Текст книги "Doused (СИ)"

Автор книги: Mo Chou

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Что, думал, я надеваю Прада, когда полирую собой диван? Ай, Поттер, что за денди, ничего не изменилось! – хотя бы один из них всё еще может беззаботно смеяться, и второй отвечает ему слабой, но искренней улыбкой.

– Я думаю, что ты вообще не человек, Боря, – сокращенная форма въевшегося в подкорку имени непривычно смакует на языке, Тео нравится. У Бориса черти пляшут в глазах – это нравится тоже.

Огромный диван в огромной гостиной еще как нуждается в полировке. Стол щедро заставлен едой и в особенности изобилует морепродуктами. Рядом стоит ящик пива. Немного странно, что не водки – видимо, настроение Бориса в той или иной ситуации определяется небесными силами. Наркотиков нет, о них даже не заходит речь. Что ж, Тео принимает такие условия на этот день. Им есть, чем заняться, объявляет Борис. Он включает на шикарной плазме старые фильмы, которые они вместе смотрели в детстве, и чокается открытой бутылкой пива. Тео задумывается, видел ли Бориса хотя бы раз настолько довольным жизнью. Он испытывает умиротворение, глядя на него. Собственные печали уходят на второй план.

Борис стал еще красивее. Его стрижка короче, чем была раньше, но пышные кудри такие же непослушные. Черные вихры, сводящее с ума совершенство. Он по-прежнему изящен, не лишившийся доли обманчивой хрупкости. В нём просматриваются черты мальчика, который когда-то давно стал лучшим другом сбившегося с пути сироты Тео Декера. Больше, чем другом. Всё внимание Бориса сосредоточено на подходящей к развязке комедии, поэтому можно продолжать рассматривать его без зазрения совести – старые привычки. Блеск юности в его глазах не испарился. Бледная кожа и чувственные губы не стали менее привлекательными, лишь наоборот.

Борис прекрасен. Со всем своим внутренним добром и злом. Со всеми демонами и благодетелями.

Мальчик, который крал вещи Тео и отдавал взамен всё, что имел сам. Мальчик, который спал в его постели и владел им. Разрушал и воскрешал, не давал упасть в пропасть отчаяния и погубить себя, одновременно ломая и приручая. Тео чувствует, как по коже бегут мурашки. Он бы не смог забыть, даже если бы хотел.

Сейчас Тео гость в его доме – в доме, построенном для семьи. Во-первых, до сих пор не удается принять тот факт, что Борис теперь муж и отец. Во-вторых, Тео думал, если Борис когда-нибудь определится с выбором спутницы жизни, ею наверняка окажется славянка. Как минимум, женщина, способная полностью понять его культуру. Возможно, тогда удастся понять и самого Бориса. А всё вышло совсем по-другому. Похоже, это Тео – единственный, кто так и не смог понять до конца.

– Если хочешь сказать что-то, можешь прямо словами через рот, я это поощряю, – нет, Борис не нервничает и не провоцирует. Ему управляться со словами гораздо легче. Тео понимает намек. Его тайные взгляды никогда тайными не оставались, и это еще одно воспоминание из совместного прошлого. Борис заглядывает ему в глаза и терпеливо ждет. Ответа не избежать.

Похоже, этому вечеру не быть простым и уютным. Это время самых болезненных вопросов и откровений.

– Почему ты позвал меня сюда, но решил не знакомить с семьей?

– Они улетели в Швецию. Так совпало.

Тео не помнит имени его жены. Не стремился запоминать и, если честно, не слишком хочет знать. Не имеет значения. Достаточно будет просто говорить «она». И нет, ему не стыдно.

– Почему не кто-то из Украины? Или из России? Польши? Ты окружаешь себя исключительно людьми оттуда, доверяешь им. И я правда думал, что рано или поздно ты туда вернешься. Так почему?

– Знаешь, когда мы играли свадьбу, я заказал много-много фейерверков. Мы смотрели, как они взрываются, полчаса без перерыва. В Украине это было практически единственной радостью в детстве – увидеть фейерверк. Там это называется salyut. Их запускают прямо во дворах жилых домов, на спортивных стадионах и детских площадках, да буквально где угодно, потому что люди умеют выжимать из жизни всё. По-настоящему радоваться мелочам, понимаешь? Без понтов, просто и честно. Покупаешь фейерверк, делаешь salyut, делаешь себе prazdnik. А что может быть лучше, чем хороший prazdnik? Поэтому на моей свадьбе было именно так. Prazdnik, Поттер. Большой и громкий prazdnik.

Борис мастерски съезжает с темы, давая информацию, которую еще стоит расшифровать. Он любит загадки. Вот только у его собеседника в этот раз нет для них настроения.

– Ты любишь её?

Тео внутренне напрягается, словно натянутая струна, готовая вот-вот порваться с надсадным писком. Борис медлит с ответом.

– Я её ценю.

Тео выдыхает, но не расслабляется. Хождение по мукам только начинается.

– И ты изменяешь ей с Мириам?

– Не только с Мириам, – легко признается Борис, словно это совсем ничего ему не стоит, и не сразу закрадывается мысль, насколько на самом деле ему легко или же сложно. Сколько он хочет и решается показать, а где поддается сомнениям. – Мы прекрасно понимаем друг друга в этом вопросе. Моя личная жизнь её не касается, точно так же, как и её – меня.

– Женская психология так не работает.

Тео сам не знает, зачем говорит это, но ему очень хочется – хоть как-то задеть в ответ. Это несоизмеримо. Признаться, это безнадежно.

– Правда? Расскажи мне о женской психологии, Поттер. Интересно послушать твои мысли, – он не насмехается и не веселится. Взгляд его глаз серьезен как никогда. Борис прав. Чертовски прав. Тео даже не может злиться на него за это.

Единственное, что сейчас нужно, это успокоиться.

– Ладно-ладно. Победа твоя.

– Здесь не в чем побеждать.

Борис подает ему новую бутылку пива и сам же её открывает, вручает прямо в руки, соприкасаясь пальцами. Они у него отчего-то холодные, несмотря на то, что система отопления в доме включена на полную мощность. Он вытягивает ноги и касается босыми стопами таких же босых стоп Тео, сидящего с прижатыми к груди коленями. Ноги Бориса тоже ледяные, словно кто-то заставил его пройтись по снегу в одной пижаме. Он смотрит выжидающе. Тео несмело касается его озябших конечностей, пытаясь согреть их в своих горячих ладонях.

Процесс теплообмена завершается лишь в тот момент, когда оба физических тела достигают температурного равновесия – внезапно вспоминается один из школьных уроков, который Борис в итоге сорвал своим шумным поведением. Он без конца отвлекал Тео, а тот не мог это игнорировать, и в итоге их обоих отправили к директору. Было забавно, потому что вызывать их отцов не имело смысла, и все об этом знали. Вечер того же дня утонул в алкоголе и смехе.

Борис выглядит благодарным. У Тео из закромов души поднимается почти забытое чувство удовольствия оттого, что делаешь приятно кому-то другому. Удовольствие оттого, что он делает приятно Борису. И это тепло в глазах – только для него.

А еще Тео не в силах отогнать беспорядочные мысли о том, какие тонкие у Бориса лодыжки. Он касается их с греховной нежностью. Ему хочется поскорее в ад.

Становится тяжело дышать. Тео сжимает ладони крепче, но не намеревается подходить к черте, ибо боли физической он куда больше предпочитает душевную. Это его самая большая зависимость, сильнее любого испробованного наркотика.

– Зачем ты тогда меня поцеловал?

Прошло столько лет, а это почему-то продолжает иметь смысл. Они делали многие вещи под влиянием алкоголя и различных препаратов, но никогда это не покидало четырех стен. Никто не имел возможности быть свидетелем. Вся тайна перечеркнулась, когда Борис поцеловал его на улице, на глазах у таксиста и, как тогда ощущалось, всего мира. Тео испугался, а потом долгие годы ненавидел себя за то, что так и не смог признаться.

– Потому что хотел. И видел, что ты хочешь этого тоже. Но ты, Поттер, никогда бы не решился первым.

Прямое попадание в самое болезненное место. Нарочно ли Борис делает это, не узнать вовек. Они оба умеют изощренно причинять боль. Они, похоже, этой болью дышат – и всем, что связано друг с другом.

– Я любил тебя.

Что-то внутри Тео ломается с хрустом.

– Я знаю.

Что-то внутри Бориса разбивается вдребезги.

Стопами по стопам. Выше, по икрам и до колен. Руками по рукам. Пальцы в сумасшедшем переплетении. Места соприкосновения кожи горят.

Борис никогда не признается, что никого в жизни не любил так, как Тео. Даже если придется пойти ко дну, даже под дулом пистолета – он уже успел это испытать, желая искупить грехи и вновь стать чистым. Но это совсем другое. Это страшнее смерти – не убьет, но разрушит без шанса на восстановление. Борис едва обрел чувство целостности. А затем в его жизни снова появился Тео Декер.

От тех, кого любишь, стоит держаться подальше, повторял себе как мантру Борис. А сейчас он забирается к Тео на колени и забывает собственное имя, когда его вовлекают в медленный, несладкий поцелуй. Хмельной вкус делится на двоих. Ладони касаются щек, даря сокровенную ласку, а затем дрожащие пальцы вплетаются в буйные кудри, мягко оттягивая их в стороны. Чтобы Борис не терял ощущения реальности. Чтобы Тео в подробностях вспомнил, каково держать его в своих руках.

Горечь сопутствует им по жизни – она всегда будет третьей.

– Sonechko. Тео.

Бориса трясет, он хватается за человека, в котором когда-то мог найти опору. Со временем он научился находить единственную опору в себе самом, и точно так же произошло с Тео после их расставания. Теперь они снова вместе. Ближе, чем когда-либо. В школе Тео едва доставал Борису до плеча, сейчас же всё наоборот: это Борис маленький и хрупкий на фоне окрепшего, статного Тео. Он не признается, что ему это нравится, а Тео не будет заставлять. Он видит это по глазам. Борис выбирает роль ведомого.

Их раскачивает маятником. Чем сильнее оттянешь влево, тем больше он впоследствии двинется вправо, и так поочередно, пока колебания не прекратятся. Равновесие потеряно, в первую очередь, духовное. Борис двигается, медленно скользя вверх и вниз по самому чувствительному, широко раскрывая бедра и доводя до исступления. Ему жарко. Он чувствует чужое желание и не скрывает свое. Его брови заламываются, лицо искажается выражением сладостного удовольствия. Слишком хорошо знакомо, сколько бы ни прошло лет. Тео снова целует его, на этот раз куда грубее и требовательнее. Борис кусается в ответ. Каждое его действие преисполнено чувств.

Минуту или две назад они всего лишь разговаривали. Всего лишь выворачивали друг перед другом души наизнанку и вскрывали старые раны, проводя невидимым лезвием по бледным шрамам. Они плавно двигались к неизбежному. Разве это не является единственным правильным?

Робкий шаг вперед. Под пижамой у Бориса больше ничего нет – Тео уверяется в этом на ощупь. В детстве, когда он невольно становился свидетелем принципиальной нелюбви Бориса к ношению нижнего белья, когда черные джинсы спадали ниже приличного и обнажали запретные участки бледной кожи, он чувствовал, как краска поднимается от шеи к кончикам ушей, а низ живота затапливает неконтролируемым жаром. Воображение рисовало картинки одну краше другой, ведь одновременно хотелось и не хотелось знать, куда вела тонкая полоска волос, спускающаяся от пупка. Борис не сразу показал ему всего себя, но когда это произошло, Тео запомнил его до мельчайших деталей. Совершенство. Лакомое сумасшествие.

Борис бесстыжий и искренний. Тео хочет вновь увидеть его всего, вновь любить. Он ласкает его, захлебываясь обожанием, и больше не противостоит этому чувству. Больше не страшно. Тео хочет вновь в Борисе утонуть. Потеряться, забыться, раствориться. Он готов сделать всё, что Борис пожелает, лишь бы тот помог ему снова собрать себя воедино.

Это помешательство. Это единственное, о чем можно мечтать.

– Ты вырос, Поттер, – сам Борис в долгу не остается, медленно водя рукой по чужому члену под тканью одежды, а затем вытаскивает его наружу. Он рассматривает крепкий ствол и влажную головку, облизывает губы и сжимает сильнее, двигает рукой быстрее, дразня и наслаждаясь. Плоть в его ладони стремительно твердеет, собственное возбуждение накрывает душными волнами. Тео рефлекторно толкается в тугое кольцо пальцев и жарко выдыхает. Это сносит крышу сильнее, чем самый безбашенный секс с любой девушкой, что были в его жизни. Сейчас он стоит на краю обрыва. Его очки давно покоятся где-то на столике, заботливо отложенные туда Борисом. Зрительный контакт становится еще более острым.

Провокация.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Минута для последних сомнений. Борису кажется, что если между ними ничего не случится этой ночью, этого не будет уже никогда, и он не простит ни себя, ни Тео. Но если он вновь подпустит Тео к себе настолько близко, то может потерять всё, что так долго строил в своей жизни. И самого себя.

– Хочу.

Тео никогда не узнает истинную цену этого решения и то, насколько в чужом создании происходящее близко к окончательному падению. Никогда не сможет почувствовать всю остроту и звенящую боль надрыва, с которым Борис соглашается и признается.

Решение окончательно. Борис полностью открывается. Всё, что у него было, он всегда готов был отдать Тео. Просто взять и подарить, включая самого себя. Словно ему совсем не страшно оказаться перемолотым в пыль или превратиться в пепел. Солнце, что на небе, Борис ненавидит. Но свое личное солнце – любит больше на свете.

Тео валит его на лопатки, уверенно нависая сверху, и целует так долго и самозабвенно, что сбивается дыхание. На тонкой бледной шее расцветают алые метки бескомпромиссной претензии на обладание. Борис обнимает Тео руками и ногами, жмется ближе, доверяется.

– Moi, moi… Ty zhe ne zabyval?

Больше эта уловка не сработает – говорить о важном, умышленно оставаясь непонятым, признаваться вслух и не получать ответа. Тео страдал этим языком из-за Бориса, потому что не мог выбросить из головы воспоминания о них. Страдать для него словно дышать, и это давно не тайна.

– А ты сам? Помнил все эти годы?

Широко распахнутые глаза служат лучшим ответом.

Дальше всё происходит как в диковинном, гипнотическом танце: Борис растягивает себя, седлая чужие бедра, и Тео наблюдает за ним, затаив дыхание. Непристойное шоу для единственного зрителя. То, как он шумно дышит, изгибается, вздрагивает от резких прикосновений и растягивает губы в ухмылке, видя, как его жаждут. То, с каким голодным видом он раскатывает по стволу чужого члена презерватив и смазывает лубрикантом, как несколько кратких мгновений торопливо ласкает себя, томясь от нетерпения.

Удержать Бориса на одном месте практически невозможно, но Тео не успокоится, пока не уложит его ноги себе на плечи. Медленное проникновение, откровенные стоны и пленительная узость. Борис принадлежит только ему, не зная других мужчин. Тео берет его под звуки старых фильмов из детства, раз за разом терзая и так измученную шею, и старается причинить как можно меньше боли, выбирая плавный ритм движений. Борис утопает в этой нежности и чувстве наполненности, гладит Тео по волосам и вытягивает из него душу тягучими поцелуями.

Кажется, так можно больше никогда не оказаться над поверхностью – лишь только глубоко-глубоко на дне. Борис просит обращаться с ним грубее. Это единственная его просьба, которую Тео не может выполнить. Он любит его, заставляя выстанывать свое имя. Борис меняет позиции и вновь седлает чужие бедра, двигаясь неровно и торопливо. На его висках блестят капельки пота, дыхание сбивается. Тео поощряет его инициативу, поддерживая за бедра и стараясь поймать один ритм, но вскоре он вновь укладывает Бориса спиной на постель и в такой позе доводит до оргазма. Борис особенно красив в этот миг – Тео хранил в своей памяти его образ, как зеницу ока, и вновь имеет счастье созерцать. Он не хочет делиться им ни с одной душой в этом мире. Тео накрывает его весом своего тела и хочет застыть в этом моменте. Борис что-то неразборчиво шепчет и целует в висок. Тепло-тепло.

До глубокой ночи они продолжают смотреть старые фильмы, и Тео понимает, что никогда в жизни не видел Бориса настолько удовлетворенным.

– Жаль, Попчика здесь нет…

– Знаешь, всегда чувствовал себя с вами третим-лишним.

Они смеются так, что в уголках глаз собираются слёзы. Преданный пёс, уже совсем старый и неповоротливый, столько времени мог ждать только самого любимого своего человека, и Тео понимает его как никто другой. Он тоже ждал верной собакой, не прекращая верить, пусть это ломало его изнутри.

Они засыпают в одной постели и забывают, что когда-то боялись быть уличенными в своей не платонической связи и наутро сгорали от стыда друг перед другом. А вечером всё повторялось, и не могло быть ничего лучше.

– Останься со мной.

Из Бориса не выйдет примерного семьянина – это ясно, как божий день, и не стоит строить иллюзий. Сомнения и ошибки делают людей людьми. А еще – умение прощать.

Тео улетает обратно в Нью-Йорк на следующий день, но знает, что обязательно вернется.

========== Part 3. New York golden cage, Stockholm syndrome and freedom (finally, my dear) ==========

Комментарий к Part 3. New York golden cage, Stockholm syndrome and freedom (finally, my dear)

Спасибо всем за комментарии к предыдущим частям и поддержку! Третья глава изначально не планировалась, но вот она, внезапно, и я ей радуюсь :) Без ваших отзывов не было бы вдохновения, шлю лучи любви :3

Nbsplv – V Temnote

Синие стены в доме Барбуров, увешенные изысканными полотнами, передающимися из поколения в поколение, и белые стены картинной галереи, пепел и мертвая тишина. Затхлый воздух в маленькой съемной квартире в спальном районе Нью-Йорка, след помады на пустой чашке с кофейной гущей на дне и плесень на недоеденном бутерброде, так и оставленном на тарелке. Бордовый свитер, небрежно брошенный на кровати и не убранный в шкаф. Словно она всё еще может вернуться. Тео так хотел бы, чтобы она могла вернуться.

Он кричит. Таблетки, предложенные миссис Барбур, не помогают. Никто в их доме не может ему помочь. Китси и Тодди выглядят отвратительно довольными, Плата не видно на горизонте, мистер Барбур остается безмолвным. Энди предпочитает обойтись без объятий, а прощальный поцелуй миссис Барбур холодный, словно лёд. Тео больно.

Он кричит. Реальность путается со снами. Лишь раскрыв глаза, удается вновь вспомнить, как давно это было. Всё в прошлом, в ушедшей, потерянной жизни. После кошмаров Тео подолгу трясет, они становятся навязчивее и беспощаднее. Близится первая годовщина смерти матери. Если бы Бориса не было рядом, Тео кажется, что однажды он мог бы просто не проснуться.

Весна больше не радует. Тео пьет больше, чем обычно, и совершенно себя не контролирует. Борис, никогда не теряющий голову, смотрит на него долгим пытливым взглядом, выпуская изо рта густые облака дыма. Он курит красные Marlboro легко и с удовольствием. Тео тошно от их тяжелого запаха и от себя самого, но он наслаждается тем, что может смотреть на Бориса в ответ. Сколько захочет.

Тео протягивает ему свое запястье.

– Туши.

– Чего? – не понимает Борис. Или не хочет понимать.

– Сигарету. Потуши.

– Не сходи с ума, Поттер.

Борис хочет выбросить дотлевающий окурок куда подальше, но Тео резко тянется за его рукой и намеревается сделать то, о чем только что просил. Его грубо отталкивают.

– Я такого не делаю и никогда не буду! И тебе не позволю, придурок! – Борис почему-то кричит. Ошарашенный, Тео смотрит на него так, будто видит впервые.

– Прости.

Борис притягивает его к себе. Тео снова трясет, но уже не от страшного сна. Кошмары преследуют наяву, они в его голове и они правдивы. Нет ничего ужаснее реальности.

Пусть утром из памяти полностью стирается инцидент минувшей ночи, кому-то приходится полностью осознать произошедшее. Борис чувствует мучительный груз недетской ответственности на своих плечах. Но Тео уже не замечает чужой дрожи и страха. Страха за него.

– Ты счастливчик, если просто дышишь, Поттер. Никогда об этом не забывай.

Тео не удается. Он думает, что лучше бы Борис утянул его – тогда – на дно. Легкие жгло огнем, а перед глазами снова был тридцать второй зал картинной галереи, усеянный пеплом. Мамы нигде не было, хотя Тео пытался её найти. Он догадывался, куда она ушла. Он хотел к ней. Ему казалось, что стоит коснуться плитки на дне бассейна, и перед ним откроются врата Преисподней. Это его вина. Мать никогда его не простит и не захочет видеть – даже в другом мире.

Борису правда не стоило его отпускать. Тогда Тео в первый и единственный раз по-настоящему замахнулся на него. Борис щедро дал сдачи, и Тео почти сказал ему спасибо.

Десятки писем Пиппе остаются неотправленными. Когда у Бориса появляется Котку, Тео ревнует так, что темнеет в глазах. Борис ходит по его сердцу лунной походкой и оставляет следы своих потрепанных ботинок.

***

После Амстердама и Антверпена проходит несколько месяцев, новая весна переступает порог. Тео не радуется её приходу и, пожалуй, уже не сможет радоваться до конца дней. Мало кто знает, как трудно держать себя в руках в эту пору, сколько бы ни прошло времени. Рана никогда не затянется, дыра в груди – тоже. У него внутри пустота, полное отсутствие смысла. По возвращению в Нью-Йорк боль обостряется. Казалось, что найдены все ответы, но в итоге вопросов становится только больше.

Хочется всё исправить. Наладить бизнес, наконец-то сделав его честным, отмыться от грязи. Помириться с Хоби, вновь заслужить его доверие и расположение. Забыть Китси и её предательство. Отпустить Пиппу. Понять, что на самом деле является желаемым и необходимым. Найти себя.

Всё казалось проще, когда Борис был в его руках, но Тео сам решил уехать. Ему нужно время. Глупо было поверить минутному ощущению, что с Борисом хоть что-то может быть простым. Не в этой жизни. Их отношения ломанные-переломанные. И каким бы это ни было богохульством, но их связь свята.

«Скучаешь, Поттер?»

Не то чтобы были варианты кроме единственного и неизменного:

«Скучаю»

После этого Борис долго не отвечает, но Тео и не ждет, равно как и не задает встречных вопросов. Привык. Легко оправдываться занятостью, возможно, даже пытаться отвлечься на других людей, лишь только не позволяя им лезть в душу. Сокровенное остается для сокровенных людей. Борис часто в разъездах, порой Тео даже не знает, где именно тот находится в определенный момент. Мир большой и красочный, Борису по-прежнему нравится его изучать. Ему тоже нужно время.

В делах с головой – как лучшая отговорка, – но связь не теряется. Уж этого они не допустят ни за какую цену. Что-то подсказывает, что больше никогда. Что-то дает стимул верить всем сердцем. Сообщения и звонки, зачастую ночные и долгие. Тео услаждается непобедимым акцентом Бориса, его голосом и тихим смехом в трубку, его шепотом и звуком дыхания. Они говорят о многом.

Иногда удается увидеть друг друга на экране, такой формат однозначно выходит самым эмоциональным. Однажды Борис совершает видео-звонок из своего дома – Тео узнает оформление кабинета, хоть и видел его мельком – и посредине разговора к нему подбегает ребенок. Один из близнецов. Очевидно, дверь была не заперта.

– Малыш, поздоровайся. Помаши ручкой.

Тео замирает, не моргая. Видя его реакцию, Борис целует сына в макушку и мягко просит пойти поиграть в гостиную «пока папа занят». Мальчик его беспрекословно слушается. Совершенно очаровательный ребенок.

– Такое вот внезапное знакомство, Поттер.

– Она знает? – Тео отмирает, так до конца и не поняв суть нахлынувших чувств.

Борис адресует ему странно-пристальный взгляд.

– Если у кого-то из нас начнется что-то серьезное вне семьи, об этом уже нельзя умалчивать.

«Но семья останется семьей». Тео так устал от этого сумасшедшего мира, что готов принять подобное. Как и когда-то давно – он готов принять Бориса любым, его настоящего целиком и полностью. Борис единственный в этом сумасшедшем мире, кто может ответить ему взаимностью. Пусть Тео не будет знать до конца, каким сложным является этот выбор. Пусть не будет знать, через что пришлось и приходится пройти Борису – ему, возможно, никогда не признаются, посчитав это слабостью. Борис часто снится ему, Тео засыпает и просыпается с мыслью о нём и о них, думает, пока не потеряет на то последние силы. Иногда от этих мыслей жарко и душно, а иногда холодно и горько-сладко. Бориса невыносимо не хватает. Тео употребляет еще больше, чем обычно.

Несмотря на отсутствие объективных препятствий, Тео не возвращается в Антверпен. Все преграды – только в его голове. Нью-Йорк не отпускает, а другие варианты принципиально не рассматриваются. Борис не давит. Тео кажется, что он вот-вот решится, но этого так и не происходит. Он медленно, но верно тонет в принесенной весной боли, ожидая наступления черной даты. Ему не удалось пережить её спокойно ни в один из годов. Он не хочет никого видеть в это время и тем более, чтобы кто-то видел его. Теодор Декер теряет свою отработанную перед зеркалом безупречность и становится настоящим собой – разбитым и беззащитным.

А потом он снова собирает себя по частям до следующей годовщины. В Антверпене он принял решение больше не сдаваться. Отныне это должно стать нерушимым правилом.

Борис сам прилетает к нему в Нью-Йорк. Словно чувствует: сейчас он нужен рядом. Год выдался чертовски тяжелым – не для всех отсчет идет от января. Борис знает Тео лучше, чем тот думает. Время, в котором они нуждались, чтобы провести порознь, истекло. Борис знает всё, что связано с Тео, видит его насквозь, понимает без слов. Борис им дышит, предпочитая не говорить об этом вслух. Однажды Тео должен сам это открыть.

– До чего шумное местечко, что тебе вообще здесь нравится, Поттер? – вопрос риторический. Борис просто не умеет подбирать приветствия.

Тео растягивает губы в улыбке, не отвечая. Он прижимает его к себе, утыкаясь носом в кудрявую макушку, чувствует горячие ладони у себя под свитером, и на задворках сознания мелькает мысль, что полы его расстегнутого пальто успешно скроют всё от излишне любопытных глаз. Борису же нет никакого дела до посторонних. Он смело касается того, что ему принадлежит. Всегда.

– Хочешь меня прямо в аэропорту? – ухмыляется Тео, опаляя дыханием чужое ухо, и совершенно не хочет размыкать объятия. Ему тепло впервые за долгое время.

Борис щипает его за бок, преисполненный почти что детского озорства и наверняка парящий мыслями где-то высоко над планетой. Он улыбается, но при этом ментально закрывается в один миг. Тео это чувствует, вновь держа его в своих руках.

– Сначала я хочу прогуляться по городу. Твоя очередь быть экскурсоводом.

– Будто ты не был в Нью-Йорке десятки раз, – не до конца понятно, шутка это или нет.

– Не особо часто, чтобы просто отдохнуть. Работа, сам понимаешь. Хочу знать, что тебя здесь так магнитит.

Конечно, Борис знает и так, но об этом вновь лучше не говорить. Тео соглашается, хоть и без заметного энтузиазма. Улицы родного города больше не кажутся приветливыми, тая в себе воспоминания о давних и недавних происшествиях и неудачах. О падениях и невозможности вновь взлететь. Словно на шее постепенно затягивается невидимый узел. С Борисом рядом становится легче дышать – не так, чтобы на полную грудь, но уже без навязчивого ощущения того, словно легкие сжимаются в крошечный тугой комок. Сплошное недоразумение – он, Теодор Декер. Борис треплет его по волосам и обо всём, черт возьми, догадывается. Видит. Миллион прожитых в одной жизней дали ему возможность тому научиться.

Нью-Йорк светится океаном ослепляющих огней и нескончаемыми рядами неоновых вывесок. Они катаются по городу, сколько душе угодно. В первую очередь, душе Бориса. Он полон энергии, как и всегда, он не знает пресыщения и усталости оттого, чтобы что-то в себя впитывать. Тео не смотрит в окно, лишь только на Бориса. Больше ничего в этом мире не интересует. На двоих делится литровая бутылка отборной водки, еда берется на вынос, потому что останавливаться в каком-либо заведении нет желания. Борис много шутит, заставляя смеяться, и много смеется сам. Тео надеется, что эта поездка-прогулка не станет повторением прошлой, судьбоносной, когда Борис признался в краже «Щегла». Чего-то подобного Тео рискует больше не выдержать.

Когда яркие картинки за окном надоедают, остановка совершается в спальном районе. Детская площадка и двойные качели на цепях. Как когда-то в Вегасе. В груди что-то щемит. Тео часто моргает, следуя за Борисом и делая несколько больших глотков водки подряд. Борис же нисколько не кажется пьяным.

– Присядем.

Будто им снова по четырнадцать и в голове лишь одно – благословенный ветер.

– Ты помнишь?

– Такое не забывается, Поттер.

«Тебя не забыть»

Неловкости нет. Повисшее ненадолго молчание окрашивается густыми красками понимания и принятия. Они всегда знали, что значат друг для друга, но боялись признаться.

– Как ты провел эти месяцы? – попытка перевести тему, и неспроста. Тео важно получить ответы на конкретные, не самые легкие вопросы.

– Неплохо. Вполне плодотворно. Был то там, то здесь. Узнавал что-то новое. Так вот случается, – Борис пожимает плечами, и что-то в этом мимолетном движении выдает легкую нервозность. Он напрягается, догадываясь, куда дальше пойдет разговор.

– А кроме работы?

Борис медлит с ответом, и от этого у Тео почему-то мороз по коже. Он догадывается, что сейчас услышит.

– У меня было несколько женщин за это время.

Тео хочется раздавить стеклянную бутылку у себя в руке, чтобы осколки больно впились в плоть и смочились кровью. Тео правда этого хочется, потому что Борис умеет ранить его как никто другой в этом мире. Порой Борис абсолютно безжалостен. Давняя история повторяется.

– А ты?..

– Нет.

Тео, наевшись предательства на всю жизнь, никогда бы не смог так поступить. Может, это не к лучшему: было бы проще. Но он не привык выбирать легкий путь. Он может ненавидеть себя сколько угодно, ненавидеть хоть весь мир – это ничего не изменит. И у него на самом деле нет сил на ненависть. Их едва хватает на жизнь.

– Браво, Поттер, ты… – дальше Борис запинается. Он поражен. Вместе с тем он красиво и убедительно играет то, что считает нужным сыграть. Тео, в отличие от него, не настолько проницателен, чтобы понять и раскусить. Тео слишком разбит и не может это скрыть.

– Это не в моих правилах.

Повисает на этот раз неудобное молчание, а потом Тео отрезает:

– Забудь.

Борис послушно кивает и сам себе удивляется. Им лучше поговорить о чем-нибудь другом. Сменить тему в очередной раз, переключиться с одной болезненной вещи на другую, рискнуть вскрыть старые раны. Иначе у них не бывает. Вечные палачи друг для друга и вечные ангелы-хранители.

– Я был дома. В Украине.

Тео давится новым глотком водки, которой осталось на самом дне. Похоже, потребуется еще одна бутылка, потому что новости сваливаются на голову слишком неожиданно. Это даже на мгновение отрезвляет.