Текст книги "Цена бумажной морали (СИ)"

Автор книги: Max.Rockatansky

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Сейчас холодно, поэтому он бесцельно перемещается по комнатам, иногда задерживаясь в одной из них. Она пуста и в ней никогда не горит свет.

Сидя на широком подоконнике, гангстер прижимается к холодному стеклу, всматриваясь в затянутое тучами небо.

Волнение и вина в душе лихорадят тело. Джон не может простить судьбе смерть Марты и их малыша. Нереализованное чувство быть супругом и родителем раздирает его изнутри. А зависть братьям подогревает это.

Никогда прежде он не винил и не стыдил себя за секс, а иногда и отношения с женщинами, что были после нее. Шелби списывал это на потребность организма, а не сердца. Телу нужна была разрядка, а душа навсегда связана с Мартой.

Но, что-то изменилось.

Эмили Сазерленд вошла в его мир и пожелала здесь остаться. В темную комнату его души, девушка вошла с зажженной свечой, что резанула тьму. Она прошла вглубь и присела напротив него … заняла место, на котором всегда была Марта.

Именно так Джон разъяснял все сам себе. Ему нужно было разобрать все происходящее, и его подсознание проектировало визуал именно таким образом.

Они не были похожи между собой, даже наоборот. Их ничто не связывало, не было и намека на схожесть в интересах, происхождении или роде деятельности.

Но сейчас Эмили здесь. Джон не прогоняет девушку, ему приятно ее общество. Мужчина наслаждается ее образом в памяти, стыдясь за это.

Кажется, что он предает Марту. Сколько у него уже было женщин после ее смерти, Джон уже и сам не помнит. Но козырек не испытывал угрызений совести, ведь они ничего не значили. Марта бы поняла.

С Эмили не так. Она не все те женщина, она не Марта.

Вина и стыд жрали душу.

Она мертва, а он сидит в их доме, в котором они так мало прожили, в комнате, что так и не стала детской их ребенку. И думает о другой, предавая бессмысленную верность.

– Не может быть, – хриплым голосом шепчет Джон в темноту.

Терзаемый мыслями, Шелби больше не может это терпеть. Он спешно покидает темную комнату. Спускаясь с лестницы, мужчина попутно накидывает пальто, спеша к авто.

Мэри смотрит в окно, провожая его силуэт в тьму. Женщина переживает за него, прежде в подобную ночь он не уходил из дома, это явно было новинкой. Пытаясь уснуть, служанка прислушивается к каждому звуку в доме. Может он передумает и вернется.

Джон знает наверняка как проверить. Стоит просто навестить место, где дамы ему всегда рады.

Метод Артура никогда еще не подводил. Как говорил старший брат «все проблемы от недотраха». Эта его философия так же распространялось и на женщин в том числе. Когда кто-либо из представительниц прекрасного пола проявлял недовольство, Артур подмечал, что будь она с мужиком, таких фокусов бы не показывала.

Вот и сейчас, козырек прибегал к этому методу. Стоит провести ночь с хорошенькой девицей, что за определенную сумму будет дарить тебе ласку и нежность всю ночь, и все думки в миг отпустят.

Может не так уж все и серьезно. Если после всех манипуляций Сазерленд канет в тень, то никакая это не влюбленность, а так, просто красивая женщина.

Остановив авто у элитного заведения, мужчина передал ключи парковщику, оставив парню на чай. Он не особо скрывал свою личность, посещая подобные места. Пройдя внутрь, его тут же встретила миловидная хостес. Женщина отлично знала всех клиентов, поэтому не задавая лишних вопросов, попросила позвать девочку, которую он чаще выбирал.

Отпивая джин, гангстер улыбался знакомым, здороваясь и перекидываясь парой фраз. Вся обстановка прямо-таки исцеляла его израненное сердце, давая на время позабыть о тоске. Музыка, приглушенный свет, девичий смех, алкоголь делали свое дело. Вот он уже немного расслаблен, боль постепенно утихает, память забирает обратно воспоминания, что хлестали до скрежета зубов своими фрагментами.

Делая очередной глоток джина, Шелби беззаботно предвкушает встречу с женщиной, что поможет ему отвлечься и разобраться в собственным чувствах, пусть и за деньги.

Обернувшись на звук шагов, доносящийся позади него с лестницы. Козырек увидел как к ним спускается такой же как и он клиент заведения, в компании милой девушки, что он тут арендовал. А за ними, тихой поступью идет Эмили (!!!). Она не сопровождает их, она вовсе не с ними, а одна. Сазерленд в одиночестве спускается по лестнице элитнейшего борделя Бирмингема.

Рыжеволосая умело прячет волосы и лицо под черной мантией с капюшоном. Но Джон точно узнает ее. Ему хватило одного вечера, чтобы близко пообщаться и навсегда запомнить ее изумрудные глаза, и этот олений взгляд. Напуганный внутренний ребенок, все так же смотрит через эти глаза, боясь быть узнанным.

Шелби поперхнулся, откашливаясь в рукав рубашки.

Мужчина никак не ожидал увидеть ее здесь. Он сюда приехал, чтоб ему помогли о ней не думать!!!

Сазерленд узнала его, но тактично сделала вид что они не знакомы, и она его вовсе не видит. Спешно продвигаясь через толпящихся у выхода.

– Привет, – мелодично пропела девушка, беря Джона под руку.

Он резко обернулся, напуганный ее прикосновениям.

– Пойдем, я провожу тебя, – она томно улыбалась.

– Нет, покачал он головой, вновь оборачиваясь на выход. – Не сейчас, – нечленораздельно пробормотал козырек.

Заметив краем глаза хостес, он как ужаленный бросился к ней, потеряв Эмили из виду.

Девица, придерживающая его за локоть отшатнулась.

– Постой, – остановил он ее.

– Что-то не так? – женщина укоризненно посмотрела на «сопровождающую».

– Девушка в черном капюшоне только что выходила отсюда, – спешно тараторил Шелби.

Хостес прекрасно понимала о ком он говорит.

– Она не работает здесь, – пыталась остановить ход его мыслей женщина.

– Я это знаю, – отдышался гангстер. – Я хочу знать, что она здесь делала?

– Мы не разглашаем информацию о клиентах.

– Так она клиент? – напрягся мужчина. – Как часто она здесь?

– Джон, – напряглась хостес. – Мы не разглашаем….

– Цена вопроса? – перебил ее козырек.

– Джон….

– Ты же знаешь кто я, – прищурился Шелби. – И ты знаешь, что это заведение может перестать существовать прямо сейчас.

Женщина тяжело вздохнула, отводя взгляд.

– Я прошу по-хорошему, – торговался он. – Я хорошо заплачу. Я очень хорошо заплачу той, у которой она была сегодня.

Понимая, что спорить бессмысленно и очень опасно, женщина приняла неизбежное.

– Она приходит редко, но всегда к одной и той же, – нехотя ответила хостес.

– Веди меня к ней, я оплачу вдвойне, – громче и напряженнее произнес мужчина.

– Ладно.

Войдя в комнату, Шелби отметил, что выглядела она не так, как другие помещения. Здесь не было пошлости золота и бордовых тонов. Все было каким-то естественным. Светлые стены, обычная кровать со светлым бельем, туалетный столик с зеркалом, шкаф. Из открытой двери виднелась ванная, такая же светлая с деревянной мебелью. Джона не покидало ощущение, что он не в борделе, а просто у кого-то дома.

Из ванной вышла женщина. Она была ухоженная, на ней не было яркого макияжа, даже наоборот, будто она у себя дома и только после водных процедур. Женщине было около тридцати пяти. Выглядела она довольно хорошо, сложно было разглядеть в ней проститутку. Особенно, если учесть возраст.

У нее были каштановые вьющиеся волосы, глубокие карие глаза, выразительно алые губы, что не нуждались в помаде. От нее пахло кремом, лавандовой водой и чем-то цветочным.

Женщина не выглядела замученной или уставшей. Это насторожило Джона. В его голове и без того роились мысли о том, что Эмили вообще здесь делала? Неужели ей нравятся женщины? От таких догадок, козырек чувствовал тяжесть в животе и поднимающуюся тошноту.

– Я не ожидала клиента, немного не готова, – заговорила абсолютно мягким и спокойным голосом женщина. – Дай мне немного времени, я накрашусь и приведу себя в порядок.

– Не стоит, – отмахнулся Шелби.

Он прошел к окну и присел в кресло. Женщину удивило такое поведение, а еще и двойная оплата. Здесь так много молоденьких девиц симпатичнее ее, с идеальными телами.

– Ну ладно, – пожала она плечами.

Она прошла к озадаченному мужчине, и сняла с него пиджак.

Безусловно она знала кто он, просто никогда ранее не обслуживала.

– Я здесь не за услугой, – сразу перешел к делу козырек. – Мне нужно знать, что здесь делала девушка до меня?

– Я не разбалтываю секреты клиентов, – загадочно улыбнулась она.

– Как твое имя?

– Лорна, – ответила проститутка.

– Лорна, – гангстер взял женщину за подбородок. – Я заплачу сверх всего, и обещаю никому не разбалтывать чем Вы здесь занимались.

Женщина отвела взгляд, замешкавшись в нерешительности.

– Милая, – Джон провел пальцами по ее лицу. – Я совсем не хочу уродовать твое милое личико. Не вынуждай меня прибегать к методам, к которым я так привык. У нас ведь лезвия не только в козырьках.

– Хорошо, – тяжело вздохнула она.

Шелби отпустил девушку, указав на кровать. Женщина послушно присела напротив него.

– Примерно раз в несколько месяцев она приходит сюда, только ко мне, – начала рассказ Лорна.

Джон с интересом слушал ее слова, тревога нарастала, и волнение в животе неприятно отдавало в ноги.

– Я знаю, что это странно, – на могла подобрать слов женщина. – Но каждый раз одно и то же. По секрету, она мой любимый клиент.

– Ты знаешь ее имя?

– Нет, – замотала головой проститутка. – Никаких имен. Я зову ее «малышка», «детка».

– Вот и правильно, – одобрил гангстер. – Я жду подробностей.

Собравшись с мыслями, Лорна принялась пересказывать их обычную встречу, каждый раз похожую на предыдущую.

Уже наученная предыдущим опытом, Лорна делала все как на автомате. Женщине начало казаться, что ей и самой это нравится. Она сняла накидку с девушки, воркуя о том, что на улице так холодно и сыро, и она бедненькая промокла.

Женщина бережно убрала верхнюю одежду на вешалку, помогая девушке разуться. Лорна ухаживала за Сазерленд, будто они и правда были родственниками.

– Давай раздевайся, я тебе уже приготовила пенную ванную, – так обыденно произнесла проститутка.

Из Лорны бы вышла неплохая актриса. Она так вжилась в роль игры в «дочки-матери», которую придумала Эмили, что грань была очень расплывчатой.

Женщина подбирала разбросанные девушкой вещи, пока та нежилась в теплой и расслабляющей воде. Лорна всегда с некой заботой готовила ей ванную.

Аккуратно сложив вещи, она возвращалась к Эмили. Женщина сдались на стул позади нее, поливая на голову девушки воду. Лорна промывала ее медные волосы от остатков шампуня, нежно перебирая пальцами. Согласно правилам, женщина всегда заранее заготавливала для нее свежую сорочку, предназначенную только для нее одной. Помогала ей обтереть тело, затем одеться.

Лорна наносила на лицо, шею и руки лавандовый крем, который так нравился Эмили. Женщина избегала макияжа, дабы сохранять тот нежный образ. Она усаживала девушку на мягкую постель, с заранее смененным бельем. Усаживалась позади нее, расчесывала сырые и тяжелые от влаги волосы Сазерленд, рассказывая ей выдуманные истории.

Эта «игра» не носила абсолютно никакого сексуального подтекста, как бы гротескно это ни выглядело со стороны.

Максимально близкое прикосновение бывало, когда девушка клала голову на колени женщины, а та нежно гладила ее по волосам, называя «маленькой птичкой» и обещая, что все обязательно будет хорошо, а пока стоит побыть немного в безмятежности.

Иногда Эмили засыпала, тогда Лорна укрывала ее одеялом, продолжая шептать всякую бессмысленную чепуху, убаюкивая спокойствием голоса.

Спящую ее, женщина иногда обнимала. Это не было требованием клиентки. Просто интуитивно, женщине казалось, что рыжеволосая несчастна или одинока. Она никогда не требовала доплаты, даже понимая статус и финансовое положение Эмили. Дорогие вещи и авто, говорили за нее, но Лорна не собиралась наживаться на ней, за столь странные предпочтения.

С разницей в десять лет, женщина видела в Сазерленд недолюбленного ребенка, что таким вот путем компенсирует упущенное, или то, чего ее лишили.

Лорна была небогатой проституткой, Эмили девочкой выросшей на всем готовом, и тем не менее, ей было жаль ее. Наверное все же не в деньгах счастье.

Со временем, женщина стала воспринимать Эмили как друга, та отвечала взаимностью.

Иногда они сидели у окна в большом кресле. Лорна обнимала Эмили, прижимая к своей груди, та безмолвно и тихонько плакала.

Горячие слезы впитывала рубашку женщины, заменяя полотенце или платок.

Лорна проводила пальцами во волосам Сазерленд, выдыхая горячий воздух в ее макушку.

За время своей нелегкой карьеры, в которой встречались далеко не милые и добрые клиенты, Лорна сумела сохранить человечность, эмпатию и сострадание. Ее сердце не очерствело, несмотря на многое пережитое.

Женщина никогда не спрашивала Эмили ни о чем, они почти и не разговаривали. Она интуитивно понимала, что у «малышки» серьезные проблемы личного характера. Она не приходит сюда за плотскими утехами, девушка лишь зализывает раны души через такой вот странный физический контакт.

А совсем недавно «крошка» появилась слишком расстроенная. На ее бледной шее и запястьях красовались синяки. Лорна точно определила, что им около четырех дней. Проститутка почти всегда была в таких, и уже настолько хорошо разбиралась в их стадиях, что могла утверждать это почти со стопроцентной уверенностью.

Это была особенно тяжелая встреча. Женщина призналась, что Эмили искромсала ей сердце своими рыданиями. Лорне было ее искренне жаль, как если бы та и взаправду была ее ребенком.

Будучи крепкой женщиной, она держала хрупкую Эмили на руках, сильнее обычного прижимая к себе.

Рваные хрипы истерического плача не прекращались около часа. Но проститутка точно знала что делать, дав той выплакаться сполна. Она также гладила ее по волосам, иногда касаясь губами теменной зоны. Не потому что так просила Сазерленд, а просто потому, что это помогало. Просто потому, что Лорна точно знала, как успокоиться плачущее дитя.

Девушку лихорадило и знобило. Ее руки и ноги были холодными, а лицо горело.

Женщина уложила ее в постель, плотно укрыв одеялом. Управляющую заведением, она просила сегодня отменить все заказы вплоть до утра, чем удивила коллег добровольным отказом от заработка.

«Есть бляди, как люди», придерживалась она этой теории, не желая ничего и никому объяснять.

Ей было плевать на слухи и прочие нелепости, что лепетали обитатели публичного дома. Просто когда-то и она бывала на месте Эмили, и ей тоже некому было помочь. И дело вовсе не в материальной помощи, или разрешение проблем. Иногда достаточно просто вместе помолчать.

Лорна заботливо подтыкала одеяло, дабы согреть ее холодные ноги. Женщина прилегла рядом, накрывшись вторым одеялом. Она просто прикрывала спину Эмили, создавая той ощущение уюта и покоя. Просто чтобы постараться согреть ее холодное сердце.

Пусть ее называют чудачкой. Тем, кто не был на их месте этого не понять.

А по пробуждению, женщина заваривала «малышке» горячий чай с круассаном. Любезно подавая на кофейный столик у окна.

Чтобы Эмили не мерзла, женщина надевала на нее шерстяные носки, что сама связала, а на плечи накидывала старый кардиган. Он был весь в катышках от носки, потому что был настолько старым, что принадлежал еще ее покойной матушке. Ни одни они прятались в нем как в коконе от всех ударов этого мира.

Так же в тишине они завтракали, глядя в окно, что открывало вид на проспект. По улицам бежали люди, спеша на работу или учебу. У всех них были свои заботы, им не было дела до какой-то там девчонки, которой по статусу не положено даже приближаться к подобным местам.

А потом Эмили умывалась, делала легкий макияж и одевалась. Пасмурное утро развеивало вязкий флер ночи, возвращая обоих к жестокой реальности.

– Там сегодня холодно, – вдруг произнесла Лорна.

Эмили молча кивнула. При свете дня, она испытывала стыд и смущение за вчерашнее. Но женщину это не пугало и не смущало вовсе, в ее жизни бывало и не такое.

– Останься в них, – проститутка указала на носки собственной вязки.

– Это лишнее, – проглотила подступающие слезы Эмили.

Непривычно было ощущать заботу от человека, который даже имени твоего не знает, которому ты платишь за странную услугу.

– Это не подарок, – фыркнула Лорна. – Постираешь и в следующий раз принесешь.

Разумеется это был подарок. Просто своим «это лишнее», она оскорбила женщину. Ночная бабочка была искренна с ней, и правда не хотела, чтоб девчонка замерзла. Ей не было жалко носков, она таких еще десять пар свяжет. Лорна проявила заботу. Просто к человеку, который ей никто, но которого так искренни жаль, которому она соболезнует. Самое лучшее, что она может для нее сделать, это побыть в этой роли «мамочки», в которой так нуждается Эмили.

– С чего ты взяла, что следующий раз будет? – надменно спросила Сазерленд.

– Я это чувствую и вижу в твоих глазах, – ответила женщина, глядя в горизонт. – Я знаю эту боль, у нее нет срока годности.

Эмили поспешила одеться, чтоб не проявить эмоций вновь. Она суетливо натягивала пальто, укутывая голову шарфом. В носках все же осталась. Зачем? Чтобы сохранить суррогатное тепло прошедшей ночи, когда в бреду лихорадки ей казалось, что это ее мать Джулия прижимает ее к своей груди. Будто Джулия держит ее на руках, защищая от всего этого мира, от боли, что причиняет ей ненормальная любовь Райли, от издевательств отца, что останутся в памяти навсегда. Будто Джулия так заботливо укутывает ее одеялом и сидит с ней пока она не уснет, как делает это она сама со Скай.

А затем она уходила.

В этот раз, преодолевая стеснение, Эмили произнесла «спасибо». Как только что спасенный утопающий. Сверх вчерашней оплаты, Сазерленд оставила на тумбочке при входе щедрые чаевые.

В любой другой ситуации, Лорна была бы рада подобному жесту от клиента. Но в этот раз все было совсем не так.

Ей было противно. Чаевые оставляют за хороший секс, за улыбку и отсутствие недовольной рожи, грубо говоря за актерский талант, когда проститутка ведет себя так, будто ждала тебя всю жизнь.

Но с Эмили было по-другому. Лорна вела себя абсолютно искренне. Эти деньги, сверх оплаты ей не принадлежат. Она все делала по доброй воле и от души. Она взаправду жалела Сазерленд, не считая это услугой за оплату.

Женщина даже не прикоснулась к деньгам.

Она допивала чай, погрузившись в мысли. Без ревущей девчонки, что в припадке лихорадки пару раз назвала ее «мам», тут стало пусто. Она унесла часть своей боли с собой, а часть осталась у Лорны. Что ей теперь с ней делать? Кому ее подарить, обменять, отдать за даром?

А ведь нашелся тот, кому эта боль нужна, да не за просто так, а за плату. Который оплатил дорогую по их меркам цену, чтоб забрать ее. Но все Лорна не отдала, оставив часть боли себе. На память. Как дань уважения. Как доказательство присутствия Эмили в ее жизни.

Джон Шелби жаждал подробностей. Он их получил сполна. То беспокойство, с которым он сюда шел и слушал все это, теперь приняло другую форму. Оно клубилось и пульсировало, превращаясь в гнев и злость.

Впервые увидев Эмили, Джон сразу заметил нечто такое в ее глазах, что запало слишком глубоко. Он понимал, что такие глаза содержат тайну, возможно нечто большее.

Выслушав Лорну, он сопоставил все увиденное. Это объясняло то украшение на ее шее с крупными камнями, и бесконечно прикрытые руки в складках платья.

Но не объясняло поведения девушки. Зачем ей все это? С какой целью она сублимирует отношения с матерью, проецируя их на проститутку.

– Я знаю, – закурив, обратилась к нему женщина. – Ты пытаешься понять, зачем она приходит сюда?

Джон молча смотрел в пол, упираясь лбом о руки сложенные в замок, что упирались локтями в колени.

– И я отвечу, – продолжила она. – Малышка заменяет этим отсутствие матери в ее жизни. Скорее всего сирота, либо росла только с отцом.

Гангстер тяжело вздохнул. Он не собирался делиться с ней подробностями и родством Сазерленд.

– Я много всякого дерьма повидала в жизни, – делала она новую затяжку. – И скажу одно, такие как она – одиночки, не подпускающие к себе никого на расстояние пушечного выстрела. И тебе будет не просто завоевать ее доверие.

Шелби поднял на нее недоумевающий взгляд. Но ничего не ответил.

– Брось, – грустно усмехнулась Лорна. – Ты влюблен в нее.

– Что ты несешь? – усмехнулся Джон в своей манере, стараясь скрыть то, о чем сам только догадывается.

– Ты отказался провести время с одной из наших лучших девочек, – разъясняла проститутка. – Потому, что увидел ее в холле. Ты заплатил слишком высокую цену, ради одного лишь разговора. И теперь уже больше часа слушаешь, то как эта детка здесь страдает. А твое лицо, твои глаза вспыхивают яростью каждый раз, когда я говорю о том как она рыдает.

Джон встал с кресла, подошел к комоду и достал кошелек. Замок на дорогой коже щелкнул, пальцы вытянули купюры. Он оставил половину ее месячного заработка в качестве чаевых.

– На чай, круассаны и шерсть для носков, – бросил он ей вместо прощания.

Козырек был благодарен за рассказ, за подробности и прочее. Просто сейчас он был в нестабильном эмоциональном состоянии. Что уж говорить о словах благодарности. Томми приучил их к тому, что лучшая благодарность финансовая. Он этот метод и применил.

Накинув пальто и восьмиклинку, Шелби потянулся к дверной ручке.

– Будь добр, – обратилась к нему женщина.

Джон остановился, не решаясь посмотреть на нее.

– Спаси ее, если это в твоих силах, – поджимая губы, попросила Лорна. – С такой добротой в глазах … малышка не заслуживает того, что с ней происходит. Не надо обещать и произносить лишних слов, я все пойму, когда она перестанет ко мне приходить.

Джон ничего не ответил. Он не дает обещаний, которые возможно не сможет выполнить.

Мужчина просто молча покинул ее апартаменты, быстро спускаясь по лестнице.

Он не попрощался с хостес, что пыталась выяснить как у них все прошло.

Шелби просто выскочил на улицу, даже не застегнув пальто. Ему было необходимо освежить голову, остудить тело от гнева, что колотил по ребрам. Он просто пошел пешком, дав одному их своих людей указание отогнать машину.

Шелби просто шел в никуда. Ему было необходимо разобрать по полочкам полученную информацию, проанализировать и решить, что он будет делать дальше.

Воображение рисовало образ заплаканной Эмили, что как побитый котенок сжимается в клубок от страха и отчаяния.

В голубых глазах проступили слезы, которые цыган небрежно смахивал пальцами, сам себя обманывая, что это от ветра.

Впереди было так много вопросов, которые не терпели отлагательств. Мужчина понимал, что действовать надо уже сейчас. С чего начать он пока не понимал.

Но одно он знал точно. Внутри него взошло то самое чувство, давно забытое, спрятанное. Оно борется за жизнь, пробивается сквозь грунт одиночества и цинизма. Просит дать ему взойти.

Козырек не сомневается, но стыдится, будто предает Марту. Но по-другому уже не может.

Он забыл зачем вообще приехал в бордель, когда увидел там Эмили. Ему было не до ебли, алкоголя и прочих утех. Волновала только она.

Он отвалил кучу денег за историю, фигуранткой которой была его девочка.

Теперь его волновало все, что было с ней связано. Теперь его целью стало не только завоевать ее доверие и сердце, нужно было наказать того, кто это с ней делает.

Помочь ей разобраться со странным поведением и походами к Лорне, выяснить причину и избавить от страданий.

Взять над ней покровительство, несмотря на все сказки, что его братья твердят о Райли. Плевать ему, что они близнецы.

Пугает ли его подобное поведение Эмили и странные отношения внутри семьи Сазерленд?

Нисколько.

Он влюблен в Эмили. С того самого момента, как увидел. Он не пытался быть уверенным, просто знал. Понял это, когда увидел в ее глазах надежду, когда она смотрела на него.

Для Джона нет пути назад. Он так решил.

====== Каменные сердца ======

Изворачиваясь и парируя, Эмили избегала атак брата. Девочка была куда лучше в стрельбе, нежели в бою с холодным оружием. Попадая в десять из десяти, ей не было равных, особенно в стрельбе из лука. Это занятие ей очень нравилось, в нем она достигла некоторого успеха. Соответственно близняшка развила навыки точной стрельбы из пистолета или ружья.

Эми обладала великолепным глазомером. Этот ее талант проявился еще в раннем детстве, когда она училась живописи и перспективе.

Райли же досталась скорость и выносливость. Он ловко уворачивался тут же атакуя. Брат предугадывал почти все ее шаги. Он просчитывал движения сестры, сравнивая с предыдущими маневрами. Так он составлял алгоритм ее действий.

Ему было легко сбить ее с ног, доказывая свое превосходство. Эмили не отступала. Девочка отчаянно боролась с его мастерством, ускоряя атаки.

Преимущество Райли было еще в том, что они уже переросли стадию детства и их тела приближались к подростковому возрасту. Мальчик становился выше и крупнее, в то время как Эмили оставалась все такой же миниатюрной.

Из-за разности масс, разнилась и сила.

Близняшке становилось сложнее отражать удары, но казалось Райли это лишь забавляло.

Веселье на тренировке длилось ровно до тех про, пока не заявлялся отец.

Невидимой тенью он проскальзывал в тренировочный зал, пристраиваясь на самом малозаметном месте. Теодор наблюдал за ходом действий.

Мальчик всегда замечал его первым. И как только это происходило, Райли давал сестре слабину. Он нарочно поддавался, давая нанести себе урон.

Близнецы прекрасно знали правила и методы воспитания отца.

Стоило одному из них облажаться на тренировке, или стрельбе, или игре в шахматы, его ждало наказание. Его степень зависела от тяжести оплошности.

Например падение на спину во время рукопашного боя, расценивалось недорого, но все же неприятно. Упавший должен был с завязанными глазами простоять на одной ноге, будучи в центре лошадиного навоза.

Едва ли Эми и Райли могли счесть это за наказание. В сравнение со всем остальным, это было так, легкое развлечение.

Теодор считал, что падение во время тренировки это не так страшно, как например промахнуться из винтовки.

Эмили любила брата. Поэтому отдавала долг на стрельбе, нарочно промахиваясь, когда Райли косил в мишенях.

Иногда Теодор приходил в бешенство и наказывал обоих. И ему было плевать, что они выгораживают друг друга. Он не оценивал их самопожертвования.

Сазерленд был убежден в своей великой миссии, воспитать из них идеальных людей. Он абсолютно отрицал разность мышления, разность пола в конце концов. Игнорировал факт того, что у Эмили более творческий потенциал, а Райли хорошо даются точные науки. Пока сестра спокойно говорит на нескольких языках, что для мальчика немыслимая суперспособность, он решает математические уравнения и задачи, далеко опережая ровесников. Без труда вычисляя сложные формулы, пока Эми в свои двенадцать цитирует Ницше.

Близнецу пришлось вкладывать немалые усилия, чтоб понять хотя бы азы нотной грамоты, пока Эмили уже осваивала второй музыкальный инструмент.

Страшась за брата, малышка в свободное время, которого катастрофически не хватало, занималась с ним дополнительно и фортепиано и скрипкой. Лишь бы отец больше не наказывал его за промахи.

И как бы они ни старались, близнецы были людьми, а не сверхразумными существами. Как и всякий из нас, ребята допускали ошибки, хоть и очень редко. За которыми в очередной раз следовало наказание.

Разозлившись на мать за ее покорное молчание и потакание отцу в жестокости его методов воспитания, Райли рассвирепел. За ним все чаще стали проявляться приступы агрессии. В гневе, подросток схватил открытую с раннего утра бутылку вина, и швырнул ее в зеркало. Этот жест был попыткой достучаться до матери. Показать ей, как они с сестрой устали от бесконечного напряжения, унижений и страданий, именуемых воспитанием.

Джулию этот жест напугал. Из послушного мальчика, Райли превращался в неуравновешенного парня. Он никогда не позволял себе подобного, но стал все чаще огрызаться на замечания, а теперь и вовсе вспылил.

Теодора это возмутило и разозлило. По его мнению, они с Джулией делают все для их блага, а вместо благодарности получают в ответ хамство. Такого Сазерленд в своем доме терпеть не собирался.

И пока нетрезвая супруга плакала от «несправедливого» отношения сына к себе, находясь в своих покоях. Теодор избивал Райли на глазах у Эмили, чтоб той не повадно было брать дурной пример с брата.

Разница в весе, возрасте и силе была слишком ощутимой. Парнишка даже не мог подняться.

Эмили насильно заставляли смотреть на избиения брата. Она молча содрогалась в рыданиях, не в силах ему помочь. Девочка просто смотрела, как такое же похожее на ее лицо, становится кровавой кашей.

Дрожа от страха и ужаса, Эмили делала короткие и частые вздохи. Наверное ужаснее всего было понимать, что человек, являющийся Вашим родителем, призванный защищать свое потомство, способен на такое.

До боли сжимая кулаки, она впервые испытала отчаяние. Это было похоже на то, как если бы тебя выкинули в океан и ты не способен вплавь добраться до берега.

Разум вдруг посетила мысль, что любой удар, нанесенный ее близнецу, может стать для него последним. И тогда она останется абсолютно одна. Никому не нужная, одинокая и бесконечно страдающая. Никто не окажет ей поддержку, никто не обнимет после очередного «акта воспитания». Ее больше некому будет любить и жалеть. О ней никто не позаботится.

Собрав страх, волю, отчаяние и последние силы в кулак, девочка сорвалась с места.

– Не трогай его, – как ненормальная завопила Эми.

Она сама и не ожидала услышать свой голос таким. Он был надрывным, хриплым и глухим.

Сазерленд смогла оттолкнуть отца от Райли. За что получила хлесткую и звонкую пощечину, сбившую ее с ног. Эми упала в метре от брата. Теодору это лишь придало новых сил от очередной вспышки гнева переходящей в ярость.

Он пнул дочь в живот, тем самым откинув ее к столу. Близняшка проскользила по мраморному полу, гонимая инерцией удара и остановилась лишь когда ударилась о ножку стола позвоночником.

Ее глаза были зажмурены от боли.

Райли что-то хрипел и булькал, глядя на сестру. Он тянул в ее сторону свои руки, позабыв о том, что стоило бы прикрыть себя. Но ему было уже плевать на свою судьбу. Боль от новых ударов не была сильнее предыдущей. Куда ярче болела душа, глядя как близняшка лежит в позе эмбриона, стискивая зубы, чтоб не завыть. Ее руки сжимают живот, глаза закрыты, а рыжие волосы небрежно спадают на лицо, выбившись из заплетенных кос.

– Все хорошо Эмили, – хрипит Райли, захлебываясь собственной кровью, отрыгивая и выплевывая ее на светлый мрамор. – Все хорошо.

Избитый и еле живой, он хочет успокоить ту, что всем сердцем переживает за его судьбу. Эмили единственная, кто его любит по-настоящему. Единственная, кому он нужен, кто о нем заботится. Она одна спасает его раз за разом, пока Джулия заливается новой порцией «успокоительного», молча соглашаясь с нравом мужа. В этой жизни у него есть только Эмили – его сестра близнец. И ближе ее никогда и никогда не будет. Только она, та самая светлая часть его самого, что Теодор никак не сломит, как бы ни уродовал их обоих. Ему никогда не отнять у него счастье, быть ее братом.