Текст книги "Времена Бессмертных"

Автор книги: Мишель Роман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3. Лео

Кадык парня поднимается и опускается под моей ладонью, я держу крепко, и знаю, что если сожму еще немного, переломлю шею. Кричу ему в лицо все тот же вопрос: какого черты вы тут забыли? Страж не отвечает, лишь противная улыбочка расползается по его идеальной физиономии.

Бью снова. Костяшки пальцев обо что-то царапаются, я перестаю бить Стража и снова на него смотрю. Его лицо… он похож на фарфоровую куклу, упавшую с высоты: трещины и выпирающие осколки по всей правой стороне ухмыляющейся рожи.

– Что ты знаешь? – ровным голосом спрашиваю я, давая шанс разойтись боле менее мирно. Парень не реагирует. – Зачем вы прибыли на Окраину?

Никакого прогресса. Наверное, парнишка думает, что я не причиню ему существенного вреда; боли он не чувствует, а личико восстановится через пару дней. Он просто меня не знает, не знает, на что я готов пойти от отчаяния. А именно это я сейчас и чувствую, пока моя сестра находится неизвестно где!

Хотя почему неизвестно, лично я на все сто уверен, что к ее похищению причастны эти «кукольные рожи»! Мир вокруг меня разваливает, отчаяние отравляет разум, но мои кулаки по-прежнему сильны и я заношу над Стражем сжатую руку.

– Лео, что бы про них не говорили, но они, все же, могут отбросить коньки! Бессмертные они больше номинально, а по факту… – вступается за уродца подо мной, Спартак, мой лучший друг, всегда старающийся держать меня на тормозах. Иногда это раздражает.

– Она у них! Я это точно знаю. – так и не опустив кулак на рожу Стража Бессмертных, объясняю я другу. И как только я представляю, как моя Руфь плачет в плену у «кукольных рож», гнев растекается по венам.

– Они, конечно, нас не жалуют, но… зачем им похищать Смертных? – осторожно, стараясь меня не спровоцировать, задает вопрос Спартак.

Я и сам еще во всем толком не разобрался, огромная политическая головоломка не может сложиться в четкую картину в моем сознании. Но я знаю, что смогу понять происходящее, знаю, что мне нужно спешить, если хочу чтобы Руфь осталась жива!

«Они» растрачивают свои бессмертные жизни в Византии, «мы» выживаем на Окраине. Так было всегда. Зачем же они прибыли к нам целой колонией? Вопросы без ответов вызывают зуд, раздражают мысли.

– Слушай, парень, просто скажи моему другу, что знаешь, и разойдемся по добру, по… – присаживаясь рядом с лежащим на земле Стражем, начинает Спартак, но в мгновение его голос обрывается.

Секунду я не могу понять, что произошло, понимаю – друга рядом нет, вот только сейчас, он был рядом, а в следующее мгновение исчез! Изумленно оглядываюсь по сторонам: отовсюду на меня таращится только сумрак, вдалеке виднеются очертания домов Смертных, но нигде не вижу Спартака. И тут я понимаю, что произошло, когда замечаю правую руку Стража, выставленную в том направлении, где только что сидел мой товарищ.

Он активировал электро-перчатку! Эта кукольная рожа просто взяла и метнула в Спартака заряд, отбросивший его. Во мне снова вспыхивает гнев, но уже совершенно иного происхождения: я концентрирую всю ненависть, испытываемую к Бессмертным на одном человеке. Страж, должно быть, наконец, осознал, что я не буду больше с ним церемониться и стал предпринимать отчаянные попытки высвободиться из моей металлической хватки.

Тщетные попытки надо сказать.

Я принялся колотить его по уцелевшей левой стороне лица и с каждым моим ударом, парень кричал все отчаяние, хотя боли он не чувствовал, но думаю реальное приближение смерти напугало его до чертиков.

– Что ты знаешь?

Ударом разбиваю ему фарфоровый нос вдребезги. Он задыхается, может говорить, но не делает этого, лишь вопит.

– Зачем вы похищаете нас?

Бью в губы: они трескаются и крошатся. Я задумываюсь о том, насколько сильным был удар от электро-перчатки. А если Спартак погиб…? Не может быть! Я должен оставить Стража и бежать на выручку другу, но я чувствую, что вот-вот пленник сдастся.

– Зачем вы прибыли?! Отвечай! – я замечаю как, высвободив правую руку, Страж Бессмертных направляет ее на меня. Он хочет активировать удар электричества, который наверняка меня поджарит.

Он сделал это напрасно! Я в бешенстве…

Одним коленом я упираюсь парню в плечо, другим давлю на грудь, а обеими свободными руками хватаюсь за его правое запястье и тяну. Тяну с такой силой, что из моей груди вырывается рык от натуги; парнишка скулит. Я смотрю ему в глаза и выкрикиваю все те же простые вопросы, ответы на которые – все, чего я хочу от него. Но он так и не раскрывает мне своих тайн.

Ну что ж, он, несомненно, поплатиться за свое упрямство.

Режущий слух скрип, а затем в моих руках оказывается отделенная от тела кисть Стража.

Никакой крови, одни осколки. Если бы была кровь, было бы намного легче перестать их ненавидеть, я смог бы остановиться, перестать считать их противоестественными монстрами, но вокруг меня сухо… Страж в отключке, должно быть шок, точно не из-за боли.

Снимаю с оторванной руки механическую перчатку и небрежно кладу ее во внутренний карман куртки, почему-то мне кажется, что она еще пригодится. И больше не уделяя Бессмертному внимания, бегу к тому месту, куда по предположению откинуло Спартака.

Друг лежит на спине в пятидесяти шагах от места, где шла борьба. Я больше всего боюсь увидеть его бездумно глядящим в черное ночное небо, так как смотрят только мертвецы, брошенные на земле. Боюсь, что чувство вины за то, что сразу же не кинулся ему на помощь, впоследствии меня сломит. Это только внешне я угрюмый и неэмоциональный, но на самом деле я чувствую все, может даже сильнее других. Просто я никогда не находил в себе сил выказывать людям свою симпатию.

В каком-то смысле я трус, когда дело касается выражения чувств. Мне проще сделать что-то для человека реальное, способное изменить его ситуацию к лучшему, чем нести весь этот «чувственный бред». Но сейчас, сокращая расстояния до тела Спартака, я пожалел, что не сказал ему, как важна для меня наша дружба.

Внутри все сжато, словно в тесках, крепче стискиваю зубы. Его глаза закрыты (слава Богу!), лицо повернуто набок и вроде бы нет никаких внешних повреждений. Когда я оказываюсь возле него, то начинаю пристально всматриваться – вздымается ли его грудь? И хвала всевышнему – мой друг дышит! Тут же чудовищное напряжение покидает мое тело, и я, словно потеряв все силы, опускаюсь на землю рядом со Спартаком.

Какое-то время я лежу, молча, тяжело дыша, давая другу время придти в себя. И только одно лицо приходит ко мне из темноты, только один человек не покидает моих мыслей, когда я закрываю глаза. Саванна. Где она сейчас? Должно быть уже близко, спешит на встречу со мной, но это не может принести мне облегчения, лишь новую порцию нестерпимой тоски. Как жаль, что я не умею рассказывать о своей боли друзьям или родителям. Может, если бы я рассказал кому-то, способному выслушать меня и понять, какая-то часть груза, что я ношу, исчезла, но я всегда держу чувства при себе.

Больно… По-настоящему. Видеть ее лицо, вспоминать все, что было, и понимать, что уже никогда не будет так, как прежде.

Спартак приходит в себя и, усаживаясь на земле, начинает задыхаться от кашля. Я тоже приподнимаюсь, в качестве поддержки кладу ему руку на плечо. Полностью придя в себя, мы идем к моей машине, друг не спрашивает о том, что мне удалось выяснить, и жив ли еще Страж. Думаю с каждым разом, когда он видит, как я выхожу из себя, какая-то часть его веры в меня исчезает. Безусловно, он будет идти со мной до самого конца – что бы это ни значило – но когда он узнает, что я задумал и во что меня по собственной воле втянули, от нашей дружбы останутся лишь воспоминания.

– Не ходи сегодня на собрание, лучше отлежись. – советую я ему, когда мы подходим к машине.

Кроваво-красная Шевроле Импала, ждет нас на границе с Византией, где собственно мы и подловили Стража Бессмертных. Эта тачка мой раритет. Мое сокровище. Я даже в мыслях не могу сравнивать Импалу с тем дерьмом, на котором таскаются по Византии. Эту красавицу я собственноручно собирал по частям на протяжении семи лет, выискивая детали в самых невероятных местах. Она как живая для меня.

– Заметано! – без особого энтузиазма отзывается Спартак на мое предложение. – Этот уродец хорошенько меня приложил.

Друг даже не старается хорохориться, слишком очевидно как ему хреново. Вообще-то Спартак визуально больше меня, мускулатура выражена ярче, да и девчонки всегда вились вокруг него толпой (думаю дело тут в фирменной улыбочке), но ему никогда не срывало крышу так, как мне. Конечно, он дрался, чаще всего выходил победителем из разных потасовок, но наблюдая за ним со стороны, я понял, что ему это не доставляет никакого удовольствия. В его глазах никогда не горит гнев, в моих же напротив – бушует пламя. Сильные стороны друга – это преданность и доброта, как бы сопливо не звучало. Но я безмерно уважаю его за это.

– Я заеду за тобой рано утром. Дельце будет не из простых. – еще раз напоминаю другу о том, что нам предстоит сделать завтра. Знаю, что он не в восторге.

– Да помню я. – прислоняя голову к холодному стеклу, огрызается он.

Какое-то время мы едим в полном молчании, нас окружает лишь звук мчащихся по гравию колес. Если бы нельзя было отвлечься на этот шаркающий звук, было бы куда сложнее ехать в тишине. Всегда нужно что-то говорить. Словно без слов, между тобой и тем, кто рядом, прокладывается пропасть.

– Спасибо, что помог мне сегодня. – благодарю я его, когда мы оказываемся в черте поселения Смертных.

– За что? Я же просто стоял в стороне и уговаривал тебя быть полегче, с тем парнем. – Спартак обыгрывает слово «парень», изображая излишнее пренебрежение. Но я знаю, что у него нет огромной ненависти к гостям из Византии.

– Вот за это и спасибо. Иногда за мной нужно приглядывать.

Мы останавливаемся возле многоэтажного жилого дома, где теперь обитает Спартак. Раньше он жил с матерью, но после своего двадцатидвухлетия, он решил жить один. В их семье тема Церемонии Перехода, это шанс объявить маленькую, но ожесточенную войну.

– Только, пожалуйста, не говори мне, что в завтрашнее дельце нас втянула Саванна?! – выбравшись из машины и страдальчески повиснув на пассажирской дверце, уточняет приятель. Он всегда недолюбливал мою бывшую.

– Я и не говорю. – отрезаю я. – Она не втягивала нас, она втянула меня.

– Лады, парень. Жду тебя завтра, как только вспыхнет солнце. – друг широко улыбается, демонстрируя мне идеальные белые зубы. Девчонки от этого просто млеют. – Никаких больше драк. Никаких чокнутых подружек из прошлого! – велит он и, хлопнув меня по ладоши, шагает по направлению к подъезду.

Я улыбнулся и развернул Шевроле на дорогу, ведущую в центр города Смертных.

На улице Свободы, в самом центре заброшенного парка развлечений – где тут и там разбросаны напоминания о былом времени в виде искореженных аттракционов – уже горит огромный костер. Вокруг огня, словно собираясь принести жертву давно забытым богам, рассредоточились отдельные кучки народа, но все как один волнительно застыли в ожидании начала Совета. Совет проводиться только в экстренных случаях, когда под вопросом стоит существование Смертных как отдельного класса. В отличии от Византии и других бессмертных городов, мы никогда не выбирали себе лидеров, нашей культурной особенности присуще понятие общего выбора и голос каждого может быть услышан на собрании подобном этому.

Единственными, кто обладают влиянием на общественное мнение – но не властью – являются старейшины, люди, чей жизненный опыт может положительно сказаться на принятии того или иного решения. Именно к ним я и направляюсь.

Огибаю ряд ржавых кабинок, на которых раньше катались по рельсам, миную наполовину ушедшее под землю колесо обозрения и оказываюсь в пятидесяти шагах от громадного костра, чье пламя угрожает поджечь небо.

Меня тут же обдает жаром, отчего лицо и руки, не спрятанные под одеждой, покрываются испариной. Я поеживаюсь от неприятного ощущения.

Гай, Филипп и Грегори – главные старейшины на данном Совете, молча, сидят по правую сторону от костра. Я с удивлением отмечаю: по ним совершенно не скажешь, будто старики испытывают дискомфорт от близкого нахождения с гигантским костром. Их покрытые морщинами, обвисшие лица задумчивы и сосредоточенны на каких-то размышлениях, но есть и еще что-то… Словно бы пожилые мужчины грустны.

Я никогда не видел ни одного члена Совета поддавшимся унынию, каждого человека на Окраине с детства учат бороться до последнего за выживание и не поддаваться разрушительной силе отрицательных эмоций. Поэтому я замедляю шаг, идя к мужчинам, надеясь прочитать чуть больше по их печальным лицам. Но как только я прохожу мимо очередного скопления народу – за мной протягивается шлейф пересудов и шепота. Старейшины поднимают на меня глаза.

Мерцающий оранжево-красный свет от огня, явственно отражает боль и отчаяние в глазах трех мужчин, призванных убеждать людей не поддаваться унынию. Даже не смотря на то, что за спиной у меня настоящий огненный исполин, внутри все холодеет. Гай, Грегори и Филипп, конечно, знают о пропажи Руфи и неужели они так отчаялись, что им больно высказывать мне советы и слова ободрения? Что известно им, чего не знаю я? Еще плохие новости?

– Я допросил одного из Бессмертных, это не принесло результатов. – на ходу сообщаю я, забыв о вежливости и не упоминая Спартака. Старейшины и другие люди с Окраины не доверяют его семье.

Филипп – наголо обритый старик, медленно поднимается со своего места и, не смотря мне в глаза, кладет руку на мое плечо, в знак поддержки. Я чувствую, как начинают дрожать мои руки; сначала кончики пальцев, затем дрожь поднимается выше, порождая слабость во всем теле.

Да что, черт возьми, стряслось?

Я не задаю вопроса вслух, уважительно жду разъяснений Старейшин, хотя сердце мое колотиться, словно в припадке.

– Леонард… – как тяжело звучит мое имя в устах Филиппа, будто сейчас слова угрожают раздавить всю мою прежнюю жизнь. – Твои мать и отец пропали… Как и остальные. Саванна в том же списке.

Я стою на своем месте, не двигаясь и не моргая, затаив дыхание перевариваю услышанное. Без паники, можно сказать расчетливо, прикидываю возможные варианты случившегося и то, что я могу сделать для близких. Моя семья… Руфь, мама, отец – все исчезли. Догадывался ли я, что такое может произойти? Да. Но ничего не мог предпринять. Шанс что-то исправить у меня появится получасом позже…

Филипп и другие не знают, что Саванна не похищена вместе с остальными Смертными, не знают, что все намного сложнее, чем они могут вообразить, НЕ ЗНАЮТ, что спокойные времена, в которых они жили раньше, больше не существуют.

Это будет война. И как же страшно стоять у ее истоков.

– Сколько приблизительно человек пропало? – холодно спрашиваю я Старейшин.

– Около тысячи в периметре Свободы… – подавленным, почти болезненным голос оглашает Грегори, чьи длинные седые волосы кажутся золотисто-русыми в свете костра.

Я давлю в себе крик отчаяния. Я не думал, что все будет так… серьезно и страшно. Тысяча человек пропали в периметре, где я вырос, где жили все, кого я знал с детства! А сколько человек пропало в других местах планеты, расположенных поблизости с бессмертными городами!?

Слишком много горя! Слишком страшно. Я многое знаю, но не смогу всего предотвратить…

– Это похоже на истребление. – горько делает собственный вывод молчаливый Гай, третий Старейшина. – У них есть все, у них есть даже вечная жизнь, а они хотят стереть нас с лица земли!

Если бы я только мог ему все объяснить, сказать как он прав и в то же время далек от истины…

– Вы приняли какое-нибудь решение? – я имею право задавать такие вопросы Старейшинам, так как мой отец должен был стать одним из них, по достижению зрелости.

Но уже не станет…? Так случится, что не будет Старейшин, некому будет давать советов.

– Единственное, что мы решили, это советовать людям бежать как можно дальше от Византии, покидать Окраину. – борясь с дрожью в голосе, а может быть и со слезами, поясняет Филипп. Тяжело видеть, как становятся мокрыми глаза стариков от слез отчаяния.

– В других периметрах некоторые Старейшины подбивают народ не сдаваться и начинать восстания, но мы… не решились советовать и без того пережившим утрату людям, идти на смерть. – заканчивает дискуссию Грегори.

Трое старцев покидают свои места и направляются ближе к столпотворению людей со всего периметра Свободы. Сейчас они объявят о чрезвычайном происшествии и скажут людям собирать вещи и бежать. В неизвестность… Может быть даже к голодной смерти.

Где сейчас мой воинственный гнев? Я чувствую одно бессилие, словно вижу, как тонет в океане огромное судно, но я слишком мал и незначителен, чтобы помочь ему.

Я сажусь в Импалу и еду к пристани, в четырех кварталах от разрушенного парка развлечений. Пытаюсь думать о том, что мне предстоит сделать, но мысли упрямо возвращаются к сестре и родителям. Я готов сделать все что угодно, стать кем угодно, лишь бы Руфь осталась жива. Я даже допускаю такую мысль, что будь у меня куча денег, я бы оплатил ей эту чертову Церемонию Перехода, только знать что она в порядке.

Проезжая по дороге между двух многоквартирных домов, замечаю тут и там, людей в страхе мечущихся по улице, что-то кричащих, плачущих. У некоторых на руках маленькие дети. Теперь информация о падении Окраины распространится очень быстро, паника захлестнет многие периметры. И это лишь начало!

Бросаю машину в десяти шагах от пристани. Иду к двухпалубной яхте, выкрашенной в черный цвет, отражающей блики на воде. Судно кажется призрачным, лишенным осязаемых форм, и только шум волн разбивающихся о борта, говорит о том, что оно реально. Чем меньше шагов мне остается до мостика, перекинутого с палубы на причал, тем сильнее я ощущаю волнение.

Удивляюсь себе: вокруг меня разгорается война, мои родные похищены, а я волнуюсь из-за того, что скоро увижу девушку, в которую без ума влюблен. Или это из-за ненависти, что соседствует вместе с любовью внутри меня? Я же знаю, какая у Саванны натура, знаю, что она отнюдь не лучшая кандидатура для любви, многие, узнай они правду о ее роли в происходящем, захотели бы убить! Я и сам хочу, признаюсь, даже рисую время от времени в голове картины ее убийства но…

Она появляется на мостике, внезапно вынырнув из темноты каюты. Шагает медленно, но расстояние сокращается так быстро для меня. Мгновение и ее тонкая фигура очерчена рассеянным светом далекой луны, еще одно и Саванна уже на расстоянии вытянутой руки от меня. Знаю, что горло пересохло, я не смогу сказать ни слова.

Ее глаза… они гипнотизируют! Девушка ничего не говорит, не прикасается ко мне, только возбужденно разглядывает мое лицо.

Когда я не нахожусь с ней рядом, легко поверить, что она вовсе не существует, в такие моменты я позволяю себе плохо о ней думать, представляю, как говорю ей, глядя в глаза, сотню ругательств, которые она по праву заслуживает. Но стоит мне ее увидеть, как любые проявления ненависти гибнут.

Я словно поощрен свыше: имею честь смотреть на ее божественное тело, словно повторяющее изгибы дикой кошки. Сейчас непослушные угольно-черные волосы Саванны падают на плечи, и локоны обрамляют бледное встревоженное лицо. Большие миндалевидные глаза, словно немо задают вопрос, обращенный только ко мне: «Все в порядке? Я волновалась…» За это крохотное, почти выдуманное мною проявление заботы, я готов быть ее рабом до конца жизни.

Она отдает себе отчет в том, какой властью обладает надо мной? Я и хочу ее до безумия и ненавижу. Когда оба этих противоречивых чувства сталкиваются во мне, я превращаюсь в зверя, сам себя боюсь в такие моменты, а она если и замечает, что со мной творится, то жестоко делает вид что так и надо.

– Ты пришел… – негромко, оставаясь недвижимой, произносит она слова, будто измазанные в меду. От звука ее голоса и оттого, как она с тревогой смотрит на меня, по телу проносится волна возбуждения. Единственное, чего мне хочется в это мгновение – это сжать ее в объятиях, раздавить, причинить боль, отравиться невозможно сладким поцелуем…

– Все началось. – стараясь держать эмоции в клетке, глухо отзываюсь я. Я, как и Саванна, не делаю ни одного шага, не тяну к ней рук, хотя очень хочется. Единственное что могу себе позволить – что позволяет мне она – смотреть на ее прекрасное бледное лицо.

Сильный порыв ветра ударяет по нам со стороны океана, и длинные черные волосы девушки взметаются вверх, я затаиваю дыхание.

Богиня. Демон. Владычица.

Свежий морской воздух подхватывает запах дивных волос и обрушивает на меня… Она, точно сейчас заметит, что я раздавлен ее красотой, поймет, как много значит для меня, и ни одна моя бесчувственная маска не скроет тех чувств, что я испытываю.

– Удалось взломать компьютер отца? – убирая растрепавшиеся волосы за спину, деловито интересуется Саванна. А я только и могу, что мечтать, о ее великолепных чувственных губах…

– Да. Я знаю время прибытия учеников. Девчонка в списке. – так же на первый взгляд спокойно, отвечаю я. Внутри ураган на самом деле, но я из последних сил стараюсь себя не выдать.

– Тогда все действительно началось. – говорит она и отступает на пару шагов назад. Меня отравляет разочарование, я начинаю терять надежду, что сегодня смогу к ней прикоснуться, а о поцелуе и мечтать не стоит. – Спасибо, что решился пойти на это. В итоге мы оба выиграем.

Как же мне хочется, чтобы она сказала хоть слово о наших отношениях, упомянула о том, что чувствует ко мне… Ничего такого! Холодный расчет – все, что присутствует в ее речах.

– Ты просто так уйдешь, не попрощавшись? – позволяю я себе слабость, а она словно только этого и ждала.

– Я думала, что больше не интересна тебя. – парирует девушка, явно лукавя. Но это ничего, мне нравится то, как она лжет. Нравится, что Саванна снова делает шаги по направлению к моему застывшему телу.

Ее окликает капитан яхты, который отвезет ее в неизвестное место, где она будет ждать выполнения моей части сделки. Саванна просит его подождать еще пару минут. Минуты… Хватит ли мне этого, чтобы утолить жажду любви, чтобы снова не ненавидеть ее, когда исчезнет?

– Для меня важен только ты. – Саванна запускает руки в мои волосы, знает, что я этого не люблю, но все равно игриво улыбается мне в лицо. Я всегда беззащитен перед ней, что бы ей ни вздумалось со мной сделать. Она, как котенок, царапает меня, а я терплю, потому, что ничего не могу предпринять, боясь даже обидеть.

– Когда я увижу Руфь? – хрипло спрашиваю я, эмоции изменяют голос.

– Как только выполнишь то, что должен. Ты же знаешь, я ничего не могу гарантировать, но это единственный способ вернуть твою сестру. – ее слова холодны, хоть она и старается изображать участие.

И когда Саванна уже что-то прочитывает в моих глазах – возможно, ту самую ненависть – ее губы примыкают к моим, обезоруживая меня.

Недолгий поцелуй, словно она целует мальчишку, чей опыт не велик. И после Саванна, не оборачиваясь, возвращается на яхту.

Когда я увижу ее снова? Будут ли мои чувства к ней прежними? Я уверен, что все вернется на свои места, как только я увижу ее таинственные черные глаза.