательно было затевать этот маскарад? – он внимательно посмотрел на Сэма, который, сжав губы, молчал, а потом удивил нас всех – сына, широко распахнувшего глаза, Кэт, застывшую у двери в кухню, меня, судорожно сжимающего кубок:

– Я ведь давно знал… что тебе нравятся мальчики. Так что в следующий раз избавь нас с Кэт от представлений и приводи своего парня одетым нормально. Не думаю, что ему понравилось выставлять себя девушкой… – мистер Коулман пару раз встряхнул ошеломленного Сэма, после чего, повернувшись ко мне, подмигнул:

– Тем более что притворяться под конец ему стало совсем туго… – Кэт и Джулиан рассмеялись, а я едва не лопнул от стыда.

Но вместе с краской, прихлынувшей к щекам, я вдруг ощутил себя удивительно легко: веселая непринужденная атмосфера действовала на меня приятным образом, я расслабился и даже подшутил над Коулманом-младшим, что вызвало ещё один взрыв хохота.

Это было так странно – находиться в компании почти незнакомых людей, не стыдиться того, что я в юбке… Просто наслаждаться общением.

Но мне вдруг стало пусто на душе, – ведь мне всегда не хватало такого вот тепла. Родители все время куда-то спешили, нас с сестрой швыряли то в один колледж, то в другой, мы побывали в самых неприглядных уголках страны, мы увидели кучу знаменитых работ прославленных художников, узнали о существовании запрещенных искусств… Но ни я, ни сестра ни разу не получили от родителей той теплоты, которой щедро одарил своих детей мистер Коулман.

И, отдаляясь от этого дома, наполненного внутренним светом, я почти завидовал Сэму, который шагал со мной рядом.

Он проводил меня до ворот пансиона, потоптался на месте, ожидая, что я скажу хоть что-то, но не получив желаемого, Президент взял меня за руку и одними губами сказал «спасибо». Мое сердце вздрогнуло от нежности, промелькнувшей в его суровом взгляде. Наверное, я совсем потерял рассудок или, быть может, поддался искушению, но в следующий момент протянул руки и обнял Коулмана, который, ничуть не удивившись, обнял меня в ответ.

Мы стояли, как два дурака. Причем я чувствовал себя умиротворенным, нужным, что было для меня совершенно непривычно.

– Эмм… – отстранился я и направился к входу, но Коулман остановил меня и попросил номер сотового. Я охотно продиктовал его, после чего отправился в душную комнату Пэтти.

***

Неделя пролетела, как один день. Коулман часто звонил мне, а в субботу приказал придти в кафе, расположенное неподалеку от дома его отца. Естественно, я забежал домой перед встречей и натянул на себя джинсы с футболкой, чем впоследствии очень огорчил Президента.

– Я надеялся ещё раз увидеть тебя в юбке, – признался он, убирая за спину букет роз, и ко мне вернулась былая вспыльчивость. Он был слишком сентиментален для парня, который назначает свидание парню. И это только ещё больше усугубило мои подозрения, что Коулман воспринимает меня, как… девушку.

– Значит, тебе нравится, когда я корчу из себя девчонку? – крикнул я на все кафе, отчего больше половины посетителей обернулось на нас.

Коулман попытался остановить меня, нерешительно уверяя, что совсем не то имел в виду.

– Значит, плевать ты хотел на мои чувства, да? – не унимался, не замечая, что Сэм багровеет от гнева. – Тебе, ублюдку, просто удобно, когда я подчиняюсь твоим капризам? – обличительно закончил я и в довершение ко всему плеснул в лицо Коулману кофе, щедро налитый в чашку, стоявшую некогда рядом с ним.

По мере того, как капли коричневой жидкости скатывались по щекам Сэма, я имел счастье наблюдать, как из просто сердитого он превращается почти в невменяемого. Зрачки Сэма расширились, свободной от букета рукой он взял со стола салфетку, и принялся зверски вытирать лицо, после чего все ещё молча отбросил мокрую бумажку в сторону.

Официант упорно не замечал нашей сцены, видимо, опасаясь, что ваза, поставленная в центр на круглый столик, может полететь в него. Посетители не скрывали своего интереса к происходящему, – наблюдали за тем, как Коулман встает, показывая, что оделся сегодня со вкусом: в светлые клетчатые брюки и белый пиджак, на котором теперь отчетливо выделялись пятна кофе. Сэм с минуту смотрел на меня, тяжело дышащего и готового вновь взорваться от обиды, после чего бросил мне букет, после чего спокойно развернулся и вышел из кафе, оставив меня пялиться ему вслед.

Черт бы побрал этого идиота! Он кинул меня посреди наполненного людьми кафе! Он не сказал ни слова, зачем звал меня, зачем, в конце концов, купил свой жуткий… алый букет, который я со злости выкинул в первую ближайшую мусорку, как только вышел на улицу.

И, наверное, никто не видел, как вернувшись, я вытащил его оттуда и выпрямил помятые цветы. И, уверяю, я сделал это просто потому что букет был не виноват в ублюдочном поведении Коулмана и потому что мне жалко было издали смотреть на вянущие бутоны…

Домой возвращаться не хотелось. Видеть Коулмана тоже, поэтому я твердо решил доучиться в "Читой розе" до приезда сестры. Во всяком случае, так я чувствовал, что хоть кому-то помогаю.

А раз себе в желании на всю жизнь избавиться от Коулмана я помочь не мог, то лицей сестры вновь пришелся очень кстати.

Но все оказалось не так просто, как я предполагал вначале: вспоминая о последнем свидании, я все больше винил себя в несдержанности, хотя чаще всего материл Сэма за то, что он не остановил меня.

И с каждым гребаным днем я становился все агрессивнее: преподаватели частенько выпроваживали меня из класса за нарушение правил. А когда я в порыве бешенства разбил своим телефоном окно в туалете (должен же я был хоть как-то избавиться от навязчивой идеи позвонить Президенту и извиниться?), администрация провела закрытое собрание, центральной темой которого было как раз мое поведение. Однажды Наставница даже самолично привела меня в церковь, дабы избавить от внутренних демонов… Не хотел бы я увидеть глаза святого отца, которому я в сердцах сообщил, в чем именно я повинен. Уверен, он много раз перекрестился, пока слушал мой красноречивый рассказ о том, как я притворился сестрой, как много раз порывался бежать из лицея, как ненавижу Коулмана, как сожалею, что встретил его на своем пути, с каким удовольствием бы ударил его сейчас…

– Бог простит тебя, сын мой… – с сомнением выдавил тогда священник, и я едва не поскользнулся, когда, уже поднявшись и сделав два шага в сторону, услышал тихое «наверное простит…».

А в "Чистой розе" меня вновь доставал образ Коулмана. Неважно, где я находился: в туалете я видел в зеркале кривую рожицу Президента, в комнате Сэм мерещился мне в окне… даже в классе мне чудилось, будто Коулман смеется надо мной с доски.

Иногда я не выдерживал: с грохотом отодвигал стул и без напутствия учителя покидал комнату, но и в коридоре мне не было покоя, – гадкий Коулман постоянно был в моих мыслях. И я едва не рвал на себе волосы, жалея, что согласился на его авантюру.

В конце концов, к моим странностям привыкли, так что среду я провел вполне прилично, если не считать моих навязчивых идей насчет Сэма.

Но утро четверга встретило меня отличным стояком и забрызганными спермой простынями. И я взвыл от обиды на самого себя… А днем все стало ещё хуже. Помимо обычных воспоминаний о парне, меня одолели эротические фантазии… Так однажды мне пришлось очень долго объяснять, что именно я спрятал под юбкой, если она так раздулась.

Нда… этот четверг явно был днем открытий, потому что, наблюдая за девушками из пансиона, я полностью разуверился: мне вообще не нравятся девушки – какими бы тупыми и красивыми они ни были. Я не возбуждался при мысли, что королева лицея Мириам делает мне минет. Зато, представив губы Коулмана, я тут же покрывался холодным потом…

– Чтоб ты сдох, Сэм Коулман, ублюдок ****! – я еще долго испражнялся в выражениях, а когда до меня дошло, что я говорю все это на уроке нравственности вслух, едва не сгорел со стыда.

В пятницу я окончательно понял, что влюбился. И, черт побери, это открытие не было таким уж приятным, если принять в расчет, что предмет моего вожделения не спешил разделять моих чувств. Этот ублюдок вообще больше ничего со мной делить не хотел: ни секретов, ни разговоров, ни даже секса…

Мне не хватало Коулмана, как кислорода: его шуточек-аля я самый умный, его насмешливых взглядов и… страстных прощальных поцелуев.

Под конец даже я начал думать, что у меня поехала крыша. И вот когда наступил апогей моей горячки по Коулману, тот явился ко мне собственной персоной. Причем явился ночью, – влез в окно, упал на кровать рядом со мной и закрыл мне рот, когда я хотел закричать от испуга.

– Это мне кажется. Кажется… КАЖЕТСЯ! – уверял я себя, пялясь в другую сторону, но кто-то больно ущипнул меня за задницу и, возмущенно обернувшись, я убедился, что рядом со мной лежит Президент, так сказать, во плоти.

– Что ты… – прошипел я, и Сэм, разваливаясь поудобнее и притягивая возмущающегося меня к себе на грудь, закончил за меня:

– …тут делаю? – он поцеловал меня, и я задохнулся от неожиданности, когда почувствовал его колено между своих ног.

– Доказываю тебе, что ты мне дорог… – он поцеловал меня ещё раз, и я окончательно слетел с катушек.

– А если ты ещё раз устроишь такую сцену… – он перевернулся так, что я оказался прижатым спиной к матрасу, а он навис надо мной, – то я надеру твою симпатичную задницу прямо на виду у глазеющих на нас людей, ясно? – он решительно начал стягивать с меня одежду, и единственное, что мне оставалось, это утвердительно кивнуть, потому что не смотря на мое деланное безразличие я был счастлив, что Коулман все-таки пришел.

– Кстати, – оставляя засос на моей груди, пробормотал он, – почему ты остался в "Чистой розе", если так ненавидишь быть девчонкой?

Я попытался оправдаться, объяснить, что сделал это, чтобы поддержать сестру, но когда Коулман победно стянул с меня девчачьи трусы, он залился таким искренним смехом, что я понял – теперь мои увещевания будут бесполезны, поэтому просто втянул Коулмана в очередной сногсшибательный поцелуй.

Конец.