Текст книги "Падение в небо (СИ)"

Автор книги: Миная Хельн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

2015. Наши дни. Россия. Питер.

2015. Наши дни. Россия. Питер.

*** Первое, что я увидела, когда открыла глаза после 39 дней комы, – воспоминание о дне аварии. Но почему-то, видела я всё сверху. Как будто парила над всем. Полный хаос. Три тела прикрыты белыми простынями. И я видела каждое тело сквозь окровавленную ткань. Одно тело мне было незнакомо – это водитель фуры. Второе – моё любимое тело. Мой муж. Его глаза были закрыты. На лице застыла гримаса ужаса. Я сорвалась на крик. Но этот крик никем не был услышан. Люди вокруг не обращали на него внимания. Они его, попусту, не слышали. Я заметила маму в слезах, возле тела девушки, над которым суетились доктора. Этой девушкой была я. Я опять закричала. Но опять меня никто не услышал. Я подлетела ближе к своему телу. Всё моё лицо было в крови. Кровь текла из носа. А изо рта вырывался сдавленный стон: «Сын...» Я обернулась по сторонам в поисках своего ребёнка. И увидела его маленькое тело, прикрытое белой простынёй. Рядом с ним сидела свекровь и рыдала. Это всё не реально! Я ринулась к сыну. А он не дышал. На его лице застыла улыбка. И глаза оставались открытыми. Я попыталась сорвать простыню. Но я являлась лишь сгустком энергии – без телесной оболочки. Голоса людей доносились как будто из узкого туннеля. С каждой услышанной фразой я уплывала в бездну. «Пожар локализован». «Трёх человек спасти не удалось». «Среди них ребёнок». «Девушка впала в кому». «Ребёнок не страдал...» «Малыш умер мгновенно». «Легковой автомобиль выскочил на встречную». «Водитель легковой страдал больше всех». «Какой ужас...» «Всё кончено»... Резкий толчок. Лёгкие сжались. Нехватка воздуха. Учащённое сердцебиение. Дрожь по всему телу. Всё кон-че-но?.. И их уже рядом нет. Медсёстры засуетились около меня, приходящей в себя. Каждая часть моего тела впускала в себя жизнь. Мгновенно появилась ещё одна фигура – доктор. Аппараты сходили с ума. Биение сердца настолько бешенное, что все присутствующие застыли в ожидании. Я открываю глаза. Воздуха по-прежнему не хватает. Всё тело напичкано трубками. Я жмурюсь от яркого света. Медсёстры вводят по капельницам какую-то жидкость. – Прекратите... – Хрипло произношу я. – Всё хорошо, – доктор успокаивающе гладит меня по голове. Всё плохо. Всё очень и очень плохо. Я потеряла их обоих. У меня нет истерики. И слёз, почему-то, тоже нет. Я просто спокойно осознаю это. Доктор волнуется больше, чем я. И я... я слышу его мысли. Он думает, что память ещё не вернулась ко мне, раз я не спрашиваю, где мои муж и сын. Он водит фонариком по зрачкам, записывая какие-то данные в блокнот. Медсёстры по-прежнему суетятся около капельниц. А перед моими глазами мелькают картинки последнего дня до аварии... ...Кирилл пристегнул Арсения на заднем сидении и поцеловал сына в лоб. – И только попробуй опять отстегнуться! – Усмехнулся муж, потрепав сынишку за кудри. Сын показал ему язык и с довольной улыбкой стал справляться с застёжкой – его любимое занятие. Я любовалась ими, усаживаясь на переднее сиденье: – Кир, давай я поведу. Ты после ночной, – настаивала я. Плохое предчувствие зародилось во мне ещё с утра. Но никакие уговоры на мужа не действовали. – Ещё перепутаешь тормоз с газом, – усмехнулся Кирилл, закрывая за мной дверь. – Тебя тоже пристегнуть? Я недовольно фыркнула. Сдалась. Спорить с мужем было бесполезно. – Ничего не забыла выключить? – Улыбнулся Кирилл, залезая на водительское сидение, опять издеваясь над моими «женскими неудачами», как он их называл. Четыре раза за последний месяц мы возвращались с пол дороги, потому что я сомневалась, выключила ли я свет, газ, воду или утюг. Именно на эти «косяки» сейчас намекал муж. Я опять фыркнула в ответ. По поводу газа и тормоза он тоже не просто так вспомнил. В день нашего знакомства я прокатила его вместе с его велосипедом на бампере своего автомобиля, потому что от неожиданности, когда перед моей машиной выскочил велосипедист, я перепутала газ с тормозом. До сих пор вспоминает об этом с иронией и сарказмом и не пускает меня за руль. – Ты уставший. Я переживаю. – А ты дама с причудами! Я тем боле переживаю, – рассмеялся муж, положив руку мне на коленку. Я окончательно сдалась. Надеюсь, интуиция меня подводит и плохое предчувствие ничто иное, как самообман. – Лина, точно всё выключила? Я кивнула. – И ничего не забыла? Я задумчиво повела бровью. Муж фыркнул. – Шучу, всё взяла. Поехали уже. Кирилл завёл машину. Сын всё пытался расстегнуть ремень. – Арсений, прекрати! – Я убрала его ручонки от застёжки. – Вот уж вредина! – Весь в маму, – усмехнулся муж. – Как обычно! Всё положительное, так от тебя взял, а отрицательное – так от меня, – локтём я ткнула мужа в бок. – Тише, я веду машину, – с наигранной серьёзностью ответил Кирилл. Сынишка по-прежнему пытался расстегнуть ремень и выбраться из своего кресла. Я то и дело оборачивалась назад, чтобы убедиться, что сын всё ещё пристёгнут и всё ещё в кресле. У Кирилла зазвонил телефон. Скорее всего, свекровь звонит поинтересоваться, выехали ли мы. – Я отвечу, – я потянулась к телефону. Но муж опередил меня: – Следи за Арсением, – он погладил меня по спине. Я опять отвернулась к сыну, поправляя его ремень безопасности. – Да, мам, уже выехали. Хорошо, – Кирилл отклонил звонок и обратился ко мне: – Малыш, ты не забыла документы? Я напряглась. – А не ты должен был их взять?! – Прикусила нижнюю губу я. – Лина! – Кирилл резко сбавил скорость. – Ты издеваешься?! – Я серьёзно! Я гонялась по дому за Арсением, ты должен был взять документы. – Чёрт! Ты должна была взять документы и отнести в машину, а потом гоняться за сыном! – Фыркнул муж, разворачивая машину. – Конечно! Если из нас двоих кто-то виноват, то это кто-то другой, но никак не ты! – Всё, прекрати. Я возвращаюсь за документами! – Кирилл со злостью вывернул руль. Я сердито отвернулась к сыну. Арсений уже расстегнул ремень и собрался вылезать из кресла. Я расстегнула свой ремень безопасности и ринулась к сыну: – Арсений! Кирилл схватил меня за локоть. – Лина, чёрт! – Он резко вывернул руль. Машину вынесло на встречную полосу. Я упала на пол, придерживая сына. Он вылетел из кресла. Муж пытался вывернуть руль, чтобы вернуть машину в нужную полосу. На нас бешенно неслась фура. Моё сердце замерло. Я подняла голову, прижимая сына к полу. Яркий свет ударил в глаза. Удар. Переворот. Опять удар. Противный звон в ушах. Плач сына. Я прижала его к себе. Крик мужа. Ещё один удар. Я закрыла тело сына собой. Переворот. Я ударилась спиной о верх кабины. Противный звон в ушах не прекращался. Пыль. Туман. Я ничего не видела. Я не ощущала под собой сына. Я не слышала его плач. Я не слышала голос мужа. Я уплывала в бездну. Медленно... А потом 39 дней комы. *** Первое время после комы было тяжёлым. Мама всегда рыдала, не в силах сдерживать свою боль за меня. Свекрови лучше удавалось сдерживать свои эмоции, хотя бы при мне. И лишь свёкор был всегда угрюм. Изредка бросал на меня свой печальный взгляд. А в этом взгляде читалось: «Почему ты не умерла вместе с сыном и внуком...» А действительно, почему?! Что меня теперь тут держит?.. Родственники всё ещё считали, что память ко мне вернулась лишь частично. По истечению полгода после комы я ни разу не спросила о сыне и муже. Я всё вспомнила сама. Доктор понял, что память ко мне вернулась полностью. Однако я уговорила его молчать об этом. Он согласился. Но каждый день не упускал возможности уговорить меня сообщить правду родственникам. Я лишь сообщила им, что помню кто из них кто. Про Кирилла и Арсения я молчала. Если каждый из них начнёт меня жалеть – я не смогу этого выдержать. Я с трудом терпела слёзы матери. Слава Богу, что свекровь держалась. И лишь взгляд свёкра давил на меня грузом и напоминал о моей вине в смерти моих любимых мужчин. Изо дня в день я тренировала своё хладнокровие. Лишь оно придавало мне силы. Воспоминания пошатнули мою силу и сделали меня слабой морально. Я помнила каждую свою прошлую жизнь. Мне нужно было разобраться в своих ошибках. А их за три полных жизни и одну текущую скопилось очень много. И главная ошибка, как стержень, проходила через каждую жизнь. Самое страшное, что я потеряла свою единственную любовь. Кирилл умер. А он был моей любовью. Он возрождался вместе со мной каждое наше воплощение. Но сердце мне подсказывало, что в этой жизни меня ждал сюрприз. И если я ещё не умерла, значит что-то важное предстоит принять. А пока я только теряла. Я опять потеряла сына. Я опять наказана Вселенной. Я помнила это чувство из прошлых жизней. Я вновь переживала его. Эта жуткая боль съедала меня изнутри. Невозможно привезти сравнение с ней, чтобы кто-нибудь понял, насколько она сильна и не преодолима. Мне нужно научиться жить с ней. Или, точнее будет сказать, доживать. *** Некоторое время я отказывалась от встреч с родственниками. Мне было сложно восстанавливать себя после их мыслей. Они жалели меня. Их жалость, как кислота, разъедала моё сознание. Бессонные ночи стали привычными для меня. Я не нуждалась во сне. Моё сознание отдыхало и без него. Я могла проспать двое суток нон-стопом, а могла и не спать вовсе. Один лишь доктор не давал мне покоя своей чрезмерной заботой. Отказаться от его посещений я не могла. – Либо ты признаёшься в том, что память к тебе вернулась, либо тебя поместят в психбольницу! Как ты не понимаешь! – Антон Константинович злится, ведь ему не удаётся заставить меня сказать всем, что память ко мне вернулась полностью. Я улыбаюсь ему в ответ. – Прекрати издеваться! – Он нервно стучит костяшками пальцев по столу. – Помещайте меня в психбольницу, – спокойно отвечаю я. Именно на нём я оттренировала своё хладнокровие. – Вот и помещу! – Фыркает в ответ он. – Я не против. Он ничего не отвечает. Звонит его телефон, он смотрит на экран и пулей выскакивает из палаты. Я иду следом за ним, потому что так хочет моё внутренне «Я». Я ещё не до конца научилась контролировать свои порывы. Но если моя энергия куда-то рвалась, я следовала за ней. Доктор стоит возле регистратуры и разговаривает с девушкой. Я замираю недалеко от них. Они меня не замечают. Девушка одета не в больничный халат. Её я вижу первый раз. Моя энергия соприкасается с энергией девушки. Моё тело пробирает дрожь. Её энергия откликается светом на моё присутствие. Я ощущаю этот свет. И это тепло. Доктор погладил её по руке и отошёл. Я подхожу ближе к ней и заглядываю ей в глаза. Она медленно поднимает своё бледное лицо на меня. Я вздрагиваю. Этого не может быть! Она непонимающее смотрит на меня. Я подхожу ещё ближе к ней и беру её руку. Она не отпрянула, всё ещё пронизывая меня удивлённым взглядом. – Всё хорошо? – Заботливо интересуется она. Я киваю. Всё лучше, чем хорошо. Я беру её лицо в свои ладони. Четыре личности возродились во мне в данную минуту. Все мои прошлые жизни пролетели перед глазами. Я целую её. Незамедлительно. Как женщина целует своего мужчину. Как мужчина целует свою женщину. Сначала она не сопротивляется, видимо, тоже ощущает некое необъяснимое влечение ко мне. Но потом она резко отпрянула в сторону, прижав ладонь к губам. Созерцающие данную картину онемели. Никто не мог произнести ни слова. Никто не мог ничего объяснить. Всё произошло слишком неожиданно и слишком быстро. Теперь мне явно обеспечена путёвка в психбольницу. Только спустя пару минут присутствующие среагировали. Ко мне подскочили санитары и вкололи мне что-то усыпляющее, уносящее в бездну сознания. Перед тем, как провалиться в беспамятство, я посмотрела ей в глаза. В них застыло непонимание и страх. Но они светились. Бедняжка в недоумении съёжилась в объятьях Антона Константиновича, который незамедлительно подлетел к ней. *** Приходя в себя, я ощущаю, что мои запястья прижаты ремнями к койке. Я медленно поворачиваю голову на бок. Всё правильно, меня связали. Как настоящую сумасшедшую. Я усмехаюсь. – Что. Это. Было! – Разделяя каждое слово, медленно произносит доктор, заметив, что я пришла в себя. Я смотрю на него: – Что было что? Он раздражённо закидывает ногу на ногу, устроившись в кресле напротив моей койки: – Ты мне мстишь? – За что? – Зачем ты поцеловала мою жену? – Вашу жену? – Ангелина! Чёрт возьми! – Не кричите, я вас слышу. – Я устал. На моей практике мне первый раз попадается настолько сложный пациент. – Откажитесь от меня! – Это будет означать, что я сдался. – Вы сдались. – Прекрати! – Не злитесь, – улыбаюсь я. – Нет сил моих больше! Вколите ей успокаивающее и переведите в палату на шестом этаже, – фыркает он и выходит из моей нынешней палаты. – В палату номер шесть? – Кричу ему вдогонку я. – Именно! – Уже издалека отвечает доктор. Санитары исполнили его просьбу. Под действием успокаивающего я опять провалилась в сон. Через несколько часов я проснулась уже в палате номер шесть на шестом этаже. Я медленно открыла глаза и попыталась пошевелить руками. Они не были привязаны к койке. Я присела, осматривая своё новое жилище. Стены цвета безоблачного неба противно давили на виски. Я была одна в палате. Со мной была только моя тишина. Интересно, как Антон Константинович объяснит мой перевод в психушку моим родственникам?! Хотела бы я присутствовать на этом торжественном моменте. Не успела я подумать о нём, как он уже стоит в дверях, опираясь о косяк виском. – Ангелина... – Устало вздыхает доктор. – Вы всё равно ничего не поймёте. – Ты не даёшь мне шанса понять! – Он вам не нужен. – Почему ты не хочешь, чтобы твои родственники знали о полном восстановлении твоей памяти? – А какой ответ вас устроит? – Перестань играть со мной. – Вы всё равно не знаете правил... – Чёрт возьми! – Снова злится Антон Константинович. – Ты спятила. Здесь тебе самое место. – Определённо, – совсем безразлично поддакиваю я. – Ну это же неправда! – Чистая ложь! – Подтверждаю я. – Ангелина. Что ты творишь? – Антон Конста... – Найдутся ли у тебя весомые аргументы, чтобы объяснить своё поведение? Думаю, нет. Мне нравится, что люди думают. Но уточнить правильно ли – не думают. Ирония, конечно же. – Ты помнишь мужа? Его резкий вопрос вырывает меня в реальность, швыряет мне в лицо неприятные воспоминания. Я сконфуживаюсь. И моё лицо обретает суровую маску. – Ты не хочешь помнить, верно? Я помню всё. Я слышу всё. И дыхание. И не дыхание. И слова. И мысли. И желания. Я знаю больше, чем успела изучить из книг по эзотерике. Откуда всё это идёт? Из бездны. В перерывах между жизнями душа существует в бездне. Почему я всё это помню? Мой портал не закрывается никогда, я ежеминутно черпаю информацию из той самой бездны. Я смотрю на доктора с глупой улыбкой. Но вопреки моему поведению и словам, он не считает меня сумасшедшей. Он сам сходит с ума от невозможности мне помочь. Почему-то, помочь мне – крайне необходимо для него. А мне его жаль. У него есть кое-что моё. И это моё мне нужно отвоевать. Теперь он мой соперник. Но он-то этого не знает... – Ты меня слышишь?! – Бесится он. – Я тут полчаса сам с собой разговариваю?! – Мне не обязательно вас слушать, чтобы слышать. – Зачем ты поцеловала мою жену? – Я не знала, что та девушка ваша жена, – в коем-то веке я отвечаю ему честно. – Тогда зачем... – Ради новых ощущений, – я лгу ему. Правда прозвучала бы куда более безумнее. – Ты издеваешься... – Антон Константинович! – Алиллуйа, я впервые произношу его имя и отчество целиком, и он не перебивает меня. Я даже забыла, что хотела ему сказать. Он сосредоточенно, но всё так же устало, смотрит на меня. – Я не играю. Ни с вами. Ни вами. Именно эти вопросы сейчас крутились в его голове. – Как тебе это удаётся? – Он обескураженно застыл передо мной. – Что именно? – Отвечать именно на те вопросы, на которые я хочу получить ответы, но не рискую спрашивать. – А что, если я скажу, что читаю ваши мысли? – Не поверю. А ведь именно сейчас я сказала правду. В этом весь парадокс. Людям проще поверить в ложь. – Это совпадение. – Я опять лгу ему. – Более вероятно. Что и требовалось доказать. В правду людям поверить гораздо сложнее, чем в ложь. – Прости, но теперь ты здесь надолго. – Я рада, – улыбаюсь я. – Приятных снов, – он разворачивается, чтобы уходить. – Берегите её! – Не ожидая от себя, отвечаю я. И прикусываю губу. Что. Я. Несу. Доктор замирает. Его спина напрягается. Но он ничего не отвечает. Просто молча выходит из палаты. *** – Я освободился. Давно ждёшь? – Антон подошёл к жене. Девушка достала стаканчик кофе из аппарата и улыбнулась: – Нет. Я ждала тебя в твоём кабинете. Вот, спустилась выпить кофе. – Хорошо, – он приобнял её за талию и прижал к себе, поцеловав в лоб. – Иди к машине, я заберу сумку, – ответила девушка. – Ладно, – Антон вложил ей в ладонь ключи от кабинета и забрал протянутый кофе. Она быстро вскочила по лестнице. Больница уже пустела. На постах сидели сонные медсёстры. Больные уже давно спали. Девушка повернула ключ и стала искать глазами сумку. Та мирно стояла на столе. Она оставила дверь приоткрытой и схватила сумку, случайно задев папки на столе. Со стола слетели документы. – Чёрт, – фыркнула она и подняла бумаги. По стечению обстоятельств или так, «совпадение», но в руках у неё было заявление о переводе Ангелины Архиповой в палату номер шесть на шестом этаже. По необъяснимой для себя самой причине девушка заострила своё внимание на этом заявлении. Потом её глаза перескочили на папку на столе. «Ангелина Архипова». Рука девушки невольно потянулась к папке. Она мельком прочла первые страницы. Зачем она это делала? Она сама не понимала. Она аккуратно сложила документы на столе и выскочила из кабинета, заперев за собой дверь. Но в машину ей вернуться не позволило любопытство. Она, что естественно, направилась на шестой этаж. В палату номер шесть. То, что шестой этаж был предназначен для душевнобольных людей, выдавали решётки на дверях и окнах. К радости, охранник уснул, иначе бы пробраться в желаемое место девушке не удалось. Она на цыпочках проскочила мимо спящей «стражы» и остановилась около палаты номер шесть, пытаясь выравнять своё дыхание. *** Глухая тишина давит на виски. А я-то думала, что уже привыкла к ней. Ошибочно. Я всё ещё нуждаюсь в ком-то, кто заполнит мою пустоту. Иногда эта пустота являлась моим спасением. Иногда – производила обратный эффект – разрывала на тысячи мелких осколков. Сейчас я не могла читать. Не могла погрузиться во внутреннюю бездну. Не могла думать ни о ком, кроме как о ней... Ручка двери резко поднялась вверх. Я в оцепенении замираю, уставившись на дверь. У меня не должно быть столь поздних гостей. Дверь открывается. Не-ве-ро-ят-но! Это, и правда, она?! Я удивлённо хлопаю ресницами, не веря своим глазам. Она медленно проходит в палату и беззвучно прикрывает за собой дверь, опустив глаза в пол. – Я... – Неуверенно шепчет она. – Я не знаю, зачем я пришла к вам... Я подхожу к ней и беру её руку. Я чувствую это уникальное тепло от её ладони. Я не ошиблась. Я не могла ошибиться. Она поднимает на меня глаза. – Ты боишься меня? – Улыбаюсь я, наслаждаясь этим светом, исходящим из её глаз. – Я боюсь себя, – улыбается она, не убирая свою руку из моей. А я не слышу её мыслей. Так бывает, когда рядом с тобой человек, который часть тебя. Тебе не нужно слышать его мысли, чтобы понять его. – Мы встречались раньше? – Спрашивает она, чтобы просто что-то спросить. – Да, – честно отвечаю я. – А почему я не помню? – Это было очень давно, – я опять не лгу. – Как будто, в прошлой жизни, – улыбается она. Как же она права. – Меня зовут Рая. И я ещё приду к тебе... – Она улыбается и исчезает за дверью. Теперь я знаю, ради чего я здесь осталась. Стук в висках разрушает мою тишину. Я отхожу к койке и медленно опускаюсь на неё. Почему так происходит, что любовь предстаёт перед человеком совершенно в непредсказуемом облике?..

1916. Третья Жизнь. Грузия. Гори.

1916. Третья Жизнь. Грузия. Гори.

*** Всё, что я делаю, всё направлено на Любовь. Ради неё. Для неё. Из-за неё. Но я не встретил её в этом воплощении. Это моё наказание. Наказание – быть мужчиной, не имея рядом того, ради кого хочется жить. Я знаю. Я помню. Я чувствую. И я страдаю. Я могу любить, но мне некого. Её нет... Или она ещё не родилась. Она осталась там, откуда я был вырван и отправлен сюда без неё. Она мне снится. Или я придумал её? Как объяснить любовь, которую ещё не прочувствовал, но помнишь из прошлых жизней? Остаётся не объяснять никак. Молчать, чтобы тебя не сочли безумцем. Жить среди людей, но быть таким одиноким. Чужим. Другим. Одиночество не наказание. Одиночество – исцеление. Видимо, времени в бездне мне было недостаточно, чтобы понять и исправить. Или я всё ещё в бездне? Я сбился с жизни. А самое страшное, что рядом нет того, кто поддержит и поймёт. Вот оно, самое сильное наказание. Я уходил в паломничество, скрывался от людей. Но это было лишним. Даже среди людей я был вне. Как будто в огромном вакууме, через который не пробиться никому. В прошлой жизни я был женщиной. И в позапрошлой я тоже был женщиной. Здесь я мужчина. Как и положено мужчине, мне нравились женщины. Но ни одну свою женщину я не любил. Потому что они все не я. Не часть меня. Все они доставляли мне лишь плотское наслаждение до того, как я ушёл в паломничество. После я и в плотских связях не нуждался. Моё одиночество впитало всё в себя. Мои способности – мой дар. И моё проклятие. Лучше быть обычным человеком, который может лишь догадываться, что его ждёт впереди, и помнить только прошлое своей текущей жизни, и то частично. Умение читать мысли людей – это не сказка. Каждый, кто встречался на моём пути, был для меня открытой книгой. Я устал читать эту скучную однотипную литературу. Мне попадались интересные книги, которые я ценил и к которым я бережно относился, но эти книги были не мои. И мне приходилось их отдавать владельцу. Иногда даже приходилось говорить владельцу, что это его книга, что её стоит читать и перечитывать и не отдавать никому. Некоторые мне верили и прислушивались к моим словам, а некоторые смотрели на меня безумными глазами, выпуская из рук свою драгоценную книгу. Наверное, на месте обычных людей я поступал бы так же, как они. Страх и опасение – так типичны для людей. Они не умеют верить. Сначала верят тому, кому не стоит, а потом перестают верить вообще, даже когда перед ними тот, кто не предаст. Но, к сожалению, я не обычный человек. Мои глаза видят шире. Мои чувства масштабнее. Моя боль сильнее. Я никогда не предам, даже человека, который мне безразличен, потому что я знаю, насколько это больно. Мне сложно лгать. Я по природе своей могу быть только искренним. Потому что я не понимаю смысла во лжи. Это подделка настоящего. А зачем? Правда всегда всплывает. И не бывает лжи во благо. Любая ложь – это неправильно и бессмысленно. Я знаю, ради чего мы живём. Я пытался донести эту простую истину людям. На самом деле, каждый эту истину знает. Но почему-то, в неё никто не верит... *** В Грузии, где кругом много гор, очень легко погрузиться в тишину. Быть одному – не значит быть одиноким. Вокруг природа. Внутри собственные мысли. Это идиллия. Но она у каждого своя. Кто-то чувствует себя вполне уютно в обстановке шума и хаоса. Я подпитывал свою бездну запахом горного ветра. Я был так близок с небом. Я наслаждался тишиной... Пока однажды эту тишину не нарушила она. Она ворвалась в мой мир внезапно. Она нарушила мою тишину своими мыслями. «Последний штрих...» – Подумала она. И я обернулся. Она застыла с кистью в руке, вся перепачканная в красках, держа на коленях холст. Она была удивлена, что я обернулся. Я был удивлён, что я здесь не один. Уже несколько месяцев я не слышал ничего, кроме тишины. Её мысли застигли меня врасплох. Но она не спешила оправдываться, молча разглядывая меня. – Нехорошо подкрадываться сзади, – усмехнулся я, приподнимаясь. «Он что-то сказал? Так, пора паниковать...» – Вместо ответа, подумала она, насторожившись. Я напряжённо стал вчитываться в её мысли. Но в её голове было пусто. Лишь изредка проскальзывали обрывки фраз. – Ты меня рисуешь? – Я кивнул в сторону холста на её коленях. Она вздрогнула и перевернула холст. «Я – бездарность. Ни ответить не могу, ни нарисовать...» – С грустью думала она. – Почему ты не можешь ответить? – Вырвалось у меня. Она испуганно заморгала. «Он только что ответил мне?..» – Она приподнялась, сжимая в одной руке кисть, в другой – холст. Она, как кобра, застыла в прыжке. – Ты меня боишься? Вообще-то, это ты нарушила мою тишину... – И тут до меня дошло, что я веду монолог в присутствии человека. Это как минимум странно. «Так, успокойся, он не причинит тебе вреда. Он прав, это ты нарушила его тишину...» Я всё ещё не понимал, почему она разговаривает сама с собой, в то время, как может поговорить со мной. «Так, надо... надо... Надо написать ему, что я немая, что я не понимаю его, я не опасна, и я уже ухожу...» – Растерянно крутилось в её голове. Так вот оно что! Ладно, пусть она напишет... Она быстро написала на обратной стороне своего холста то, о чём подумала. Я улыбнулся. – Покажи свою картину, – я протянул ей руку. Она слегка расслабилась, но всё ещё была настороже. «Кажется, он тоже не опасен...» – Подумала она и протянула мне холст. Я повернул его стороной, где был рисунок. Она рисовала не меня. Она рисовала мою спину на фоне неба. Я поднял на неё глаза и улыбнулся: – Ты не бездарность. Она ни о чём не думала, наблюдая за мной своими большущими глазами. Они были цвета того неба, которое было изображено на холсте. Я протянул ей её картину. Но она смяла её у меня на глазах и отбросила в сторону. «Что в нём не так? Он какой-то другой...» – Подумала она. – Почему? Потому что могу ответить на не заданные тобой вопросы? Она опять напряглась, как кобра перед прыжком, и попятилась назад. Но зацепилась за что-то и упала на землю. – Не бойся меня, – я протянул ей открытую ладонь. Она с полным отсутствием страха в своих мыслях вложила свою руку мне в ладонь. Я помог ей подняться. – Я человек, как и ты. Но со своими особенностями. «Я тоже не такая, как все...» – Пронеслось у неё в голове. – Ты тоже особенная, – улыбнулся я. Она резко опустилась, подняв с земли ещё один чистый холст. «Надо спросить у него... Как ему удаётся отвечать мне... Он читает мысли?!» – Подумала она, выдернув свою ладонь из моей и начала писать свой вопрос. – Да, я читаю твои мысли. – Вздохнув, ответил ей я. Она замерла вместе с кистью, так и не дописав свой вопрос. «А такое возможно?..» – Подумала она. А потом в её голове начался хаос. Страх смешался с интересом. Она прищурилась и попыталась прочитать мои мысли, что меня рассмешило. «Может, я тоже могу прочесть его мысли?!» Но её попытки были тщетны. Я наблюдал за ней молча. «Нет. Не могу. Значит и он не может!» – У каждого своя особенность. Ты отразила на небе мои эмоции, смотря на мою спину, а я могу читать твои мысли. Ещё неизвестно, что из этого более странно, – улыбался я. Она подняла на меня свои глаза. «Если он догадается, как меня зовут, я ему поверю...» – А ты подумай, и я назову твоё имя. «Каролина.» – С вызовом в глазах подумала она. – Дай холст и кисть. Она бесприкословно выполнила мою просьбу. А я написал её имя на холсте и повернул к ней. Она ошарашенно уставилась на холст. Потом перевела взгляд на меня. «У меня к тебе много вопросов...» – Подумала она. Я улыбнулся и опустился на землю. Она присела рядом, отложив свои инструменты художницы в сторону. *** Когда человек природой чем-то обделён, что-то иное у него развито лучше, чем у других. Каролина не могла говорить, но она чувствовала эмоции другого человека, когда находилась рядом с ним. И ещё она с точностью передавала эти чувства и эмоции кистью на холсте. Хотя, сама себя она считала бездарностью. Я устал с ней спорить, доказывая обратное. Я не искал собеседника в горах, но она не была собеседником. Чаще всего в её голове было пусто. Лишь изредка её мысли извергали тысячу вопросов подряд. Обычно она просто сидела рядом и вместе со мной наслаждалась тишиной. «Почему ты никогда не спрашивал у меня, отчего я немая?» – Внезапно подумала она. Я медленно повернул голову в её сторону. Она сидела справа от меня. – Если бы ты хотела, чтобы я это знал, ты бы сама рассказала... «Я хочу, чтобы ты это знал...» – Обиженно опустила голову Каролина. – Мне не дано понять женщин, – вздохнул я. «Ты понимаешь гораздо больше!» – С укором ответила она. – Ты тоже всё это понимаешь. Просто отрицаешь. Как и все... «Ты сам говорил, что я особенная! Почему ты сейчас говоришь, что я как все?» – Каролина вцепилась ногтями в землю. – Я не отрицаю того, что говорил ранее. «Ты одинок. Почему?» – Резко перевела свои мысли она. Её руки уже расслаблено лежали на коленях. В который раз удивляюсь тому, как резко менялось её настроение. – А как же твой рассказ о том, почему ты немая? «Я передумала. Не хочу, чтобы ты знал...» Я усмехнулся. «Рассказывай ты!» – Её мысли постепенно заполнялись вопросами, которые она не успевала задавать. – Мне дана способность. Помимо чтения мыслей, я вижу частично будущее и знаю всё прошлое. Все прошлые жизни. «Своё будущее и прошлое или других тоже?» – Быть может, и других. «Я за что-то наказана?» – Она посмотрела на меня, прямо в глаза. Её глаза наполнялись слезами. – Прости, я не знаю. Не знаю, по какой причине, я не могу увидеть твоё прошлое и будущее. «А других?» – Она отвернулась. «Я не плачу, не плачу...» – Почему ты немая? Не с рождения, я это чувствую, – я коснулся её руки, чтобы успокоить её. Её слёзы капали на наши сплетённые ладони. «Нет, не с рождения...» – Подтвердила она. «До пятнадцати лет я говорила. А потом меня изнасиловал отчим. Я не знаю... Не знаю почему, но что-то сказать после... после того у меня не получается. Как будто в ту... страшную минуту я забыла как это, говорить...» – В её голове возникло то ужасное воспоминание, которое я увидел её глазами. Она вздрогнула и оттолкнула это воспоминание. «А он остался безнаказан. А я... я теперь грязная и никому ненужная...» – А что на это сказала твоя мать? «Она сказала, что я лгу. И что она его любит больше, чем меня... И я ушла...» – Куда ты ушла? «Сюда... Где нет людей. Где никто не будет не верить мне, когда я не лгу...» – Я тебе верю. «Ты... ты больше, чем человек...» Потом мы долго сидели в тишине. Я не отпускал её руку, она не убирала свою. «А почему ты ушёл от людей?» – Спустя некоторое время подумала она. – Я наказан Вселенной... – Вздохнул я. – Ты поверишь, если я скажу, что в прошлых двух жизнях я был женщиной? «Серьёзно?» – В её мыслях проскользнула улыбка. «Быть мужчиной – это наказание?» Если бы она могла говорить, сейчас бы я слушал, как она смеётся. – В этом я ещё не разобрался... «Так а чем тебе люди не угодили?» – Каролина по-прежнему держалась за мою руку, перебирая своими длинными пальцами мои. – Я не знаю, могу ли я с тобой говорить о высоких чувствах... «О любви?» Я кивнул. «А ты попробуй. С кем тебе ещё говорить о ней...» – Вот именно, что не с кем! «Хочешь, я тебе расскажу о любви?» – А что ты о ней знаешь? «Того, чего не знаешь ты...» – Я всё о ней знаю, – усмехнулся я. «Нет...» – Мысленно протянула Каролина. «Я оттого могу говорить о Любви, потому что никогда не любила. Если бы я однажды испытала это чувство, я бы молчала...» – Откуда ты тогда можешь знать, что такое Любовь, если ни разу не любила? Она не ответила. В её голове было тихо. Она улыбалась и смотрела на наши сплетённые руки. Потом она резко убрала свою руку и отрывисто произнесла у себя в голове: «Кажется... теперь я буду молчать...» Я удивлённо смотрел на неё. А она улыбалась. «Мне пора, оставлю тебя наедине со своим одиночеством...» – Останься... – Я даже сам не ожидал, что скажу это. Она медленно поднялась. Обернулась. Посмотрела мне в глаза. И ушла. Оставив меня наедине с моим одиночеством. *** Она не приходила ко мне несколько дней. А я пытался разобраться в себе – почему я думаю о ней? Я бы понял, если бы она была той самой... Она была близкой, но не моей. Я отчётливо видел сон, что в этом воплощении я не встречу ту, которая часть меня. Причин я не знал. Я для того и ушёл в паломничество, чтобы понять причины, понять из-за чего я наказан. Но вопреки всем законам Вселенной я думал о ней. Когда я смотрел на небо, я надеялся уловить её мысли. Но вокруг по-прежнему было тихо. И одиноко. Я привык к одиночеству, оно не было для меня чуждо. Но я успел привязаться к этой немой девушке, чья душа была так глубока... «Небо особенно красиво перед закатом...» – Она пришла и села рядом, справа от меня, положив свою голову мне на плечо. – Мне тоже закат нравится больше рассвета... От неё пахло красками. «Ты хоть немного скучал за мной?» – Очень много... – Не соврал я. «И твоё одиночество не было тебе спасением?» – Её голова по-прежнему лежала на моём плече. Я не смел даже шелохнуться. Я молчал. «Я не хотела больше приходить... Но я поняла, что уже не могу без тебя. Ты единственный, кто меня слышит. Мне одиноко без тебя...» – Она свернулась калачиком и пристроила свою голову у меня на коленях. Я стал водить рукой по её волосам, пропуская золотые пряди сквозь пальцы. «Я даже рисовать не могу, это больше не успокаивает меня...» – Думала она. А я по-прежнему молчал. «Ты знаешь, почему я вернулась?» Я отрицательно помотал головой, пропуская её пряди сквозь свои пальцы. «Чтобы ты рассказал мне о Любви...» – В её мыслях проскочила улыбка. Если бы она могла говорить, она бы сейчас смеялась... – О Любви... – Я тяжело вздохнул. – Ничего несущественно и всё меркнет под светом Истинной Любви. Она бесконечна. Всепрощающа. Всеобемлюща. Всепринимающа. Настоящая Духовная Любовь – это любовь духа, а не плоти. Это доверие другому – себя и своих чувств. Взаимно и только взаимно. Любовь лишь внутри. Не снаружи. Нет никаких половинок, только целостные духовно могут быть вместе... Ни расстояния, ни время, ни какие-либо события – ничего не может изменить силу чувств, если они настоящие и идут из жизни в жизнь... «А как эту Любовь почувствовать? Как её не упустить?» – Вряд ли можно упустить её, если однажды обретёшь. «А ты обрёл?» – И не обрету. Это моё наказание в этой жизни... «Ты уверен?» Я кивнул, не в силах произнести эти две буквы – «д.а.». «А я?» – Она подняла свою голову с моих коленей и посмотрела мне в глаза. Я вопросительно смотрел на неё. «Я обрету эту Любовь? Или, быть может, я её уже... упустила?» – Я не знаю... «А что если, я...» – Её мысли вдруг оборвались. Потом проскочила одна мысль, которая эхом повторялась уже в моей голове: «...я люблю тебя...» – Каролина... «Не нужно мне сейчас говорить про свои прошлые жизни. И про то, что ты бы почувствовал, если бы я была той самой. А что, если это всё иллюзия? Твои сны всего лишь сны. Почему ты не можешь любить меня, а я тебя? Ответь мне!» – Я чувствовал, как она начинала заводиться. Как её эмоции загорались, как бумага от поднесённой к ней спички. А я был той самой спичкой. А что, если она была права? А я не прав. Я не так понял свои сны. А что, если я действительно её люблю? Той самой любовью, которой мне не хватает для жизни? Для этой жизни... Я запутался и сам и не мог ответить на её вопросы. А эти ответы были, в первую очередь, нужны мне. Она вызывающе смотрела на меня. – Любовь может быть только взаимной... – Сказал я, опустив глаза на свои колени. Она стояла за моей спиной. «Ты можешь доказать мне, что не любишь меня?» Я не знал до этого момента, что доказывать нелюбовь сложнее, чем любовь. Не знаю, кто из нас нуждался больше: она во мне или я в ней. Каждой своей мыслью она бросала мне вызов. «Скажи, чтобы я ушла! И я больше никогда не появлюсь в этой твоей жизни!» – Я не хочу, чтобы ты уходила! «Тогда дай мне шанс доказать, что ты не прав!» – Она обвила мою шею руками сзади. Я спиной чувствовал её сердцебиение. «Я ничего не требую от тебя. Я просто... хочу... быть рядом. Хочу любить тебя. Мне это нужно...» Я готов был сдаться. И я сдался. Я впустил её в свой мир. Мне тоже это было нужно. *** Я привык к её безмолвному присутствию, к запаху красок, исходившему от неё, к её перепачканной в тех же красках руке в моей, к её безумным вопросам, к её ровному дыханию рядом бессонными ночами... Порой я ловил себя на мысли, что я хотел бы быть не прав. Как хорошо, что она не могла читать мои мысли... Она рисовала мою спину и небо. Я любовался ей в такие моменты. Когда она рисовала – она не думала. Наверное, я ещё не готов быть мужчиной. Я не готов быть ответственным за двоих. А она настоящая женщина – она готова любить и не просить ничего взамен. Мы так и жили долгое время в нашем тихом мире. Где я говорил за двоих, а она чувствовала. Тоже за двоих. В её мыслях ни разу не промелькнул упрёк в мой адрес о том, что я не люблю. Она любила – ей было этого достаточно. «А ты меня хочешь? Как мужчина женщину?» – Она отложила кисть в сторону, убирая перепачканную прядь волос с лица. Эта её мысль ввела меня в ступор. Я в который раз был застигнут врасплох. – А я уже понадеялся, что твои безумные вопросы иссякли... – Сглотнув ком в горле, ответил я. «Ну ответь же! Да или нет?» – Требовательно настаивала она, водя кистью с краской по моей руке. – Я не знаю, правда. «Ты всё знаешь!» – С вызовом подумала она. – Я не знаю ничего, что связано с тобой! – Выдохнул тяжёлый воздух я. И это было правдой. «А ты знаешь, мне не нравится твоё имя...» – Внезапно перевела свои мысли она. Я привык уже к этому манёвру. – Вполне нормальное имя... «А как тебя звали в прошлой жизни?» – Давай не будем об этом говорить... «Нууу... Говоришь только ты. Я думаю...» – В её мыслях опять проскочил смех. Я уже пару раз даже представлял, как бы она смеялась... «Наверное, нелепо со стороны смотрится...» – Она вдруг загрустила. Как же она переменчива в настроении. «Мне жаль, что я не могу тебе ответить... Я бездарная, немая и глупая! Да, ты действительно не можешь любить такую!» – Каролина... «Ты зовёшь меня по имени только тогда, когда не знаешь, что мне сказать.» – Теперь она водила кистью по своей длинной юбке, размазывая остатки краски на ней. – Я хотел бы любить тебя... «Ты сам всё усложняешь! Но я не любви твоей прошу...» – В её голове так и не промелькнула мысль о том, чего же она просит у меня. Только мужчиной я понимаю, насколько женщина сложна. И проста одновременно. Я молча наблюдал за тем, как она водила кистью по холсту, а потом резко мяла этот холст, сбрасывая его с горы. Она сидела на краю обрыва, спустив ноги вниз, которые постоянно путались в её длинной юбке, перепачканной в краске. Иногда мне было страшно за неё, когда в её голове проскальзывала мысль: «А если бы я упала, я бы осталась жива?» В такие минуты я напрягался, а она успокаивала меня: «Не бойся, я не доставлю тебе такого удовольствия – смотреть на моё тело сверху вниз!» – Тебе бы повезло, если бы ты умерла в полёте. «Не отвяжешься от меня, не надейся!» – Она сверлила меня строгим взглядом. – Я уже привык к тебе. – Честно признался я. «Если бы у меня не был так печален первый опыт в сексе, я бы тебя хотела... Ты сексуален.» – Как всегда, резко перевела мысль она. Я напрягся. Уже долгое время я не замечал за собой сексуального влечения. А она меня влекла. – Я никогда не спрашивал о твоём возрасте... «Я немая уже восемь лет. Не намного ты меня старше, Давид!» – Впервые за время нашего знакомства она назвала меня по имени. Я посмотрел на неё удивлённо: – Я не говорил, сколько мне... «Хочешь, угадаю?» Я ничего не ответил. Даже никак не отреагировал на её мысль. «26...» – Она медленно поднялась с земли и подошла ко мне близко. Я был объят её дыханием. Её взгляд прожигал меня насквозь. Она подняла руку и медленно поднесла ладонь к моей щеке. «Переубеди меня. Докажи мне, что секс – это приятно...» – В её глазах опять застыл вызов. Она не моргала и не отводила глаза. Я схватил её за талию и прижал к себе. Она улыбалась, отгоняя все мысли, кроме одной. «Хочу. Хочу. Хочу...» – Повторялось в её голове. И я хотел. Я стянул её волосы на затылке второй рукой. «А если мне не понравится?..» – Подумала она. «Ой, прости, я не думаю...» – Она опустила взгляд. Я освободил её волосы, поднял её голову вверх за подбородок и поцеловал. Ни одна моя любовница не отвечала на мой поцелуй так жадно и страстно. «А что если...» – Не прекращала думать она. – Каролина, чёрт! – Я отпустил её и отвернулся. «Прости...» – Обычно девушку можно заткнуть поцелуем! – Я злился. «Ты сам говорил, я не обычный случай!» – Она тоже заводилась. Я не смотрел на неё, пытаясь выровнять дыхание. Огонь внутри меня разливался по телу всё ближе подбираясь к нервным окончаниям. «Ты меня хочешь...» – Сладко плыли её мысли в голове. – Ты издеваешься? – Я повернулся к ней. Опять наши лица находились слишком близко, чтобы устоять перед поцелуем. Но уже целовала она. «Ты хорошо целуешься...» – Думала она. Я разжал губы и прошептал: – Прекрати... думать. «Я буду думать всегда.» – Ответила мне она. Я нащупал рукой разрез её юбки и запустил туда руку. «Я хочу нежности... Я устала от грубости.» – Я знаю, чего ты хочешь, – прошипел я в ответ. Я опустился на землю, опуская её поверх себя. «Я не хочу быть сверху.» – Каролина... – Я выдохнул и убрал руки с её бёдер. – Я так не могу. «Но почему же? Читать мысли девушки во время секса для мужчины должно быть очень выйгрышно. Не так?» – Она оставалась сидеть на мне. – Теперь я так не думаю. «Хорошо, я могу остаться сверху. Тебе не нравится быть сверху?» – Мне не нравится, что я не могу тебя заткнуть. – Я не грубо снял её с себя и поднялся. «А ты думаешь во время секса?» – Думаю. – Фыркнул я. «Тогда почему ты винишь меня в том, что думаю я?!» – В отличие от меня, ты не знаешь, о чём я думаю. «О той, которая часть тебя. А я не часть тебя. И ты не можешь принять меня такой, думающей. Во время секса. Во время поцелуя. Всегда, чёрт возьми!» – Она поднялась с земли и пошла прочь, иногда спотыкаясь, путаясь в своей длинной юбке. – Каролина! «Отстань! Ты хотел, чтобы я ушла, я ухожу!» – Она даже не оборачивалась, спотыкнувшись ещё пару раз. «Чёрт!» – Постой! «И не подумаю! Слышишь? НЕ-ПО-ДУ-МА-Ю!» – Её мысли были пропитаны яростью и обидой. И они становились мне не слышны. Она ушла. А я остался. *** Я не знал, как сильно и как долго она может держать обиду на меня. Она ни разу не обижалась на меня вот так, чтобы в конце уйти. Не знаю, сколько прошло времени после её ухода, но я задумался: а что если она не вернётся?.. Во мне разрасталась паника. Впервые в этой жизни я почувствовал горечь утраты. Я ещё никого не терял. Я ещё никого не боялся потерять. Эта горечь растекалась по моим венам, затуманивая мысли. Я мог думать только о ней. Беспокоиться о том, в порядке ли она. Я пытался погрузиться в бездну и найти там ответы, но моя бездна отталкивала меня. Она бросала мне в лицо мою вину. Я был виноват в том, что она ушла. Всё было так просто: она была рядом. Я должен был ценить её присутствие. А я поступил как обычный человек: я потерял, а теперь жалел. Нет, я не готов был быть мужчиной. Мне нужно было догнать её. Остановить. Обнять. Защитить. Понять. В конце концов, слушать её. И плевать, что Вселенная через сны говорила мне, что я наказан. Что не встретить мне здесь эту самую Любовь, ради которой хочется жить. Мне хотелось жить рядом с ней – с девушкой, чьи мысли я читал. Тишина раздражала. Запах горного ветра стал противен. Небо не манило больше своей красотой. А она всё не приходила... Она ушла и унесла вместе с собой наш мир. Моя горечь сменялась болью. Что-то так сильно сжималось в груди. Это что-то было моё тоскующее сердце. Я уже потерял. Мне оставалось по-мужски принять это, как должное, и не показывать, что мне больно. Я утешал себя той мыслью, что если бы она была моей Любовью, я бы не потерял её... «Ты же был женщиной... Не-уже-ли-ты-не-по-ни-ма-ешь, что я хотела, чтобы ты вернул меня?!» – Её мысли выдернули меня из состояния медитации. Я облегчённо вздохнул: она была в порядке. Когда я поднялся и посмотрел на неё, я изменил своё мнение. Её глаза опухли от слёз. Губы предательски дрожали. Она вся была перепачкана в красках. А её юбка была изодрана в клочья. Она не была в порядке. – Прости меня... – Я подошёл к ней и обнял её. Она уткнулась лицом мне в грудь, всхлипывая. «Я думала, что ты не обидишь меня, потому что знаешь, насколько это больно. Но... но ты сделал хуже! Ты отказался принимать мою любовь!» – Её мысли беспорядочно прыгали. «Вселенная накажет тебя ещё за твоё предательство!» Она обвила своими ручонками мою талию. «Или не накажет...» – Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! – Громко и отчётливо сказала она. Я замер. Потом я прислушался – в её голове не было ни одной мысли. – Каролина... – Я отошёл на пару шагов от неё, высвобождаясь от её объятий. – Отстань! – Строго и громко сказала она. – Ты... – И тут от удивления онемел я. Её глаза округлились – она сама только поняла, что она говорит, а не думает. Она поднесла ладонь к своим губам, всё ещё смотря прямо мне в глаза. – Я... – Удивление на её лице сменилось испугом. По её щекам катились огромные слезинки, одна за одной. Она закрыла лицо ладонями. – Ты меня слышишь? – Сквозь пальцы прошептала она. Я смотрел на неё и ничего не мог ответить. – Это... это чудо! – Она бросилась мне на шею. Я обнял её одной рукой, второй я гладил её голову. – А мысли? Я отрицательно помотал головой. – Видишь, что любовь к тебе сделала со мной?! Она говорила так, будто никогда не теряла голос. Это действительно было чудом. – Посмейся... пожалуйста... – Лишь произнёс я. И она рассмеялась. – Ты спятил! – Прошептала она. А потом ещё больше рассмеялась. – Я говорю! Она кружилась и хлопала в ладоши. Потом опустилась на землю и расплакалась. А потом подскочила и рухнула в мои объятья. – И смеюсь! А я не мог насладиться её смехом. Она трогала свои губы. Кричала во весь голос. Смеялась. А потом выдохлась и легла на спину. Её глаза непрерывно смотрели в небо. А сердце билось быстро и громко. Я прилёг рядом. Она медленно и тихо подвинулась ко мне, положив свою голову мне на грудь. – Ты не слышишь мои мысли? Я прислушался. Но слышал только её учащённое дыхание. – Нет, – ответил я. – То есть, теперь мы можем, как нормальные люди, заняться сексом? Я рассмеялся. Теперь мы можем многое. И даже свернуть эти горы. *** Если бы я мог написать себе письмо в будущее, адресованное мне в следующей жизни, то оно выглядело бы так: «Дорогой Я, не важно, Мужчина ты или Женщина, оставайся Человеком! Помни, что самое важное, что ты можешь взять с собой в бездну, это не память, а Любовь. Родятся и умрут новые миры, Вечность закончится, а Любовь пребудет дольше всего перечисленного. Возможно, ты не сразу поймёшь, когда встретишь того, в ком отражается твоя Любовь, но не спеши отталкивать. Откройся для любви и заполни ей весь мир. Свой собственный мир. И тогда мир вокруг будет отражать твою Любовь во всём. От вечной любви смерть не спасает. Она будет всегда. Она начало начал. Она единственная реальность. Она пришла из бездны, из тьмы, чтобы осветить собой не простую дорогу – жизнь. Мы ради того и живём, чтобы любить. Только любя принимаешь всё таким, каково оно есть, не пытаясь это изменить. Ты можешь её не замечать. Ты можешь представлять её какой угодно. Ты можешь отрицать её существование. Ты можешь говорить, что никогда не искал её и не найдёшь. Но она сама найдёт тебя. Заполнит каждый миллиметр твоего духа. Она будет внутри тебя. Жить. Сиять. Заполнять собой всё, что посчитает нужным. Она – Настоящая Искренняя Любовь...» – Ты всё-таки пишешь себе письмо? – Каролина отобрала у меня холст и кисть. – Ты же не хочешь, чтобы в следующей жизни я забыл, что люблю тебя? – Я попытался отобрать у неё холст. А она стала рисовать кистью на моём лице и смеяться. Как же я люблю её смех. Эту любовь очень сложно передать словами. Она огромна, как Вселенная. – А как ты себе из будущего передашь это письмо? – С вызовом спросила она, выворачиваясь от моих рук. – Я что-нибудь придумаю! Отдай письмо! – Я сжал её в своих объятьях. Она провела кистью по моей щеке. Потом по второй. – Отдай... – Простонал я. – Ничему тебя эта жизнь не научила! – Усмехнулась она, сминая моё письмо и бросая его в пропасть. – Я всё равно придумаю, как напомнить тебе обо мне! Я обнял её ещё крепче. Любовь должны беречь двое. Мы не две половинки одного целого. Мы – и есть то целое! В любви один плюс один равно один. Всегда.