Текст книги "Charming type (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Гарри, – взмолился он, не отрывая влажных губ от невинной и трогательной шеи, – умолкни. Не задавай вопросов.

Запах сирени витал в воздухе как никогда остро. Гарри не нужно было принюхиваться, чтобы уловить его: кожа Луи словно источала этот цветочный аромат всеми своими порами.

– Возьми меня за руку, – бесхитростно попросил мальчик, но его прекрасный и столь соблазнительный секрет только улыбнулся своими невероятно яркими губами.

– Я знаю, что тебе понравится больше.

Правая рука Луи скользнула между их телами: тонкие пальцы ловко развязали шнурок на пижамных штанах Гарри, ослабив пояс. Второй он придерживал мальчика за плечо, будто ждал в любую секунду сопротивления.

Его не последовало, даже когда тонкие пальцы проникли под одежду, обернулись вокруг горячего члена. Гарри сам не понял, как оказался так сильно возбуждён, где потерял свои стыд и смущение. Луи коленом подвинул его бедро в сторону, заставив раздвинуть ноги шире. Подчинение ему было абсолютным и беспрекословным.

– Я знаю, как именно тебе нравится. Я внимательно наблюдал, – смешок сорвался с ещё более алых, чем обычно, губ. – И, кажется, я прав. Только посмотри на себя.

Он был доволен, Гарри чувствовал это в голосе. Самодовольство застыло в улыбке. Себя он видеть не мог, но ощущал, как горят восторгом глаза, как покраснели щёки. То ли от удовольствия, что приносила нежная рука: пальцы скользили по стволу вверх и вниз, но когда Гарри казалось, что он просто не выдержит этой ритмичности, Луи вдруг обводил головку члена подушечкой большого пальца и мальчик захлёбывался новым оттенком наслаждения. То ли от трепещущего ужаса в груди. Ощущений было слишком много, а впереди ждало больше. Страх перед грядущим добавлял перчинки в и без того дикий коктейль чувств.

– Что со мной? – в бреду зашептал Гарри.

Извне в него проникала какая-то неуправляемая сила. Мышцы во всём теле свело словно судорогой. Они застыли в напряжении, на самой грани чего-то, названия чему пока не было. Гарри не испытывал такого прежде.

– Скажем так, – поняв, что сопротивления не будет, Луи перестал сжимать пальцами дрожащее плечо. Они переместились в растрёпанные короткие кудряшки. – Ты потерял голову от страсти.

Гарри не мог совладать с собой: рука против воли приподнялась, и Луи, заметив этот жест, оставил в покое завитки его волос. Кончики их пальцев встретились, создав электричество, разлив в воздухе волшебство нежности.

И ни на миг вторая рука Луи в пижамных штанах не останавливалась. Гарри был похож на муху, попавшую в паутину. Его старательно отвлекали всеми этими романтичными мелочами от чего-то важного, взрослого. От границы, к пересечению которой он приближался, так и не осознав до конца, что делает.

– Я овладею тобой, Гарри, – зашептал Луи, касаясь влажными губами горящего жаром уха. Его пальцы скользнули и переплелись с трепещущими слабыми пальцами мальчика, стиснули их в уверенной хватке. – Стану твоим рабом, а ты станешь моим.

Шёпот этот, словно гипноз, завладел разумом. Остатки его рассыпались снежинками, и их разметал сильный зимний ветер. Буря поднялась в груди, смела все мысли, оставив только голос Луи. Тягучий, сладкий как мёд и абсолютно ядовитый для трезвости сознания.

Каждое движение полнилось силой, настойчивостью. Луи настырно и жадно брал всё, о чём они оба мечтали, наблюдая за сокровенными самостоятельными удовольствиями друг друга много ночей кряду. Гарри не боялся его резкости, напротив, с радостью позволил вести себя этими тёмными лабиринтами взрослых наслаждений.

Кровать тихо скрипнула под его коленями. Ладони Луи легли на поясницу, толкая дальше. Гарри упал на живот лицом в матрас.

Внезапно, он ощутил всю глубину пустоты внутри, будто душа отправилась в долгий полёт сквозь ничто, а тело больше не принадлежало ему. Не существовало вовсе. Им завладели влажные губы Луи, его горячие пронырливые пальцы. Даже ощущение ползущей по коже ткани, когда, вещь за вещью, одежды становилось всё меньше на теле, были далёкими и чужими.

– Ты сладкий на вкус, – поделился мыслями Луи. – Истинная невинность, сотканная из конфет и легкомыслия.

Гарри хотел возразить, но из горла вырвался хрип. Чужая ладонь мягко скользнула по его бедру и подвинула ногу выше, губы Луи коснулись кожи на ягодицах. Паника рассыпалась по телу мелкой дрожью, стыд вернулся, и стало его на порядок больше. Гарри зажмурился, пытаясь возражать, но Луи касался губами уже гораздо глубже, гораздо ближе.

– Готов к цене, которую придётся заплатить?

Вопрос достиг сознания разрозненными звуками, которые не несли в себе большого смысла. Гарри ощущал лишь влажность чужой слюны между своих пламенеющих ягодиц и горячую ладонь на пояснице. Луи выводил нежные круги на его спине, и ласка его умелых пальцев заглушала последние отголоски разума.

– Ты можешь сказать мне “да” и позволить себе пасть. А я не смогу удержать тебя или сохранить, – Луи лёг на него, кожа к коже, накрыл своим обнажённым телом полностью. Губы коснулись лопаток, шеи, щеки и наконец оказались на схватившихся за одеяло мелко подрагивающих пальцах Гарри. Язык скользнул по ним, будто пробуя подтаявшее мороженое. – Ты слишком сладкий.

Возможно, крупинки сахара и крошки кекса ещё остались на подушечках пальцев Гарри: Луи абсолютно потерял голову, стоило ему коснуться их ртом, и стал похож на самого Гарри. Оба дезориентированные и тяжело дышащие. В шаге от чего-то грандиозного.

– Но если я не справлюсь, – вдавленный в матрас обнажённый Гарри захлебнулся сковавшим вдруг опасением. – И если ты сделаешь мне больно?

– Не воображай лишнего, – отмахнулся Луи от детских опасений, и, как ни странно, от этого пренебрежительного тона стало легче дышать. А потом рука скользнула за плечо Гарри, торс приподнялся, и Луи перевернул его на спину. – Я буду здесь для твоего удовольствия. Только для этого.

Стон оказался едва слышен. Времени подумать о чём-то конкретном не было: Луи подтянул распластанное, несопротивляющееся тело ближе к себе, устроился между разведёнными ногами.

– Горячий, – шепнул он, склонившись и прижав губы к влажному от пота лбу с налипшими завитками мокрых волос. – Податливый, – ладони погладили худой торс и впалый живот, остановились на бледных бёдрах. – Твёрдый.

Луи, наконец, коснулся его члена вновь. Гарри блаженно прикрыл глаза, выгнувшись навстречу этим мастерским ласкам. Они будто забирали остатки сомнений из замутненной, пьяной от желания, головы и на их место помещали лишь негу да наслаждение, каких прежде юному телу Гарри не удавалось почувствовать.

А потом тьма под закрытыми веками превратилась в свет, а свет стал тьмой. Расстояние между телами перестало существовать; горячий влажный член Луи проник в тело медленно и абсолютно безболезненно. Руки Гарри взметнулись вверх, пальцы впились в напряжённые плечи партнёра. Приоткрытые в удивлении и восторге губы получили медовый поцелуй.

Далёкое стало близким: Луи оказался в его руках, овладел им, как и обещал. А близкое – далёким: каждодневные мысли, мелкие детские радости – всё забылось.

Луи толкнулся глубже, позволяя в полной мере ощутить: он стал Гарри, а Гарри – им. На смену ночной реальности пришли бездны сияния. Они появились из лунных голодных глаз. Гарри распахнул свои, когда сладостные толчки чужого члена в его тело последовали один за другим в мягкой терпеливой ритмичности, и взгляд тут же оказался в ловушке. Уже ничто не смогло бы оторвать его внимание от сверкающего лунного серебра. Оно было так близко и наполнено поистине грандиозным желанием.

Желание это разливалось по венам Гарри зияющей пустотой, выжигая всё прежнее. Горячие ладони ласкали тело: Луи то обводил по кругу тонкую шею, то мягко касался рёбер, то сжимал бёдра, вдавливая пальцы в кожу. Ощущение тупой тусклой боли пульсировало на коже и отдавалось эхом в получаемое удовольствие. Гарри лишь шире разводил ноги и яростнее подавался вперёд.

Шлепки там, где тела соприкасались, становились всё громче и несдержанней, но стоны, что разливались по комнате, принадлежали только Гарри. Луи над ним был тих и собран, и только сведённые вместе брови да искривлённые алые губы выдавали всю степень удовольствия, что увлекло и его.

Наслаждение в теле чудовищно распухло. С каждым резким движением, принадлежавшим партнёру, оно проникало всё глубже. Поток крови в венах нёс его к сердцу. Оно булькало и пузырилось подобно змеиному яду.

Оно отравило Гарри.

Из алых губ Луи наконец вырвался звук: нечто среднее между потерянным стоном и удовлетворённым согласием. Он склонился к лицу мальчика, касаясь кончиком носа, и улыбнулся. Гарри улыбнулся в ответ или постарался улыбнуться: его кожа не то горела, не то зудила, будто он ощущал ею телевизионные помехи. Или она ими была.

Поцелуй, мокрый и глубокий, вытащил ту набухшую тьму сладости из юного тела. Она покинула горло всхлипом в чужие губы, вязкой молочной струёй на собственном прессе. Луи продолжал целовать, даже когда его соблазнительное тело остановилось и прекратило любые движения. Всё целовал и целовал потерявшегося в космических ощущениях Гарри. Мальчик почти перестал чувствовать себя.

А потом их окутала ночь, и морозный воздух запел в ушах, когда Гарри взметнули в небо в объятии нежных рук, и он почувствовал запах Луи: запах чего-то бесконечно древнего и тёмного, исходящий от кожи, как запретные духи.

Сирени больше не было.

○○○

Утром Гарри ощущал на губах привкус слёз и сирени. Сладчайшее какао в его кружке не могло ни смыть, ни приглушить солёный вкус.

С ним он проснулся в собственной постели. Зимнее солнце стояло высоко в небе и бесцеремонно заглядывало в комнату. В его алеющих лучах пыль на полках становилась заметнее, а разбросанные вокруг кровати вещи дополняли интерьер, превращаясь в бардак.

Всё было как обычно, но чуточку не так. Сначала Гарри списал неясно тревожащие ощущения на сон, увиденный ночью: губы Луи на его губах, его тело внутри тела Гарри. Запах и вкус. Всё такое реальное. Более настоящее, чем сновидение, более чёткое, чем воспоминание.

Но уже откинув одеяло, забыл напрочь о том, что в воздухе мотеля что-то изменилось. На бёдрах красовались похожие на бутоны цветов синяки.

Это тонкие умелые пальцы Луи оставили ему отметины.

В груди тут же забилось сильнее сердце. Не сон? Взрослая магия действительно произошла ночью? Гарри попытался покинуть постель с той же бодростью, с какой вставал по утрам, но стоило сделать лишь одно резкое движение, как боль, похожая на луч горячего света, прожгла изнутри.

Он согнулся у кровати, вцепился вмиг задрожавшими пальцами в край матраса, пережидая неприятные ощущения. В теле жгло чувство принадлежности ко взрослому миру. Оно ломало кости и разрывало мягкие ткани, поэтому до двери и вниз по лестнице Гарри едва ковылял, похожий на грачонка со сломанным крылом.

И только присутствие мамы в кухне заставило его взять себя в руки. Мальчик медленно вошёл, преодолевая боль в пояснице и ниже, сел на стул. Чашка с какао тут же заняла своё место перед ним. Вопреки всем его прежним убеждениям, оно было приторно сладким. Гарри разлюбил напиток всего за одну ночь.

Всё это пугало. Неспособность понять себя, обыденные вещи, которые вдруг превратились в нечто иное, незнакомое. С глаз Гарри будто спала некая пелена, и он увидел всё, что было скрыто ранее.

Мама с угрюмым видом накинула куртку и, хлопнув дверью кухни, вышла на морозный воздух, в яркие лучи негреющего солнца.

– Твоя сестра вновь сбежала ночью, – произнёс обыденным тоном отчим, проследив за взглядом, которым Гарри проводил маму. – До сих пор не вернулась.

Стул под ним надсадно заскрипел, когда тот уселся за кухонный стол. Гарри скорчился словно от острой боли: звук полоснул барабанные перепонки будто острым ножом. Во имя всех святых, неужели эти стулья всегда так мерзко звучали?!

Привычная реальность стала менее уютной – единственное, к чему могли прийти мысли Гарри. Он не знал как, не знал почему, но чётко осознавал лишь одно – без Луи здесь не обошлось. Всему виной их вчерашняя близость. Она будто открыла Гарри глаза на то, чего никто в здравом рассудке не хотел бы видеть.

Мама вернулась в кухню запыхавшейся, но не от быстрого бега, а от злого крика. Следом за ней вошла сестра, и яркая помада будто увеличивала и без того сардоническое выражение её губ.

– Тебя не было всю ночь, – упрекнула мама.

– И что?

Их глаза были похожи: тёмные, с чёрными частыми ресничками, и полные ненависти друг к другу. Сестра презрительно кривилась, и лишь это было её ответом на всю проявленную заботу. Всегда.

Да как же Гарри умудрялся не замечать этого прежде?

– Ты не можешь зарабатывать собственным телом, Джемма, – покачала головой мама. – Что скажут люди, если узнают?

– Мне нет до этого дела, – пожала плечами девушка. – Как тебе не было дела до того, что думали мы с Гарри, подрастая. Ты меняла мужчин, не в силах остановиться, и добилась того, что папа бросил нас. А теперь ты постарела и не нужна никому, кроме этого неудачника.

Гарри прижал пальцы к глазам, словно это могло спасти его от жалящих злых слов, которыми перекидывались родственники. Из-за этого он пропустил движение и только услышал звук: унизительный и звонкий хлопок от пощёчины. Отчим так и сидел, замерев, слишком слабый и апатичный, чтобы противостоять одной, защищая другую.

Гарри вдруг затошнило, да так сильно, что, показалось, кислота из желудка подкатила к самому горлу. Он сжал плотно губы, глаза и резко поднялся на слабые ноги. Всё его представление о собственной жизни сгорало в мучительной агонии реальности, которая больше не была подёрнута туманной дымкой детства.

На его языке образовался горький вкус. Мальчик впервые попробовал печаль.

○○○

Тенью Гарри метнулся прочь из кухни и оказался в холле мотеля. Тут гуляли сквозняки и повсюду воняло прогнившим деревом. Даже острый и стойкий запах лака не мог выгнать пропитавший здание дух.

Мотель “Зрелость” – настоящая грязная дыра. Соты для туристов, путешествующих автостопом и экономящих каждый фунт. Гарри вдруг не смог понять, как посчитал это место хоть немного красивым в самом начале. А солнце, будто в насмешку, заставляя разглядеть каждую неприглядную деталь, светило всё ярче в грязные окна.

– Эй, малыш, – Ги поставил на пол открытое ведро с прозрачным лаком и улыбнулся. – Несёшься стремительно, словно дьявол кусает за пятки.

Прелесть уходящего детства, которой Гарри был наполнен ещё вчера, как к магниту тянулась к незнакомцу. Но сейчас, стоя напротив него совсем близко, Гарри чувствовал лишь гадливость.

Она возросла многократно, когда рука с грязными ободками ногтей легла на его плечо. Чужие пальцы погладили кожу поверх одежды, а в мутных глазах мелькнуло плотоядное выражение.

Этот день ничем не отличался от остальных зимних дней, проведённых под старой крышей отеля. Гарри понимал умом, несмотря на разительную перемену, которая теперь бросалась в глаза, во всём, что составляло окружающую реальность. Мысли эти сводили с ума, лишали воздуха. Под тяжестью чужой руки он согнулся и начал задыхаться.

– Малыш? – удивлённо спросил Ги, тоже наклонился, чтобы заглянуть в искривлённое ужасом и паникой лицо.

– Пожалуйста, не надо, – Гарри сбросил с плеча чужую ладонь и отступил на шаг, хотя ноги едва слушались его. – Мне нехорошо.

За заботой скрывалось зловещее желание: рука Ги скользнула по спине, и та вмиг покрылась холодным потом отвращения. Гарри передёрнуло, и он нашёл в себе силы отступить ещё на шаг.

Мозг в лихорадке искал выход из ужасной клетки реальности, в которой внезапно оказался. Но повсюду были частые решётки и неприступные стены. Из тюрьмы зрелости не было выхода.

Рождённое мыслями желание вновь посетить тёмную комнату со старым телевизором было безжалостно отброшено в сторону. Ещё вчера Гарри жаждал внимания Луи, жаждал его тело. Сегодня разбило все иллюзии, сладкий запах сирени развеялся навсегда, словно завеса, которая больше не была нужна.

Реальность предстала перед мальчиком во всей своей уродливой неприглядности. На неё не хотелось смотреть. Она пугала до нервной дрожи в коленях.

Но всё же болезненное любопытство взяло верх над оцепенением и страхом. Гарри необходимы были ответы на его вопросы. Казалось, что знание будет легче той туманной полуправды и догадок, в которых он вдруг оказался. Они мутной болотной водой утягивали всё глубже в пучину отчаяния.

Со злобой, которая зажглась с такой силой впервые в жизни, мальчик оттолкнул своего приятеля и бросился вверх по лестнице. Туда, где прятался виновник всех отвратительных видений, что посетили Гарри сегодня. Словно, если бы он смог добраться до Луи и поговорить с ним, вытребовать нужную правду, реальность смогла бы стать прежней.

От его наполненной взрослой уверенностью в своих действиях фигуре в разные стороны расходились вереницы ускользающих теней.

○○○

Словно акула, уловившая плеск раненой рыбы за несколько миль, Луи уже был начеку. Ждал в своей серой и неприметной кровати, в комнате за экраном телевизора, зеркалившей реальную комнату. Ту, в которую ворвался Гарри, неся всю свою ярость, всё клокочущее отчаяние.

– Что ты сделал со мной?

Причудливая пугающая связь, не до конца осознанная, пока не покинула его повзрослевшую душу и заставляла говорить правду. Он бы, может, хотел соврать, но глаза Луи, эти светлые поверхности лун, доставали её будто клещами из самой глубины.

– Проснулся другим? – сардонически уточнил парень в телевизоре. Точно кот, он потянулся, предоставив Гарри время полюбоваться своим изящным телом, и ловко поднялся на ноги.

– Всё вокруг другое, – страшным шёпотом сознался Гарри.

– Конечно, – Луи положил аристократичные ладони на стекло телевизора и пошло, с влажным чмоком, прижался губами с той стороны. – Ты теперь сам другой.

Он насмехался.

Как бы ни было удивительно, от откровенной издёвки стало легче дышать. Злость ли прибавила сил, или, может, Луи выглядел в этот момент по-человечески, тем не менее Гарри расправил плечи под его внимательным взглядом.

– Ты обманул меня, – он в упор посмотрел в насмешливые, теперь такие неживые глаза в телевизоре. – Обманул и соблазнил. Я не хотел всего этого, – рука взметнулась вверх, обведя полукруг, указывая на окружающую Гарри, мерзкую теперь, реальность. Пальцы подрагивали.

– Милый Гарри, – в уголках светлых глаз собрались тонкие морщинки широкой улыбки. – Я лишь бросил в почву твоей души зёрнышко греха. Ты думал о нём, лелеял его. Ты и только ты позволил ему прорасти.

Обида захлестнула, жаром прилила к щекам, словно Луи ударил его по лицу. Унизительно. Картинки удовольствий, которые они разделили сквозь экран телевизора, а потом тех, сквозь которые прошли вместе, оказались с острыми краями. Они царапали мысли и причиняли боль.

– Верни всё назад! – потребовал Гарри. – Я не желаю, чтобы так было. Верни!

– Я не могу, – Луи шагнул назад, будто зашторенная комната была его сценой, и улыбнулся со всей искренностью персонажа телевизионного ролика. – Я всего лишь врата, дружок. И ты сквозь них уже прошёл.

Гарри нервно усмехнулся.

– Врата? – он больше не был уверен, что всё происходящее не сон. Дурной, безумный сон. – Какие ещё врата? Для кого?

– Для всепожирающего червя.

За окнами садилось солнце. Гарри чувствовал закат интуитивно, потому что на окнах висели пыльные плотные занавески, как и в первый его приход сюда. Тьму разгонял свет телевизора, в котором Луи загадочно улыбался. Сытый и довольный.

– Жизнь, Гарри, всепожирающий червь, – едва дыша, добавил парень с экрана, будто рассказывал нечто настолько глубокое и сокровенное, что, говори он чуть громче, и реальность не выдержала бы напора истины. – Что бы ты ни создал, чего бы ни достиг, она пожрёт это. Движется только вперёд, уничтожая на своём пути каждую существующую крупицу. Движется к одному единственному – смерти.

Несмотря на сумасшествие произнесённых слов, Гарри выглядел испуганным. Он вдруг услышал за спиной шаги смерти, далёкие пока, но неутомимые и ни на миг не останавливающиеся. Рано или поздно они настигнут его.

Всё, что было скрыто до сих пор за пеленой детства, за этой стеной незнания и безопасности, оказалось на свету, явилось его взору, пугая. Гарри переступил границу, отделяющую ребёнка от взрослого, и увидел.

Но поверить не захотел.

– Это безумие! – закричал он, отталкивая правду как можно дальше от себя. – Ты сумасшедший.

В противоположность красному и возбуждённому Гарри, Луи был собран и абсолютно спокоен. За всё время их странного разговора его губ не покидала насмешливая улыбка, но сейчас она буквально зацвела.

– Где кончается безумие и начинается реальность? – легко спросил он у мальчика, словно речь шла не о жизни, а так, о пустяке. – Кто проводит эту границу? Ты? Твоя мама? Может, я?

Гарри попятился к двери. В коридоре, куда его вынесли слабые ноги, пахло сиренью, будто Луи отправил сладкий аромат вдогонку ради шутки. Мальчик вдохнул полной грудью, стараясь унять глубокими вдохами тяжёлое частое сердцебиение.

И отчаянно закричал, переполненный бессилием.

○○○

Дурные предчувствия так и роились вокруг, словно мелкие болотные мошки, пока Гарри тащил рассерженную и ничего не понимающую маму по лестнице. И всё то время, пока они поднимались на верхний этаж, где в конце сумрачного коридора прятался старый номер, ни одно сомнение не смогло пробиться сквозь этот рой.

Дверь открылась на проржавевших петлях с тихим скрипом. Гарри дёрнулся от неприятного звука, такого неожиданного: раньше она впускала его бесшумно в сладкую темноту номера.

– Я так и не поняла, что ты хочешь мне показать, Гарри, – устало проворчала мама, оглядывая царящее вокруг запустение. – В отеле нет никого, кроме нашей семьи и Ги.

– Уверяю тебя, он здесь, – глаза мальчика лихорадочно блестели, а пальцы не могли найти прежнего покоя. Кулаки сжимались и разжимались без остановки. – Ты сейчас сама увидишь.

Но Луи не было в комнате. Гарри не ощущал едва заметного колебания в пространстве, присутствия, каким раньше был наделён номер. Не было и сирени.

– Он просто появляется, – сбиваясь, быстро и зло заговорил он с мамой. – Из телевизора. Прямо оттуда.

Палец ткнул в выключенный экран, указывая маме прямо в центр сосредоточения вселенского зла. В ответ только непонимающе выгнулась бровь.

– Тебе приснился сон, милый, – прохладная натруженная работой по дому ладонь легла на лоб. Гарри раздражённо рыкнул и дёрнулся прочь от прикосновения.

– Я докажу тебе!

Снова защёлкали кнопки, раздалось тихое и недовольное гудение старого видеомагнитофона. Лишь на миг комнату залила синева, но тут же сменилась неярким светом, исходящим от выпуклого экрана телевизора.

У картинки не было звука, но маме он вовсе не требовался, чтобы уловить взрослым уставшим взглядом то, что транслировалось на видео. Её глаза распахнулись в недоверии и шоке.

– Что это, ради всего святого, такое?! – воскликнула она.

Луи действительно был там, на плёнке. Лежал на кровати, а правая рука исчезала в его расстёгнутых джинсах. На алых губах не было насмешки, лишь кривые изгибы удовольствия.

– Гарри, где ты взял это? – с отвращением поинтересовалась мама. Её голос в напряжённой тишине комнаты показался мальчику ещё более громким. Гарри моргнул, посмотрев на транслирующуюся запись, затем на маму, и вдруг осознал, как именно это выглядит.

– Покажи ей, – попросил он у безжизненного экрана. И тут же в отчаянии взмолился. – Покажи ей, Луи!

Но молодой человек на плёнке не обладал сознанием. Это была всего лишь когда-то сделанная запись, скопированная множество раз, засмотренная и истёртая ради грязного пошлого удовольствия.

Энн стиснула губы. По материнскому лицу побежали тёмные волны эмоций, сменяя одна другую: недоумение, недоверие, разочарование и в конце концов гнев. Гарри зажмурился, проклиная Луи, проклиная собственную детскую глупость, и, едва увернувшись от попытавшейся схватить руки, бросился прочь.

Всё случившееся ужаснуло его, порвало душу на лоскутки, которые ещё предстояло собрать и сшить заново, а потому он, не помня себя, промчался по коридору, разгоняя тьму, по старой лестнице и пустому холлу. Остановился Гарри, лишь когда в лицо ударил морозный воздух, а глаза ослепило заходящее солнце.

Единственным желанием в повзрослевшей душе осталось покинуть этот приют обмана и насмешки.

○○○

Догорел великолепный закат. Взошла почти полная луна. Она заливала серебристым светом парковку и стёкла окон, бросая блики то на одно, то на другое. Картина идиллическая.

Теперь, зная, что за нею скрыто, Гарри от всей души ненавидел это место. Ненавидел обманщицу луну, ненавидел эту лживо-мирную ночь. Мотель, набухший, как нарыв, взирал на него насмешливо, свысока. На всём вокруг лежала печать вредоносной силы. Тайной и страшной власти.

Размышляя о природе чудовища, с которым пришлось столкнуться, Гарри терял не только концентрацию и разумные мысли. Он терял себя и, чтобы найти вновь, вглядывался в тёмные силуэты семьи. Мама, сестра, отчим – они были настоящими, пусть и немного другими. Это помогало, безумие откатывало.

Холодный свет луны и тёплый, льющийся из открытой двери холла, подсвечивал их фигуры. Мама расстроенно давала наставления отчиму, оставляя его наедине с Ги в этом огромном здании. Сама же она собиралась увезти Гарри подальше отсюда и брала Джемму с собой, пытаясь защитить сестру от самой себя.

После многочисленных уговоров, приказов и угроз Гарри так и не согласился вернуться внутрь. Он сидел в машине, продрогший, и ждал, когда мотор заведётся. Ждал в нетерпеливом отчаянии.

Сестра курила поодаль. Тонкая сигарета белела меж накрашенных яркой помадой губ. Под светом низкой зимней луны Гарри осенило: она и раньше была такой, он просто не замечал. Под толстым слоем сладкого искусственного парфюма всегда прятался терпкий мускусный запах секса. Гарри просто не в силах был его признать.

Но теперь он чётко осознавал. Он видел все яркие грани взрослой реальности, и именно это делало её такой безумной. Каким неведомым образом ему удалось вызвать к жизни один из главнейших земных ужасов, оставалось загадкой, но последствия невозможно было обратить вспять. Гарри оказался отравлен безымянной разрушительной силой.

Его детство умерло на сладких губах Луи.

Сев за руль, мама хлопнула дверцей. Рядом с ней устроилась Джемма с улыбкой на губах: её веселила сложившаяся ситуация. На взгляд сестры, давно и глубоко погрязшей во взрослых удовольствиях, Гарри, нашедший кассеты эротического содержания, не сделал ничего предосудительного, и единственное, чего она так и не поняла, – зачем он теперь стремглав бежал прочь.

Не произнося ни слова, мама завела автомобиль.

Гарри не слышал его низкое урчание, не ощущал звука шин по заледенелому снегу парковки. Он вглядывался в окна. В их темноте осталась лишь тишина, которая звучала сама по себе.

За одним из них, в густом сладком сумраке, притаился наблюдатель. Он проводил людей насмешливым взглядом, а в широкой хищной улыбке не оказалось ничего, кроме триумфа; взгляд светлых лунных глаз больше не был голодным.

Он был пресыщенным.