Текст книги "Берегись, или парень в юбке (СИ)"

Автор книги: Natanella

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Берегись или Парень в юбке!

– Я все равно достану тебя, Свитти! – орал Сэм за моей спиной. А я несся по коридору колледжа, расталкивая всех на своем пути.

– Черта с два я буду платить! – крикнул я, задыхаясь и глотая ртом воздух.

Обычно после таких забегов я почти не чувствовал ног, чего уж говорить об сверхучастившемся пульсе и бешеном притоке в кровь адреналина.

Сегодня я вновь убегал от своей проблемы, именуемой Сэмом. Этот придурок, отбирающий деньги у наших студентов, бил меня каждый раз, когда я избегал его гребаных поборов. Но я не собирался расставаться с деньгами только потому что Коулман мне приказал. Я вообще редко подчинялся правилам, тем более таким абсурдным, которые выдвигал колледж. Так что расправы я не боялся, хотя чертыхающийся Коулман определенно должен был внушать мне кое-какие опасения. На прошлой неделе он разбил мне нос, в прошлом месяце я провалялся дома пару дней, чтобы привести лицо в относительный порядок, а полгода назад мы с ублюдком переломали ноги, когда упали с балкона второго этажа.

Наверное, чертово упрямство не позволяло мне сдать несчастные тридцать долларов, иначе как объяснить мою, теперь уже привычку, удирать от Коулмана.

Шмыгнув в очередной пролет, я немного приостановился, добившись, что расстояние между мной и Сэмом катастрофически сократилось. Но я собрал последние силы, дернулся вперед и, поднявшись по винтовой лестнице, рванул дверь, ведущую на крышу, и вдохнул полной грудью свежий осенний воздух.

Перед глазами все плыло, дух скорости все ещё бушевал внутри меня, сердце стучало так громко, что его удары на мгновенье оглушили меня, во рту пересохло… Это были знакомые ощущения, такие приятные и… волнующие, что я против воли улыбнулся, подставляя лицо палящему солнцу и прохладному ветерку.

Дверь за моей спиной хлопнула, извещая о том, что я уже не один, и я нехотя обернулся, чтобы увидеть красное, перекошенное яростью лицо Сэма. Президента совета колледжа. Прирожденного лидера. Идеального во всем… Во всяком случае, так считали многие… но не я. Мне было прекрасно известно, на что тратит Президент деньги студентов. И, хоть родители, вечно колесящие по миру со своими чертовыми картинами, галереями и выставками, постоянно переводили на наши с сестрой банковские счета приличные суммы, я из принципа не отдал бы ни гроша на личные нужды Коулмана.

Возможно, если бы я не видел, как он покупает на эти деньги себе дорогие часы в одном из магазинчиков напротив моего дома, я бы свято верил, что наш славный Президент – воплощение добродетели.

– Свитти, – охрипшим голосом тихо позвал меня этот урод, я едва не взорвался, услышав это идиотское прозвище, которым он меня наградил за миловидное личико.

– Прекрати меня так называть! – сжимая руки в кулаки, предупредил я. – Или ты снова хочешь подраться?

Но сегодня Сэм выглядел дружелюбнее, чем когда бы то ни было: он усмехался, и его полные губы почти слились в одну тонкую линию, даже в серых, как дождь, глазах не было обычной угрозы. Только раздувающиеся крылья носа, да краснота щек указывали на то, что этот парень долго бежал за мной в надежде… И вправду, зачем он бежал? Чтобы снова поставить условие «либо деньги, либо вон из колледжа»?

Однако что-то явно было не так: Сэм стоял, подпирая дверь бедром и заслоняя мне выход. В его глазах были отчужденность и безразличие. Таким Президента я видел только на уроках, когда он блестяще отвечал или исправлял ошибки другого отвечающего. Лицо без эмоций. Коулман впервые выглядел так отстраненно со мной наедине. Обычно мне перепадали его язвительные замечания, пинки или оскорбления, но сейчас он словно превратился в камень – этот его блеклый взгляд, сложенные на груди руки, перекрещенные ноги, – все внушало мне недоумение и… страх. К такому поведению Коулмана я был явно не готов.

– Хватит… – холодно произнес он, и я невольно сделал шаг назад, коснулся спиной перекладины, удержавшей меня от «свободного падения» вниз головой.

– Я больше не собираюсь играть с тобой в догонялки, Патрик, – мое имя, произнесенное так жестко, показалось мне проклятьем. Даже его поганое «Свитти» звучало не так отвратно, но я промолчал, глядя, как Президент копается во внутреннем кармане своего пиджака, достает оттуда бумаги и протягивает их мне.

– Это заявление о твоем уходе. Правила "St Antuan" позволяют мне вышвырнуть тебя из колледжа, если ты вовремя не оплатишь этот чек.

Если бы он ударил меня под дых, это было бы не так неожиданно. Но слова Сэма произвели на меня сильное впечатление, поэтому, вырвав из его пальцев листы, я бегло пробежал глазами по тексту.

Отлично, СтудСовету дали полномочия вышвыривать студентов, которые честно оплачивают обучение, но не намерены делать взносы в фонд бедного Коулмана?!

Злость внутри меня клокотала так сильно, что я едва сдерживал порыв выплеснуть её на Сэма, который спокойно стоял в стороне, риторически подняв бровь.

– Убедился? – спокойно спросил он, убирая со лба прилипшую челку.

И я почувствовал, что моему терпению пришел конец.

Смяв в руках документы, я кинул их под ноги, при этом с вызовом глядя на Президента. Моя растерянность растворилась в гневе, охватывающем каждую клеточку моего тела.

Я достал из кармана тридцать долларов, неторопливо подошел к Коулману, который выпрямился и теперь смотрел на меня сверху вниз. Иногда я проклинал свой невысокий рост и узкую кость! Конечно, сейчас на моем фоне Сэм выглядит еще… сильнее. Переборов презрение к самому себе, я полностью переключился на Президента.

– Вот! – цинично выдавил я, смяв бумажки в руках и кинув их в лицо Коулману. – Теперь я ничего ТЕБЕ не должен, – я произнес фразу так ядовито, что сам удивился, но увидев, как изменяется лицо всеми обожаемого Президента, я получил ни с чем несравнимое удовольствие.

Наконец-то его глаза потемнели, а губы разомкнулись, чтобы накричать на меня.

Но я ошибся. Вместо этого Коулман схватил меня за шкирку, – мое внутреннее чутье подсказывало мне, что я влип в крупные неприятности, – пару раз тряхнул, а потом ледяным тоном приказал:

– А теперь будь хорошим мальчиком, подними деньги с пола.

Я даже на минуту растерялся: какого черта он несет? Разве он не ударит меня за дерзость? Не будет издеваться, как всегда? Мысли метались в голове с катастрофической скоростью. Я не успевал их ловить. Но единственное, что я знал точно – поднимать деньги я не буду.

Поэтому я замахнулся, желая ударить этого идиота, однако он, рассмеявшись, перехватил мою руку. Тогда я поднял вторую, и обе они вскоре оказались заведены мне за спину.

– Ты не оставил мне выбора! – он поднял колено вверх, и я тут же взвыл от боли в паху, после чего упал на колени.

– Не хочешь подбирать деньги руками, придется… делать это зубами, – непринужденно сообщил Коулман, ставя ботинок мне на спину, наклоняя меня тем самым к земле.

Давясь болью и обидой, я кусал губы, надеясь, что этот ублюдок шутит, но он был абсолютно серьезен, – его пальцы на моих запястьях сжались, и я подумал, что руки потеряли свою чувствительность.

Это было невыносимо – прижиматься щекой к грязному настилу крыши, чувствовать его ногу, все больше вдавливающую меня вниз, слышать его мерзкие реплики, типа «чего же ты ждешь, детка?», «поработай ротиком», и не иметь возможности даже ответить ему, так как, открой я рот, эта мразь тут же наклонила бы меня ещё ниже.

В голове обрывками мелькали совершенно нереальные планы мести, ногой я попытался пнуть своего обидчика, но тот оказался проворнее и уклонился.

Наверное, я бы терпел все это еще долго, если бы нашу милую сценку не прервал звон его телефона. Коулман немного приподнял меня, выпустил из захвата одну руку, наклонился и прошептал мне на ухо:

– Не упусти свой шанс. Просто сделай, что я приказал и вали отсюда.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как поднять деньги и сунуть их Президенту, который был слишком доволен собой. Его властная улыбка мне совсем не понравилась. К тому же, я был слишком зол и унижен, чтобы разглядывать Коулмана.

Он потрепал меня по волосам, словно зверушку, пробормотал:

– Ты и вправду Свитти, особенно сейчас, когда с такой ненавистью смотришь на меня…

А когда он отпустил меня и поднес телефон к уху, я не выдержал: подчинился неожиданному порыву, выхватил из его пальцев сотовый и, размахнувшись, кинул его с крыши.

– Чтоб ты сдох! – проорал я в лицо остолбеневшему парню, который странным взглядом провожал свой телефон.

Коулману понадобилась минута, чтобы прийти в себя, поэтому я выиграл время. А когда он выбежал из колледжа, я уже садился в такси.

«Прекрасно… сегодняшний день можно отметить красным кружком в календаре, как день, когда наша с Коулманом война разгорелась с новой силой! » – поздравил я себя, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье машины, – «…и хватит с меня на сегодня происшествий…» – расслабленно заметил я, еще не зная, какой сюрприз мне приготовлен дома.

***

Открыв ключами дверь, я ввалился в неё, изнывая от желания лечь отдохнуть. Мои бедные ноги просто гудели, а мозг просил отдыха. Но в холле меня едва не сбила сестра, нацепившая на себя мини-юбку и… мини-куртку, потому что из-под куртки выглядывала приличная полоска живота.

– Ты чего такой неживой? – весело поинтересовалась она, натягивая на ходу цветастые гетры, а вслед за ними и кроссовки. – Случилось чего?

Я мельком краем глаза заметил, что Пэтти снова покрасилась, и теперь её цвет волос был очень близок к натуральному – светло-рыжему, такому же, как у меня. Я тяжело вздохнул. Видеть каждый день сестру, похожую на тебя как две капли воды, было невыносимо. Это лишний раз доказывало мне, что моя внешность чересчур слащавая: ну куда годятся эти маленькие плечики, без грамма мускулов, эти чертовы «милые розовые губки» (как всегда ворковала моя сестричка), этот нос с веснушками и… рост метр шестьдесят пять? Даже голос… ГОЛОС(!) мне самому порой кажущийся уж очень похожим на голос Пэтти… Разве таким должен быть настоящий мужчина?!

– Эээй! – пощелкала пальцами перед моим носом Пэтти, успевшая нацепить на себя жуткого вида рюкзак… рюкзак… И тут до меня дошло:

– Пэтти, ты собираешься снова сбежать?! – я глядел на нее не моргая, пока моя эксцентричная сестренка металась по комнате в поисках запасных ключей.

– Ну… – протянула она, виновато покосившись на меня. – Если вкратце, то… да! – она наконец нашла желаемое и рванула к выходу, заведомо зная, что, в противном случае, ей придется выслушивать мои нотации.

Я поймал беглянку, когда она уже шагнула за порог. Скорчив обиженную рожицу, сделав плаксивые глаза, Пэтти запричитала:

– Рик, ты же знаешь, как я не люблю, когда меня запирают, а этот… этот идиотский лицей-пансион для девушек… он вообще не дает мне дышать! У него даже название приторное: "Чистая Роза"… – она скорчила рожицу, показывая, насколько сыта по горло учебой, после чего закатила глаза и, жутким голосом добавила:

– Все такое тихое, спокойное… мне кажется, что родители подобрали мне не учебное заведение, а ГРОБ! – она наконец вырвалась и, поджав губы, уставилась на меня, прекрасно зная, что я ей посочувствую.

– Ты же придумаешь что-нибудь, правда?! – умоляюще прощебетала она, вдыхая в слова такую надежду, что я сдался:

– Ладно… – пообещал я, заведомо сомневаясь, что смогу ей чем-нибудь помочь. Но братский инстинкт взял свое, и, глядя вслед Пэтти, я уже начал соображать, как лучше поступить.

В конце концов, мне было не впервой: Пэт всегда скидывала на меня все проблемы (хотя я тоже порой с огромным удовольствием пользовался ответными услугами…), и, в каком бы мы ни были городе (а их нам пришлось сменить немало), в какие бы переплеты мы не попадали, мы с сестрой всегда поддерживали друг друга… Однако, если я иногда обходил правила стороной, то бунтарка-Пэтти жила по принципу «есть только одно правило: к черту правила!». И, сколько бы колледжей, школ и институтов она не сменила, результат был один: Пэт становилась ещё более свободолюбивой и непредсказуемой.

Когда родители собрались отправить её в Диран, моя дорогая сестричка отправилась в Италию, откуда вернулась ровно через месяц с новым парнем, и заявила, что либо поступает в "St Antuan", либо вообще никуда не поступает. А на следующий день Пэтти сообщила нашей суетящейся мамочке, что пошутила… Чтобы отозвать праведный гнев от сестрички, я вызвался добровольцем и… теперь очень жалею, что пошел на поводу у этой негодяйки. "St Antuan" – не самое лучшее учебное заведение, где я побывал. К тому же, за те полтора года, что я там провел, я не завел ни одного друга, а отношение ко мне общей массы студентов едва-едва можно было назвать приемлемым.

От размышлений меня отвлек настойчивый звонок в дверь.

– Вряд ли Пэтти вернулась так скоро… – пробормотал я и неспеша потопал к двери, за которой стоял ОЧЕНЬ недовольный Сэм.

Вот уж кого действительно видеть сейчас не хотелось! Поэтому я быстро отошел от видеодомофона, выключил звук у музыкально центра, который умудрилась оставить включенным сестра, и сел на диван.

– Отлично… теперь у меня две проблемы… – проворчал я, глядя на семейный снимок. – Спасибо, сестренка!

А секундой позже я получил смску «Либо ты покупаешь мне новый сотовый, либо тебе не жить!». Подписи не было, да она и не требовалась.

И я понял, что если проблему сестры можно решить, отправив в её лицей поддельную справку, гласящую о её подорванном здоровье, то проблемы с Коулманом так просто не избавиться…

Закрыв глаза, я устало размышлял, как на этот раз отделаться от Сэма, ведь он явно не отстанет от меня теперь, когда я ему крупно насолил. И, подумать было страшно, как он решит со мной расквитаться.

Сегодня он продемонстрировал мне, каким бывает разгневанный Президент, – не хотел бы я оказаться лицом в пол на виду у всего колледжа. А, судя по всему, Коулман прямо-таки изнывал от желания доказать мне свои преимущества.

– Вот бы неделю передышки… – пожаловался я подушке, но та культурно промолчала.

Но я знал, что, исчезни я из колледжа на несколько дней, Сэм будет доставать меня дома. И это мне нравилось ещё меньше.

Но сбережения у меня кончились, соответственно, поскитаться по странам, не получалось, отели я никогда не любил… можно было, конечно, позвонить мамочке, попросить у неё на карманные расходы, но тогда придется в деталях расписывать, как мне живется, как сестра, как мы едим, как спим, с кем спим… – так что эту идею я откинул сразу. Зато в голову пришла другая – прямо таки гениальная… Я мог решить две проблемы одним махом, переодевшись в сестру и перекантовавшись в её лицее недельку.

Впервые в жизни я был почти благодарен за то, что мы НАСТОЛЬКО похожи. Растрепи я волосы, надень её форму, натяни туфли-лодочки, да подкрась губы бесцветным блеском и… вуаля – Патрик превратился в Пэтти.

На руку было и то, что в пансионе можно остаться на ночь. Сестра частенько этим пользовалась, когда у предков было плохое настроение.

– Отлично! – поздравил я себя, по факсу отправляя в "St Antuan" уведомление, что Патрик Фишер болен ветрянкой, после чего спокойно потопал в комнату Пэтти.

Через полчаса из зеркала на меня смотрела растрепанная и немного озадаченная девушка с широко открытыми глазами и шальной улыбкой-оскалом.

– Если буду молчать, никто не узнает, что я парень… – заговорщически шепнул я своему отражению и вдруг рассмеялся.

Я, черт побери, никогда не думал, что переодевание настолько веселая штука: пока я возился в вещах Пэтти, узнал, что лифчик гораздо удобнее снимать, чем одевать, что из узких трусов может вывалиться не только… хммм… но и половина попы, что топик без бретелек должен обязательно обтягивать бюст и что юбку проще одеть через ноги, а не наоборот… К тому же, в вещах сестры я нашел «остросюжетный любовный роман», прочитав пять страниц которого, едва не согнулся пополам от смеха.

– Да… – сквозь хохот бормотал я, – «его ствол казался совершенным орудием страсти» было явно лишним, чего уж говорить о «её чувственные губы вгрызлись в его плоть…».

На последнем меня явно пробрало. А когда я представил нарисованную автором картинку, чуть не подавился истерическим хихиканьем.

Однако веселье прервалось противной трелью будильника, который, насколько мне известно, Пэтти заводила, чтобы вовремя отправиться в «обитель овечек». Таким образом, я обязан был пересилить волнение и показаться на улице в девчачьем тряпье. И, хоть юбка не облегала бедра и была ниже колена, я все равно был уверен, что, выйди я из дома, и все тут же начнут тыкать в меня пальцами и кричать «трансвестит».

Однако я решил перебороть страх и, схватив со стола сумку сестры, направился к двери. Пальцы подрагивали, когда я взялся за ручку, в голове пронеслась шальная мыслю насчет бредовости этой идеи с переодеванием, но я быстро распахнул дверь, чтобы не позволить сомнениям полностью завладеть мной.

Каково же было мое удивление, когда в саду я увидел Коулмана, пристально наблюдающего за входом со скамейки. А когда Президент с решительным видом двинулся в мою сторону, я понял, что не могу двинуться, – настолько сильно меня парализовал ужас.

«Что если он узнает меня? Что если уже узнал? Мне не жить, если станет известно, как я сейчас одет…» – конечно, я был перепуган.

Я побледнел, стоило только Сэму оказаться от меня на расстоянии в три метра. Сжав в руках ремешок сумки и отведя глаза в сторону, я ждал, что Президент сейчас начнет издеваться, но он, лишь озадаченно почесал макушку, глядя на меня с интересом и тревогой.

– С Вами все в порядке? – спросил он непринужденно, и я с облегчением перевел дыхание.

– Помочь Вам вызвать такси? – натаивал он, подходя ко мне все ближе.

Я покачал головой, показывая, что его помощь не требуется, но идиот схватил меня за руку, заставив меня закусить губу от боли – то место, где он меня схватил было испещрено синяками, которые оставил этот заботливый ублюдок, флиртующий сейчас со… со МНОЙ!

Резко выдернув из его пальцев свою руку, я неразборчиво буркнул, что мне пора, и заторопился в лицей, по дороге вспоминая Коулмана недобрыми словечками.

***

В "Чистой розе", как и говорила Пэтти, царил мир и покой. Никаких бегающих по коридору студентов, никаких помешанных на спорте парней, готовых играть в свой гребаный баскетбол где угодно, никаких кричащих Президентов с их приказами и поборами!

Ровно час я чувствовал себя в раю. Рядом со смиренными девочками-девственницами и соблазнительными учителями. Пока не начались уроки.

На мировой истории я еще кое-как крепился, перебирая в памяти все, чему меня учили в начальной и средней школах, но вот когда началось занятие чистописания, я понял – лучше бы Коулман сломал мне руку. Во всяком случае, я не писал бы три часа непонятные крючочки на скользкой бумаге, с которой эти крючочки постоянно исчезали. Только спустя час усердной работы, честно проводя кисточкой по исчезнувшим каракулям бесчисленное количество раз, я понял, что на скользкой фигне их быть и не должно – они пропечатываются на нижнем слое бумаги.

Злой и подавленный, я отправился на следующий урок – итальянский язык, который знал только со слов сестры, а так как она бросала по фразе, когда приходила домой, я с радостью эти фразы запомнил. Кто бы мог подумать, что моя обожаемая сестренка даже а итальянском нахваталась только гадостей?..

Надо было видеть глаза преподавателя – эдакой строгой училки с маленькими очками на носу, – когда вместо приветствия я по-итальянски послал её… в места недалекие. А уж как она изумилась, когда, предложив мне сесть на место, услышала в ответ «я люблю тебя, малышка»! Я и сам, по честности, обрадовался, когда, натерпевшись моей пошлости, она выгнала меня.

И только очутившись на улице, пропитанной духом правильности этого чрезмерно умиротворенного заведения, я почувствовал себя лучше.

Хотелось курить и выть. Но первое я не мог сделать потому что за мной наблюдал охранник, а второе – из принципа.

Так прошел первый день в пансионе. А утро следующего ознаменовалось приходом в спальню Наставницы. И я возблагодарил небеса, что я спал, замотавшись, как мумия, в простыню. Интересно, что бы сказала эта чопорная дама, увидев мой утренний стояк?

С каждой минутой быть Пэтти было все труднее.

На уроках модного мастерства я так изуродовал клок ткани, данный мне на изучение, что у преподавателя едва не шла пена изо рта, когда она делала мне красноречивые замечания, а на этике я читал плейбой на последней парте… Естественно, его у меня конфисковали. И снова выперли из класса, чего я собственно и добивался.

Курить хотелось невыносимо, поэтому, открыв настежь окно своей спальни, я в полной мере удовлетворил свою жажду никотина, после чего почувствовал облегчение.

На третий день мне даже понравилось смотреть, как очкастые, полные девушки пыжатся надеть на себя что-то элегантное и пройтись по подиуму. Слон бы позавидовал такой грации!!

Но когда очередь дошла до меня, мне пришлось самому напяливать платье с гребаным декольте. Кто бы на моем месте не упал, запутавшись в юбках?

Я больше не отказывал себе в удовольствии – иногда даже дрочил, предварительно запершись в отдельной ванне.

А на четвертый день я решил слинять. Встал рано утром, выпрыгнул из окна (благо оно было на первом этаже), перелез через ограду и попытался спрыгнуть, однако кто-то мне помешал. Я приземлился на чью-то грудь, уткнулся носом в явно мужское плечо и старался подняться. Но содрав кожу на ладонях, было нелегко приподняться над пострадавшим, поэтому пришлось немного поерзать.

В конце концов, «тело подо мной» зашевелилось, уверенные руки отпихнули меня в сторону, и я спокойно поднялся на ноги, после чего оказался на почти одном уровне с парнем.

– Из… – хотел я попросить прощения за свою неловкость. Но слова застряли в горле, когда я увидел перед собой Сэма.

– Коул…? – от неожиданности пробормотал я, но тут же заставил себя заткнуться, умоляя Бога, чтобы Президент ничего не расслышал.

«Это злой рок! – уверял я себя. – Не можем же мы сталкиваться постоянно?! Почему ОН?!»

И, даже при том, что в душе тлела надежда на то, что я снова останусь неузнанным, негодующий взгляд Президента доказывал, что я ошибаюсь. Он видел меня слишком близко… Надо быть полным идиотом, чтобы не узнать меня, но… я все ещё мечтал, чтобы Сэм во второй раз примет меня за девушку. Но мечтам было не суждено сбыться, ибо Президент, пристально оглядев меня, сощурился.

– Свитти! – прошипел Коулман, отряхиваясь от пыли. – Приятно видеть тебя в ТАКОМ образе… – иронично добавил он, когда завершил процедуру.

Сам-то он и сутра выглядел мужественным, легкая небритость только придавала его лицу шарма. Но черта с два я позволил бы этому ублюдку измываться надо мной.

– Вы обознались, – отчеканил я, – и приняли меня за другую! – мне удалось подчеркнуть последнее слово, и Сэм замешкался. Но вскоре уверенность вернулась к хозяину, и, схватив за локоть, Президент молниеносно рванул меня к себе.

Не успел я ничего сказать, как его рука уже была у меня под юбкой.

– Что ты… – начал я, но, ощутив прикосновение к своему члену, задохнулся.

– …делаю? – подсказал мне Коулман, поглаживая выпуклость пальцами. – Всего лишь доказываю, что ты маленький лгун.

Я приказал, чтобы он отпустил меня, и Коулман повиновался. В его взгляде бушевал непонятный мне огонь, а рука, сжавшая мой локоть, лишала возможности убежать. А, честно признаться, я прямо-таки горел желанием испариться: все, от чего я прятался, все, ради чего терпел долбанный лицей, вновь ворвалось в мою жизнь. Вероломно, нахально, не давая возможности опомниться…

Черт, как я сейчас ненавидел эту сволочь, заставившую меня пойти на такой отчаянный шаг, как этот… этот маскарад! Я сжал зубы так сильно, что в какой-то момент начал думать, что челюсть сейчас треснет от напряжения, а Коулман только подогревал мой гнев:

– Интересно… – радостно произнес он, – что будет, если в Пансионате узнают о парне-извращенце. Который напялил на себя женскую одежду?

Я меньше всего хотел знать, что тогда будет. Но уже невольно представил искаженное ужасом лицо мамы и строгое, непробиваемое – отца. Наверняка, родители сделают все возможное, чтобы замять ситуацию, прикрыть своими деньгами мой позор… Я не хотел снова переезжать. Менять обстановку, знакомых… Да, думаю, и Пэтти вряд ли этого хотела. Поэтому, вместо того, чтобы ругаться с Коулманом, я, нахмурившись, поинтересовался:

– Что ты хочешь взамен на свое молчанье?

Ответ последовал незамедлительно:

– Верни мой телефон. Восстанови все номера. И скандала не будет, – он сильнее сжал пальцы, и я поморщился от боли.

Но, как бы мне не хотелось избавиться от Коулмана, сделать я этого не мог: денег у меня оставалось только чтобы купить продукты и ещё какую-нибудь мелочь.

– В следующем месяце, – сквозь зубы процедил я, отталкивая от себя Сэма, но он прищурился и вцепился в меня еще сильнее, вызвав почти неприязнь.

– Я не согласен! – рявкнул он мне, наклонившись так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. – Либо ты вернешь мне его сейчас, либо…

Он не успел договорить, так как из-за ворот послушался голос Наставницы. Я быстро потянул Коулмана на себя, и мы оба спрятались за колонной. Но излишнюю близость заметили мы оба: мой полуэрегированный член прижался к его бедру, и я взмолился всем Богам, чтобы тот не встал полностью. Это было бы унизительно…

Президент сглотнул, одна его рука удобно устроилась на моей талии, а вторая – на заднице. Двусмысленность ситуации нас обоих выбила из колеи, поэтому воцарившееся молчание било в виски.

– Эммм… – пролепетал я. – У меня нет возможности возместить тебе ущерб в этом меся…ааа, – я сорвался, когда идиот провел рукой по моей заднице.

– Ты гей? – едва не взвизгнул я, когда он повторил движение.

Мои руки были зажаты между нашими телами, и кончиками пальцев я ощущал, как он тяжело вздохнул.

– Тогда окажи мне услугу, и я забуду о произошедшем… – игнорируя мой последний вопрос, сказал Коулман.

В его глазах мелькнула тень сомнения (видимо, просьба далась ему нелегко. На моей памяти не было ни одного случая, когда бы Президент просил о чем-либо. Он всегда только требовал…), но через минуту на меня внимательно смотрела пара серых глаз. А пара сильных рук все так же крепко прижимала меня к колонне.

– Чего тебе? – сдался я, чувствуя, как быстро забилось сердце.

– Сегодня вечером. Будь моей девушкой.

На мгновенье я подумал, что сошел с ума или что оказался в параллельной вселенной. Происходящее мнилось злой шуткой. А, может, Коулман и впрямь хотел меня высмеять?

– Нет! – рявкнул я, и совсем рядом услышал шаги Наставницы.

– Тогда я покажу воон той, – Коулман высунулся из укрытия, прицокнул языком и добавил: – вон той прекрасной женщине твою маленькую штучку…

Я вскипел от гнева, даже наступил ему на ногу, но тот лишь пожал плечами и открыл рот, чтобы позвать Наставницу, но я закрыл его ладонью.

– Хорошо… – давясь своим ядом, прошипел я, возненавидев затею с переодеванием. Теперь я отчетливо понимал, что Коулман достанет меня везде: будь я дома или в пансионе. Так что смысла убегать больше не было. И оттого я нервничал сильнее.

А Сэм вел себя так, словно вся эта ситуация ему на руку. Я с огорчением заметил, что ублюдок постоянно косится на мои ноги, обтянутые колготками, кое-где порванными (кто бы знал, как тяжело их натягивать…).

– Тогда я буду ждать тебя здесь в семь часов. Не опаздывай, – и ублюдок рассмеялся, видя мою растерянность.

– А сейчас я помогу тебе пробраться обратно, – пообещал он, отстраняясь и толкая меня влево.

Мы прошлись вдоль забора, пока по ту сторону не утихли голоса, а потом в два счета перемахнули через заграждение и оказались в саду.

Я очень порадовался, когда Коулман наступил в грязь, и даже хохотнул при виде его скривившегося от отвращения лица, но Президент очень скоро прервал мое веселье, поставив мне подножку. И теперь в грязи оказался перепачкан уже я, причем весь.

Но вставать с только что политого газона я не спешил, потянул Президента за ногу, тот, не ожидая такого поворота событий, повалился мне на грудь, ругнулся и… рассмеялся, когда посмотрел на меня.

В серых глазах вспыхнули смешинки, щеки, перепачканные землей, раскраснелись.

– Свитти, ты неподражаем… – как-то чересчур мягко получилось у него.

И, заметив изменения, я поспешил встать.

– Прекрати… – буркнул я, понимая, что кровь прилила к щекам.

Не знаю, зачем я подал руку этому ублюдку… Но наше рукопожатие получилось крепким и многообещающим, – судя по взгляду Коулмана, вспыхнувшему азартом.

А потом я долго пытался сам забраться в окно, но, даже при том что оно было на первом этаже, влезть на такую высоту мне одному было непосильно. И Президент закрывал ладонью рот, чтобы не хохотать в полный голос, видя, как я свечу девчачьими трусами из-под развивающейся юбки.

– Эй! – под конец измотавшись, зло шикнул я. – Будь так любезен, помоги мне!

Я знал, что это не лучший способ просить о чем-либо, но Сэм послушно подошел и нагнулся, позволяя мне встать ему на плечи.

– Прекрати пялиться! – приказал я, когда выровнял равновесие и поглядел вниз – на Коулмана, который заглядывал мне под юбку.

– Чего я там не видел… – риторически заметил он, но тут же съязвил:

– Или не хочешь лишний раз хвастаться своей маленькой штучкой?

В ответ я усилил давление ног, а потом и вовсе «нечаянно» наступил Сэму на голову грязным ботинком, после чего мило извинился.

За это Президент отыгрался, когда я пролазил в окно: он поднялся на носочки и отклонился в сторону, следствием чего стало мое далеко не мягкое приземление попой на пол в комнату Пэтти.

– Чудовище! – выкрикнул я, вставая и потирая больное место.

Сэм беззаботно улыбнулся, поправил теперь уже грязно-серую куртку и почти пропел:

– И тебе хорошего дня, Свитти! – после чего развернулся и, помахав ручкой на прощанье, пропал из виду.

***

Весь оставшийся день я размышлял, какого дьявола нашему великому Президенту понадобилась девушка и, тем более, зачем ему парень, переодетый в девушку, который представится его девушкой?

Коулман не был уродом (в прямом смысле этого слова, разумеется), кажется, у этого пижона даже был свой фанклуб… Так зачем… Коулману понадобилось досаждать подобными просьбами меня?

Измерив комнату больше сотни раз, отпрыгнув в сторону, когда Наставница внезапно открыла дверь и замахнувшись на неё учебником, я понял: пора прекращать думать о Коулмане, ибо это дурно на меня влияет.

Любопытство жгло меня на всех уроках, поэтому ровно в семь рванулся на улицу и, миновав жирного охранника с его допросами, направился к воротам, где меня уже ждал Сэм, одетый в старомодную рубашку и классические брюки. Я не преминул воспользоваться выпавшим шансом и съязвил: