Текст книги "Мала и Инквизитор. Как избежать костра (СИ)"

Автор книги: Милена Вин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7. Дон

У меня не получалось отпустить ее.

В голове чеканно и сурово набатом звучали слова, что я должен касаться ее непрерывно. Должен целовать губы, шею, грудь, все те места, от прикосновений к которым она будет вздрагивать и тихо вздыхать.

Нестерпимо хотелось не дожидаться позволения, впиться в эти губы, размыкающиеся чаще для того, чтобы задеть меня и позлить. Хотелось сжать плечи до красноты на персиковой коже, овладеть ею без промедления, сорвать желанные стоны с уст.

Но я терпел. О дьявол, как же я терпел!..

Сколько же усилий приходилось прикладывать, чтобы не сотворить задуманное здесь и сейчас. Я чувствовал, как кипит кровь в венах, обжигая нервы и испепеляя терпение. Слышал, как грохочет сердце, заглушая звук дыхания девушки и торопливый стук в ее груди. Чувствовал, что нахожусь на грани, что мне не позволяют сделать шаг назад, желают сбросить меня в пропасть, из которой невозможно выбраться.

Не мог не смотреть на нее и не желать. Без воли, с навязанной сильнейшим колдовством жаждой я ощущал себя совершенно беззащитным, так, будто стоял, обнажившись, посреди поля, окруженный толпой незнакомых людей…

Безумие. Все это. Притяжение. Она.

И эта… эта чертова рубаха!..

Ведьма сидела передо мной в одной рубашке с сильно растянутым воротом, открывающим вид на ключицы. И сводила с ума. Маленькая, аккуратная грудь тяжело вздымалась, дразня, словно так и крича, чтобы я освободил ее от этой проклятой тонкой материи.

Кожа ее покрылась капельками пота от сухого жара печи, соблазнительно раздвинутые голые ножки подрагивали, несмело касаясь моих ног, а ее запах…

Я готов был вечность вдыхать это наивкуснейшее сочетание сладости и горьковатой ромашки.

Но нельзя. Нельзя, черт возьми!

– Как же тебя ломает, охотник, – глухим шепотом произнесла она, не спуская с моего лица своих больших глаз. Ярких, пронзительных, таких красивых… Проклятье. – Интересный побочный эффект. Или мои чары были настолько сильны? Просто потрясающе…

– Перестань, – прорычал хрипло, сжимая кожу на узкой талии, не придавая особого значения тому, что Мала кривится, должно быть, от боли. – Просто… останови это. Убери свое колдовство. Избавишь от помутнения, и я уйду. Не буду гоняться и искать. Забуду тебя, ведьма, потому что у меня больше нет сил выносить твое присутствие.

– Да я бы с радостью, знаешь ли… Но я не имею ни малейшего понятия, как облегчить твою нелегкую участь.

Неожиданное откровение придавило меня холодным гигантским валуном. Я даже оторопел, на какой-то миг выскользнув из-под влияния порочных мыслей и желаний.

Она говорила с легкой издевкой, но достаточно искренне, чтобы я поверил ее словам.

Не сможет. Она не сможет освободить меня.

И что, теперь я всю жизнь буду рабом ее прихотей? Всю жизнь таскаться за ней и терпеть влияние связи? Подавлять жажду убить, тесно переплетенную с жаждой обладания ее телом?

Отказаться от своей сути, чтобы прислуживать одной из тех, кого с юношества истреблял?

Да черта с два!

– Придумай что-нибудь, – выпалил нетерпеливо, вновь ощутив, как остатки благоразумия захватывает что-то поистине сильное, тяжелое и темное. Меня снова жестоко поставили на грань – с каждым разом балансировать на ней становится все сложнее и сложнее. – Так не должно продолжаться вечно.

– Не должно, конечно, – Мала согласно качнула головой с абсолютно серьезным выражением лица. И я бы дал себя обмануть этими эмоциями, если бы не улавливал, как рокочет ее хлипкое сердечко и как на дне ярко-синих глаз плещется чудовищных размеров волнение. – Но, признаться честно, мне очень нравится наблюдать за тобой. За таким тобой.

Робкая улыбка преобразила ее лицо, ладошки, сжимающие мои плечи, заметно задрожали.

Говорит одно – столь дерзкие слова – а чувствует лишь страх да какую-то толику вожделения. Полна противоречий, как и я. Но для нее все это игра. Для меня же – тошнотворное испытание.

Новая волна гнева и похоти ударила по сознанию, и я рывком приблизил ведьму к себе, вынуждая ее вытянуть руки, которыми она тут же обвила шею. Сердце ее буквально завопило, но внешне она никак не показала, что взволнована.

Все потеряно. Ближе уже некуда.

– Ты играешь с огнем, – последнее предупреждение, и я медленно уничтожаю оставшиеся между нашими лицами крохи, касаюсь губами щеки, на мгновение задерживаюсь, воровато втягивая ее аромат.

Какой же он… одуряющий.

– Я всегда с ним играла. Ты же знаешь.

Теплое дыхание мягко касается кожи шеи, и у меня внутри все переворачивается за одну секунду. Тандем злости и страсти застилает взор.

– Что ж… – резко хватаю ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. – Тогда тебе пора принять последствия.

И жадно впиваюсь в долго манящие губы.

Аромат ее тела и крови моментально усилился, проникая внутрь, сжимая сердце до ноющей боли. Мысли беспорядочно забились в голове, и одна из них гласила, что мне следует немедленно остановиться, перестать делать то, чего она желает. Чего желаю я – против своей воли.

Но стоило ей с той же жадностью, с тем же опаляющим аппетитом ответить на поцелуй, как все мысли потухли, и все, на что я оказался способен, – это вжать сухие горячие ладони ей в спину, мечтая слиться. Сейчас. Немедля.

Все тело болело и горело, требовало ее внимания, ее ласк. Только ее.

Безжалостная колдунья. Она уничтожила мой разум в пух и прах. Целовала смело, требовательно. Разомкнув губы, впустила в себя язык и, вытянувшись в моих руках, вжалась в меня дрожащей грудью.

Из горла рвался стон, но воздуха не хватало, он сгорал между нами под давлением алчной обоюдной тяги.

Она вкусная. Боже, какая же она вкусная. Сладкая, как шоколад, и нежная. Я с готовностью терзал бы эти губы бесконечно долго, с упоением слушал бы пробивающиеся через поцелуй постанывания, ощущал бы с огромным удовольствием жар ее рук, всего тела…

Входил бы в нее часто, властно, чтобы дать осознать, сколько эмоций и беспредельных чувств кипит во мне. Нетерпение, похоть, ненависть и…

Но она вдруг вздрогнула, напряглась уже не от сладости момента, а от боли – я почувствовал, как она ударила по ее телу и огненными мурашками скопилась в животе.

Меня моментально прошибло пониманием. Рука, сползшая со спины на талию, нащупала раненое место, тотчас став влажной и склизкой от крови. Резко отстранился, и жажда, всего миг назад давящая на сознание, сменилась чувством вины и беспокойством.

– Я не хотел, – говорю, испытывая теперь желание поймать ее взгляд и понять, злится она, ненавидит, винит ли меня в случившемся.

Но голова была опущена, алые пряди лежали на плечах, и я видел только, что ее лицо пылало огнем стыда. Зажимая ладошкой кровоточащую рану, она стискивала зубы и не шевелилась. То ли от бессилия, то ли по иной неизвестной мне причине.

– Сейчас. – Перестав стоять истуканом, мысленно дав себе мощную оплеуху, которая, к слову, на какое-то время помогла избежать наваждения, я схватил с тумбы приготовленные заранее куски чистой материи. – Нужно перевязать.

– Я сама, – шикнула и выхватила из рук ткань, как только я приблизился. Непонятно, или в самом деле злилась – на себя и на меня одновременно, – или всего лишь была раздражена, схваченная в капкан недомогания. – Уйди.

Мне показалось, что я повинуюсь. Что я обязан был повиноваться. Ведь она приказала мне. Ведьма, что околдовала, отдала приказ, и я должен был выполнить его беспрекословно.

Но я не сдвинулся с места. Не было ни намека на присутствие тех стальных цепей, которые она дергала, чтобы управлять мной. Которые вынуждали отстраняться, когда нужно, и подходить безумно близко, когда требовалось.

Она сказала уйти, но было ли наполнено это слово силой?

– У тебя руки дрожат, – как можно бесстрастнее заметил я. – Испоганишь все. Я же тебя знаю: у тебя и колдовство шалит, и руки не из того места растут.

Наконец-то хоть что-то вынудило ее поднять глаза. Пусть она и смотрела с возмущением и гневом, ее внимание в любом своем проявлении оказывалось приятным и желанным.

Ведьма открыла рот, явно собираясь ударить по мне последствиями моих небрежных слов, но я не дал ей этого сделать, быстро взяв на руки. Покрасневшие от поцелуя губы сжались в узкую линию, выражая острое недовольство, брови нахмурились, а пальцы крепко стиснули куски ткани.

Она молчала, сильнее пунцовея под моим внимательным взглядом. А я, с поразительной легкостью обретя власть над собственными чувствами, но еще улавливая сладкое притяжение, понес ее в спальню.

Нужно было помочь ей. Избавить от боли раз и навсегда.

Я четко понимал это, словно сохранность ее жизни стала для меня первостепенной задачей.

Это было так же важно, как когда-то для моего внутреннего охотника было важно уничтожить всех нечестивых.

Всех, включая меня.

Глава 8. Мала

Я смотрела на него, затаив дыхание.

Не до конца принимала это, но он меня… возбуждал.

Да, все его слова, действия, внимание действовали мне на нервы и в то же время влияли так, как еще никто и ничто не влияли. Все внутри кипело и сотрясалось всего лишь от одного долгого внимательного взгляда. Изумруды его глаз пару мгновений назад горели необузданной страстью, и в какой-то момент я осознала, что не смогу перед ней устоять, поддамся, сдамся, позволю ему сделать со мной все, что он пожелает. Я словно сама оказалась под действием чар.

Под действием мощных, мужских чар.

Боль ушла ненадолго, я ничего не замечала, кроме запахов можжевельника и трав, которыми был пропитан дом и все тело охотника. Ничего не чувствовала, кроме жара его сильных рук и теплых, пахнущих мятой губ, кусающих, впивающихся, терзающих до потери рассудка. Не слышала ничего, кроме его дыхания, оказывающего какое-то дурное, гипнотическое влияние. Слушать и осознавать, что он дышит так из-за меня, из-за чувств, которые испытывает ко мне, было… сладко и приятно.

Где-то глубоко внутри все это время покоилась мысль, что он ведет себя так только из-за колдовства, но забыть об этом и позволить мужчине властвовать надо мной мне не составило особого труда.

Правда, он так увлекся, утянув с собой в пучину забытья и наслаждения, что перестал контролировать свою силу. Да я и сама поздно ощутила подобравшуюся к горлу боль. Еще немного – и задохнулась бы либо от нее, либо от головокружительного запаха мужского тела.

Рана напомнила о себе совсем некстати. Запульсировала, пронзая внутренности огненными стрелами, и слабость свалилась на мое бренное существо, увеличившись до размеров каменного великана.

Мне было так стыдно – такое страшное непривычное чувство – что я не смогла долго выдерживать взгляд инквизитора. Благо он каким-то образом понял мое желание и вскоре перестал пытать глазами.

Сначала я глупо понадеялась, что он оставит меня, если я прикажу, хоть и в сердце таилась иная надежда – надежда на то, что он останется. А он и правда остался. Утащил в ту же каморку, где я очнулась, уложил на кровать, а после принялся смачивать дымчато-белую ткань в травяном настое.

В воздухе витали свежие и чистые ароматы лаванды и ромашки.

– Где ты этому научился? – спросила осторожно, наблюдая за ним без зазрения совести и радуясь, что он не делает того же.

– Чему?

Выжав тряпку над деревянным тазом, он придвинул к койке стул и уселся на него, впившись глазами в мой живот.

Стало столь неуютно от такого внимания, что я посильнее натянула на бедра покрывало, которое Дон накинул на меня сразу после того, как я сняла с талии окровавленную повязку. Под рубахой не было белья, и он прекрасно об этом знал.

– Целительству. Такому тонкому делу инквизиторов не обучают.

Я прикладывала все силы, чтобы мой голос не дрожал. Нельзя, чтобы он понял, что его присутствие сбивает меня с толку. Это может стать оружием, а я вовсе не хотела, чтобы у него появилось больше преимуществ, чем есть у меня.

– Вас обычно латают лекари, служащие при соборе. Максимум, на что вы способны в случае ранения, – это перевязать рану, чтобы кровь не хлестала.

Я боялась, что его взгляд собьет с меня всю защиту.

Так и случилось.

Он всмотрелся в мое лицо, вынудив сердце мелко задрожать, а меня – задержать дыхание. Такого раньше не случалось, может, потому, что мы не были наедине, не оказывались настолько близко. До этого на нас давили обстоятельства, другие охотники; он был увлечен целью изловить меня, в то время как я желала помочь фейри, ускользая от него, как жирный склизкий червяк из рук.

Мы видели иное, но не друг друга. Я понимала, что сейчас по большей части на него влияло мое колдовство, поэтому он так послушен, так увлечен и сосредоточен на мне.

Но я…

Боги, отчего же я хочу, чтобы он смотрел на меня, ласкал и взглядом, и пальцами? Чтобы он был рядом, невзирая на свою природу…

Я сошла с ума.

– Разве это так удивительно? – он вопросительно выгнул бровь и придвинулся ближе, кивнув на мой живот.

Незаметно сглотнув, я послушно приподняла края рубахи. Ткань, смоченная в целебном отваре, тотчас прижалась к ране. Крепко стиснув челюсти, я переждала неожиданно вспыхнувшую боль, а затем с показушным спокойствием произнесла:

– Да, удивительно. Ты знаешь, какие травы нужно смешать, чтобы получился сильный отвар, благодаря которому раны затягиваются быстрее, а риск заражения испаряется. Знаешь, что чай из мяты и мелиссы успокаивает нервы, а именно его ты и пил, пока я была в отключке. Его вкус сохранился на твоих губах.

– А ты довольна проницательна. – Он хмыкнул, раз за разом прикладывая ткань к ране. Осторожно, медленно. Как бы дразня. – И все равно ничего удивительного в моих познаниях нет. Многие люди смыслят в лекарском деле.

– Но не инквизиторы.

Широкие брови мужчины сшиблись на переносице.

– Чего ты заладила?

– Я просто хочу понять, что ты скрываешь.

И это было абсолютной правдой.

Я чувствовала, что в сердце моего охотника спрятан сундук ужасных секретов и опасных тайн. Таких тайн, о которых мне не терпелось узнать. Они были связаны с этой хижиной, с этим глупым фартуком с изображением медведя, с познаниями в медицине и еще чем-то таким, что меня притягивало и соблазняло.

Элена жутко любопытна и славится тем, что сует свой маленький нос куда не надо. А я ее сестра и ничем не лучше.

Перестав на меня смотреть, Дон тихо вздохнул и продолжил вытирать кровь.

– Меня обучила владелица дома, – ответил нехотя. – Подними повыше.

Я не сразу поняла, чего он хочет. Туго соображая, вырвала из его слов то, что показалось самым важным: у домика есть хозяин, и он женщина.

– За что мне такое наказание… – еле слышно простонал инквизитор и вдруг схватился за край моей рубахи, чуть задрал ее, прижимая тряпку к ребрам.

Я забыла обо всем, о чем думала. Дыхание перехватило от нежданного тепла, исходящего от его пальцев с такой же силой, с какой исходит жар от печи. Подушечки ненароком коснулись голой кожи, и от этого ощущения я сильно вздрогнула.

Настолько, что Дон замер.

И посмотрел прямо в глаза.

Я скорее почувствовала, чем услышала, что он дышит часто и неровно. И я тоже.

Между нами вновь заплясали искры, развернулась некая магия, гораздо сильнее той, что влияла на мужчину. Ведь сейчас мы оба склонялись перед ней. Мы были бессильны. И желали одного и того же. Прижаться друг к другу, раствориться в чувствах, вновь прильнуть к смазанным ядом губам.

Мы ненавидели друг друга когда-то… Или по-прежнему, но тая это глубоко внутри. Теперь же наша ненависть стала чем-то другим, окрасившись в рубиновый цвет. Цвет крови. Возможно, страсти, похоти, интереса...

Из меня вылетел весь дух, когда его рука скользнула под рубашку. Почти коснулась дико вздымающейся груди. Мы одновременно потянулись к губам, и я уже знала, что ни о чем не пожалею, потому что…

Потому что ничего, черт возьми, не произошло!

В комнату незаметно прошла Элена. Боги, не знаю, сколько она успела увидеть, но свое появление она обозначила чуть слышным покашливанием.

Дон вскочил со стула как ошпаренный. А я внезапно ясно ощутила, как к лицу приливает жгучая краска.

– Я извиняюсь… – прошелестела Лени, переминаясь с ноги на ногу. Ее щеки пылали не меньше моих. – Я просто вернулась с рынка, а на кухне никого. И там чего-т такой бардак… А еще, кажется, я забыла купить мед. Я схожу, господин инквизитор, можете… можете не отвлекаться.

Она уже хотела было выскочить за дверь, но мужчина за два шага подобрался к ней и передал тряпку.

– Сам схожу, – выпалил резко, отрывисто. – Закончи с раной.

И быстро вышел, оставив после себя лишь пожирающее нас с сестрой смущение и шлейф крепкого древесного запаха.

Глава 9. Дон

Оказалось, нет ничего хуже, чем теряться в собственных чувствах.

Было невероятно трудно разобрать, какие настоящие, а какие рожденные мороком. Я желал ведьму. Хотел поцеловать ее. Но понимал, что не должен испытывать подобного притяжения, ведь все нечестивые всегда были для меня и для всех инквизиторов врагами.

Я не имею права сближаться с бестией. Это против правил. Это против закона жизни Апостолов. Это…

Это то, чему я не мог противиться.

А главное, не понимал: то, что я испытываю, хоть немного принадлежит мне самому? Или всю вину можно сбросить на колдовство, на ведьму, которая… Боже, она была невыносима и желанна одновременно, и это противоречие убивало снова и снова, беспрестанно вонзая в меня вилы и мечи.

Так со мной поступят и собратья, когда прознают, что я питаю к колдунье.

Впрочем, они и без этого знания решили, что моя смерть неизбежна. Это я понял по расклеенным по городу листовкам с моим изображением. Броская, жирная надпись зловеще гласила:

«ВНИМАНИЕ! Разыскивается преступник! В сговоре с нечистью. ОСОБО ОПАСЕН!»

За меня была назначена награда в двенадцать тысяч золотых, что превысило на две тысячи награду за поимку Малы. Поразительно!

Бадрион, сукин сын. Знатно он подпортил мне жизнь. Я более чем уверен, что листовки, награда и приписка в конце «Нужен живым или мертвым» его рук дело. Даже не сомневаюсь, что за два последних дня, как только мы с ведьмами покинули город, он начал лебезить перед Апостолами и томно поглядывать в сторону моей должности. А может, уже успел стать командиром войска Святой инквизиции.

Он нагло крадет мою жизнь, как когда-то крал внимание отца. И я не готов ему это простить.

Не мешало бы встретиться с Дарлеоном – заместителем главного служителя собора – и попробовать ему объяснить эту непростую ситуацию. Он поймет меня. Должен понять и поверить. У нас сложились неплохие дружеские отношения; еще когда был жив отец, он стал для меня кем-то вроде дяди. Уверен, он до последнего будет отрицать, что я виновен. А ведь я и правда ни в чем не виноват.

Но для начала нужно избавиться от колдовского морока. Из-за него мысли крутятся вокруг Малы, и я не могу думать о делах, когда где-то на задворках сознания пляшет ведьма, ядовито ухмыляясь и соблазнительно покачивая бедрами. А как отделаться от этого безумия, я не имею ни малейшего представления.

Даже сейчас, когда я нахожусь достаточно далеко от леса, меня продолжает тянуть к мерзавке незримыми нитями – настолько прочными, что их нельзя ни порвать, ни разрезать. Потому я и ускорился, пробираясь через толпу простолюдинов, заполонивших уличный рынок, отчего он походил на растревоженный улей. Было бы недурным решением поскорее удрать отсюда, пока меня не заметили и не узнали, но мне был жизненно необходим мед. Два дня без него – это уже пытка.

Поглубже натянув капюшон, я постарался смотреть вниз, не ловить чужих взглядов. Хотя не рассчитывал, что это спасет от зорких глаз инквизиторов. Да и затеряться в толпе с моими размерами было практически невозможно: что женщины, что мужчины, встречавшиеся по пути, были в основном у́же и ниже меня.

К счастью, ни одного охотника я пока не встретил. Но, пусть они и не разгуливали по городу, это не означало, что они не бдят из темноты.

Ко всему прочему на заставе многократно усилили охрану. Чудо, что маленькая ведьма незаметно прошла в город, прошмыгнула на рынок под носом у стражников и так же успешно вернулась в лес. И даже ничего не сказала, мерзавка. Хотя наверняка видела листовки с моим лицом.

За каждым доком и причалом, за главными воротами следили шпионы, которые были совершенно незаметны простому жителю, но у меня на таких лазутчиков был наметан глаз. Их выдавали неподвижность, пристальное внимание к людям и почти немигающий взгляд. Как только они попадались, приходилось замирать и медленно поворачивать назад, искать обходные пути.

Им лучше удавалось теряться в толпе: помогала вечная суета и дневной шум.

Один из крупнейших городов Кализонии – Тоулэйн – был построен много веков назад у широкой реки, впадающей в Дарчатское море, славящееся своей необъятностью и разновидностями рыбы. Оттого сюда часто причаливали суда с разных точек мира, и с севера Сербении, и с юга Мериоры. Торговля здесь процветала, но сам город был полон грязи и бродяг. Из-за обильного притока рыбы он насквозь провонял рыбьим жиром и дегтем. Тишину на улочках можно было застать лишь глубокими ночами, и то в закоулках, между кирпичными домами, нередко ошивались оборванцы и лиходеи, а из кабаков, борделей и дворов трактиров на улицу тянулись различные звуки, преисполненные веселья и порока.

В частности, из-за вони и постоянного гула Тоулэйн был так нелюбим ведьмами и прочей нечистью. Они обходили его стороной, предпочитая останавливаться в дорожных тавернах или оседая в деревнях и лесах. Мы всегда знали, где искать глупцов-нечестивых, а вот с колдунами и колдуньями дело обстояло иначе. Они были на редкость мудры, знали, где лучше прятаться, умели слиться с обычными людьми, прикинуться нормальными. Выслеживать их было трудной задачей, но не для меня.

С детских лет у меня выработалось особое чутье на ворожбу – я способен был учуять ведьму за версту, как собака чует дичь. К этой особенности я привыкал долго, мирился с ней – еще дольше. Быть может, я так и не смирился с тем, что и сам, в общем-то, не человек. Но я себя таковым считал. Я был сыном своего отца, а мой отец…

Он ненавидел нечисть и убивал ее. Возможно, по этой причине я молчал о своих способностях. Не желал стать для отца одним из тех, кого он хладнокровно пронзил мечом или сжег. Мой дар – или же проклятие – не раз помогал, но я пользовался им тайно и редко, страшась глубоко в душе, что когда-нибудь наступит такой день, когда мое изображение с пометкой «Разыскивается» будет висеть на зданиях города.

Как жестока судьба к лживым и эгоистам, к праведным и борцам. Кажется, я поплатился за свое молчание и притворство, за ложь самому себе. Теперь я в розыске и без ума от своего врага. И чем ближе я к нему, тем меньше путей у меня становится. В скором времени их совсем не останется, кроме одного, того, который ведет прямо к погибели.

Смерть – вот что ждет меня рядом с ведьмой. Либо вечное бегство. От плахи и топора.

Чем скорее я покончу с необъяснимыми чувствами, тем будет лучше для всех.

– Доброго дня, уважаемый, – вырвав из дум, поприветствовал худощавый и сутулый торговец с простоватой тюбетейкой на голове. Он слегка поклонился, попытался заглянуть мне в глаза, но я упрямо избегал его взгляда, делая вид, что с интересом осматриваю товар. – Какой мед желаете? У меня в запасах и липовый есть, и сосновый, горный, и кедровый. И даже две банки тыквенного. Вы такого больше нигде в Кализонии не найдете!

Он довольно заулыбался, заранее вынув из-под прилавка деревянную ложку и небольшой бочонок.

– Малиновый есть?

– О, повезло вам, господин! – Мужчина достал из ряда бочонков один маленький и почти пустой. – Совсем немного осталось. Разобрали за неделю, а новый сотворить уж проблема большая.

– Отчего же?

Пока торговец переливал остатки меда, я осмелился посмотреть на него. Лицо испитое, как и у большинства жителей Тоулэйна.

– Поговаривают, в лесах Кализонии зверь завелся. Чудовищных размеров, одна лапа с туловище взрослого мужчины. Свирепый, обозленный на все и всех. Хищник, словом, но то страшнее волка и медведя. Не одного мужика загубил да не одну гончую сожрал. И костей не оставалось, так говорят… – Он придвинулся ко мне ближе, огляделся, словно проверял, не подслушивает кто, и заговорил чуть тише: – Слыхал от соседа своего, что зверюга чаще всего встречается, когда луна растет и полной становится. В это время у чащ лесных лучше не ошиваться. Утащит чудище, и поминай как звали. Оттого я туда уже как две недели ни ногой. Сам ходить к ульям боюсь, а смельчаков, что рискнуть готовы и в чащу ступить, не найти. Распродаю остатки, а предприятие все разваливается с этой поганью нечестивой... Может, на ткани перейти? Кроить да шить. У меня все бабы в семье. Жена, сестра, теща. Две дочурки в девках сидят… Всех у швейных машинок посажу. Какая прибыль-то будет!..

Купец продолжал мечтать и строить планы по развитию нового дела, но я его уже не слушал.

Зверь, значит? Новый вид нечисти? Жалобы горожан на такую тварь Апостолы мимо ушей не пропустят; стало быть, им скоро займутся инквизиторы. Тогда прятаться в лесу, даже в его глубине, станет опасно. Надо найти новое надежное место для меня и… ведьм.

К тому же полнолуние не за горами. Я поднял глаза к светлому небу, безошибочно утыкаясь взглядом в почти целый бледный диск луны. Ночи с полной луной – священное время для нечестивых.

И лучшее время для охоты на них.

– С вас десять серебряных, господин, – дружелюбно вернул меня в реальность торговец.

– Налей мне еще бочонок цветочного.

Чувствую, прятаться мне придется долго. Выходит, медом следует запастись.