Текст книги "Фантазии (СИ)"
Автор книги: mila 777
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Часть 1 ==========
Лиза никак не может стряхнуть пепел с этой чертовой сигареты. У нее сегодня было все, все, что могло быть, но только не нормальная репетиция, не достойное прослушивание. Она надрывала связки, а ей отрезали:
– Неплохо-неплохо. Возможно, мы вам позвоним.
«Возможно, позвоним», хм… как это глупо и бессмысленно.
Чуть раскосые зеленые глаза Лизы хлопают черными накрашенными ресницами и таращатся в окно.
Ей противно от того, что случилось вчера. Ее бесит Костя с его неожиданным: «Я был счастлив с тобой, но…».
«Все, не продолжай, – отрезала тогда Лиза и отвернулась, – можешь идти. Мне все равно».
Нет, ей совсем не все равно. Она попрощалась с прошлым, но оно настойчиво врывается в ее жизнь, раз за разом удручая своим приходом. И снова небо над городом выглядит серым, снова туманная дымка того же оттенка, что и ее волосы, недавно выкрашенные в «пепел», висит тяжелым куполом над массивными зданиями домов.
Тоскует ли она, когда в ее наушниках долбят жесткие аккорды «Гражданской Обороны»? Нет, она не любит эту группу, уважает, но не любит. Ей ближе нечто более лирическое, но тоже из рок-н-ролла. Нет, не всегда лирическое, не всегда мягкое.
Что видят люди, глядя на нее, сидящую сейчас в прокуренном холле здания, где на пятом этаже находится звукозаписывающая студия? Они видят милую девицу, молодую, но чем-то прибитую. Быть может, это тоска, что плещется в ее бездонных глазах? Или просто отражение свинцового неба?
Все совсем не так. Она много смеется, и потому друзья Лизы считают ее личным шутом. Иной раз кажется, покажи ей палец – она заливисто захохочет, обнажив красивые ровные зубы, а между ними мелькнет зеленоватая жвачка со вкусом мяты, и в руках вспыхнет спичка, опаляя оранжевым огнем кончик сигареты, и в воздухе заклубится дым.
Она прищурит зеленые сияющие глаза и скажет: «Ну, чува-а-ак, ты выдал!»
– Эй, Стогова, – окликают девушку, и она, оторвав взгляд от женщины в красном плащике, что проходит за окном мимо высокого крыльца здания, поворачивается на этот голос. Она знает его. Однозначно. – Ты Лиза Стогова? – спрашивает он, приближаясь и поглядывая в какую-то бумагу, что держит в руках.
– Да, – коротко отрезает она, затягиваясь дымом, и встает с подоконника.
– Отлично. Идем, тебе тут шанс представился.
– Спасибо, – вскидывает она брови и хватает свою сумку, потом тушит сигарету и несется вслед за Яковом Цвиркуновым. Это он – гитарист из «Король и Шут».
– Не мне спасибо, – безэмоционально отвечает мужчина и ведет девицу к лестнице, добавляя: – Короче, давай тихо и спокойно, да? Споешь, понравишься – хорошо, а нет – распрощаемся. Все просто. Нам только парочку песен перезаписать. Знаешь вот эти: «Наблюдатель», «Девушка и граф», «Кузьма и барин»?
Лиза слегка ошеломлена происходящим, ведь до этого она рвала глотку на мини-сцене перед малоизвестными питерскими ребятами, которым, в общем-то, не подошла, а тут…
Это серьезно?
Они идут по коридору, поворачивают налево, и только тогда Стогова тихо, но уверенно отвечает:
– Конечно, я знаю эти песни, – и умолкает, потому что Яков открывает дверь в светлое уютное помещение, и не хочет она вовсе признаваться в том, что все песни этого коллектива она заучила наизусть, затерла до дыр. Не надо в этом признаваться, а то будет выглядеть несерьезно.
Она стоит перед ними и смотрит только на одного. Не потому, что всю свою жизнь обожала этого человека, не потому, что его голос въелся в мозг, смешался с бурлящей кровью, отпечатался в памяти навсегда, а из-за его харизмы, из-за того, что он – лидер, и это самое правильное применение этому слову. Встань он сейчас и крикни с напором и горячностью: «Северный флот, только вперед!», и она сорвется и понесется вперед, потому что он решил это, и она согласна.
Нет, это не поклонение и не фанатская любовь, при которой каждый считает себя единственным в своем роде поклонником, это всего лишь дань уважения и безмерная благодарность за юность, за правду и честность в текстах, за энергию, бьющую ключом, и… за эти колючие темно-карие глаза.
– Ну, чего встала? – без улыбки спрашивает Миша, но Лиза видит смех в уголках его глаз, там, где прорезаются морщинки, вселяя в его взгляд полчище чертят. – Что умеешь?
И она выдает, ввиду своего сумасшедшего и прямолинейного характера:
– Полы мыть, готовить, плясать и нести всякую ересь.
Все отрываются от своих занятий – кто-то до этого настраивал инструменты, кто-то просто задумчиво пялился на нее, – и смотрят на Лизу так, будто она вдруг натянула на голову шутовской колпак. Собственно, это почти правда, если судить по легкой комичности ситуации.
Горшенев, глядя на нее заинтересованно, откидывается на спинку стула.
– Хорошо, тогда помой здесь полы и иди.
– Договорились, – кивает Стогова, и мужчины, тихо посмеиваясь, быстро организовывают ей необходимый для уборки инвентарь, буквально силой отобрав его у милой тетеньки-уборщицы.
Лиза моет полы, пока ребята переговариваются и о чем-то там рассуждают, и она, сначала чуточку несмело, но после совершенно не стесняясь, начинает петь «Наблюдателя».
Мужчины замолкают, но Миша демонстративно таращится в окно и перебирает струны гитары, явно стараясь сбить девушку с толку, потому что играет он совсем другую композицию.
Стогова заканчивает и с уборкой, и с пением и, выпрямившись, сдергивает резиновые перчатки.
– Все, это все, что я могу.
– М-да, – хмыкает Князев, до этого молча наблюдавший за девушкой. – Что скажешь, Миха?
Горшенев вздыхает, отставляет инструмент и переводит внимательный взгляд на Лизу.
– Что тут скажешь? – прищуривается он, потирая пальцами подбородок, поросший легкой щетиной. – Она нам подходит. Как, говоришь, тебя зовут?
– Лиза Стогова, – ровно отрезает девушка, не мигая и не сводя глаз с лица Миши, а тот вовсе не смущается, будто понимает, каково ей сейчас в компании мужиков, играющих «тяжелую» музыку.
– Молодец, Лиза Стогова, – кивает Горшенев и в один миг исполняет мечту девушки, добавляя: – Берем тебя на запись. Можешь отлучиться и повизжать, если хочется, – и все хохочут, но по-доброму, и он тоже посмеивается, а Лиза любуется, и Миша видит паволоку, затянувшую радужку ее глаз, кивает, подмигнув, а Стогова, проглотив комок, отвечает:
– Не хочу визжать. Я лучше тут останусь…
Да, она тоже «не-такая-как-все», и она уверена, что это правда, потому что ее приняли. Она прошла.
«Да, чува-а-ак, ну ты выдал! – проносится в ее голове, когда она вместе со всеми начинает хихикать. – Ты реальный чувак».
Лиза всегда так говорит, когда ей хорошо, а сейчас ей хорошо.
========== Часть 2 ==========
Раннее-раннее утро. Эй, воронье, убирайтесь прочь!
Дайте перед смертью я один побуду. Только я да ветер…
Лиза курит. Опять. Все потому, что напротив нее стоит Костя. В который это раз? Кажется, прошло уже полтора месяца, и снова он.
Иногда Стогова уверена, что говорить с Костей, это как бросать в стену горсть сухого гороха: он бьется в нее, а стене все равно, она нема и глуха к раздражителям. Вот и Костя такая же тупая стена, да еще и упрямец, он совершенно ненормальный в своем упрямстве.
Лиза терпеть не может таких упрямых людей, потому что это признак невежества, неспособности развиваться, однобокости. Нет, она вовсе не считает себя самой умной и правильной. Ее вообще невозможно отнести к какому-то определенному типу людей: она и «технарь», и гуманитарий. Не где-то между, а именно так. Потому что «золотая середина» – не ее прерогатива, а, напротив, в крайности да с головою, да побольнее, чтоб потом размазывать саму себя по стене, вдалбливая в свои мысли лишь одну человеческую истину: ты – бактерия, на которую может наступить каждый, но это лишь в том случае, если ты так захочешь. Ведь растоптанным никто не окажется, когда бросается в бой…
Попытка доказать свою правоту часто доводит Костю до хриплых орущих нот в голосе и до расширенных зрачков, которые делают его взгляд вообще ненормальным. У него, как и у Лизы, зеленые глаза. Только радужки очей Стоговой будоражат глубиной и оттенком чуть выжженной на солнце травы. Костя же обладает ясным взглядом, казалось бы, искренним и невинным, и он еще умеет так вскинуть брови, что любой поведется. Только не Лиза, потратившая на него два года своей жизни, а на деле ведь Костя оказался глухим к чужим проблемам человеком.
– Стогова, ты чего это тут зависаешь? – спрашивает Костя и озирается по сторонам. – На концерт приперлась?
«На концерт приперся ты, – думает девушка, продолжая молча курить, – а я работаю».
Но только их концерт будет через неделю, а у нее сегодня репетиция с ребятами, а сюда она заскочила по просьбе Андрюхи Князева, ей кое-какой реквизит нужно забрать. Обо всем договорено, Лиза должна лишь отыскать ответственного за эти переговоры.
– А кто сегодня здесь играет? – все же спрашивает Стогова, рассматривая Метелина, а он стоит напротив, чуть сутуля плечи, он высокий, но ей это уже не нравится, а раньше нравилось. И волосы его, светлые и слегка вьющиеся, дико раздражают.
– Бутусов, – хмыкает ее бывший парень. – А ты что, серьезно не на концерт?
«Вот болван», – думает девушка.
– Тебе-то что за дело?
– Да так.
– А ты зачем здесь?
– Жду человека от пацанов из «Король и Шут», – с наглой физиономией отвечает Метелин и будто павлин напыживается, утопая в своем воображении в лучах славы.
Лиза тоже могла бы так сделать, но не делает и вместо глупого «выпендрежа» просто передергивает плечами, отворачиваясь к мусорной урне, что стоит у запасного выхода из здания, мечтая поскорее покинуть помещение, и произносит:
– Что ж, может тогда поторопишься, потому что этот человек задолбался тебя ждать? – и переводит строгий взгляд на Костю.
Тот некоторое время просто пялится на нее, а она тоскливо думает, как могла любить его? Он же плоский, в смысле, вообще никаких граней в нем нет. Он прост, как… как бог знает что. Это просто Костя Метелин. Не пьет, не курит, не играет на гитаре, не пишет стихов… наверное. Она не знает. Он ведь ничего ей не рассказывал о себе. Никогда не рассказывал.
– Это ты от Князева пришла? – почти шепотом выдает парень, и тогда Лиза замечает в его глазах дикое разочарование, и он тут же добавляет чуть громче: – Знаешь, а я и не сомневался, что ты добьешься своего. Значит ты теперь с ним. Долго же дышала на плакат, наконец он почувствовал это.
Спрашивать: «Кто?», глупо, поэтому Стогова лишь качает головой, отвечая совершенно спокойно:
– И что? Ты же не собираешься доказывать, что вдруг помутился от любви и вспомнил обо мне? Вот и правильно, не делай этого, потому что мне плевать, Костя. Ты давай, поторапливайся, ребята меня ждут. Нам репетировать надо.
Метелин белеет, как полотно, однако держится, и вдруг выхватывает из заднего кармана джинсов пачку сигарет, а Стогова едва подавляет смешок.
«Надо же, мальчишка стал хулиганом».
Парень нервно курит, встает к ней боком и говорит, монотонно, хрипло, даже злобно:
– Я хотел, чтобы мы продолжили, а ты что? Связалась вот…
– Продолжать уже нечего, – чеканит Лиза, обходя Метелина, и открывает дверь, когда вдруг слышит за спиной:
– Ну и пиздуй, идиотка. Как будто ты нужна ему.
Дверь захлопывается.
Стогова дожидается Костю молча – и он, и она молчат – забирает все, что необходимо, дотошно проверяет бумаги и уходит под ослепленным яростью взглядом.
И глаза закроют зрячие мои, и усопну здесь. Боже, как печально умирать одному во поле огромном…
***
«Я часто вижу страх в смотрящих на меня глазах…»: напевает себе под нос Миха, слыша, как за спиной открывается дверь. Он занят и не оборачивается, но по запаху духов узнает эту маленькую, слегка чудаковатую девчонку.
Потом раздается ее голос, сильный, но как будто детский:
– Я все привезла. Но, может, хоть кто-то оторвет зад от стула и приволочет эти долбанные доспехи? Приспичило устроить шоу…
Когда никто не реагирует на реплику Стоговой, та цокает, выразительно вздыхает и покидает небольшое помещение для репетиций.
Тяжелые шаги за спиной девушка слышит уже у лестницы и оглядывается. Миша направляется к ней вразвалочку. Обходит ее, говоря:
– Пойдем, госпожа.
И она невольно улыбается, провожая его искрящимся взглядом. Он так ее называет, когда по-доброму насмехается, а она ему:
– Чувак, я вам для чего нужна? – перепрыгивает через несколько ступенек и случайно налетает на притормозившего Горшенева. Он ловит ее за плечи и удерживает на месте. Она сглатывает, таращась на него снизу вверх: так близко Лиза его еще не видела. – В смысле, я же не носильщик и не курьер, и не уборщица…
– А вот насчет последнего я бы поспорил, – снова эти «смешинки» во взгляде Михи, будто вот-вот разразится громким узнаваемым смехом.
То ли ночь пришла внезапно…
Стогова никогда раньше не замечала каких-то особых изменений в себе, а теперь, стоя вот так, она вдруг начинает понимать, что такое колотящееся сердце, что такое ухнувшая куда-то вниз душа, она теперь точно знает, что это больно.
Ей так отчетливо больно, что девушка отодвигается, отходит назад и спрашивает:
– Я не мешаю?
Зачем она это говорит? Что такое? Миша удивлен. Смотрит на нее искренне и непонимающе.
– Чувак, прости, – тут же выдает девушка, заминая неловкую ситуацию, но поздно: механизм запущен.
– Ты это, не мути тут, да? – прищуривается Горшенев. – А то навыдумываешь себе всякого.
– Да, все ясно, конечно.
Голос Стоговой звучит глухо, и Миша, вздохнув, качает головой, разворачивается и продолжает свой путь вниз по лестнице. Она плетется следом. Отчаявшаяся, черт знает чего вообще ожидавшая, расстроенная, но сдержанная и внешне вполне веселая. Но Горшенев слишком проницателен, поэтому она удивляется, когда слышит его низкий голос:
– Лизка, ты молодец, но смотреть на меня так не надо, договорились? Я не то, что ты хочешь.
– А ты знаешь, что я хочу? – срывается само собой.
Он снова резко останавливается, поворачивается к ней и отрезает:
– Успокоилась. А то пойдешь сейчас отсюда подальше, понимаешь, да? – Теперь темные глаза Горшенева пугающе злые. – А я не хочу, чтоб ты уходила. Так что давай, ноги в руки и вперед.
«А я не хочу, чтобы ты уходила… Не хочу, чтобы ты уходила…».
Лиза много курит. Она бесконечно волнуется перед концертом. Мнется за кулисами и продолжает курить.
– Ну, что такое, малявка? – раздается за спиной, и она оглядывается, чуть ли не колотясь от дикого страха. Миха осторожно обнимает ее за плечи. – Не бойся, все нормально. Чего тут бояться?
– Да… нечего совсем…
Ей спокойнее, когда Миша рядом, вот она даже тепло его ощущает и запах улавливает. Он переговаривается с Ренегатом, а сам все еще держит ее за плечи.
Хорошо. Ей так хорошо здесь.
А Метелин был не прав…
И бегут по небу облака, а за ними тянется душа. И она заволновалась: рвется, мечется внутри. Хочет так на небеса, да кому ты там нужна?
========== Часть 3 ==========
Примечание: Да простит меня Миха за упоминание Анфисы. Я не со злым умыслом…
***
Лиза снова воюет с сигаретой. У нее вообще со спичками вечные проблемы. Ломаются в руках, падают на пол. Вероятно, сама виновата. Руки колотятся, как у ненормальной, будто кого-то увидела, кого-то страшного. На самом деле все гораздо проще. За дверью гостиничного номера, где они остановились всего три часа назад, раздаются рычащие вопли Михи. Ни для кого не секрет, что это с ним происходит. Лиза Стогова тоже все знает. Ребята злы на Мишу, а Лиза сама не своя.
Горшенев пьет за их трехнедельную поездку как раз третий раз, то есть один злосчастный разочек в неделю, да такой разочек, что потом все оставшееся время проводит либо в кровати, либо в сортире, облевав весь унитаз.
– Вот какого хрена? – тихо бормочет Стогова и глубоко затягивается, потом смотрит себе под ноги и пинает мыском ботинка рассыпавшиеся спички. – Какого…
– Лиз, ты это, иди поешь чего, – из-за соседней двери высовывается Князев, облизывая губы и что-то пережевывая.
Стоговой тошно. Она не может есть, потому что голову буквально разрывает от стонов Миши.
– Не хочу, – отрезает она, снова затягиваясь дымом.
Однако Андрей считает, что просто обязан поговорить с ней.
– Слушай, – выходит он в коридор, – ты за Миху не переживай. Ну перебухал, с ним такое частенько. – Лиза молча смотрит на Князя. – Проспится и все встанет на свои места.
– Андрей, завтра концерт…
– Вот именно – завтра.
Князев уходит в номер этой дешевой гостиницы «совкового» периода, где на серых стенах изображены пионеры; какие-то мутные спортсмены в синем трико и глупых шапочках-петушках; девочки-ромашки.
Лиза все ждет, что Миха перестанет голосить, и когда он действительно затихает – спустя где-то час – она осторожно толкает дверь его номера и входит. Внутри темно, потому что тяжелые шторы плотно задернуты. Воняет пивом, медикаментами, соленой рыбой и колбасой.
Стогова замечает Горшенева на полу. Вначале она столбенеет, решив, что он просто-напросто умер, но потом Миша шевелится.
На деле оказывается все гораздо проще, чем она думала, стоя в коридоре, проще, чем они все думали.
Горшенев, упившийся «пенным», все же соображает, что происходит, но ему чертовски паршиво. Он лежит на правом боку и стонет. Лиза подходит к нему, присаживается на корточки и спрашивает:
– Ты чего ноешь, а? Я поседела из-за тебя.
– Ты… ты и так седая… – бормочет изрядно вспотевший Миша, говоря о цвете волос девушки, обожающей подобные оттенки. – Чего приперлась?
– Ты орешь уже несколько часов.
– Зуб… су-у-ука… – скулит Горшенев.
С минуту Стогова просто смотрит на Горшка, а потом, упав на пятую точку, начинает истерически хохотать, пару раз ударив Мишу кулаком в плечо.
– Ты сволочь, Миха! – визжит она так громко, что прибегает Ренегат с Князем.
– Вы чего тут? – спрашивает Саша. – Вдвоем ужрались, что ли?
И Лиза снова заходится смехом, а потом выдавливает из себя:
– Ему зуб болит. Просто зуб болит.
Парни переглядываются, пожимают плечами и выходят в коридор, и Князев бросает на ходу:
– Вы созданы друг для друга…
«Если бы, – думает Стогова, – если бы».
***
Здесь я вижу смерть, вижу свет,
Как видят след.
Как свет звезды, как свет любви,
Которой нет.
Она ушла. Она зовет меня во мрак.
Уходит боль, уходит страх.
Пусть будет так…
Он не собирается пить, потому что ему противно от самого себя. Но еще противнее от того, что вот эта малявка, что сидит рядом с ним, верит в него. Хотя бы раз может он не упасть лицом в грязь? Наверное, стоит попробовать. Ну побухал пару раз, пора и честь знать.
Ребята проводят вечер всей командой в одном номере. Режутся в карты, громко гогочут, делают ставки, потягивают пиво, но Горшенев – ни-ни.
Лизе все равно, как будто бы все равно, уж она-то умеет притворяться. И вроде бы все круто, все идет своим чередом, но тут в дверь кто-то стучит – один раз, но громко, будто ногой – и Миха кричит:
– Заходи!
И неизвестный Лизе «персонаж» нагло вваливается в номер. Странно, что вообще постучал, мог вовсе не делать этого и сразу войти, раз такой борзый.
Стогова почему-то тут же переводит внимательный взгляд на Мишу, а тот при виде парня, стоящего на пороге и покачивающегося от алкогольного угара, меняется в лице.
– А ну вышел отсюда, к херам! – выкрикивает Горшенев, от чего Лиза машинально стискивает руку Ренегата, сидящего справа от нее. Тот осторожно освобождается от хватки девушки и говорит:
– Миха, спокойно, сейчас я его выведу.
Незнакомец фыркает так, что из его рта брызжет слюна, и парни начинают возмущаться, а Горшенев в какой-то момент, вскочив и один махом перешагнув через низкий кофейный столик, буквально вываливается в небольшой коридорчик.
Стогова ни черта не понимает, все смешивается, в воздухе мелькают кулаки, ноги, головы. Кровь… многовато крови для обычной потасовки.
Все выясняется позже, и, увы, ответ на вопрос Лизы: «Что же связывает Мишу с этим парнем?», оказывается не самым приятным и довольно неожиданным:
– Миха раньше женат был, – поясняет Яша Цвиркунов, спокойно оттирая салфеткой пятна крови со своей симпатичной футболки, – на Анфисе. Ну, понимаешь, союз вышел не очень, и это мягко говоря.
Стогова понимающе кивает, потому что об этом браке ей известно. Так же, как и то, что Анфиса проживает в этом городе. В общем-то, ей известно о Горшеневе многое.
– А парень этот, – продолжает гитарист, – ее нынешний супруг и Миха в курсе. Понятно, что его это бесит.
– Нет, мне совсем непонятно, – отрезает Лиза, нервно выхватывая из тонких пальцев Цвиркунова потрепанную салфетку, и сама принимается очищать его майку от пятен.
Они стоят все в том же коридоре. В самом конце, у окна, мигает лампочка, и это дико бесит Лизу.
Где-то тихо скрипит дверь, будто разговор Стоговой и Цвиркунова хотят подслушать.
Лиза спрашивает:
– Почему он пришел сюда?
– Бес его знает. Андрюха говорит, Миха по приезде сюда звонил Анфиске. Наверное, она и сказала своему муженьку.
Мгновение Яков просто стоит и смотрит на угрюмую Стогову, а потом треплет ее по волосам со словами:
– Хорошая ты, малявка. Жаль, что Михе все равно, – и уходит.
Только тогда, повернув к своему номеру и вскинув глаза, девушка понимает, что их действительно подслушали. Ну как подслушали, скорее, это они сами не заметили Горшенева, стоящего в дверях именно ее номера.
Сердце ухает куда-то вниз, а пальцы Лизы вдруг стискивают край футболки, но она упрямо движется на объект с темными горящими глазами. Миша невозмутим, но чуточку жутковат с рассеченной скулой и заплывающим глазом. И снова он без передних зубов.
Не дойдя до двери, Стогова приваливается плечом к стене и смотрит на это «чудо» и, качая головой, говорит:
– Ничего не поменялось. Вечный ребенок.
– Аминь, – небрежно фыркает Горшенев и кивает куда-то позади себя. – Давай, заходи, пожрем чего. Только не задавай вопросов.
«Ну конечно, только не задавай вопросов, – думает Лиза, всматриваясь в глаза Миши. – Главное, что ему паршиво, а он хочет оставить это в себе. Ладно. Подождем, мы не гордые».
– Хорошо, давай перекусим, – кивает блондинка и входит в свой номер, буквально протискиваясь мимо Миши-медведя. Вообще, они тут все по двое заселены, но дамочке-то естественно предоставили одноместный номер.
Горшенев захлопывает дверь, а Лиза стоит к нему спиной, и почему-то ей вдруг становится как-то страшно. Она оборачивается и нерешительно улыбается. Перед ней как будто снова тот парень из «за столом сидели мужики и ели». Всего секунда напряженного молчания и каких-то ненормальных взглядов глаза в глаза, и все: Миха направляется в уборную, а Стогова, растерянно моргая, начинает лихорадочно убирать свои вещи с кровати.
Мрак какой-то. Не пойми что происходит. И Лиза действительно ни черта не понимает…
Комментарий к
Песня “Отражение”
https://youtu.be/V-WTo1VTjzk
========== Часть 4 ==========
Лиза пьет редко. В смысле, алкоголь ее не привлекает. Но это тот самый случай, когда Стогова сама сознательно решает почти напиться. Почти, потому что ее организм чаще всего принимается отторгать горячительные напитки. Вот и в этот раз она сидит на кровати в номере, в обнимку с бутылкой поганого шампанского, которое она терпеть не может, и ощущает подступающую тошноту.
Когда в комнату входит Миша, она тут же, глупо хихикая, пытается оправдаться:
– Я рас… рас…
– Распиздяйка, я понял, – кивает Горшенев, который судя по осмысленному взгляду и влажным волосам, просто-напросто принял холодный душ. Хотя и не пьян он был вовсе. Скорее, охмелен.
– Расслабилась просто… – выдавливает Стогова лениво.
Он спокойно приближается к кровати, щелкает выключателем настольной лампы, стоящей на тумбочке, и в ее желтом освещении с секунду разглядывает пьяную девицу, затем без труда отбирает у Лизы бутылку и, осмотрев ее содержимое, которого осталось всего-ничего, говорит:
– Ты на меня не ведись. Это я могу бухнуть без последствий, а ты девочка примерная, не фиг падать ниже плинтуса. Дуй в душ и приходи в чувства.
Лиза честно пытается выглядеть очень разозленной, но в таком состоянии мало что выходит, потому Миха лишь усмехается, взваливает ее на плечо и сам несет в ванную.
Лизу мутит, но она держится. Негоже блевать перед Горшеневым, это вам не это…
В общем, да, Стогова не может четко размышлять над формулировкой предложений.
Однако шампанское быстро выветривается из дурной головы. Собственно, из любой головы, но у Стоговой она в этот вечер действительно дурная.
Миша тщательно полощет покорную Лизу в прохладной воде, и она постепенно просыпается от дурмана и уже стыдливо опускает глаза, а потом бурчит, обхватывая себя руками:
– Я не из-за тебя.
– Ну конечно, – язвит Миха, но как-то по-доброму, без зла, только с легкой насмешкой.
– Честно.
– Хорошо-хорошо, малявка, я сделаю вид, что поверил, а ты иди и переоденься, а насчет Анфиски…
– Не надо, – тут же вскидывает глаза Лиза, напуганная предстоящими откровениями.
– Надо! – рявкает Горшенев. – С ней давно покончено. Просто… бесит этот ее, блять, мудак. Он по роже заслужено схлопотал. Не хер было… – и Миша умолкает, а Стогова понимает, что дело, вероятно, заключалось в каких-то запрещенных препаратах и в Анфисе, заигравшейся с этими самыми препаратами.
***
Сколько Лиза не пытается зажечь огонь, ни одна конфорка не поддается, будто газа нет. Она проверяет – газ есть, начинает немного вонять.
Просто спички отсырели, а плита допотопная, поэтому Стоговой приходится отправиться на поиски сухого коробка спичек.
Голова после выпитого шампанского дико раскалывается, но блондинка целеустремленно идет по мрачному коридору в сторону лифта, прислушиваясь к звукам и голосам за дверями номеров. Она собирается спуститься вниз и расспросить администратора об условиях пользования общей кухней. Но на полпути ее останавливают.
– Лизка? Это ты?
Стогова некоторое время стоит на месте и не оборачивается. После, немного отойдя от шока, она оглядывается с невозмутимым выражением лица.
– Костя, – кивает девушка.
Костя. Метелин. Опять он. Даже спрашивать не стоит, как он тут оказался. Конечно «по работе». Просто поехал следом за ней, просто «случайно» вышло.
– И давно ты тут? – спрашивает она, а он ехидно заявляет:
– Если переживаешь, не слышал ли я трехэтажный мат Горшка, когда тот дрался, то ответ положительный. Да, я слышал.
– Он не Горшок. Его имя Миша, – чеканит Лиза, которой прозвище Горшенева просто поперек горла встает каждый раз, когда она его слышит.
– Ой, какие мы нежные.
– Эй! – вдруг раздается свист позади Кости, и Лиза одновременно с парнем вскидывает глаза на не очень умелого «свистуна». Миха стоит у двери своего номера, сунув руки в карманы черных джинсов, и смотрит на них. – Пацан, я тебя, кажется, за сигаретами отправлял.
Костя бледнеет, а Стогова испытывает почти что оргазм от его выражения лица, такого униженного выражения лица Метелина. И вот никогда и никто не назвал бы ее жестокой, но в этот момент, когда в ее голове бьют колокола, а глотку жжет такой непривычный для нее «сушняк», девушке буквально хочется крови. То есть она хочет, чтобы этот сукин сын, притащившийся именно в этот город, огреб именно от этого музыканта. Здесь и сейчас.
Она уже даже дергается в сторону Кости, когда внезапно приходит в себя, словно скинув с глаз пелену, и улыбается, отвечая Мише:
– Я сама принесу, сейчас вернусь.
Горшенев немного растерян. Он кивает, глядя на девицу угрюмо, и говорит:
– Что-то ты мутишь, Стогова.
– Нет, – бросает Лиза через плечо, уже идя к лифту, – это твоя прерогатива. Ты ж у нас фронтмен, вот ты и мути.
Похоже, Миша матерится по поводу иностранного словечка, но Лиза за грохотом дверей лифта не слышит этого наверняка.
***
Вернувшись, девушка совершенно неожиданно для себя понимает, что в коридоре, прямо за углом, Костя разговаривает с Мишей. Хорошо, что она не ехала на лифте, иначе достаточно громко объявила бы о своем возвращении, а так тихонько поднялась по лестнице и притаилась у двери своего номера…
– …и поэтому я приехал, понимаешь? – слышит Стогова обрывок фразы. – Лизка-то в «психушке» лежала, когда подростком была. Я не знал об этом все два года, пока мы встречались. Но в один вечер, когда мы с Лизкой…
– Опусти подробности, – режет Миха достаточно нервно. – Меня не шибко волнует, чем вы там занимались.
– Мы в карты играли, – отвечает Костя, и Стогова буквально физически ощущает, как напряжен Горшенев. – Речь тогда уже заходила о расставании, я не мог больше терпеть ее. А потом ей прислали сообщение, и я его открыл. Это была мать Лизы. Она просила не забыть о приеме к психиатру. Цитирую: «А то опять попадешь в клинику». Как оказалось, Лиза все это время посещала доктора…
– Ладно, я понял, – Миша пресекает все попытки Кости Метелина очернить Стогову, а сама Лиза жмется к двери, чуть приоткрыв ее, чтобы успеть при необходимости спрятаться, и внутри у нее все холодеет, потому что в голове лишь обрывки прошлых событий и ни одного намека на то, что она действительно лежала в психиатрической клинике. Однако доктора Лиза посещала, это она точно помнит.
Девушка снова хочет курить. И вновь ее мысли путаются в каких-то туманных образах, и она понимает, нахмурив лоб, что это всплывает ее сон. Тот самый сон, ее первый странный сон с участием Миши. И в этом вроде бы нет ничего странного, но только если закрыть глаза на тот факт, что тогда она не знала ни группы «Король и Шут», ни ее лидера…
***
Стогова сидит в одиночестве в ванной комнате и курит, стряхивая пепел в унитаз.
Прежде чем испробовать морской пены —
Я хочу запомнить этот свет белым.
Я хочу увидеть на скале город.
Бешено колотится в груди кто-то…
В таких гостиницах санузел всегда совместный. Это уже канон. Лиза терпеть не может подобные места, почему-то ощущая себя дешевой проституткой. Но она никогда таковой не была и не станет, придерживаясь с парнями платонических отношений, только с Костей она встречалась полноценно. Хотя вообще это все странно.
Она не изнемогает, глядя на Горшенева, ей просто хочется, чтобы он ее поцеловал. И все. Это не так уж и много. Для него, вероятно. А для нее – это космос.
После того, как Костя все рассказал, Миха так с ней и не заговорил. Только по делу и только на репетиции, последней перед выступлением.
Лиза уже знает, что парни собирают вещи, и что они должны вскоре все вместе покинуть этот, наверное, красивый город. Стоговой неизвестно, насколько он красив, потому что ее мозг будто отключается, когда она едет в автобусе с ребятами. То ли это от такой близости с Горшеневым – что мало вероятно, – то ли от слабых нервов.
Как бы глупо и нелогично это ни прозвучало, но Стогова четко чувствует эту связь, будто они с Мишей «скованные одной цепью», и это тревожит девушку, потому что так не бывает. Она не верит в это.
