Текст книги "Пряный запах огневиски (СИ)"

Автор книги: Mia_Levis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Я позову Молли. Лежи.

– Нет, – голос хриплый, но я должна остановить его. Мне не хотелось провести весь день в кровати, под опекой миссис Уизли. – Сириус, пожалуйста, мне уже лучше, – я умоляюще посмотрела на него, он же только недоверчиво изогнул бровь и присел на корточки возле дивана.

– Между прочим, это безответственно, Гермиона. У тебя может быть сотрясение. Ты сильно ударилась. Прости меня, я не успел подумать. Просто почувствовал прикосновение и толкнул тебя. Не думал, что ты так ударишься. Кстати, что ты хотела тогда? – Он снова склонил голову в уже знакомом мне жесте, который у него означал любопытство. Я открыла рот, но моментально закрыла. Что я ему скажу? Что хотела поправить ему плед? Это было чересчур странное намерение… Я не хотела, чтобы в его взгляде снова появилось это снисходительное понимание.

– Э-э-э, миссис Уизли звала завтракать, – я надеялась, что Сириус не будет уточнять, потому что моя ложь была шита белыми нитками. Мама Рона никогда не звала его на завтрак. Сириус приходил только, если хотел. Он действительно недоверчиво сощурил глаза, улыбнулся, но все же прекратил расспросы, а лишь произнес:

– Ладно, дай-ка я посмотрю на ушиб, – он быстро взмахнул палочкой, и комната наполнилась ярким светом, который резанул по глазам, отдаваясь пульсирующими болезненными толчками в затылке.

– Не нужно. Все уже хорошо, – пробормотала я, медленно садясь и подтягивая ноги к груди.

– Или я, или Молли. Выбор за тобой, – он говорит абсолютно безапелляционно, и это значит, что сейчас нет смысла взывать к его легкомыслию. Он не отступится.

– Ладно, ты, – я недовольно хмурюсь, а он издает короткий смешок, садится возле меня, обхватывает мое запястье и тянет ближе к себе. Мерлин, как же бьется венка под кожей. Он, кажется, замечает, потому что медленно проводит по ней указательным пальцем, переворачивая мою руку ладонью вверх. Я сажусь на колени, тело напряжено, как струна, а он медленно погружает пальцы в разметавшееся безобразие моих волос, привлекая мою голову еще ближе к себе. Когда мой нос почти касается его шеи, а запах огневиски прожигает легкие, пальцы Сириуса находят ушиб, бережно касаясь, но я все равно не могу сдержать непроизвольного всхлипа, резко выдыхая холодный воздух.

– Да уж, знатная шишка. Несколько дней будет болеть, – бормочет он мне где-то возле виска, вот-вот, совсем немного и его губы коснутся кожи… И я боюсь пошевелиться, пока он медленно выпутывает пальцы, запутавшиеся в прядях моих волос. И лишь когда он медленно отстраняется, я решаюсь посмотреть в его глаза, которые сейчас такие невероятно темные и смотрит он так странно и непонятно, что хочется выть от отчаяния, потому что я не могу его разгадать и это до безумия обидно и больно. – Я думаю, тебе стоит пойти в комнату и полежать, – произносит он, отворачиваясь и поднимаясь с дивана.

– Сириус?

– Да?

– Спасибо.

– Не за что, Гермиона. Тебе не за что благодарить меня, девочка, – его улыбка горькая-горькая и в словах есть какой-то скрытый смысл, который у меня не получается понять, поэтому я молчу, пока он не скрывается за дверью. Только после этого я позволяю себе самую большую слабость. Слезы.

========== Глава 3.2. ==========

Уже с наступлением сумерек я не находила себе места. Я только сильно кусала дрожащие губы, пока небо окрашивалось темно-фиолетовым, напоминая мне, что сегодня у меня едва ли не свидание. Мерлин, как же это глупо звучит! Крестный отец моего лучшего друга просто сказал мне банально-вежливое «до завтра», а я придумала себе целую историю, нафантазировав невесть что. Быть может, он имел в виду совершенно иное, а не эти странные вечерние посиделки, такие неловкие и остро-желанные для меня, такие смешные и ново-забавные для него.

– Ты еще не ложишься? Завтра нужно будет собираться. Мама сказала, чтобы мы хорошо выспались. – Джинни взбила подушку, улеглась удобнее и вопросительно взглянула на меня, слегка изогнув бровь.

Завтра последний день каникул. Завтра весь день пройдет в суетливых сборах, невеселых посиделках и натянутых улыбках. Завтра я больше не приду. Завтра я не увижу Сириуса. А сегодня? Я не знаю. Я все еще не знаю.

– Да, я ложусь. Спокойной ночи, – я постаралась беззаботно улыбнуться, отложила книгу, в которой так и не смогла прочитать и строчки, повернулась к стене и закрыла глаза. Я должна быть разумной. Я должна поступать правильно. Ведь как бы я не убеждала себя, что это просто поддержка и дружеское общение, я все же осознавала, что если сегодня ночью я увижу Сириуса Блека, то больше никогда не буду прежней Гермионой. Уже никогда…

***

Я зажмурилась так, что перед закрытыми веками заплясали оранжевые и горчично-желтые точки, когда старинные настенные часы в коридоре гулко пробили два раза. Я так и не уснула, хотя предпринимала сотни попыток, вспоминая все возможные способы, как магические, так и маггловские, которые могли бы помочь мне избавиться от этого наваждения и наконец-то забыться хотя бы тяжелым, неспокойным сном.

Еще раз перевернувшись и уставившись широко раскрытыми глазами в черный потолок, я тяжело вздохнула, бросила неуверенный взгляд на дверь и, чтобы не поддаться тревоге и сомнениям и не передумать, быстро спустила ноги на холодный пол, ступая на носочках преодолела расстояние до двери, медленно открыла ее и выскользнула в коридор.

Один взгляд на него.

Один вдох этого едкого виски.

Одна слезинка, скатившаяся по щеке.

Одна минута безумства.

Это все, что мне надо. Это все, о чем я прошу.

Я не таилась в этот раз. Глупо красться, ведь Сириус уже два раза ловил меня в самые неожиданные моменты. Поэтому я остановилась на верхней ступеньке лестницы, когда увидела его силуэт в освещении косых лучей месяца, проникающих в окно. Он сидел на полу, прислонившись к стене, и медленно глотал излюбленный напиток из бутылки.

Я понимала, что мне нужно бежать. Но я ждала. Чего? Не знаю. Я просто не могла иначе.

– Не стой на лестнице. Еще упадешь чего доброго. Спускайся, – голос Сириуса тихий и не выражает никаких эмоций, поэтому безумное стаккато, которое вмиг начало выбивать мое сердце, совсем неуместно и неоправданно. Но пульс так и оставался частым, а дыхание тяжелым, пока я медленно шла по лестнице, которая в тот момент казалась мне самой длинной дорогой во всей Вселенной. И вот наконец-то я замерла напротив Сириуса, смотря на него сверху вниз, скрестив руки на груди, чтобы только скрыть, как сильно дрожат пальцы. – Садись, выпьем. – Он хлопнул ладонью просто по мраморному полу возле себя и протянул мне початую бутылку огневиски. Его глаза лихорадочно блестели в этом мертвенном освещении желто-лазурной луны, и я только судорожно сглотнула, прежде чем протянуть руку, обхватить ладонью прохладное стекло бутылки и неловко присесть, прислонившись к стене.

Первый глоток снова обжег горло, заставил задохнуться и заслезиться глаза, но я упрямо выпила еще немного, с удивлением заметив, как пламя, разгоревшееся во всем теле, медленно гаснет, сменившись приятной теплотой и расслабленностью.

– Хм, а оно еще и терпимое, если привыкнуть, – тихо пробормотала я себе под нос, а Сириус только хмыкнул, продолжив внимательно наблюдать за мной.

– Гарри стоит жениться на тебе, – неожиданно сказал Блек, а я только сильно закашлялась, пролив огневиски на футболку. – Дай сюда, – Сириус отобрал у меня бутылку, несколько раз стукнул по спине, пока я наконец-то не смогла втянуть воздух, и добавил: – Пойдем в библиотеку, не хватало еще разбудить мать. – С этими словами он крепко обхватил мое запястье, резким рывком поставил меня на ноги и повел за собой, не замечая, как пристально я всматривалась в наши руки, пытаясь различить контраст его темной кожи в сочетании с моей белоснежной. – Садись, – Сириус подтолкнул меня к дивану, где сегодня утром он спал и где произошла та жутко неловкая ситуация с моим падением, и сам сел рядом.

– Сириус, к чему это ты сказал про Гарри? Мы с Гарри всего лишь друзья, и так всегда было и будет. Он замечательный, но… – я не закончила фразы, не зная, что сказать и вообще не понимая, почему я оправдываюсь перед ним. Ведь Сириус Блек взрослый человек, а я шестнадцатилетняя девчонка, поэтому нет ничего удивительно, что он снисходительно подшучивал надо мной, как это любили делать и мои собственные родители, периодически «сватая» меня то Гарри, то Рону, наслушавшись моих рассказов о мальчишках. И поэтому я ждала, что Блек сейчас начнет шутить и говорить, что я просто ничего не понимаю, а вот пройдут годы и тогда… Но он ответил абсолютно серьезно, повернув ко мне лицо, слабо освещенное лунным светом.

– Да, ты права. Тебе больше подойдет кто-то похожий на Рона. Тот, кто позволит тебе сутками читать книги, умничать и, чего уж скрывать, лидировать.

– Ты не прав! Мы с Роном тоже всего лишь друзья, и я не умничаю и не хочу лидировать. В семье должно быть равенство, – я покраснела так сильно, что казалось еще мгновение, и мое лицо вспыхнет алым пламенем. Разговаривать о будущем, о семейной жизни, об отношениях между полами с Сириусом оказалась очень смущающе, и теперь я снова превратилась в ту Гермиону Грейнджер, которая всегда права и готова отстаивать свое мнение с пеной у рта. А Сириус лишь косо усмехнулся уголком рта, и приблизил свое лицо так близко к моему. Близко, близко, близко… Слишком. Теперь я ощущала его дыхание, и я знала, что губы его на вкус терпкие, как огненное виски. Я просто знала.

– Нельзя постоянно идти плечом к плечу. Иногда тропинки настолько узкие, что приходится кому-то вести, а кому-то быть ведомым. Ты всегда будешь вести. И в этом твоя главная беда. В том, что ты ищешь эфемерное равенство, когда иногда правильнее просто уступить, свалить ответственность на чужие плечи. – Каждое его слово пьянило меня сильнее алкоголя, разъедало кожу, попадало в кровь, текло по жилам и больно стучало в сердце. И когда слушать больше не было сил, я просто яростно помотала головой, чтобы прогнать это марево, не заботясь, что сейчас я выгляжу, как капризный ребенок, который просто не хочет слышать правду.

– Каждый должен отвечать за свои поступки. В этом и есть равенство. Я не могу отказаться от ответственности, не могу делать то, что вздумается или захочется из-за какой-то странной прихоти.

Моя речь даже мне казалась жалкой, и я умоляюще смотрела в глаза Сириуса, которые в слабом освещении были аспидно-черными, надеясь, что сейчас он согласится, отодвинется, оставит меня в моем правильном, таком аккуратном, продуманном, спланированном и стабильном мире. Но он улыбнулся… И я уже тогда знала, что эта улыбка – требование хотя бы раз в жизни стать ведомой, отдать власть ему и просто плыть по течению, доверившись курсу, выбранному Сириусом.

– Можешь. Конечно, можешь, девочка. Иначе тебя бы здесь не было.

А ведь он прав. Я все осознавала. И когда его рука властно легла мне на затылок, пальцы запутались в разметавшихся прядях волос, а губы, одновременно имеющие вкус и горькой полыни, и сладкого меда, накрыли мои, я только облегченно выдохнула. Я наконец-то смирилась.

========== Глава 4. ==========

Где-то там, за стенами дома на Гриммуальд-плейс, возможно весь мир падал в огненную бездну, покоренный, уничтоженный и залитый кровью невинных жертв. Быть может, на втором этаже кому-то снились цветные сны, а кто-то видел лишь жуткие кошмары, столь привычные в это проклятое время, когда неприличным стало просто радоваться жизни, смеяться безудержно и беззаботно, любить спокойно, уверенно и без оглядки. И вот здесь, совсем близко, медленно шли часы, отбивая длинные минуты и короткие мгновения, которые эта ночь подарила мне и ему. Быть может, когда-то я еще расплачусь за этот грех, за порочный вкус поцелуя, который навеки останется напоминанием на моих губах. Может когда-то… Но не сегодня, не сейчас.

Губы Сириуса были мягкими, и поцелуй пьянил сильнее огневиски, заставляя все тело лихорадочно дрожать в этой такой непонятной, адской смеси стыда, желания и острой потребности чувствовать его ближе, сильнее, увереннее. Я ощущала, как путались его пальцы в моих волосах, как все ближе и ближе я оказывалась к Сириусу, ведомая им, привлекаемая его сильными руками, одурманенная запахом горького виски, окутывающего нас плотным коконом, проклятая этим огненным жаром и нервной судорогой, растекающимися по телу, заполняющими каждую клеточку и концентрирующимися где-то внизу живота. И я отчаянно дрожала, так неловко кладя руки ему на плечи, так робко сжимая пальцы на мягкой ткани рубашки, так обреченно размыкая губы, впуская его язык, позволяя ему легонько провести по нёбу, прикусить зубами нежную плоть нижней губы и тут же зализать место укуса. Когда поцелуй наконец-то прервался, я была в силах лишь шумно втягивать воздух, который казался таким горячим, как раскаленная лава, обжигал легкие, пламенем растекался по венам.

– Сириус… Я… – Не знаю, что я намеревалась сказать, но слова так и не сорвались с языка, замерев в воздухе невесомым облаком, когда я, как завороженная, встретилась с ним взглядом, вгляделась в его глаза, аспидно-черные в слабом лунном свете и затянутые такой непонятной мне поволокой. Я была так близко, что могла различить каждую ресницу, каждую морщинку в уголках глаз и рта, почувствовать его дыхание, щекочущее мои губы. Так близко, близко, близко. И сердце его билось так отчаянно сильно под моими ладонями, которые я несмело продолжала держать у Сириуса на груди, что казалось еще мгновение, и разорвется.

– Тшшш, девочка. Слова завтра. А сегодня лишь то, что необходимо тебе и мне. – И я сдалась, больше не цепляясь последними титаническими усилиями за здравый смысл, а позволяя себе отдаться безумию, поглотившему меня уже, наверное, давно. Я послушно разомкнула губы, робко ответила на поцелуй Сириуса, так стыдно и неумело, но так чарующе-прекрасно касаясь его языка своим, позволяя ему касаться, казалось, каждого дюйма, прикусывать губы, рвано выдыхая воздух ему в рот.

Когда он медленно, не прерывая поцелуя, уложил меня на диван, и я почувствовала тяжесть мужского тела на себе, я еще, наверное, была готова поддаться страху, сомнениям и попросить Сириуса прекратить это, отпустить меня в свою комнату, в благоразумие и стабильность тщательно выстроенного мною мира. Но слова так и не сорвались с моего языка, поглощенные и сожженные в пламени яростной потребности, и того, что девчонки в Хогвартсе называли “желание”. И я только простонала что-то неразборчивое сквозь сжатые зубы, когда губы Сириуса переместились к моей шее, а язык прочертил ровную линию по жилке, выбивающей пульс в ритме безумного стаккато.

А потом уже не было смысла даже пытаться, потому что я, казалось, разучилась произносить что-либо вразумительное, только выдыхая раскаленный воздух и имя “Сириус”, которое почему-то так развратно звучало, произносимое мною на выдохе, хриплым и осипшим голосом. И остались только ощущения его ладоней и длинных пальцев, на моей талии, когда он потянул основание футболки вверх, обнажая мой живот, еще выше…

– Сириус… – Я испуганно дернулась, пытаясь перехватить его ладонь, но он мягко, но вместе с тем властно, отодвинув мою руку, прошептал мне что-то неразборчивое, но успокаивающее, подложил ладонь мне под спину, немного приподнял меня с поверхности дивана и все же стянул вещь, отбрасывая ее куда-то на пол. Я сильно зажмурилась, только чтобы не видеть взгляд Сириуса, не заметить разочарования в его глазах, если таковое появится. Но он провел кончиками пальцев по моей щеке и прошептал мне на ухо:

– Ты очень красивая, Гермиона. Тебе нечего стыдиться, – я широко распахнула глаза, на минуту недоверчиво прищурившись, позволяя вернуться рациональной Грейнджер, которая слабо верила комплиментам. Но в глазах Сириуса была искренность и странные искорки, поэтому я не стала спорить, а когда он склонился надо мной покрывая чередой поцелуев мою шею, спускаясь все ниже и ниже, я уже не думала о стыде, не сомневалась. Ведь можно хотя бы раз в жизни доверить кому-то выбор, не думать о последствиях? Я искренне хотела верить, что можно…

***

С губ срывались рваные выдохи, тело покрылось испариной, и единственное, что держало меня на грани сознания, позволяло понять, что я все еще имею разум, а не состою только из клубка нервов, посылающих по телу электрические разряды острого, почти болезненного удовольствия, было ощущение обнаженной кожи Сириуса под пальцами. Я не помню, когда он снял свою рубашку, стянул мои пижамные штаны, все это потонуло в ощущении его губ на коже груди, на напряженных сосках, его языка, выводящего какие-то древние руны и тайные иероглифы на моем животе, спускающегося еще ниже, к внутренней поверхности бедра…

– Сириус! – Я испуганно вскрикнула, когда почувствовала прохладу его губ в опасной близости от своей плоти. Святой Мерлин, какой разврат! – Ты же не будешь… там? – Я покраснела столь сильно, что даже в висках закололо от прихлынувшей к голове крови, а Блэк только коротко засмеялся, что я не увидела, а лишь почувствовала по движению губ на чувствительной коже моего бедра. – Сириус! Это неправильно! – Я попыталась сжать ноги, но он легко удержал их в прежнем положении и пробормотал:

– Вот когда будешь знать, что правильно лично для тебя, а не по общественному мнению, тогда поговорим, а пока помолчи.

И только я набрала воздуха, который казался таким горячим, пьянящим, с той целью, чтобы попытаться отстоять свою точку зрения, как рот Сириуса легонько коснулся самого интимного места моего тела. Сил мне хватило только чтобы прокусить собственную губу до крови и оставить ногтями полукружия на плечах Сириуса, настолько остро это было. И не было уже этой комнаты, не было ничего, кроме огненного марева, полыхающего перед глазами, поглощающего мое тело, сжигающего меня в этой агонии потребности получить что-то еще острее, еще сильнее… Я не понимала, что мне нужно, я только невольно выгнулась в пояснице, когда язык Сириуса провел по складкам плоти, задушенно всхлипнула, пока где-то в животе зрело безумное напряжение, сводящее с ума. И еще через несколько минут перед глазами взорвались ярко-алые искры, все тело напряглось, а какие-то потаенные мышцы сильно сократились, погружая меня в блаженное небытие, в черноту, более яркую сейчас, чем какие-либо краски.

Я еще несколько минут восстанавливала дыхание, а Сириус просто лежал рядом, лениво перебирая жутко разметавшиеся пряди моих волос. А потом он поцеловал меня, и я чувствовала на своем языке собственный терпкий вкус. Это не было противно или странно. Сейчас все было правильно.

– Давай-ка я помогу тебе одеться, – тихо прошептал Сириус, отстраняясь от меня. Я лишь недоуменно свела брови, ведь даже мои скромные познания в интимных вопросах позволяли мне понять, что то, что только что произошло между нами – далеко не все, и Сириус так и не получил удовольствие.

– Эмм… А ты… – Я чувствовала себя жутко глупо, не зная, как спросить, почему же он не довел дело до конца. Но Сириус, казалось, прочитал мои мысли, улыбнулся ласково-ласково, провел подушечками пальцев по моей скуле и ответил.

– Ты этого не хочешь, девочка. Не в этот раз. Может, когда-нибудь. Одевайся, я проведу тебя.

***

На улице занимался рассвет, а я все продолжала смотреть невидящим взглядом в потолок, то и дело мечтательно касаясь губ, которые все еще хранили пряность виски – такую волшебную и привычную теперь. Быть может я пожалею, возможно, что все это просто сон, и стоит открыть глаза, чтобы иллюзия рассыпалась в пыль, но в тот момент я была счастливее, чем когда-либо прежде. Я была свободна. И это было правильно. Правильнее, чем все запреты и ограничения.

========== Глава 5. ==========

Я сидела на диване в библиотеке, невидящим взглядом рассматривая буйный танец язычков пламени в камине. В руках я сжимала какой-то учебник, который даже не открыла, не в силах сейчас думать об учебе. Последний день каникул подошел к концу, за окном серые небеса постепенно становились аспидными, предвещая безлунную, темную ночь. Весь день я собирала вещи, контролировала мальчишек, помогала ворчащей и суетливой миссис Уизли, и видела Сириуса лишь несколько раз. Сейчас, в одиночестве, я наконец-то складывала все воспоминания, связавшие меня и его невидимыми, но невероятно крепкими нитями, запирала их в дальних уголках сознания, откуда смогу извлекать длинными ночами в холодных стенах Хогвартса. И все эти короткие, разрозненные и рваные воспоминания – звучание такого привычного “девочка”, шероховатость его губ на гладкости моих, сила его руки в сочетании с моими дрожащими пальцами, горячий чай, пролитый на колени от одного его взгляда, холодные камни под босыми ступнями, виски, обжигающее легкие и свобода, безумная и абсолютная свобода, – все это я обещала себе пронести через дни, месяцы и годы. До тех пор, пока Бог и Мерлин не подарят мне и Сириусу новые воспоминания, такие необходимые и желанные мною.

От мыслей меня оторвало покашливание за спиной, и я быстро повернула голову, смущенно улыбнувшись, когда увидела, кто именно нарушил мое одиночество.

– Читаешь? – Сириус медленно подошел к дивану, присел, кивком головы, указывая на книгу, которую я все еще сжимала в руках.

– Нет, думаю. – Я пожала плечами и прикусила губу. Наверное, я должна была смущаться, краснеть и прятать взгляд, но я чувствовала себя уютно, вот так сидя с Сириусом совсем рядом, касаясь его ноги своею.

– О чем, не скажешь? – И снова он склонил голову, так привычно, и я даже не обиделась ни смешинкам, блестящим в его темно-синих глазах, ни немного снисходительной улыбке.

– О будущем. О жизни, – я отчаянно хотела сказать “о нас”, так безумно желала, чтобы Сириус сейчас взял меня за руку и поклялся, что когда-нибудь я смогу вернуться в этот дом и больше не уходить. Я так хотела обхватить его за шею, спрятать лицо у него на плече, вдохнуть родной запах горького огневиски и плакать безудержно, как ребенок, который жутко устал от ответственности, который просто хочет переложить груз на чужие плечи и хотя бы на короткое украденное мгновение почувствовать себя свободным. Но я не могла, не сейчас, когда стрелки часов, как заколдованные, быстро отсчитывали минуты. Быть может, когда-то я и спрошу. Быть может, услышу желанный ответ…

– У тебя будет счастливая жизнь, Гермиона. Ты заслуживаешь этого, девочка. – Сириус был абсолютно серьезен, он провел кончиками пальцев по моей скуле, ласково смахнул слезинку, которую я все же не смогла сдержать. Когда он приблизил свое лицо к моему, я прикрыла глаза, с радостью и благодарностью принимая поцелуй. И столько в нем было отчаяния, столько горечи и боли в плавных и мягких прикосновениях, столько прощания и неизвестности, что я судорожно запустила пальцы в жесткие волосы у Сириуса на затылке, только чтобы прижаться к нему ближе, кожа к коже, смешать дыхание в одно, почувствовать запах и бешеный стук сердца в чужой или, быть может, в своей груди. И когда Сириус отстранился, я тяжело сглотнула, моля небеса, чтобы это мгновение остановилось, чтобы я могла еще сильнее, четче запомнить каждую черточку его лица, изгиб каждой морщинки в уголках лазурных глаз, и взгляд, этот взгляд, в котором было больше обещания и веры, чем во всех словах, придуманных человечеством. И я уже разомкнула губы, чтобы сказать все те банальности, высказать детские страхи – необоснованные и непонятные, – но дверь резко распахнулась, и я чудом успела отстраниться, надеясь, что покрасневшие щеки и припухшие губы не вызовут лишних вопросов у нежеланного посетителя, которым являлась миссис Уизли.

– Ох, Гермиона, ты здесь. Уже очень поздно, пора ложиться. – Женщина быстро протараторила, и я послушно поднялась, бросила на Сириуса последний взгляд и направилась к двери, на ходу произнося:

– Спокойной ночи, Сириус.

– Спокойной ночи, Гермиона. – Он улыбнулся мне грустно, и я знала, что сегодня мне не стоит приходить. Так правильно. Я дождусь подходящего времени, когда не нужно будет таиться, когда можно будет признать, как он нужен мне…

***

Я сидела на полу в каком-то из дальних коридоров Хогвартса. С момента битвы в Министерстве прошли сутки. Двадцать четыре часа с момента крушения всех таких наивных, детских мечтаний, которые я решалась проявлять лишь в темноте своей комнаты, уткнув покрасневшее лицо в подушку. Я часто тогда думала, что скажу при следующей встрече с Сириусом, я писала ему письма, пачкая пальцы чернилами, перечеркивая важное, дописывая несущественное. Я так и не отправила ни одно из них, я думала, что у меня и у него жизнь впереди и нам хватит времени, чтобы произнести все слова, накопившиеся за последние месяцы. Я только прикусывала губу, когда Гарри говорил о нем, чтобы не выдать ни румянец, ни лихорадочный блеск в глазах. Я так беспечно строила планы, я так свято верила, что не может случиться ничего, что разрушит такую хрупкую близость, столь острую зависимость, возникшую в предрассветные часы в доме, пропитанном запахом пряного виски. И именно эта беспечность, твердая уверенность, наиболее болезненно рушились вчера, погребая меня в своих руинах, раня осколками несбывшихся надежд. И эта фраза “его нет” навсегда будет выжжена в моей памяти, будет сниться мне по ночам, уничтожать своей неизбежностью и ранить, ранить, ранить…

И я сижу на холодных камнях секунды или столетия, склонив голову на колени, запустив пальцы в разметавшиеся волосы и плачу так, что воздуха не хватает и легкие жутко печет. И эти слезы не помогают, не лечат, не успокаивают, а лишь сильнее терзают израненное сердце, добавляя все новые и новые кровоточащие раны.

– Гермиона? Герми… – Голос Рона заставил меня приподнять заплаканное лицо. Он присел возле меня, обнял, неловко привлекая к себе: – Все будет хорошо. Ведь будет, правда?

– Конечно. Конечно будет, Рон, – я вымученно улыбнулась, потому что ни с кем я больше не могу быть свободной, плакать или смеяться, пить виски из бутылки, целовать отчаянно и обреченно, путать пальцы в жестких волосах. И даже если когда-нибудь я буду счастлива, как обещал мне Сириус, счастье это никогда не будет полным, никогда не будет таким желанным и таким недостижимо-прекрасным. Никогда.