Текст книги "Мрак (СИ)"

Автор книги: Мартовский Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Дергаться мне было достаточно проблематично – я был растянут на крюках так, что только головой мог шевелить. Но и спокойно смотреть не хотелось. Я начал напрягать конечности, в попытке освободиться, но куда там. И я не Илья Муромец, и руки с ногами были скованы на совесть. Но все же, когда поганый здоровяк протянул ко мне раскаленный металл, получилось чуть изогнуться, и вместо груди руна вписалась в ребра под рукой. Вообще-то у меня с детства достаточно высокий болевой порог, но тут прохватило так, что искры из глаз посыпались, однако я сдержался и не заорал, лишь скрипнув зубами.

– Ну вот, а я говорил тебе, не вертись! Кто ж ставит печать божью на кости? Мы же не изверги какие! Никонор, Игорь! – Выкрикнул жрец, и в в комнату заглянули двое сопровождавших меня от темницы. – А прихватите-ка, молодцы, гостя нашего, а то он аки змея какая вертится, работать Васильку мешает.

И эти скоты прихватили меня, окончательно лишив свободы движения. Но прижигание на груди и в самом деле было не таким болезненным, как на ребрах, и я уже собрался расслабиться, как поганый старик добавил:

– И на спине добавьте-ка ему благословений. А то ежели до вечера не надумает, то там они ему помогут – в голосе его явно слышалась насмешка и радость человека, получившего власть. Ну подожди, ублюдок, еще посмотрим, чьи в лесу шишки…

Меня сняли со стены, не очень вежливо уронили на пол лицом вниз и прижали руки-ноги, чтобы не дергался. Я глухо матерился сквозь зубы, но держали на совесть. Перед лицом возникли ножищи Василька, и спину на лопатках дважды обожгло. Отдышавшись, я прошипел сквозь зубы:

– Вы же не изверги, да, старче, чтобы на костях клейма ставить? Странная у вас вера, если к ней принуждать надо пытками.

– Какие пытки, человече? Это и не пытки вовсе! И никто тебя не принуждает совсем – по голосу слышалось, что старик улыбается. – Это мы так тебе показываем всю неправильность жития телом. Вы, нонешние, всегда полагаете, что человек – это тело, и это есть грубейшая ошибка. Человек – это душа. Ведь тело есть у каждой твари, но лишь человек соприкоснулся с богами и достиг высот. И поэтому, чем раньше ты отринешь главенство плоти, тем раньше ты придешь к истинной вере. Ибо дух должен управлять плотью, а не наоборот! А вы об этом забыли в своем тварном мире. А моя задача пред Богами – привести как можно большее количество душ к истине. А с прозрением душ, они познают и настоящее счастье жития с настоящими Богами и в ладу с окружающим миром!

После меня сопроводили назад, в такую уютную и милую темницу, где было чудесно, по причине отсутствия там кого бы то ни было. Со стороны она выглядела, как вход в уличный погреб – в детстве часто видел такие в деревне. Лишь выделялось затянутое чем-то почти непрозрачным световое окно в крышке. Вниз спускаться было чуть легче и уже вскоре я приземлился на лежанку. Потом попробовал улечься, но обожженные спина и ребра этому активно мешали, поэтому снова принял сидячее положение и задумался, пытаясь отвлечься от все усиливающейся боли в местах «благословений».

Теперь есть чуть больше данных, которые, впрочем, не сильно радуют. Все же это какая-то быстро оскотинившаяся версия староверов. Возможно, конечно, что они и раньше были такими, но контроль государства не давал им проявить свою натуру. А тут почуяли или узнали как-то, что тем же ментам не до них – и пошли творить добро на свой лад. Кот из дома – мыши в пляс, все как обычно. Такие вот падлы обычно первыми и чуют, когда вокруг начинается что-то очень нехорошее, и распоясываются, того же Мавроди вспомнить. Тот, конечно, людей не похищал и не пытал, но тоже свою веру основал. И, в любом случае, это все чуть лучше, чем если бы это были культисты как у нас в девяностых или на соседнем континенте и сейчас…

Однако, несмотря на появившуюся определенную ясность с теми, кто меня удерживает, вопрос «как выбраться?» оставался животрепещущим и даже засверкал новыми красками. В то, что я завтра вечером перейду к их вере, меня тут же примут в ряды и освободят, не верилось совершенно – и я не соглашусь, да и Феоктист этот совсем не дурак. Гнида, хитрая и харизматичная – да, но не дурак. А еще он вскользь упомянул, что к ним заходили мертвяки, что тоже интересно. Как справились? Кольями да дубинами своими? Так тем же плевать на все это, стоит вспомнить, как возле больнички тот шустряк с двумя пулями в груди вполне себе лихо подскочил. Так что думаю, все же есть у них где огнестрел.

И еще интересно, причем крайне, что там с Ксюшей. Последний раз я ее слышал еще лежа на повозке, а когда это было… Помню, что вроде как Феоктист тогда обещал ее принять в свою веру. Почему она так легко согласилась? Она-то стопроцентно городской житель, для нее все эти боги, верования, да и сама жизнь по правилам староверов должна быть совсем дикой, но она тогда и пол слова против не сказала. Еще и спокойная такая была. Запугали? Вкололи что-то? Еще как-то повлияли? Непонятно

Что-то я как-то неправильно думаю. Чем больше напрягаю извилины, тем больше не понимаю, а по идее должно быть наоборот. Но судьба девчонки мне была небезразлична. Нет, никаких планов на нее я не строил, боже упаси. Лезть в отношения с двадцатилетним ребенком, тем более таким эмоциональным и хм… индивидуально развитым, для мужика, разменявшего четвертый десяток – это легкая форма садомазо для своей психики. При этом я чувствовал, что она мне не совсем безразлична, как котенок, которого приручаешь, и потом уже не можешь вот так взять, и выбросить. Поэтому при сваливании – а я ни на секунду не сомневался в этом – надо учитывать и ее. Открытый вопрос, конечно, что будет, если она сама решила тут остаться, и будет сопротивляться, но принцип «решаем проблемы по мере поступления» прекрасно работал и в этом случае. Наверное…

За всякими такими мыслями я просидел по ощущениям очень долго, борясь с жаждой и накатывающей волнами болью от ожогов. Еще раз обшарил все помещение, но не нашел абсолютно ничего полезного, ни для использования в качестве оружия, ни для снятия пут. Через какое-то время спина утихла и я провалился в сон.

Потом проснулся, помаялся бездельем и жаждой, чуть размялся, подивился, что почти не мучают ожоги, поразвлекал себя мыслями, что буду делать со жрецом, когда выберусь. И, когда наверху загремело, сам себе наказал – найти и незаметно реквизировать себе хоть что-то, что можно использовать для освобождения. Эх, были бы у меня длинные волосы, я бы в них носил заколку, а сейчас бы с ее помощью освободился…. А в мой короткий ежик даже булавку не спрячешь.

Крышка в потолке открылась, но светлее стало не сильно, судя по всему, снаружи был вечер. И сейчас меня поведут на повторную беседу. А я так и не придумал, как мне отмазаться от смены веры. И дело вовсе не моей христианско-православной натуре, верующим я был далеко не самым лучшим. Но вот так при первой угрозе предавать то, во что я по-своему, но верил уже больше половины жизни, не хотелось совершенно. Мне же потом как-то в зеркало еще смотреться. Принципов у меня было совсем немного, по пальцам одной руки плохого фрезеровщика можно пересчитать, но презрение к предательству я в себе холил и лелеял всегда. Так что до последнего буду упираться. Из потолка высунулась лестница, опустилась на пол, и кто-то заорал:

– Эй, горожанин, подь сюды! Да веди себя по-людски, рот свой поганый не раскрывай зря!

Этому-то я что сказал? Я же даже не знаю хозяина этого голоса, а он меня затыкает. Ну ничего-ничего, отольются кошке мышкины слезки. Вы все, суки страшные, у меня еще посмотрите. Я вас научу собирать выбитые зубы сломанными пальцами. Так, бормоча себе под нос ругательства и проклятья, проковылял к лестнице и уже почти привычным способом начал подниматься. В этот раз давалось сложнее – и только начавшие затягиваться ожоги давали о себе знать, и силы не прибавлялись, без еды-то и воды уже сутки наверное сижу. А то и поболе. Но кое-как добрался до верха, с ненавистью уставившись на стоящего сухонького деда с выцветшими глазами и длинными седыми волосами. Смена караула была что ли? Да плевать, все они сволочи. Дед смотрел на меня каким-то одновременно и смиренным, и презрительным взглядом, чем бесил невероятно. Встряхнул головой, отгоняя накатывающую волну бешенства, и выпрямился.

Глава 8

6 октября 2021 года Новосибирская обл.

– Здравы будьте, братья и сестры. Мы снова собрались под сенью родителя нашего Отца Леса, под зорким оком бога нашего, ныне властвующего на небе, Коляды, на теле Матери нашей Земли. Сегодня повод для вече – принятие нового члена в лоно нашей семьи!

Община, в количестве человек эдак тридцати, дружно склонила головы перед вдохновенно вещающим Феоктистом. Они все стояли на коленях и до этого, с момента как поганый старик вышел на маленький помост возле огромного костра, бросающего искры на пару метров вокруг, и теперь приняли совсем уж унизительные позиции – и на коленях, и головы преклонили. Можно было бы сказать, что это очень красивое и торжественное зрелище, но мне было не до восхищения – я стоял, закованный в настоящую деревянную колодку. В ней были закреплены моя дурная голова и руки, на ногах все так же болталась цепь. И стоял я в этой жутко неудобной и унизительной позе лицом к происходящему действу, что меня не особо радовало, впрочем. Но мнения моего никто не спрашивал и, более того, когда с рук сняли цепь, чтобы закрепить руки в колодке, я умудрился вырваться и знатно приложил двоих охранников. Одному ударил костяшками пальцев в горло, а второго припечатал коленом в пах, а затем захватил цепью на ногах за шею. И придушил бы, если бы не сбежались еще человек пять, кое-как оторвавшие меня от него.

На самом деле, сейчас я жалел о том, что кинулся в драку. Никаких шансов у меня не было – цепь на ногах, голые руки, вокруг куча противников, а я не Джеки Чан совсем. И даже не Стивен Сигал. Но кипящее внутри бешенство вырвалось само, стоило телу почуять, что руки свободны. И в итоге, я сам себе осложнил жизнь до невозможности – теперь точно не может быть и мысли, что меня примут в свои ряды эти бесноватые, работать я на них тоже не буду, а зачем им просто так держать меня? Так что перспективы не ахти. Дело явно пахнет керосином, и если меня сейчас тут начнут резать на ленточки, то я абсолютно ничего не смогу сделать. И это сильно раздражает. Помимо того, что, вообще-то, меня от души отбуцкали и теперь, кроме не перестающих ныть головы и ожогов, болит и все остальное тело. Но, как говорил кто-то мудрый – пока ты жив, жива и надежда, так что не вешаем нос!

Пока я думал о своем, толпа перед помостом чуть расступилась, образовав узенький проход к помосту, в котором показалась девичья фигурка в белом одеянии, а за ней шествовали два мужика, в знакомых по первой встрече хламидах. Походило это все на свадебное шествие – также закрыто лицо у девушки, также все смотрят с восторгом, только Мендельсона не хватает. Дойдя до помоста, девушка встала на колени и склонила голову, как и все. Один из идущих за ней подошел, аккуратно откинул назад платок с лица девушки, взял за руку и встал слева от нее на одно колено, второй также сделал с правой стороны. Девушкой предсказуемо оказалась Ксюша, но выглядела она не очень здоровой – бледная, похудевшая, глаза смотрят в одну и точку и даже моргает как-то замедленно. Все-таки, похоже, что она под какими-то веществами. Не видно, что ее сюда волокли силой, и вид у нее скорее какой-то умиротворенный.

Феоктист оглядел подошедшую троицу, довольно покивал сам себе и задержал взгляд на Ксюше. И смотрел он на нее совсем не как на брата по вере, что было легко объяснимо – во всей кучке людей, стоящих сейчас перед стариком, женщин было всего штук восемь, и все далеко не молодые. Так что секретарша явно выделялась на их фоне, даже с нынешним не самым лучшим видом.

– Братья и сестры! – Снова громыхнул над поляной голос жреца. Умеет говорить, скотина. – В нашу семью, осененную вниманием истинных богов, пришло новое дитя! Аксинья была ослеплена бытием во грехе и смраде города, этого рассадника тьмы на лоне нашей Матушки, но Боги сплели нити ее судьбы так, что она пришла к нам! И в тот же день она отреклась от лжи и порока, в которых жила, дабы уразуметь праведную жизнь! И жить, как ведано нам издревле!

Старикан продолжал заливаться соловьем, а сам не сводил взгляда с девчонки. А та все так же стояла на коленях, не поднимая взгляда, как и все остальные. Один я лицезрел все происходящее. Речь продолжалась еще минут пять, а когда закончилась, Ксюша встала и ушла в общие ряды, а двое ее сопровождающих встали за спиной Феоктиста. Или ее теперь надо называть Аксинья? Нет, мне по-старому больше нравится. Жрец на какое-то время замолк, затем обратил свой горящий взор на меня.

– Встаньте братья и сестры. Пришло время решить, что делать с тем, кто убил одного из нас, и едва не убил второго! – О как. Это кто из тех двоих отъехал? Первый, наверное, ему-то я хорошо попал, а второго явно не додушил. Толпа зашумела недовольно – Вот вы мне скажете – Феоктист, он отнял жизнь у нашего брата, и мы должны отнять его жизнь взамен. Нет, скажу я вам! Не смерть за смерть, а жизнь за жизнь! Он заменит нашего павшего брата Кондратия пред нами и пред богами! Лишь службой не за жизнь, а за совесть он искупит свой грех! – Голос старика все крепчал и сейчас гремел над поляной. Даже меня пробирает. – Есть ли среди нас те, кто не согласен?

Люди мгновенно затихли. Лишь спустя несколько секунд на ноги поднялся мелкий костлявый мужчина, седой, всклокоченный и с полубезумными глазами, которыми он уставился на меня. Мужик ткнул в меня пальцем и с ненавистью прохрипел:

– Жрец! Но этот мерзавец напал на наших братьев! Как сможем мы принять его? Как сможем простить убийство? Разве мудрый Сварог не отвернется от своих детей, которые оставляют безнаказанным такое? – В конце его голос поднялся практически до визга. А мне происходящее все больше напоминало какую-то сцену из дешевого театра.

– Ты прав и не прав, Павел! – Величаво произнес Феоктист. – Мы не оставим убийство и нападение безнаказанным! Мы не примем его в нашу общину! Мы не простим его! Но мы заставим его заменить того, на кого он поднял свою поганую руку! И пока он своей работой и своим телом не искупит вину, он будет бесправным животным!

Я не выдержал и хмыкнул. Вроде, не так уж и громко, но старик услышал и снова повернулся ко мне.

– Тебе все еще смешно?

– Вовсе нет. Просто горло пересохло – как мог искренне произнес я. Еще больше усугублять не хотелось совершенно. – Мне бы водички…

– Если ты сам, своей волей, согласишься искупить свою вину, то будет тебе вода! – Все так же торжественно пообещал Феоктист, взмахом руки отправляя мужичка на место.

– Это в смысле соглашусь стать безвольным животным и что-то там про искупление телом? Ну уж нет, увольте. Даже знать не хочу, что это значит.

Старик нахмурился, но не очень естественно, было похоже, что такого ответа он и ожидал. Пристально посмотрел на меня, затем все же ответил:

– Это мы еще посмотрим, человече, это мы еще посмотрим. А что такое искупление телом, ты сейчас и сам поймешь – и, посмотрев мне за спину, гаркнул – Василек! Приступай!

У меня неприятно все замерло в груди. Ну а подумайте сами – стою в позе одного хитинового создания с клешнями, руки и голова зажаты в колоде, абсолютно без шансов выбраться, а клятый Василек сзади к чему-то может приступать. Даже лягнуть толком не получится – цепь же. Но я на всякий случай напряг ноги, готовый ими отбиваться, и лучше сломать шею в колодке, потеряв опору. А вместо этого услышал свист, затем спину обожгло. Это вызвало неоднозначные эмоции – было очень больно, еще и поверх ожогов-то, но все же это не худший вариант. Поэтому я стиснул зубы и лишь шипел сквозь них, пока мог. После пятого удара в глазах начало плыть, ноги подкашивались, спина нестерпимо горела, но я все еще не орал. Еще пару ударов спустя наступила блаженная передышка, которую испортил Феоктист, подошедший к моему лицу и участливо поинтересовавшийся:

– Больно, милок? Это и есть искупление телом. И ты его еще не прошел. Да и не пройдешь, пожалуй, ежели молчать будешь. Ты попроси прощения у общины, за смерть брата нашего, да прими судьбу свою дальнейшую. И Христа отринь. И все кончится. И я даже лично тебе водицы колодезной принесу, слово тебе даю!

В голове гулял красный туман, но кое-как я воспринимал слова этого ублюдка. А при словах про воду, понял, что готов убить полмира за кружку воды, хоть даже и не колодезной. Полмира убить готов, а просить прощения у этих имбицилов – нет. Через прокушенные до крови губы выдавил:

– Меня мама в детстве сильнее ладошкой по жопе била. Василек, хилый ты обмудок, тебя кто учил плетями пользоваться? Машешь, как девка пятилетняя!

Если бы кто спросил меня, зачем я нарываюсь еще больше – я бы не ответил. И сил особо не было, и сам не понимал. Но соглашаться на их условия не буду точно. Я себя знаю, я и из этой жопы выберусь, и припомню. Я не злопамятный, но зло помню хорошо. Хехе. Главное, сейчас здесь не сдохнуть, но, думаю, жрец и сам этого не хочет. Он же ведь мог и меня чем-то напичкать, чтобы я податливый был, как Ксюша, но нет, этой скотине надо сломать меня. А хер ему на всю рожу, сам кого хочешь сломаю. Ну или сдохну, тоже возможно такое.

Старик с истинно отцовским укором в глазах посмотрел на меня, покачал головой и кивнул Васильку. Того дважды просить не надо было – снова засвистело и снова на мою несчастную спину посыпались удары. На этот раз я потерял счет после третьего – дальше в голове билась только одна мысль «не орать, не просить! Не просить, не орать!»

И, спустя пару веков, это все же кончилось. Но к тому времени я уже слабо воспринимал окружающую действительность. Слегка пришел в себя, когда в лицо брызнули изумительно холодной и прекрасной водой, несколько капель которой попало и в рот. Приоткрыл глаза. Я лежал на земле возле места экзекуции, на руках снова были наручники, на ногах цепь и последней деталью моего гардероба были чудом пережившие происходящее трусы. И, надеюсь, никто не будет мне предлагать надеть тот чудный костюм из мешковины – на разодранную-то спину, это похуже розог будет…

Перед глазами у меня стояли все те же – проклятый старик Феоктист, а за его спиной все остальные, уже поднявшиеся с колен. Ксюшу видно не было, но оно, наверное, и хорошо – незачем ей на такое смотреть, если она в себе. А если нет – тоже незачем. И все же, что с ней? Тьфу, вот время подумать о бабах…

– Ты силен, человече. И ты по духу воин. Нам нужны такие, как ты. И с нами ты сможешь добиться большего. Я тебе еще раз предлагаю подумать о том, зачем ты живешь и зачем ты был создан Богами. А сейчас… – И жрец на несколько секунд задумался – а сейчас каждый член нашей семьи волен сделать с тобой все, что захочет! Это будет справедливым наказанием, за потерю ими своего брата!

Толпа загудела одобрительно. Один голос выкрикнул:

– Вообще все, великий жрец?

– Кроме убийства! – Громыхнул Феоктист. – Этот человек нужен нам!

Дальше было очень больно и неприятно. Ко мне подходили, кто-то просто плевал, кто-то пинал или бил руками, нашлись изобретатели, которые сыпали на разодранную спину землю. Но я молчал, представляя, как вернусь за каждым из них… Вырежу поголовно всю деревню. До последней старухи. И ни одна гнида не умрет быстро. Я вспомню все заветы долбаного садиста Армандо из Боливии. Я заставлю рыдать от зависти на том свете Калигулу и Нерона. Но вернусь сюда. И дольше всех будет умирать сраный жрец…

Когда по ощущениям каждый житель деревни прошелся по мне раз по пять, от сладостных размышлений отвлек громкий окрик:

– Пересвет! Проводи! – Да боже ж мой, еще и Пересвет тут есть! На Руси были же и нормальные имена, что за гротеск?? И Ксюху (интересно, она принимала участие в наказании меня?), вон, переименовали уже в Аксинью. Вот у людей проблемы, поди, находить такие имена дурацкие.

Тем временем, ко мне подошел крепкий молодой парень, во вполне себе современном камуфляже, но с длинными русыми волосами, густой бородой до груди и пышными усами. Все вместе смотрелось забавно, вот только мое состояние не позволяло веселиться. Он помог мне подняться и кивком головы указал направление. Я поплелся, еле переставляя ноги и свесив голову. Шаря при этом глазами на триста шестьдесят градусов. И, проходя мимо какого-то то ли заборчика, то ли загончика, обтянутого подозрительно знакомой мешковиной, запнулся о кочку. И кубарем полетел на эту самую мешковину лицом вперед, достаточно больно приложившись. А чертова ткань оторвалась и упала колючим покрывалом на мою расхлестанную спину. В очередной раз еле удержался от крика, только выматерился негромко и забился, пытаясь выбраться из этого адского капкана. На помощь пришел конвоир, отбросив материю и снова подняв меня на ноги. Мне даже на секунду захотелось его поблагодарить, но это очень быстро прошло.

Дальше до своего зиндана я доковылял без происшествий, не произнеся ни звука. Спуск вниз дался очень тяжело – сгибаться и разгибаться было чудовищно больно, но я все же не выдал ни одного слова и минут через пять мучений уже уселся на почти родную койку. Отдышался, посмотрел по сторонам и, не увидев ни соседей, ни камер, вытащил изо рта то, ради чего падал по дороге – обычные строительные скобы, которыми была прибита мешковина к заборчику. Удалось заныкать аж две штуки – одна удачно попалась прям под зубами, вторая лежала возле груди и ее я незаметно сунул в рот, пока ворочался под материей. Так, уже что-то есть. Теперь вот эдак их скрутить… Водички бы, а… Полцарства и принцессу за полкружки воды, теплой, старой, хоть какой! Суки страшные, вырежу всех ведь… Ага, получилось. И вот так, эть! Это они непривычно жесткие или я настолько слабее стал за несколько лет? Хотя из скоб я, конечно, никогда не крутил отмычек, но казалось, что они как-то более мягкие.

Спустя минут двадцать старания мои увенчались успехом – в ладони лежала кривая металлическая хреновина, лишь по очень большой пьяни способная сойти за ключ. Ну да мне внешность и не важна, слава Ктулху. Теперь главное, чтобы руки не подвели. Но этим займусь позже, в так любимый всеми диверсантами и разведкой «час волка» – около четырех часов утра, когда сон самый сладкий. И буду молиться, чтобы охрана хоть как-то отреагировала на мои действия. И моя идея в целом оказалась жизнеспособной. Я ведь уже говорил, что из меня такой себе стратег?

Примерно в три часа, согласно внутреннему будильнику, наверху раздался легкий шум, совершенно неожиданный. Как и любое дерьмо в моей жизни, собственно. Я напрягся, вытащил самодельную отмычку и быстренько снял наручник с одной руки, на вторую не стал тратить время. Так же шустро поковырялся в замке на ножной цепи, стараясь не звякнуть металлом, удачно скинул его и улегся на свое место. Прислушался. Шум наверху прекратился на какое-то время, а потом явно начала открываться крышка. Кто это там в гости ко мне собрался? Вот было бы здорово, если сам Феоктист, да в одиночестве! Вот бы порадовал он мою душеньку! Я совсем затих и даже начал посвистывать носом, для большей достоверности.

Крышка откинулась, опустилась лестница и вниз кто-то начал спускаться. Я приоткрыл один глаз – вряд ли кто-то это увидит, ночью, да в погребе-то, и чуть не распахнул оба глаза от удивления. По приставной лесенке спускалась Ксения! В своем старом белом пуховичке, в котором я подобрал ее на выезде из Новосибирска, она хорошо виднелась в льющемся сверху призрачном лунном свете. Однако радоваться я не спешил – кто знает, с какой целью она здесь. Может, решила добить, чтоб не мучился… Поэтому продолжил изображать спящего. Спустившись, девушкаогляделась, подбежала ко мне, прошептала «Кирилл» и потрясла за плечо. За плечо, по которому сегодня несколько раз прилетали удары розги! У меня искры из глаз посыпались и сквозь зубы вырвался свист.

– Ой, прости-прости-прости – шепотом заблажила Ксюша – я забыла совсем!

– Привет, Ксю – прошептал я в ответ, отдышавшись – что тебя привело в мою скромную обитель? Будешь тоже убеждать перейти в ваши дружные ряды?

– Нет, нет, я хочу сбежать с тобой! – Горячо забормотала она мне в ухо – Я сегодня смогла избавиться от их напитка и, когда увидела, как тебя избивают, поняла, что нам тут не место! И вещи твои я принесла, наверху оставила.

В такое везение как-то даже не верилось. То я собрался сам бежать, с кое-как состряпанным на коленке планом, а тут меня спасают, считай. Нечасто меня жизнь балует хорошими подарками. Хотя сложно назвать совсем уж везением ситуацию, в которой у меня разодрана как бы не до ребер спина, я черт знает где и надо как-то добраться до машины, которая тоже черт знает где. Но, как бы то ни было, такое начало лучше того, о котором думал я. Поэтому мысленно поблагодарил Бога (вот так и становятся верующими!) и начал подниматься, стараясь не греметь цепями. Если это еще не ловушка какая хитроумная конечно, но в чем смысл такой хитрости – я не придумал.

– А что с охраной? Он там точно должен быть, я видел, эти скоты там даже стульчик поставили – спросил у Ксюши.

– Он спит, пьяный, я и ключ у него вытащила – а он даже не проснулся – услышал в ответ от уже удаляющейся в сторону лестницы спины.

Ну, что будет пьянка, я и сам думал – после таких сборищ у всех этих язычников такое всегда в ходу. Только не думал, что и охранник будет участвовать, это они непредусмотрительно, конечно. А может на замок понадеялись. А еще после подобных вече свальный грех часто, вроде как, присутствует, но тут достаточно сильный перекос в демографии, на мой взгляд, так что… Хотя, может, я не всех видел. А даже если и всех, то возможны варианты… А еще Ксения… Понял, о чем задумался и аж передернулся от отвращения и выбросил из головы эти мысли. Поспешил за секретаршей и задрал голову вверх, невольно засмотревшись на очень симпатичные ноги в узких джинсах.

Неловко переступил с ноги на ноги и тихо-тихо полез, стараясь не поднимать взгляд. И вскоре уже голова показалась над уровнем земли. Быстро огляделся вокруг – Ксюша стоит рядом, смотря в сторону ближнего дома, с другой стороны на земле возле стула спит давешний знакомый Пересвет, звонко храпящий и посвистывающий носом. Затем выбрался целиком и первым делом подошел к спящему охраннику. Скоренько осмотрел его, с превеликой осторожностью снял с пояса нож и короткий топорик, секунду поборолся с желанием перерезать ему горло, схватил с земли ворох своей одежды и развернулся к ждущей меня девушке.

– Помнишь, откуда нас привезли?

***

Я сидел на чудной полянке у ручья, образовавшего небольшую лужицу у корней какого-то куста, и не мог напиться. Как оказалось, с момента встречи в лесу шел уже третий день, и я все это время пробыл без глотка воды. И сейчас специально пил потихоньку и не вдоволь, потому что впереди еще неизвестно какой путь. Есть, что удивительно, не хотелось совершенно, зато жажда не проходила и жутко чесалась спина.

Из деревни староверов мы выбрались по дорожке, на которой виднелись свежие следы телеги. Всего там было две, но одна явно использовалась редко. Допрос Ксюши на тему «откуда мы ехали» результатов не дал, с момента встречи Феоктиста на поляне она все помнила смутно по ее словам. Как меня шарахнули по голове и я отключился, а затем ее заставили выпить той бурды из котелка – помнила прекрасно, все остальное, как каша в голове, по ее словам. Еще помнила, что обязательным мероприятием у язычников каждое утро был завтрак, на котором все добровольно-принудительно пили «лесной чай», и ужин с ним же, видимо, и дававшим всем такую веру к словам самопровозглашенного жреца Сварога и кого-то там еще. А может, и не всем давал, но вот секретарше он напрочь отрубал критическое мышление, делая из нее удобную марионетку.

В день принятия ее в общину, он же день порки меня, Ксюшу с утра мутило. В целом, это малоприятное явление, но именно это очень сильно помогло в итоге нам бежать. После общего завтрака Ксюша, при отправлении естественных надобностей, не выдержала сочетания тошноты и деревенского туалета типа «скворечник», с присущими ему ароматами, и благополучно проблевалась. И уже к обеду к ней вернулось более-менее ясное мышление и она решила потихоньку закругляться с пребыванием в гостях. И даже не забыла обо мне. Вернее, в каком-то смысле забыла – после поездки на телеге она меня не видела больше, но была полна решимости найти меня и уже вместе делать ноги. Молодец, одним слово, не бросает старых друзей. Затем посмотрела как меня лупят плетью, потом походила вместе со всеми возле меня (но, вроде как, не била и не пинала), посидела за праздничным столом, незаметно выплескивая на землю некую «хреновуху», а когда все уснули – полезла меня выручать.

Я от души поблагодарил девчонку, а потом поинтересовался – все ли на празднике пили? И еще смутил какой-то резкий переход, вот все пьют вечером и вот тут же уже ночью она идет за мной. На первый вопрос Ксения ответила утвердительно – мол, и Феоктист, и его ближники еще как заливали за воротник, только сторожа тормозили, и то безуспешно, судя по всему. А вот на второй вопрос она замялась. Повздыхала, попыхтела, опустила глаза в землю и пробормотала:

– Нууу понимаешь… Они после застолья еще это… Ну…

– Что ты мнешься? – Поторопил я. Интерес был не досужий, есть кое-какие мысли.

– Ну трахались там все со всеми… – выпалила Ксюша, не отрывая глаз от земли – это омерзительно!

Я скрипнул зубами, неожиданно для самого себя. Сердце отчего-то забилось чаще.

– Тебя не тронули? – Как мог, спокойно спросил, представляя как буду вырезать из каждого разные занятные поделки, если ответит «да».

– Нет, нет! – Девчонка даже замахала руками – Феоксист сказал сразу, что мне нельзя, пока… – и снова замялась – ну, пока у меня волосы не вырастут.

Я громко выдохнул. Все же и в завихрениях психики полоумного жреца есть плюсы. Это вера, наверное, не позволяет? Хотя больше склоняюсь к мысли, что помимо веры старик не хотел делиться ни с кем молодой девчатинкой. Вслух же хмыкнул:

– Ну, могла такие подробности уже не рассказывать. Не тронули – и хорошо. Но все-равно надо нам найти мой Ниссанчик и вернуться туда с гостинцами. Негоже уйти от таких гостеприимных хозяев не попрощавшись, а? – И подмигнул девушке, чего она в темноте не увидела, впрочем.

– Ты с ума сошел? Какой вернуться? Второй раз нас уже не отпустят! Тебе, может, голову ушибли? – Слова из нее полились просто водопадом. – Я не пойду туда больше!