Текст книги "Бюро расставаний (СИ)"

Автор книги: Martann

Соавторы: Елена Турова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 25

В тот же день

Как выяснилось чуть позже, городская стража сама явилась в дом на углу Костянского и Селивёрстова переулков. У входной двери с табличкой «Агентство „Вакарисасеи“» Андрей столкнулся со старшим инспектором Никоновым.

– А я к вам! – заявил тот.

– В общем-то, я догадался, – пожал плечами Беланович. – Проходите. Вы пришли очень кстати, я сам к вам собирался. Мы получили согласие магов на обследование артефакта, так что хотелось бы вместе с ними попасть в салон.

– В салон… – задумчиво повторил Глеб, устраиваясь в кресле. – Завтра?

– Это с вами мэтр Зентек свяжется, а мы готовы в любое время.

– Хорошо. Ваша клиентка будет присутствовать?

– Разумеется, кроме неё никто не может дотронуться до содержимого шкатулки. А что?

– Понимаете, Андрей, что-то у нас не сходится в картинке. Не складывается, – Никонов добавил голосу задушевную интонацию, отчего собеседник поёжился и слегка отодвинулся. – Может быть, госпожа Захарова что-то сможет подсказать.

– Возможно, спорить не буду. Надеюсь, она точно вне подозрений?

– Пока не доказано обратное.

– Угу.

– У меня к вам ещё одна просьба. Хотелось бы поговорить с вашим… информатором. С тем, кто сумел подслушать происходившее в салоне незадолго до убийства.

– Простите, – развёл руками Беланович. – Не в моих силах.

– Андрей, это и в самом деле очень важно!

– Но…

– Да ладно, отвечу я на вопросы, – произнёс писклявый голос.

Никонов с изумлением обнаружил, что почти напротив него на спинке пустого кресла сидит, болтая ногами в красных башмаках, фигурка ростом не более полуметра. Дерзкие зелёные глаза, красивое лицо, рыжеватые волосы завязаны в хвост, открывая острые лисьи уши.

– Добрый день, – ответил он машинально.

– Добрый, добрый! Спрашивайте!

– Разрешите представить, – посмеиваясь, сказал Андрей, – это наш компаньон, Галлитрап Бидли. Гай, познакомься со старшим инспектором Глебом Никоновым.

Пикси хмыкнул.

– Глеб? Ну, мы почти тёзки!

Он спрыгнул на сиденье, на мгновение окутался туманом, а когда дымка развеялась, оказалось, что в кресле сидит тот же Гай, но уже обычного среднего роста.

– Так будет удобнее разговаривать, не правда ли? – спросил он светски.

Голос пикси тоже изменился, стал высоким, но всё-таки баритоном.

– Наверное… – инспектор помотал головой, чтобы выкинуть оттуда несвоевременные вопросы, и собрался с мыслями. – Итак, Галлитрап, расскажите, пожалуйста, где именно вы находились в салоне, и как можно подробнее – что видели и слышали. Вы не будете возражать, если я стану вести запись?

– Возражать не буду, но свидетельствовать в суде не смогу.

– Это и не понадобится.

– Хорошо. Тогда так… В первый раз я побывал в «Цирцее» вечером в воскресенье, десятого октября. Заглянул во все помещения и устроился в кабинете хозяйки, интересовала-то нас именно она.

– А она была на месте в выходной?

Гай только пожал плечами:

– Хозяйка же! Так вот, за те три или четыре часа, что я там находился, приходили шесть мастеров, и пять из них пересказывали сведения, полученные от клиенток. В основном была ерунда всякая, вроде цвета глазок у новорожденного наследника какого-то семейства или платья невесты, но Ангелина всё записывала на листок. Потом отпускала сотрудницу и переписывала сведения в тетрадь. Пару раз она говорила по коммуникатору, и один из разговоров мне показался… сомнительным.

– Это насчёт посылочки?

– Да.

– И кто пришёл за нею на следующий день к открытию?

– Мужчина, зашёл в кабинет, сказал, что он от Андрея Петровича. Ангелина отдала ему свёрток, и тот ушёл.

– То есть никаких денег не платил и содержимое свёртка не проверял?

– Нет.

– Что ещё было важного, Галлитрап? Про появление уборщицы мы поняли.

* * *

Гай рассказывал кратко и ёмко, Никонов его не перебивал, но всё равно история заняла минут сорок. Наконец пикси выдохнул:

– Всё! Пойду съем что-нибудь, устал! – и мгновенно исчез.

Инспектор какое-то время сидел, прикрыв глаза и про себя проговаривая наиболее заинтересовавшие его моменты, потом решительно встал:

– Андрей, спасибо. Передайте мою благодарность вашему компаньону.

– Гай с удовольствием получит её шоколадом, – усмехнулся Беланович. – Обнаружилось что-то полезное?

– Очень может быть…

Глава 26

В тот же день

– Кабинет на Пироговке? – потрясённо спросил Сазонов. – Это – кабинет?

Они с Фаридом стояли перед трёхэтажным особняком, окружённым чугунной решёткой, за которой виднелся сад. От калитки к дому вела дорожка, выложенная каменными плитами. Возле пышного куста роз, до середины октября сохранившего несколько алых цветков, дорожка раздваивалась. Стрелка вправо уведомляла: «Мэтр Энгвар Лионель, доктор медицины, маг-медик, профессор. Приём по предварительной договорённости». Её зеркальная сестра строго предупреждала, что влево ведёт дорожка к частным владениям, куда вход воспрещён.

– Интересно, почему «мэтр», а не «арквенди»? – поинтересовался Саша.

– Потому что Энгвар. Это имя эльфы дают признанным детям-полукровкам от брака с людьми, но обращение «арквенди» к ним не относится, – ответил Фарид и поглядел на часы. – Без четверти четыре. Пошли, что ли, внутри подождём.

Ожидая, пока мэтр Лионель освободится, они оба сполна оценили и роскошь приёмной мэтра, и строгую красоту медсестры, вежливо предложившей им присесть и даже поинтересовавшейся, хотят ли гости травяного чая. Когда они отказались, медсестра потеряла к ним всякий интерес, уселась за компьютер и стала быстро стучать пальцами, перенося какие-то записи.

Ровно в четыре белая дверь, ведущая в кабинет, распахнулась, выглянула ещё одна красотка и приветливо улыбнулась:

– Господа из городской стражи? Прошу вас, проходите!

Кабинет был оформлен совсем иначе, чем приёмная, – строже и функциональнее. Никаких барельефов на стенах, никаких мягких кресел…

Мэтр что-то дописывал в тетради, захлопнул её и показал рукой на стулья.

– Итак, господа, чем могу быть полезен?

– Профессор, вы были лечащим врачом госпожи Майер? – начал Фарид.

Сазонов тем временем рассматривал Лионеля, и тот ему, пожалуй, понравился. Не было в его лице ни эльфийской надменности, ни человеческой подлости, а только умеренный интерес к посетителям и явное желание вернуться к работе.

– Да, – ответил Лионель. – А в чём дело?

– Ангелина Майер была убита неделю назад, и мы ведём расследование.

– Убита? Как?

– Мгновенная асфиксия от отёка Квинке вследствие аллергической реакции.

– Да? – в голосе мэтра прозвучало сомнение.

Саша прямо почувствовал, как его внутренняя гончая подняла голову и зашевелила ноздрями.

– Почему вас это удивляет, мэтр Лионель?

– Дело в том, что госпожа Майер прошла полную проверку, в частности на аллергию, когда планировала открытие салона красоты. Она опасалась, что какие-то препараты могут оказать на неё воздействие.

– Разумно, – кивнул Фарид. – И каковы были результаты проверки?

– Полное отсутствие реакции на любые возможные раздражители. Редкий случай… А ваш специалист выяснил, что послужило причиной?

– Порошок корня чёрного лотоса.

Челюсть у профессора отвисла.

– Да ладно! – по-простецки сказал он. – Так, а ну-ка рассказывайте мне всё в подробностях!

Сазонов вытащил из папки и молча протянул ему протокол вскрытия и описание самого происшествия.

Мэтр Лионель прочитал каждый листок дважды, положил их на стол, потёр переносицу и уставился на сыщиков.

– Очень интересно, – сказал он медленно. – Просто очень… Ваш патологоанатом мог этого и не знать, даже, скорее всего, не знал, потому что данные сведения являются государственной тайной Заветной Дубравы и Серебряного Леса[2] 2
  Названия эльфийских государств.


[Закрыть].

Молодые люди переглянулись, и Фарид ответил за двоих:

– Мы готовы дать магическую клятву о неразглашении.

– Но вам же понадобятся материалы для суда? А при прямом приказе клятва перестаёт действовать.

– Ну… вы же можете рассказать нам суть, не вдаваясь в подробности? – предложил Сазонов. – Возможно, этого будет достаточно, чтобы разыскать убийцу. А потом, если понадобится, дипломаты и всякое начальство решат, как быть.

Профессор усмехнулся:

– Хорошо, давайте попробуем. Итак, для излечения очень редкой болезни у чистокровных эльфов применяется препарат, вытяжка из особой разновидности грибов. Я не слышал ни разу, чтобы Серебряный лес или Заветная Дубрава допускали вывоз из их хранилищ любого из препаратов на базе этой вытяжки.

– Почему вы считаете, что это было именно оно?

– Потому что клиническая картина полностью совпадает. На людей эта вытяжка действует именно таким образом: стремительно развивающийся отёк гортани и дыхательных путей и почти мгновенная смерть от асфиксии. Полминуты-минута. Я готов провести исследования… что там было, пудра? Остатков этой самой пудры, и подтвердить или опровергнуть свои выводы.

– Саш, – сказал Аббасов.

Тот кивнул и опрометью выскочил за дверь. Фарид же повернулся к Лионелю и спросил:

– В каких случаях этот препарат действует? Если руками потрогать, например?

– Нет, только при вдыхании или попадании в кровь. То есть он мог попасть в порез или ссадину, мог быть введён в кровь путём инъекции. В вашем случае вот пудра с пуховки как раз проникла в дыхательные пути. Ещё один вариант – добавить вытяжку в спиртное, но в этом случае действие ослабляется и получается не мгновенным, а растянутым по времени, и страдает в первую очередь печень. И ещё одна особенность: к счастью, порошок не летуч.

– То ест для человека, находившегося в двух-трёх метрах от госпожи Майер, её пудреница была безопасна?

– Да. Правда, тут ещё один момент… У данного препарата весьма специфический запах, и он как раз чувствуется даже на расстоянии.

– Значит, свидетельница должна была его почувствовать?

– Если только у неё не было насморка, – улыбнулся Лионель.

– Спасибо, мэтр. Последний вопрос, и я уйду ждать моего коллегу с образцами, не буду вам мешать.

– Спрашивайте, молодой человек.

– Как мог секретный эльфийский гриб попасть в пудреницу Ангелины Майер?

– Давайте рассуждать, – профессор откинулся на стуле и сложил пальцы домиком. – Для начала его должны были вывезти из, предположим, Заветной Дубравы и доставить в Москву. Далее, тот, кто его использовал, знал о свойствах вытяжки и её воздействии на всех, кроме эльфов. Таким образом, вам нужно искать в окружении Ангелины острые уши.

– Да-а… – протянул Аббасов. – С корнем чёрного лотоса как-то проще выходило.

– Сами посудите, если бы, предположим, у Ангелины была аллергия на этот наркотик, как бы об этом кто-то узнал? Одного приёма бы хватило. А если аллергии нет, какой смысл в том, чтобы добавлять его в пудру? Просто для того, чтобы вызвать привыкание?

– Вы правы, глупо звучит, – вынужден был согласиться Фарид. – Теперь надо начинать всё заново и искать эльфийские контакты…

– Зато вряд ли претендентов будет много, – развёл руками Лионель и взялся за отложенные записи.

Фарид понял намёк и вышел в приёмную.

Его коллеге нужно было примерно полтора часа, чтобы добраться до Панкратьевского переулка, со всеми предосторожностями получить образец порошка и вернуться назад.

* * *

Сигнал коммуникатора застал Лену посреди бессмысленного разговора с претенденткой на высокую должность кухарки. Она обрадовалась, потому что слушать тягучую речь женщины и перебирать её пожелания к работодателям становилось невыносимо.

Коротко извинившись, Елена прошла в свою спальню и, наконец, ответила. С некоторым удивлением на экране она увидела одного из четырёх сыщиков группы, занимающейся убийством Ангелины Майер, брюнета со сросшимися бровями над жгучими чёрными глазами. Его имя Лена, конечно, забыла.

– Госпожа Асканова, добрый день, – вежливо поздоровался брюнет.

– Добрый день.

– У меня немного неожиданный вопрос, можно?

– Спрашивайте.

– В тот момент, когда госпожа Майер упала, вы не чувствовали никакого непривычного запаха? И ещё – куда упала пуховка, не помните?

– Запаха не чувствовала, поскольку у меня была небольшая простуда. Насморк, – отрапортовала Лена. – А пуховку она положила в пудреницу, закрыла её и поставила к зеркалу. Только потом схватилась за горло и стала задыхаться.

Фарид вежливо попрощался. Отключил коммуникатор и стал заново перебирать всё окружение Ангелины в поисках, как выразился мэтр Лионель, «острых ушей».

Лена же вернулась в кабинет, оборвала возобновившийся монолог несостоявшейся кухарки и вежливо её выпроводила. Надо было идти на кухню и варить макароны, сегодня её дежурство.

* * *

Уже давно стемнело, когда Фарид и Саша вернулись к себе.

Никонов сидел за столом и слушал запись с кристалла, поднеся его к уху. Время от времени отрывался и записывал что-то в блокноте. Пётр Шкуматов меланхолически перекладывал документы. Увидев вошедших, оба оторвались от своих занятий и спросили в один голос:

– Ну что?

– Подтверждено, – кивнул Саша. – Вытяжка из эльфийского мухомора.

– Мухомора! – Пётр покачал головой и вдруг расхохотался в голос. – Мухомора! Эльфы! Важные, высокомерные, прекрасные донельзя – едят мухоморы, словно шаманы какие-нибудь! Ой, не могу…

Первым фыркнул Сазонов, потом не выдержал Фарид, последним сдался Никонов. Пару минут все четверо хохотали.

Наконец Аббасов откашлялся и сказал:

– Ну что, надо искать, кто рядом с «Цирцеей» имеет связи с эльфами.

– Не просто с эльфами, а с отщепенцами. С теми, кто изгнан из леса, кому всё равно, что продавать – государственные тайны или соседку в бордель, – предположил Глеб.

– И рядом не только с «Цирцеей», – добавил Пётр. – Мы же не отказались от идеи виновности мужа? Отпечатки его были?

– Были.

– Значит, его тоже не исключаем. И ещё у нас имеется частичный отпечаток внутри хозяйственной перчатки, оставленный Асель Тамивар. Это два самых явных претендента.

– Глеб, а ты говорил, что ребята пробовали снять аурный след внутри перчатки, – вспомнил Пётр. – Сняли?

– Сейчас проверю, приходил ли отчёт… Ага, есть! – Никонов просмотрел документ и выцепил главное. – Итак, был получен аурный след, он словно законсервировался в закрытой ёмкости. Этот след даёт нам персону и время: парикмахер Асель Тамивар надевала хозяйственные перчатки утром во вторник, за три часа до смерти хозяйки салона. На пальцах правой перчатки были найдены следы неизвестного вещества, могущего послужить ингибитором дыхания…

– Получается, надо искать выходы на эльфов, – вздохнул Аббасов. – Давайте копать.

Примерно на четвёртом часу раскопок Сазонов устало протёр глаза и на минуту замер, закрыв их. Теперь он понял, почему говорят об ощущении, что под веки насыпали песок. Даже не понял, а почувствовал.

Открыв глаза, он уставился на страницу, которую только что читал и чуть не заорал от неожиданности: ему показалось, что напечатанное слово загорелось красным.

«Асель Тамивар, парикмахер. Вдова, покойный муж – Эленил Тамивар из ветви Тирон. Умер пять лет назад от несчастного случая. Двое детей живут с дедом и бабушкой со стороны мужа в Бретиле. Одна из информаторов А. М. Информатор слышал её спор с А. М. накануне убийства. Тамивар пыталась потребовать долю от доходов в шантаже, однако А. М. её высмеяла, сказав, что расскажет клиенткам, кто их расспрашивал и доносил разведанное».

– Кажется, я нашёл! – прохрипел он.

– Что?

– Бретиль – это же в Заветной Дубраве?

– Кажется, да, – Никонов кивнул Фариду, и тот полез за картой.

Четыре головы почти столкнулись лбами над развёрнутым листом, и Саша ткнул указательным пальцем:

– Вот он! На границе Царства Русь и Заветной Дубравы.

– Вот вам и острые уши… – удовлетворённо сказал Фарид.

– Ну что же, – старший инспектор Никонов распрямился и потёр поясницу, – у нас есть возможность и мотив. Предлагаю выспаться и встретиться здесь в восемь…

– Выспаться, говоришь? – Аббасов демонстративно глянул на часы. – Тогда я занимаю вот эти два стула, поскольку до восьми осталось меньше пяти часов.

Глава 27

20 октября 2185 года, среда

Асель Тамивар явилась на допрос точно к полудню.

До этого времени четверо сыщиков успели обсудить дальнейшие действия, разрисовать на доске оба убийства по минутам, до хрипоты поспорить из-за вопроса, кого же вызывать первой, Валерию Калинец-Лукьянову или Асель… в общем, поработали долго и продуктивно.

Говорить с госпожой Тамивар отправились Шкуматов и Саша.

Женщина была бледна, и вид имела усталый. На правой щеке чуть желтел недельной давности синяк, небрежно замазанный. «Ангелина дала ей пощёчину», – вспомнил Сазонов, и ему стало жаль парикмахершу, так испортившую себе жизнь из-за вздорной выскочки.

Впрочем, по роли ему, как младшему, полагалось проверить паспортные данные и начать опрос. Он быстро пробежал по пунктам – имя, адрес, как давно в салоне, отношения с покойной, потом посмотрел ей прямо в лицо и спросил очень мягко:

– У вас была ссора с Ангелиной Майер, расскажите, из-за чего?

– Не было у нас ссор, – слишком быстро ответила Асель.

– Есть свидетель, госпожа Тамивар. Ваш разговор слышали. Нам известно даже, что хозяйка салона вас ударила.

Она сжала губы и опустила взгляд. На щеках загорелись алые пятна.

– Возможно, я чем-то провинилась, кто-то из клиенток был недоволен, и госпожа Майер меня отругала. Это бывает, я уже всё забыла.

– Врать нам не надо! – Пётр глыбой навис над женщиной. – У нас есть свидетель, слышали?

Асель молчала.

– Хорошо, – Сазонов заговорил чуть тише. – Тогда расскажите, пожалуйста, о ваших родственниках со стороны Эленила Тамивара.

– А при чём тут они? – вскинулась Асель. – Вы убийство в салоне расследуете, вот о нём и спрашивайте. А дети мои и родители мужа в Москве уже пять лет не были, слава Великой Матери!

– Но вы ведь их навещали, не так ли?

– Конечно. У меня был отпуск, и я имела право провести его так, как пожелаю.

– Госпожа Тамивар, ваши отпечатки пальцев найдены внутри перчаток, которые лежали в кладовой, – Саша выложил на стол результаты экспертизы.

Асель на них даже не взглянула.

– И что? Я работаю в салоне, могу пользоваться. Мало ли что мне понадобилось собрать? Может быть, они вообще мои собственные, эти перчатки?

– Может быть, вы вспомните, когда их надевали?

Женщина сжала губы, задумалась, потом ответила:

– Дня за три или четыре до… до происшествия я разбила аромалампу, вот и собирала осколки в перчатках, чтобы не порезаться.

– Но аурный след показывает, что вы их надевали за три часа до смерти Ангелины Майер.

На стол лёг ещё один листок с результатами. Асель молчала.

– Я одного не могу понять, – сказал вдруг Сазонов, глядя в окно. – Записывающие амулеты не работали, и все в салоне об этом знали. Зачем вам понадобилось переодеваться в халат уборщицы?

И тут госпожа Тамивар разрыдалась.

* * *

– Ангелина была подлая. Подлая! – твердила она сквозь слёзы. – Вполне могла поставить камеры, а нам врать, что ничего не работает. А меня она предупредила, что будет за мной особо следить, потому что кто-то лазает в её сумочку и даже в сейф, и подозрения на мне. А я не воровка, в жизни до чужого не дотрагивалась!

– Просто забрали чужую жизнь, – сквозь зубы проговорил Пётр. – Итак, с самого начала: от кого и каким образом вы получили препарат?..

– Купила у знакомого, когда в последний раз уезжала из Бретиля… – вяло ответила Асель. – Мне сказали, что к детям больше не пустят, не нужна им такая мать. И я хотела покончить с собой…

* * *

Тем временем Никонов вместе с Фаридом отправились в квартиру Лукьяновых. Увы, здесь их ждала неудача: хозяйка апартаментов на шестом этаже дома отсутствовала. Как сообщил консьерж, уехала на выставку ещё утром.

– Водитель к ней поднялся и назад тащил картины, штук десять, – сообщил словоохотливый седоусый отставник. – Так что лучше всего её ловить там.

– Там – это где?

– Вроде госпожа Валерия водителю говорила ехать на Лужнецкую набережную. Там поищите галерею, небось, и художницу отыщете! – и он улыбнулся.

Галерею «Каменные пещеры» они нашли. Не сразу, но отыскали. Она занимала полуподвал большого доходного жилого дома. Возле входа галерею висела афиша: «С 19 октября выставка Валерии Калинец-Лукьяновой и Германа Наварина».

Дверь была заперта, и на стук откликнулись очень нескоро. Однако в конце концов приоткрылась узкая щёлка, высунулась хмурая мужская физиономия и буркнула:

– Закрыто у нас. Вернисаж завтра.

В ответ Глеб развернул перед носом у охранника свое удостоверение.

– А-а! – сказал тот, приоткрывая дверь пошире. – Вроде пару дней назад ваши были, ничего не нашли.

– Мы по другому вопросу, – ответил Аббасов, протискиваясь в щель следом за Глебом.

* * *

Госпожа Калинец-Лукьянова стояла посреди большого зала и руководила рабочими, развешивающими её картины. Вошедших она не сразу заметила, так что Никонов откашлялся и позвал:

– Валерия Михайловна!

Художница обернулась, нахмурилась, не сразу узнав, потом спросила:

– А вы что здесь делаете?

– Нам нужно с вами поговорить.

– Но я сейчас занята!

– Уверен, мы отвлечём вас не надолго.

– Ну хорошо… Тьма, это так не вовремя! Дима, продолжайте развешивать по плану, я скоро вернусь! – сказала она рабочим и повернулась к незваным гостям. – Идёмте в подсобку, там хоть сесть можно.

В подсобке было тесно и пахло краской, табаком и почему-то селёдкой. Но зато там нашлись три стула. Все расселись, и госпожа Калинец-Лукьянова посмотрела на сыщиков вопросительно:

– Итак? Я вроде бы всё рассказала в прошлый раз.

– Скажите, Валерия Михайловна, вы знали Антона Майера? – начал Фарид.

– Нет, я ведь уже говорила.

– А в квартире, где проживали супруги Майер, бывали?

– Нет. Зачем?

– Вот и мы думаем – зачем? – спросил Глеб. – Но у нас есть свидетель, который видел вас четырнадцатого октября, входящей в этот дом.

Валерия задумалась, потом сказала:

– А, знаю! Мне говорили, что там большой подвал, я думала снять его под собственную галерею.

– И как?

– Не подошло, – пожала она плечами. – Освещение плохое.

– А с кем именно вы разговаривали и осматривали этот подвал?

– Понятия не имею, – ответила женщина безмятежно. – Я нашла объявление в газете, что сдаётся в аренду большое помещение. Связалась, договорилась о встрече и приехала. Это был не то управляющий, не то хозяин – какой-то совершенно безликий тип.

– А в квартиру на третьем этаже не поднимались?

– Нет.

– Мы обнаружили там ваши отпечатки пальцев и ваши волосы.

Госпожа Калинец-Лукьянова прикусила губу.

– Даже и не знаю, что сказать… Ну, хорошо, предположим, в какой-то момент мне стало любопытно, с кем спит мой муж, и я отправилась посмотреть.

– Вот так просто постучали в дверь, вошли в квартиру?

– Сказала, что ошиблась адресом.

– А там забежали в уборную, в кресле посидели? – продолжил Глеб почти сочувственно. – Не складывается, Валерия Михайловна. Может быть, вы всё-таки были знакомы с Антоном Майером?

– Нет! – выкрикнула она. – Что вы лезете в мою жизнь?

– У нас есть свидетель, который видел, как сей господин садился в ваш экипаж, это было двадцатого сентября в шесть вечера.

– Ладно. Я была с ним знакома. Я была его любовницей, мне показался забавным такой квартет. Дальше что?

– Дальше? Нет, теперь будет про раньше… Расскажите нам о вашей младшей сестре… Клюва. Ведь вы так подписывались в записках, которые отправляли Ангелине Майер?

Она долго молчала, глядя в никуда.

Так долго, что Фарид открыл рот, чтобы задать вопрос. Взглянул на Никонова и рот захлопнул.

– Клюва… – сказала она наконец. – Я совсем о ней забыла, о Клюве. Шесть лет эта кличка была моим проклятием, потом я её стряхнула и забыла. Но она всплыла со дня реки. Волги!..

И она захохотала, некрасиво открыв рот.

Никонов кивнул, и Фарид поспешно налил и подал Валерии стакан воды. Она выпила несколько глотков и вежливо поблагодарила. Потом посмотрела на Глеба так, будто увидела его впервые.

– Интересно было бы написать ваш портрет, – сказала она и наклонила голову вбок, глядя круглыми глазами, так что снова стала похожа на большую птицу. – Наверное, уже не выйдет. Или в тюрьме не запрещены карандаши?

– Расскажите, пожалуйста, что произошло в день похорон Ангелины. Вы ведь там были?

– Была. Я должна была удостовериться, что умерла именно она. Вы ведь знаете, что она сделала?

– Знаем.

– Понимаете, всё пошло не так, – Валерия поискала что-то в карманах, сыщики напряглись, но она достала пачку табаку и ловко свернула папироску, потом усмехнулась. – Я иногда курю, когда точно знаю, что муж не увидит.

– Вы именно поэтому открыли настежь окно в гостиной в квартире Майеров? Чтобы не оставалось запаха табака?

Никонов изо всех сил старался поддерживать этот лёгкий, почти светский тон разговора, и чувствовал, что с каждой минутой это даётся ему всё труднее.

– Да-а! А вы молодец. Соображаете… Хотя и не очень быстро. Так что вы хотели узнать? Ах да, в день похорон… – Валерия помолчала. – Я уехала с кладбища, пришла домой и попыталась работать. Потом достала снимки Стаси… Она такая красивая! Ей бы сейчас было двадцать семь, ровно столько же, сколько было Ангелине, когда… Когда всё произошло. Вы знаете, я так долго её искала! Заявила в городскую стражу, но они ничего не смогли выяснить, только узнали, что Стася шестнадцатого уехала в Кинешму. Рейсовым омнибусом. Водитель её видел и запомнил, но дальше следы потерялись. Я ждала месяц, потом стала искать сама. Обошла всех знакомых в Костроме, потом в Кинешме. Узнала о смерти Ангелины… – она махнула рукой. – Долго рассказывать. Я поверила, что Ангелина погибла, а Стася просто куда-то уехала искать счастье. Перебралась в Москву, вышла замуж за Лукьянова… Вы не думайте, мы неплохо жили! Он выполнял все мои желания. Я закрывала глаза на его мелкие грешки.

Госпожа Калинец-Лукьянова прервалась, чтобы потушить окурок. Потом посмотрела на сыщиков, наморщила лоб, будто пытаясь вспомнить, кто они такие и вежливо спросила:

– Кофе не хотите?

– Нет, спасибо! – отказался Глеб. – Давайте не будем прерываться.

– Ну, воля ваша. Да уже почти всё. Как-то в один прекрасный день… в июне, кажется, я увидела эту тварь вместе с моим мужем, и ни о чём больше не могла думать. Наняла частного детектива, чтобы он проследил, где они встречаются, изучила её жизнь… Жизнь! – тут голос Валерии дрогнул. – Она убила мою девочку, мою Стасю, и живёт теперь в своё удовольствие!

– Но вы ударили по голове не Ангелину Майер, а её мужа. За что?

– У нас был договор, – Валерия вытерла навернувшиеся слёзы и посмотрела прямо в лицо Никонову. – И если бы он выполнил свою часть, все были бы живы. Я просто хотела, чтобы Ангелина пережила такой же ад, какой когда-то достался мне. А Антон… Он слабый был, – она неожиданно улыбнулась, и Глеба замутило от той концентрированной ненависти, что сквозила в этой улыбке. – Ему просто не хотелось разводиться, делить имущество, куда-то переезжать. Он так и сказал мне: «Вот бы её просто не было. Представляешь, я просыпаюсь утром, а её спальня пуста, в шкафах ни одной тряпки, и никаких баночек с кремами в ванной».

– И в чём заключался ваш план?

– Ангелина очень прямолинейна. Всегда была такой, и с годами не изменилась. Она не умеет приспосабливаться к обстоятельствам, только давить или отступать. Ещё в те времена, если ей попадалось что-то непонятное, Ангелина делала вид, что этого нет. Пока могла. А когда не замечать несоответствие выдуманного мира и реального становилось невозможно – убегала. Я планировала свести её с ума. Довести до психоза и бегства.

– Записки?

– Записки. Снимки Стаси, живой и… уже нет. Исчезновение чего-то привычного. Антон должен был передвигать предметы в её части квартиры, подбрасывать что-то, что она выкинула, или, например, заменить шарф, жакет, джемпер на такой же, но другой расцветки. Как-то так. Ну, и ещё по мелочи, некоторые добавки к вечерней порции келимаса.

– Какие именно?

– Не помню, – вяло ответила Валерия. – У меня записано, я скажу вам… потом.

– Что произошло после похорон Ангелины?

– Он обвинил меня в её смерти. Нет, сперва мы нормально разговаривали, он предложил вина… А потом с кем-то поговорил по коммуникатору и как с цепи сорвался. Размахивал руками, кричал, что его подозревают в убийстве, и что я в этом виновата. Попытался меня душить, ну, я схватила первое, что попалось. Пепельницу, да.

– А что вы искали в квартире?

– Снимки Стаси, те самые, которые Антон должен был подкладывать жене. Ну, и порошки, конечно. Не те это препараты, чтобы они просто так валялись в квартире у обычного мещанина.

– И куда всё это делось?

– Снимки сожгла, порошки высыпала в унитаз. Вытерла всё, к чему прикасалась, и ушла.

– Не всё, – заметил Глеб.

– Видимо, да, – со вздохом госпожа Калинец-Лукьянова встала. – Я взгляну, как там развесили картины, и буду в полном вашем распоряжении.

* * *

Лица сыщиков, собравшихся в комнате на третьем этаже здания в Панкратьевском переулке, отчего-то были смурны и невеселы.

Фарид Аббасов вертел в пальцах тот самый агрегат для нахождения потожировых следов и определения их давности. Раньше ему некогда было вернуть амулет маготехникам, теперь не хотелось. Иногда он рассеянно щёлкал кнопкой, и кристаллы в приборе начинали загадочно светиться.

Пётр положил перед собой стопку старых дел, взятых им в архиве, изучал и раскладывал в одной только ему известной последовательности.

Сазонов рассматривал в глянцевом журнале репродукции картин Валерии Калинец-Лукьяновой и вздыхал.

Старший инспектор Никонов только что передал прокурору полностью законченный отчёт по делу, включающий подписанные признания обеих убийц, удостоился похвал вышестоящих офицеров и донёс часть этих похвал до подчинённых. Те вразнобой поблагодарили и продолжили свои унылые занятия.

Глеб сел за свой стол и стал приводить в порядок документы, отбирая ненужное.

– Ну? – взорвался он через полчаса. – В чём дело?

– Давай, в следующий раз мы будем разыскивать какого-нибудь закоренелого гада, – выразил общее мнение Саша. – А тут… Этих тёток жалко куда больше, чем убитых.

– Жалко?

– Да, – хмуро кивнул Фарид.

– А Майеры, значит, негодяи, и убили их правильно?

– Да, – подтвердил Шкуматов.

– И мы, праведные, словно боги, имеем право решать, кому жить, а кому – нет?

– Ты не понимаешь! – взвился было Сазонов.

– А ну тихо! – рявкнул старший инспектор. – Никому нельзя лишать другого жизни. Никому. Что, эта Асель не могла найти другую работу? Такую, где ей бы не пришлось доносить на клиенток? Или не могла этих самых клиенток предупредить, что на них собирают досье? Но нет, она молчала, получала зарплату от шантажистки, а взорвалась, когда её допекли. Или, может быть, госпожа Калинец-Лукьянова не могла уйти от мужа, который ей изменял? Отчего, скажи, пожалуйста, дорогой мой младший инспектор Сазонов, она не заявила – да хотя бы в наш отдел! – о преступлении, совершённом много лет назад Ангелиной Майер, а решила мстить в ковбойском стиле? И ведь какую работу провернула! Сумела договориться с Антоном, убедила его, что с женой разводиться невыгодно, надо, чтобы та сама убежала. Записки посылала, доводя Ангелину до срыва… – Глеб тяжело вздохнул и махнул рукой. – Идите, ребята, отдыхать. Рабочий день окончен. Завтра жду вас в восемь, и, чует моё сердце, получим мы новое дело.