Текст книги "Падение в небо (СИ)"

Автор книги: Миная Хельн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Annotation

Это произведение о любви. О той настоящей любви. Единственной. И о родственности душ. Ведь так важно найти эту родную частичку себя в другом человеке.Это роман из четырёх частей, где каждая часть – одна из прошлых жизней главной героини. Роман, в котором рассказывается и о любви между женщинами, потому что Душа – не имеет пола. Значит и любовь также имеет место быть как между мужчиной и женщиной, так и между ЖЖ и ММ.Здесь затронута тема веры в Бога – каждый сам приходит к осознанию того, во что он верит. Нельзя навязывать эту веру или доказывать, во что правильно верить, а во что нет._____2016

ПАДЕНИЕ В НЕБО

1826. Вторая Жизнь. Греция. Янина.

2015. Наши дни. Россия. Питер.

1916. Третья Жизнь. Грузия. Гори.

2015. Наши дни. Россия. Питер.

1706. Первая Жизнь. Россия. Питер.

2015. Наши дни. Россия. Питер.

Исповедь автора. Финиш

ПАДЕНИЕ В НЕБО

2015. Наши дни. Россия. Питер.

*** Вот ты есть – огромная, уже тысячу раз переклеенная, разноцветная ваза. Твои цветы ещё живы. Они допитываются каплями воды на твоём дне. В некоторых местах на вазе не хватает частиц. Некоторые частицы уже потеряли свой прежний яркий цвет. Но ваза есть. Кажется, она такая хрупкая на вид. Но на самом деле, разбить её уже невозможно. Если присмотреться – между каждой частицей просачивается плотный слой клея. Та часть воды, которая не успела впитаться в цветы, вытекла сквозь прощелины в вазе. Но цветы всё ещё живы. И кто-то продолжает верить в эту вазу, наливая в неё воду, подпитывая эти прекрасные цветы. Ваза – всего лишь сосуд для цветов, которые хотят жить. Наше тело – такая же ваза. Которая падает, разбивается, клеится, но заполняется водой, чтобы наши цветы – наши мысли, желания, чувства – жили. И ваза будет склеиваться, пока есть что склеивать. И кто-то будет верить в вазу, наливая в неё воду для цветов. И вот опять я разбитая ваза. В очередной раз собираю себя по частичкам, пытаюсь восстановить то, что разрушилось на миллионы молекул. С каждым разом, когда кажется, что моральные силы уже исчерпаны, вероятность рассыпаться на ещё большое количество молекул всё крепнет. И только вера в то, что в конце жизненных странствий всё должно быть хорошо, как в сказке, не позволяет мне опустить руки. Я верю: если всё плохо – это ещё далеко не конец. Через это «всё плохо» стоит прийти к концу, где «всё хорошо»... Делаю глубокий вдох. На выдохе – перед глазами лицо мужа. Я закрываю глаза. Перед глазами – лицо сына. Тело пробивает противная дрожь. Не хочу вспоминать тот день. Но вот беда – я его и не забываю. Он, как записанный на плёнку фильм, который кто-то постоянно пересматривает моими глазами. Открываю глаза. Но ничего не меняется – боль со мной. Чувство вины со мной. Но их... их рядом нет. Я опять закрываю глаза. Сильно сжимаю веки, чтобы их образы исчезли. – Ангелина! – Я чувствую на своём оголённом плече тёплую ладонь Антона Константиновича. Свитер сполз, подставляя мраморное холодное плечо весенним лучам. Когда-то я любила весну. С её обновлениями, цветениями и ещё не созревшим солнцем. А теперь мне было безразлично это солнце, так же, как весна. Она для меня не отличалась ничем от зимы, осени и лета. Я вздрагиваю от прикосновения доктора, медленно открываю глаза и устало смотрю на него. Вдох. Борюсь с истерикой, но внешне я спокойна. Он не сводит с меня испуганного взгляда. Интересно, сколько времени я летала в облаках?! Со мной такое в последнее время часто бывало. После аварии. Нет, не после аварии. После комы. А точнее, после выхода из комы. – Ты очень бледна. Хорошо себя чувствуешь? – Он берёт мои руки в свои и начинает тереть их в своих ладонях. Он пытается их согреть. А они холоднее, чем ладони мертвеца. – Всё хорошо, Антон Констан... – Голова не кружится? Я отрицательно мотаю головой, устало вздыхая. Помимо истерики мне приходится бороться с чувством злости и раздражённости. Но опять-таки, внешне я спокойна. – Не тошнит? Иногда его волнение раздражает меня. Вот как сейчас, я готова его усыпить, только бы он не приставал ко мне с расспросами. Я даже не успеваю договорить его отчество до конца, как он обрушивает на меня вопросы – один за одним. А мне хочется, чтобы он оставил меня одну. – Ты делаешь успехи. После аварии прошло без недели полгода, а память почти восстановилась. И даже безболезненно... – Ещё бы, с таким настойчивым доктором я бы тоже на месте своей памяти лучше восстановилась! – Я убираю свои ладони из его рук и отворачиваюсь. Вдох. Истерика ушла на второй план. Выдох. Подавляю в себе созревающую злость. – Не замёрзла? – Он игнорирует мой совсем не дружелюбный тон. Привык уже к моему холоду внутри. Вот только холод снаружи его по-прежнему напрягает. Он спокойно продолжает: – Вероятно, уже пора вернуться в палату. – Вот если вам вероятно и пора, то вы и возвр... – Я повышаю голос. – О чём мы договаривались вчера? – Он опять перебивает меня, не позволив мне договорить. Я недовольно фыркаю, борясь с негодованием внутри. – Я следую вашим советам, вы позволяете мне читать, – я устало пожимаю плечами и поднимаюсь со скамьи, медленными шажками возвращаюсь в свою угрюмую палату. Доктор следует за мной по пятам. Я благодарна ему хотя бы за то, что сейчас он молчит. Я устала от его постоянных расспросов и разговоров. Отвыкла чувствовать заботу в свой адрес. Её мне всегда дарили муж и сын. Я на ходу закрываю глаза и с опущенными веками захожу в палату. Он проводил меня прямо до кровати – вероятно, чтобы убедиться, что я не вернусь в больничный парк. – Приляг, – он поправляет плед на моих ногах. Я вздрагиваю от этих его действий – так всегда делал муж. – Могу я почитать? – Спрашиваю я. Голос дрожит, но я придерживаюсь внешнего спокойствия. И пока мне это удаётся. – Какую книгу подать? – Я сама возьму. – Ладно, – он с улыбкой пожимает плечами. – Сильно не напрягай глаза. Как почувствуешь усталость – поспи. Я молча киваю, всё ещё борясь с яростью, которая уже созрела и готова вылиться на доктора. Он наконец-то за всё утро оставляет меня одну. Я достаю из-под подушки книгу по эзотерике. Пусть лучше он думает, что я развлекаю свой разум бульварными романами, чем знает, что на самом деле читаю. Кроме нужной литературы, вряд ли что-то поможет мне разобраться с тем, что происходит со мной. Во мне. После комы, в которой я прибывала 39 дней после аварии, мой внутренний мир расширился. Я потеряла мужа и сына, но приобрела способности. Это был сон, в котором у меня перед глазами пронеслись все мои прошлые жизни. Теперь я уверена – всё во Вселенной взаимосвязано и закономерно. Мы отвечаем не за ошибки наших предков – а за свои собственные ошибки, совершённые лет так триста тому назад, в одной из прошлых жизней. Мы возрождаемся каждые сто лет. Как феникс. Из пепла. И сами себя потом сжигаем. Теперь я знала, за какие ошибки наказана уже на протяжении трёх жизней. Я поняла, почему у меня третью жизнь подряд отбирают самое дорогое – моего маленького сыночка. Моего Ангелочка. Каждую свою новую жизнь я сама обрекала его на раннюю смерть. А он смотрел на меня оттуда, с небес, и улыбался. И даже не злился. Он просто ждал, когда я всё пойму. Три полных жизни мне понадобилось, чтобы всё осознать.

1826. Вторая Жизнь. Греция. Янина.

1826. Вторая Жизнь. Греция. Янина.

***

Собирать себя по частичкам бывает сложно только в первый раз. В последующие разы – частицы, хоть и перепачканные в грязном клею, тянутся друг к другу, чувствуют ту часть, которая должна стоять рядом, притягивают её. Постепенно складывается изначальная картинка. И одно в ней не так, как должно быть – множество трещин и царапин. Это шрамы. Одни частички слишком стёрты и измотаны, иные выглядят как новые, а некоторые утеряны. Одно дело помнить каждый шрам на душе с детства, и совсем иное – вcпомнить все свои шрамы за все прожитые жизни. Я вспомнила свою прошлую жизнь. Я осознала свою ошибку. Но я не знала, как мне её исправить. Мне не от кого было ждать помощи. Не было ответов на мои вопросы. И понимания других для меня тоже не было. Я могла только молчать и делать наивные попытки самостоятельно во всём разобраться и всё исправить. – Зои?.. – Я услышала тоненький голосок Агаты. Я подобралась в темноте к решётке и протянула в щель руку, ладонью вверх. Агата ухватилась за мою ладонь. – Зои... – Я уловила слёзы в её голосе. Она пыталась изо всех сил не расплакаться. Но тщетно. Всего минуту спустя она уже всхлипывала, содрогаясь вместе с моей рукой. – Мне уже вынесен вердикт? – Они повесят тебя... – Девушка разрыдалась ещё сильнее. – Ну же, тише, – а я по-прежнему улыбалась. На самом деле, лучше знать о своей судьбе, чем пребывать в неведении. Никон был настолько зол на меня, что уже целых два месяца держал меня в заточении, никак не распоряжаясь моей дальнейшей судьбой. – Зачем ты так безразлична к себе, милая Зои! – Рыдала Агата, сжимая мою ладонь своими хрупкими ручками. – Зачем ты рискуешь навлечь на себя немилость Никона, приходя сюда!? – Я попыталась быть грубой, чтобы оттолкнуть её, чтобы ей было проще пережить неминуемое. Агата слишком привязалась ко мне. Лучше уходить, зная, что тебя ненавидят. Я знаю, о чём говорю. Уходить, зная, что тебя любят и боготворят – сложнее. А я хочу уйти легко. Изменить что-либо здесь я уже не в силах. Давайте мне следующий шанс. С этим мне всё ясно. – Мне всё равно! Я буду молить у него о пощаде к тебе! Если ты сама не хочешь этого сделать! – Агата настаивала на своём. Мне с момента заточения здесь не удавалось её переубедить. Я знала о своей участи. Я пыталась настроить её на худший исход. Но тщетно. Она не хотела принимать неминуемое. – Я же не смогу без тебя, Зои... – Всхлипывала Агата, прижимаясь к холодной решётке. Я резко забрала у неё свою ладонь, фыркнув в ответ: – Ты будешь единственной женой. – Мне всегда нравилось быть второй! – Истерила она. – Ты родишь ему наследника! – Я уже всё перепробовала, чтобы переубедить её. Мне не удавалось достучаться до её здравого смысла. – Зачем ты так со мной!? – Взмолилась Агата. – Я дарю тебе лучшую жизнь, милая, – вздохнула я. – Ступай. – Тебя же повесят! – Пропищала она, вцепившись в решётку, пытаясь рассмотреть мой силуэт в темноте. Я съёжилась в самом дальнем углу. Всё моё нутро наполнялось жалостью и состраданием. – Зои... – Сквозь слёзы шептала в темноту Агата. Ей ничего не изменить. Мне ничего не изменить. Я молчала в ответ, сдерживая свои рыдания. – Возвращайся к Никону, – мягко попросила я. – Не оставляй меня... – Агата давила на жалость. По живым ранам. Каждым словом, как солью, она посыпала их. Но я была холодна, как сталь, и неприступна, как Метеора. Два месяца тренировок не прошли зря. Я медленно подошла к решётке и протянула ей руку. Она схватила её своими холодными дрожащими ладонями. – Всё кончено, милая. Позаботься о нём. – Это всегда делала ты! – Громче обычного ответила Агата, больно сдавив мою ладонь. Я стерпела боль: и моральную, и физическую. Эхо её голоса отдавалось в каменных стенах. – Теперь это твоя обязанность, – лишь ответила я, выдернув свою руку. – Прощай. – Зои?! – Взволнованно позвала она. – Прощай! – Громко повторила я. Я опять съёжилась в дальнем углу своей пещеры. Агата не уходила. Я слышала её дыхание. И её всхлипы. Как же больно, чёрт возьми! Больнее, чем страдать одной. Она страдает искренне. Она сопереживает. Сопереживание другого человека – дорого стоит. А я осознанно топтала этот дар. Ради неё мне хотелось отступить. Просить милосердия Никона. Упасть перед ним на колени. Я могла бы это сделать – и он бы простил. Потому что его любовь ко мне безумна. Она делает его слабым. Даже несмотря на глубокую рану, которую я ему нанесла, он всё равно готов простить мне всё. Но гордость и сила во мне превосходили желание быть слабой женщиной. Я мечтала о другой жизни. Я мечтала о времени внутри бездны, чтобы понять, как мне поступать. Чтобы переосмыслить свою ошибку. Я ничего никому не могла объяснить. Мои способности были сверхвозможными, выходящими за рамки понимания. Они были неправильными для этого мира. Это было то, что разрушало мир реальности. Но оно было слишком существенное, чтобы ему сопротивляться. Мои способности открылись во мне после замужества. Вернее, после первой брачной ночи с мужем. Я не знала, что такое заниматься сексом. Я не знала, что такое заниматься любовью. И то, и другое я познала в браке. А замуж меня отдали рано – мне только исполнилось семнадцать, как мне на палец надели обручальное кольцо. Я, хрупкая и ещё не познавшая жизнь, была отдана замуж за мужчину, старше меня на двенадцать лет. Однако, Никон оказался не таким, как мне его описывали. Он был заботливым и нежным, а не жестоким, каким его считали люди. И он лишил меня невинности. После той ночи я стала другой. Я стала старше его на много десятков лет. Мы как будто поменялись ролями. Уже не он, а я опекала его. Я полюбила своего мужа. Но вдобавок к этому мне открылись способности, которые мешали мне жить нормальной жизнью. Я видела людей насквозь. Я распознавала ложь среди тонкой правды, если таковая имелась. Я с лёгкостью отличала хорошего человека от плохого. И мне стало сложнее жить с этим. Я разочаровывалась в людях слишком часто. Как в близких, так и в мало знакомых. Они открывались для меня такими, какими являлись в душе. Спустя некоторое время я вспомнила свою прошлую жизнь. Прочувствовала свои ошибки. И моментами могла увидеть своё будущее. Но я была слишком слаба духовно, чтобы что-то изменить. Я лишь знала, что меня ждёт. И я так боялась этого... *** Каждую ночь я видела один и тот же кошмар – мой сын умирал у меня на руках. В его стеклянных глазах отражалась вся боль, которую мне, любящей матери, было невозможно вынести. Я боялась засыпать. Первое время, когда я только-только училась принимать свои способности, у меня часто случались нервные срывы. Было очень сложно принять и осознать то, что мне открывалось. Я молила о том, чтобы у меня забрали мой дар. Меня слышали. Мне отвечали. Но мой дар оставался со мной. Это было бы моей второй ошибкой за все жизни, если бы мне удалось отказаться от него. И неизвестно, сколько ещё жизней мне пришлось бы всё исправлять... Спустя время я научилась жить с тем, что мне было дано Вселенной. На тот момент я могла с уверенностью сказать, что жить в незнании проще. Лучше не видеть людей насквозь. Каждый раз хочется раскромсать человека на молекулы, когда он тебе говорит одно, а в мыслях у него совсем иное. Но ты улыбаешься человеку в ответ, делаешь вид, что веришь ему. Это было самое сложное испытание – научиться доверять людям, когда знаешь, что они лгут. Чаще всего лгут. Единственный человек, который соответствовал своему душевному состоянию со мной всегда – был Никон. Он не мог мне лгать по одной простой причине – он был моей Любовью. Любовью с большой буквы, берущей своё начало из недр Вселенной. Той частичкой меня, которая перевоплощалась вместе со мной из жизни в жизнь. Я не могла не любить его, он не мог не любить меня. Никон хотел иметь наследника от меня – от его первой любимой жены. И я тоже, как любая женщина, хотела стать матерью детей своего любимого мужчины. Но я знала то, чего не знал никто. я не могла предъявить своему мужу ничего, во что он бы поверил. Я плакала, я говорила, что не могу иметь детей, но я была годна, как мать. Лекари доказали это ему. Я отказывалась от плотских наслаждений. Я отвергала любимого мужчину без везких на то причин. Мои причины были важными только для меня. Я знала, что наш ребёнок не выживет. Потому что его мать когда-то совершила страшную ошибку, за которую ещё не расплатилась. Но которую уже осознала. Но как, какими словами, я могла объяснить это людям, для которых было немыслимо, что человек может чувствовать за гранями возможных чувств?! Знать больше, чем положено ему знать. Помнить даже то, что было в прошлой жизни. Нет слов, способных донести такую информацию даже моему любимому человеку... Мне удалось отсрочить свою страшную участь – увидеть смерть своего ребёнка. Я настояла на второй женитьбе Никона. Так у нас появилась Агата. Но наслаждение Никона новой красавицей женой длилось не долго. Спустя пять лет Никон опять настоятельно упрашивал меня подарить ему наследника. Я никак не могла объяснить ему своё нежелание родить ребёнка. И тогда я сказала ему правду. – Он умрёт! – В истерике прокричала я. – И второй умрёт! И третий! Никон в ужасе смотрел на меня: – Что вы такой говорите?! В вас вселился бес! И таким способом мне удалось отсрочить свою участь ещё на шесть лет. Никон поместил меня в монастырь, чтобы из меня изгнали бесов. А когда я вернулась в семью – Никон оплодотворил меня против моей воли. Моя непрерывная истерика длилась девять месяцев. Потом на свет появился Зен – мой маленький Ангелочек. Держа это сокровище на руках, я каждый раз видела его смерть: то он тонул, то его разрывали волки, то его кусала ядовитая змея. Мои видения повторялись, как и страшный кошмар, из-за которого я перестала спать. И каждый раз в моих видениях мой малыш страшно мучился и просил меня о помощи. И я спасла его. Я лишила его страшных мук. Я убила своё дитя. Гнев Никона обрушился на меня взрывной волной. Он избил меня и поместил в заточение. Но я страдала больше. Я страдала за них всех. И мои страдания не были поняты никем. Я заслуживала самого жестокого наказания. Я заслуживала самой болезненной смерти. Я сама себе желала этого. Никон ни разу за два месяца моего заточения не пришёл ко мне. Он не желал видеть меня. Он не желал слышать моего объяснения. А что я могла ему сказать? Рассказать, что в прошлой жизни совершила самый страшный грех, за который мне придётся расплачиваться ещё несколько жизней? Убедить его, что я не спятила, а действительно вижу своё прошлое и частично своё будущее? Он ни за что ни во что из перечисленного никогда не поверит. Поэтому я смиренно принимала своё наказание. Заслуженное и неоспоримое. Я так же знала, что он ждал, когда я приползу к нему, упаду перед ним на колени и стану молить о пощаде. А он великодушно даст мне ещё один шанс. Но я не в этом шансе нуждалась. И знала я о том, что он любил меня безумной всепоглощающей любовью. Знала, что он никогда не полюбит этой любовью Агату – а ведь она заслуживала эту его любовь больше, чем я. И знала, что в этой жизни – он моя Большая Единственная Любовь. Я давала себе полный отчёт и была уверена в своих действиях. Я видела свою следующую жизнь. И я шла к ней, в надежде исправить свою ошибку. Но Никон не желал отпускать меня из сетей этой жизни. Я всё ещё была наказана этими страданиями. Что ж, вполне заслуженно. *** Я чувствовала дыхание бездны в спину. Эта жизнь должна была подходить к концу. А я не испытывала страха. Ведь я уже умирала в прошлой жизни. И возвращалась. И вернусь ещё. За дверью послышались чьи-то шаги. Сначала я решила, что мне принесли еду. Но впервые за два месяца тяжёлая дверь со скрипом отворилась. Передо мной стоял Никон. Он пустым взглядом смотрел мне прямо в глаза. Я расправила плечи. Как будто обретая крылья. Он вошёл в мою пещеру. Дверь за ним затворилась. – Зачем ты так поступаешь со мной, Зои? – Едва сдерживая слёзы и всхлипы, сжимая зубы, прохрипел он, нарушая гробовую тишину между нами. – Ты же знаешь, я не смогу без тебя. Я знала. Я с опущенной головой медленно подошла к нему и уткнулась лбом в его грудь. Мой ослабленный любовью мужчина. Это я сделала тебя таким. – Ты ведь не хотела губить нашего ребёнка? – Прорычал он. И только сейчас я осознала, что он больше не называет меня на вы. Он потерял ко мне уважение. Я слишком глубоко ранила его. – Хотела... – Тихо ответила я. Пусть он ещё больше возненавидит меня, если сможет. Но он только сильнее любил меня. Он прижал меня к себе с такой яростью, и с такой любовью. Мои кости захрустели. И я не смогла сдержать стон. Такой сладостный стон от такой желанной боли. Моё тело за последние два месяца очень исхудало. Кости были покрыты тонкой серебристой кожей. Кожа, в свою очередь, скрывалась лишь за чёрной мантией. Никон сдёрнул с меня эту мантию. Я предстала перед ним полностью нагая. И такая холодная. Во мне больше не бурлила жизнь. Я сама в себе её убивала. Однако, его желание обладать мной ещё не угасло. Оно стало ещё насыщеннее. Ещё больше. Ещё свирепее. Он сдирал с меня кожу одним взглядом. Я смотрела в его горящие глаза и понимала – он давал мне последний шанс извиниться. Я медленно опустила глаза, наполненные прозрачной болью. И тихо-тихо простонала, но он услышал, хотя скорее прочёл по губам: – Я полностью в вашей власти. Он со злостью схватил моё запястье и прильнул меня к себе. Его дыхание обволакивало мою обнажённую шею. – Ты извинишься перед всем нашим народом! Ты вновь будешь прилежной женой! – Никогда! – Прокричала я. Но голос охрип. И вместо крика получилось рычание раненного животного. Но тут, он из свирепого и сильного, превратился в обмякшего и слабого. Он – не я – опустился передо мной на колени и обвил мои ноги дрожащими руками. И я поняла, что в который раз переосилила его. – Вернись ко мне, моя женщина! Ты нужна мне... Он плакал. Его тяжёлые слёзы стекали по моим голым коленям. Я гладила его по голове. И тоже беззвучно плакала. Я всегда буду помнить эту боль. И никогда не прощу себе его слёзы. Слёзы сильного мужчины, которого я сделала слабым. *** На рассвете меня вывели на казнь. Я не нашла глазами Никона. После ночи, проведённой у меня, он ушёл едва стало рассветать. Он не смог преодолеть себя и увидеть мою смерть. Я видела только Агату, разрывающуюся в громких рыданиях. Её держала стража, не пуская ко мне. Меня подняли на пьедестал, просунув мои руки в петли и зажав верёвки на тонких запястьях. Палач озвучил моё наказание: 37 ударов плетью с шипами!. Он содрал с меня мою мантию, оголив спину и груди. Куски ткани повисли на бёдрах. Агата потеряла сознание. Я краем глаза заметила её сползающее в руки стражи тело. После я чувствовала лишь запах крови, стекающей по моей спине, и слышала звук шипов, раздирающих мою кожу. Перед глазами был сплошной туман. Что такое смерть?.. С каждым ударом плетью я воспринимала её по разному. 1 удар – я передумала! Я хочу жить!.. Но губы застыли тонкой ровной полоской... 2 удар – нет, я хочу умереть. 3 удар – как будто через кровавые разрезы на спине вместе с кровью вытекает жизнь. 4 удар – медленно... 5 удар – я слышу её удаляющиеся шаги. 6 удар – или это стук моего замирающего сердца?.. 7 удар – как же долго длится конец. 8 удар – я чувствую запах крови... Вот как пахнет кровь. 9 удар – нет, кровь не пахнет. Это был запах железа, на котором застыли капли крови. 10 удар – я всё ещё могу что-то чувствовать?! 11 удар – или уже не могу... 12 удар – моя бедная Агата. Она чувствует мою боль сильнее, чем я сама. 13 удар – а я уже привыкла к этой боли. 14 удар – когда-нибудь должен наступить конец. 15 удар – а что если там я буду переживать эти удары снова и снова?.. 16 удар – кровь такая холодная... 17 удар – и тяжёлая. 18 удар – во мне ещё осталась кровь?! 19 удар – или вся уже вытекла? 20 удар – кажется, я сбилась со счёту... 21 удар – сколько ударов мне ещё осталось?! 22 удар – смерть мне не страшна. 23 удар – она избавление от боли. 24 удар – мм, солёный привкус слёз. 25 удар – что же ты плачешь, глупая?! 26 удар – сквозь серый туман из слёз я вижу его глаза. 27 удар – он, всё-таки, пришёл. 28 удар – спина онемела и не чувствует боли. 29 удар – ноги подкосились, руки обмякли, в горле пересохло. 30 удар – я уже не хочу дышать. Запах окровавленного железа разжигает лёгкие. 31 удар – вижу его слёзы. И от этого мне плохо. 32 – я хотела уйти в ненависти. 33 удар – опять боль. Я всё ещё её чувствую. 34 удар – как сладки мысли о смерти. 35 удар – я всё ещё жива. 36 удар – и я страдаю. 37 удар – а что такое жизнь?.. Ноги подкосились окончательно. Как только мои руки освободили от петель, я рухнула на землю на колени. От бессилия. Вокруг стояла гробовая тишина. Палач произнёс, нарушая своим басом эту тишину: Признай свою вину. И отделаешься всего лишь этими ударами плетью. Я посмотрела в глаза Никону. В них застыла умоляющая просьба Пожалуйста.... Агата нервно тряслась. Отпусти бы её стража – она бы со всех ног ринулась ко мне и закрыла меня своим телом. Я с улыбкой гордо подняла голову – шея онемела вместе со спиной. – Мне полагается последнее слово? – Хрипло спросила я. Палач кивнул. Агата всё же ринулась ко мне, но стража схватила её и усадила на место, рядом с Никоном. Никон тяжело вздохнул. – Я не жалею о содеянном! – Громко сказала я. А вы возненавидьте меня, мне это нужно. Палач подхватил меня под руку и поставил на ноги. Я улыбалась и твёрдо стояла на ногах, всё ещё показывала свою силу. Однако хотелось разрыдаться. Но я даже виду не подала, что мне страшно и больно. На моих глазах палач беспощадно завязывал петлю. Вот он, последний шаг. Всё внутри меня сжалось, боль пробежала по спине холодными дорожками крови. – Тебе помочь или сама справишься? – Грубо фыркнул палач, дёрнув рукой прочный узел – петля была готова. Я усмехнулась, сама подходя к петле. А когда-то весь город трепетно уважал свою госпожу. Теперь же даже человек из низов позволяет себе грубость и неуважение, обращаясь на ты. Меня это забавляло. Одно никогда не изменится в этом мире – стадный инстинкт. Индивиды с особым мнением всегда будут погибать. Либо морально, либо реально. Меня не нужно было подталкивать к петле. Я самостоятельно встала под ней и просунула в неё голову. Последний момент глаза в глаза. Никон первый опустил свои глаза в пол. Агата стояла перед ним на коленях и трясла его руку. Вероятно, уговаривала его прекратить весь этот спектакль. Но Никон был справедливым господином своего народа, он всегда исполнял свои же приказы. Он больше не смог поднять глаза. Агата кричала. Я слышала её крик и плач. Моя голова уже была в петле. Одно движение руки палача отделяло меня от той желанной бездны. Почему он медлил, я не понимала. Я закрыла глаза. Но в один миг всё прекратилось. Не наступило смерти. Пронзительный вопль Никона всё разрушил. – НЕТ! – Коротко выкрикнул он, поднявшись с места. Агата лежала у его ног, обвивая его лодыжки руками. Все, включая меня, застыли, устремив свои взгляды на него. Народ просто прожигал его глазами. Палач резким движением скинул петлю с моей шеи. Я упала на колени. И заплакала. Даже зарыдала. Боль в спине давала о себе знать. Я стучала кулаками по полу под собой. Агата каким-то образом оказалась возле меня, прижимая мою голову к своей груди. – Ты остаёшься! Всё будет хорошо, – всхлипывала она. – Зачем?! – Не понимала я. Ещё больше я не понимала, что она могла предложить ему такое, чтобы он согласился пойти на такие уступки. Когда я услышала голос Никона, мне сразу всё стало понятно – он просто солгал, чтобы защитить меня. – Сегодня ночью я овладел ей. И у неё будет ребёнок, – спокойно говорил Никон. – Она искупит свою вину. – НЕТ! – Теперь кричала я. Я чувствовала, как сознание медленно покидает меня. То ли от большой потери крови, то ли от боли, которая с каждой минутой поглощала всё моё тело. То ли от слёз, которые уже не переставали литься по моим бледным исхудалым щекам. Агата гладила меня по голове. Она что-то шептала, но я не разбирала слов. Я уплывала в бездну. Другую бездну. *** Я проснулась в своей постели. За долгое время пребывания в заточении я отвыкла просыпаться на мягком тёплом ложе. Я лежала на животе, а по спине нежно скользила мокрая салфетка. Я решила, что это Агата ухаживала за моими ранами, пока я спала. Я повернулась... и замерла в полуприподнятом состоянии. Надо мной склонилось любимое лицо. А любимые руки с нежностью промывали мои раны. Я с горечью вздохнула и опять уткнулась лицом в подушку. – Душенька, вы проспали двое суток... Как вы? Опять вы. Опять уважение, которое я растоптала. Опять волнение за меня, которого я не заслуживаю. Где его боль?! Где его злость?! Почему он рискует своей оставшейся репутацией ради женщины, которая уже единожды пошатнула эту репутацию?! – Зачем вы это сделали, Никон? – Простонала я. Холодные капли пота скатились по открытым ранам. Я простонала ещё раз. От боли. А потом прикусила язык. Ко мне вернулась прежняя сила и возросла гордость. – Ради любви к вам, моя дорогая, – грустно улыбнулся он и коснулся мокрой салфеткой моей спины. Я изогнулась, как кошка, которая не привыкла к ласке. – Почему же вы утратили свою любовь ко мне? – Вздохнул Никон. Теперь пришла его очередь задавать вопросы. Он был в праве злиться на меня. Но он не злился. Его глаза источали нежность и любовь. Он был готов принять все мои ошибки на себя и скрыть меня от всего мира за своей спиной. Знал бы он, какую ошибку я пытаюсь исправить. Знал бы, никогда не простил. Позволил бы мне умереть. Никон сжал мокрую салфетку в руке – в этом жесте выражалась вся его злость. Я не сводила глаз с любимого лица. На его вопросе я не смогла сдержать стона. Никон неправильно понимал меня, а я не могла ему объяснить так, чтобы он понял правильно. Моя правда прозвучит как самая наглая ложь. И ему покажется не просто, что я его разлюбила, а что я его даже никогда не любила. – Вам настолько гадко быть моей женой, что вы готовы даже умереть? – Он швырнул салфетку в угол и отвёл глаза в сторону. Я стала медленно присаживаться. – Лежите. Не стоит, – он попытался уложить меня обратно. Но я всё-таки присела. Во мне боролись две сущности. У одной была цель доказать ему мою любовь и стать его любимой женой вновь. У другой – заставить его возненавидеть меня. Я выпустила обе сущности на ринг. Кто-то в любом случае одержит победу. Тут не может быть ничья. – Никон... я ваша раба на века! – Я коснулась его руки. Он опять посмотрел на меня, присаживаясь рядом. – Всё иначе. Вы моя Госпожа на века, а я ваш Раб, – он опустил голову мне на колени. – Вы солгали народу... У меня не будет ребёнка от вас, – я коснулась его волос. Всё внутри меня заныло от любви и ласки к нему. – Я знаю. – Это вскоре откроется. Вы только оттягиваете неминуемое... – За вас ребёнка выносит Агата, – выдохнул Никон, не поднимая головы. Я закрыла глаза. Он убивал меня своей любовью. Но не добивал, а оставлял живой. Раненной, исколеченной, но живой. Он оставался у меня долго, отдавая мне всю свою нежность и ничего не прося взамен. Промывал мои раны. Целовал мои лодыжки. Гладил мои запястья. Молчал. Смотрел мне в глаза и улыбался. – Я готов сам влезть в петлю, лишь бы вы оставались живы... Я не могу позволить вам умереть. Моя гордость улетучилась, не в силах бороться с его нежностью. Я страдала в его объятьях. Я хотела остаться слабой женщиной. Ведь это так просто, когда рядом сильный мужчина. Он не давал клятв, он не требовал ничего. Он просто доказывал, что я его всё. И даже не словами. Он обернулся у выхода: – Я не могу не любить вас. Как будто я уже любил вас раньше. И моя любовь к вам стара, но всё так же сильна... Как же он был прав, сам не понимая этого. Он ушёл, оставив меня наедине с моей любовью, которая захлёбывалась болью. После визита Никона, который весьма затянулся, ко мне пришла Агата. Она молчаливо присела у моих ног. Союзника в лице Никона я не видела. Мне оставалось убедить Агату помочь мне исполнить то, что я задумала. – Милая, – я опустилась рядом с ней. Она устало посмотрела на меня – в её глазах блестели слёзы. – Тебе не стоит выгораживать меня и вынашивать ребёнка, чтобы я осталась здесь, – я обняла её, прижимая к своей груди её голову. – Поздно, – Агата всхлипывала, не поднимая головы. – Вы теперь всегда будете с нами. – Что поздно?! – Я уже... – НЕТ! – Слишком громко вырвалось у меня. Агата даже вздрогнула, отстранившись от меня. – Я хотела вам помочь! – Начала оправдываться она. – А выходит иначе, – я вздохнула, сжав свои виски ладонями. Менялось моё настоящее – менялось будущее. – Никон не сказал вам? – О том, что ты уже беременна?! – Фыркнула я, пытаясь унять головную боль. – О том, что мы завтра утром уезжаем... – Кто мы? И куда уезжаем?! – Во мне закипала злость. – Я, вы, Никон... из города. – Но зачем?! – Чтобы все думали, что ребёнка вынашиваете вы. – ЗАЧЕМ?! – Взвыла я. – Ещё вчера я ответила бы, что ради любви к вам. Но уже сегодня я не знаю, что сказать. – Агата. Ты должна мне помочь... – Умереть, верно? Никогда не просите меня об этом! – Девушка отстранилась от меня и сложила руки на уровне груди. – Вы делаете меня слабой, – выдохнула я. Какой тяжёлый воздух. – А вы делаете нас сильнее! Вы не можете нас оставить! Мы же пропадём без вас! – Тараторила Агата, цепляясь за мою руку. – Глупости! – Усмехнулась я, присев на кровать. – Ты должна мне помочь, Агата! – Не смейте... – Всхлипывала она, опустившись к моим ногам. – Не просите... – С твоей помощью, либо без неё, но я всё равно... добьюсь своего! – Гордо ответила я, пытаясь достучаться до её помощи. Одной мне будет сложнее добиться желаемого. – Никон возненавидит меня... – Он не узнает, что ты помогала мне. – Узнает... Вас он любит больше, чем меня. Он точно возненавидит меня! – Я обещаю, слышишь, – я опустилась подле неё и взяла её дрожащие ладони в свои руки: – обещаю, что он никогда не узнает, что ты помогала мне! Она прижалась ко мне всем своим дрожащим телом. – Ладно, – наконец сдалась она. – Что я должна сделать? – Всего лишь достать яд. – Яд?! – Подскочила Агата. – Вы с ума сошли! – Ты. Должна. Достать. Яд. – Тихо повторила я. Агата металась по комнате, растирая слёзы по щекам. – Каким образом?! – Придумай. – Это невозможно! – Нервничала она. – Возможно. Я знаю, что возможно. Она пыталась уговорить меня одуматься взглядом. Поняла, что словами у неё уже не получится это сделать. Но я была тверда и решительна. – Запомни: батрахотоксин, – спокойно добавила я. – Но от него же нет противоядия?! – Взвизгнула Агата. – Оно и не нужно, милая. Раздобудь мне смертельную дозу. – Никон никогда не простит мне... – Он не узнает, – я обняла её за плечи. *** Сейчас для меня было самым важным, чтобы Агата не передумала мне помогать. Выйти сама и раздобыть яд я не могла по двум причинам: состояние моё оставляло желать лучшего, раны кровоточили и заживали очень медленно, но эту боль я бы переосилила, а вот выход из моей комнаты охранялся – и этого мне не обойти. Возможно, дело было не столько в недоверии, сколько в волнении за меня. Никон не мог быть постоянно со мной и следить за моим состоянием, поэтому ко мне была приставлена стража. Которые опять относились ко мне, как к своей госпоже. Мне была противна эта ложь и подхалимство. Я не покидала своё ложе, чтобы не травмировать раны ещё больше и чтобы не видеть их лживые лица. Я лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Дверь комнаты отворилась. Я не увидела, что это был он, – я услышала его шаги. Я медленно присела на кровати. – Душенька, почему вы не собираете свои вещи? Агата должна была вас предупредить... – А я хочу услышать объяснение от вас, – перебила его я. Никон тяжело вздохнул: – Это всё ради вашего блага. Если вы не заботитесь о себе, позвольте это сделать мне. Он старался быть строгим со мной. Но у него это плохо получалось. Я медленно поднялась на ноги, подошла максимально близко к нему и положила руку ему на плечо, смотря прямо в глаза, – он растаял. Никон схватил мою руку за запястье – оно даже хрустнуло. Он прижал меня спиной к себе и прошипел на ухо: – Моя жена. Моя любовь. Моя жизнь. Он специально выделял слово моя трижды, давая прочувствовать, что я действительно только его. Я учащённо дышала, не обращая внимание на раны, которые открыто заливались кровью. Никон убрал мои волосы с плеча и продолжил шептать на ухо: – Я хочу, чтобы вы осознавали, насколько пуста будет моя жизнь без вас. Я прощаю вам все ваши пороки. От вас только требуется быть мне верной женой. В вашей верности я не сомневаюсь. Но ваш долг – подарить мне наследника... Что движет вами? Почему вы никак не хотите исполнить свой долг?! – Я не могу... – Честно ответила я, сдержав крик желания. Его голос доходил до самых нервных окончаний, разжигая мой огонь. – Вы можете рассказать мне всё. – Я не могу... – Опять повторила я. – Зои. Вы сомневаетесь в моей любви? Я молчала, до крови прикусив язык. – Отвечайте, – он продолжал шептать мне на ухо. Шёпот его был настойчив и строг. И это возбуждало меня ещё больше. – Я не могу любить никого иного. И вы тоже. Я знаю. – Ох, моя строптивая женщина! – Он резко вздохнул и повернул меня к себе лицом, обволакивая мою шею и моё лицо своим выдохом. Мои ноги подкашивались. И если бы он не держал меня – я бы опустилась перед ним на колени – от бессилия себя удерживать в вертикальном положении и от желания быть в его власти. Он чувствовал моё желание. Никон разорвал мою рубашку сверху вниз и спустил оборванные куски ткани по плечам. Ткань присохла вместе с кровью к ранам на спине. Когда он спускал её по плечам – я простонала. От боли. И от желания. Никон медленно достал свою шпагу из ремня и откинул её в сторону – она с громким звоном ударилась о стену и упала на пол. Я вздрогнула. Он с лукавой улыбкой смотрел мне прямо в глаза. В его глазах играли огоньки. Я понимала, чего он хотел. Я медленно приблизилась к нему и взяла его лицо в свои ладони, прильнув своими губами к его губам. Он жутко возбуждался, когда я целовала его сама. Одной рукой он обхватил мою талию и прижал меня к себе. Я по-прежнему не обращала внимание на боль в спине. Другую руку он запустил в мои локоны и за затылок приблизил моё лицо ещё ближе к своему. Я жадно целовала его. Ведь это мог быть наш последний поцелуй. Но он хотел не только поцелуев... Я медленно опустила руки на ворот его рубашки и замерла. Руки нерешительно дрожали. Никон стянул одной рукой мои волосы на затылке. Он не желал сейчас нежности. Второй рукой он резким движением оторвал свой ворот, этим действием давая мне добро делать с его рубашкой всё, что я пожелаю. Я смелее разорвала её и спустила два оборванных куска ткани по его плечам. Он улыбался. Я ласкала его грудь и его торс. От наслаждения он запрокинул голову назад, оставив свои руки на моих бёдрах. Я дрожала от желания владеть им. Я запустила руку ему в штаны. Когда мне в руку упёрлась его «шпага», я чуть не подпрыгнула от наслаждения. Обращаться с этой «шпагой» я умела. Он научил меня. Никон гладил мои волосы. Я прижалась к нему всем своим дрожащим телом. Он обхватил моё лицо обеими ладонями и накрыл мои губы долгим поцелуем, не давая мне шансов вздохнуть. Я не нуждалась в дыхании. Я была готова задохнуться и умереть прямо в его объятьях. Это была бы самая лучшая смерть за все мои жизни. Он выдернул свою «шпагу» из моих рук и нанёс нужный удар по главной цели. С моих губ слетел стон. Я налетела спиной на стену и упёрлась в неё. Никон прижал меня к этой стене сильнее. Кровь сочилась из ран. Но разве можно чувствовать боль, когда рядом любимое тело? Я не чувствовала боли. Лишь наслаждение. И возрастающее желание. Никон не спешил подавлять во мне это желание. Он владел мной медленно. А я медленно задыхалась от его поцелуев и его касаний. Огонёк по-прежнему играл в его глазах. Я вцепилась ногтями в его спину. Нет, я не желала доставить ему боль. Он просто любил, когда его спина была исцарапана моими ногтями. Он дышал медленно и тяжело. Он тоже не закрывал глаза, смотря прямо в мои. Мне казалось, что он даже не моргал. Моё тело начинала пробирать дрожь. И только в это мгновение Никон ускорил темп. Только тогда он позволил мне по-настоящему задрожать, прижимая меня к стене своим дрожащим телом. Я была настолько поглощена оргазмом, что забыла о том, что он мог нарочно зачать мне ребёнка. Но он поступил как настоящий джентльмен. Он высвободился из меня и прошептал мне на ухо: – Вы сами дадите мне знать, когда захотите выносить моего ребёнка. Я была ошарашена. По моим ногам стекали остатки нашего удовольствия. По спине – кровь. По щекам – слёзы. Мои пальцы были тоже в крови. Его крови. Он довольно улыбался. Его спина была расцарапана моими ногтями. – Я люблю вас. Я хотела открыть рот, чтобы сказать, что тоже его люблю... Но он зажал мне рот ладонью и улыбнулся: – Я знаю. *** Время близилось к полудню. Агата собирала мои вещи. Я сидела на кровати, наблюдая за ней, и перебирала в одной руке мокрую салфетку для обработки ран. – Я прошу вас передумать, – всхлипывала она и нервно ходила из угла в угол, складывая мои вещи. Я молчала. – Вы... вы не можете нас оставить! Я улыбалась, сжимая во второй руке флакон, который она мне принесла. – Вы не поступите так со мной... – Причитала Агата, уже не обращая внимание на мою реакцию. Она просто говорила. И рыдала. То бросалась к моим ногам, то со злостью отходила от меня, то сжимала мою руку и умоляюще смотрела в глаза, не в силах говорить. – Я не могу... – Опустила глаза я, добавив тише: – ...иначе. Агата выхватила из моей руки флакон и отскочила в сторону: – Тогда я сама приму яд! Я медленно поднялась: – Ты не сделаешь этого, милая. – Я сделаю! – Уверенно заявила она, сжимая в руке флакон с жидкостью. – У тебя под сердцем жизнь. И если ты прервёшь эту жизнь – ты будешь все свои последующие жизни страдать и расплачиваться за это преступление. – Я не понимаю... – Агата смотрела на меня и её тело всё дрожало, а из глаз всё лились слёзы. – Не совершай моей ошибки, – спокойно ответила я. Она быстро хлопала ресницами, смахивая слёзы, но по-прежнему сжимала флакон: – Вы не оставите меня сейчас... Я улыбалась, протягивая ей свободную руку ладонью вверх, а во второй по-прежнему сжимая мокрую салфетку. Она медленно вложила в открытую ладонь флакон: – Зачем вы так со мной? Я погладила её по плечу. – Ты должна пообещать мне, Агата, – я взяла её холодную ладонь и продолжила, сжимая её: – ты никогда ничего не расскажешь Никону. Ты подаришь ему всю свою любовь, ничего не требуя взамен. – Вы не можете... – Её глаза ничего не видели перед собой из-за слёз. – Агата! – Я встряхнула её за плечи. – Ты слышишь меня? Она кивнула. – Пообещай! Она кивнула. – Возьми... – Я взяла влажную салфетку и вложила ей в руку: – ...обработай мои раны. Агата поднесла дрожащую руку с салфеткой к моей спине. Я легла на кровать лицом вниз и закрыла глаза. Она с нежностью обрабатывала мои раны, не подозревая о том, что обеспечивала мне моментальную смерть... Я улыбалась, сжимая в руке пустой флакон. Агата знала, что от яда не существовало противоядия. Но она не знала, как действует батрахотоксин. После попадания яда в организм смерть наступает в течение десяти минут, в зависимости от дозы. При попадании яда через открытую рану в кровь, смерть наступает значительно быстрее. При попадании на неповреждённую поверхность кожи батрахотоксин вызывает несильное пощипывание и онемение. Я уже чувствовала, как спина постепенно теряла чувствительность. У меня было значительно меньше десяти минут. 1 минута: грудная клетка сжалась, как будто на неё надавила сильная тяжёлая рука. Воздуха не хватало. Выдыхая, я не надеялась на следующий вдох. 2 минута: в комнату вошёл Никон. Агата повернулась в его сторону. Я его не видела. Я почувствовала его едва ощутимое касание на своей спине. – Почему салфетка жжёт, Агата? – Встревожено спросил он, отбросив её в сторону. Агата ничего не могла ответить. Я не видела её лица. Но я слышала, как голос её сорвался. – НЕТ! Нет-нет-нет! – Она стала трясти меня за плечо. 3 минута: я уже не чувствовала прикосновений к своему телу. Я лишь слышала отдалённые голоса. Пустой флакон выкатился из моей руки. – Агата, что происходит?! – Не понимал Никон. – Я... я... я не знаю... – Рыдала в ответ она. 4 минута: я больше ничего не чувствовала. Простите, мои любимые, я победила. Сгусток моей энергии летал около них. Моё бездушное тело лежало на кровати. Никон пытался привезти это тело в чувства. Агата, скрутившись в клубочек около ног Никона, тряслась в истерике. – Зои... – По щекам Никона катились слёзы. – Что же ты наделала... Я избавила тебя от меня. Ты не смог довезти до конца суд надо мной. Я осудила себя сама и вынесла себе вердикт. Мы ещё встретимся, обещаю. Я тебя узнаю. Ты меня – нет. Я буду любить тебя ещё сильнее. Ты – вновь обретёшь любовь ко мне. Теперь я уплывала в бездну. В ту бездну, в которой нуждалась. Которую ждала. Которая ждала меня.