Текст книги "В тишине (СИ)"

Автор книги: Mr Abomination

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Ой, даже не знаю, – наигранно вздыхает Мудила, постукивая указательным пальцем по подбородку. – Может, потому что я не гомик? Не штырят меня мужики, ясно?

– Знаешь что? – выговариваешь ты, делая шаг в его сторону. Он не двигается с места. Ещё одно доказательство твоей правоты.

– Что? – Ухмылка и не думает сползать с его губ.

– Ты так старательно пытаешься изобразить из себя гомофоба. Но выходит хреново. – Делаешь еще шаг. И носки твоих начищенных ботинок упираются в рваные, грязные носки его кед.

– Принимать желаемое за действительное – не лучший способ решения проблем, – отвечает он, не отводя взгляда и явно не ощущая неприязни от того, что твое лицо в каких-то двадцати сантиметрах от его.

– Иногда в людных местах я снимаю слуховой аппарат. Знаешь, для чего? – Неожиданным вопросом ты застаёшь его врасплох.

– Мне не интересно, – отвечает он совершенно искренне, но тебя его мнение мало волнует.

– Дело в том, что посторонние шумы отвлекают и иногда искажают реальную картину мира. Но выключи звук… – ты снимаешь с уха аппарат и окунаешься в тишину.

«…И всё встает на свои места», – продолжаешь ты, не слыша ни единого своего слова.

«Ахуенная история. Продай нетфликс», – выговаривают его губы.

«С тобой то же самое… – продолжаешь ты терпеливо объяснять. – Говорить-то ты можешь, что угодно. Но выключи звук, и ты видишься мне совсем другим».

Ты протягиваешь к нему руки, ловишь концы куртки, вставляешь штифт в нижний ограничитель молнии и застегиваешь ее до самого горла парня. Мудила наблюдает за твоими действиями, не выказывая недовольства.

«Холодно. Простынешь», – бросаешь ты, после чего садишься в машину и выруливаешь на дорогу. Слуховой аппарат вставляешь в ухо лишь на светофоре. Сказал ли он что-то тебе на прощание или нет, ты не знаешь. И не уверен, что хочешь знать.

========== Встреча 4 ==========

Нервно барабанишь пальцами по столу, гипнотизируя стрелки часов. До конца рабочего дня осталась пара минут, но тебе уже не терпится сорваться с места. Прошлую пару дней ты только и делал, что работал, как вол, и думал о Мудиле. Если в момент ухода от него ты был уверен в своей правоте насчет взаимного интереса со стороны гопника, то уже через пару часов пробудились первые нотки сомнений. Возможно парень просто не такой отморозок, каким пытается казаться. Хотел отшить тебя полюбовно, а ты встал в позу в намеренье навязать ему собственные чувства. Он натурал, а ты лезешь к нему со своими предпочтениями. Предпочтениями, которые он разделять не обязан. Не обязан испытывать к тебе симпатию. Не обязан ровным счетом ничего.

Чутье?

В жопу чутье.

Интуицию туда же.

И седьмое чувство до кучи.

Нашелся, блин, экстрасенс.

Карты еще раскидай и заяви ему, что видишь ваших детей и долгие годы совместной жизни.

«Нельзя же быть таким тупым, Серега!» – мысленно воешь ты.

«Вообще-то можно…» – сыпет соль на рану внутренний голос.

Навязчивые червивые воспоминания лезут в голову, подтверждая тот факт, что всё и всегда у тебя исключительно через задницу. И это сейчас не о сексе. Память беспощадно подбрасывает флэшбэки о твоих предыдущих жалких попытках построить с кем-то отношения. Первая попытка: друг из университета, в которого ты был тайно влюблён. Тогда ты еще боялся своей ориентации, и не то что другим, не признавался в ней даже себе. Но алкоголь всё расставил по своим местам. В пьяном угаре ты полез к другу целоваться, а он тебя внезапно не оттолкнул. Первый секс ты помнишь смутно. Чего нельзя сказать о его последствиях. Хранишь в памяти, будто ядовитую драгоценность, смятую пустую кровать поутру. Опустошение после произошедшего. Косые взгляды в университете. Стыд за себя. За то, каков ты есть. За то, что не являешься тем, кого в тебе хотят видеть другие. Хочет видеть человек, внезапно из друга превратившийся в пренебрежительного незнакомца, смотрящего на тебя, как на грязь. Хреновый период. Всеобщее давление не давало дышать, а одиночество сжирало изнутри. Душу рвало на части. Но ты это выдержал, вытерпел, выстрадал и извлек урок. Принял себя и перестал скрывать симпатию к мужскому полу.

Быть может, та первая, смятая алкоголем, ночь и отправила тебя по неправильному пути? Ведь затем отношения даже с открытыми геями так или иначе не ладились, ограничиваясь парой совместных ночей. А все потому, что партнёров ты всегда выбираешь совершенно тебе не подходящих. Тот же Мудила… На что ты рассчитываешь? Серьезно полагаешь, что сможешь затащить его в свою жизнь? А дальше что? Будете вместе чаи распивать? По пятницам смотреть сериалы, а в выходные ездить за город? С ним? С парнем с вытатуированной на лбу надписью, ярко характеризующей его во всех смыслах? Посмотри кто на такую парочку со стороны, умерли бы со смеху! Тебе и самому смешно. Сквозь слезы.

Стрелки часов вновь издеваются над тобой, передвигаясь со скоростью черепахи. Ты настолько на взводе, что кажется, будто воздух вокруг наэлектризован. Все мышцы напряжены. Работники обеспокоенно поглядывают в твою сторону.

Подходит он тебе или нет, какая, к черту, разница?! Ты хочешь его. Ничего не можешь с собой поделать. Хочешь и всё тут! И если, как он сам утверждает, шансов нет, тебе следует убедиться в этом. В последний раз. Съездить в последний гребаный раз, получить правду в виде кулака, врезающегося в скулу, и, наконец, успокоиться. Вот чего ты хочешь, но тягучее время беспощадно. Оно будто дает тебе шанс переосмыслить всё ещё раз. Или два. Или тысячу. Вспомнить всё и всех. Довести себя до состояния невменяемости, чтобы не осталось сил ехать к неминуемой гибели своей нервной системы.

«А все потому, что на самом деле ты едешь не чтобы получить от ворот поворот. Ты все еще надеешься. И в этом твоя главная ошибка».

Шесть вечера. Срываешься с места быстрее, чем твои подчиненные. Вихрем проносишься мимо рабочих столов к лифту под прицелом десятков удивленных глаз. Нервно нажимаешь на кнопку вызова до тех пор, пока створки лифта не распахиваются перед тобой. Стучишь ногой по полу, пока спускаешься вниз. Почти бежишь к машине. И лишь оказавшись за рулем, неимоверным усилием воли останавливаешь себя. Набираешь в легкие побольше воздуха. Пытаешься успокоиться. Сконцентрироваться. Взять себя в руки.

Через двадцать минут ты у злосчастного магазина. Рядом никого. В отдалении замечаешь одинокий огонек сигареты на детской площадке, окруженной потухшими фонарями. До ушей доносится заунывный скрип, разносящийся по всему двору. Кто-то, как и ты, кого-то ждет? Или просто релаксирует? Или же…

Да нет, Мудила тебе мерещится везде и всюду. Это уже становится невыносимой навязчивой идеей. Включаешь радио, чтобы отвлечься, при этом не теряя огонек сигареты из виду.

«…Но что-то в тебе есть и это сводит с ума.

Что-то в тебе есть, но что, не знаю сама…»

Вырубаешь радио как ошпаренный. Не представляешь, где радиостанция откопала подобную древность, но это уже даже не смешно.

Сигаретный огонек тухнет. А через мгновение появляется другой. Не так уж и много никотиновых наркоманов курят одну за другой. Или тебе просто хочется в это верить, чтобы притянуть за уши не слишком реалистичную теорию.

Была не была. Вылезаешь из машины и уверенно идешь в темноту навстречу оранжевой точке, маячащей впереди, и скрипу, источник которого явно находится в той же стороне.

Под ногами хлюпает ноябрьская грязь, смешиваясь с миллиметровым слоем мокрого снега. Каждый раз, погружая начищенные ботинки в жижу, ты невольно ощущаешь беспокойство за то, что под ногами окажется яма, в которую ты провалишься по самое горло. С опаской продолжаешь двигаться в сторону скрипа, и вскоре различаешь очертания фигуры, сидящей на детских качелях. Именно они издают этот скрип каждый раз, когда несуразно большой для качелей человек то упирается ногами в землю, отклоняя их назад, то сгибает ноги в коленях, заставляя качели качнуться вперед.

Даже почти в полной темноте ты безошибочно узнаешь Мудилу. Замечаешь привычно распахнутую куртку. Рваные колени джинсов. Убитые в хлам кеды, явно промокшие насквозь. Светлые волосы, слипшиеся в волнистые сосульки от мелко моросящего дождя.

Ты молча проходишь и усаживаешься на соседние качели. В нос бьет еле ощутимый запах крови.

– Подрался? – интересуешься ты тихо.

– И это разглядел? – в голосе Мудилы прослеживается недовольство и раздражение.

– Запах крови чувствую, – отвечаешь ты.

– Ты что, блять, собака? – усмехается парень. Усмехается не весело, натянуто, скорее по привычке.

– Почти полное отсутствие слуха частично компенсируется за счет обострения других органов чувств. Так что да, в какой-то степени собака, – киваешь ты, всматриваясь в темноту и пытаясь таки разглядеть то, о чём говорит Мудила, и распознаешь темное пятно разбитой губы.

– Трахаться, наверное, интересно, – кидает он. Тебя мгновенно прошибает пот.

– По-моему, трахаться интересно в любом случае, – выговариваешь ты еле-еле. Язык заплетается и не слушается тебя. Какого черта он заговорил о сексе?

– Смотря с кем, смотря как, смотря под какими веществами, – кидает он сухо.

Напрягшись, ждешь, что Мудила продолжит развивать тему, но он молчит, втягивая в себя всё новые порции никотина.

– Из-за чего была драка? – решаешь ты поменять тему разговора.

– Не знаю, – пожимает Мудила плечами. – Не помню.

– И часто вы так?

– Периодически. Мы так развлекаемся. А то скучно.

– Типа бойцовский клуб?

– Типа не твое собачье дело, – огрызается он. Сегодня Мудила не производит впечатление парня, которому на всё наплевать. Чуть ссутулившись и поникнув плечами, он выглядит почти трогательно. Так и хочется подойти и обнять его, игнорируя недовольный рык и попытки вырваться из твоей мертвой хватки. Но ты продолжаешь сидеть на качелях, чувствуя напряжение, но вместе с тем и радость от того, что вновь его увидел. Наверное, следует что-то сказать. Или сделать. Вот только что?

Медленно протягиваешь к нему руку. Хочешь положить ладонь на плечо. Приободрить. Но пальцы застывают в каком-то миллиметре от его куртки. В миллиметре от бездны возможных последствий, которые пугают тебя до одури.

Прикоснуться к нему ты так и не решаешься.

– Из-за этого ты сегодня не в духе? – молчать с ним приятно, но отчего-то тебя не отпускает ощущение, что он вот-вот поднимется и молча уйдет, не попрощавшись. Разговором же ты пытаешься удержать его рядом с собой.

– Нет.

– Тогда из-за чего?

Он тяжело вздыхает, отбрасывая окурок в пропасть вечернего мрака, затем медленно поворачивается к тебе.

– Что именно ты недопонял, когда я сказал тебе отъебаться от меня? – шипит он, и ты впервые замечаешь схожесть с его кличкой. Действительно похож на бродячего побитого улицей блохастого кота, который никого к себе не подпускает и при любом твоем резком движении встает на дыбы, готовясь кинуться. Этакий взъерошенный комок чистой ненависти ко всему миру, сплетенный из грязи, всклокоченной шерсти и лишая. Не тот котик, фотографии которых публикуют в интернете с умилительными подписями. А тот, к которому нормальный человек притрагиваться не захочет даже за деньги.

– Всё было понятно.

– И хули ты опять здесь?

– Не знаю, – признаешься ты честно. – Видимо, ты был не слишком убедителен.

– Ебало тебе набить, чтобы все уяснил? – Ты чувствуешь, что он не блефует. Какова бы ни была причина его дурного настроения, он не против слить его на тебя.

– Попробовать можно, но не уверен, что поможет, – с обреченностью в голосе бормочешь ты. Мудила вновь тяжело вздыхает. Вздыхает так, будто все тягости бытия опустились на его плечи. Затем поднимается с качелей, потягивается и выдаёт:

– Пива хочу, – и устремляет взгляд в твою сторону.

– И?

– Купи. – Говорят, наглость – второе счастье. Мудила – её воплощение.

– С чего бы это? – тем не менее не торопишься ты исполнять пожелание.

– С того, что у меня день рождения, – заявляет он.

– Врешь.

– Паспорт показать? – усмехается он.

– Покажи, – не отказываешься ты от предложения. Заодно и имя его узнаешь.

– Рыло треснет, – фыркает он, прячет руки в карманы широкой куртки и направляется в сторону магазина.

– Эй, – окликаешь ты его, торопливо поднимаясь и следуя за парнем. – Я куплю, – знаешь, что позже будешь ненавидеть себя за слабоволие, но разве можно ему отказать? Или точнее… Разве ты Хочешь ему отказывать?

– А на тачке прокатиться дашь? – почувствовав твою слабину, повышает ставки Мудила.

– Права есть? – уточняешь ты.

– Нет. Но водить умею.

– Тогда не дам.

– А были бы права, дал бы?

«Дал бы?» застывает в воздухе. На языке тут же начинает вертеться похабная шуточка, но ты её с усилием проглатываешь.

– Может быть, – пожимаешь ты плечами.

– Нельзя же быть настолько доверчивым, – цокает он языком. – Честное слово, сколько тебе? Сорок? А всё как тупой подросток.

– Мне вообще-то двадцать девять, – хмуришься ты.

– Двадцать девять, сорок – один хуй, старый, – выдает вердикт Мудила.

Вот же… МУДИЛА-ТО, А!

Тихо психуешь, продолжая следовать за человеком, явно не ознакомленным со словосочетанием «границы дозволенного». Злишься, но идешь. Не уходишь. Не проходишь мимо. Следуешь за ним, как наркоман за дозой. Как пес за хозяином. Безвольно. Безропотно.

Паршиво.

«Серега, – в который раз просыпается внутренний голос, – и что же это за ёб твою мать?» – спрашивает он тебя. Ты бы и сам желал знать ответ на этот вопрос.

Через десять минут протягиваешь Мудиле несколько бутылок «Балтики». Твое предложение купить что-то получше категорично отметается с пафосным: «Я ж не с серебряной ложкой в жопе». Вообще-то и в своей заднице ты никаких ложек пока не находил, ни серебряных, ни деревянных, что не мешает тебе пить хорошее пиво. Но раз именинник требует…

– Точно покататься не дашь? – спрашивает Мудила во второй раз, косясь на твою машину, а затем делая большой глоток из бутылки.

– Вот теперь Точно, – вздыхаешь ты, поражаясь его беспечности. И что только у этого парня творится в голове?

Губа его действительно разбита. Теперь при свете фонаря ты можешь отчетливо разглядеть ссадину и наливающийся синяк. Еще одна ссадина обнаруживается на виске. На костяшках обозначаются свежие раны. А он пьет пиво с таким видом, будто утром его назначили президентом Вселенной, а не поколотили «друзья».

– Зануда, – морщится он.

– Но могу покатать, – добавляешь ты.

– Я тебе че тёлка, чтоб меня катали, – искренне возмущается он.

– Мне почему-то казалось, что на машине может кататься каждый и половая принадлежность здесь ни при чём, – пожимаешь ты плечами.

– Рад за тебя, – щурится он, и ты не понимаешь, насмехается он над тобой или злится. – Ладно, я домой. Не иди за мной, – бросает он и нежно обняв неоткрытую бутылку пива направляется в глубь двора.

«Кого-то сейчас поимели. Не буду показывать пальцем, но…»

Набираешь в легкие побольше холодного ноябрьского воздуха, резко выдыхаешь, выпуская клуб белого пара, а затем берешь себя в руки. Хочется психануть. Сорваться на крик. Сломать что-нибудь. Но ты молча садишься за руль, заводишь машину и ждешь, когда она прогреется. Со стороны ты выглядишь абсолютно спокойным. На самом же деле ты будто находишься в эмоциональной прострации. Чувствуешь себя выпотрошенным, хотя объяснить причины оного не можешь.

Только сейчас замечаешь, насколько замерз, пока «прогуливался» с Мудилой. Включаешь печку, и почти тут же подскакиваешь на месте, так как передняя пассажирская дверь резко распахивается, чуть не доведя тебя этим до инфаркта. Мудила плюхается на сиденье, захлопывает дверь и присасывается к бутылке.

– Чего? – вопросительно отвечает он на твой недоуменный взгляд.

– Я думал, ты ушел, – признаешься ты, разглядывая новый наряд парня. Говорящая татуировка на лбу теперь скрыта кепкой, на которой написано «Пиздец». Ты сидишь и размышляешь, можно ли это расценивать знаком свыше? То есть сперва он просто был Мудаком, а теперь станет для тебя кромешным пиздецом? Так получается?

Драные джинсы заменили черные спортивные брюки с тремя полосками по бокам. Конечно, дешёвая подделка. Но если Мудила пытается строить из себя классического гопника из анекдотов, у него хорошо получается. На фоне тебя, разодетого в строгий костюм, белоснежную рубашку и шелковый галстук, он выглядит ширпотребом. Красивым, безусловно, но ширпотребом.

– Ушел, – соглашается он. – Но я же не говорил, что не вернусь, – замечает Мудила.

– То, что вернешься, ты тоже не говорил, – парируешь ты.

– А я люблю интригу, – смеётся парень, то и дело прикладываясь к бутылке.

– Все-таки решил побыть девушкой? – решаешь ты его подколоть.

– Почему бы и нет, – он даже не думает обидеться. – Тёлкой быть круто. Мужиком не очень.

– Да, перспектив масса. Например, вокруг ходят мудаки, которые называют тебя тёлкой. Меня бы бесило. А тебя?

– А мне похуй. Хоть табуреткой, – отмахивается он, но замечая твой скептический взгляд, наигранно тяжело вздыхает. – Ебать тебя, Люся, давай без придирок к словам. Меня это бесит. Окей, признаю, я тупое быдлятское хамло. Доволен? Короче, девкам проще.

– Проще? – Ты пытаешься найти хоть одну причину, из-за которой Мудила мог прийти к таким выводам. Не выходит. – По-моему сейчас никому просто не живется.

– Ой, да ла-а-адно! Нашла себе крутого мужика и живи в своё удовольствие, – кидает он, явно не подумав. И тут тебя прорывает. Ты начинаешь смеяться, как больной. Хохочешь, пока на глазах не выступают слёзы.

– Так и ты же… – выдавливаешь ты, пытаясь справиться со смехом. – Ты же тоже нашел себе крутого мужика, – уже стонешь ты. – Только рожу воротишь.

– Ой, иди нахуй, – беззлобно бросает он. – Нехуёвое у тебя самомнение, – добавляет, привычно щурясь.

– Против фактов не попрёшь, – чувствуешь, как твое самоощущение впервые за всё то время, что ты находишься рядом с Мудилой, приходит в норму. – Куда поедем? – Ты уверен, что четкого ответа не услышишь, но всё равно спрашиваешь. Хорошо бы, если бы им оказалось: «К тебе» – но…

– Не знаю, – пожимает Мудила плечами. – Куда-нибудь. Просто так.

Киваешь, в голове выстраивая долгий маршрут через весь город с выездом на трассу, чтобы в случае чего он не ушёл от тебя раньше, чем ты в достатке насладишься его обществом. Хотя в том, сможешь ли ты ощутить этот «достаток», ты сам же и сомневаешься.

Мелкий дождь усеивает лобовое стекло тысячами блестящих в свете фонарей капель. Дворники периодически счищают их, но те мгновенно появляются вновь. Вы колесите по улицам города, который и не думает уходить на покой после захода солнца. Жизнь кипит. Рекламные ролики вспыхивают яркими пятнами с больших экранов, сливаясь в ядовитые кляксы. Магазинные вывески подсвечиваются неоном и гирляндами. Еще только ноябрь, но люди уже начинают готовиться к Новому году.

– Так у тебя действительно день рождения? Или нет? – пора узнать хотя бы его возраст. На вид лет двадцать, но подростки сейчас выглядят слишком взросло. Еще не хватало получить билет в места не столь отдаленные за попытку совратить несовершеннолетнего.

– Действительно, – выдавливает он с явной неохотой.

– Скорпион, значит?

– Ебать, умоляю, только без вот этого вот дерьма! – восклицает он, заставляя тебя улыбнуться. А потом сразу добавляет: – А ты кто?

– Овен.

– Фу.

– Фу?

– Ненавижу овнов.

– Ты же не веришь во все это дерьмо!

– Не верю, но вот именно овнов ненавижу. Упертые ублюдки.

– Не без этого, – соглашаешься ты. – И сколько тебе исполнилось, если не секрет?

– Двадцать один, – он выговаривает это с таким напряжением, будто разговоры о себе причиняют ему невыносимую боль.

– А почему не празднуешь с родными?

Чувствуешь, что лезешь, куда не просят. Но невыносимо хочешь узнать о нём больше. Узнать абсолютно всё.

Какое-то время он молчит, без интереса всматриваясь в окно и наблюдая за быстро сменяющими друг друга городскими пейзажами. Ты тоже молчишь. Нельзя давить. Захочет, расскажет. Не захочет… Что ж.

Но он всё-таки заговаривает. Глухо. Тихо. С какой-то безнадёгой, просачивающейся между слов, выговариваемых с наигранным весельем. Ты узнаешь, что родители его в разводе. Между прочим, оба далеко не бедные люди. Что у каждого по новой семье. И по ребёнку. Рассказывает, как в четырнадцать его отправили к бабушке по отцовской линии. О том, как закончил школу с отличием, а затем попал не в ту компанию. Начались проблемы. Намотал бабушке нервов на тысячу лет вперёд. Не говорит, что сожалеет. Но в тоне чувствуется еле уловимое презрение к себе самому. А затем бабушка умирает. И он остается сам по себе. Оба родителя смотрят на него, как на бракованную игрушку. Мать говорит, что слишком похож на отца. Отец уверяет, что он – копия матери. В обоих случаях это явно не комплимент. Признается, что поступил в университет на бюджет. Парень-то смекалистый. Через год вылетел за прогулы и хвосты. В то время выпивка и друзья казались ему куда важнее обучения.

– А теперь? – спрашиваешь ты тихо.

– А теперь я знаю, что друзей у меня нет, – смеется он.

– А кто же те ребята, с которыми ты был в первую нашу встречу?

– Вынужденные собутыльники.

Молчите. Вопросов тьма. Но обрушивать их все разом ты не рискуешь. Надо подождать. Дать ему передышку. А уж затем…

– Родители совсем не помогают?

– Помогают конечно. Деньжат постоянно подкидывают.

– Встречи?

– Нет.

– С днем рождения-то хоть поздравили?

Долгое молчание.

– Нет. Не сильно и хотелось, знаешь ли, – торопливо добавляет он. Говорит он всё это осторожно, с шуточками и самоиронией. Будто боится ненароком вызвать жалость. Чувствуется, что он отвык вести беседы на личные темы. В жестикуляции читается смятение. И даже кепка с надписью «пиздец» не отвлекает от того, в каком напряжении он находится.

– Но видимо денег дают не так много, как хотелось бы, раз клянчишь пиво у незнакомцев, – решаешь ты пошутить.

– Я вообще-то не на иждивении у родителей и работаю, – вот этой новостью он тебя обескураживает. Это куда ж могут взять с «Мудилой» на лбу.

– И где работаешь?

– В маке.

– О-о-о…

– Что? Что-то не устраивает? Нормальная работа, – ощетинивается он.

– Нет-нет, я и не говорю, что плохая. Работа как работа. Но с твоей татуировкой… Представляю, как маленькая девочка просит у тебя Хэппи Милл с пони, а затем бежит к маме спросить, что означает слово у того дяди на лбу, – улыбаешься ты.

– А я в кепках хожу. Ничего не видно.

– Вопрос о клянченье пива остается открытым, – напоминаешь ты.

– Я не клянчил, а ты не обеднел, – констатирует он. – Если ты такой скряга, не удивительно, что у тебя никого нет. Если нет…

Ого, прощупывает почву? Серьезно, что ли?

– Разве я таскался бы в твой район, если бы у меня кто-то был? – задаешь ты справедливый вопрос.

– Почему бы и нет. Днем ты примерный семьянин с красавицей женушкой и двумя личинками, а вечером идешь снимать мужиков. По-моему, нормальная практика.

– Говоришь так, будто уже сталкивался с этим, – хмуришься ты.

– А то, – неестественно весело подтверждает он.

– Значит, я не первый?

– Смотря в чем, – ставит он своим ответом тебя в тупик.

– В том, что интересуюсь тобой.

– Конечно, не первый. Я же красив, как Бог! – смеётся он, но тебе не смешно. Не очень приятно вставать в одну линию с людьми, которые сперва под натиском общества построили семью, изменив себе, а затем пошли потворствовать своим желаниям, изменяя семье.

– А в чем же я первый? – готовишься услышать очередную издевку, но неожиданно получаешь комплимент:

– Первый, к кому я в машину сел.

– Рад, что вызываю у тебя доверие, – ты не в силах сдержать улыбку.

– Это не доверие, – спешит он тебя разуверить. – Просто тебе, если что, я точно смогу накостылять, – ехидничает он, но ты все равно продолжаешь улыбаться, как дебил.

– А что за манера называть женщин тёлками, а детей личинками?

– Все их так называют.

– Все – это кто?

– Моё окружение. Ты слишком старый, чтобы понять.

– Но это же дико, – замечаешь ты.

– Не дико, если правильно понимать, о чём идет речь, – не соглашается Мудила. – Все эти бесконечные срачи, которыми забит интернет… Всё это от недопонимания.

– Ах ну да.

– Ну да. Вот тебе загадка на логику: видишь человека, который ведёт себя, как скотина. Если этот человек мужчина – он козёл. Если женщина – тёлка. Если ребёнок – личинка. Ты же не назовешь женщину козлиной, а ребенка тёлкой, верно? У каждого пола и возраста есть свое наименование, отражающие сучью натуру человека. Вот как это вижу лично я. Типа есть норм чувак, а есть уёбок. Есть женщины, а есть тёлки. Есть дети, а есть личинусы.

– А есть Мудила?

– Да, и таких как я немного! Я почти уникален! – заверяет тебя парень.

– А по-моему Мудил на планете как раз-таки дохера, – не соглашаешься ты.

– Да? Так найди себе другого, хер ли ко мне прицепился?

– Жизнь несправедлива, влюбился в человека, а он Мудила, – смеешься ты.

Не все его слова тебе нравятся. Не во всех рассуждениях ты с ним солидарен.

Юношеский максимализм. Слишком острый язык. Недостаток воспитания. Отсутствие привычки думать, прежде чем что-то говорить.

И всё равно, чем больше он открывается тебе, тем больше ты чувствуешь, как увязаешь в нём.

Так и едете дальше сквозь улицы и испорченное прогрессом дыхание города, периодически перекидываясь незначительными фразами. Ты задаёшь ему вопрос за вопросом. Он же у тебя не спрашивает вообще ничего. И ты не можешь понять, хорошо это или плохо.

– А почему Кот? – вспоминаешь ты про кличку. – Любишь животных?

– Равнодушен.

– Почему тогда?

– Из-за фамилии.

– О-о-о, у меня тоже в студенческие годы была кличка, связанная с фамилией, – раз он не спрашивает, расскажешь о себе сам.

– Это какая же?

– Ворон.

– Пернатый, значит. Воронов? – пытается он угадать.

– Нет, Воронской, но один фиг. А твоя – Котов?

– Не совсем…

– Котков?

– Неа.

– Сдаюсь.

– Вот и хорошо, я бы все равно не сказал.

– Почему же?

– Дурацкая она.

– Разве может быть дурацкой фамилия, от которой происходит такая кличка? – не веришь ты.

– Ещё как может.

– Скажи, – настаиваешь ты.

– Нет. Хочу, чтобы ты помучился.

– Я уже мучаюсь. И дольше, чем ты предполагаешь.

– Тоже мне мученик хренов, – фыркает он. – …Котиков.

– Как-как?

– КОТИКОВ! – орет он что есть мочи. – Моя фамилия Котиков, доволен?

Ты пытаешься сдержать смех. Честно. Изо всех сил подавляешь его, но он все равно рвется наружу.

– Так ты что же… Аха-ха-ха! Котик?!

– Иди-ка ты в жопу, – рычит он, насупившись, как ребёнок. По сути, ребёнок и есть.

– Милая фамилия. Тебе идет.

– В ЖОПУ – ЭТО ВПЕРЕД И НАЛЕВО.

– А ты знаток, будешь мне вместо навигатора.

Ты чувствуешь, как беседа становится всё более непринужденной. Оказывается, что у вас идентичные музыкальные вкусы и разительно противоположные в плане кинематографа. Он хочет побывать в Германии, ты – в Израиле. Он до трясучки любит сыр, ты – вишневое варенье. Он сова, ты жаворонок. У вас много общего. Отличий больше вдвойне. И все же ты чувствуешь, как с каждым новым ответом влюбляешься в него всё сильнее. Теперь он – не просто красивая оболочка с выразительным взглядом. Человек, полный мыслей и идей, амбиций и планов. Человек, в твоих глазах становящийся все более пленительным и желанным.

Время играет злую шутку. Когда ты возвращаешь его обратно к злосчастному магазину, на часах шесть утра. Ехать домой спать бессмысленно, но следует хотя бы принять душ после ночной поездки со справлением нужды на улице. Да и хот-дог, который вы ночью купили в маленьком придорожном ларьке, до сих пор бродит в желудке. Ты не уверен, что переживешь этот рабочий день, но… Это того стоило.

Он спит. Вырубился минут двадцать назад, упершись правой щекой в стекло окна. Протягиваешь руку, чтобы разбудить, но замираешь, вспоминая, как еще вчера вечером не решился к нему прикоснуться. Ещё вчера он был для тебя незнакомцем, наваждением. Теперь кажется самым родным человеком на свете. Ты аккуратно убираешь упавшие на глаза волосы за ухо, открывая татуировку, едва касаешься виска. Он вздрагивает во сне и кепка с провокационной надписью падает с колен, ты ловишь её в последнее мгновение перед соприкосновением с заляпанным грязью ковриком и… Понимаешь, что почти нависаешь над парнем. Лютое желание поцеловать его возникает резко как по щелчку пальцев, обжигая твои губы и заставляя дыхание потяжелеть.

«Серёга, не стоит», – проносится в голове. Может и не стоит, но контролировать себя слишком сложно. Ты наклоняешься ближе, чувствуешь его дыхание подбородком.

И он открывает глаза.

Отскакиваешь от него слишком резко, ударяешься головой о крышу машины и бухаешься обратно на свое место. Мудила как ни в чем не бывало зевает, демонстрируя возможности своего рта во всей красе, а затем начинает сверлить тебя взглядом.

– Это что сейчас было? – Знает же что, так какого черта…

– Ничего, – досадливо отвечаешь ты, потирая ушибленную макушку.

– Типа воспользоваться ситуацией решил?

– Типа изначально я всего лишь спасал твою кепку от грязи, – киваешь ты на «пиздец», что все еще в твоей руке.

– Изначально – может быть. А потом?

Допытывается с таким усердием, будто в твоем ответе есть хоть какой-то смысл.

– Потом я потерял контроль.

– И что же теперь? Испугался?

Он тебя с ума сводит. И в данный момент не в положительном смысле.

«Чего ты хочешь? Чего ты, блять, от меня хочешь!»

Ты смотришь на него с легко читающимся недоумением.

Сука, вот же Мудила.

Резко наклоняешься к нему, хватаешь его за куртку и притягиваешь к себе настолько близко, что твои губы Почти касаются его. Даже после этого действия он продолжает смотреть тебе прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Ну? – улыбается он.

Мудила, чтоб его.

Ты преодолеваешь последние миллиметры для поцелуя, а он внезапно резко отскакивает от тебя, открывает дверь и вылезает из машины.

– Смотри не двинь кони на работе, – кидает он, даже не повернувшись, оставляя тебя наедине с бесконтрольной яростью и «пиздецом», который ты сжимаешь до побелевших костяшек.

– И кто, блять, после этого из нас пидорас?! – в сердцах кидаешь ты кепку на приборную доску. Тебе бы уделить пару часов своим чувствам, пострадать всласть, позлиться. Но работа сама себя не сделает, поэтому ты лишь обессиленно вздыхаешь и уезжаешь.

========== Встреча 5 ==========

Организм вымотан и требует сна. Весь рабочий день ты походишь на зомби, который безуспешно глотает кофе чашку за чашкой, но не получает должного эффекта. Концентрация на любом действии вызывает невыносимую мигрень, а каждый вопрос со стороны помощника рождает необъяснимое раздражение. Но это не останавливает тебя от того, чтобы после работы вернуться на то же место, где вы распрощались с Мудилой с утра. Только теперь осознаешь, что даже телефона его не знаешь или странички во вконтакте, а значит, реши он исчезнуть из твоей жизни, труда ему это не составит. Конечно, можно было бы сторожить его у магазина сутками напролет или нанять частного детектива, но…