Текст книги "Цепная лисица"

Автор книги: Мэри Эго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Сцена 8. О чём плачет прошлое

Мы не вернулись на пары, а осели в захудалой кафешке недалеко от универа. Павел сказал, что человек, с которым он хотел поговорить, сегодня в универе не появится, так что планы отменяются и можно отдохнуть.

Кроме нас и официанта – молодого парня в белоснежной рубашке (его Эмоном был хорёк) – в зале кафе никого не было. Свет с улицы едва проникал сквозь пыльные бордовые шторы, обшарпанные столы угрожающе покачивались от прикосновений. Пришлось подложить под ножку сложенную в несколько раз салфетку.

Мы сидели друг напротив друга и потягивали пиво из стеклянных кружек в форме маленьких бочонков. Рановато для такого напитка, но я отказываться не стала. Я прятала глаза за кружкой. Мне было стыдно перед Павлом. Неужели он чувствует такие муки, когда я всего лишь думаю о ком-то другом? Да уж, Узы не дают поблажек. Наверняка их придумали какие-нибудь особо нервные ревнивцы.

Только подумать, Алек видел наш поцелуй. Нет! Стоп! О нём думать никак нельзя!

Я потрясла головой, словно мысли можно было вытряхнуть, как пыль.

– Чего головой мотаешь? – вдруг спросил Павел.

Я замерла, глядя на его губы. И тут же почувствовала, как заливаюсь краской, по самую шею. Пискнула:

– Ничего!

Павел закатил глаза, а я потянула пиво, стараясь хоть как-то отвлечься от смущающих мыслей. Слизнула пенку и спросила, стараясь звучать как можно непринуждённее:

– Почему ты не объяснил мне нормально?

– О чём?

– О том, что именно чувствуешь, когда я, ну…

– Я говорил.

– Ты говорил про Эмона, но не про себя. Я думала, реагируют только звери.

Павел вздохнул:

– Тина, прошу тебя, попытайся понять, человек и его Эмон – едины. Это как голова и хвост рыбы. Отрежь хвост и рыба не поплывёт. Эмон – это фундамент. Рамна (разум) – крыша. Что важнее?

– Понятно.

– Н-да, этот рыжий Пёс ещё принесёт нам проблем. Как бы не кинулся сообщать о нас куда не надо.

– Он не станет.

– Хм, надеюсь, ты права, – Павел угрюмо уставился в кружку. А я в который раз задумалась, что он за человек. Ещё недавно мы имена друг друга вспоминали с трудом, а теперь общаемся телепатией. Кстати!

– А как ты смог передать мне мысли? И чувства. Я тоже так могу? Это особая способность Зрячих?

– Не-е, – отмахнулся Павел, – это только между связанными Узами. Я, честно говоря, не был уверен, что сработает. Тут важны именно прикосновения, символизирующие близость. Вообще, Узы всякое могут. Эмоции на расстоянии передавать, но тут надо учиться.

– И многие заключают Узы? Из Зрячих?

– Нет, – угрюмо ответил Павел и несколько раз хлебнул пива. Повторил ещё раз, тише: – Но многие пытаются.

– И зачем? – не унималась я. – Это же сплошная морока!

– Вовсе нет. Узы подпитывают силы, как аккумулятор. Да и если чувства настоящие и обоюдные, то это безопасно. Если коротко, то Узы “соединяют души, которым судьбой предначертано встретиться”. Так говорится в древних книгах. Абы кто заключить их не может. То что у нас так запросто получилось – это фортануло не по-детски, н-да…– он скривился, как от зубной боли

– Судьбой предначертано? Так нам суждено, – я замялась, подбирая менее смущающий вывод. Койот помогать не собирался. – Суждено быть парой? – наконец, выдавила я.

– “Судьбой предначертано встретиться” – может означать что угодно, – усмехнулся Павел. Кажется, его веселила моя застенчивость. – Может, речь о любви. А может, встретиться – это вместе в компьютерную игру сыграть. В любом случае, нет желания проверять. Думаю, яму нам выкопала твоя недавняя эскалация, после неё обычно энергию хоть ковшами греби. Узы, основанные на любви, ничего плохого сделать не могут. Если любовь уходит, то и связь исчезает. Во всех других случаях Узы запрещены, потому что ведут к распаду души кого-то из пары. Честно говоря, связь вообще не стоит устанавливать без крайней на то необходимости, она – элемент многих запрещённых ритуалов. Кроме того, за любовь люди принимают всё что ни попадя! Одна фраза “Бьёт – значит любит” чего стоит. А некоторые влюблённые, как ни стараются, не могут заключить Узы. А нам, хм, повезло после твоей неаккуратной фразочки. Что тут скажешь? За такое надо выпить.

Мы громко стукнулись кружками и отпили. Койот подозвал официанта, заказал добавки и сухариков на закуску.

Я потёрла шею, поглядела на Павла. Синяк на его скуле всё ещё можно было различить. Он, наверное, жалеет, что полез мне помогать.

Койот тянул пиво и не сводил с меня тяжелого взгляда. Глаза его как-то особенно блестели, то ли от недосыпа, то ли от тайных мыслей. Вдруг он отставил кружку и наклонился вперёд:

– Тина, если мы хотим выпутаться из этой истории, то должны быть откровенны друг с другом. Ты это понимаешь? – странно проникновенно сказал он, глядя в глаза. – Расскажи, что тебя волнует? – он накрыл мою ладонь своей.

Я оторопела. От его слов, как это бывало и раньше, в груди возникло давление. Голову наполнили образы, обиды и давние сожаления, укрытые глубоко внутри. Навалилось желание выплакаться, рассказать всё-всё: и про детство, и про Алека. Но вдруг кольнуло в солнечном сплетении – это пульсировали Узы.

Неловко вытащив руку, я отстранилась. Прошептала с натугой, будто толкая валун в пропасть:

– Прекрати. Хватит на мне тренировать свои чары убеждения!

Койот заморгал, точно в глаза попали соринки, хмыкнул, откинувшись на стуле. Давление тут же исчезло, образы схлопнулись, будто в голове выключили свет.

– Стало любопытно, как это сила действует при наличии Уз. Видимо – никак.

– Нашёл подопытную, – я недовольно скрестила руки, но любопытство пересилило. – Значит, ты что-то такое умеешь? Как те Гиены? У тебя сила убеждения?

– Вроде того. И они, и я – менталы. Только они – мастера иллюзий, а моя специализация – гипноз голосом. Но с охотниками у нас силы не равны, по сравнению с ними я просто ребёнок. Гиен вышло один раз отвлечь, но чисто потому, что они не ожидали вмешательства. Вообще убеждать кого-то сильно утомляет. Не думай, что можно направо и налево использовать такую силу. Да и результат, поверь, может отличаться от ожиданий… Как-то раз я с дуру приказал одному человеку не прикасаться к бутылке. Так он стал спецом по бочкам.

– И что случилось потом?

– Спился, – хмуро откликнулся Павел.

Тут подошёл официант с новой порцией пива. Мы с Павлом, не сговариваясь, затихли. Официант водрузил на стол пиалу с ржаными сухариками и, забрав пустую кружку Павла (он уже успел всё выдуть), удалился. Я спросила вполголоса:

– Это вроде суперспособности? Я тоже так умею?

Койот пожал плечами:

– Вполне возможно, но я бы не обольщался. Раз ты прозрела так поздно, значит, душа у тебя слабовата. Значит, и способностей, скорее всего, нет.

– Вот блин, – пробормотала я вслух, а про себя подумала о странностях, что происходят с людьми, когда я злюсь. Я решила оставить это в секрете, мало ли что случится в будущем. Не помешает иметь козырь в рукаве.

– А как ты прозрел? Можешь рассказать?

– Долгая история.

– Но ты ведь сам предлагал быть откровенным, да и время у нас есть.

Койот внимательно изучал содержимое стакана и хмурился так, словно там плавал десяток-другой мух. Наконец, сказал:

– Нет, мои истории нам не помогут, в отличие от твоих.

Моя улыбка потухла. Что ж, следовало ожидать.

– И что ты хочешь знать?

– Про этого Рыжего. Ты только не напрягайся, просто у меня есть некоторые подозрения о том, почему твоя реакция на него столь сильно сказывается на Узах. А это уже меня касается напрямую, как ни посмотри.

Я нервно сцепила руки.

– Да что тут рассказывать? Безответная любовь, слышал про такую? – я поспешно улыбнулась. – Мы были с начальной школы не разлей вода. Но потом случился переходный возраст, смена приоритетов. Алек перерос детские мечты, а я нет. Теперь таскаюсь за ним прицепом. И рядом быть не могу – не подпускает, и если не вижу долго, то волком вою. Самой от себя гадко, а измениться не в силах.

Я подняла глаза на собеседника, ожидая насмешек или высокомерия. Лицо Павла больше напоминало гипсовую маску. Он опять, как недавно в коридоре универа, побледнел, ярче горел синяк на скуле, зрачки поблескивали, как две мутные стекляшки, а его Эмон нервно вздрагивал, будто его тыкали в лапу зубочисткой.

– Какая же я дура! Прости! – испуганно выдохнула я, хватая Павла за руку и тут же отдёргиваясь, едва не опрокидывая пиалу с сухариками. Рука старосты была как ледышка. – Это опять из-за того, что я про Алека думала?! Узы наказывают?

– Перестань, я же сам попросил! Чего ты дёргаешься, как паралитик?! – грубо ответил Павел, снова становясь самим собой. – Не сахарный, не растаю. Непроизвольным жестом он похлопал себя по карманам джинс, точно искал там пачку сигарет. Недовольно цыкнул, потянулся к сухарикам, но остановился на полпути. Почесал затылок. Недовольно сказал: – Придётся разобраться с твоей, хм, “влюбленностью”, иначе угробишь нас обоих.

– А с этим можно что-то сделать? – горько улыбнулась я.

– Возможно. Скажи, с какого момента у вас с этим Рыжим всё пошло наперекосяк.

– Ну, это было ещё в школе. Но я плохо помню.

– Не страшно, – махнул рукой Павел и уверенно добавил: – Вспомнишь. Если не испугаешься. Твоя сказка о несчастной Джульетте, которую разлюбил Ромео, вызывает массу подозрений. Иначе как одержимостью твою любовь не назовёшь. Да и сам Ромео ведёт себя странненько. Есть у меня один домысел. Стоит его проверить. Но придётся мне довериться. Сможешь?

Хороший вопрос. Я приложила кружку с пивом к губам, давая себе время подумать. Мотивы Койота всё ещё были для меня загадкой. Хотелось верить, что он просто помог мне с гиенами из доброго порыва, а теперь ищет варианты избавиться от Уз. С другой стороны, что мне о нём известно? Крайне скрытный тип. Но и выбор невелик. Я с опаской сказала:

– Ладно.

– Отлично, – кивнул Павел, словно не сомневался в моём ответе. – Вот тебе ещё одна особенность Уз – они позволяют погружаться в воспоминания партнёра. Ну что, готова приступить?

– К чему? – испугалась я.

– К тому, чтобы погрузиться в воспоминания.

– А ты уже делал так раньше?

Задумчивое лицо Павла мне совсем не понравилось:

– Уверен, это совсем не сложно. Не дрейфи! Всё равно что фильм посмотреть.

Я вздохнула. Посмотреть воспоминание про тот день. Неужели это возможно? Неужели есть шанс понять, что произошло.

Смущало, что Павел тоже увидит, но с другой стороны, если иначе нельзя, то и пофиг. С Павлом не сегодня, так завтра Узы мы разорвём, а чувства к Алеку останутся. Хуже всё равно не будет.

– Ладно! Приступай! – разрешила я, усаживаясь поудобнее.

– Отлично, – Павел азартно потёр руку. Потом поднялся и, обойдя меня кругом, встал позади. – Закрой глаза. Вспомни момент, после которого у вас с Рыжим всё изменилось. Как это было? Где? Представь место. Вспомни, что ты чувствовала. Не переживай, это не опасно.

Всё ещё сомневаясь, я закрыла глаза. Возродила в памяти тёплую звёздную ночь. Алек рядом. Бетон под ногами и океан счастья в сердце.

Койот сжал мои плечи и прошептал странные незнакомые слова. Лиса зарычала. Под ногами разверзлась бездна. Но провалиться в нее я не успела, меня подхватил воздушный поток.

***

Когда я распахнула глаза, мы с Павлом уже стояли на крыше знакомой пятиэтажки. Чёрный бархат неба был усыпан стразами звёзд и казался саваном, накрывшим спящий город. Я несмело развела руки, пропуская ветер через пальцы, боясь потревожить волшебство момента. Вдохнула полной грудью. Воздух был тёплым и упоительно сладким.

Мы только что пили пиво в кафе и уже стоим в моих воспоминаниях – разве это не магия? Разве такое возможно?

Я огляделась, примечая знакомые детали. Это, несомненно, была та самая крыша, гулять по которой мне так нравилось. Я узнала ржавые листы железа, ряды вентиляционных выходов. Офисное здание напротив с частоколом антенн и спутниковых тарелок разного калибра. Где-то в нём был офис, в котором часами просиживала моя мама, а если подняться по улице, то можно увидеть старую высотку с разрисованными стенами, в которой проживала семья Алека.

Справа послышался смех. На краю крыши, беззаботно болтая и посмеиваясь, стояла пьяная от счастья парочка. Подростки смотрели, как по улице с диким рёвом пролетают мотоциклисты, и тянули кока-колу из одной банки на двоих. Алек – трогательно худенький, был одет в потёртую джинсовку и в глупые белые кеды с железными клипсами, которыми когда-то так гордился. На правом запястье – кожаный браслет с железными шипами. Со щёк ещё не сошли юношеские прыщи. Каштановые с рыжиной вихры длиннее, чем следует. Ему давно пора к парикмахеру, но, помнится, он хотел походить на рокера, потому и не стригся. Во взгляде ни капли раздражения и напряжения, с которыми он смотрит на меня сейчас. Я и забыла, как выглядит его настоящая улыбка. Неужели тогда его лицо было столь открытым? Даже не верится…

Девочка рядом не доставала Алеку и до плеча. Едва взглянув на неё, я чуть не поперхнулась от ужаса: настоящее огородное пугало! Моя маленькая копия была одета в нелепое, слишком свободное персиковое платье. Волосы были сбиты в воронье гнездо тонной лака и попыткой придать объём начёсом. Шею и подбородок я обмотала дурацким чёрным шарфом с жёлтыми буквами “Пилот”. Левое запястье перехватывал уже знакомый браслет с колючками. Но – всё же эта девочка из прошлого была красива. Потому что её глаза светились ярче звёзд, а губы были красные от недавних поцелуев.

Слишком беспечна, слишком влюблена. Смотрит восторженно, верит, что будут вместе вечно.

Так странно видеть себя спустя столько лет, вот так, вживую. Столько ошибок ещё впереди, столько глупостей в голове. Я сейчас и тогда – два разных человека, которые никогда не смогли бы понять друг друга, а тем более подружиться, даже если бы встретились.

Я стала подходить ближе, но замерла. Странно. Я не слышала звука своих шагов. Не было даже шелеста. Я поглядела под ноги, несколько раз наступила на жёлтую этикетку из-под чипсов. Тишина. Тут же рядом валялось несколько смятых жестяных банок, у вентиляционного выхода кто-то сгрудил строительный мусор. Не помню, чтобы замечала этот бардак раньше. Наверное, он не имел для меня значения, вот и затёрся в памяти.

Кто-то тронул меня за плечо. Койот. Я поёжилась. Совсем позабыла, что в этом чудесном сне я не одна.

– Посмотри на Эмонов, – сказал он. Сказал громко. Я испуганно обернулась на подростков. – Они не могут нас слышать или видеть. – добавил Павел. – Это только воспоминание. Представь, что смотришь телевизор или читаешь книгу. Герои тебя не заметят, но и ты не в силах ничего изменить. Так что расслабься. И лучше посмотри на Эмонов, – повторил он.

Я кивнула, пряча смущение. Как же неловко, что он тут. Смотрит, оценивает. О чём думала, когда соглашалась? И, как назло, в детстве выгляжу так, словно собралась пугать ворон. Крыша к тому же завалена мусором. Романтика, блин. Без слёз не взглянешь. Наверное, Павел считает меня дурой, цепляющейся за детские иллюзии. И почему меня это так парит?

Вздохнув, я снова взглянула на подростков, переключила внутреннее зрение. Уже до того привыкла, что делать это не составляло труда. Увидела – рыжий пёс у Алека слегка прозрачный. Наверное, потому что мы тут ещё дети. Что-то не так было с моей лисой. Вытянутая морда, пушистые уши и… три хвоста за спиной – слегка прозрачные, как и сами Эмоны. Но почему их три, когда у меня сейчас всего один?

Я вопросительно глянула на спутника, тот пожал плечами:

– Посмотрим, что будет дальше.

Мы с ним подошли ближе, уселись на парапет в паре метров от подростков, свесив ноги вниз. Я прошептала:

– Почему мы видим Эмонов? Ведь я не могу их помнить?

– Но они-то там были. Это не только твоя память, но и их, – также шёпотом ответил мне Павел. Его тоже заворожило кружение влюблённых. Он не отводил взгляда. Может, что-то вспомнил? Что-то далёкое, приятное и давно забытое. А если мы с Алеком сейчас будем целоваться? Не хотелось бы, чтобы эту сцену наблюдал посторонний.

– А что случится, если попытаться заговорить с ними? – взволнованно спросила я, пытаясь отвлечь Койота от наблюдения. – Или, например, тронуть?

– Ничего не случится, – Павел посмотрел на меня. – Рука или пройдёт насквозь, или память подстроится под твои действия.

– Это как?

– Например, если хлопнешь Рыжего по спине, то он может увернуться, или ты вдруг окажешься от него за метр, или вовсе вывалишься из воспоминания. В любом из вариантов, гарантирую, твой ненаглядный и ухом не поведёт, даже если возьмёшь арматуру. Хочешь, продемонстрирую? – Койот злорадно ухмыльнулся. – Посмотришь, что будет.

Я отрицательно замотала головой. Уж очень мне не понравился его тон.

– А без Уз можно попасть в воспоминания?

– В чужие – нет. В свои – пожалуйста. Но даже не проси тебя научить, – оборвал Павел мой следующий вопрос. Его черты ожесточились: – Свихнёшься, а мне с тобой потом таскаться.

Я представила, что было бы, появись у меня шанс возвращаться в прошлое. Проживать его снова. Наверное, Павел зрил в корень, я бы точно утонула в грёзах.

Подростки тем временем, прикрыв грязный бетон не менее грязной картонкой, уселись недалеко от нас, спиной облокотились на парапет. Алек достал свой старый плеер в форме толстого крекера и протянул спутнице один из наушников. Девушка вставила его в ухо и положила голову на плечо другу.

В воздухе зазвенели отголоски песни:

На полусогнутых прямая до дома.

Не знаю кто, но кто-то точно заметит:

Еще не поздно сделать вид, что ты не с нами!

Еще не поздно отойти от нас подальше!

На размалеванной стене следы крови.

В осиротевшей пустоте звуки ветра.

Еще не поздно сделать то, что хотелось:

Сказать: «довольно!» – и остаться на месте.

В горле встал ком. Вспомнилось, как под песни Пилота и Сплина мы валялись в траве и ловили ртом дождевые капли, как целовались и мечтали. Прошла, кажется, целая вечность. Словно и не со мной это было. И не в этой жизни.

Ну что ты плачешь?

Ведь все в порядке!

Ведь все нормально!

Все хорошо!

Я закрыла лицо ладонями. Слёзы подступили к глазам, так было жалко собственные разбитые мечты. Какая же я плакса. А ведь своими сожалениями причиняю страдания Павлу. Вполне реальные, от которых недавно сама чуть сознание не потеряла. Он дал мне попробовать их через поцелуй. Это правда был единственный способ? Или он поступил так, потому что Алек смотрел? Потому что хотел отпугнуть его?

Койот не сводил напряжённого взгляда с подростков. По его стиснутым зубам было понятно – он чувствует мои мысли. Чувствует через боль.

И стены рухнули под ветром осенним,

Оттуда вылезли бездомные кошки.

Одна из них так и осталась под камнем,

И это было не в кино и не в книжке.

А мне все равно – что к ним, что к вам!

А мне все равно – что здесь, что там.

Покинуть тело невоспитанной птицей,

Когда нет смысла продолжать веселиться,

Когда испорчена последняя песня,

Когда не слышат даже белые стены,

Лежу в смирительной рубахе на дне!

Совсем рядом раздался звук входящего СМС-сообщения, оборвав песню на полуслове. Алек достал мобильник и посмотрел в экран. На его лицо набежала тень. Он что-то быстро напечатал и хотел отправить, но тут Тина из прошлого накрыла пальцами экран. Сказала:

– Может, не надо так грубо отвечать? Он же просто волнуется.

– Я не ребёнок, какого чёрта ему вздумалось контролировать каждый мой шаг! – закипая с полуслова, гаркнул Алек, стиснув телефон.

– Это же твой отец!.

– Ну так что? Почему я должен терпеть его придирки?! – он вскочил на ноги и со всей дури пнул парапет. – Тоже мне, пример жизни выискался! Пусть он на зоне пальцы гнет! Я не просил отца – зэка! И слушать его не обязан!

Маленькая Тина тоже встала, сказала с вызовом в голосе:

– Может быть, поменяемся? Я тебе – своего отца, гниющего в могиле, а ты мне – своего, живого! Каждый останется доволен!

– И чего ты потеряла, когда он подох?! – закричал Алек, вне себя от ярости. – Алкоголика, без гроша в кармане?! Да у него и времени на тебя никогда не было! Что он вообще про тебя знал!?

– Но он был! А теперь его нет!

– И радуйся. Избавилась от обузы! Таким отбросам, как наши папани, лучше было вовсе не рождаться!

Тина из прошлого зажмурилась, сжала зубы. В её голове боролись любовь и злоба. Вспомнила я и мысли, что наводнили в тот миг мою голову:

“Какое право Алек имеет топтать чужую могилу, что едва заросла травой? Он ничего не знает. Не слышит, как ночами я плачу в подушку. Как мать повторяет: “Так ему и надо, собаке!” И как каждую ночь во сне я вижу чёрного пса, что стоит у моей кровати и осуждающе смотрит пьяным взглядом на ту, кто виноват в его смерти не меньше, чем холод и алкоголь”.

“Замолчи, замолчи, замолчи! Не злись! Успокойся!” – умоляла я свою копию, стоя в паре шагов от бунтующих подростков. Но злоба победила.

Тина из прошлого ядовито выдавила сквозь зубы:

– Думаешь из тебя получится что-то лучше? – она мстительно улыбнулась. – Покатишься по проторенной дорожке! Потому что только и умеешь, что орать, прямо как твой папаня – зэк!

– Алек побагровел, сжал кулаки, опустил голову, точно бык, и сделал угрожающий шаг к Тине:

– Убирайся! – прошипел он с угрозой.

– Крыша ничья. Где хочу, там и гуляю! – Тина скрестила руки на груди, усмехнулась, зная, что сейчас ударит больнее прежнего. – Или хочешь научить меня, как нужно жить? Берешь пример со своего папаши?

Алек заскрипел зубами. Поднял руку и со всей дури швырнул свой телефон о землю. Пластмассовый корпус разлетелся осколками. Парень развернулся и побежал к краю дома. Подобрал обломок бетона и со злостью запустил в пустоту, прямо в спящий город, а после взобрался на парапет. Закричал во все лёгкие:

– Ты не лучше всех остальных! Такая же самовлюблённая дура!

Тина тоже что-то кричала в ответ с лицом, полным ненависти.

Поднялся ветер. Персиковое платье развевалось, добавляя демонического смысла её словам. “Глупые дети. Прошлое не исправишь, не склеишь рваные края. Остановитесь, пока не стало поздно!” – просила я, зная, что опоздала. Давно опоздала с такими мольбами.

Алек из воспоминания уже бежал по кромке крыши, совсем не глядя под ноги. Всем видом показывая – плевать ему на жизнь! Плевать на мир! И на самовлюблённых дур – тоже плевать!

Всё произошло в одно мгновение. Вдруг, за плечами Алека, Возник чёрный вихрь, будто сама ночь обрела форму. Превратился в густую тень. Я невольно привстала, не веря своим глазам. Тёмное нечто налетело на подростка, толкнув в спину и тут же растворилось в воздухе. Алек беспомощно, как птенец, взмахнул руками и полетел в пропасть.

Тина из прошлого закричала. Она стояла слишком далеко. Мы с Павлом беспомощно смотрели, как падает Алек, и вдруг точно кто-то нажал на кнопку “Стоп” – он замер в полёте. Завис в метре от края, с перекошенным, растерянным лицом, будто воздух вмиг отвердел, как вековая смола.

Тина из прошлого уже неслась на подмогу, воя от испуга, в одно мгновение забыв обиды. Она перегнулась через парапет и протянула руку к любимому. Не достать. Лицо её побагровело от натуги, она сжимала зубы, рычала, точно зверёныш. И тут, через её кисть и дальше, протянула руку лисица. Прозрачные пальцы схватили Алека за ворот и рванули назад, на крышу.

Что было дальше, я уже не видела. В тот же миг, как Эмон Тины из прошлого коснулся Алека, моё нутро обжёг холод, разлился по рукам и ногам, пожирая тепло на своём пути. Не вздохнуть, не выдохнуть. Сердце замерло, кровь заледенела в жилах. Хватаясь за Павла, я стала заваливаться на бетон крыши. Перед глазами всё померкло.

Мне казалось, что я разваливаюсь по частям. Уже не чувствовала рук и ног, спины. Ещё немного и исчезну, будто никогда не существовала. Точно не рождалась, не жила, не знала объятий матери и ласки отца. Холодная и забытая, как вмёрзший в льдину мамонт.

Крик вырвался из гортани. Я кричала от страха и скребла грудину. Нужно было вырвать из себя этот адский холод! Не позволить ему разделить мою душу. Не позволить. А рядом корчилась и кричала другая Тина. Тина из прошлого. Павел что-то в волнении говорил мне – я видела, как шевелятся его губы, но ничего не слышала.

Мир рушился. Звёзды сорвались с небес, дом ходил ходуном, бетон обернулся песком и тянул вниз, но тут Павел крепко обнял меня за плечи, прижал к себе, разбивая отчуждённость и отгоняя мороз. И всё закончилось.

Нас унёс поток.