Текст книги "Мгновения (СИ)"

Автор книги: Mary_Hutcherson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Мгновения ==========

Все тело горит. Прилив сил и адреналина, который я чувствовал, когда сделал этот выбор, подходит к концу, и мне все сложнее отбиваться.

Надо мной кто-то кричит. Девушка. Китнисс. Я не хочу смотреть на нее, потому что знаю, что увижу. Шок, страх, чувство вины. Она еще не понимает до конца, что каждый из нашей группы готов был находиться здесь вместо меня, только бы сохранить ее жизнь.

Острый как лезвие коготь одного из монстров задевает мою ногу, я на секунду теряю равновесие и роняю трезубец. Всего пару секунд решают мою жизнь.

Я стараюсь подняться на ноги, чтобы убить еще хотя бы одного переродка, но сил совсем нет. Все мое тело в ранах и порезах, многие из них сильно кровоточат, и вокруг себя я вижу целую лужу крови. Монстры от этого становятся только агрессивней.

Я понимаю, что умру. Сейчас или через минуту, но это неизбежно. Даже если произойдет какое-нибудь чудо, и все переродки исчезнут, как когда-то на арене, я умру от потери крови. Никто в Капитолии не станет меня лечить. Смерть неизбежна.

Так странно понимать это, но, когда эта мысль укрепляется в моей голове, происходит что-то странное: сначала в глазах темнеет, но через секунду каждая клеточка тела наполняется светом. Я замираю, не в силах понять, что со мной. А потом происходит это…

Эпизоды моей жизни проносятся перед глазами, будто бы я смотрю отрывки из фильмов. Самые важные остаются со мной, остальные отсеиваются и забываются. Я невольно погружаюсь в них.

Мгновения…

В них я забываюсь.

========== Глава 1. Лодка ==========

– Финник, проснись! – открываю глаза и морщусь от яркого потока света из моего окна. Отец стоит рядом с кроватью и улыбается.

– Нельзя было разбудить меня не таким ужасным способом? – натягиваю одеяло на лицо и отворачиваюсь от окна.

– Просыпайся и не ворчи, – говорит он, стягивая с меня одеяло. – У меня для тебя подарок.

Любопытство берет верх, и я встаю на ноги.

– Какой подарок? – кричу ему вслед.

– Подарок на твой день рождения, конечно, – отвечает он, и я бросаю взгляд на отрывной календарик около моей кровати.

Никогда бы не подумал, что можно забыть о своем дне рождения… Хотя и не удивительно. В последнее время в моей жизни места для праздников совсем нет.

Проходит совсем немного времени, прежде чем я спускаюсь в гостиную.

Моя младшая сестра, хоть и одета в форму для тренировки, спит на диване, а отец на кухне пытается перевернуть омлет, подбрасывая на сковородке, но роняет его на пол, оборачивается ко мне и говорит что-то вроде: «Сейчас переделаю». Сестра от этого шума просыпается и видит меня.

– Финник, – она улыбается. – С днем рождения, Финник.

Я похожу к ней и целую в щеку.

– Спасибо, малышка, – сажусь на диван, и она кладет свою голову мне на колени.

– Папа разбудил меня ни свет ни заря, а у меня сегодня экзамен по рукопашному бою, – жалуется она, а потом вдруг поднимает на меня взволнованный взгляд. – У тебя же тоже сегодня экзамен!

– Я ведь перестал ходить в академию. Уже как месяц там не появлялся. Не нужно напоминать мне об этом каждый день, – она недовольно морщится.

– Ты что, не слышал, что говорил папа? Жатва через неделю, и если он прав, то… – я прикрываю ее губы своей ладошкой.

– Тсс, все будет хорошо. Я знаю, что делаю, – но она не успокаивается и недовольно машет головой.

– Финник, ну пожалуйста! Я так переживаю за тебя… Даже не так сильно, как за себя.

– А я вот только за тебя переживаю, – говорю я. – Твоя первая Жатва. Нужно быть готовой ко всему.

– Я готова… – грустно говорит она.

– Ну, тогда не переживай, ладно? Я со всем справлюсь. Даже если все будет так, как говорит отец, я вернусь.

– Ради меня? – она улыбается.

– Да, малышка, ради тебя, – она поднимается и обнимает меня вокруг шеи, и я в ответ прижимаю ее еще крепче к себе.

– Пообещай мне, что будешь ходить на тренировки всю эту неделю, – шепчет она и отстраняется. Ее ярко-зеленые глаза блестят, а розовые пухленькие губы дрожат от сдерживаемых слез.

– Ладно. Обещаю, – она радостно улыбается и обнимает меня еще раз, а потом спрыгивает с дивана и бежит к входной двери.

– Я ушла, пап. С днем рождения, Финник.

– Удачи, Эмили. Будь умницей, – она быстро кивнула и убежала на улицу.

На кухне отец в это время разбивал новую партию яиц, скорлупки из одного посыпались прямо на сковородку. Он чертыхнулся.

– Пап, я съем что-нибудь другое. Не мучайся, – он обернулся ко мне и грустно вздохнул.

– Больше ничего нет, Финник…

– Как нет? – я открыл холодильник и увидел в нем одни только пустые полки. – Я же вчера рыбачил.

– Мне пришлось продать всю рыбу. Нужно было заплатить за обучение твоей сестры. Яйца мне дала соседка. Кажется, она заметила, что с деньгами у нас туго… – он хмурится.

– Все наладится, – я постарался искренне улыбнуться и положил руку ему на плечо. – Я буду рыбачить еще дольше. В день Жатвы все захотят купить рыбу.

– Но ты же пообещал сестре…

– Она поймет, пап. Все равно, придет время и ей нужно будет сказать о том, что денег у нас нет. Просто пускай вначале пройдет Жатва, нельзя наваливать на ребенка столько много проблем сразу.

– Ты тоже ребенок, – отец серьезно на меня взглянул. – Твоя мама… она бы не позволила… – я его перебил, не дав договорить.

– Я не ребенок. И мама тут не причем, – в горле, как всегда, образовался комок, при воспоминании о маме.

– Ладно, – отец вздохнул, – мы что-нибудь придумаем, но не сегодня. Сегодня у тебя день рождения. Мне хочется, чтобы ты запомнил этот день.

***

– И зачем мы сюда пришли? – я посмотрел по сторонам и увидел только десятки старых лодок, которые бились о берег, царапая дно.

– Я же сказал, что тебя ждет сюрприз.

Я снова оглянулся вокруг. Где здесь есть хоть что-нибудь, что напоминает подарок?

Отец наконец-то остановился и улыбнулся мне.

– Иди сюда, сынок. Мне нужно кое-что тебе рассказать для начала, – я послушно подошел к отцу, и он положил ладонь мне на плечо. – Мы с твоей мамой долго думали, что тебе подарить. Она хотела, чтобы свое четырнадцатилетние ты запомнил на всю жизнь. А потом произошло то, что произошло, и я не хочу вспоминать об этом, ты и так все знаешь, – мне пришлось глубоко вздохнуть и часто поморгать, чтобы не дать слезам появится на моих глазах. – Короче говоря, я решил что, что бы там не случилось, ты должен получить этот подарок. Так хотела твоя мама, и не сделать этого, было бы просто осквернением ее памяти, – он замялся. – В общем, вот, – он сделал пару шагов вперед, наклонился и сдернул мешковину с одной из лодок. Она заметно отличалась от остальных – была совершенно новенькой. И у меня отвисла челюсть, когда я понял, что теперь она принадлежит мне.

– Пап, ну зачем? У нас и так нет денег, а она ведь стоит целую кучу!

– Тебе что, не нравится? – он расстроился, и я поспешил ответить.

– Да как такая красавица может не нравиться? Это же совершенно другой уровень! Можно сплести сеть и рыбачить на глубине! А можно подплыть ближе к острову. Я слышал, там целые косяки непуганой рыбы!

Отец улыбнулся.

– Значит, оно того стоило. Мама смогла в точности предугадать твою реакцию, – он счастливо вздохнул, а мне пришлось отвернуться и незаметно смахнуть слезы.

В последнее время в моей жизни почти не было никакой радости. После того, как мама «пропала», в нашей семье стало не до праздников и веселья.

Это случилось слишком неожиданно. Еще утром она готовила нам вкусный завтрак, а вечером позвонили с ее работы и сообщили, что ее не было весь день. А все потому, что она знала правду. Она знала всю изнанку Панема. Ее работа заключалась в том, чтобы организовывать Жатву во всех дистриктах, поэтому она часто выезжала, и то, что она видела за пределами четвертого, не могло не пугать. И мало того, что Капитолий запугивал нас все время, так и главное состязание года – «Голодные Игры» – в большинстве случаев строились на лжи. Результаты подтасовывались, и на арене оказывались то брат с сестрой, то слепой мальчишка, то толпа профессионалов. Мама знала это, поэтому отдала меня и сестру в академию. Она всегда переживала за наши жизни…

Но в итоге ее терпению пришел конец, и она стала почти открыто готовить восстание. Ей хотелось, чтобы если уж Игры проводятся, то пусть они проводятся честно.

В тот день, когда она «пропала», целая толпа людей должна была собраться около Дома Правосудия и потребовать внимания. Они не хотели избивать людей или крушить дистрикт. Их целью было доказать свою правоту. Но мама – главный зачинщик всего этого, пропала. Каждый, кто хорошо знает о Капитолии, уверен, что мама не вернется.

А папа начал переживать за наши с сестрой жизни, ведь для расплаты нас могут забрать на Игры.

Мало того, что мы начали жить в постоянном страхе, так еще отца уволили с работы, и единственный доход у нас от продажи рыбы, которую мы ловим незаконно.

Я присел на берег и подтянул лодку за веревку ближе к себе.

– Мы сможем выкарабкаться, пап. Мы сделаем это ради мамы.

– Ты весь в нее, сынок, – он улыбнулся и потрепал меня по волосам. – Она бы гордилась тобой. Уж поверь мне.

***

В тот же день мы с отцом рыбачили много часов напролет, и денег от продажи рыбы хватило не только на еду, но и на маленький подарок для Эмили.

Уже засыпая, я понял, что смогу сделать все возможное для того, чтобы в моем доме каждый день была свежая еда, а сестренка почаще улыбалась и радовала меня с отцом. В тот вечер я снова захотел жить.

========== Глава 2. Мачта ==========

Уже третий день штормит.

И хоть на берегу сейчас холодно и ветрено, это единственное место, где я чувствую себя в безопасности. В относительной безопасности. Ведь как только я закрываю глаза, мне во всех красках представляются картины арены, убийств, невинных жертв, крови на моих руках. Не моей крови… Тысячи лиц, которые рады, что я смог убить этих бедных детей. Они ревут, бросают мне цветы. Президент надевает мне на голову корону. Цезарь Фликерман пожимает мою руку, поздравляет, восхищается.

Меня тошнит. Выворачивает наружу от этой мерзости. От этой несправедливости. Мне хочется поднять восстание, рассказать каждому всю правду о Капитолии, но исход мне известен… Я закончу, как мама. От этого тошнит еще сильнее.

Трясу головой, в надежде выкинуть Игры из мыслей, но на смену им приходят еще более страшные эпизоды. Отец плачет. Он рад, что я вернулся, но от этой радости ничего не остается, стоит ему только лишь опять подумать о малышке…

«Эмили! – он рвет волосы на голове. – Моя бедная девочка!»

По спине бегут мурашки, и в горле образуется тугой комок, к которому я уже привык.

– Эмили, – шепчу я. – Прости меня…

Но становится только тяжелее. Этот маленький ангел, который не хотел никому причинять вреда, эта куколка с невероятно красивым личиком, которая в темные времена одной улыбкой могла осветить весь дом… Как могло случиться так, что ее больше нет?

Вспоминаю ее волосы – золотые кудри, не иначе. Она часами могла сидеть возле зеркала и расчесывать их. Маленькие пальчики, будто бы игрушечные, могли сплести самую крепкую сеть. Глазки – такие игривые, как у котенка, они сразу выдавали все ее чувства. Чуть что, сразу блестят от слезок. Хочется улыбнуться, но чувство вины, беспомощности, досады слишком сильно гложет.

– Несчастный случай на тренировке, – объяснил мне тогда отец, но в глазах у него читалось совсем другое. Я сразу же понял, о чем он думает, потому что сам подумал о том же.

Если бы я умер на арене, малышка бы не рассталась со своей жизнью.

Я живу сейчас ценой смерти невинного ребенка… Десятка невинных детей.

Подтягиваю ноги поближе к себе и роняю на колени голову. Кажется, засыпаю.

***

– Ты совсем замерз, – меня будит ласковый женский голосок. – Кто же сидит на берегу в такую погоду?

Я открываю глаза и сразу понимаю, чей это голос.

– Энни…

Девушка откидывает назад свои длинные каштановые волосы, вздыхает и легонько кивает.

– Финник, если ты подхватишь простуду, я не смогу тебя вылечить. Я же не все на свете умею.

– Может быть, я не хочу, чтобы меня лечили, – почти беззвучно говорю я, но она все равно слышит. Ее глаза наполняются болью, кулачки сжимаются. – Ладно, прости. Я не хотел этого говорить, – исправляюсь я. Она кивает, но по лицу видно, что не верит.

– Я тебя везде искала. Думала, что ты не пойдешь к морю в такой шторм. Рыбы сейчас точно не наловишь.

– Я боялся, что доски для нашего корабля могут украсть, – снова вру я, но в это она верит. Ведь именно ее идея была построить небольшой кораблик для нас двоих, чтобы отвлечь меня. После этих слов она улыбается.

– Кому нужны эти доски? – она садится поближе ко мне и кладет свою голову на мое плечо.

– Ну, вдруг кто-то захочет тоже построить свой корабль? – я не сдерживаю улыбки, не в силах представить еще одного человека, который собирается сам, без особых навыков, построить хотя бы лодку.

Энни тоже улыбается и задумчиво смотрит на разбушевавшиеся волны.

– Он же поплывет? – наверное, в сотый раз спрашивает она, но в этот раз не дает мне ответить. – Просто я тут подумала… У каждого корабля есть свой флаг, а у нашего еще нет.

– У нашего корабля даже мачты нет, – бубню я, и получаю в ответ ее хмурый взгляд.

– Это дело одного дня! Если бы ты не ленился, то все шло бы куда быстрее.

– Я был занят…

– Чем же? – от возмущения ее огромные глаза становятся еще больше.

Мне нечего ответить, поэтому я перевожу стрелки:

– Ну а ты что делала? Это ведь наш общий корабль!

Энни обиженно поджимает губы и бросает мне в руки свою сумку, а сама отворачивается.

Я раскрываю серую, сплетенную из мешковины, сумку и рассматриваю содержимое: два яблока, целая куча всяких ниточек и веревочек и большой отрез белой ткани. Он привлекает меня больше всего, я вытряхиваю его из сумки и разворачиваю.

Через секунду я ахаю от удивления. Кусок белой ткани оказывается волшебной картиной, вышитой крестиком. Большую часть «холста» занимает море: спокойное, с золотыми отблесками от солнца. По воде плывет корабль, совсем крошечный, по сравнению с синеватой гладью. А над ним парит ангел. Очаровательный ангел с золотыми кучерявыми волосами и милейшими чертами лица. Я ахаю еще раз, узнавая эти черты.

– Энни, это… Как ты это сделала? – она все еще обиженно смотрит куда-то вдаль. – Ну, ладно, прости. Я не хотел тебя обидеть. Я же не знал, что ты вышивала эту картину.

– Это не картина, – все еще обиженно произносит она. – Это флаг.

– Для нашего корабля? – я провожу пальцем по личику ангела. – Ты это сделала для нашего корабля?

– Да, и уже жалею, потому что у нас не получится построить никакой корабль! – она резко встает на ноги и уже собирается уходить, но я хватаю ее за руку.

– Ну, Энни… Прости пожалуйста. Я, честное слово, не хотел тебя обидеть.

Она останавливается, но все еще не поворачивается ко мне лицом.

– Давай прямо сейчас сделаем мачту и повесим флаг? Ну же, Энни, я не справлюсь без тебя. Ты мне нужна.

Она, наконец, поворачивается.

– И мы будем каждый день хотя бы понемногу его строить. Обещаешь? – в ее глазах уже нет обиды, но говорит она вполне серьезно. В ответ я просто притягиваю ее к себе за руку и крепко обнимаю.

– Спасибо, – шепчу я.

– Какой же ты дурак, – отвечает она и обвивает руками мою шею.

***

Мы остаемся на берегу, даже когда солнце уже садится. Море немного успокаивается, и становится теплее. Еще через пару часов у нас получается что-то более-менее похожее на мачту, и мы пристраиваем к ней флаг.

Энни улыбается, довольная проделанной работой.

– Ну, все, Финник, – она похлопывает меня по плечу, – теперь я точно от тебя никогда не отстану.

Я недолго молчу, а потом отвечаю:

– Ох, Энни, я сделаю все возможное, чтобы эти твои слова оказались правдой.

Она вначале краснеет, а потом нерешительно обнимает меня. Я тоже обнимаю ее вокруг плеч.

– Я думаю, ты хотел сказать «мы сделаем», – шепчет она и кладет голову мне на плечо, заставляя каждую клеточку моего тела перевернуться.

Я улыбаюсь.

Мне, наверное, впервые искреннее хочется улыбаться за последние полгода.

========== Глава 3. Серебряный парашют ==========

– НЕЕЕЕЕЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕЕЕТ! – я просыпаюсь от истошного крика и, будто на автомате, мчусь в соседнюю комнату.

Энни извивается в своей постели, хватаясь руками за волосы и рыдая. Я подбегаю к ней и прижимаю ее руки к себе.

– Энни, милая, проснись! – она перестает метаться. – Давай, открывай глаза. Ну же, давай, я тут, с тобой. Тебя никто не тронет.

Она, наконец, открывает глаза и, всхлипывая, обхватывает меня руками и притягивает к себе.

– Господи, это сон. Только сон… Какое счастье, – шепчет она, закапываясь пальцами в мои волосы.

– Да, да. Всего лишь очередной кошмар. Это все не взаправду, – продолжаю я.

– Это не просто очередной кошмар, Финник! Это самое ужасное, что я видела в своей жизни, – она снова начинает плакать, от этого моя щека становится мокрой.

– Хочешь рассказать мне? Станет легче, вот увидишь.

Она недолго молчит, потом нерешительно кивает и, не выпуская меня из объятий, садится повыше.

– Все эти люди: распорядители, стилисты и менторы, все они напали на нас! Ты спрятал меня под тряпками в лодке, а сам не успел. Они… они убили тебя, Финник! – она испуганно заглядывает в мои глаза, продолжая плакать. – Я видела, как они убили тебя. Я сидела и смотрела, как ты умирал, – она отворачивается и прячет лицо в ладошках.

– Тише, Энни, посмотри на меня, – я убираю ее руки от лица. – Видишь? Я жив. Я тут, с тобой. Никто не хочет нашей смерти. После Игр всегда снятся кошмары, ты же знала это. Сколько раз я будил тебя за то время, что мы знакомы? – она немного успокаивается, но слезы все равно продолжают бежать по ее щекам, и тогда я начинаю говорить то, что всегда спасало меня и ее. То единственное, что осталось у нас. То, что у нас никто не отнимет. – Я с тобой. Я не отпущу твою руку. Закрой глаза и тоже не отпускай меня. Только закрой и вспомни, что ты не одна. Мы вместе – это сильнее смерти и страха.

Последнюю строчку она проговаривает вместе со мной.

Проходит не меньше десяти минут, прежде чем она снова может говорить.

– Это вообще когда-нибудь закончится? – ее голос пропитан страхом.

Я глубоко вздыхаю. У меня просто нет права сказать ей правду, но и врать я тоже не могу, поэтому просто говорю:

– В любом случае, я всегда буду рядом.

Она тоже вздыхает.

– Я так и знала…

***

Через пару часов, когда Энни уже спит, я тихонько прокрадываюсь в свою комнату и тоже засыпаю.

Будят меня несколько женских голосов и запах чего-то вкусного. После такого сна, спать хочется еще сильнее, но голод все же заставляет меня подняться и начать этот день.

После душа я спускаюсь на кухню и вижу там Энни, которая помогает Мегз что-то готовить. Первой меня замечает наш бывший ментор.

– Мы не слышали, как ты встал, мальчик мой, – она улыбается и, честное слово, в доме становится светлее.

Я подхожу к ним и вначале чмокаю старушку в щеку, а потом прижимаю к себе Энни:

– Все хорошо? – шепчу ей я.

– Да… – она вздыхает. – Мегз сказала, что ты совсем исхудал, потому что я морю тебя голодом. Так что сегодня нас ждет вкусный обед.

– Ммм, я уже предвкушаю это, – говорю я и замечаю, с какой лаской на нас смотрит та, благодаря которой мы еще живы.

– Мои дети не должны быть тощими как селедки! – Мегз показывает пальцем на худенькую, хрупкую Энни, а я улыбаюсь, в очередной раз услышав, как она называет нас «своими детьми».

– Я же не виновата, что от природы тощая как селедка! – смеется Энни и выпускает меня из объятий, возвращаясь к готовке.

– Ничего, ничего. Буду почаще к вам заходить и подкармливать. Мои фирменные пирожки твою «природу» мигом переделают!

Я отворачиваюсь и смотрю в окно: солнце светит ярко, но волны слишком высокие для того, чтобы рыбачить. Соседские дети играют с котенком и так заливисто смеются, что я тоже улыбаюсь и представляю, как через несколько лет мы с Энни тоже заведем ребенка.

Но потом перед глазами встает сцена Жатвы. Ребенок двух победителей – лакомый кусочек для Капитолия. Я вздрагиваю и отворачиваюсь от окна, только лишь стоит подумать о том, что мой сын или дочка попадут на арену.

Мегз, которая, кажется, читает мои мысли, замечает мою реакцию и грустно кивает. Она уже говорила, что пока существуют Игры, мне нельзя заводить детей. Плюс она слишком переживает из-за Энни, потому что и без того с детства запуганная девушка теперь устает даже от обычной прогулки до берега или от долгого разговора. Каждую смерть она переносила слишком тяжело. Сама пару раз была на волоске от гибели. Потеряла единственного друга, но в конце чудом спаслась.

Я трясу головой, пытаясь не думать о том, что было бы со мной, если бы она не вернулась.

– Что с тобой? – испуганно шепчет Энни.

– А? Нет, ничего…

Она хмурится. А я в который раз удивляюсь тому, как она может безошибочно распознать мою ложь.

Для этих двух женщин, которые сейчас готовят обед, я – открытая книга. И было бы удивительно, если бы все было иначе. Отберите у нас друг друга, и мы сойдем с ума или умрем. Опытом проверено…

– Ты такой сонный. Все из-за того, что я тебя разбудила? – она виновато заглянула мне в глаза.

– Нет, нет. Просто устал.

– Устал от того, что я достаю тебя целыми днями…

– Перестань, Энни! – я взял ее за руку и приложил ладошку к своей щеке. – Я готов видеть тебя целыми днями и с радостью исполню любой каприз, так что… – я вдруг вспомнил, что собирался сделать еще ночью. – Точно! Пойдем, покажу кое-что.

– Что? – она посмотрела на меня с любопытством.

– Узнаешь, – я чмокнул ее в лоб и повернулся к Мегз. – Я украду у тебя помощницу на пару минут?

– Как будто вам хватит пары минут, – усмехнулась Мегз и вернулась к плите.

– Она слишком хорошо нас знает, – прошептала с улыбкой Энни, когда мы поднимались по лестнице.

– Это точно, – согласился я.

В моей комнате, кроме кровати, стоял одинокий шкаф и маленькая тумбочка. Энни всегда говорила, что обстановка здесь напоминает больничную палату, только все немного разноцветней.

Она по-хозяйски зашла внутрь и уселась на кровать.

– Что ты хотел мне показать?

Я кивнул:

– Вчера ночью я вспомнил, что у меня есть кое-что, что должно успокаивать тебя. Я подумал, что если это будет находиться у тебя в комнате, ты будешь чувствовать себя немного защищенной, – на секунду я остановился. – Пообещай сразу не пугаться.

– Что это такое? – она по-детски улыбнулась. – Маленький монстр, надрессированный меня защищать?

Я не смог сдержать улыбки:

– Почти.

Энни изогнулась на кровати, чтобы увидеть, что же такое я прячу в шкафу. Маленький сверток по размеру напоминал булку хлеба, завернутую в ткань. Она захлопала в ладоши и запищала:

– Ты купил мне подарок?

– Нет, это уже принадлежало тебе.

– Да? – в ней было столько жизни сейчас: глаза горят любопытством, на губах улыбка, руки тянуться ко мне, чтобы забрать коробочку. – И что же это?

Я снял с коробки ткань, и Энни замерла. Мне сразу стало понятно почему – на коробке красовался герб Капитолия. Когда же я вытащил оттуда серебряный парашют, какие присылают трибутам на арену, она взвизгнула, закрыла глаза и прижала ладошки к ушам.

– Убери, Финник! Убери это!

Я, хоть и ожидал подобной реакции, все равно на секунду задумался о том, что парашют действительно стоит выкинуть, но потом все же подошел к Энни и сел рядом.

– Открой глаза, Энни. Я же не причиню тебе вреда, чего ты испугалась? – она никак не отреагировала, поэтому пришлось взять ее руку и насильно оттащить ее от лица. – Я хотел помочь тебе, а не навредить. Неужели ты даже не хочешь узнать, что там внутри?

Она открыла один глаза и испуганно замотала головой из стороны в сторону.

– Выкинь это, Финник. Убери. Убери, пожалуйста.

– Это помогало тебе на арене, почему ты решила, что сейчас не поможет?

Она, наконец, поняла, что лежит внутри.

– Твои записки? – она убрала от лица и вторую руку.

– Да. Но если хочешь, чтобы я выбросил их, я это сделаю.

Она замерла и посмотрела на меня, а потом протянула трясущиеся руки и забрала парашют.

На протяжении всех Игр она собирала каждое мое послание и складывала их в самый первый парашютик. Когда арену затопили, и она оказалась единственной, кто умеет плавать, парашют все равно был с ней. Она держала его так крепко, что забрать его смогли только врачи, когда дали ей снотворное.

Каждое послание там было особенным. Никаких признаний в любви, как думали все капитолийцы, но это было тем, что помогло ей продержаться среди моря крови и убийств так долго.

Энни долго разглядывала каждую бумажку, а потом показала мне одну:

– Моя любимая. Ты говорил мне это сегодня ночью.

Я прочитал ее:

«Я с тобой. Я не отпущу твою руку. Закрой глаза и тоже не отпускай меня. Только закрой и вспомни, что ты не одна. Мы вместе – это сильнее смерти и страха.

Держись.

Навеки твой Финник».

– Ты не обижаешься, что я отдал тебе его сейчас?

– Это спасло меня на арене, а сейчас… успокоило. Почему я должна обижаться, милый мой? – она погладила меня по щеке, а потом сложила все листки обратно. – Ты думаешь, что если я возьму это себе, мои кошмары перестанут быть такими страшными? – я кивнул. – Я думаю по-другому.

– Ну, так расскажи мне, – я взял ее за руку и посмотрел в глаза.

Энни покраснела и посмотрела в пол.

– Уже почти полгода каждую ночь мне снятся кошмары. Каждый раз ты прибегаешь и будишь меня. Вот что помогает мне бороться с этими снами, Финник. Никакие записки тут не помогут, хоть они и значат для меня очень много. Люди говорят, что я сумасшедшая. Я понимаю почему: с самых Игр я ни с кем из жителей дистрикта не говорила. Я не хожу одна никуда, не работаю, не помогаю другим. Если кто-то зовет меня по имени, я стараюсь поскорее сбежать от него, потому что боюсь привязываться к кому-то. Мне будет слишком больно, если потом с этим человеком что-то случится. Но когда рядом ты, – она подняла на меня глаза. – Я чувствую себя в безопасности. Ты – мой ангел хранитель. Единственное, что может помочь мне бороться с кошмарами ночью – это ощущать, что ты рядом. В паре сантиметров от меня. Понимаешь?

Я понял. И не смог сдержать улыбки.

– Ты хочешь переехать ко мне в комнату?

– Нет! – она тоже начала улыбаться. – Я не хочу жить в больничной палате.

– Ну, тогда я начну собирать свои вещи, да?

– Правда? – в ее глазах загорелись огоньки.

Единственный ответ, который мог бы в полной мере показать, что я говорю правду, был поцелуй. Энни тоже охотно ответила мне и обвила своими тоненькими ручками мою шею.

Снизу послышался недовольный голос Мегз:

– И это называется пару минут!

Мы вместе засмеялись и пошли на кухню, в которой уже рядком выстроились разные блюда, которые так и хотелось попробовать.

– Чтобы оба съели двойные порции! Я прослежу! – прокомандовала она и потрепала меня по волосам.

И даже когда я ел, улыбка с моего лица не сошла ни на секунду.

***

Перед сном я читал Энни все записки, которые находились в парашюте.

Во сне она вскрикивала пару раз, но потом прижималась ко мне всем телом, шептала что-то вроде: «Не отпускай мою руку» и снова засыпала. Меня же за всю ночь не потревожил ни один кошмар.

========== Глава 4. Смеющаяся Мегз ==========

– Как думаешь, они действительно любят друг друга? – Энни показала пальчиком на экран телевизора, в котором уже битый час показывали «несчастных влюбленных из дистрикта-12». Сегодня было необычное шоу – все капитолийцы выбирали девушке – Китнисс, свадебное платье.

Я пожал плечами.

– Не знаю. А почему тебе интересно?

– Ну… просто посмотри на эту девочку. Разве она счастлива? Ты видишь, чтобы она с нетерпением ждала собственную свадьбу?

– Зато этот парнишка ее явно обожает.

– Она ведь спасла ему жизнь, – теперь Энни пожала своими плечиками.

– Это здесь не причем. Парень этот, как там его? Пит? Он ведь еще на интервью ей в любви признался. А она либо слишком скрытная, либо просто плохая актриса. Да и вдобавок, мне кажется, совсем не о его спасении она думала, когда доставала те ягоды…

– Кто знает… Просто мне их жалко, потому что если они любят друг друга, то это просто ужасно – камеры и журналисты на каждом шагу, все приходится делать напоказ. Готова поспорить, что их ребенка изначально воспитают как профи, а потом бросят на арену.

– Еще бы… Ребенок двух победителей…

Энни грустно вздохнула и уткнулась лбом в мое плечо. Разговоры о детях всегда причиняли ей боль, потому что своих собственных нам заводить было категорически нельзя, по той же причине, что и Питу с Китнисс.

Я погладил ее по волосам и поцеловал в макушку.

– Возможно, все это скоро закончится. Тогда и нам и этим «несчастным влюбленным» можно будет спокойно вздохнуть.

– Думаешь, Мегз права насчет волнений в стране? – она прошептала это почти не слышно, а я в ответ просто кивнул. Слишком опасно обсуждать эту тему в своем доме. Энни тоже это поняла и перевела взгляд на экран телевизора.

– Что за обязательная программа будет сегодня? – спросила она через пару минут. – Мегз обещала прийти, чтобы рассказать нам об этом, но не пришла…

– Не знаю. Может быть в этом году помимо Тура Победителей будет что-то еще? Как-никак, впервые два победителя. Да и, вдобавок, следующие Игры будут юбилейными. Очередная квартальная бойня… – Энни с испуганными глазами кивнула.

– Снова будешь ментором?

– Выбора нет… Мегз без меня будет тяжело. А тебя я к Играм и близко не подпущу, – она снова испуганно кивнула, и я сильнее прижал ее к себе. – Не бойся. Опасности теперь нет никакой. Ты же знаешь, в Капитолии меня любят.

– Поэтому я и боюсь, – прошептала она.

Я вздохнул, но ничего не ответил. Поднимать эту тему снова – сыпать соль на раны. Поэтому мы просто продолжили смотреть передачу и иногда обменивались пустыми фразами по поводу того или иного свадебного платья.

Примерно через полчаса шоу закончилось, Цезарь попросил никого не отходить от телевизоров, и в следующую секунду на экране появилось изображение самого президента. Энни вздрогнула и прижалась ко мне покрепче, я же постарался не показывать своего волнения, чтобы еще больше не пугать ее.

Сноу вначале долго говорил о Темных Временах, а потом подозвал к себе парнишку в белоснежном костюме со шкатулкой в руках. Я почувствовал, как дрожит Энни, и взял ее за руку. Она посмотрела на меня с благодарностью и одними губами прошептала: «Не отпускай». Я кивнул и продолжил слушать речь:

– К двадцатипятилетнему юбилею, в напоминание о том, что бунтовщики сами выбрали путь насилия, каждый дистрикт голосовал за своих трибутов.

– Ужас, правда? – шепчет Энни. – Идти на арену, зная, что это выбор людей, с которыми ты жил.

– Может быть и хуже…

Доказательством моих слов служит дальнейшая речь президента:

– В пятидесятую годовщину в качестве напоминания, что за каждого павшего капитолийца было убито двое восставших, дистрикты предоставили вдвое больше трибутов.